Шестнадцать дней на полюсе

      - Какая же это новинка?-воскликнет читатель.- Знаем: триплекс!
      Нет, не триплекс. Небьющееся стекло папанинского домика - это действительно новинка, советская новинка. Его сделали советские инженеры из пластической массы специально для первых жителей Северного полюса.
      С увлечением рассказывал Папанин о своем силовом хозяйстве. Вот, например, ветровой двигатель, также сделанный специально для зимовки. На, высокой мачте укреплены винт и два хвоста. Один хвост всегда держит винт против ветра, другой автоматически складывает двигатель, если ветер дует чересчур сильно -ведь ненароком полярные ветры могут сломать этот аппарат, имеющий для зимовщиков огромное значение. Любопытно, что советский ветряк весит всего 54 килограмма, а американский такого же типа - 150.
      В палатке-складе лежит трехсильный двигатель для зарядки аккумуляторов - на случай безветреной погоды.
      Сугробов помог смонтировать велосипедную раму с генератором. На ней можно сидеть и работать ногами. Ее можно перевернуть и работать вдвоем руками. Она тоже дает электрический ток.
      - Я думаю, - говорит Папанин, - что с помощью этих приборов мы сумеем проводить все наши научные работы при электрическом свете. Если ветер будет дуть постоянно, ветряк обеспечит нас светом в течение всйй полярной ночи.
      Эти машины были испробованы под Москвой. Они работали прекрасно. Так же отлично действовали и радиостанции Кренкеля.
      - У вас будет холодно в палатке? - спросил я Ивана Дмитриевича.
      Он улыбнулся и сказал:
      - Я знаю только, что температура в палатке будет на двадцать градусов выше наружной. Если на воздухе будет десять градусов мороза, термометр покажет в палатке десять градусов тепла. Если на полюсе будет мороз в сорок градусов, то в палатке будет двадцать градусов холода. Впрочем, мы и не рассчитывали на особенную жару. Мы предполагаем прожить при температуре между нулем и десятью градусами мороза.
      - А как вы еще будете бороться с холодом?
      - Помимо теплой одежды, людей будут согревать оленьи шкуры, разостланные на койках, и теплые, как печка, спальные мешки из волчьего меха. Если же не поможет и эта жаркая звериная шуба, под волчий мех мы наденем еще мешки из гагачьего пуха. Нам придется бороться за каждый градус тепла. Керосиновая печка рассчитана на очень скромный режим питания. Поэтому на лед положены брезент, надутые воздухом подушки, теплые шкуры.
      Небольшую частицу тепла даст черный цвет палатки, который, как известно, притягивает солнечные лучи. Черной мы сделали палатку еще и потому, что ее легче заметить с аэроплана. Да если кто-нибудь из нас уйдет в сторону для научных работ, черную палатку тоже будет легче найти среди льда и снега.
      - А вдруг лопнет лед и под воздушным полом вашего домика протянется грозная трещийа? Как тогда?
      - Тогда мы вчетвером, не разбирая своего жилища, возьмем его за углы и перенесем на другое место. Наш дом, - смеется Папанин, -это самый легкий дом в мире. Он весит всего десять пудов...
      ПОДВИГ
      Я сидел в самолете "СССР-Н-170" возле радиста Стромилрва, который передавал на Диксон мою корреспонденцию в "Известия".
      За перегородкой чаевали механики флагманского корабля - Бассейн, Петенин и Морозов. В гостях у них сидел инженер Владимир Гутовский.
      - Володя, намажь-ка мне масла на хлеб, - раздался голос Флегонта Бассейна.
      - Тебе как, потолще ? -спросил Гутовский.
      Я заглянул в фюзеляж и сразу понял, почему Флегонт просил Гутовского приготовить ему бутерброд: руки его были сплошь забинтованы, и он не мог управиться с ножом.
      Перевязки я увидел и на руках Морозова и Петенина.
      - Что с вами, ребята?
      - Жаль руки пачкать, - ответил шутя Флегонт. - Вот я обмотали бинтами...
      - Верно, ребята, что это с вашими лапами? Но сколько я ни просил, механики не хотели рассказать о своих ранениях.
      Любопытство разобрало меня, и я вышел из самолета, чтобы найти Водопьянова или Спирина и узнать у них, в чем дело.
      Я быстро нашел Ивана Тимофеевича Спирина, и он рассказал мне о том, как поранили руки механики флагманского самолета.
      Оказывается, когда флагман летел к полюсу, примерно на 86 - 87-й параллели, в одном из моторов лопнул шланг, по которому течет вода, циркулирующая в моторе и охлаждающая его.
      Для мотора вода -что для человеческого организма кровь.
      Вытечет вода -и кончится жизнь мотора.
      Механики сразу заметили повреждение, оценили положение вещей и поняли, что порча мотора вызовет очень тяжелые последствия.
      - Надо исправить, - сказал Бассейн. И тройка храбрецов принялась за дело.
      Наспех в металлической гофрированной обшивке самолета прорубается небольшая дыра. Высовывая в нее голые руки-в рукавицах ничего не сделаешь,-механики впитывали в тряпки вытекавшую драгоценную воду и выжимали ее в ведро.
      Казалось бы, что ничего особенного в этом нет.
      Но ведь мороз был 24 градуса. Скорость самолета- 180 километров в час. Голые руки мгновенно обмораживались в ледяной струе воздуха.
      А вода в моторе была горячая -80-85 градусов. Почти кипяток. Она обжигала руки.
      И острые края наспех прорубленной дыры рвали кожу, делали глубокие раны, причиняли нестерпимую боль.
      Обливаясь кровью, обмораживая и ошпаривая руки, двое механиков спасали воду.
      А третий в это время всеми силами, всеми способами старался заплатать поврежденный шланг.
      Полчаса продолжалась эта самоотверженная, героическая работа.
      Через 30 минут механики доложили командованию:
      - Мотор в порядке, можно лететь спокойно...
      - Вот почему, - закончил свой рассказ Спирин,- у них перевязаны руки.
      - А почему они не хотят об этом рассказывать?
      - Скромничают. Ведь то, что они сделали, - это настоящий подвиг, прекрасный поступок героических людей...
      После этого рассказа Спирина я часто в свободное время ходил на флагманский самолет и старался всячески помогать самоотверженным механикам, которые действительно совершили подвиг, пусть скромный, незаметный, но настоящий героический подвиг.
      РАЗГОВОР С МОСКВОЙ
      Самолет "СССР-Н-171" под управлением Василия Сергеевича Молокова поднялся на розыски самолета "СССР-Н-169". Стояла солнечная погода. Облаков было мало. .
      Молоков взял с собой * самых остроглазых, самых дальнозорких участников экспедиции.
      - Смотри в оба, - наказывал им Василий Серге-евич.
      "СССР-Н-171" летел на высоте 1000 метров. Видимость была отличная. Внизу расстилались огромные ледяные поля, разделенные трещинами и разводьями. Молоков обследовал район на протяжении нескольких десятков километров, но самолета нигде не увидел. К югу от обследованной территории густой стеной стоял туман. Должно быть, пелена тумана накрыла самолет, и он сделался невидимым с воздуха.
      Через час Молоков вернулся в лагерь.
      30 мая была установлена связь с самолетом "СССР-Н-169". Шевелев говорил с ним по радиотелефону. Думали, что Молоков вылетит к нему, чтобы помочь, но Аккуратов сообщил, что у них плохая видимость и низко плывут облака. Поэтому отменили полет Молокова.
      Между прочим, мы слышали эхо. Это - редкое явление в Арктике. Причина, вероятно, кроется в том, что на площадке стоят большие металлические самолеты.
      Наш молодой механик Володя Гинкин получил от своей сестренки телеграмму. Она писала ему:
      "Здравствуй, мой дорогой советский Жюль Берн. Я очень рада за тебя. Только большевики могли победить полюс".
      Мы уже привыкли к нашей льдине. Прекрасно себя чувствовали. Хорошо спали, вкусно и сытно ели, ходили друг к другу в гости. И подумать только, что за последние десятилетия на пути к полюсу погибло и замерзло столько людей, а мы живем здесь, совсем как на Большой земле!
      Вечером слушали замечательный концерт из Москвы.
      Впервые на полюсе звучали веселые русские песни, которые исполняла Нежданова, и узбекские мотивы в исполнении замечательной певицы Халимы Насыровой.
      С глубоким волнением выслушали мы приветствия Качалова, Тамары Ханум, Ойстраха, Рейзена. Все они играли и пели для первых советских людей на полюсе.
      Концерт мы слушали в трех залах, то есть в трех самолетах, куда собралось все население Северного полюса.
      31 мая был очень радостный день. Сима Иванов наладил телефонную радиосвязь с Москвой. Это было в 8 часов 30 минут вечера. Произошел следующий разговор:
      Москва. Говорит Московский радиоузел Главсевморпути. Настраивайтесь.
      Полюс. Говорит радиостанция РВ самолета Водопьянова "СССР-Н-170". Настраивайтесь.
      Москва. Полюс, полюс, говорит Москва. Слышимость отличная, но недостаточно ясная.
      Полюс. Алло, алло, говорит Северный полюс. Москва, вы нас слышите неясно, невидимому, из-за шума мотора.
      Мы сейчас вынесем микрофон из кабины самолета на лед и возобновим разговор в 23 часа 15 минут.
      В 23 часа 15 минут разговор возобновился:
      Полюс. Сообщите, как вы нас слышите. Я перехожу на прием. У микрофона собрались все участники экспедиции.
      Москва. Передаем горячий привет всем отважным участникам экспедиции на Северный полюс.
      Не только наша страна, но и все прогрессивное человечество с огромным вниманием следит за вашими замечательными успехами. Вся советская и заграничная печать полна описаниями ваших героических подвигов.
      Полюс. У микрофона Шмидт. От имени всех участников экспедиции благодарю за ваш привет. Безгранично счастлив, что оправдали доверие товарища Сталина, партии и правительства.
      Потом к микрофону подходили Водопьянов, Молоков, Бабушкин, Шевелев. Они разговаривали с Москвой, передавали свои приветствия. Очень интересно и подробно рассказывал о жизни на полюсе Отто Юльевич Шмидт...
      Второй телефонный разговор состоялся в этот же день с самолетом "СССР-Н-169".
      - Мы уже приготовили аэродром длиной в семьсот и шириной в пятьдесят метров,-сообщили нам оттуда.- К сожалению, погода неблагоприятная. Низкая облачность. Видимость - два-четыре километра.
      БУДНИ ЗИМОВКИ
      В ночь на 1 июня шел снег. Когда мы проснулись, все было укутано белой мутной пеленой. Стало теплее. Термометр показывал минус четыре градуса.
      Научные работники зимовки несли вахту круглые сутки.
      Вместе с нашими штурманами они подсчитали, что льдина за последние дни в среднем движется со скоростью 6,5 мили в сутки.
      Я получил радиограмму от сына. Он пишет:
      "Ты, папка, молодец, - забрался на самый полюс. И как быстро ты уехал! Днем собирал вещи, а наутро тебя уже не было. А мы с мамой собирались на дачу целых два дня".
      2 июня началась пурга. Валил мокрый крупный снег. Стало совсем тепло. Температура приближалась к нулю. Как нам сообщили, даже на острове Рудольфа холоднее, чем у нас. Теплый день принес с собой еще большую облачность.
      На льдине вырос целый городок с улицами между палатками. Палаток у нас уже тринадцать: черная папанинская и наши разноцветные - розовые, белые, зеленые. Они глубоко вкопаны в снег и обнесены заборами из снежных кирпичей. Такие заборы отлично предохраняют от ветра и пурги.
      Как и всякий город, поселок "Северный полюс" стал обзаводиться улицами и площадями.
      У нас была, например, "Самолетная улица", названная так в честь чудесных машин, доставивших нас на Северный полюс. Тропинка, протоптанная вдоль жилых палаток, названа "Советской улицей".
      Между самолетами, черной папанинской палаткой и нашими легкими палатками образовалась сравнительно большая площадка. Как-то само собой все стали называть ее "Красной площадью".
      А в центре "Красной площади" стоит жилой "дом" папанинцев... Это наш "Дом правительства".
      Кинооператор Трояновский был в плохом настроении: погода мешала снимать. Впрочем, он за последние дни очень много успел сделать. Его большой съемочный аппарат всегда стоял наготове" под открытым небом в центре лагеря. Сам он носился по льдине с маленьким ручным аппаратом. Трояновский заснял всю историю станции "Северный полюс", начиная с посадки самолета Водопьянова на льдину. Он уже израсходовал весь запас кинопленки и начал просить Папанина-одолжить из его резервов. Папанин дал ему из своих зимовочных запасов еще 780 метров.
      Между прочим, это нас крайне удивило. У Папанина что-нибудь выпросить-дело невероятно трудное: он понимал, что на полюс дополнительных грузов ему никто не привезет. Поэтому он всячески старался не давать, а брать у других.
      Хороший хозяин Митрич - не брезговал ничем. Он ходил по самолетам, внимательно разглядывал все темные закоулки-не лежит ли там какая-нибудь мелкая вещица, которую можно выпросить.
      Он охотно принимал в подарок гайку, винтик, кусочек фанеры, проволочку, обрезок дюралюминия.
      - В хозяйстве все пригодится, - приговаривал во время своих походов Митрич. - А вы, братки, все ненужное оставьте здесь. На Рудольфе этого добра - сколько угодно. Мне же всякий пустяк пригодится...
      Как-то у нас нехватило соли.
      - Пойди, Яша, к Митричу, - попросил я Мошковского, - возьми у него немножко соли. 4 Папанин встретил Мошковского очень любезно:
      - Соли? Пожалуйста!.. А ты, Яша, мне деревянных колышков разыщи.
      - Где же я тебе на полюсе колышков найду?- искренне удивился Мошковский.
      - Ну... не колышков, так металлическую трубку дай. Я видел у вас в самолете, возле примусов лежит...
      - Трубку, пожалуй, можно... Ну, давай соли и приходи за трубкой.
      - Нет, браток, - хитро улыбнувшись, сказал Папанин, - ты пойди трубку приготовь, а соль-то я принесу...
      Папанин безжалостно отбирал у нас все, что мог. Ему, конечно, охотно отдавали все, без чего можно было обойтись.
      Но он в своих требованиях доходил до того, что Спирин сказал:
      - Если бы было потеплей-Папанин нас выпустил бы отсюда в одних трусах...
      Впрочем, на Митрича никто не обижался. Все отлично понимали, что его хлопоты вызваны только одним желанием: как можно лучше обеспечить себя и своих товарищей всем необходимым.
      На днях Ширшов послал в Днепропетровск своим родителям радиограмму:
      "Счастлив. Устраиваем зимовку на здешних льдах. Крепко целую".
      Пришел ответ:
      "Дорогой Петрусь, - писали мать и отец Ширшовы своему сыну,-рады твоему счастью. Пусть ваша льдина будет крепкой, как советская власть., как воля вашей четверки. Внимательно следим за каоюдым твоим шагом. Друзья и знакомые крепко обнимают и целуют. Родной город гордится тобой. Привет твоим товарищам".
      Однажды утром произошел конфуз. Мы проснулись в луже воды. Оказалось, что ночью потеплело и снег под нами растаял. Пришлось вынести и просушить шкуры. Алексеев подкопал под палаткой канавку, чтобы вода стекала.
      Интересное событие: над краем льдины пролетел полярный чистик-водяная птица с черной спинкой и белыми крыльями.
      До сих пор считалось, что выше 84-й параллели птицы не водятся. Кстати, чистик-уже второй представитель пернатого мира, замеченный в нашем лагере. Несколько дней назад мы видели белого полярного воробья-пуночку. Многие слышали ее характерный писк. Тогда мы думали, что завезли эту пичужку на самолете, где она свила себе гнездо во время стоянки самолетов, на острове Рудольфа. Случай с чистиком доказывал, что это не так.
      Известные полярные путешественники, доходившие до высоких широт, никогда не встречали там животных. Они не видели ни белых медведей, ни моржей, ни тюленей, ни птиц. Таким образом, перед научными работниками зимовки стоит интересная задача-впервые осветить вопрос о жизни в районе Северного полюса.
      Папанин торжествует. Он давно уже заявил, что вернется с дрейфующей льдины не иначе, как со шкурой белого медведя.
      Используя свободные минуты, Отто Юльевич вместе со Спириным разрабатывал новую систему учета дрейфа1. Смотришь на этого крепкого, бодрого человека и удивляешься: замечательно сочетались в нем волевой руководитель, страстный путешественник, обаятельный товарищ и вдумчивый исследователь-ученый, применяющий на практике свои огромные знания и опыт.
      1 Ледовый дрейф -движение льда, вызванное морскими течениями и ветрами.
      Жизнь вошла в норму. Каждый точно знает свое место и свою работу. Мы ни в чем не чувствуем недостатка. Только книг, к сожалению, мало. Кренкель мечтает о том, как он будет работать, когда наши самолеты покинут зимовку:
      - Буду работать с любителями. Я оставил на Большой земле очень хороший приемник. Его получит тот радист-любитель, который первый установит со мной связь, когда все улетят...
      Федоров обошел на лыжах всю льдину и отметил, что за последние дни соседние ледовые поля от нас несколько отодвинулись. Образовались разводья, очень похожие на узкие речушки.
      Ширшов немедленно воспользовался наличием чистой воды и начал свои научные работы. Его большая лебедка с тросом длиной в 5000 метров находилась на самолете "СССР-Н-169". Поэтому мы погрузили на нарты его запасный, более короткий, тросик и отправились на край льдины.
      К тоненькому стальному тросику мы прикрепили специальные металлические трубки, которые называются батометрами, и опустили их в воду.
      Батометр - это прибор для получения воды с различных глубин моря с целью изучения температуры и химического состава воды. Батометр опускают в воду открытым. Когда он достигает нужной глубины, вниз по тросику отправляется грузик-почтальон. Грузик ударяет по пружине батометра, он закрывается, и ученый поднимает прибор наверх, получая таким образом воду с нужной ему глубины. Температуры воды определяются с помощью особых термометров, прикрепленных к батометрам.
      На поверхности воды термометры отметили отрицательную температуру. На глубине 300 метров неожиданно был обнаружен теплый слой воды. Очевидно, здесь проходит теплое течение, идущее из Атлантического океана. Если это подтвердится дальнейшими исследованиями Ширшова, наука обогатится очень интересным и важным открытием.
      Очень красиво выглядит край льдины. Через прозрачную воду видна ее нижняя часть. Она покрыта кристаллами правильной формы.
      Около самой льдины плавает множество мелких животных. Нам удалось поймать белого рачка-бокоплава. Его называют так потому, что он плавает, лежа на боку и смешно загребая всеми лапами.
      Между прочим, оказалось очень трудным поднимать батометры из воды вручную. Мы устали и ушли в поселок. На смену нам пришел Мошковский. Он взял с Ширшовым еще несколько проб воды. Папанин угостил его за это прекрасным обедом и даже положил ему в борщ настоящую сметану, которую привез с собой в запаянной банке. Сметана ничуть не испортилась и имела такой же вкус, какой она имеет на Большой земле.
      Трояновский постепенно снова начал мрачнеть: добавочная пленка, которую он выпросил у Папанина, подходила к концу.
      А какая может быть жизнь у кинооператора, когда есть так много интересного на зимовке, а снимать-то не на что?
      Мы часто разговаривали по радиотелефону с Мазуруком. Его аэродром почти готов, и, как только исправится погода, он сможет прилететь к нам.
      МАЗУРУК ПРИЛЕТЕЛ
      В полночь 5 июня Мазурук сообщил, что погода у него улучшилась и через несколько минут он вылетает. Всю ночь мы не спали и готовились к встрече друзей.
      На льдине большое оживление. Люди бегают на лыжах, расставляют флажки. Посадочный знак в форме буквы Т выложен из спальных мешков. Ропаки и торосы окрашены в красный цвет, -для того чтобы летчик мог их видеть и не наскочить на них.
      Как только Аккуратов сообщил о вылете, Спирин разбил горизонт на участки и поручил определенным товарищам следить за своими участками.
      В ход были пущены все бинокли. Наблюдатели влезли на крылья самолетов, в штурманские рубки.
      Через 25 минут Трояновский закричал:
      - Вижу, вижу!
      Мы все посмотрели в сторону, куда показывал Трояновский, и действительно заметили крохотную черную точку. Прошло еще полчаса, и "СССР-Н-169" опустился на льдину. Наконец-то все корабли воздушной экспедиции собрались на станции "Северный полюс".
      Но радоваться было некогда. Мы крепко обняли и расцеловали товарищей, умыли, накормили их и немедленно занялись делами.
      В палатке Шмидта был выработан план возвращения на остров Рудольфа. Так как после непредвиденных посадок и перелетов Алексеева, Мазурука и полета Молокова сильно сократились запасы бензина, то оказалось, что с нашим горючим все самолеты до острова Рудольфа не долетят. Кто-то предложил:
      - А что, если один самолет оставить здесь? На три машины бензина хватит...
      Это предложение встретило резкий отпор всего собрания.
      - Страна доверила нам четыре самолета, и мы должны вернуть ей четыре самолета,-говорил Алексеев.-Самолет бросить не трудно. Мы знаем случаи, когда иностранцы-путешественники бросали самолеты. Но большевикам это не к лицу. Позвольте мне лететь по направлению к острову Рудольфа, пока хватит бензина. В районе 84-85-й параллелей есть посадочные площадки. Я сяду там и подожду, пока вы пришлете мне бензин с острова Рудольфа.
      - Я согласен с Анатолием Дмитриевичем, - сказал Шмидт. - Мы должны закончить экспедицию так же, как начали: без потерь. Нам незачем торопиться. Мы прилетели сюда не для того, чтобы ставить рекорды быстроты, а чтобы хорошо, по-большевистски, сделать большое и важное дело...
      В итоге совещания было решено, что Алексеев полетит, пока хватит бензина, затем сядет на льдину, куда Головин доставит ему бензин. Экипаж самолета был несколько изменен. В его состав вошли: Шевелев, Алексеев, Мошковский, Жуков, Стромилов, Сугробов, Гинкин и Шмандин.
      После совещания мы усадили Аккуратова у нас в палатке и с большим вниманием выслушали его рассказ о десятидневной жизни на льдине.
      - Пролетев над полюсом,-начал Аккуратов,- мы прошли вперед еще десять минут и затем повернули к лагерю. Однако лагеря мы не обнаружили. Получили распоряжение сесть, связаться с лагерем, а потом перелететь к товарищам.
      Внимательно осмотрели одну из льдин и пошли на посадку. Внизу мелькали ропаки. Достаточно одному из них попасть под лыжу-и самолет был бы разбит. Но летчики мастерски вели машину. Она благополучно села и остановилась рядом с двухметровым торосом. Выскочили на лед, крепко обняли друг друга, водрузили красное знамя на вершине тороса. Незабываемая картина! Ветер треплет полотнище флага. Шесть человек с обнаженными головами окружают его и громко провозглашают "ура" великому Сталину.
      Сделав астрономические определения, мы установили, что перелетели через Северный полюс и сели в 25 милях за ним.
      Летчики и механики разбили две розовые шелковые палатки.
      Я отправил радиограмму, в которой указал наше местопребывание. Ответа не было. Радиограмму я повторил много раз, зная, что о нас беспокоятся. На длинных волнах нас не слышали. Перешел на короткие. Тогда нас услышали мыс Челюскина, остров Диксон, а затем и остров Рудольфа.
      Осмотрели льдину. Она была овальная - километр в длину и семьсот метров в ширину. Множество торосов покрывало ее поверхность. Каждый из торосов был во много раз больше нашего Самолета. Определили толщину льдины.
      Оказалось четыре метра льда и девяносто сантиметров снега.
      - Значит, ваша льдина толще нашей. Наша имеет всего три метра...
      - Да, наша потолще. Но ваша - гораздо лучше. Нам, к сожалению, такие льдины не попадались... Поэтому пришлось сесть на весьма неудобную.
      Единственным ровным местом на ней был участок длиной в двести пятьдесят метров, на который сел наш самолет. О взлете с такого поля нельзя было и думать. Предстояла огромная работа по расчистке дорожки. Мы взглянули друг на друга, как бы проверяя, свои силы. Нашему экипажу предстояло разрубить и отбросить в стороны тысячи пудов льда, работая лишь лопатой, киркой, топором и альпенштоком1. Решили приступить к постройке аэродрома с завтрашнего дня. Пока же укрепили самолет, организовали кухню, устроили радиомачты и зарядили аккумулятор. Повар, наш полярный летчик Козлов, возился около двух примусов, готовя первый обед.
      Надо сказать, между прочим, что обед был замечательный!
      Устроившись спать, тревожно прислушивались к завыванию ветра и к легкому потрескиванию льда. Но под утро мы привыкли к этим шумам и заснули крепким сном.
      Встали мы в семь часов, свежие, бодрые.
      Мои вычисления показывали, что льдину относит по направлению к Гренландии со скоростью шести миль в сутки.
      Погода портилась.
      Приступили к обработке аэродрома. Лопатой, топором, киркой разбивали торосы и ропаки. Куски крепкого, как камень, льда грузили на нарты и отвозили в стороны. Особенно памятен один торос. Мы его рубили двое суток. Ныла спина, болели пальцы, хрустели суставы, но все-таки мы его уничтожили.
      На третий день пребывания на льдине отпраздновали день рождения Матвея Козлова. Ему исполнилось тридцать пять лет. По этому поводу были произнесены очень трогательные и теплые речи.
      5 июня наступила хорошая погода, и, закончив расчистку аэродрома, мы прилетели к вам.
      Извините, что так долго задержались, но это не наша вина...
      1 Альпеншток - палка с острым наконечником, которой пользуются альпинисты при подъеме на гору.
      Мы рассмеялись в ответ на последние слова Аккуратова. Разве могли мы винить товарищей за их десятидневную невеселую жизнь на плохой льдине?..
      День прошел хлопотно. Радисты беспрерывно принимали метеосводки. Папанинцы заканчивали последние работы, проверяли грузы. Каждый пакет, каждая банка, каждый ящик получили строго определенное место на территории лагеря. И чего тут только не было! И резиновые надувные лодки, и ружья, и кастрюли, и мануфактура - от грубой парусины до тончайшего шелка, шахматы, одежда, бритвы, научные приборы, резиновые мешки с керосином и бензином, двигатели и многое, многое другое.
      ПРОЩАНИЕ С ПОЛЮСОМ
      В два часа ночи 6 июня на нашей "Красной площади" начался торжественный митинг. 34 участника экспедиции окружили своего руководителя. Он произнес речь', стоя на нартах. Шмидт говорил порывисто, заметно волнуясь. Его слова разносились далеко по ледовым пространствам. Шмидт говорил:
      - Открываю митинг, посвященный окончанию работ по созданию научной станции на дрейфующей льдине Северного полюса. Мы все глубоко переживали эти месяцы, когда выполняли большое и трудное дело, доверенное нам страной. Мы счастливы, что осуществили задание товарища Сталина, что мы добыли новую славу нашей родине, что еще ярче засверкала звезда СССР во всем мире...
      Голос Шмидта становился все громче и громче. Кругом тишина, и кажется, будто вся Арктика слушает речь ледового комиссара:
      - Сегодня мы прощаемся с полюсом, прощаемся тепло, ибо полюс оказался для нас не страшным, а гостеприимным, родным, словно он веками ждал, чтобы стать советским, словно он нашел своих настоящих хозяев.
      Мы улетаем. Четверо наших лучших товарищей, наших лучших друзей остаются на полюсе. Мы уверены, что они высоко будут держать знамя, которое мы сейчас им вручаем. Мы уверены, что их работа в истории мировой науки никогда не забудется, а в истории нашей страны будет новой страницей большевистских побед.
      Поздравляю остающихся с великой задачей, возложенной на них родиной!..
      Шмидту отвечал начальник первой в мире зимовки на дрейфующей льдине в районе Северного полюса -Папанин.
      - От имени четырех остающихся здесь сынов социалистической родины я прошу Отто Юльевича передать товарищу Сталину, что мы с честью выполним задание и оправдаем огромное доверие, оказанное нам.
      Мы никогда не посрамим достоинства граждан Советского Союза. Будьте спокойны за нас, дорогие друзья. Трудности нас не страшат. Вы улетаете, но мы не остаемся одинокими. Мы чувствуем поддержку всей нашей страны, всего советского народа.
      До свиданья, друзья!
      Спасибо вам за все!..
      Когда Папанин закончил свою речь, Шмидт скомандовал:
      - Поднимайте флаги!
      Кренкель потянул шнуры.
      По алюминиевым мачтам поползли вверх два знамени-государственный флаг СССР и флаг с портретом товарища Сталина. Два ярких стяга отпечатались на белых облаках, заиграли на солнце, заполыхали на ветру, и сразу ожил лагерь, сразу забылось, что, под нами не земля, а застывшая ледяная глыба.
      Шмидт зачитал рапорт товарищ}7 Сталину. Мы сняли шапки и пропели "Интернационал".
      Ружейный салют.
      - Ура товарищу Сталину! - воскликнул Шмидт.
      - Ура товарищу Сталину!-ответили окружающие и повторили это восклицание несколько раз.
      Так состоялось официальное открытие станции "Северный полюс".
      В 3 часа утра участники экспедиции собрались на аэродроме. В 3 часа 25 минут все были готовы к отлету. Мы горячо обняли четырех отважных зимовщиков. Раздалась команда:
      - По самолетам!
      В это время ко мне подошел Папанин.
      - Сфотографируй меня и Петю Ширшова. Петя смолоду седой. Я поседел в годы гражданской войны. Вот ты и сними нас, чтобы потом не сказали, что мы поседели на полюсе...
      Я снял Папанина и Ширшова и обещал написать в газету о том, что он и Петя действительно седые. Потом мы еще раз крепко расцеловались и расстались.
      В этот раз я летел на флагманском корабле "СССР-Н-170", которым управляли Водопьянов и Бабушкин. Взлетая, мы видели, как одна за другой поднялись остальные машины экспедиции. Взлет занял семь минут.
      Внизу мы видели маленькие строения первого полюсного поселка, алые флаги советской экспедиции, развевавшиеся на ветру.
      В разных концах ледового поля стояли нагруженные нарты. Это были запасные склады продовольствия и оборудования. Ритмично кружился винт ветряка.
      Четыре маленькие человеческие фигурки стояли на опустевшем аэродроме, провожая удалявшиеся самолеты.
      Погода была не особенно хорошая. Сначала мы шли на высоте 1200 метров, над облаками, затем выше. Изредка в нижнем слое облаков обнаруживались разрывы, и мы успевали рассмотреть большие льдины.
      Когда мы достигли 85° северной широты, Шевелев, находившийся на борту самолета Алексеева, вызвал по радиотелефону Шмидта. Разговор шел о том, чтобы совершить посадку на льдину, как это было условлено еще до отлета, когда выяснилось, что бензина на четыре машины нехватит. Начальник экспедиции подтвердил первоначальный план. Алексеев начал снижаться и скоро провалился в облака, как в молочную кашу.