- Пожалуй, это возможно. - Негр усмехнулся. - Они все лентяи. Ездить не хотят, а я это люблю. В Кении я иногда проезжал по пятьсот километров в день. Я могу сказать, что хочу поохотиться, в саванне много зверей.
      - Оружие у вас есть?
      - Карабин "Мерлин-444", - гордо сказал Малко. - Я возьму его с собой. Тот журналист, что едет в Браву, он что, ваш друг?
      - Не совсем так, - ответил Малко, - но думаю, что возьмет меня с собой. Он не знает, зачем я еду в Браву.
      Старый сомалиец снова в тревоге наморщил лоб.
      - В Браве я вам помочь не смогу, - объяснил он. - Вы ничего не сможете сделать.
      - Может, и так, - уклончиво ответил Малко.
      Его план наконец начал оформляться, еще сырой, но нельзя сказать, что неосуществимый.
      Вряд ли эта поездка будет увеселительной прогулкой, лишь бы Хельмут Ламбрехт хвастался не зря.
      Малко огляделся. Негритянская семья направлялась к гроту, да и Фуския могла вернуться.
      - Абди, - подытожил он, - до завтра мы не увидимся. Это было бы слишком опасно. Знайте, что журналиста зовут Хельмут Ламбрехт. Он приглашен сомалийским правительством.
      - О'кей! - воскликнул Абди. - Я постараюсь сделать все как можно лучше. Если смогу, добьюсь, чтобы водителем назначили меня.
      Он исчез в гроте, а Малко быстро пошел по пляжу в сторону города. Ирвинг Ньютон и Фуския ждут его.
      Хельмут Ламбрехт приветливо помахал рукой, заметив Малко, когда тот выходил из лифта. Журналист сидел за столом в холле "Джаббы" в компании Мусы и еще двух сомалийцев, таких же бандитов, как и он; Малко присоединился к ним. Ламбрехт был именно тот человек, которого он сейчас хотел видеть.
      - Ну, - спросил немец, - что нового?
      - Вы это знаете, - сказал Малко. - Террористы из ФОПС убили жену посла и подбросили труп к посольству. Они грозятся ликвидировать еще одного заложника через три дня. Мы запросили в Вашингтоне новых инструкций, а все это время сомалийская милиция сидит сложа руки, закончил он с горечью.
      Наступило напряженное молчание. Его прервал "товарищ" Муса, который нравоучительно заявил:
      - Американское правительство должно сделать все, что в его силах, чтобы спасти заложников.
      Хельмут Ламбрехт, чувствуя, что напряжение растет, попытался разрядить обстановку. Он позвал официанта и молча указал пальцем на бутылку "Гастон де Лагранж". Потом обратился к Малко:
      - Эта история не может иметь продолжения в Могадишо. Действовать надо Вашингтону. А вам совсем не мешает на пару дней отвлечься. Раз люди из ФОПС отказываются вступать в переговоры, вам здесь делать нечего.
      "Товарищ" Муса бросил беспокойный взгляд на журналиста.
      - Вы хотите взять с собой товарища Линге в Браву?
      - Да, - ответил Ламбрехт. - Ему покажут настоящее Сомали.
      - Но нужно разрешение министерства информации, - мягко возразил сомалиец.
      Ламбрехт смеясь хлопнул его по колену.
      - Он не сможет во время поездки заниматься шпионской деятельностью. И потом, вы поедете с ним...
      - Лучше все-таки спросить, - продолжал настаивать Муса, многозначительно глядя на собеседника.
      - Я сегодня вечером ужинаю с Коффишем, - оборвал его немец. - И поговорю с ним об этом.
      "Товарищ" Муса осторожно замолчал. Малко поспешил сказать, чтобы успокоить его:
      - О, я не думаю, что смогу поехать. Я тоже должен попросить разрешения у своих властей.
      Все облегченно засмеялись. Обстановка разрядилась. Муса наклонился к Малко и, сально улыбаясь, спросил негромко:
      - Ну что, вам понравились сомалийские женщины, а?
      Малко сдержанно улыбнулся. Он обнаружил Мусу на пляже, возвращаясь из грота. Стукач из СНБ ни на шаг не отставал от него.
      Фуския прождала его в холле "Джаббы" полчаса в легком платье, едва прикрывавшем ноги. Зрелище, которое наверняка поколебало веру в социалистические идеалы трех северокорейцев, грустных, как потухшие свечи.
      Спина у Малко была исполосована ногтями. Определенно, у Фускии тропический темперамент. Как только они закрыли за собой дверь, она так рванула платье на груди, что пуговицы дождем посыпались на пол, и дальше вела себя в том же духе. Малко, успевший стать у Фускии завсегдатаем, сегодняшний вечер решил пропустить: наступающий день обещает быть длинным и трудным.
      Присутствие "товарища" Мусы тем более не облегчит дела. К тому же попасть в Браву - это только начало.
      Малко поднялся. Ирвинг Ньютон ждал его в посольстве.
      - Может быть, до завтра, - сказал он.
      - Отъезд в полседьмого, - уточнил немец. - Встречаемся здесь, в холле.
      - Ну что? - тревожно встретил его первый секретарь.
      - Все в порядке, - ответил Малко, падая в кресло напротив кондиционера. - За исключением нескольких деталей.
      - Terrific! [потрясно (англ.)] - пробормотал американец.
      Лицо Малко выражало сомнение. Его команда - это банда мокриц. Пенсионер с глазами кролика, "тропическая ласточка", горячая, как кошка на раскаленной крыше; политический противник, действующий по чужой подсказке, и, возможно, женщина, с которой он в своей жизни провел всего два часа.
      Против него - скорее всего, КГБ, наверно СНБ и все сомалийское население.
      - Сколько наличных денег в сейфе посольства? - спросил он.
      - Э-э-э... Примерно восемь тысяч долларов, - подсчитал американец.
      - Отлично, - сказал Малко. - Вы смотаетесь на золотой рынок и купите все, что сможете. По двадцать пять шиллингов за грамм - этого добра будет немало. Вы подумали о радиомаяке?
      - Его только что привезли из Найроби. Замаскирован под транзистор.
      - Очень хорошо. Встретимся здесь через два часа. Подведем итог.
      Малко холодно улыбнулся.
      - Если все пойдет по моему плану, мы увидимся не скоро. Вы связались с теми, кого я вам назвал?
      - Со всеми, - подтвердил Ирвинг. - Они stand-by [наготове (англ.)]. Дэвид Уайз желает вам удачи. Это не лишнее.
      Малко тихонько выскользнул из постели. Фуския раскрылась во сне и, свернувшись калачиком, предоставляла возможность любоваться ее пышным задом. Он коснулся ее, и тут же бедра мулатки вздрогнули, как живые. Фуския слегка постанывала во сне. Наверное, ей снилось то, чем она так увлеченно занималась ночью.
      Он быстро оделся и вышел, прихватив с собой ключ. Было шесть утра. Его биологические часы сработали безотказно. Хотя он на всякий случай попросил администратора разбудить его. С бьющимся сердцем Малко вошел в лифт. В холле "Джаббы" не было никого, кроме Хельмута Ламбрехта. Увидев Малко, он издал радостное восклицание.
      - Так вы едете?!
      - Мне очень хочется, - с сожалением проговорил Малко. - Хотя это и неразумно.
      - Ну-ну, пошли, - стал настаивать журналист. - "Лендровер" уже ждет.
      Малко направился к выходу и увидел "лендровер" с зажженным стоп-сигналом. Он обошел машину вокруг и тут же узнал морщинистое лицо Абди. Он бы его расцеловал!
      Первая часть операции удалась.
      Сомалиец едва заметно улыбнулся. Была еще почти ночь. Малко вернулся в холл.
      Хельмут Ламбрехт пристально глянул на него:
      - Так что?
      Малко покачал головой.
      - Я бы поехал, но есть маленькая проблема. Вы знаете, та молодая женщина, с которой вы меня видели, она у меня в номере и мне не хотелось бы ее оставлять одну.
      - Нет проблем! - с улыбкой сказал журналист по-немецки. - Пусть едет с нами. Идите будите ее. Она может спуститься, как есть, - добавил он, грубо расхохотавшись.
      Малко был уже в лифте. Как только он начал тормошить Фускию, она обвила его руками, и ему с большим трудом удалось вырваться из объятий этого душистого спрута. Наконец она открыла глаза.
      - Проснись, - повелительно сказал Малко. - Мы уезжаем.
      Она резко поднялась.
      - Куда? Еще ночь!
      Это был щекотливый момент. Не забывая о микрофонах, Малко объявил самым естественным тоном:
      - Мой немецкий друг берет нас с собой на два дня в Браву! Это приятная прогулка. Я не хочу с тобой расставаться.
      Он увидел ее расширившиеся от удивления и страха глаза. Не дав женщине открыть рта, он сплел пальцы вокруг ее шеи и приник губами к уху: "Если ты возразишь хоть слово, убью. Скажи только, что ты довольна..."
      Он мягко ослабил давление. Фуския посерела. Она пролепетала сдавленным голосом:
      - Но как же мой ресторан? У меня нет разрешения на выезд. Брава - это далеко...
      - Мы вернемся быстро, - заверил Малко. - Пошли.
      Он вытащил мулатку из постели. Она одевалась как во сне. К счастью, у нее было хлопчатобумажное платье, удобное для дороги. Малко положил на дно чемодана три килограмма золота, доставленного Ирвингом Ньютоном, и взял в руку "транзистор". В лифте Фуския дала волю своему отчаянию.
      - Ты с ума сошел! Они узнают, что ты едешь в Браву, и заподозрят, зачем. Я не хочу ехать!
      - Если ты не поедешь, я скажу, что это ты мне сообщила про Браву, пригрозил Малко.
      Она умолкла. Ему было стыдно, но...
      Лифт приехал на первый этаж. "Товарищ" Муса уже явился. Он что-то обсуждал с Ламбрехтом. Увидев Малко, он внезапно замолчал. Малко так надеялся, что стукач не проснется... Фуския хлопала глазами, как сова при дневном свете. Хельмут Ламбрехт кинулся к ней, чтобы поцеловать руку. Муса бросил на мулатку мрачный взгляд, и она отвернулась.
      Сомалиец подошел к Малко и неуверенно сказал:
      - Не знаю, можете ли вы ехать. У вас нет пропуска. Надо бы сходить за ним в бюро информации.
      Хельмут Ламбрехт внезапно разозлился.
      - Муса, ты что, издеваешься? Ты же знаешь, что до восьми у них закрыто и что уйдет три дня, чтобы получить эту дурацкую бумагу. Ты член партии, а у меня есть разрешение. Раз тебя назначили гидом к товарищу Линге, поехали с нами! Итак, в машину.
      Не похоже, чтобы Муса был рад... Малко спрашивал себя, что тот сможет сделать, чтобы помешать им уехать. Присутствие стукача создает дополнительные трудности, но вряд ли удастся задушить Мусу в холле "Джаббы". Однако он все хорошо рассчитал. В этот ранний час государственные учреждения были закрыты, а Муса не чувствовал в себе достаточно веса, чтобы запретить поездку Малко. С непроницаемым лицом он сел на заднее сидение "лендровера". Малко занял место на втором сидении рядом с Фускией, которая немедленно улеглась ему на колени. Хельмут Ламбрехт сел впереди, рядом с шофером, и закурил "Ротманс".
      Малко заметил позади пассажирских сидений нечто, очень похожее на винтовку, и сердце его приятно сжалось. Абди ловко все устроил. Они быстро промчались через город и поехали по пустынной дороге. Заря едва занималась. Впереди не было видно никаких заграждений. Малко внезапно подумал: а может, все опасности не так уж серьезны... Абди нажал на газ, скорость поднялась до ста километров. Фуския спала, прижавшись к Малко. На своих ляжках он чувствовал ее теплое дыхание.
      Свернувшись калачиком на заднем сидении, Муса тоже спал или делал вид, что спит. Малко попробовал задремать. Дни предстоят длинные и трудные...
      У него не было ни малейшего представления о том, как он сможет разыскать заложников, а затем, если удастся, освободить их. Вдруг Абди обернулся и весело сказал:
      - Надо ловить момент, чтобы поспать сейчас, джаале, потому что через шестьдесят километров начнется очень плохой проселок и он не даст вам отдохнуть.
      12
      Абди соврал. Проселок не был плохой. Он был кошмарный! "Лендровер" болтало, как лодку в бушующем море.
      Шофер-сомалиец, упираясь в дверцу, прикрыв кроличьи глаза черными очками, вел машину, резко двигая плечами, как боксер, который бьет невидимого противника. Перекладывая с одной щеки под другую травку, которую он беспрерывно жевал...
      Малко подавил недовольство, когда Фуския всей тяжестью навалилась ему на ребра. Задыхаясь, он попытался освободиться, но еще более сильный толчок бросил мулатку на дверцу, и она сильно ударилась. Сзади было еще хуже: "товарищ" Муса болтался взад и вперед по сидению, как поплавок, отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь. Только шофер и Хельмут Ламбрехт, крепко сидевшие впереди, не очень страдали.
      Глубокие лощинки с ухабами чередовались с крутыми виражами и огромными ямами, через которые Абди старался ехать особенно аккуратно. Был уже день, дорога извивалась по пустынной саванне, усеянной большими колючками. Время от времени навстречу попадался пастух, сидящий под баобабом, - вот и все.
      Воспользовавшись тем, что машина пошла медленно, Малко наклонился к Абди:
      - Нам долго еще?
      Сомалиец обернулся, широко улыбаясь.
      - Полтора часа. Но мы остановимся раньше и выпьем кофе.
      Это было бы не лишним. Малко попытался сосредоточиться на мысли об остановке. Уже много времени они ехали в глухом молчании. Если не считать ворчания от самых сильных толчков. Малко удивлялся, как тщедушный шофер все это выдерживает. Наконец болтанка закончилась. "Лендровер" выехал на асфальт. Это было так прекрасно, что показалось Малко сном. После бешеного проселка хотелось выйти и поцеловать асфальт. Он закрыл глаза, а когда открыл их снова, то заметил в саванне несколько хижин. Абди тормозил.
      - Приехали, - объявил он.
      Малко вышел из "лендровера", как будто спрыгнул с корабля после бури. Нечто вроде навеса-забегаловки из рифленого железа с земляным полом стояло посреди проселка. Люди еще спали на открытом воздухе, расположившись вдоль стен. Пассажиры "лендровера" выползали из машины по одному - разбитые, опухшие ото сна, пошатывающиеся. Только шофер был в форме. Какая-то фигура возникла из-под прилавка, чтобы предложить им кофе... Довольно долго все молчали. Малко проглотил одну за другой три чашки обжигающего горького питья. Абди фыркнул.
      - Поехали дальше, - объявил он.
      Муса выглядел отвратительно. Он зевнул и сказал:
      - Подожди немного, я хотел бы зайти поздороваться с одной подружкой. Задержу тебя только на пять минут, джаале.
      Абди пожал плечами.
      - Как хочешь. Подождем тебя здесь... Поторопись.
      "Бармен" снова улегся под стойкой. Фуския обменялась с Малко беспокойным взглядом; он попытался успокоить ее улыбкой...
      Хельмут Ламбрехт встряхнулся и объявил:
      - Пойду посмотрю, есть ли тут подходящие объекты для фотосъемки.
      Как только он ушел, Фуския набросилась на Малко.
      - Муса нас заложит! - сказала она. - Он пошел сообщить своим vestiti verde. Нас арестуют.
      Малко попробовал успокоить ее, растормошить:
      - Да нет, это не страшно! Он только поздоровается с девицей. Он ни о чем не догадывается.
      Фуския покачала головой.
      - Я уверена, что Муса что-то подозревает. Он на меня взглянул сейчас так странно... Наверное, догадался, чем ты собираешься заняться в Браве...
      Малко уже открыл рот, чтобы ответить, когда услышал за спиной суровый голос:
      - Чем же вы хотите заняться в Браве?
      Хельмут Ламбрехт стоял на пороге с непроницаемым лицом.
      Лицо Фускии исказилось, она открыла рот, потом закрыла. Малко попытался сохранить спокойствие.
      - Знакомиться со страной, - сказал он, стараясь придать своему голосу веселость.
      Восточный немец покачал головой. Он уже не выглядел дружелюбным.
      - Мне не нравится то, что я услышал, - сказал он. - Я считал вас приятелем, но, если вы затеваете что-то против сомалийцев, я вашим сообщником не буду. - Он повернулся к Абди, который слушал, не говоря ни слова. - Открой тачку, я достану фотоаппараты, а потом мы отправимся в Браву, чтобы разобраться в этой истории. Но сначала заберем того козла.
      Журналист вышел, шофер последовал за ним.
      Фуския тут же разрыдалась.
      - Мне ни в коем случае не надо было ехать! - простонала она. - Они посадят нас.
      Послышался шум мотора. Это тронулся с места "лендровер".
      Малко отчаянно искал выход. К счастью, Фуския не знает о роли шофера. По крайней мере, если дело обернется плохо, Абди останется в стороне. Но его, Малко, миссия грозит на этом закончиться. Из-за глупой неосторожности.
      Абди медленно переключился на первую скорость, размышляя, что делать. Восточный немец был взбешен и подозрителен. Не может быть и речи о том, чтобы его вразумить. Но если не помешать ему, человека со светлыми глазами в Браве арестуют.
      - Быстрее, - сухо приказал немец. Шофер нажал на газ. Край деревни был в сотне метров от них, за поворотом. Абди принял решение внезапно, почти не раздумывая. Вместо того, чтобы повернуть, он поехал прямо.
      Немец вздрогнул:
      - Что ты делаешь, джаале?
      - О, простите, я ошибся, - сказал Абди, резко тормозя. - Я немного устал.
      Он сунул руку в карман, потом вытащил ее и протянул вперед, будто хотел переключить скорость. Блеснула сталь, но журналист слишком поздно заметил это. Лезвие опасной бритвы перерезало ему одновременно обе сонные артерии и убило практически мгновенно... Издав жуткое бульканье, как водопроводный кран, он попытался еще сделать движение, чтобы выйти из машины, но не смог, его задушила кровь, ручьем стекавшая на рубашку. Абди еще раз с отвращением чиркнул бритвой по шее, окончательно перерезав артерии. В конце концов, это не труднее, чем прикончить газель. Немец натужно захрипел и застыл, осев на дверцу, истекая кровью, как цыпленок.
      Абди спрыгнул на землю. Он обошел машину, вытащил из нее еще теплое тело, быстро оттащил его за большой баобаб, стоящий на обочине, и спрятал между огромными корнями. Мимо проезжал какой-то велосипедист, и Абди сделал вид, что мочится. Велосипедист проехал, ничего не заподозрив. Абди тут же сел в "лендровер" и дал задний ход. Сладковатый запах крови, которой пропиталось полотно на сиденье, вызывал тошноту, но выбора у него не было.
      Через две минуты автомобиль остановился перед буфетом. Муса еще не возвращался. Абди коротко просигналил, чтобы дать знак Малко и Фускии, которых он заметил внутри.
      Малко не подозревал ни о чем, пока не открыл дверцу. Затем ему бросилось в глаза огромное пятно крови, он в ужасе застыл, обменявшись взглядом с Абди.
      Шофер сказал с пугающим спокойствием:
      - Я не мог поступить иначе, он бы выдал вас...
      Малко все смотрел на испачканное кровью полотно. В голове не было ни одной мысли. Свершилось непоправимое. Назад теперь пути нет. Если они попадутся сомалийцам, то их ждет уже не высылка, а виселица.
      С другой стороны, он не мог осуждать Абди. Жизнь пятерых заложников была поставлена на карту. Террористы из ФОПС без колебаний убьют их, как жену посла.
      Сдавленный крик заставил Малко вздрогнуть. Выглядывая из-за его плеча, Фуския смотрела на переднее сидение "лендровера" расширившимися от страха глазами... Он тотчас же втолкнул ее в машину и сел рядом.
      - Молчи, - прикрикнул он. - Главное - не кричи.
      - Джаале Муса сейчас вернется, - напомнил шофер. - Нельзя оставлять его здесь.
      Если они уедут из деревни до возвращения стукача, им не останется ничего другого, кроме как попытаться перейти кенийскую границу... Малко как раз взвешивал все "за" и "против", когда из глухого закоулка возникла фигура Мусы, направлявшегося к "лендроверу". Смойся они у него из-под носа, он немедленно поднимет на ноги всю полицию. Жребий был брошен.
      Фуския, зажав руки между коленями, остановившимся взглядом смотрела на приближающегося Мусу, как будто это был сам дьявол. Абди автоматически сунул руку в карман своей полотняной куртки.
      - Я сам все сделаю, - остановил его Малко.
      "Товарищ" Муса шел, едва волоча ноги, с разъяренным видом. Девица, которую он хотел повидать, уехала в Браву. Малко вышел из машины, чтобы открыть заднюю дверцу. Но Муса открыл переднюю и замер перед огромным пятном крови. Его глаза навыкате, казалось, готовы были выскочить из орбит. Крикнуть он не успел. Малко зашел с другой стороны с карабином в руке и уперся дулом в поясницу сомалийца:
      - Садись, быстро, - приказал он. И подкрепил свой приказ сильным пинком под зад. Сомалиец нырнул в "лендровер" головой вперед. И буквально упал на бритву Абди. Левой рукой шофер схватил его за волосы, а правой перерезал горло от уха до уха. Кровь брызнула двумя фонтанами, заливая коробку скоростей, пол, сидение и брюки Абди.
      Муса отчаянно задергался, как кабан в агонии, хрипло и пронзительно хрюкнул, попробовал выпрямиться и застыл.
      Малко захлопнул дверцу, едва сдерживая тошноту. Затем он сел рядом с оцепеневшей от страха Фускией на второе сидение. Абди тут же нажал на акселератор.
      Пять минут спустя они уже покидали деревню. Абди поехал по узкому проселку и, остановившись перед великолепным баобабом, обернулся к Малко:
      - Второй там, - сказал он. - Надо его забрать.
      Малко уже вышел из машины. Кровь вытекла на землю, и мухи облепили ужасную рану Хельмута Ламбрехта. У Малко сжалось сердце от жалости к журналисту. Желая оказать услугу, он нашел этот ужасный конец... Преодолевая отвращение, Малко принялся тащить тело в "лендровер". Голова почти отделилась от плеч. Он открыл заднюю дверцу. Тем временем Абди уже перетащил назад тело Мусы. Вдвоем они запихнули второй труп. Обливаясь потом. Солнце уже начало сильно припекать...
      Абди развернулся, и пять минут спустя они уже мчались по проселку, ведущему в Браву. Им встретился грузовик, который обдал их красной пылью. Только тогда Фуския вновь обрела дар речи.
      - Что будем делать? - спросила она глухим голосом.
      При двух трупах и машине, залитой кровью, это был неплохой вопрос, на который Малко в данный момент был не готов ответить... Как ни в чем не бывало Абди прочно сидел за рулем. Машина пожирала километр за километром с чудовищной скоростью. Шофер повернулся к Малко:
      - Мы остановимся через двадцать километров. Там есть вода, чтобы помыть машину. И избавимся от этих...
      - Вот здесь, приехали!
      Малко выскочил из машины. У него шумело в ушах. Внизу по каменному руслу протекал ручей. Всего лишь струйка воды, но этого достаточно для того, что они хотели сделать. Вот уже километр, как они съехали с главной дороги на тропу, прорубленную в саванне и заканчивающуюся у известкового холма, поросшего колючками. Местность была абсолютно пустынная. Солнце раскалилось добела. Запах разлагающихся тел в "лендровере" стал нестерпимым.
      Абди тоже вышел из машины, а следом за ним растерянная Фуския. Молодая женщина за час постарела на десять лет. Абди спокойно достал с крыши "лендровера" лопату и открыл заднюю дверцу. Малко подошел, чтобы помочь ему.
      Шофер снял темные очки, не переставая "щипать травку". Его глаза, разъеденные конъюнктивитом и бессонницей, были краснее, чем когда-либо, но блестели лихорадочным блеском. Малко почувствовал нежность к этому мужественному и циничному старику.
      - Спасибо, - сказал он. - Если бы не вы, мы были бы уже в тюрьме.
      Абди пожал плечами.
      - Я не люблю этих людей, они неверующие. Аллах сказал, что убить неверующего не грех. Да будет благословенно его имя. Раньше, даже при итальянцах, мы жили счастливо. Они были не злые и не презирали нас. Русские нас презирают. А эти - слуги русских.
      Фуския подняла голову.
      - Ну, что ж мы будем делать?
      В ее голосе слышались истерические нотки. Как раз об этом спрашивал себя Малко. Тишина была абсолютная, если не считать жужжание насекомых. В саванне невозможно спрятаться. Журналиста ждут в Браве, значит, они должны ехать туда. Или продолжать путь к Кении. Вернуться в Могадишо было бы самоубийством.
      Абди начал копать. Малко подошел к нему.
      - Я помогу вам.
      Шофер покачал головой:
      - Нет, лопата только одна. А потом я смою кровь в машине. Пойдите отдохните там, в тени. И проследите, чтобы нас не увидели.
      В глубине души Малко был счастлив, что не пришлось играть роль могильщика. Он взял Фускию под руку и повел прочь от машины. Сначала они шли молча, то и дело спотыкаясь о неровности почвы... Потом повернули за холм, и "лендровер" исчез из поля зрения. Вскоре тропинка стала подниматься. Они оба были мокрые и запыхавшиеся. В конце концов Фуския опустилась на землю возле какого-то куста. У нее под глазами обозначились темные круги, лицо осунулось.
      - Что будем делать? - опять повторила она. - Русские не дураки. Люди из СНБ тоже.
      - Не отчаивайся, - сказал Малко. - Я не один. В эту минуту десятки людей в разных концах света стараются нам помочь... Мощная организация, обладающая фантастическими возможностями, следит за каждым нашим шагом.
      У него не очень-то получалось подбадривать. Фуския молчала. В знойном воздухе слышалось только жужжание насекомых. Все, что он говорил, выглядело довольно абстрактно.
      Они снова двинулись в путь, дошли до вершины холма. Нигде никого не было. Они сели и просидели довольно долго, не говоря ни слова.
      - Давай вернемся, - наконец предложил Малко.
      Когда они вернулись к "лендроверу", никаких следов трупов уже не осталось. Оба были глубоко закопаны в красный латерит. А Абди тщательно вытирал передние сидения.
      Он протянул Малко бумаги Хельмута Ламбрехта. - Мы едем в Браву? уточнил он.
      - Да, - решил Малко.
      - Тогда вы - джаале Ламбрехт, - сказал шофер.
      - Что мы скажем про Мусу? - спросил Малко.
      - Что он остался повидаться с одной девицей там, где мы остановились. Он сказал, что догонит нас на грузовике. Благодаря моему присутствию у них не будет никаких подозрений.
      Разумеется, никто не заподозрит, что ЦРУ подкупило правительственного шофера. Десять минут спустя они вернулись на главную дорогу. До Бравы оставалось полчаса езды.
      Неожиданно Малко почувствовал, что у него засосало под ложечкой. Он вдруг вспомнил, как Хельмут Ламбрехт ему говорил, что уже ездил в Браву.
      Те, кто будет их встречать, сразу же догадаются об обмане. Он не стал ни с кем делиться своей тревогой, продолжая смотреть по обочинам, где росли колючки такой причудливой формы, что казалось, будто они вырезаны рукой мастера. Тревога Малко росла с каждым оборотом колеса.
      13
      Браве было девятьсот пятьдесят лет, но она выглядела старше тысячи на три. Грязно-серые кубики домов, зажатые между пустыней и громадным пляжем, старая мечеть и разрушенный мол, тянущийся до рифов. Рыбацкие лодки, стоящие на якоре в подобии естественной бухты между рифами и пляжем. А вокруг верблюды и большой лагерь кочевников на краю деревни.
      Малко прищурился от ослепительного солнца.
      - Джаале, вас примет руководитель района, - торжественно объявил высокий грузный сомалиец, глаза которого были скрыты очками, что делало его похожим на фантастическое насекомое.
      Товарищ Абшир, руководитель Революционной социалистической партии в Браве, встретил их у въезда в деревню. "Лендровер" остановился возле подобия арки. Напротив двухэтажного строения, которое станет их резиденцией, с надписью по-сомалийски и по-арабски на плоской крыше "Мечта Гууска".
      - Заходите, - пригласил Абшир.
      Фуския вошла первой. Чтобы подавить свой страх. Не было заметно, чтобы Абшир был удивлен. Немецкого он не знал, а английский - чуть-чуть. Абди объяснил ему по-сомалийски, что Фуския - подруга крупного партийного чиновника и что "гид" джаале Ламбрехта сделал остановку в пути, чтобы повидаться с девочками. По длинному коридору они вошли в небольшой внутренний дворик, посреди которого стояла огромная туша с очень темной кожей в великолепной леопардовой шапочке, из-под которой выбивались курчавые волосы, и хитро поглядывала на них смеющимися глазами. Типичный весельчак.
      - Джаале Али Хадж [святой] Абокор, - объявил Абшир, - руководитель района.
      На Малко руководитель едва взглянул. Но при виде Фускии у него в глазах появилось откровенное грубое вожделение. Он пробормотал несколько приветственных слов, а Абшир тут же превратил их в долгую пропагандистскую речь. После нескончаемого "чена" [чен - чай] их отвели в номера, окна которых выходили в другой внутренний дворик. Руководитель района старался задеть Фускию в узком коридоре при каждом удобном случае. Через Абшира он объявил:
      - Я рад встретиться с товарищем журналистом, так как в его последний приезд в Браву я совершал свое десятое паломничество в Мекку.
      Малко расцеловал бы его. Он обернулся к Абширу.
      - Мне хотелось бы посетить лагерь кочевников, которых вы перевели на оседлый образ жизни, - попросил он. - Когда я приезжал последний раз, их еще тут не было.
      - Хорошая мысль, джаале, - важно одобрил Абшир. - Вам надо понаблюдать, как они ловят рыбу. Сегодня вечером джаале Али устраивает ужин вместе с советским джаале, который помогает нам советами на рыбной ловле. К сожалению, это не тот русский, что был в прошлый раз.
      Определенно, с Малко Бог. Он в Браве, и он - Хельмут Ламбрехт. Только Фуския все еще держалась, как натянутая пружина.
      Он с удовольствием смотрел на прощающихся хозяев. Ему хотелось поскорее остаться одному, чтобы поразмышлять. Едва дверь закрылась, как Фуския рухнула на постель, готовая к истерике.
      - Я боюсь, - запричитала она.
      - Пока все идет хорошо, - сказал Малко, чтобы успокоить мулатку. Теперь надо узнать, где заложники. Мне кажется, ты очень нравишься руководителю района. Он не выглядит убежденным социалистом.
      Малко был полон решимости использовать все средства. Фуския мрачно взглянула на него.
      - Даже если ты их найдешь, этих заложников, что ты сделаешь? Ты никогда не сможешь покинуть страну или даже добраться до Могадишо. Это безумие. Надо спасаться бегством, пока они ничего не поняли. Они будут искать тебя в Могадишо.
      Могадишо... это на другой планете. Слава Богу, нет телефона...
      - Сначала давай найдем их, - сказал Малко. - Потом посмотрим.
      Он принял душ и вышел, оставив Фускию отдыхать. Абди устроился в соседней комнате на походной койке и тут же уснул. Но когда Малко прикоснулся к нему, он мгновенно вскочил. Удивительно: сомалиец и спал в черных очках.
      - Все хорошо? - поинтересовался Малко. - Не слишком много вопросов задавали?
      - Порядок, - ответил шофер. - Они ни о чем не подозревают. Руководитель района находит, что Фуския очень красива. Ему на политику плевать. Но надо остерегаться Абшира. Здесь его называют "гадвен", "горлодер". Это - стукач, присланный из Могадишо. Будущий руководитель района.
      - Он не был знаком с Ламбрехтом?
      Абди покачал головой:
      - Нет, он тогда был в школе партийных кадров в Могадишо. Али Хадж ненавидит Абшира, потому что тот хочет занять его место. Али добрый мусульманин. Настоящий верующий, который десять раз был в Мекке. И поэтому он имеет право на звание Хадж.