В этот день ни одного конфликта не было.
      На следующий день без четверти шесть туда приехали репортеры. Еще через день о затее Мэри О'Коннор узнала вся Америка. Шестой канал неожиданно стал предоставлять ей по вечерам десять минут Prime Time,* чтобы она уговаривала своих сограждан приспосабливаться к эмбарго. Через одиннадцать дней опрос показал, что у передачи Мэри О'Коннор, названной "Stand-up",** наивысший рейтинг. Наравне с шоу Джона Карсона. Через месяц открылась еще одна истина. Бостон был единственным в США городом, где бытовое потребление энергии добровольно сократилось больше, чем повсюду! По призыву Мэри О'Коннор тысячи бостонцев согласились не отапливать свои дома по ночам, чтобы сохранить топливо для нужд промышленности.
      * В самое хорошее время (англ.)
      ** "Встаньте" (англ.)
      Федеральное управление по энергетике направило Мэри О'Коннор приветственную телеграмму, поощряя ее продолжать свою деятельность.
      Накануне вечером она выступила в своей передаче, сообщив, что решила вывести свой крестовый поход за пределы Бостона и что она уже сделала предложение мэру Филадельфии. О проведении серии прямых передач о практической экономии энергии. Ей было тяжело уезжать из Кембриджа, но как она сказала своей старой горничной, прослужившей у нее двадцать восемь лет:
      - Мы в состоянии войны, Этель, надо идти на фронт.
      Этель была не согласна. Считая, что Мэри О'Коннор в ее возрасте лучше было бы играть в трик-трак. Ее доля в доходах солидного издательства обеспечивала ей весьма комфортную жизнь.
      Мэри О'Коннор встала. Автобус подъехал к супермаркету. Замедлив ход, водитель остановился в ста ярдах от обычной остановки. Он сделал это специально для нее и крикнул:
      - Удачи вам, миссис О'Коннор!
      Она весело помахала ему своей тростью и пошла по улице. Ей нравилось, что люди ее любят.
      Около половины двенадцатого Ёрл увидел, как Мэри О'Коннор прошла мимо его бензоколонки. Она шла медленно с тяжелой большой сумкой, опираясь на трость, высоко держа голову. Поскольку он в это время отпускал бензин, то не смог поздороваться с ней. Протирая ветровое стекло машины клиента, он стоял к ней спиной. Светило солнце, стало чуть теплее.
      Мэри О'Коннор почти дошла до своего дома, когда увидела, что к ней направляется мужчина, погруженный в чтение газеты. Широко развернув газету, он медленно шел по тротуару, и она подумала, что он может ее задеть. Чувствуя себя усталой, она остановилась, опершись на трость, чтобы немного отдышаться. Незнакомец все приближался, ничего не замечая вокруг, увлеченный чтением. Когда он оказался менее чем в метре от старой дамы, она загородила ему тростью дорогу и громко крикнула:
      - Молодой человек, смотрите, куда вы идете!
      Незнакомец продолжал идти вперед. Мэри О'Коннор нахмурилась. Она терпеть не могла рассеянных или плохо воспитанных людей.
      - Молодой человек! - еще громче повторила она.
      Газета была в одном шаге от нее. Неизвестный наконец остановился. Но не сложил свою газету. Без очков Мэри О'Коннор видела лишь колыхавшиеся перед ее глазами листы с напечатанными буквами. Она смутно видела какую-то дыру в газете и некий черный предмет за ней. Раздался глухой взрыв, слышимый лишь на расстоянии нескольких метров.
      Мэри О'Коннор почувствовала легкий удар, похожий на щелчок, у основания носа. Она инстинктивно попятилась, подняв трость и открыв рот, чтобы возмутиться. Крик остановился у нее в горле. Ей показалось, что какая-то гигантская рука сжала ей грудную клетку; острая боль пронзила грудь. Как если бы она вдохнула пламя. В глазах у нее помутилось. Уже теряя сознание, она пошатнулась, уронила свою сумку и рухнула на тротуар.
      Мужчина уже успел сложить газету, спрятав в нее какой-то черный предмет - металлическую трубку длиной в двадцать и диаметром в один сантиметр, оканчивающуюся неким подобием рукоятки. Он удалился, не обернувшись. Своим серым пальто с поднятым воротником, серой шляпой, большим носом, карими глазами и оттопыренными ушами он напоминал закоченевшего Микки Мауса. Он тщательно сложил газету и сунул ее в карман; миновав автозаправочную станцию, он повернул на Ричмонд-стрит. В десяти метрах дальше стоял какой-то "фольксваген" с работающим двигателем. Мужчина сел в него, и машина тут же тронулась с места. Тот, кто сидел за рулем, сразу же спросил по-арабски:
      - Дело сделано?
      - Сделано, - ответил его приятель.
      Он вынул из кармана стеклянную ампулу, разбил ее и стал жадно вдыхать ее содержимое. Это вызвало ощущение жара, но и облегчение тоже. Это было противоядие, которое ему обязательно нужно было принять, чтобы не отравиться синильной кислотой.
      Черная трубка, которую он засунул в карман пальто, была специальным пистолетом, изготовленным КГБ. Десятки таких пистолетов были переданы палестинским террористам. В трубке было помещено запальное устройство и очень тонкая стеклянная ампула, заполненная синильной кислотой. Пружина приводила в действие маленький заряд, выталкивающий ампулу вперед на расстояние до двух метров... Освобожденный от ампулы яд растворялся в воздухе и вызывал мгновенную смерть от сужения кровеносных сосудов, как при остром сердечном приступе.
      Стрелку надо было принять некую таблетку перед тем, как стрелять, и вдохнуть содержимое ампулы с противоядием сразу же после выстрела, чтобы избежать недомогания и рвоты.
      "Фольксваген" направлялся к аэропорту Логан. Через час оба араба должны были вылететь в Хьюстон. Ануар, тот, который стрелял, был единственным, кто умел пользоваться этим оружием. Прежде чем приехать, он упражнялся на двух собаках. У него еще оставалось семнадцать ампул с цианидом, спрятанных в консервной банке.
      Его приятель, чья конспиративная кличка была Джаллуд, вел машину медленно. В случае какой-нибудь аварии их могли обыскать, а это было бы катастрофой. Ануар снова увидел лицо старой дамы, не испытав при этом никакого волнения. Он был доволен, что возвращается в Хьюстон, где было тепло.
      Ёрл первым заметил, что Мэри О'Коннор неподвижно сидит на тротуаре; голова ее была опущена на грудь, трость валялась рядом. Он выругался, бросил шланг и кинулся к старой даме.
      - Черт возьми! Она сломала ногу!
      В тот момент, когда он подбежал к ней, остановилась какая-то машина, и водитель пришел к нему на помощь.
      Мэри О'Коннор была мертвенно-бледной, глаза ее остекленели, рот был открыт. Когда Ёрл дотронулся до нее, она упала вперед. Он мгновенно понял, что она мертва. На глаза его навернулись слезы. Он попытался склониться ко рту старой дамы и вдохнуть в нее немного жизни.
      Напрасно.
      Спустя десять минут на полной скорости подъехала патрульная машина и остановилась возле толпы зевак, окруживших тело. Но двое полицейских ничего не смогли сделать. Только через десять минут появился наконец врач с черной сумкой в руке. Он сразу же сделал старой даме укол фенокардиола, не питая, впрочем, никакой надежды. Пульса уже не было.
      - Сердце не выдержало, - сказал он. - В этом возрасте такое бывает. Но она наверняка не мучилась...
      С помощью полицейских они перенесли Мэри О'Коннор в ее дом. Они укладывали ее на кровать, когда явился, немного опередив своих коллег, репортер из "Бостон Глоб". Смерть Мэри О'Коннор была национальным событием.
      Глава 10
      Маленький двухмоторный "Куин Эр" летел над техасскими лугами уже добрый час. Насколько хватало глаз видны были лишь дороги, чахлая растительность да редкие ранчо. Никто, кроме гремучих змей и нескольких сумасшедших, не отваживался жить в этой унылой местности. Малко посмотрел вниз. По правую сторону от самолета показалась блестящая лента взлетно-посадочной полосы. Пилот посмотрел на карту и сообщил:
      - Это ранчо Кросби. Связаться с ним по радио?
      - Бесполезно, - сказал Малко, - спускаемся.
      Пилот не стал настаивать. "Куин Эр" был зафрахтован кем-то, кто, как ему было известно, был связан то ли с ФБР, то ли с ЦРУ.
      Пока "Куин Эр" разворачивался против ветра, Малко заметил два стоящих на полосе самолета. Один - белый "ДС-9" и второй - самолет поменьше. Значит, Ричард Кросби и Нафуд Джидда находились на ранчо. Еще утром Малко решил отправиться сюда. Ему не хотелось ждать следующего каприза Марты, чтобы повидаться с Кросби. Грег Остин легко узнал, где расположено ранчо, и позаботился о материально-техническом обеспечении. "Куин Эр" снижался, равномерно покачиваясь в яростных порывах обжигающего ветра. В тот момент, когда колеса коснулись края полосы, с ранчо выехал какой-то джип и на полной скорости помчался к тому месту, где они собирались остановиться.
      - Э, - сказал пилот. - Вы уверены, что вас ждут?
      В лучах солнца в джипе блеснули несколько ружейных стволов. "Куин Эр" снизил скорость и замер. Подъехал на полной скорости джип. Он остановился в тридцати метрах от "Куин Эр". Из него выскочили трое мужчин. Один из них вскинул винтовку к плечу, прицелился в самолет и выстрелил. Пуля подняла фонтанчик пыли в метре от лестницы, которую спускал пилот...
      Вторая пуля вырвала пучок травы почти что из-под ног спрыгнувшего на землю Малко. Стрелявший, белокурый гигант с голубыми глазами и смуглым лицом, подошел к Малко.
      - Убирайтесь вон! - крикнул он с сильным техасским акцентом. - Это частное владение.
      Держа оружие у бедра, он угрожал Малко. Тот не шелохнулся. Как если бы не видел оружия.
      - Я друг мистера Кросби, - изысканно вежливо сообщил он. - И приехал повидаться с ним. Надеюсь, что он здесь.
      Да и где еще он мог быть, разве что отправился охотиться на гремучих змей... Грубые черты лица техасца слегка разгладились.
      - Мистер Кросби здесь, - сказал он, - но он уезжает.
      Малко повернул голову к низкому коричневому строению, едва заметному среди деревьев. На его пороге появился мужчина в рубашке. Массивный, широкоплечий, с очень черными волосами и короткой шеей. Держа в руках атташе-кейс, он приближался к Малко, рассматривая его скорее с удивлением, чем с враждебностью. За ним шел второй мужчина, по-видимому, его пилот. Мужчина явно не узнавал Малко. Тот опередил его.
      - Мистер Кросби, я очень сожалею, что пришлось вас побеспокоить. Я князь Малко Линге и...
      Лицо техасца мгновенно просияло.
      - А! Любитель вин!
      Он крепко пожал Малко руку. Мужчина с голубыми глазами тотчас же опустил винтовку и удалился.
      - Но откуда вы узнали, что я здесь?.. И почему приехали без предупреждения?
      Малко приготовился к этому вопросу.
      - Я зафрахтовал самолет, чтобы немного изучить Техас, - объяснил он. Я спросил своего пилота, знает ли он, где находится ваше ранчо, и он показал мне его. Поскольку я увидел самолеты, то подумал, что вы здесь, и позволил себе... Очень жаль, что вас не было вчера вечером. Не знаю, говорила ли вам мадам Кросби о моей книге о винах...
      - Да, да, - с жаром сказал Ричард Кросби. - Я с удовольствием покажу вам мой винный погреб. К сожалению, я должен немедленно отправиться в Корпус-Кристи. Я не знал, что вы прилетите.
      Малко разглядывал его сквозь свои темные очки. Несмотря на его внешнюю жизнерадостность, Малко чувствовал, что он напряжен. Даже если он и торопился, то должен был по крайней мере предложить ему выпить стаканчик на своем ранчо. Как бы угадав его мысли, техасец, казалось, внезапно решился:
      - Пойдемте, выпьем по стаканчику, - сказал он, - у меня друзья, которые приехали сюда отдыхать.
      Он засмеялся. Смех его был громким и жизнерадостным. И продолжил:
      - Вернее, один друг и одна подруга. Для влюбленных здесь рай. И одновременно можно заниматься делами.
      Они повернули назад, оставив пилота устраиваться в самолете. Они перешагнули через небольшой деревянный барьер, проложенный вдоль всего ранчо прямо по земле.
      - Это чтобы гремучие змеи не являлись пугать моих друзей, жизнерадостно сказал Ричард Кросби.
      Ранчо было одноэтажным и, казалось, довольно запущенным. Техасец открыл дверь и пропустил Малко вперед. Тому понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полумраку. Вначале он заметил на диване белое пятно. Все шторы были задернуты из-за жары, и благодаря кондиционированному воздуху в комнате царила приятная прохлада.
      - Представляю вам мистера Нафуда Джидду, моего друга из Саудовской Аравии, - сказал Ричард Кросби. - Князь Малко Линге.
      Белое пятно зашевелилось и оказалось маленьким арабом в национальной одежде! В глубине Техаса он выглядел нелепо. Он поднялся и пошел Малко навстречу, протягивая руку, с сияющей улыбкой на губах.
      - Но мы знакомы! Вы были на моем корабле в Монте-Карло...
      - Точно, - признал Малко. - Я не ожидал вас здесь увидеть.
      Какое-то странное ощущение возникло у него, когда он держал в своей руке пухлую ручку саудовца. Эта ручка, возможно, была причиной смерти Патриции Хайсмит.
      Улыбка Нафуда Джидды стала еще шире.
      - Ричард Кросби мой старый друг.
      Кросби посмотрел на свои часы.
      - Я вас оставляю, - сказал он. - Я в самом деле нужен парням из Корпус-Кристи.
      Он повернулся к Малко.
      - Приходите к нам завтра вечером на ужин. О'кей?
      - С радостью, - ответил Малко.
      Техасец уже вышел. Нафуд Джидда выглянул в коридор и позвал:
      - Паприка!
      Он заговорщически улыбнулся Малко.
      - Мадемуазель Рихтер часто путешествует со мной. Она выполняет обязанности секретарши.
      В коридоре послышался стук каблучков, и перед Малко появилось создание, так же сияющее белизной, как и Нафуд Джидда. Но белизна была несколько иной.
      Белые атласные брюки были такими узкими, что можно было различить самые интимные части тела их хозяйки. Затем следовала полоска загорелой кожи, потом - крошечное белое болеро, оставлявшее открытыми две трети роскошной груди. Огромные голубые, притворно правдивые глаза, вызывающе красные пухлые губы и облако духов завершали ее образ. Она была похожа на секретаршу, как крот на жирафа.
      - Представляю тебе князя Малко Линге, - сказал саудовец. - Это мой друг и мистера Кросби. Мисс Рихтер. Она предпочитает, чтобы ее называли Паприка.
      Паприка подошла, протягивая руку. Ее рукопожатие было похоже на ласку.
      - Что вы будете пить? - спросила она хриплым и низким голосом, который прекрасно подходил к ее внешности.
      - Водку, если есть. Или шампанское.
      - Я выпью апельсиновый сок, - сказал Нафуд Джидда.
      Паприка повернулась, продемонстрировав округлые ягодицы, до предела затянутые в белый атлас, и проскользнула за бар. Они были странной парой. Нафуд Джидда наклонился к Малко и вполголоса сказал:
      - Ненавижу путешествовать в одиночестве.
      - Теперь, когда я познакомился с мисс Рихтер, - сказал Малко, - я вас вполне понимаю.
      Молодая женщина вернулась со стаканами. Себе она налила огромный бокал коньяка "Гастон де Лагранж", оставив водку Малко. Они выпили, подняв тост за Ричарда Кросби как раз в тот момент, когда ранчо задрожало от шума взлетавшего самолета. Каждый раз, когда Малко смотрел в сторону Паприки, он встречал ее взгляд. Сдержанный, теплый, невинный.
      - Эмбарго на нефть не мешает вашим делам? - спросил Малко.
      Нафуд Джидда замахал пухлыми ручками.
      - О! У нас в Хьюстоне много друзей. Они понимают. Мы не во всем неправы. Я надеюсь, что это уладится. А пока дела идут своим чередом. Мой друг Ричард Кросби хочет построить на моей родине завод по производству метанола, и при этом возникает множество проблем. В данный момент я пытаюсь разрешить их с помощью Аллаха.
      Лицо Нафуда Джидды было гладким и спокойным. Малко подумал, что пора его прощупать...
      - Кстати, - сказал он, - вы помните Патрицию Хайсмит, ту очаровательную англичанку, за которой вы ухаживали во время турнира по трик-траку и которую недавно приглашали на свою яхту?
      Джидда энергично закивал головой.
      - Конечно! Она в Хьюстоне?
      - Она мертва, - сказал Малко.
      - Мертва!
      На лице Джидды отразился неподдельный ужас.
      - Как это случилось?
      Малко посмотрел ему прямо в глаза.
      - В тот день, когда она рассталась с вами и приехала ко мне. Вооруженные неизвестные ворвались в мой замок и убили ее.
      Черные зрачки Нафуда Джидды не дрогнули. Он покачал головой.
      - Но это же ужасно! Что произошло?
      - Этого я не знаю, - ответил Малко. - Мне неловко говорить вам, но здесь замешаны арабы.
      - Арабы!
      Нафуд Джидда почти вскрикнул. Он медленно покачал головой с удрученным видом.
      - Опять эти сумасшедшие палестинцы! Но почему эту очаровательную девушку? Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Полиция не...
      - Полиция ничего не смогла сделать. С убийцами расправился мой дворецкий.
      Нафуд Джидда с подавленным видом скрестил пухленькие ручки.
      - Современная жизнь полна жестокости, - сказал он. - Но какое-то объяснение, конечно, есть.
      Его очень черные глаза вглядывались в Малко, как бы желая найти это объяснение. На несколько мгновений воцарилась тишина, затем Джидда вздохнул и с явным стремлением сменить тему разговора спросил:
      - Что вы делаете в Техасе?
      - Сердце, - сказал Малко. - Обследование, которое я уже давно откладывал. Подарок к моему сорокалетию.
      - Это отличная предосторожность, - согласился Джидда. - Многие мои соотечественники приезжают сюда для того же.
      Он посмотрел на часы и с извиняющейся улыбкой поднялся.
      - Настало время молитвы. Я вас ненадолго покину.
      Он встал и исчез. Молодая немка сейчас же встала, и ее обтянутое блестящим атласом тело оказалось в десяти сантиметрах от Малко.
      - Пойдемте, я вам покажу ранчо!
      Она повела его по узкому коридору, который вел в комнату, где стояла только огромная кровать, покрытая медвежьей шкурой. На полу лежали шкуры пантер и коров. Стены были увешаны эротическими гравюрами. Паприка проворковала:
      - Правда, шикарно?
      Вихляя бедрами, извиваясь, как лиана, она пристально смотрела на него своими огромными голубыми глазами.
      - Очаровательно, - согласился Малко.
      Он отвел глаза от пола и уставился на Паприку. Ее груди, казавшиеся твердыми, как слоновая кость, гордо торчали из-под болеро. Ему показалось, что достаточно взять ее за руку, и она разляжется на огромной кровати.
      Подавив свои дурные инстинкты, он первым вышел из комнаты, и они вернулись в гостиную. Нафуд Джидда не появлялся.
      - Вы уедете с нами? - спросила она. - Мы сейчас возвращаемся в Хьюстон.
      - Спасибо, - сказал Малко, - я на своем самолете. Впрочем, я очень скоро лечу назад.
      Открылась дверь, и Нафуд Джидда вошел в гостиную. Лицо его было спокойным. Видимо, молитва подействовала на него благотворно.
      - Разрешите с вами проститься, - сказал Малко. - Я должен вернуться в Хьюстон.
      Саудовец крепко пожал ему руку.
      - Мы, конечно, увидимся завтра вечером у Кросби?
      - Итак, до завтра.
      - До завтра, - добавила Паприка своим хриплым и тихим голосом.
      Ее глаза говорили гораздо больше, чем слова. Малко вышел из ранчо, и жара охватила его. Подумать только, а в Вашингтоне было так холодно... Пилот появился из другого здания, в котором он ждал Малко.
      - Возвращаемся, сэр?
      - Да, - ответил Малко.
      В целом он был доволен поездкой. Оставалось лишь двадцать четыре часа до того, как он сможет наконец задать Кросби интересующие его вопросы.
      - До завтра, - крикнул голос позади него.
      Сверкающая белизной Паприка махала рукой. Он ощутил легкое сожаление. Все хорошее надо брать тогда, когда оно идет тебе в руки. Особенно при его профессии. Никогда не знаешь, что с тобой будет завтра.
      Омар Сабет как ураган влетел в комнату, в которой один из его инженеров работал на телексе, установленном напротив кровати, некогда служившей брачным ложем Тому Пусу. Верхний этаж отеля "Астроуорлд", казалось, был обставлен сумасшедшим дизайнером. Тем не менее именно здесь, примерно в пятнадцати комнатах, по-дурацки обставленных несколько лет назад каким-то техасцем-оригиналом, уже в течение двух месяцев жили Омар Сабет и человек двадцать арабов, многие из которых были специалистами по программному обеспечению. К этой обстановке относились и кровать на колесиках Тома Пуса, и изображение какого-то тропического леса с огромным пластмассовым баобабом, и обтянутые бархатом будуары в стиле барокко, напоминающие спальню французской кокотки конца века. Вершиной всего был номер, в спальне которого был устроен бассейн и стояла кровать под балдахином, на которой мог резвиться целый полк. Этот номер был зарезервирован для Нафуда Джидды и Паприки.
      На верхний этаж "Астроуорлда" можно было подняться только двумя специальными лифтами, которые запирались на ключ.
      Омар Сабет помог взять напрокат компьютер и штук пятнадцать телексов. Они были соединены с другими телексами, установленными в крупнейших городах США: Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе, Сент-Луисе, Филадельфии, Канзас-Сити и Сан-Франциско. В каждом из этих городов имелась группа осведомителей, которые должны были собирать все местные сведения, информацию об изменении настроения населения и местной прессы, данные о местной промышленности, об инцидентах, касающихся эмбарго. Вся эта информация обрабатывалась и вводилась в компьютер.
      - Дай мне телеграммы, - потребовал Омар Сабет.
      Оператор телекса, какой-то палестинец из Кувейта, протянул ему пачку бумаг, извлеченных из телекса. Омар Сабет снова вышел, прошел через весь коридор и вошел в комнату в виде ротонды, где был установлен компьютер. Рядом стояла большая черная доска, покрытая зеленой материей, чтобы нельзя было увидеть то, что было на ней написано. Омар Сабет протянул бумаги другому оператору.
      - Через полчаса мне нужны свежие данные.
      Он сел в соседней комнате и закурил сигару. Это был его единственный порок. Он не пил, жил замкнуто и даже мог обходиться без женщин. Однако Омар Сабет со своим носом с горбинкой, энергичным лицом, пронзительным взглядом и исходящим от него динамизмом очень нравился женщинам. С узкой талией, широкими плечами, без грамма жира, он являл собой великолепный человеческий механизм. Созданный как для любви, так и для убийства. До настоящего времени он в основном занимался последним.
      - Готово, Омар! - крикнул Азиз, специалист по компьютерам.
      Зажав в зубах сигару, Омар Сабет подошел к черной доске. Это был торжественный момент дня.
      Покрывало, скрывавшее черную доску, было откинуто, и под ним оказался большой лист миллиметровой бумаги, приколотый кнопками, на котором выделялись две линии. Голубая линия пересекала лист, спускаясь вниз примерно под углом в тридцать градусов. Она изображала теоретическое снижение активности Соединенных Штатов из-за эмбарго, рассчитанное еще до его введения. В некоей точке она пересекалась с вертикальной черной линией. В этом месте чья-то неизвестная рука написала арабскими буквами "Победа". Это должен быть момент, когда давление станет настолько сильным, что США вынуждены будут либо капитулировать, либо начать войну, что весьма проблематично.
      Чтобы рассчитать последствия эмбарго, в компьютер вводилось множество данных. Нехватка природного газа, а также косвенные или психологические факторы: политическое давление местных депутатов, чьи избиратели страдали от безработицы, вызванной отсутствием энергии; промышленников, вынужденных закрывать свои заводы; реакция простых американцев, столкнувшихся с нищетой. У некоторых заводов по производству шин или фотопленки запасы были лишь на одну-две недели.
      Еще одна, красная, линия должна была бы перекрывать синюю. Она представляла собой реальное, ежедневно рассчитываемое положение в развитии Америки после введения эмбарго. Что она и делала в течение первых дней. Затем постепенно линия изменила угол и располагалась теперь ниже синей, демонстрируя значительно более сильное сопротивление эмбарго, чем предусматривалось. Азиз только что продолжил ее на один сантиметр, уводя еще дальше от синей линии. Омар Сабет сжал сигару в зубах и повернулся к Азизу:
      - Ты заложил данные на сегодня?
      Азиз потряс пачкой листков.
      - Вот они, но они неутешительны.
      Палестинец с ненавистью посмотрел на компьютер, как будто тот был виноват в плохих результатах.
      Омар Сабет молча вышел из ротонды, сдержанный, полный ненависти и неудовлетворенности. Через пять минут ему должен был позвонить с ранчо Нафуд Джидда, чтобы узнать результаты. Омару Сабету было стыдно сообщать их ему. Сабет вернулся в свою комнату. Почти тут же зазвонил телефон, стоявший на раскрашенной деревянной лошадке. Встав коленями на ковер, Сабет снял трубку. Звонил саудовец. Сабет не успел сообщить ему неприятную новость. Нафуду Джидде надо было сообщить ему нечто еще более важное и серьезное. Оба мужчины говорили по-арабски, на диалекте вагабитов из Саудовской Аравии. Несмотря на эту предосторожность, они тщательно выбирали слова, стараясь не называть вещи своими именами.
      Но как только они обсудили новую проблему, возникшую перед ними, Нафуд Джидда спросил о новостях по графикам. Омар Сабет сказал ему правду и тотчас же добавил:
      - Я сделал все возможное, чтобы этот график выглядел так, как нам бы хотелось.
      На другом конце провода довольно надолго воцарилось молчание, нарушаемое лишь помехами. На ранчо не было телефонной линии, и все сообщения передавались по радио, что не способствовало улучшению качества звука.
      - Вы делаете недостаточно, - сухо сказал Нафуд Джидда.
      Омар Сабет не стал возражать. Он знал, как гордый саудовец страдал от этой постоянно сдерживаемой жестокости. Он услышал в трубке какой-то шум, и тотчас же голос Нафуда Джидды, значительно более доброжелательный и спокойный, продолжил по-английски:
      - Завтра я вернусь.
      Должно быть, около него кто-то был. Он почти сразу же повесил трубку. Омар Сабет чувствовал такое же волнение, как когда покидал горящие скалы в долине реки Иордан, чтобы проникнуть на форпосты израильтян. Он рос среди жестокости и не боялся ее.
      Он всегда был воинственно настроен. Под его внешней сдержанностью скрывался необузданный, полный почти болезненной гордости свирепый нрав бедуина.
      Он вышел из своей комнаты и поднялся по маленькой, покрытой красным бархатом лестнице, ведущей в две комнаты надстройки. В одной из них находилось четверо молодых арабов. Трое играли в таро, четвертый с увлечением собирал деревянную модель истребителя "Фантом". Увидев вошедшего Омара Сабета, они замерли. Эти никогда не занимались компьютерами и телексами, они выходили из своей комнаты только для того, чтобы пойти поесть в ротонде, куда им приносили пищу. Они знали друг друга только по именам - Хусейн, Ануар, Джаллуд и Заид.
      Омар Сабет заговорил с ними своим тихим голосом; они слушали его почтительно и внимательно, лишь время от времени задавая вопросы, чтобы уточнить какой-либо момент. Закончив говорить, Омар Сабет указал пальцем на Ануара и Джаллуда.
      - Вы двое.
      - Но они только что вернулись! - возмутился Заид.
      Взгляд Омара Сабета заставил его умолкнуть. Тот опасно улыбнулся, показав волчьи зубы.
      - Работы хватит всем.
      Улыбка его немного потеплела, когда он перевел взгляд на двух выбранных им мужчин, Джаллуда и Ануара.
      Джаллуд был худой, в очках, с очень курчавыми волосами и семитским профилем; Ануар был похож не на араба, а скорее на мышь с большими оттопыренными ушами, рано для его двадцати пяти лет облысевшей головой, слишком крупным носом и смеющимися карими глазами.
      Иорданские бедуины ради развлечения кастрировали его в сентябре 1970 года, что не улучшило его характер. Он мог, не запачкавшись и не испытывая особого волнения, изрезать ножом на куски живого человека.
      Сжав зубами потухшую сигару, Омар Сабет из окна своей комнаты созерцал небоскребы Хьюстона. Из-за эмбарго большая часть башен не освещалась. Всю ночь светился лишь единственный в Хьюстоне "Нейман Маркус Билдинг". У него была своя собственная подстанция, и ответственные работники фирмы "Нейман Маркус" заявили, что даже если им придется платить за топливо золотом, они все равно будут продолжать жить, как прежде.
      Палестинец нервно затушил в пепельнице сигару. Ему хотелось на несколько часов стать старше.
      Он снова стал размышлять о новом задании, которое он поручил Ануару и Джаллуду. Только бы все обошлось! С начала операции "Эмбарго" была допущена лишь одна крошечная неосторожность. Но было уже слишком поздно. Эта ошибка стоила жизни четырем людям. Теперь на горизонте вырисовывалась новая опасность. Их операция была такой же трудной, как и освоение космоса. Одна-единственная ничтожная ошибка могла привести к катастрофе. Нельзя безнаказанно нападать на такую страну, как США, и не рисковать при этом.
      Глава 11
      Их было сотни, они кишели, как муравьи, во всех углах огромного ярко освещенного холла, в баре, за стойками, на эскалаторах, ведущих на галереи второго этажа, толпились у киосков.
      Арабы.
      Молодые, все мужского пола, просто одетые. В фокусы их камер и фотоаппаратов попадало все, даже искусственный именинный пирог, выставленный возле выхода на Луизиана-стрит. Зрелище было настолько необычным, что Малко чуть не рассмеялся. Двое молодых арабов, державшихся за мизинцы и разговаривавших на своем языке, задели его. Малко подошел к администратору.
      - Нас оккупировали?
      Служащий вежливо улыбнулся.
      - Это гости Арабо-американской торговой палаты, сэр. Студенты Каирского университета.
      В тот же момент громкоговоритель сообщил:
      - Князя Малко Линге просят к телефону.
      Малко, спустившийся вниз в ожидании машины, которая должна была отвезти его к Ричарду Кросби, зашел в одну из телефонных кабинок в глубине холла и снял трубку.
      - Какой-то человек ждет вас в ресторане на тридцатом этаже, сэр, сказала телефонистка.
      - Кто же?
      - Он не назвал себя.
      Она тут же повесила трубку.
      Малко был всерьез заинтригован! Кто же мог так назначить ему свидание? Возможно, Грег Остин. Такая таинственность была вполне в стиле ЦРУ. Или прекрасная Марта Кросби? Маловероятно...
      Он направился к лифтам. Панорамный вращающийся ресторан на тридцатом этаже обслуживал только один лифт, и ему пришлось подождать, пока он спустится. Арабы по-прежнему слонялись повсюду в холле между кафетерием и киосками. Наконец подошел лифт, и из него вывалились человек двадцать молодых людей, подвыпивших и возбужденных. Приехавших прямо со своих ранчо. "Ридженси" представлялся им самым фантастическим воплощением западной цивилизации.