- Я на вас не в обиде, - сказал он.
      - И все же позвольте попросить у вас прощения.
      Она спокойно принялась расстегивать пуговицы кителя, затем непринужденным движением сняла его. У нее была очень белая кожа! Под мышками и вокруг сосков виднелись жесткие черные волоски, большие твердые груди имели безукоризненно правильную форму. На боку красовался фиолетовый шрам.
      Глядя Малко прямо в глаза, она сбросила грубые холщовые штаны. Никакого белья под ними не оказалось.
      У нее было красивое тело, слегка тяжеловатое, состоящее целиком из мышц и костей.
      - Для женщины, достойной своего имени, - сказала она, - есть только один способ извиниться.
      Малко молчал, пораженный подобным способом извинения. В глазах Гюле зажглась искра нетерпения.
      - Я вам не нравлюсь?
      - Я просто не ожидал этого, - признался он, - но нахожу вас очень красивой.
      Он взял ее руки и поцеловал их. Гюле, похоже, к такому обращению не привыкла.
      - Что вы делаете? - подозрительно спросила она. - Вы не хотите со мной ложиться?
      Малко быстро доказал обратное, сообразив, что Гюле не нуждается в великосветских прелюдиях. Женщина молчала, широко открыв глаза. Когда он вошел в нее, она подняла его голову, схватив за волосы.
      - Не бойтесь сделать мне больно, - прошипела она. - Я тебя почти не чувствую.
      Ее бедра сдавили его, словно гидравлический пресс. Гюле, закрыв глаза, откинулась назад.
      Достигнув вершины удовольствия, она так сильно сжала Малко ногами, что у него перехватило дух. Затем взяла сигарету и умиротворенно закурила.
      - Из тебя получился бы хороший "пеш-мерга", - весело заметила Гюле. Ты храбрый, красивый и хорошо умеешь любить...
      В их объятии не было никакого романтизма. Зато был глубоко тронувший Малко неподдельный порыв. Такие женщины, как Гюле, почти не встречались на улицах городов Ближнего Востока. Вместо расхожего пресыщенного цинизма от нее исходила природная искренность.
      - Я захотела тебя сразу, как только увидела, - призналась она. - У тебя волосы - как пшеница, и такие же, как у меня, глаза.
      Она порывисто, без малейшего кокетства, оделась. За все время они ни разу не поцеловались.
      - Почему бы тебе не остаться с нами в горах? - спросила она. - Если мы, конечно, останемся в живых...
      Малко осмотрительно произнес:
      - Не нужно строить планы. Это приносит несчастье.
      Гюле улыбнулась и прижалась к нему.
      - Ты прав, - сказала она. - Иди-ка сюда, я хочу тебя снова.
      Гюле и Малко вернулись в пустую гостиную. Партизанка так привыкла к подполью, что вне подвала чувствовала себя очень неуютно. Сидя на диване, она перебирала в пальцах перстень Малко. Ему пришлось объяснить ей, что такое фамильные гербы.
      - Выходит, ты - ага? - оживилась она.
      - А что такое "ага"?
      - Принц, вождь племени. Вот Джемаль - сын аги. А где твое племя?
      Таким титулом Малко еще не награждали. Он сознался, что его племя давно развеяно ветром.
      - Но хоть земли-то у тебя есть? - спросила Гюле, удивленная таким вопиющим несоблюдением традиций. Слыханное ли дело - ага без племени!
      Тут Малко опять разочаровал ее, рассказав историю своего замка, чьи окрестности в результате загадочного передела границы остались на венгерской территории. Ему с тех пор принадлежал лишь кусочек земли размером с загородный сад.
      - Почему ты не объявил захватчикам войну ? - не унималась Черная Пантера. - Только так можно вернуть отобранные владения!
      Подобная война могла закончиться сотнями миллионов смертей и гибелью человеческой цивилизации. Но партизанку такое объяснение не удовлетворило. По ее мнению, земля, орошенная кровью врагов, становится сердцу еще дороже.
      Когда Малко показал фотографию своего замка, она захлопала в ладоши. В этом краю шалашей и палаток скромный Лиценский замок показался ей чуть ли не Версальским дворцом. Гюле во все глаза смотрела на фотографию.
      - У тебя, наверное, целая сотня слуг, - мечтательно сказала она.
      Видимо, в Курдистане даже не слыхали о Службе социального обеспечения. Малко признался, что слуг у него всего трое, причем один из них выполняет особые поручения, и что он, Малко, уже выбился из сил, пытаясь закончить реставрацию замка.
      - Если бы тесаный камень не стоил таких бешеных денег, - заключил он, - я бы сюда ни за что не поехал. - И пояснил Гюле, что все немалые субсидии ЦРУ, которые он получает, целиком уходят на злополучный замок. Она сочувственно покачала головой:
      - Выходит, мы оба сражаемся за одно и тоже: за свою землю и за свой дом. Оставайся с нами. Построишь себе здесь новый замок.
      Увы! Учитывая стоимость реставрации старого, Малко рисковал проработать на ЦРУ до столетнего возраста...
      - Отныне, - объявила Гюле, - я буду называть тебя "ага" и велю своим людям обращаться к тебе так же. Ты заслужил этот титул. Тем более что сражаешься в наших рядах...
      Малко понемногу расслаблялся. Его забавлял этот дремучий воинствующий романтизм. Гюле словно попала в двадцатый век из далекого прошлого, принеся с собой устаревшие наивные взгляды из далекого прошлого, бескорыстную смелость и чистоту чувств. Со своим кривым кинжалом, мундштуком и пистолетами она словно сошла со страниц романа Киплинга, и Малко был уверен, что лет через тридцать ее дочь будет во всем похожа на нее. Она будет так же отважно бороться против иракцев или против русских. Курды неистребимый народ, потому что они не привыкли ждать, пока враг нападет первым.
      Глава 12
      Полицейский пронзительно засвистел в свисток и вышел на шоссе, преграждая путь "мерседесу". В своей плоской фуражке и с кольтом-кобра на поясе он сильно походил на американского блюстителя закона.
      Малко, побледнев, посмотрел на Джемаля. Этого он опасался уже много дней подряд. Полицейский остановил их без видимой причины, когда они спокойно ехали по Бен-Али-Валед-стрит.
      Джемаль опустил стекло и спокойно начал разговор. Разбирательство длилось добрых пять минут. Несколько раз Малко казалось, что полицейский их арестует: тот ожесточенно размахивал руками и брызгал слюной. Малко не решался даже спросить у Джемаля, в чем дело.
      Наконец курд достал из бумажника купюру достоинством в один динар, деликатно сложил ее и протянул постовому. Тот угрюмо сунул деньги в карман, небрежно отдал честь и махнул рукой - мол, проезжайте. Сердце Малко буквально выпрыгивало из груди.
      - Чего он хотел? - спросил он.
      Джемаль скорчил презрительную гримасу.
      - Денег. Постовым здесь платят сущие гроши. Зато, в зависимости от усердия, между ними распределяются "доходные" перекрестки.
      Малко не верил своим ушам.
      - Но тебя-то он за что остановил?
      - За то, что у меня новая машина. Решил, что я богач. У таксистов, например, больше двухсот филсов не выманишь.
      Они подъехали к "Багдад-кафе", и Джемаль преспокойно припарковался во второй ряд. Движение на улицах было очень оживленным. По ним безостановочно катила разношерстная вереница машин - "тойота", русские "москвичи", просторные "форды", куцые "пежо", сверкающие "мерседесы".
      В "Багдад-кафе" был почти современный интерьер из лакированного дерева. Заведение казалось не таким мрачным, как уже привычные друзьям рестораны. К тому же здесь была настоящая штаб-квартира ресторанных барышень и проституток. Джемаль заказал два шашлыка по-курдски и подождал, пока официант отойдет.
      - У меня плохие новости, - проговорил он наконец. - Я не могу узнать дату казни.
      Малко похолодел. Это означало катастрофу! На данной информации должны были строиться все расчеты.
      - Неужели нет никакой возможности?..
      Джемаль сокрушенно покачал головой.
      - Все очень сложно. Я узнал только то, что твой друг будет среди первой партии смертников. Процесс продлится не больше двух дней. Но даже если дата заседания уже определена, ее знают только несколько членов правительства.
      Малко задумался. Теперь его единственной надеждой была Амаль, работавшая на иракскую контрразведку, но, кажется, чуточку влюбленная в него. Ему предстояло сыграть чертовски рискованную партию. В одиночку. Заметив его напряжение, Джемаль добавил:
      - Не стоит отчаиваться, у нас есть еще несколько дней. Но я не пойму, как люди Гюле проникнут в тюрьму? Ты видел эти стены?
      - Джемаль, - сказал Малко, - лучше тебе этого не знать. Так будет безопаснее. Между прочим, я сам не спрашивал Гюле, как она собирается приблизиться к Баакубе и как потом попадет на север. Чем меньше мы будем знать, тем лучше.
      Курд не обиделся.
      Они принялись за шашлыки. Напротив стоял телевизор, по которому шел русский мультфильм - грустный, как рассказы Чехова. Видимо, это был безвозмездный дар, преподнесенный в порядке культурного обмена.
      - Если я узнаю дату, - сказал Малко, - ты сможешь переправить эту информацию в Бейрут?
      - Если Черная Пантера готова атаковать Баакубу, то связаться с Ливаном для нее вообще пара пустяков, - ответил Джемаль.
      До сих пор звук телевизора перекрывал их голоса, но внезапно мультфильм закончился, и Джемаль, забывшись, закончил последнюю фразу довольно громко. Малко оцепенел: за соседним столиком сидела спиной к Джемалю какая-то женщина.
      - Какой же я болван, - пробормотал курд, когда телевизор заговорил снова.
      - Ничего, - успокоил его Малко. - Никто не слышал. К тому же ты говорил по-английски.
      Но спустя четверть часа, когда соседка Джемаля встала, Малко снова испугался: это была Лейла, египтянка! Девушка украдкой улыбнулась им и вышла.
      Джемаль облегченно улыбнулся:
      - Она по-английски ни слова не понимает.
      Но Малко не оставляло неприятное ощущение: малейшая небрежность могла сейчас обойтись слишком дорого.
      В семь часов у него было назначено решающее свидание с Амаль.
      В этот вечер Амаль превзошла себя. Она была необычайно привлекательна в коричневой кожаной мини-юбке, открывающей полноватые бедра, и зеленом пуловере, из-под которого рвалась на свободу необъятная грудь.
      Не дожидаясь, пока Малко раскроет свои объятья, она поцеловала его первой. Вскоре они, как всегда, оказались на диване в гостиной. Малко чувствовал себя ни на что не способным, однако начал методично возбуждать свою партнершу. После каждой излишне откровенной ласки она вздрагивала и отстранялась, затем приближалась вновь. Постепенно она сняла все, что на ней было, за исключением кожаной юбки, которая, впрочем, не слишком сковывала ее движения. Малко взял руку Амаль и направил к месту назначения. Она вздрогнула, скорее возбужденная, нежели шокированная. Косметика на ее лице размазалась, от прически остались одни воспоминания, и в ней нелегко было узнать благовоспитанную дикторшу "Радио-Багдада".
      - Сейчас я тебе устрою, - буркнул Малко.
      - Но ты же знаешь, что я не могу! - простонала она. - Я и так зашла уже слишком далеко!
      Внезапно он встал и включил свет. Амаль вскрикнула и закрыла руками грудь.
      - Выключи!
      Малко начал спокойно раззеваться. Амаль смотрела на него, поджав под себя ноги. Выражение его глаз испугало ее.
      - Неужели ты на это способен?..
      - Еще как, - проворчал он. - Это будет тебе уроком.
      Впервые в жизни он собирался изнасиловать девушку. Его благородные предки готовы были перевернуться в гробу!
      Он снова сел на диван, а Амаль изогнулась, пытаясь вырваться из его рук. Потом, съежившись, заплакала. Малко нежно погладил ее плечи, поцеловал в шею, и она расслабилась, опять начиная возбуждаться. Выждав момент, он подмял ее под себя. Их взгляды встретились. Золотисто-карие глаза Малко приняли зеленый оттенок. Девушка взмолилась:
      - Малко, не надо!
      Вместо ответа он бесцеремонно раздвинул коленом ее ноги. Она замерла, словно под наркозом, но когда почувствовала, что он уже налег на нее животом, взвизгнула и укусила его за руку.
      - Перестань, - сказала она со слезами, - ты даже не представляешь, что это значит для меня! Я никогда не смогу выйти замуж...
      - Тогда скажи, зачем ты встречалась со мной так часто и зачем позволяешь себе такой флирт?
      Она отвела глаза:
      - Потому что ты мне нравишься...
      Он сделал многозначительное движение бедрами.
      - Говори правду, не то будет поздно...
      Она была одновременно возбуждена и перепугана. На мгновение он тоже испугался: что, если она махнет на все рукой и отдастся ему? Но Амаль пробормотала:
      - Почему ты решил, что... Ведь ты сам захотел со мной встречаться!
      Малко злобно усмехнулся.
      - Думаешь, - поверю, что в этой стране женщина может позволить себе видеться с иностранцем просто так, для собственного удовольствия? Да еще при такой работе, как у тебя?
      - Почему бы и нет? - уклончиво ответила она.
      - Лжешь, - сказал он так резко, что она отклонила голову, будто опасаясь пощечины. Ее глаза расширились от ужаса.
      - Не бойся, - сказал он, - я не сделаю тебе зла. Но все же мне немного грустно. Я думал, что действительно нравлюсь тебе. Ты работаешь на полицию, верно?
      - Нет, нет! - поспешно сказала Амаль. - Ты мне вправду нравишься... Иначе я бы тебе ничего не позволяла, как и остальным...
      Сообразив, что проговорилась, она прикусила губу и разразилась слезами. Малко опротивел этот "допрос с пристрастием".
      Перевернувшись на спину, он лег рядом с ней, дожидаясь, пока иссякнут ее слезы.
      Через некоторое время он спросил:
      - Кто приказывал тебе со мной встречаться?
      - Мой начальник, директор телестудии, - всхлипнула она.
      - Он часто водит меня на приемы и коктейли, чтобы я поговорила с иностранцами, выяснила, нравится ли им здесь, не наговорил ли им кто-нибудь клеветы.
      - А ты ведешь себя со всеми как шлюха, - грубо сказал Малко.
      - Клянусь тебе, я никого из них ни разу не поцеловала. Я просто ходила с ними в ресторан. А ты совсем не такой, как они. У тебя красивые глаза, ты нежный... Хотя не всегда бываешь нежным, - добавила она чуть обиженным голоском.
      - Сколько тебе платят, когда ты шпионишь за иностранцами? Она приподнялась на локте:
      - Да нисколько! Я делаю это ради своего начальника. А он за это не запрещает мне носить короткие юбки и получать посылки от друзей из Бейрута...
      Шпионка на право носить мини-юбку... Малко был исполнен сочувствия к девушке, но по-прежнему холоден. До сих пор все шло по плану. Но самое трудное было впереди.
      - Но почему за мной следят? - спросил он. - Я всего лишь простой журналист...
      - Знаешь, они не доверяют никому, - прошептала Амаль. - Они боятся, поэтому везде видят шпионов. Я им сказала, что ты не делаешь ничего плохого...
      Вдруг она прижалась к нему и шепнула на ухо:
      - Хочешь, я докажу, что для меня ты не такой, как другие?
      Он удивленно посмотрел на нее.
      - Но ведь ты говорила, что ты девственна? Покраснев, она сказала:
      - Если ты пообещаешь, что я останусь девушкой, мы сможем кое-что сделать. Я так тебя хочу...
      Это прозвучало как нельзя более красноречиво. Малко знал, что ближневосточные девушки, которым предписано сохранять невинность до замужества, нередко прибегают к эрзацу, получившему широкое распространение еще в древнем Содоме.
      - Ты обещаешь, что не будешь делать ничего другого? - настаивала Амаль.
      Малко пообещал. Чем теснее он будет связан с Амаль, тем больше получит шансов на успех. Сверкая глазами, Амаль обняла его. В этот момент она искренне старалась не думать о полученном задании.
      Замуж ей, пожалуй, предстояло выйти невинной, но уж никак не неопытной. В следующие четверть часа по комнате словно пронесся тропический тайфун. Убедившись в добрых намерениях своего партнера, Амаль вела себя как Мессалина после месяца воздержания. Она кусалась, царапалась и в полный голос вопила, как ей хорошо. Они давно свалились с дивана и катались по иранскому ковру из угла в угол. Когда Малко достиг цели, она издала такой крик, что он чуть не прервал собственный процесс, но вовремя понял, что кричит она не от боли.
      Лежа на полу, они тяжело дышали. Оказалось, что Амаль в крайнем возбуждении сломала все ногти на руках. Она засмеялась грудным смехом, которого Малко раньше от нее не слышал, и томно сказала:
      - Я еще ни с кем этого не делала...
      Малко про себя подумал, что с таким темпераментом, как у нее, можно быстро привыкнуть к подобному способу любви и предаваться ему, не опасаясь общественного порицания после первой брачной ночи. Но он верил Амаль.
      - Ты мой первый любовник, - добавила она. - Если это, конечно, считается... - И все еще разгоряченная, прижалась к нему. - Скоро ты уедешь и забудешь меня...
      Кто знает! Ведь не каждый день встречаешь подобное сочетание буржуазной добродетели и самозабвенного исступления!
      - Твое задание выполнено, - пошутил Малко. - Теперь ты все знаешь и можешь со мной больше не встречаться.
      - Противный!
      - Да, - сказал он, - скоро я уеду, ведь я приезжал всего лишь посмотреть на повешение. По поручению своей газеты. Кстати, тебя тоже туда пошлют...
      Она вздрогнула:
      - Ты что! Однажды я шла по Аль-Тарир, случайно подняла голову и увидела босые ноги человека. Тогда я еще ни о чем таком не знала и убежала, вся в слезах. Это ужасно! Знаешь, большинству людей это не нравится, но люди просто боятся. Уверяю тебя, никто из моих знакомых не ходит на площадь Аль-Тарир.
      - Это утешает, - сказал Малко.
      Поведение и высказывания Амаль открывали перед ним новые горизонты.
      - Как, по-твоему, скоро будут еще кого-нибудь казнить? - небрежно спросил он.
      - Может быть, но мы узнаем об этом только в последний момент. Накануне казни никогда ничего не передают. Только утром, за час до начала...
      - Так ты сама читаешь сообщения? - спросил Малко.
      Она опустила голову:
      - Нет, я там не одна. Я занимаюсь пластинками, а сообщения читают мужчины...
      Он почувствовал в голосе Амаль какую-то нервозность. Видимо, она еще не успела насытиться... Вдруг девушка без предупреждения поцеловала его снова, и все началось сначала, с не меньшим ожесточением, чем в первый раз. Сейчас они были уже на полу в прихожей. Амаль рычала, как тигрица, и судорожно цеплялась руками за ковер. Малко куснул ее в затылок и испугался, что вот-вот вылетит из седла...
      Потом они долго молчали.
      - Можно тебя кое о чем попросить? - осведомился он, когда Амаль спустилась с заоблачных высот на твердую землю.
      - Конечно!
      - Журналистская работа требует моего отъезда в Бейрут. Но для меня очень важно узнать дату следующих казней раньше всех.
      - Но если я тебе напишу, - рассуждала Амаль, - письмо придет слишком поздно. А позвонить или отправить телеграмму мне вообще не удастся.
      - Я знаю, - с улыбкой произнес Малко. - И вовсе не хочу, чтобы тебя тоже повесили на площади. Но есть очень простое средство...
      - Какое?
      - Радио.
      Она непонимающе посмотрела на него.
      - Радио? Но как же я скажу? Меня ведь все услышат...
      - Если мы придумаем условный сигнал, известный только тебе и мне, никто ничего не поймет, - пояснил Малко. - К тому, я буду рад услышать, что ты все помнишь...
      Наступил решающий момент. Но Амаль по-прежнему ни о чем не догадывалась.
      - Помнишь, как я приходил в студию? - продолжал Малко. - Ты поставила пластинку и включила 45 оборотов вместо 33.
      Она замахала руками:
      - О, такого со мной никогда раньше не бывало! Это потому, что ты пришел.
      Он был поражен ее простодушием.
      - Но ведь то, что ты сделала однажды, можно и повторить, - сказал Малко. - Тебе достаточно будет поставить определенную пластинку на неправильной скорости, и я пойму, что казнь назначена на этот день.
      - Вот здорово! - воскликнула Амаль. - Как ты до этого додумался?
      Малко скромно промолчал. Зачем ей было знать обо всех сторонах его профессии?
      Вдруг Амаль помрачнела.
      - Но мне могут сделать выговор...
      - Это не страшно, - заверил ее Малко. - Зато ты окажешь мне огромную услугу. Я первым сделаю репортаж о казни и обставлю всех своих соперников.
      - Значит, для тебя это важно?
      - Очень.
      - И ты каждый день будешь слушать, что я говорю и какие ставлю пластинки?
      Судя по всему, это было для нее главным. Сейчас она уже вполне расслабилась и успокоилась: ведь Малко сдержал свое обещание - она по-прежнему оставалась девственницей.
      Замурлыкав, Амаль потерлась о него.
      - До чего же было хорошо! Как жаль, что ты уезжаешь из Багдада!
      - Ты могла бы скомпрометировать себя, если бы продолжала со мной встречаться, - возразил Малко. - Так ты согласна выполнить мою просьбу?
      - Да, милый. А какую мне поставить пластинку?
      Малко мысленно вздохнул. Это был хороший пример "перевербовки". Теперь он мог смело читать лекции в ЦРУ. Перетягивая агентов на свою сторону, он старался избегать материального давления, и, подобно русским, предпочитал идеологическое и сентиментальное воздействие. Ведь сердце предать намного труднее, чем бумажник.
      - А какую пластинку ты можешь поставить в любое время?
      Она с минуту подумала, потом сказала:
      - Гимн баасистской партии. Они проигрывают его по нескольку раз в день.
      - Хорошо, пусть будет гимн, - сказал Малко. - Я куплю его и прослушаю, чтобы легко узнать.
      - Но скажи, об этом никто не узнает? - встревожилась Амаль. - Меня могут уволить и даже посадить в тюрьму...
      - Могу поклясться, что не скажу никому ни слова, - твердо ответил Малко.
      Взглянув на часы, она начала одеваться. Потом ласково прижалась к нему:
      - Ты когда-нибудь вернешься в Ирак?
      - Я пока еще здесь, так как не успел собрать вещи... - ответил Малко, невольно вкладывая в эти слова иной, более значительный смысл.
      Глава 13
      Лейтенант Мозар Саид, образцовый сотрудник армейской службы безопасности, застегнул ремень и ласково шлепнул Лейлу по белой попке. Египтянка поерзала на месте и угодливо захихикала. Из всех ее платных любовников это был самый лучший - высокий, стройный, щедро наделенный природой и восхитительно жестокий!
      Когда Лейла медлила с его излюбленными ласками, офицер хватал ее за длинные волосы и приставлял острие кинжала к горлу, пока не появлялась капелька крови. После этого она обычно превосходила себя.
      Египтянка знала, что он работает в грозной службе армейской безопасности, и никогда не задавала ему вопросов, а ее сутенер чуть ли не ползал перед лейтенантом на брюхе. Питая некоторую слабость к садизму, любовник Лейлы не отказывал себе в удовольствии попугать ее. Однажды он рассказал девушке, как в старой центральной тюрьме посадили на кол женщину, да с такими подробностями, что Лейлу целую неделю мучили кошмары. Но стоило Саиду дотронуться до нее, как она мгновенно таяла. Он был единственным, кто доставлял ей настоящее удовольствие, хоть и платил всего динар или два, да и то не всегда.
      - Почему ты уходишь так рано? - несмело спросила она лейтенанта, который в это время тщательно причесывался перед зеркалом. - Ты ведь целую неделю не приходил!
      Мозар Саид сделал вид, что польщен. Поглаживая девушку по спине и ниже, он вздохнул:
      - Работа...
      Тут в дверь постучали. Мозар в бешенстве посмотрел на Лейлу:
      - Ты ждешь клиента?
      Она испуганно замотала головой:
      - Нет, нет, когда приходишь ты, я никого не принимаю! Это, наверное, брат Суссан. Я скажу ему, чтобы подождал.
      Лейла вышла, завернувшись в разноцветное покрывало. Через несколько мгновений она появилась вновь, бледная как покойница. За ней шли двое мужчин в штатском.
      Увидев лейтенанта, они в нерешительности остановились. Саид сразу распознал в них баасистов. Они обменялись несколькими короткими фразами, называя свои фамилии и должности. Мозар уже предвкушал, какую трепку задаст Лейле за то, что она изменяет ему с такими подонками. Внезапно один из штатских спросил:
      - Лейтенант, вы давно знакомы с этой тварью?
      Мозар Саид вовремя вспомнил о чувстве собственного достоинства и рявкнул:
      - Какое вам до этого дело?!
      Баасист, которого также нельзя было заподозрить в излишней любви к военным, с удовольствием отчеканил:
      - Она часто принимает у себя опасного американского шпиона. Он вот-вот окажется в наших руках, а может быть, уже арестован. Мы полагаем, что она многое знает о нем.
      Лейла издала глухой стон. Баасистские агенты от души наслаждались этой сценой. Начальник отправил их по следу Малко сразу же после своей встречи с генералом Окейли, приказав без информации не возвращаться. Теперь они потирали руки, видя, в какое неловкое положение попал один из подчиненных генерала.
      Мозар Саид думал о том же. Он шагнул впереди с размаху ударил Лейлу по лицу. Она, даже не всхлипнув, попятилась к стене.
      Офицер был одновременно взбешен и напуган: баасисты снискали себе репутацию гестаповцев. Его присутствие здесь уже свидетельствовало против него, и чтобы хоть как-то оправдаться, ему следовало продемонстрировать искреннюю беспощадность к врагам.
      - Мы допросим эту сучку прямо сейчас, - прошипел он, подходя к Лейле и срывая с нее покрывало. - Кто этот человек?
      Лейла проглотила рыдание и попыталась объяснить, с трудом собирая разбежавшиеся от страха мысли. Да, она принимала этого иностранца. Но полиции об этом известно: ее допросили в первый же вечер. Потом иностранец приезжал еще несколько раз! Платил всегда щедро, но не всегда пользовался ее услугами. Она не понимает, почему ей угрожают, ведь ее долг выполнять свою работу...
      Лейтенант Саид набросился на девушку, которую еще пять минут назад ласкал.
      - Ты помогала шпионам! - проревел он. - Ты продала нашу любимую страну за горстку динаров, дрянь!
      Душещипательные слова предназначались для агентов. Они одобрительно закивали: наконец-то нашелся хоть один честный гражданин...
      Стиснув зубы, Мозар Саид принялся избивать проститутку ногами и кулаками. Она свалилась на пол, но он поднял ее за волосы и стал с размаху хлестать по щекам. Наконец Саид отпустил ее и повернулся к сыщикам:
      - Этой предательнице нужно развязать язык. Почему иностранец приходил именно к ней?
      Один из агентов заявил:
      - Мы заберем ее с собой. Там у нас есть все необходимое.
      Лейтенант Саид почувствовал опасность. Они будут пытать ее, пока она не признается в чем угодно. Например, в том, что ее любовник лейтенант Саид якобы обо всем знал, но предпочитал это скрывать. В этой стране, где единственными новостройками являются виселицы, риск был непомерно велик. Лейла должна умереть как можно скорее, и причем в его присутствии.
      - Нет, - твердо сказал он. - Я обязан вести это дело сам. Хотя бы для того, чтобы спасти свою честь.
      Баасисты сделали лицемерную гримасу, желая показать, что далеки от подозрений. Но Мозару была слишком дорога собственная шкура.
      - Я работник армейской службы безопасности, - важно добавил он. - Наш долг - разоблачать шпионов.
      Между строк следовало читать: "А вы - жалкие бездарные ничтожества..." Опасаясь перегнуть палку, он решил пригласить агентов к общему котлу.
      - Допросим ее вместе.
      Пинком ботинка он заставил Лейлу подняться с пола. Она хотела что-то сказать, но лейтенант непреклонно толкнул ее к двери: он не желал вести душеспасительные беседы с предателями!
      Агенты быстро натянули на нее свитер и брюки и потащили к машине лейтенанта. Там ее бросили на пол, под ноги агентов, севших на заднее сиденье. Для разминки один из них наклонился и потушил сигарету о спину девушки. Она отчаянно вскрикнула. Радуясь своей шутке, агент с хохотом откинулся назад. Даже в такой работе бывают приятные моменты...
      Минут десять они ехали в северном направлении по проспекту Аль-Мутама-Бир-Харит, пока не достигли офицерского квартала. Он представлял собой нечто вроде цивилизованного гетто с пустырем в восточной части и многочисленными вооруженными патрулями на улицах (что, кстати, не помешало курдам несколькими месяцами ранее расправиться здесь с полковником Бадреддином).
      Лейтенант Саид остановил машину у штаба военного городка, служившего отправной точкой маршрута патрульных автомобилей.
      У дома, под охраной полицейских в красных кепи, стояло в ряд несколько джипов.
      - Подождите здесь, - приказал лейтенант обоим сыщикам. На своей территории он чувствовал себя гораздо свободнее и увереннее. Он объяснил начальнику караула, что арестовал женщину, подозреваемую в шпионаже, и собирается допросить ее на месте, чтобы она не попала в руки баасистской охранки.
      Заслужив горячее одобрение за свою инициативу, лейтенант Саид вернулся с тремя солдатами и двумя джипами, в которых лежали подручные средства.
      Обретя свой обычный повелительный тон, он велел баасистам и Лейле выходить из машины. Египтянка была так напугана, что не могла вымолвить ни слова. Ее втолкнули в один из джипов, и вся процессия двинулась в западную часть квартала, где находился обнесенный колючей проволокой участок земли, служивший стрельбищем. Место прекрасно подходило для допроса.
      Там Мозар Саид развернул свой джип и включил фары, чтобы осветить площадку. Оба агента молча наблюдали за ним.
      Офицер вытащил Лейлу из машины и поставил ее на колени. Затем достал автоматический пистолет, снял его с предохранителя и приставил к затылку девушки.
      - Говори, что знаешь, и останешься жить, - прошипел он. - Считаю до пяти.
      Лейла пронзительно вскрикнула и в истерике повалилась на землю. Мужчины презрительно смотрели на нее. Мозар Саид убрал пистолет и подозвал одного из солдат.
      - Сейчас ты у нас заговоришь, - сказал он Лейле.
      По его приказу солдаты надели на нее наручники и привязали их толстой веревкой к заднему бамперу второго джипа. Затем один из них сел за руль и завел мотор.
      - Будешь говорить?! - заорал Мозар Саид.
      - Я ничего не знаю, - простонала Лейла, - клянусь, я ничего не знаю!
      - Давай! - крикнул лейтенант водителю.
      Тот включил передачу, и джип, подпрыгивая на ухабах, поехал по каменистой земле, волоча за собой бедную проститутку. Она попыталась подняться на ноги и побежать за машиной, но слишком короткая веревка тянула ее к земле. Крича и плача, она упала на бок, не в силах даже прикрыть лицо. При каждом рывке острые камни раздирали ей кожу и впивались в тело. Она очень быстро затихла.