Глава 3

Заколотив разбитое окно куском фанеры, Фрэнк Смайли ушел. К тому моменту, когда Стефани оделась и выпила первую чашку кофе, над озером поднялось солнце. Она стояла на террасе, где часом раньше стоял Мартин Эббот, и смотрела на воду. Вода казалась такой же синей и отчужденной, как и его глаза, и Стефани в который раз подумала: что же он за человек? Было в нем что-то ужасно таинственное, интригующее.

Едва начав анализировать свою реакцию на него — а она все всегда анализировала, — Стефани переключила внимание на себя. Был ли причиной такой реакции сам Мартин или тот факт, что он не из Стонвилла? Время от времени она увлекалась каким-нибудь парнем из города — и даже едва не позволила Роду Шеффилду надеть кольцо с бриллиантом на свой палец, — но всякий раз вовремя вспоминала, что значит выйти замуж за мужчину из Стон-вилла.

Остаться здесь. Навсегда.

Одним глотком допив кофе, она вошла в дом. Ее рассуждения описали полный круг и вернулись к исходной точке. Дженетт сказала, что новая передача станет ее билетом в огромный мир, но стоило Стефани подумать о цене, как она начинала сомневаться в том, что сможет ее заплатить.

Стефани удивляло то, что родители до сих пор не позвонили ей, но вчера у матери был день бриджа, а отец, наверное, был очень занят. Каникулы в Стонвилле означали для него вовсе не отпуск, а летние занятия в Библейской школе. В течение двух недель церковь была полна детей — и ничто другое его не волновало. Она забыла об этом, когда вела передачу, иначе не переживала бы так сильно. К тому же отец редко слушал радио. У него просто не оставалось на это времени.

И возможно, поэтому сегодняшнее утро самый подходящий момент, внезапно подумала Стефани. Она сможет прийти домой и обсудить злосчастную передачу с матерью. С ней всегда было легче иметь дело, чем с отцом.

Схватив портфель, Стефани вышла из дому и заперла за собой дверь. Пять минут спустя она проехала мимо лачуги Фрэнка, по привычке взглянув на пыльную подъездную дорожку. Краем глаза она заметила синий джип с открытым кузовом, но больше ничего за дубами рассмотреть не удалось. Если Мартин Эббот нормальный человек, то сейчас он должен быть в постели, предположила она.

Одной этой мысли оказалось достаточно ее разыгравшемуся вдруг воображению. Оно мгновенно нарисовало образ высокого журналиста, полуприкрытого простыней. С обнаженной грудью, с растрепанными волосами и с призывной улыбкой на губах… От этой картины, пусть даже мысленной, у Стефани тут же перехватило дыхание, а сердце забилось с бешеной скоростью. Конечно же в постели он был не один. Она лежала рядом, собственнически забросив на него ногу. Воображение работало не останавливаясь. Вот она протянула руку и провела по его груди…

Стефани тряхнула головой, надеясь прогнать видение, но безрезультатно. Только затормозив перед домом родителей, она наконец-то справилась с наваждением.

Антония Митчелл встретила дочь в дверях дома, где та выросла. Она держала в руках большую розовую миску с торчащей из нее пластмассовой ложкой. Седые волосы блестели на ярком утреннем солнце.

— Я увидела из кухни, как ты подъезжаешь, — с улыбкой сказала Антония. — Какая приятная неожиданность! Ты редко заглядываешь к нам до работы. — Мать протянула ей миску. — Я делаю французские тосты. Хочешь?

У Стефани потекли слюнки, но отвечать она не торопилась.

— Папа дома? — прежде обеспокоенно спросила она.

— Увы, он уже уехал. Я проголодалась и подумала: а почему бы и нет? Я ведь могу приготовить французские тосты и для себя одной, не правда ли?

Стефани с улыбкой кивнула, испытывая большее облегчение, чем можно было бы предположить.

— Французские тосты — это чудесно! Я составлю тебе компанию.

Они вошли в прохладный полутемный холл и направились в кухню, при этом Антония говорила без умолку. Стефани не мешала ей, но за этим не совсем естественным оживлением чувствовала, что мать нервничает. К тому моменту, когда тосты были готовы и они сели за стол, Стефани уже была уверена, что Антония слышала передачу и ждет, пока дочь сама заговорит о ней.

Кусочек хрустящего тоста, политого сладким кленовым сиропом, стал у нее поперек горла. С трудом проглотив его, Стефани отложила вилку и посмотрела на мать.

— Мам, у меня была причина заехать к вам сегодня утром. Я… я хотела узнать, слышала ли ты…

— Я слышала передачу, — сказала Антония. — Мардж позвонила вчера и отменила игру в бридж из-за сильнейшего приступа мигрени, поэтому я осталась дома. — Антония Митчелл тоже положила вилку на белоснежную салфетку, постеленную под тарелкой. Ее голос и лицо оставались бесстрастными. — Я прослушала ее от начала до конца.

Стефани поежилась, ее просто мутило от волнения.

— А папа?

— Нет. Он не слушал. Я рассказала ему. А сегодня, не сомневаюсь, он узнает о ней еще больше.

Дальнейшие объяснения не требовались. Стефани поняла, что имеет в виду мать. Телефонные провода в Стонвилле, наверное, дымятся — настолько они перегружены.

Стефани подождала, не скажет ли мать чего-нибудь еще, но та молчала. О чем она думает? Ищет слова, чтобы отречься от дочери? Сказать ей, насколько она разочарована в ней?

Наконец Антония заговорила, и ее мягкие щеки при этом слегка порозовели.

— Стефани, солнышко, я… Мне интересно… Не то чтобы это имеет значение, но… неужели теперь действительно производят презервативы с этими самыми щетинками?

Стефани изумленно уставилась на мать. Где-то в подсознании гремели литавры.

— Стефани?

— А, да… я здесь.

Мать выжидающе смотрела на нее.

— Ну?

— Хмм… Да, мам, производят. И разноцветные, и с ворсинками, и ребристые — любые, какие ты только можешь представить, и даже такие, какие представить не можешь.

Прежде чем она успела продолжить, мать снова заговорила:

— А та, другая женщина, которая хотела, чтобы парень привязал ее к кровати? Неужели многие молодые люди занимаются такими вещами?

Разговор приобрел настолько фантастический оборот, что Стефани казалось, будто она поднялась вместе со стулом и смотрит на них обеих с высоты белого пластикового абажура, который отец повесил над столом, когда она училась в пятом классе. Это было невероятно, но мать вовсе не казалась расстроенной, в ее глазах светилось лишь любопытство. Что происходит? Что за бес вселился в ее мать?

— Они используют веревку вроде той, которую ты купила месяц назад в универмаге, или что-то специальное?

— Можно использовать все, что тебе нравится, — не задумываясь ответила Стефани. Голова у нее шла кругом. — Бархатные шнуры, шарфы, цепи… Вряд ли существуют строгие правила, когда дело касается предварительных игр.

— Предварительных игр… хмм… Услышать такие слова из уст матери — это было уже слишком. Стефани резко встала и отнесла свою тарелку к раковине. Что случилось? Почему мать задает все эти вопросы, вместо того чтобы обвинять ее в том, что она испортила жизнь родителям? Глубоко вдохнув, Стефани повернулась и посмотрела на Антонию.

— Эта программа… Она не возмутила тебя? Мать казалась удивленной.

— Возмутила? Господи, нет. С какой стати, милая? Сексуальное образование — вещь необходимая. Уже многие годы твой отец хочет ввести нечто подобное в школе. Он только не знает, с чего начать и как это сделать. Думаю, твоя передача по-настоящему просветительская. Мы гордимся тобой. Правда, гордимся!

У Стефани буквально отвисла челюсть. Слова матери были так неожиданны, что она потеряла контроль над собой.

— Ты с ума сошла? Ты считаешь эту программу просветительской?!

Мать с серьезным видом кивнула.

— Ну конечно, дорогая. Как же иначе? У людей есть вопросы. Им нужны ответы. Помнишь, ты работала на «горячей линии» в колледже? Это почти то же самое. Только сейчас ты поможешь гораздо большему количеству людей.

— А папа… Он тоже так считает?

— Ну… да. Сначала папа немного расстроился. Но когда я ему сказала, как усердно ты работала над этой программой и как стремишься быть нужной людям, он успокоился.

— Как я стремлюсь быть нужной людям?! Мама, ты же знаешь, что это задумывалось как передача о кулинарии, а не о сексе!

— О!.. Но я отчетливо помню, как ты говорила мне совсем другое, — медленно произнесла Антония, пристально глядя на дочь через кухню, в которой витал такой домашний аромат французских тостов. — И после того как я объяснила это отцу, у него окончательно поднялось настроение.

Изумленная Стефани, вцепившись в край раковины, смотрела на мать. Она ничего не понимала. Ей казалось, что мать придет в ужас, а отец схватится за сердце. А вместо этого Антония Митчелл выступает в поддержку программы.

— Т-ты уверена? Ты действительно считаешь, что все в порядке и это никому не причинит вреда?

— Абсолютно уверена. — Антония без колебаний встретила испуганный и смущенный взгляд дочери. Спокойное и задумчивое выражение ее лица было красноречивее слов. — Ты ведь давно сетовала на то, что в городе нет какой-нибудь общественной службы — вроде той «горячей линии». Я думаю, «Добавьте остренького» вполне может стать такой службой. Повторяю: мы гордимся тобой, Стефани. Очень гордимся. — Внезапно в ее глазах вспыхнули озорные огоньки. — Честно говоря, я с нетерпением жду следующего выпуска.

Придя на работу, Стефани сполна получила свою порцию сальных шуточек и двусмысленных замечаний. Не раз и не два она ловила на себе откровенные мужские взгляды. Анджела Браун, регистратор, истовая прихожанка местной церкви и член попечительского совета школы, склонившись над кофеваркой, прошептала:

— Как ты могла? Твой бедный отец… Лучшая подруга Анджелы, машинистка Энн Пибоди, явно разделяла ее чувства. Взяв со стойки поднос с ланчем, она направилась было к столику, где сидела Стефани, но, увидев ее, резко повернулась и устремилась в противоположном направлении. Все это было бы смешно… если бы кто-то не разбил окно Стефани в третьем часу ночи.

Саманта никак не могла поверить, когда подруга рассказала ей о камне и привязанной к нему записке.

— Кто мог такое сделать?

— Откуда я знаю? — ответила Стефани, пожав плечами.

Она ковыряла вилкой в салате, пребывая в полном смятении и словно не понимая, что делать с содержимым тарелки. Стефани приготовилась к упрекам родителей, но те поддержали ее. Что происходит? А потом еще этот Мартин Эббот. Он вспоминался ей в самые неподходящие моменты. Стефани рассказала Саманте о том, как Мартин пришел к ней ночью.

— О, постой-ка… — подняла та руку. — Мартин Эббот. Это не тот ли парень, который поселился в домике Фрэнка?

Стефани удивленно посмотрела на подругу.

— Ты с ним знакома?

— Нет, но Мэрион о нем упоминала. Она сказала, что может познакомить меня с ним. — Саманта придвинулась ближе. — Как думаешь, стоит попытаться?

Нечто удивительно похожее на ревность кольнуло Стефани.

— Не знаю, — холодно сказала она. — Мне он показался каким-то диковатым.

Саманта несколько секунд смотрела на нее, потом расхохоталась.

— Диковатым? Ах, детка! Сдается мне, что ты не прочь прибрать его к рукам, а?

— Не правда!

— Эх ты, совершенно не умеешь притворяться! — Саманта чуть ли не легла на стол от смеха. — Если тебе понравился этот парень, скажи Мэрион. Она только потому не позвонила тебе в первую очередь, что считает тебя равнодушной к таким вещам. Ты отвергла все ее прежние попытки свести тебя с каким-нибудь молодым человеком.

— Как правило, я и бываю к ним равнодушной, — сказала Стефани, вертя в руках кусочек латука. Подняв взгляд, она усмехнулась. — Но на сей раз я, возможно, захочу сделать исключение.

Саманта закатила глаза.

— Тогда позвони ей ради всего святого! В субботу они устраивают барбекю у рыбачьего домика… — Она хотела сказать что-то еще, но внезапно осеклась.

Стефани, проследив за ее взглядом, увидела приближающуюся к ним Дженетт. Директор радиостанции остановилась у их столика и посмотрела на Стефани.

— Насколько я понимаю, у тебя дома были какие-то проблемы ночью.

Стефани кивнула. Ее не удивила осведомленность Дженетт.

— Если страховка не покроет расходов, станция заплатит за стекло. Я уже сказала Эпплтону, чтобы прислал счет нам. — Она наклонилась ниже. — Это облегчит тебе принятие решения.

— Что ты имеешь в виду?

— Если ты не вернешься в эфир, они победят. — Взгляд Дженетт стал острым как кинжал. — Это твой шанс доказать, что ты чего-то стоишь, Стефани. Не позволяй каким-то идиотам с камнями решать за тебя. Жду тебя завтра утром с ответом, который мне хотелось бы услышать. — Дженетт еще мгновение смотрела на нее, затем повернулась и зашагала прочь.

Подруги молча смотрели вслед удаляющейся начальнице. Только когда Дженетт вышла из кафетерия, Саманта заговорила:

— Интересно, сколько она ему заплатила? Стефани нахмурилась.

— Заплатила — кому? Саманта улыбнулась.

— Парню с камнем.

Мартин завел свой джип на стоянку перед продуктовым магазином братьев Джемисон. Когда вчера вечером он приехал в город, то купил только самое необходимое — холодное пиво, замороженную пиццу, все для бутербродов, — но теперь собирался запастись продуктами поосновательнее. Конечно же опять пиво, гамбургеры и, может быть, яйца. Еще несколько пицц тоже не помешают.

Он выбрался из машины и зашагал к магазину, не отрывая взгляда от темноволосой женщины, шедшей впереди. На мгновение ему показалось, что это Стефани Митчелл, но, когда женщина повернула голову, Мартин понял, что ошибся. К тому же Стефани была гораздо тоньше, а ее волосы — более гладкими и короткими. Прошлой ночью он как следует рассмотрел шелковистые каштановые пряди, когда Стефани отвечала на его вопросы, — слишком часто она заправляла их за ухо тонкими бледными пальцами.

Он взял свободную тележку из длинного ряда и покатил ее в отдел фруктов быстрее, чем это требовалось. Стефани Митчелл оказалась совсем не такой, как он себе представлял. Когда она открыла перед ним дверь своего дома, он был более чем удивлен. Ее голос не соответствовал всему остальному. Фигура была скорее хрупкой и изящной, чем соблазнительной. Томные затуманенные глаза, которые он рисовал в своем воображении, на деле оказались карими, огромными, а их взгляд — мягким. Стефани выглядела невинной и неискушенной. Трудно было соотнести чувственный хрипловатый голос с худенькой молодой женщиной, здоровающейся с ним.

Мартин бросил в тележку помидоры и покатил ее к другому проходу. Да с какой стати он вообще думает об этой Стефани Митчелл?! Она молода и сосредоточена исключительно на своей карьере. Она сказала, что у нее нет никаких «бывших». И словно в подтверждение ее слов Мартин не заметил в доме ни фотографий с друзьями, ни признаков каких-либо увлечений — словом, ничего свидетельствующего о том, что она думает о чем-то, кроме работы. Журналы, лежащие на кофейном столике, были сугубо профессиональными, как и книги на полках. Стефани Митчелл не читала романов. Никаких романов и никаких бывших поклонников.

Мартин дошел до конца второго прохода, не взяв ничего. Не переставая думать о Стефани, он ринулся к прилавку с яйцами и едва не врезался в старушку с двумя большими пакетами кошачьего корма в руках.

Он не интересовался женщинами с тех пор, как Памела ушла от него после быстрого и безболезненного развода. Она тоже делала карьеру. Была классным специалистом по инвестициям. Они познакомились в баре и через два месяца поженились. Мартин даже не понимал почему, разве что из-за великолепного секса. В остальном у них не было ничего общего. После пяти несчастливых лет каждый пошел своей дорогой.

Воспоминания о Памеле подействовали на него как холодный душ. Мысль о том, чтобы завести с кем-нибудь, включая Стефани, роман, тут же вылетела из головы. Мартин закончил с покупками, расплатился в кассе и, схватив белый пластиковый пакет, вышел на улицу.

Стефани Митчелл стояла, опершись на капот его синего джипа.

Когда Мартин вышел от «братьев Джемисон» с покупками в руках, у Стефани перехватило дыхание и непонятное тепло разлилось в груди. Стоп, девочка! Притормози, остынь! — раздались в голове слова предостережения, но тело их не слышало. Причем начался этот разлад еще раньше. Когда Стефани заметила сверкающий синий джип, разум приказал ехать дальше, но руки самовольно повернули руль в сторону стоянки. Затем пальцы сами открыли дверцу, ноги вынесли из машины — и вот, пожалуйста, она стоит здесь, опершись на капот, а ее сердце работает, как паровой молот.