- Будьте уверены в себе, - напутствовал Надани ведун. - Объявите им о прибытии уана, первая выкажите к нему доверие. Они колеблются, они боятся - что и понятно, если вспомнить историю этой страны. И всё же не так трудно будет убедить их дать ему шанс - если вы сами будете верить тому, что говорите, они послушают вас. Удачи, госпожа Одезри!
      Женщина нервно кивнула. Экипаж остановился в десятке айрер от ближнего к дороге дома - круглой хижины с конусообразной крышей из соломы. Дома обступали площадь, на которой горел костёр, а вокруг него собралось множество людей. Надани с каждым шагом всё глубже погружалась в атмосферу страха и ожесточённости. Шум становился громче, наконец, она смогла разобрать слова.
      - Чудовище не может знать, что нужно людям, - заканчивал речь один из загонщиков, мужчина средних лет, сильный и крепкий. - А нам хорошо и без него.
      Его поддержали громкими криками. Поднялся один из стариков:
      - Чудовище или нет, оно станет обирать нас, как делал прежний уан, - сипло сказал он. - Мы уже десяток лет ни с кем не делимся добычей.
      - Пусть сам выходит на охоту! - закричали несколько воинов.
      - Оно будет домогаться наших женщин, - продолжил старик, - ибо все эти правители одинаковы.
      Яростные крики стали громче. Старейшине пришлось ударить в большой барабан, чтобы успокоить толпу.
      - Оно заберёт наших сыновей, пообещает им богатства и славу. Поведёт на другие земли, и снова будет литься кровь, гореть дома. Много людей не вернётся домой, - докончил старик и повторил. - Все правители одинаковы.
      - Весна причинила нам много зла, - хмуро высказался ещё один загонщик. - Не того вы боитесь: чудовище или нет, куда страшнее те, кто его прислал. Все мы знаем, что они хотят нас изжить и сами поселиться на нашей земле. Мы должны показать им, что этого никогда не будет.
      Вновь раздались одобрительные крики.
      - Что ты всё молчишь, Орур? - окликнул старейшину один из молодых воинов.
      - Я вижу, что к нам пришла госпожа Одезри, - ответил ему тот. - Что ж, госпожа, вы слышали достаточно, чтобы понять, как мы настроены.
      Разговоры смолкли, летни обернулись к Надани, а та изо всех сил пыталась вспомнить напутствие Гебье.
      - Я, - пробормотала она, - я же объявила вам…
      - Громче! - крикнули двое воинов.
      Женщина попыталась втянуть в себя воздух, но он не входил, словно она забыла как дышать. Молчание затягивалось, и с каждой секундой Надани было всё сложнее заговорить.
      - Вы сказали нам, что прибудет уан, - громко и отчётливо обратился к ней Орур. - Отчего же скрыли, что он из Весны, да и не человек вовсе?
      Женщина сглотнула, ей казалось, что толпа вот-вот бросится на неё.
      - Я… - начала она, но голос сорвался. - Я, - попыталась она снова, и неожиданно удушье прошло. Надани ясно поняла, что должна ответить, и живительная волна пронеслась по её телу. - Я сама ничего не знала! - воскликнула она. - К тому же он никакой не уан, а простой воин воздушной армии.
      Поднялся шум: многие женщины завыли и запричитали, летни взволновано переговаривались. Воины, участвовавшие в сражениях шесть лет назад, с громким кличем потрясали руками так, будто держали в них копья. Старейшина дважды ударил в барабан, но и это не успокоило толпу. Тогда Орур закричал так громко, как только мог:
      - Тихо! Уймитесь! Слушайте меня!
      Наконец, большинство собравшихся обернулось к нему.
      - Мы не можем сейчас же пойти и напасть, - рассудительно проговорил старейшина. - Нужно подготовиться и сделать всё так, чтобы Весна не прислала сюда своих мстителей. Или кто-то из вас хочет встретиться с ними?
      Люди притихли.
      - Вполне возможно, - помолчав, добавил Орур, - что Весна всё равно пришлёт их. Станем ли мы рисковать? Это вы скажите мне.
      Надани затаила дыхание, она едва понимала, что происходит. В тишине раздались рыдания старухи, потерявшей в последней войне обоих сыновей и мужа.
      - Им нечего было делать на нашей земле. Они даже не вступали в честный бой, а расстреливали бегущих с высоты, - с жестоким выражением лица сказал незнакомый Надани мужчина. И закричал, подняв кулак к небесам: - Отомстим!
      Хин был удивлён, что его никто не разбудил, хотя Солнце уже поднялось над горизонтом. Его лучи забирались в комнату, играли с пылинками, удивлённо ощупывали тусклое зеркало, и мальчишка невольно улыбнулся. Он отбросил одеяло, поднялся с кровати и заглянул в окно, жмурясь. Солнце приласкало его теплом, и улыбка Хина стала ещё шире.
      - Ого! - неожиданно пролаял кто-то будто над самым ухом.
      Испугавшись, мальчишка отпрянул от окна, споткнулся о таз для умывания и растянулся на полу.
      - Надо было сказать: бу! - прокомментировал другой голос, так же отрывисто произносивший каждый слог.
      Хин по-прежнему никого не видел, более того, ему казалось, что голоса проникают в комнату снаружи. Но когда люди разговаривали во дворе, это звучало по-другому - то был звук, доносившийся снизу, а лающие голоса звучали так, будто неведомые шутники стояли в продолжении комнаты, вдруг появившемся за окном.
      Мальчишка осторожно подполз к окну и быстро высунулся. Из-за Солнца он почти ничего не смог разглядеть, но убедился, что за окном не было ни комнаты, ни летающих людей.
      - Надо же, - озадаченно пробормотал он.
      Хин подождал десяток минут, сидя на кровати, но больше ничего не произошло. Меми не приходила. Мальчишка вздохнул:
      - Наверное, они про меня забыли, - сказал он сам себе.
      Подошёл к кувшину, но воды там не оказалось. Тогда он взял из шкафа гребень и попытался сам пригладить перед зеркалом непослушные волосы. Надолго его терпения не хватило и, отложив гребень, он полез в шкаф. Вытащил уже было рубашку и широкие брюки, но затем остановился, подумал и убрал ненавистные вещи обратно. Стянул полотенце, обернул его вокруг бёдер поверх ночной рубашки, посмотрел на своё отражение. Хмыкнув, снял рубашку и соорудил подобие набедренной повязки, затем осторожно подкрался к двери, отворил её и выглянул наружу. В коридоре никого не было. Довольно улыбаясь, Хин вышел из комнаты и спустился вниз.
      На первом этаже людей тоже не было. Немного встревожившись, мальчишка решил поискать снаружи. Его первой находкой стал Тадонг: тот лежал, так и не сменив вчерашнего костюма, и блаженно сопел, наслаждаясь теплом Солнца. Хин осмотрел его, не приближаясь - пахло от человека не самым приятным образом - и заключил, что мужчина лежит тут ещё с ночи и отогрелся только недавно. Рядом с Тадонгом стояла бутылка, которая не показалась мальчишке примечательной. Он задумался: не разбудить ли спящего, но тот вдруг пару раз дёрнул ногой, а потом почесал промежность. Хин принял решение лучше его не тревожить.
      Он подошёл к мосту, пытаясь понять, почему в крепости никого нет. Люди могли уйти только в деревню, и, наверное, мать уехала туда же. Мальчишка не поленился добежать до пристройки, в которой держали динозавров, и заглянуть внутрь. Их не было, к тому же отсутствовал экипаж - предположение подтверждалось. Хин вернулся к мосту и посмотрел на дорогу: если мать в деревне, отчего же девочки не идут играть. И зачем ушли все стражники и прислуга - это было странно. Некоторые уходили и раньше, но крепость впервые на памяти Хина стояла безлюдной.
      Неожиданно мальчишка услышал шаги за спиной. Он обернулся, обрадованный, даже и не думая о том, что его будут ругать за неподобающий наряд. К нему двигалась водянистая кольчатая масса на четырёх лапах. При свете дня червь выглядел ещё более отвратительно, чем Хину запомнилось. Мальчишка тихо вздохнул.
      - Ясного утра, - сказал ему червь. - Ты Хин, кажется?
      - Да, - протянул рыжий упрямец. - А ты Хахманух.
      - Я знаю, - ответил червь.
      - Ясного утра, - вспомнил о вежливости Хин.
      Червь обошёл его и остановился в трёх шагах, он тоже смотрел наружу. Мальчишка осторожно покосился в его сторону, ему очень хотелось, чтобы переводчик сказал ещё что-нибудь, но тот молчал. Тогда Хин заговорил сам:
      - Я сегодня слышал голоса, как проснулся, - сказал он, потому что ничего больше ему в голову не пришло.
      - Я тоже, - спокойно ответил червь. - Есть у нас живчики, которых не добудишься, когда они нужны, но едва приляжешь отдохнуть, как им неймётся.
      - Да? - простодушно удивился Хин. - А я тоже часто не хочу спать, когда все ложатся, но меня всё равно укладывают. Я лежу, лежу и постепенно засыпаю.
      - Молодой ещё, чтобы бессонницей страдать, - флегматично изрёк червь.
      Мальчишка улыбнулся.
      - О, - сказал Хахманух. - Едут.
      - Кто? - Хин с любопытством обернулся к дороге.
      - Наши вещи, - равнодушно пояснил червь и так же равнодушно возмутился. - А говорили, привезут с рассветом. Ну что за страна - никакого уважения к чужому времени. Я, может быть, весь день планировал, а теперь из-за их опоздания должен изменить все планы.
      - А ты планировал? - спросил мальчишка, почему-то ему было весело.
      Червь почесал брюхо о землю.
      - Нет, - сознался он. - Я же не глупец, чтобы первый же день на новом месте планировать. Первый день положено присмотреться, оценить: что да как. А потом уже, зная обстоятельства, приноровиться к ним. Гибким надо быть, вот так, - он пару раз изогнулся всем телом.
      Хин попробовал повторить.
      - Не в прямом смысле, - заметил ему Хахманух. - И у тебя так не получится. Что и говорить, твоему телу до моего далеко.
      - Да, пожалуй, - согласился мальчишка, разглядывая червя.
      - А я и не такое могу, - хвастливо сказал тот.
      - А я ничего не могу, - вздохнул Хин.
      Хахманух повернул к нему голову, посмотрел внимательно.
      - Да ладно тебе, - пробасил он, отворачиваясь. - Ты говоришь на общем, так?
      - Все на нём говорят, - грустно ответил мальчишка.
      - Кабы так, был бы я переводчиком? - усмехнулся червь. - Так что, видишь, ты умеешь то, чего не умеет мой друг. И ты пока ещё молодняк. Подрастёшь, заматереешь - там и умения появятся, не успеешь оглянуться.
      - Так вы с уаном друзья? - удивился Хин. - Вы же такие разные.
      - Он мне друг, я ему - нет, - серьёзно сказал Хахманух. - Он не связывает себя обязательствами с другими существами. Келеф - мизантроп.
      - А что это?
      - Ну, - протянул червь, - смягчая краски, скажу так: он не очень любит других Сил'ан, лятхов, людей, эльфов.
      Хин заулыбался.
      - Странная реакция, - отметил Хахманух.
      - Я думаю, это очень интересно: взять и не любить людей, - ответил ему мальчишка.
      - Поверь мне, это безопасней, чем любить и верить безоглядно, но тоже не панацея от ошибок.
      - А кого он любит? - весело поинтересовался Хин.
      Червь задумался.
      - Рыбу, - сказал он, наконец. - Правда, при этом он с удовольствием её ест.
      Телега с вещами подъехала уже так близко, что стало слышно, как в ней что-то гремит и перекатывается.
      - Если только они что-нибудь расколотили, - флегматично изрёк червь, - я спущу на них драконикусов.
      Он пошёл навстречу телеге. Хин понял, что сейчас переводчику будет совсем не до него, и вернулся в крепость. Он хотел посидеть в тёмной столовой, но та была заперта, тогда мальчишка прошёл на кухню, оторвал кусок хлеба и принялся есть. Затем набрал кувшин воды, чтобы вылить на голову Тадонгу, но потом решил, что тот всё равно не оценит его помощи, да ещё и наябедничает матери.
      Мальчишка ещё побродил по крепости, даже подошёл к стене, в которой был тайный проход на вторую половину, но просто погладил ко всему безразличные камни и вернулся во двор. Телега уже уехала, червь ушёл, Вельрика и Вирра так и не появились, и Хин развлекался тем, что пинал мелкий сор ногами. Он обернулся, почувствовав чей-то взгляд. По мосту плыл Сил'ан, всё в том же чёрном платье, красиво блестевшем на Солнце.
      - Ясного утра, уан Келеф, - вежливо поприветствовал его мальчишка.
      Чёрная фигура двигалась так величественно и беззвучно, что Хину было даже немного боязно с ней заговаривать. Услышав приветствие, Сил'ан окинул его взглядом с головы до ног.
      - Ой, - вдруг сообразил Хин, - извините. Вы, наверное, меня не понимаете.
      - Онге, Одезри-сиэ, - перебил его уан, проплывая мимо. На мгновение его высокая фигура заслонила Солнце.
      Мальчишка проводил глазами мех на его воротнике.
      Сил'ан ещё от двери услышал, как Хахманух распоряжается:
      - Ещё немного влево.
      - Так? - хором спросили его другие два червя.
      - Ещё чуть-чуть.
      - Так?
      - И ещё… Нет! Много! Назад!
      - Так?
      Переводчик, похоже, задумался - наступила тишина. Уан отцепил нижний конец шлейфа от прячущих его под верхней юбкой зажимов и позволил ему с шорохом волочиться по не слишком чистому полу. Хахманух, конечно, услышал его и заспешил навстречу.
      - Сю… Келеф! Иди сюда, взгляни!
      Сил'ан отчеркнул в воздухе перед собою горизонтальную линию ладонью. Червь удивлённо встопорщил гребень и, пробормотав: "Шесть секунд", - вновь умчался в залу. Там распорядился:
      - Да, хорошо. Вешайте так.
      После чего вновь выбрался в коридор.
      - В чём дело? - негромко поинтересовался он. - Я тебе говорил одному к реке не ходить.
      - Оставь вещи сложенными, - сказал ему уан.
      - Драконикусы уже собирают клавесин. А мы что, уезжаем?
      - Ты заметил, как пусто снаружи?
      Червь опустил гребень.
      - Сначала мне тоже это не понравилось, - признался он. - Но я думаю, госпожа Одезри успокоит людей, даже если они собрались где-то, чтобы выступить против нас. Она понимает, что мы прибыли сюда помочь ей. К тому же с ней ведун. Всё будет хорошо, только нужно дать людям время привыкнуть к нам.
      Сверху раздалось тихое покашливание. На потолке сидел паук, пыльный и усталый.
      - Опять подслушиваешь, Синкопа? - укорил его Хахманух.
      - Нет, - ответил паук.
      - Так я и поверил.
      - Серьёзно.
      - Это дорожная пыль, - заметил Келеф.
      - Я прокатился в деревню, - сказал паук. - И у меня к вам вопрос. Уж извините, если напомню Ре.
      - Слушаю, - флегматично отозвался червь.
      - Мы разве планировали рассказать людям о воздушной армии? Просто я что-то не понимаю, какая нам с этого выгода.
      Уан и переводчик переглянулись и замерли, что-то быстро обдумывая.
      - Ясно, - заключил Синкопа. - Шутки кончились. Хотите знать, что я слышал?
      По возвращении в крепость Надани сказалась больной и заперлась у себя в комнате. Она боялась встречи с уаном, и молила Богов, чтобы люди деревни напали как можно скорее, и пусть бы им всё удалось. Гебье, искренне взволнованный и удивлённый, явился осмотреть её. Ему оказалось достаточно единственного заклинания.
      - К чему обман? - спросил он, не осуждая, но и не одобряя.
      Надани пробормотала что-то невнятное - сил объяснить, что произошло в деревне, у неё не было. Ведун в тот день не стал настаивать, но на следующий явился снова. Взгляд его был недобрым, и женщина поняла, что стражники так и не научились держать языки за зубами.
      - Как могли вы, госпожа Одезри, так отплатить мне за доверие? - с отчаянием вопросил он. - Я подданный Весны, я должен был сохранить тайну!
      - Видишь, Гебье, - гневно воскликнула Надани, - ты тоже думаешь только о себе!
      - Хорошо, - согласился ведун, в его речи не было и следа обычного уныния. - Забудем обо мне и поговорим о вас. Вы понимаете, что сделали?
      - Я сказала правду. Почему я должна что-то скрывать от моих людей?! - с вызовом бросила женщина.
      - Красивое объяснение, - мрачно отозвался Гебье. - Неужели вы до сих пор не поняли, госпожа Одезри? Они не ваши люди. Они заботятся о себе, и я не вменяю им это в вину, но им нет до вас дела.
      - Всё потому, что я чужая! - запальчиво крикнула Надани и разрыдалась.
      - Да, - резко ответил ведун, слёзы его не тронули. - Вы так часто об этом говорите, что я думал, будто вы это понимаете. Всё предельно просто: Келеф и я - на вашей стороне, люди владения - на другой. Быть может, однажды эти стороны станут одной, но сейчас это не так. И что сделали вы? Ударили в спину союзнику. Нет, обоим своим союзникам. Чего вы добились, госпожа Одезри? Какую победу празднуете, придумывая красивые речи о правде? Кто теперь с вами? Посмотрите внимательно: вы - одна.
      Он не стал дожидаться ответа, резко развернулся на каблуках и вышел, хлопнув дверью.
      К удивлению мальчишки, никто не обругал его за самодельный наряд - мать прошла мимо, не заметив, а Меми, когда вернулась, была необычайно рассеянной и даже отвечала невпопад. На следующий день, проснувшись, Хин почувствовал слабость, спина и плечи горели. Няня встревожилась, попеняла ему за легкомыслие и ушла позвать ведуна. Мальчишка тотчас повеселел - ему редко представлялся случай понаблюдать за весеном, тот почему-то его избегал.
      - Не паникуйте, - велел служанке Гебье, едва вошёл в комнату.
      Он взял покрывало, завесил им окно и распорядился:
      - Принесите лампу. И побольше воды - ему сейчас нужно много пить.
      Вскоре после того, как Меми вернулась со светильником и кувшином, весен ушёл.
      - Почему он меня не вылечил? - удивился Хин.
      - Это вам в назидание, - сурово объяснила няня. - А то ишь чего выдумали: весь день на Солнце с непокрытой головой и плечами бегать.
      "А что мне ещё было делать?" - хотел спросить Хин, но промолчал. Меми сама понимала, что здесь есть и её вина.
      Мальчишка провёл в постели два дня, к нему изредка заходили то няня, то ведун. Он хотел, чтобы пришёл червь - с ним было весело, но, конечно, Хахмануху хватало важных дел. Да и почему он должен был уделять внимание едва знакомому мальчишке, когда даже мать не находила времени повидать своего сына?
      На третий день в комнату заглянул Тадонг. Хин недоброжелательно уставился на него.
      - Вставай и одевайся, - отеческим тоном велело разряженное как на праздник недоразумение. И предусмотрительно добавило: - Твоя мать так сказала.
      Мальчишка презрительно оглядел напомаженные волосы летня. Его раздражал их цвет, более светлый и тусклый, чем у матери или самого Хина, но всё-таки рыжий.
      Стражники разгуливали по двору, заткнув ножи за пояса и поглаживая рукояти. Келеф и не пытался отдавать им распоряжения, прекрасно зная, что они не будут выполнены. Синкопа вызвался ещё раз сбегать в деревню и узнать, что готовят люди, но уан ему запретил.
      - Тебя могут поймать, убить и с воодушевлением приняться за нас, - пояснил червь.
      - Я неуловим, - заверил паук. - Но нет, так нет.
      Лятхи не стали пренебрегать осторожностью ради показного бесстрашия. Теперь они выходили во двор только тогда, когда этого нельзя было избежать, и всегда вдвоём. Хахманух набрался мужества и попытался уговорить Сил'ан на время оставить все мысли о реке.
      - Если ты пойдёшь один, - решительно сказал он, - это вызов или удобная возможность. Сам понимаешь. А из нас какая охрана? Я дрался только один раз и то давно.
      - У меня и в мыслях не было, - улыбчиво ответил Келеф.
      Червю стало стыдно за появившуюся с недавних пор нервную манеру речи и стремление поучать других, он вздохнул:
      - Ты прости, что я такой суматошный последнее время. Ох, не по мне нынешняя жизнь.
      К реке отправились Ре и Фа с тонким и прочным, непроницаемым для воды полотном. Они наловили рыбы, свалили её в ткань, взяли края в клювы, образовав подобие гамака, зачерпнули столько воды, сколько смогли унести, и возвратились с ценной ношей в крепость.
      На четвёртый день после приезда Хахманух вошёл в комнату, где лятхи и Сил'ан собирали и настраивали музыкальные инструменты. В передних лапах он держал четверть пергаментного листа.
      Келеф, оставив остальных, подплыл к нему и негромко спросил:
      - Что?
      - Пришла беда - отворяй ворота, - вздохнул червь. - Приглашение на турнир. Мне нравится их стиль: изысканно и лаконично. Дескать, позвольте мы попробуем сразу от вас избавиться. А не удастся, так хоть познакомимся, чтобы при следующей попытке сделать меньше ошибок. Только этого нам и не хватало. Как думаешь отказываться?
      Сил'ан взял у него послание, пробежал глазами.
      - Никак, - ответил он. - Нельзя.
      Надани сама себя загнала в ловушку. Соседи устраивали очередной турнир - на сей раз в честь прибытия нового уана. Она знала, что если никто из Одезри не будет присутствовать, все решат, что род утратил влияние. Поехать сама женщина не могла - тогда ей пришлось бы признаться в обмане, встретиться с Келефом, говорить с ним, смотреть ему в глаза. Выходило так, что на турнир должен был отправиться Хин.
      Заставить ребёнка участвовать в сражениях никому не пришло бы в голову. Нет, Надани не верила в здравомыслие или милосердие летней: Хина оберегало то, что он не был благородным, а только высшему сословию дозволялось проливать кровь друг друга под торжественный бой барабанов и на потеху толпе.
      Женщина вызвала к себе Тадонга и, приотворив дверь, велела тому собираться. Он просиял и напыжился, а Надани пожалела, что не может отправить с Хином Гебье.
      - Всё твоё внимание должно быть отдано моему сыну, - ожесточённо проговорила она. - Если хоть волос упадёт с его головы, ты пожалеешь. Запомни!
      Её слова ненадолго притушили тщеславное торжество, отразившееся на лице мужчины.
      Спина ещё не зажила, и расшитая нитями драгоценных металлов выходная куртка немилосердно царапала её даже сквозь рубашку, тело щипало и жгло от пота. Мальчишке казалось, что ленивый и пьяный мясник с лицом Тадонга режет его тупым ножом на куски и при этом самодовольно ухмыляется. Он изо всех сил напрягал плечи и прогибался вперёд, стараясь удержать одежду на расстоянии от тела.
      - Тоже чувствуешь восторг? - подмигнув, спросил у него мужчина. - Можешь не отвечать, я и так вижу, что маршируешь, как на параде. Расслабься - ехать нам долго.
      Тадонг уже привык к недружелюбным взглядам Хина, но в этот раз мальчишка посмотрел на него с откровенной ненавистью. Мужчина оторопело подумал, что подобная нетерпимость к любой критике когда-нибудь плохо закончится для сына Надани.
      Из-за поворота показался уан в сопровождении переводчика, и стражники тотчас оживились.
      - На турнире соберутся опытные бойцы, - сказал один, будто продолжая давний разговор. - Интересно, что будет с ними делать наша красавица?
      - Как бы в юбке не запуталась, - ответил другой, не глядя во двор.
      Ещё три стражника подошли ближе к беседующим.
      - Я бы советовал ей поступить так, - сказал один из них, - делать то, что хорошо умеет. Запастись луком и стрелами, можно дротиками, на худой конец - камнями. Забраться повыше на столб и бросать в соперников.
      - А что, может сработать, - крикнул кто-то снизу, из под навеса. Раздались смешки.
      - Или ещё вариант, - предложил сторожевой, открыв один глаз, - вызвать на подмогу воздушную армию Весны. Так сказать, сравнять силы.
      Стражники покатились со смеху. Им вторили и некоторые из слуг, вышедшие во двор, чтобы уложить провизию в дорогу. Кучер едва не упал с козел.
      Келеф спокойно проплыл мимо гогочущих людей и сел в карету. Червь с затравленным видом шмыгнул за ним. Хин забрался внутрь следом и сочувственно посмотрел на уана, но тот опустил ресницы и едва ли заметил взгляд. Тадонг шумно плюхнулся на сидение рядом с мальчишкой, отпихнув того в угол, и довольно закричал, всё ещё посмеиваясь:
      - Трогай!
      Сопровождаемая весёлыми криками и улюлюканьем, карета проехала мост. Всё это время мужчина прожигал взглядом Сил'ан, сидевшего напротив него, но тот даже не открыл глаза. Тогда Тадонг перенёс своё внимание на червя.
      - Эй, слизистый, - широко улыбаясь, бросил он. - Ты там поосторожнее. Обивку-то не измажь.
      Хин нахмурился, поведение летня его настораживало. Неожиданно Тадонг взвыл и схватился за ногу. Мальчишка встревожено посмотрел на пол, пытаясь понять, что произошло, но ничего не смог разглядеть в полутьме.
      - Ещё что-нибудь? - с сильным акцентом спросил уан.
      Хин взглянул на летня. Лицо мужчины кривилось от боли.
      - Нет, - выдавил он.
      Червь, ободрившись, удобнее устроился на сидении.
      Хин был уверен, что турнир окажется похожим на праздник, иначе зачем бы Тадонг стал так наряжаться. Всю дорогу мальчишка представлял, как будут развеваться яркие флаги и сверкать копья, как воины станут демонстрировать свою доблесть в поединках. Он жаждал запомнить их движения, смертоносные, чёткие и невероятно сложные, с тем чтобы, может быть, однажды повторить. Хин мысленно подгонял время, спеша оказаться среди нарядных людей, пришедших увидеть великие свершения, поддерживать победителей восторженными криками, сопереживать побеждённым.
      Тадонг выбирался из кареты с медлительностью древнего старца. Мальчишка не стал тратить время на ступеньки - спрыгнул на землю и обежал экипаж кругом, забыв об усталости и боли в спине. То, что он увидел, поразило его.
      У подножья невысокого холма приютилась деревенька. Такой бедности Хин не видел даже дома: шесть хижин, обветшалые и заброшенные, казались безумными старухами-великанами. Их волосы выгорели на Солнце, спутались и облезали клоками, их платья износились и потемнели от дождя и ветра.
      Больше сотни людей, столпившись между хижинами, с любопытством смотрели, как один человек бьёт другого дубинкой посреди площади. Шестеро благородных ярким пятном выделялись среди копошащейся массы простолюдинов - их надёжно отгораживала от неё живая стена из отборных воинов, стоявших плечом к плечу. Каждый держал в руках копьё, а за поясом у них были длинные изогнутые ножи.
      Тадонг, прихрамывая, подошёл к Хину. Торжество на его лице сменилось растерянностью и унынием. Уан остановился неподалёку и что-то проговорил, червь ему ответил. Келеф стал спускаться с холма, подобрав подол, Хахманух последовал за ним, держась на шаг позади. Тадонг окликнул кучера и захромал следом. Хин догнал червя и тихонько спросил:
      - Что он сказал?
      - Пора идти, - откликнулся лятх.
      - А, - разочарованно протянул мальчишка.
      Червь вздохнул.
      - Пустыня поглощает деревню, вот что он сказал. Это гиблое место, и даже монстры обходят его стороной. А я ответил, что те, кто пригласил нас сюда, знают всё, и пытаются нас напугать.
      Чужие уаны заметили гостей и поднялись из удобных кресел, стоявших в один ряд на возвышении. Воины расступились, грубо расталкивая зазевавшихся слуг. Во взглядах шестерых правителей Хин читал жестокость и хитрость. Он подумал, что должен как-нибудь присмотреться к глазам Келефа.
      Избиение на площади продолжалось, толпа слуг и охранников громко кричала, и мальчишка не слышал в их голосах осуждения, только азарт и восторг. Он не знал, чем провинился несчастный, истекавший кровью в пыли, но в один миг он понял, что доблестные и благородные воины существуют лишь в его фантазии. Улыбающиеся уаны могли без предупреждения выхватить ножи, сделать охране всего один знак или кликнуть каждый свою свиту - та со звериным удовольствием разорвала бы на куски всех, кто не угодил её хозяину. Хин заметил, как нервно сокращаются сочащиеся слизью кольца червячьего тела, как обильно потеет и глупо улыбается Тадонг.
      Лица уанов стали размытыми пятнами, а небо и песок сияли так, что их свет обжигал глаза, и никакие образы уже не достигали сознания - оглушённое, оно погрузилось в тишину и тьму. Но блаженному забытью не суждено было длиться долго. Тотчас, как показалось Хину, вернулись голоса: теперь это были редкие выкрики и назойливое жужжание десятков ленивых бесед. Потом он ощутил, что чья-то лёгкая рука, едва касаясь, лежит на его плече. Площадь опустела, но люди не расходились. Эффектный мужчина, одетый как положено уану, с недоброй, но чарующей улыбкой говорил:
      - … настоящая беда. Уже третий год дождей выпадает так мало, что приходится прибегать к искусственному орошению полей. Мой далёкий предшественник боролся с падением урожайности методами, за которые мы по сей день вспоминаем его добрыми словами. Он велел призвать благословение Кваниомилаон на пустовавшие земли у речных берегов, снял несколько хороших урожаев и был так доволен, что учинил войну. Тем и закончились его начинания. Основать поселения у новых пашен он не успел, а после всех сражений его преемник не осмелился обязать людей обрабатывать землю за десяток велед от деревни. Конечно же, ему и голову не приходило, что дожди будут вымывать рыхлую почву. И что досталось мне? Обмелевшие реки с мутной водой и земля, уже ни к чему не пригодная.
      Хину история не показалась интересной, но голос незнакомого мужчины, низкий, властный и весёлый, было приятно слушать. Чужой уан стоял рядом с Келефом, ожидая, пока воины поставят ещё одно кресло. Как только те отошли, закончив работу, рука на плече у Хина ожила: слегка надавила на ключицу и соскользнула, подтолкнув мальчишку направо. Тот понял, что его прогоняют, и, разглядев в указанном направлении Тадонга, стоявшего рядом с воинами, пошёл к нему.
      Сил'ан опустился в крайнее справа кресло. Его единственным соседом оказался молчаливый мужчина, назвавшийся Парва-уаном. Марбе, до тех пор любезно развлекавший Келефа пустым разговором, вернулся на своё место в центре и принялся столь же увлечённо и легко болтать с двумя другими уанами: Теке и Роберой.
      Турнир проходил так, точно у него не было ни правил, ни распорядителей. Разные люди, быть может, наследники уанов, выходили на площадь, когда им вздумается, и бросали вызов другим. Оружием были дубинки, ножи или копья. Иные смельчаки осмеливались вызывать на поединок и самих уанов. Так, один юнец указал на Марбе. Уан поднялся, отвёл за спину золотистые локоны и спустился с возвышения. Воины расступились, пропуская его.
      Сил'ан казалось, что он смотрит тщательно отрепетированную постановку: ни один человек пока не отказался от вызова, уаны всегда побеждали. Так Марбе легко увернулся от удара ножом, направленного ему в живот и полоснул противника по запястью снизу. Тот выронил нож и пропустил ещё один удар: уже обагрённое кровью лезвие вошло ему в бок и прочертило широкую полосу по спине. Смельчак зашатался. Марбе с силой ударил его ногой в колено, и человек упал на песок. Если он и кричал, то его голос заглушили восторженные вопли толпы.