- Ну, что случилось? - встревожено заворчал он.
      Сил'ан лишь судорожно вцепился в камень. Хахманух обвился вокруг съёжившегося тела:
      - Всегда ты молчишь и всё держишь в себе. Я много повидал твоих сородичей - такой привычки не было ни у кого. Поговори со мной.
      Келеф задрожал, червь положил морду ему на спину и вздохнул.
      - Ещё девять лет, - одними губами прошептал Сил'ан.
      Хахманух подобрался, гребни на голове и спине резко распрямились, щетинки встали дыбом.
      - Что? - с ужасом выдохнул он. - С чего вдруг? Зачем? Ты же знаешь, я не смогу остаться… Не понимаю, - он затряс головой от волнения.
      Откатилась каменная плита, в коридоре раздались шаги. Червь потеребил лапой рукав чёрного платья:
      - Наследник идёт, вставай!
      Сил'ан не ответил. Шаги замерли у колонны, мальчишка осторожно высунулся из-за толстого, облепленного паутиной каменного столба и заглянул в залу. Хахманух подполз к нему и торопливо, сбивчиво объяснил:
      - Он не в себе. Шок. Нужно время. Всё будет хорошо, ведь так?
      Хин улыбнулся червю, присел на корточки и потрепал того по голове, запачкав руки в тягучей слизи:
      - Конечно.
      Хахманух встал на лапы, но всё не отрывал брюха от пола; мальчишка услышал его панические, виноватые мысли:
      - … не могу остаться. Через неделю наступит моя зрелость. Я стану совсем другим: не узнаю и не вспомню ни его, ни тебя - только лятхов, - вконец напуганный, червь запричитал: - Как же так вышло? Как же я его покину?
      Мальчишка платком отёр перчатки и тепло усмехнулся:
      - Ты бы ещё спросил: на кого? Хахманух, тебя ждёт дом, клубок, детёныши. Не надо огорчаться и переживать: остаются Синкопа, злодеи, крылатые. Келеф сильный, ты же сам знаешь. Мы его поддержим, а ты - доверься мудрой природе.
      Червь грустно повесил голову:
      - Я не хочу вас забывать.
      Он повернулся к мальчишке хвостом и медленно побрёл прочь. Хин коротко вздохнул, выпрямился, собрал волосы в хвост и, тихо ступая, подошёл к уану. Присел на пол в двух шагах от него. Скрежет когтей лятха затих в отдалении, крепость обняла глухая тишина.
      Мальчишка посмотрел на безразличные иссиня-серые камни пола, на разметавшийся чёрный шёлк волос, протянул руку и погладил воздух, не решаясь коснуться их.
      - Сейчас мир вокруг звучит как расстроенная скрипка, - негромко произнёс он, не сводя взгляда с Сил'ан. - Давай послушаем что-нибудь другое. Помнишь ночное небо? Поездку год назад? Грозу? Как я боялся и пытался спрятаться между ящерами. Так боялся, что, мне казалось, сердце разорвёт грудь и выпрыгнет наружу - я умру. Твоя родная стихия несёт гибель таким как я. Может быть, мы - люди - мстим ей, пытаясь погубить тех, кого не понимаем - её детей. Именно погубить, потому что всё непохожее мы упрямо стремимся изменить, превратить в человека или знакомое нам явление. Гроза потрясла меня, перенести её было тяжело, но после неё, помнишь: ты и я сидим на камне, от лужиц поднимается пар, говорим о том, чего не касались прежде, и не замечаем, как заходит Солнце и гаснут краски заката. Воздух, прозрачен, свеж, свободен от страха. Падают звёзды и разбиваются о воду со стеклянным звоном.
      Он поднялся, подошёл к роялю и несколько раз ударил пальцем по крайней белой клавише справа. Резкие тонкие звуки вспыхнули и погасли в тишине.
      - Красивые, чистые звёзды, - нараспев промолвил Хин. - Холодные, яркие. Вышитая колкими голубыми огнями высота, - он чуть замедлил речь и улыбнулся, - самого прекрасного цвета. Небо так похоже на тебя. И сколько бы огней ни упало, оно не погаснет никогда.
      Заметив осмысленный взгляд Сил'ан, он лукаво улыбнулся:
      - Вот и всё.
      - Но девять лет, - тихо сказал Келеф. Он казался несчастным и смотрел на человека, ожидая, что тот успокоит, словно готов был поверить любому ответу.
      - И они пройдут, - заверил Хин, улыбнулся шире. - Видел бы ты себя!
      - Главное, что меня не видели воины, - ответил Сил'ан и, кротко вздохнув, сел. - Ты помнишь, где лежит мой гребень?
      Уан повёз червя в Город на облачной карете. Все лятхи высыпали наружу и долго махали кто лапами, кто хвостами, стоя у края опущенного моста. Синкопа, сидевший на плече мальчишки, свесившись набок, горестно вздохнул. Злодеи и те выпустили печальные струйки дыма. Твари долго летели за каретой, а назад вернулись по песку, пыльные и усталые. Хин взъерошил их мех и позволил прокусить себе руку до крови.
      - Как же мы без него? - спросил паук, когда они вернулись домой. - Кто теперь будет руководить этим бедламом?
      - Может, ты? - предложил мальчишка.
      - Не пойдёт, - ответил Синкопа. - Конечно, я люблю распоряжаться - но изредка, когда мне того хочется.
      Лятхи переглянулись и уставились на Хина.
      - Я? - изумлённо переспросил тот.
      - Почему бы нет, - ухмыльнулись драконикусы.
      - Назначишь меня тайным прознатчиком? - попросил паук.
      Мальчишка рассмеялся:
      - Оставайся-ка ты лучше дирижёром.
      Келеф вернулся через день. Хин заметил его не сразу - уан стоял в тени колонны и смотрел, как лятхи и человек, разбившись на пары, отплясывают бурэ под пение скрипок в лапах червей. Губы из синего металла улыбались, но мальчишке казалось, что лицо за маской печально. Сил'ан напоминал одинокую тень на чужом балу. Хин извинился перед Диезом, прервал танец и подошёл к колонне.
      - Ты развеселил их, - негромко сказал Келеф, опираясь на камень. Он поднял голову и теперь смотрел в темноту, днём спавшую под потолком.
      - Я уже понял, что ни "спасибо", ни "пожалуйста" от тебя не дождёшься, - улыбнулся Хин. - Порою ты проявляешь редкую изобретательность, лишь бы только обойтись без этих слов.
      - Так ты хочешь благодарности?
      - Да нет, - мальчишка отмахнулся. - Просто не стой как над обрывом.
      Келеф опустил голову и встретился взглядом с человеком. Оранжевые глаза ласково светились в полутьме. Хин рассмеялся:
      - Ты меня гипнотизируешь? - лукаво предположил он.
      - Проводи меня ночью до реки, - попросил Сил'ан.
      За Кольцом рек оказалось намного теплее, чем в скрипящей песком саванне, и всё же Хин чувствовал на щеках холодное дыхание ночи. Он стоял спиной к воде и смотрел на чёрный лес, шевелившийся на слабом ветру, точно огромное спящее животное.
      - Знаешь, - сказал юный Одезри вслух, - местные рассказывают, что когда скрипит песок - на самом деле смеются Боги. При каждом моём шаге я слышал вой, визг, рёв. Сотни диких звуков. Но шёл ты, и пески молчали.
      Тихий шелест шёлка был ему ответом.
      - Обернись, - прозвучало негромко.
      Хин посмотрел назад через плечо и, никого не увидев, с удивлением повиновался. Лирия выглянула из-за облаков и осветила белую фигуру недалеко от берега. Руки Сил'ан опирались на воду, что на твёрдую землю, волосы спадали на спину и плечи, реяли в воде тёмным облаком, а за ними виднелось что-то светлое, широкое.
      - Хвост? - потрясённо выдохнул Хин.
      - Лучше, - довольно откликнулось дитя Океана и Лун. - Но можешь называть и так.
      - Зачем же обувь?
      - Людям легче думать, что ноги есть у всех, и не волноваться.
      Блеснув в лунном свете, Сил'ан гибко выгнулся и нырнул на дно. Хин потерял его среди стаек красных рыб, сел на траву и окинул взглядом водную гладь. Лунная дорожка, слегка наморщенная рябью, делила её пополам. Десяток минут спустя Келеф с тихим всплеском вынырнул на середине реки, перевернулся на спину.
      - На тебе белое платье? - спросил мальчишка.
      - Оа, - был ответ, - это только я.
      Хин улыбнулся:
      - А чешуи у тебя нет?
      - К сожалению, - легкомысленно ответил уан, снова нырнул, проплыл под водой и показался в полосе лунного света. - Когда-нибудь ты увидишь Разьеру. Вокруг селения простираются пески, всюду, куда только хватает глаз. Угасает Солнце и, стоит подняться ветру, как из-под земли возникает удивительного тембра музыка. Позже я сыграю тебе похожую на эрху. Местные тоже сочиняли легенды, и я отправился там побродить. Оказалось, звучали сухие стволы, сохранившиеся с давних времён. В Лете не всегда была пустыня, я догадался об этом раньше истории со статуей. То, что нам рассказывают о прошлом мира, выдумка и ложь. Лие просил отступить, но я хочу понять, о чём пытается напомнить ветер, забираясь в пустотелые стволы давно умерших деревьев.
      Мальчишка лёг на живот, укрылся сверху шкурой, уан подплыл ближе и повторил его позу в воде. Хин невольно рассмеялся:
      - Как тебе удаётся на неё опираться?
      - Так же как ходить по суше. Я просто не касаюсь поверхности, но так близко от неё, что человек не может заметить разницы.
      - Паришь? - мальчишка озадаченно поднял брови.
      - Без этой способности я мог бы лишь ползать, - улыбчиво согласился уан. - У меня нет костей.
      - Вот как, - хмыкнул Хин, отвёл волосы за уши. - А воины всё пытались заставить тебя потерять равновесие в поединках.
      - Невозможно, - согласился Келеф. - К тому же я тяжелее их раз в двенадцать, если не применять способность. Сильнее во столько же. Настоящее чудовище.
      - Уже нет. Я и Синкопа слышали разговоры во дворе вчера. Стражников тронуло твоё сочувствие бедной Ценьхе. Они теперь иначе относятся к музыке. Раньше воротили носы с предубеждением, но два дня назад она яснее слов рассказала им о боли, одиночестве, бессилии, ропоте, отчаянии - о чувствах, понятных и пережитых не раз.
      - Они сами себя обманули, - тихо сказал уан. - Ты-то знаешь: мне плевать на Ценьхе.
      - Мне тоже, - сказал Хин. - Почему должно быть иначе? Я её не видел. Да и говорили, будто она не в себе. Что за жизнь она прожила? Мать умерла, отец вспомнил о ней лишь тогда, когда потерял наследника. Того страшнее - что за жизнь у неё была бы. Кто решил, что смерть - непременно горе? Пусть бы те, кто окажется никому не нужен, умирали ещё в младенчестве! Может ли сама Дэсмэр объяснить, зачем им появляться на свет?
      Мальчишка долго молчал, потом смело посмотрел в яркие глаза:
      - Я отвечу на твою откровенность. Ты спрашивал однажды, в чём моя беда. Я тогда сказал, что не знаю. Это неправда. Знаю.
      Келеф молчал, Хин задержал дыхание, глядя на матово-белую в лунном свете кожу, на капли воды на ней, горящие серебром.
      - Смерть кажется мне избавлением, - произнёс он, наконец, - дор?гой к единственному человеку, который мог бы любить меня и понимать, которому я был бы по-настоящему нужен. Я отдаю себе отчёт, что это только мои фантазии. Будь он жив, наверняка, и ему бы не оказалось до меня дела.
      Дверь открылась, Хин услышал шорох на потолке, отложил книгу и тяжело вздохнул.
      - Не запоминается? - поинтересовался Синкопа.
      - Я не понимаю, - взмахнул руками мальчишка, - зачем непременно всё учить наизусть? Какая это по счёту? Сколько десятков томов я могу прочесть по памяти дословно? Нельзя разве поставить её на полку, а, когда будет нужно, открыть и найти нужные строки?
      - Можно, - согласился паук, сбегая по стене. - В мирах, откуда валятся к нам чужаки, так и делают.
      - И в чём подвох? - осведомился Хин.
      - Человек в силах запомнить и сотню, и тысячу томов при правильном обучении, - сказал Синкопа. - Почему он должен отказываться от этого? Зачем разыскивать нужный фолиант среди множества других на стеллажах? Да так можно биться над чем-то целую жизнь и даже не знать, что это давно открыто и изучено? К чему отказываться от владения информацией? Разменивать глубину знаний на ширину личных библиотек? Да и взгляни на это с другой стороны: сейчас мы запечатлеваем на пергаменте лишь самое важное, книг немного, того меньше копий каждой. Их называют сокровищем, они драгоценны. Если их станет больше, человек запутается в их изобилии, перестанет ценить, сочтёт обыденностью, станет проглядывать, а не читать. И, самое страшное, начнёт судить. А сколько кожи потребуется, сколько красок, сколько загромождено будет помещений. Зачем - можешь ты мне ответить? Чтобы потакать лености? Когда горели библиотеки в мирах чужаков, б?льшая часть хранившихся там текстов оказывалась безвозвратно утерянной. Когда же в Весне однажды случился пожар, книги - все до единой - восстановили по памяти. К тому же, если брать их лишь чтобы выучить и вернуть в хранилище, книг хватает всем ищущим знаний. Понимаешь, - паук выразительно поднял передние лапы, - никому из нас не нужно то, что легко доступно - это быстро наскучивает. Каждый из нас жаждет борьбы и побед. Так, если сказать человеку: "Тебе поможет обрести надежду лепесток с цветка у твоих ног", он сорвёт лепесток, но, скорее всего, не ощутит ничего. Если же направить его через десять гор и долин, описать чистое озеро и неведомую траву, растущую на его берегах и расцветающую лишь в полнолуние Сайены, тогда - коли он пустится в путь и найдёт её - неужели же не разыщет и надежду, идущую об руку с желанием жить? Когда за необычайные заслуги, можно сказать даже подвиги, человек получает как высшую награду допуск в библиотеку на день, он узнаёт за этот день больше, чем чужак, для которого в его мире ворота открыты всегда, да только он проходит мимо, торопясь чего-то достичь, не думая о том, кто он уже есть.
      Мальчишка опустил голову и задумчиво посмотрел на книгу.
      - Вообще-то, - сказал Синкопа, - ты задал очень интересный вопрос. Я ведь не рассказывал тебе о двух моделях мира? В одной из них люди всё совершенствуют орудия, так что управлять ими в итоге может человек, и вовсе не ведающий, как они устроены. Ему нужно только повторять из раза в раз одинаковые, всё более простые по мере усложнения машин, действия. В этом мире знания станут уделом немногих, да и то, большей частью, знания о тех же орудиях, ведь нужно будет строить новые, всё быстрее и быстрее.
      - Как тебе пришло такое в голову? - удивился Хин.
      - Я описываю миры чужаков, - хмыкнул паук. - Как ни странно, все, даже люди Йёлькхора, шли по такому пути. Может быть, это просто естественный порядок, не знаю, но магия при нём постепенно исчезает, ей на смену приходят религия, суеверия и власть страхов. Мне известны лишь два примера второй модели: этот мир и Урварг. И в обоих живут народы, не позволяющие остальным свернуть на первый путь, сознательно вынуждающие других следовать второму - совершенствованию человека.
      Мальчишка грустно улыбнулся:
      - Разве?
      Паук не растерялся:
      - Не всё получается, - согласился он. - Влияние Сил'ан на людей Лета невелико, так что судить стоило бы по людям Весны. Раз ты их не видел, подумай о себе. Ты рисуешь, играешь, будешь петь, как только окрепнет голос, владеешь копьём и ножом, дубинкой хуже, пишешь - в том числе ноты, читаешь, бегло говоришь на трёх языках, знаком с поэзией и преданиями, сейчас изучаешь историю, превосходно танцуешь, владеешь математической логикой, неплохо разбираешься в линейной теории и основах ментальных взаимодействий. Заметь, это далеко не всё - просто первое, что в голову пришло. Не так уж плохо, а? И подумай, сколь многому ты ещё научишься.
      Хин невольно рассмеялся:
      - Значит, чужаки умеют меньше?
      - Несравнимо, - заверил Синкопа. - Во всяком случае те из них, кто попадают к нам. Но я вообще-то пришёл не о них рассуждать. Меня беспокоит Келеф. Раньше я всегда советовался с Хахманухом, вот привычка и требует с кем-то поговорить.
      - С ним всё в порядке.
      - Внешне - да, но он не поёт!
      - Не хочет, наверное, - мальчишка сотворил жест незначения.
      - Ничего ты не понимаешь, - вздохнул паук. - Хахманух и раньше жаловался: дескать, голос стал невыразительным, нет огня. А в дуэтах Келеф всегда был беспомощен - видите ли, неинтересно ему. Так у Сил'ан и происходит: сначала равнодушие, потом - гибель.
      Синкопа трагически заломил волосатые лапы. Хин хотел успокоить его, но дверь резко распахнулась, в комнату ворвалась причина разговора, взмахнула металлической скрижалью и вдохновенно воскликнула:
      - Смотри, что Лие прислал! Фантазия . В четыре руки! Убирай книгу.
      Хин опустил плечи и пробубнил:
      - Стоит только сесть почитать…
      - Живо-живо! - напутствовало радостное чёрное чудовище и умчалось в коридор.
      Мальчишка закрыл том, оглянулся на потерявшего дар речи паука:
      - Равнодушие, ты говорил?
      Хин лежал на берегу, завернувшись в шкуру. Последнее время он чаще спал здесь, чем в крепости. Мальчишка наблюдал, как изредка среди парящих в бездне рыб мелькает быстрый белый хищник. Он знал, что Сил'ан вынырнет поговорить, едва насытится.
      Хитрое создание показалось над поверхностью воды в десятке айрер от человека, оперлось сгибом руки о воду и, положив щёку на ладонь, умиротворённо прищурилось.
      - Как у него дела? - спросил Хин.
      - Уверен, что в ближайшие лет пять сможет купить особняк в Маро. Притом его до сих пор считают зимнем, - в оранжевом взгляде появился и угас насмешливый проблеск. - Лие предложил нам высадить сад вокруг крепости; обещал, если надумаем, прислать саженцы из Гаэл и жреца Кваниомилаон. О температуре и почве сумеет позаботиться Вазузу. Что скажешь?
      - Сад? - переспросил мальчишка. - Как-то странно.
      - Я тоже не склонен взваливать на себя новые хлопоты, - довольно согласился Сил'ан и закружился в воде.
      - Все новости? - поинтересовался Хин.
      - Их много, - легко рассмеялось изящное существо, - только ты не поймёшь. Впрочем, вот: академия наук объявила конкурс. Им не даёт покоя проблема контроля годности - за лучшее решение обещают не только премию, но и титул академика.
      Мальчишка озадаченно хмыкнул. Сил'ан нарисовал пальцем круг на воде:
      - Попробую объяснить. Речь о валах и отверстиях с точностью размеров куда меньшей, чем доли дайр. В общем, важно то, что на глаз человек не в силах отличить детали нужных диаметров от прочих. Приборы со шкалой предлагать не стоит - значение субъективной погрешности будет немалым.
      Хин встряхнул головой и выставил перед собой ладонь, прерывая рассказ:
      - Лие попросил тебя о помощи?
      - Нет, - Келеф сотворил жест недоумения, - только упомянул, что сам ищет решение, - он вернулся к ленивым раздумьям. - Хорошо бы не делать измерений - тогда исчезнет методическая погрешность.
      Мальчишка зевнул:
      - Предложи им приставить к контролю магов. Прочёл чару - и точный размер известен.
      Сил'ан расхохотался:
      - Непременно, если меня спросят о необычном способе разорить Весну. Подходящих чар у того же Лие - всего с десяток, зато какую плату он потребует за день работы - страшно подумать.
      - Тогда как в математике, например, при решении задач асимптотически оптимального группирования для достаточно широкого ряда распределений: проверь граничные точки интервала.
      Келеф засмеялся снова, но быстро умолк.
      - Что? - сонно поинтересовался Хин.
      - Это можно сделать, - молвил Сил'ан. Ещё подумал и добавил: - Даже легко сделать. И, в общем-то, легко использовать.
      - Да? И как? - мальчишка приподнялся на локтях.
      - Для отверстий заданного поля допуска изготовить два вала, один из которых - нижняя граница - должен пройти в годное отверстие, а второй - верхняя граница - нет. Что может быть проще? А для валов сделать проверочные отверстия или что-то вроде - над исполнением ещё нужно подумать.
      - Хм, - Хин снова улёгся на шкуру, - ты правда будешь думать? Тогда напиши в академию - хоть узнаешь, как великие умы Весны оценят идею, - пробормотал он, засыпая.
      - … у маленького озера, - рассказывал Данастос, неторопливо кроша в воду кусок хлеба. - А посредине его был остров, на котором как раз и жили те птицы. И, совсем как в детских историях, посредине острова росло огромное, раскидистое дерево с гибкими ветвями-прутьями.
      Вода кипела и ярко сияла на Солнце, десятки красных рыб ловили хлебные крошки, а некоторые, особенно отчаянные, даже хватали мага за пальцы мягкими губами.
      - Порою, - не замечая просьбы рыб поторопиться, продолжил Данастос, - мне снилось, что я строю мост - воды, как всякий весен, я панически боялся. Воистину, благословенно да будет очищающее зелье. И тот мост, как ни странно, я помню куда ярче птиц - наверное, в какой-то момент одержимость им, средством, заслонила всё и даже цель. Не знаю, почему те водоплавающие так меня завораживали, зачем я хотел к ним добраться? Только всё видел стройные опоры, ведущие в белёсый туман, из которого проступало чёрное дерево в каплях воды, точно в звёздах. Видел до тех пор, пока однажды мне не приснился последний сон: я построил мост, или он поднялся из реки сам, но стоял передо мной, настоящий, как шрамы от ожогов и кривые линии на ладони, скользкий, так покойно поскрипывающий. Я сделал шаг на ступень, но остановился. Зачем мне на остров? Я забыл, пытался вспомнить, отчаянно напрягая мысли. Потом проснулся от боли в голове - оказалось, во сне я крепко стиснул зубы, сморщил лицо, напрягая все мышцы, как будто мой дух пытался вырваться из тела. С тех пор мост мне больше не снился, - он стряхнул остатки хлеба с ладоней, похлопал ими друг о друга и поднялся. - Дома я давно уже не бывал.
      - Скажи, зачем знакомить наследника с ведьмой? - спросил Сил'ан.
      Он стоял в шаге от воды и рассматривал своё отражение, искажённое до неузнаваемости жадной рыбьей вознёй.
      Данастос обернулся к нему, отчего-то улыбаясь:
      - Ни одна женщина не сравнится с ведьмой в искусстве любви, и ни одна не приворожит того, кого ведьма научила, как устоять перед женскими чарами. Ни жена, ни любовница не смогут вертеть мужчиной, совсем напротив - окажутся в его власти. Вот уж не думал, что один из нас так позаботится о малознакомом мальчишке, что выдаст секрет.
      - Я называю его наследником, - неодобрительно заметил Келеф. - Для тебя он и вовсе будущий повелитель.
      - Нет, - маг сотворил отрицательный жест, - служить летню ли, чужаку, а тем паче тому и другому вместе я не стану.
      Келеф улыбчиво прищурился:
      - Ни к чему сейчас о том говорить. Когда Вазузу почувствует, что пришло время, ты познакомишь наследника с ведьмой. Расскажи мне о ней.
      - В Онни живёт лишь одна, - недовольно ответил Данастос. - П?рка. И не думаю, что она рада будет меня видеть. К тому же, что я смогу предложить ей за мальчишку? Или, может быть, познакомившись с ним, она, подобно могущественному Лье-Кьи, решит помочь бескорыстно?
      - Скажи мне, где она живёт, и я поговорю с ней сам, - решил Сил'ан.
      Маг недобро улыбнулся:
      - Она важная птица. Может быть, во дворце уванга, а, может, в одном из своих домов. Точно я не знаю.
      - Так узнай.
      Кривой лабиринт узких улиц протянулся на шесть тысяч айрер. Он-то и назывался Городом. Глиняные стены вокруг домов, исчерченные тревожными изломами чёрных, серых, зелёных, оранжевых и синих линий, наводили на мысли о землетрясении. Летни торопливо пробегали мимо, словно спасались от преследователей. Под их ногами шуршали мелкие камни, чавкала грязь или скрипел песок. Хриплая нестройная музыка неслась издали и плавилась под раскалённым Солнцем.
      У массивного глиняного дома, похожего на скульптуру с помещениями внутри, горячий удушливый воздух города, пропитанный пылью, стал мягче, прохладнее, запахло влагой. Сил'ан отворил калитку и ступил во двор. Стоило плетёной дверце встать на место, как шум за стеной стих, высь затуманилась, слабый ветерок принёс с собою аромат цветов и благовоний, свежесть водопада.
      Келеф посмотрел вниз - на шлифованные мозаичные плитки, потом на обмазанные глиной стены, придававшие дому пластичные, лепные формы. Рельефный орнамент сплошным ковром покрывал фасад. Проём двери, скрытый лишь прозрачными завесами, белыми и розоватыми, никто не охранял. Сил'ан осторожно отвёл в сторону нежные волны ткани и проплыл в дом.
      Рассеянный жёлтый свет лился с потолка. Роспись на стенах, слабо мерцая, повествовала о подвигах и героях прошлого, незамысловатый растительный орнамент покрывал пол и стены. Келеф провёл пальцем вдоль сине-зелёных полос, украшавших косяк двери. На полу стояли вазы, чаши, светильники из матово-белого камня с желтыми прожилками, в глубине их теплились огни. Сил'ан присмотрелся к ближней вазе в форме стилизованного мурока, стоящего на задних лапах. Его правая передняя лапа указывала вверх, а левая опиралась на знак магической защиты. Из оскаленной пасти наружу свешивался язык, окрашенный в красный цвет.
      Стол рядом с лежанкой, массивный и старый, украшала скульптура из полупрозрачного жёлтого камня: внутри прямоугольной чаши-водоёма к подставке крепилась баржа, богато отделанная серебром. Её нос и корма загибались кверху, их увенчивали головы неведомых животных с рогами и длинной бородой. Посреди лодки на четырёх колоннах крепился навес, а на носу сидела обнажённая девушка с распустившимся водяным цветком в руке. На корме, управляя рулевым веслом, стояла другая. В чаше, наполненной водой, плавали цветочные лепестки, она и была средоточием аромата.
      С ножек угловатых кресел скалились звериные морды; каменные змеи смотрели с подлокотников. Тонкие струйки дыма поднимались от тлеющих толстых зелёных свечей на полу. Колебались на слабом ветру полупрозрачные белые занавеси, звенели, создавая тихую музыку, серебристые нити в них.
      Ведьма появилась за спиной Келефа, статная, полногрудая, с кожей, тёмной как уголь, и множеством тонких длинных кос, змеившихся по плечам. Её окутывало стянутое под грудью простым узлом и открывавшее плечи покрывало тумана, то сгущавшегося вокруг гибкой и сильной фигуры, то не скрывавшее почти ничего. Диковинное одеяние стекало на пол мерцающим молочным шлейфом.
      Женщина повернула голову вбок, открывая взгляду Сил'ан длинную шею, позволяя любоваться собой, потом приблизилась вплотную, протянула руку. Её тонкие пальцы, лаская чужую прохладную кожу, пробрались под воротник чёрного платья и погладили холодную металлическую полосу ожерелья.
      - Сними её, - шепнула она.
      Келеф накрыл её руку своей, и маска исчезла. Ведьма жадным взглядом подведённых серебром глаз впилась в его лицо. Сил'ан, улыбаясь, наклонил голову. Женщина хищно оскалилась, вздохнула, требовательным движением провела по его щеке, большим пальцем коснулась губ, затем поднялась на носочки, прижалась всем телом и, лаская нежную прохладу ночных волос, прошептала:
      - Я хочу услышать твой голос. Уговор - в обмен на арию.
      Уан с шаловливой улыбкой отстранился:
      - Петь для тебя я не буду, - он наклонился к лицу женщины и замер, едва касаясь её полных губ. - Что если немного повысить цену?
      Ведьма застыла на миг, посмотрела в оранжевые глаза и только тогда, часто задышав, улыбнулась в ответ, с пониманием, польщёно и нетерпеливо.
      Хин с мрачным видом появился в дверях комнаты правителя.
      - Да, получается, я снова уезжаю надолго, - сказал Сил'ан, не дожидаясь вопроса. - Раз уж академия приглашает, год или два я проведу дома, а потом никак не меньше двух лет в Разьере.
      - Понимаю в Весну, но почему я не могу поехать с тобой в укреплённое поселение? - нахмурился мальчишка.
      - Видишь ли, люди встречают по одёжке и цепляются за первое впечатление.
      - Что во мне не так? - озадачился мальчишка и даже оглядел себя.
      Уан тихо усмехнулся и поманил его рукой.
      - Через четыре года, когда я вернусь, всё будет так. Юный герой, то, на что люди смотрят прежде всего - осанка, поступь, черты лица и его выражение, одежда и украшения, в конце-концов, - Сил'ан различают слабо. Я научил тебя тому, что было важно для меня, потому что замечал недостатки и уродства, а хотел видеть красоту - в твоём уме, духе. Но, в самом деле, не мог же я наряжать тебя в наше платье и учить, как вплетать драгоценные камни в волосы? Ты должен выглядеть достойно уана, но как человек.
      Хин вошёл в комнату и сел на пол у окна.
      - Да, я помню, что сказал Льениз, - печально выговорил он, наконец.
      - Магам не очень-то верь, когда дело касается внешности, - улыбчиво прищурившись, откликнулся Келеф. - Они убеждены, что никто на свете не идеален, кроме них самих.
      Мальчишка обнял руками колени:
      - Зачем ты меня позвал?
      - Исполнишь то, что я скажу, не задавая вопросов? - без тени улыбки спросил уан.
      Хин обернулся к нему, наткнулся на внимательный, настороженный взгляд, и, вздохнув, ответил:
      - Конечно.
      - Сними перчатки, - попросил Келеф, сам поднялся и отплыл к двери, отворил её, отдал кому-то из лятхов несколько тихих указаний.
      К удивлению мальчишки, твари втащили в комнату упиравшуюся и громко кричавшую птицу со связанными голенастыми лапами. Хин сглотнул и едва не нарушил обещание. Ему стало не по себе.
      Уан в мгновение ока прижал харнапта к полу, в его руке тускло блестнул длинный острый нож. Твари вылетели прочь и закрыли за собою дверь.
      - Положи руки на его тело, - велел Келеф.
      Мальчишка неловко поднялся и, стараясь не смотреть на бившуюся в захвате птицу, опустился рядом с ней и зарылся пальцами в жёсткие перья, чувствуя под кожей отчаянную дрожь мускулов, невольно перенимая панический ужас харнапта.
      - Не надо, - только и успел прошептать он.
      Нож вонзился в грудь птицы, она исторгла резкий, пронзительный вопль. Горячая кровь брызнула на руки Хина, и вдруг он с ужасом ощутил, что это его тело разрывает безжалостное металлическое лезвие, и он, а не харнапт, кричит, срывая голос, от невыносимой боли. Он уже не владел собой, убийца или сама смерть, тяжёлая, душная, навалилась сверху, не позволяя вывернуться, спастись, вонзая длинный зуб всё глубже. Тело выгнулось, не слушаясь воли мальчишки, его начало трясти, бить о пол, а потом ничего не осталось, кроме горящей раны в груди. Тогда, в кромешной тьме, он ясно увидел жизнь - она сочилась кровью, и не из сердца, а из средоточия духа, из последнего, обезумевшего от боли осколка сознания. Её оставалось всё меньше, а темнота прибывала, и вдруг легко, как взмах крыла бабочки, он заглянул вперёд на несколько секунд и понял - нет никакой дороги в небеса, и встреча с отцом невозможна, потому что сейчас упадёт последняя капля, и сознание погаснет. Ничего, даже вздоха, не останется от того, кого звали когда-то Хин.
      - Вот и всё, - тихо сказал ему чей-то ласковый голос вечность спустя.
      Не задумываясь, возможно ли это, мальчишка распахнул глаза, и тотчас сжался в комок: свет и звуки пронизывали его насквозь, жестокий озноб колотил тело. Что-то тёплое и мягкое окружило его, принося желанное облегчение. Потом - отчего-то за окном было уже темно - он увидел Келефа, сидевшего рядом с его кроватью на первой половине крепости. Сил'ан протянул ему миску с горячим, ароматным чаем.