- Ты убит! - закричала она торжествующе и страшно.
      Алый плащ развевался за её плечами, будто тяжёлые крылья. Золотые кудри сверкали в лучах Солнца. Воздетая к небесам рука сжимала копьё.
      Воин повалился на землю, и та приняла его мягко, как и всех побеждённых; она одна не ведала предрассудков и каждому давала приют. Воин смотрел на оружие в руках победителя и пытался представить, как сбегала бы кровь по острию. Но чужое копьё осталось чистым.
      Он был убит в саванне под нестерпимо сияющим небом. И в то же время ему хотелось чихать от пыли, а жар нагретой земли уже проник сквозь одежду.
      - Ой! - раздался детский голос. - Твоя мать смотрит.
      - И идёт сюда, - встревожено добавила победительница, опуская руку, в которой не было никакого копья.
      Погибший воин быстро сел.
      - Нас будут ругать, - снова запищала младшая из двух белокурых девочек. Ей было всего три года, но она всюду ходила за старшей сестрой, а той уже два месяца как исполнилось семь.
      - Вставай! Отряхнись, - суетилась недавняя противница. Она сбросила с плеч старый дырявый мешок.
      Побеждённый со вздохом поднялся и стал неловко бить рукой по рубашке там, где пыли на ней вовсе не было. Воин, который должен был хоть в этот раз умереть, превратился в шестилетнего мальчишку: рыжего, взлохмаченного и нескладного.
      - Хин! - его окликнул вечно недовольный и требовательный голос матери.
      Он не стал оборачиваться. Старшая девочка несмело потеребила его за рукав:
      - Хин, обернись. Госпожа разозлится.
      - Пусть злится, - буркнул он. - Она всегда злится.
      - Хин! - теперь голос мужчины, низкий, гнусавый.
      Мальчишка зло улыбнулся: "Они думают, я глухой".
      Обе девочки отступили на шаг и уставились в землю, Хин поднял куртку и перекинул её через правую руку. Как он и ожидал, мать схватила его за плечо и, больно рванув, вынудила обернуться к себе. Мальчишка опустил глаза, как и две летни.
      - Смотри на меня, - велела женщина. - Что ты здесь из себя изображаешь? Почему играешь с ними?
      Он не ответил и не пошевелился. Мать хлестнула его по щеке и, наткнувшись на взгляд исподлобья, требовательно повторила:
      - Ты почему снова играешь с ними?
      Испугавшись, что она накажет девочек за его строптивость, Хин пробормотал:
      - Я… только…
      - Только? - взвилась мать. - Сколько раз я тебе говорила! Нет, не "только". Ты поступаешь мне назло!
      - Госпожа Одезри, - осторожно вмешался мужчина.
      Надани немедленно обернулась к нему:
      - Тадонг, разве это подходящая компания для будущего наследника?! Скажи мне, в чём я не права?!
      Летень что-то забормотал, соглашаясь.
      - Я не наследник, - перебил его мальчишка.
      Щека горела, он чувствовал злость, но стоило матери вновь повернуться к нему, как случилось то же, что и всегда: он не смог закончить мысль - вместо этого начал мямлить.
      Обе девочки были свидетелями его позора. Хин подумал, что хуже быть не может, и, сам не понимая, как это вышло, вдруг разрыдался от досады и стыда.
      - Боги! - с раздражением выдохнула мать, обнимая его. - Во имя Налиа, успокойся. Да что ты, в самом деле…
      Её усталые интонации не скрыли пренебрежения.
      Они жили в старой крепости. От деревни к ней вела дорога, которую и пешком можно было пройти за двадцать минут, однако Надани каждый раз приказывала закладывать экипаж. По дороге обратно она вспомнила день, когда впервые увидела свой новый дом. Возраст сына подсказывал ей: это было шесть лет назад.
      Крепость построили не летни. На сером камне стен в другой стране - Весне или Осени - мог бы расти мох, но стены остались голыми, горячими от Солнца. Вода во рву давно высохла, и он обратился в огромную яму, медленно наполнявшуюся песком.
      Небо было пасмурным, воздух - душным, и молодая женщина долго стояла, точно завороженная неприветливой картиной. Здесь не на что было смотреть, и вместе с тем она не могла отвести глаз - разбивались её мечты.
      Мост дрогнул и стал опускаться под натужный скрежет цепей, и что-то дрожало в груди Надани, откликаясь на звук. Последний резкий рывок; с моста осыпалась пыль, мелкие камни с шорохом упали в яму. Восходило Солнце и отчего-то - никогда больше женщина не слышала в крепости этого запаха - пахло цветами.
      Размеренный стук каблуков возвестил о появлении помощника. Надани не была знакома с ним до тех пор и пыталась отказаться от его присутствия, но уванг Сирин был непоколебим. Помощник оказался немолодым весеном Гаэл: русоволосым, черноглазым, тихим и нетребовательным - словно присыпанным пеплом. И, к ужасу молодой женщины, ведуном.
      - Я, конечно, благодарна, - запинаясь, выговорила она тогда, - но… вам лучше вернуться в Обитель.
      - Я ваш управляющий, - уныло произнёс ведун. - Я посвящён в договор. Вы не сможете меня заменить, сожалею.
      Надани смирилась - ей нужен был рядом человек, который знал её историю. Тот, с кем она могла говорить, не опасаясь предательства, и чьи советы могла считать достойными внимания.
      Поблагодарить уванга Надани не успела - тот уехал в неведомые края. Молодая женщина, узнав, вспомнила горы и недолгий разговор о том, что за ними. Воспоминания не причинили боли, но заставили пустоту на сердце беспокойно ворочаться. Рождение сына ничего не изменило - он стал казаться ей чужим ещё до того, как научился говорить. Слишком много было различий: ребёнок рос быстрее, чем, как казалось Надани, должен был. Обеспокоенная, она расспрашивала Танату - единственную летни в деревне, которая помнила старшего Хина и даже приходилась ему дальней родственницей: то ли дочерью троюродной тётки, то ли кем-то ещё. "Всё хорошо, дорогая, - убеждала та, - твой мальчик растёт, как и все наши дети. Славный будет воин".
      Но воин из Хина не выходил, а то, что выходило, пугало Надани.
      Вернувшись из деревни, она оставила сына на попечение Тадонга, а сама удалилась в кабинет, переоделась из летней одежды в весеннее платье и пригласила ведуна - поговорить об итогах недели, привести в порядок мысли, но сама не заметила, как сбилась и заговорила о том, о чём пыталась научиться молчать.
      - Он снова играл с двумя сиротками Бобонака! - она нервно крутила в пальцах платок. - Сегодня за домом Танаты.
      Её кабинет был заставлен безделушками: камнями для коллекции, которую она начала собирать и забросила; дорогими перьями; оберегами, которые местные делали из любых материалов, попадавшихся им под руку; кругами для гадания; свитками - их Надани лишь перекладывала с места на место, но не читала. Её взгляд упал на засохшие цветы в вазе. Она уверенно подошла к ним, взялась за хрупкие стебельки и замерла, словно в нерешительности. Цветы пахли так же, как и всё здесь - пылью.
      - Боги… - женщина принялась ломать стебли снова и снова, мелко кроша их в вазу.
      Ведун сидел в кресле, одном из десяти, привезённых из Весны. Жёлтый бархат обивки обрамляли затейливые изгибы чёрного металла, и Надани уже много раз жалела, что не попросила сделать кресла совсем другими - металл, металл, металл, раскалённый Солнцем, и пыль - это тоже было Лето. Всюду, даже в кабинете, напоминала о себе чужая страна. Уванг Сирин был прав, когда предупреждал её не приезжать сюда, но она хотела, чтобы сын жил там, где родился и вырос его отец.
      - Сыновья Марбе-уана плохо к нему относятся, - после долгого молчания уныло произнёс ведун.
      - Но они - его круг! - Надани резко встряхнула руками, оборачиваясь, и сухие стебли упали на мягкий ковёр. - А он играет с девчонками. И, Боги, Гебье, он снова изображал умирающего. Его убивают в играх! И кто! Что будет дальше?!
      Ведун вздохнул и посмотрел в окно.
      - Вы спрашивали его, почему он проигрывает?
      - Я? - Надани откинула голову и горько рассмеялась. - Я не могу с ним говорить. Порою мне кажется, что он меня ненавидит.
      Последние слова она произнесла совсем тихо. Ведун молчал.
      - Гебье, он такой нервный! Мальчик не должен быть таким, он же будущий воин. Он и так другой, ты понимаешь: мои волосы, бледная кожа - он совсем не похож на отца, он как чужак. Я боюсь за него. Я не хочу, чтобы они смеялись над ним, не хочу, чтобы он был изгоем!
      - Но он изгой, - заметил ведун и снова замолчал. Он мог помочь только делом, но Надани ещё до рождения сына взяла с него слово не говорить с Хином.
      Женщина тоже посмотрела в окно, потом переставила несколько вещей на полке. Наконец, успокоившись, произнесла:
      - А ты что хотел мне сказать? Что-то плохое ещё случилось?
      - Возникла трудность, - ведун повернулся к ней. - Уванг Онни не признаёт ваши права на землю.
      - Чудесно! - вырвалось у Надани.
      - Прочесть вам письмо?
      - Назови только причину.
      - Вы не благородной крови, - тихо сказал Гебье, предвидя бурю.
      - Ах! - Надани криво улыбнулась. - Изящная формулировка. А кто здесь благородной крови? Может быть, Каогре? Или Марбе? Или сам уванг Онни? Скажи мне: кто - из наших соседей? Назови хоть одного!
      - Парва-уан, - уныло промолвил ведун.
      Надани скомкала платок и убрала его за пояс.
      - Ты же понимаешь, - мрачно выговорила она, - дело только в том, что я чужачка.
      - Не переживайте так, - утешил Гебье. - Новость плохая, но Сирин-уванг это предвидел. Мне лишь нужно, чтобы вы разрешили отправить письмо.
      - Кому?
      - Благородному, который приедет сюда и заявит свои права на землю. Они вполне законны. Его задача ему также известна: позаботиться, чтобы вы и ваш сын могли жить на земле Лета, как и прежде. Только не могу обещать, что это будет легко.
      - Кому именно? - нетерпеливо повторила Надани.
      Ведун опустил голову:
      - Не пугайтесь: я не знаю, кому именно. Право на владение землёй было куплено Сирин-увангом. Когда он решил уехать, то передал его народу Сил'ан. Они выберут представителя и пришлют сюда.
      Надани опустила веки, на её лице появилось раздражённое выражение.
      - Сил'ан? - медленно выговорила она. - Это что ещё за народ?
      - Они правят Весной и пришли сюда из Великого Мира, - коротко ответил ведун. - Но должен предупредить: они живут в закрытых от людей поселениях.
      - Почему?
      - Мы недостаточно различны и недостаточно похожи.
      - Что? - Надани открыла глаза и, хмурясь, присмотрелась к ведуну.
      - Мне было приказано сказать вам только это, - вздохнул тот. - И вновь спросить разрешения отправить письмо.
      - А если мой ответ: нет?
      - Значит, нет.
      Ведун поднялся, поклонился и направился к двери. Надани сделала глубокий вдох и окликнула его:
      - Гебье!
      - Да?
      - Да. Что мне ещё остаётся.
      Двор крепости был завален рухлядью. От моста до ворот его вымостили камнем, в других местах сухая земля мешалась с песком. Тадонг стоял у обломков старой телеги, скрестив руки на груди, и всё поглядывал на крепость. Он вырос в зоне Умэй, граничащей с Весной. Климат там был прохладнее и мягче, а одежда - куда приличней, по мнению Тадонга. "Именем небес, - думал он, - уж лучше бы даже набедренная повязка. Но это… это облегающее платье… Как можно в нём чувствовать себя мужчиной?"
      Ему не терпелось переодеться, но прежде нужно было передать юного Одезри няне, а та всё не показывалась. Тадонг побарабанил пальцами по предплечью. Хин хмуро взглянул на него сквозь длинную чёлку.
      - Хоть бы улыбнулся, - попенял ему мужчина. - Я бы хохотал от души, если бы в детстве увидел своего отца в таком наряде.
      Хин уставился куда-то прямо перед собой. Тадонг коротко вздохнул:
      - Вот ты опять стоишь, что статуя. Уже сколько? Минут пять. Переживаешь что ли?
      Рыжий упрямец молчал. Мужчина помассировал переносицу, тоже помолчал какое-то время и заговорил вновь, пытаясь избавиться от чувства неловкости:
      - Помнишь, госпожа Одезри велела тебе играть с близнецами. Пойдём, поищем их?
      Хин закрыл уши ладонями. Тадонг выставил перед собой руки в примирительном жесте и вновь оглянулся на крепость. Няню он там не увидел.
      Двор пересекли три стражника в набедренных повязках и скрылись под навесом у стены. Дозорный громко храпел в тени. Тадонг изнывал от скуки и палящего Солнца. Он вновь посмотрел на Хина: мальчишка сильно потел в тёплом костюме , но не уходил с солнцепёка. "У него точно не всё хорошо с головой", - мужчина взял юного Одезри за руку и отвёл в тень стены. Хин не сопротивлялся, но по-прежнему молчал и вновь застыл без движения, как только они остановились. Тадонгу стало не по себе, и тут, наконец, из крепости вышла молодая девушка в длинной белой рубашке служанки.
      - Ну, Хин, - радостно провозгласил летень, торопясь уйти, - вот твоя няня. Она о тебе позаботится.
      - Меми, - тихо пробормотал мальчишка, разглядывая себя в тусклое овальное зеркало, - почему я не могу одеться как остальные дети?
      Служанка весело улыбнулась и затараторила:
      - Как же можно, господин Одезри! Вы посмотрите на ваших гостей - двух наследников уана Марбе. Они - не то, что остальные, и одеваются поэтому иначе. Так же и вы.
      Хин, хмурясь, повернулся боком. В одежде, которую так нахваливал Тадонг, не было ничего красивого. Из-за неё казалось, что живот большой и выпуклый, а ноги выше колен - раздуты. Чулки и подвязки мальчишка втайне ненавидел - ноги из-за этой пакости уставали, даже если он просто сидел, а коли надеть ещё туфли… Нет, это была не одежда, а орудия пыток.
      - И совсем не так же, Меми, - грустно сказал он, насмотревшись на уродливый силуэт. - Они благородные, а я нет. Разве я не должен носить то же, что и люди в деревне? Они такие красивые: стройные, лёгкие. Я даже Вельрику не могу догнать.
      Хин досадливо пнул туфли на каблуках, а служанка почему-то рассмеялась.
      - Им хорошо так под небом бегать, - она подняла туфли и поставила их перед мальчишкой. - А вам зачем в бальной зале? Там нужна другая красота.
      "Какая же это красота?" - молча спросил у зеркала Хин. Меми приняла его молчание за согласие и защебетала:
      - Надевайте ваши туфельки, а я вам помогу с беретом.
      - Нет! - вырвалось у мальчишки.
      Служанка весело приподняла брови:
      - Да будет вам, господин Одезри. Госпоже он очень нравится.
      - Пусть сама его и носит, - пробурчал Хин. - Он смешной.
      - Ну, так вы улыбайтесь, - посоветовала Меми и с удовольствием взяла в руки маленькую бархатную шапку.
      - Пожалуйста! - взмолился мальчишка.
      - Сожалею, - улыбаясь, няня пристроила берет на рыжих волосах и закрепила четырьмя шпильками. - Вы же хотите порадовать госпожу?
      Хин опустил голову.
      - А теперь я должен играть с этими благородными?
      - Правильно, - улыбнулась Меми.
      Мальчишка поплёлся к выходу из комнаты.
      Близнецы, вооружившись обломками деревянного камня, увлечённо выковыривали булыжник из дорожки во дворе. Хин пошёл к ним, чувствуя спиной одобрительный и весёлый взгляд няни.
      - Зачем вы это делаете? - спросил он, останавливаясь рядом.
      Один из близнецов засмеялся.
      - Смотри-ка, хозяин нашёлся, - сказал он второму.
      Второй не ответил, полностью сосредоточенный на своём занятии.
      - Чего тебе надо? - грубо спросил у Хина первый, и почему-то приветливо улыбнулся.
      Одезри некоторое время молча разглядывал нахала - тот напоминал весёлого духа Солнца и даже в нелепом наряде не казался смешным.
      - Вы портите дорожку, - наконец, хмуро заметил он. - Если вытащить такой большой камень, колесо застрянет.
      "Дух" снова засмеялся.
      - Ну, ты даёшь, - сказал он. - Тоже мне сэррин нашёлся. Оглядись, умник, у вас половины камней не хватает.
      Хин не нашёлся с ответом и растерянно переступил на месте. "Дух" капризно надул губы и потянул за рукав второго близнеца.
      - Лодак, скажи ему, пусть отстанет.
      Хин ожидал, что второй огрызнётся: "Сам скажи", но тот поднял голову и совсем как взрослый - бесцеремонно и деловито - осмотрел Одезри с головы до ног.
      - Да он и сам сейчас уйдёт, - заключил второй близнец.
      Его слова разозлили Хина, и он потребовал:
      - Оставьте камень!
      - Ещё чего! - с милым видом возмутился "дух". - Лодак, скажи ему.
      - Нас двое, а ты один, - как его и просили, сказал второй близнец. - Впрочем, может ты из тех, кто побежит звать отца?
      - У него нет отца, - "дух" пихнул брата под бок.
      - Откуда мне было знать, - отмахнулся Лодак. - Я учил родословные, но что-то не припомню там… - он поднял глаза на Хина. - Как там твоё имя рода?
      - Одезри! - вмешался "дух". - Но это не имя рода. Он не благородный.
      - Да? - живо спросил Лодак. - Какой конфуз. А разодет-то! Что за времена: всякий рядится уаном.
      Близнецы захохотали. Хин угрюмо смотрел на камень, который они выкапывали.
      - Ты ещё здесь? - весело улыбнулся "дух", отсмеявшись.
      - Мать велела мне с вами играть, - мрачно ответил Хин. - Так что я не уйду.
      Близнецы переглянулись.
      - Какой послушный сын, - усмехнулся Лодак. - Тогда развлеки нас.
      - Да, да, развлеки, злюка, - захлопал в ладоши "дух".
      - Придумай игру, - предложил второй близнец.
      Хин повёл их на стену - сторожевой даже не проснулся - остановился у зубцов, встал на носочки и указал рукой на горизонт.
      - На самом деле, - сказал он, - я не здесь. Я - там, на свободе. И я не человек, я - птица. Я могу улететь, куда захочу. Я могу увидеть весь мир. Я чувствую ветер на своих перьях, я чувствую Солнце, и я вижу…
      - Что ты дурак, - перебил его Лодак. - И руки раскинул. Давай, прыгай вниз, раз ты птица. А мы посмотрим, как ты полетишь.
      "Дух" засмеялся.
      - Да всё не так, - разозлился Хин.
      - Дурак и есть, - утвердил второй близнец. - А теперь и от слов своих отпираешься.
      Мальчишка больше всего не любил совместные трапезы: завтраки и обеды. В унылой столовой на первом этаже не было окон, голые каменные стены подавляли древностью и безразличием. Четыре лампы, в которых роились шарики света, освещали длинный прямоугольный стол и сидевших за ним людей, а вчетверо большая часть комнаты лежала в полумраке за их спинами. Хину всегда казалось, будто столовая что-то замышляет.
      В ней жили странные существа, прекрасно изучившие повадки людей - поэтому-то их нельзя было застать врасплох, поймать и разглядеть. И всё же мальчишка часто замечал, как их тени пробегают по полу, стенам, а то и потолку. Всё время трапез он гадал, на что они похожи, и почему живут в столь мрачном месте.
      Однажды он обратился к ним мысленно и предложил поселиться в других комнатах крепости, описал, как там хорошо: тепло, светит Солнце, в спальнях есть даже занавеси и ковры. Существа не ответили и даже не показались на глаза. "Почему они не хотят? - раздумывал Хин. - Конечно, ничего особенно заманчивого наверху нет, но как можно отказаться от Солнца?"
      Время от времени взрослые прерывали его размышления. Мать как всегда одёргивала: сиди прямо, не клади локти на стол, отвечай, когда тебя спрашивают, не смотри в никуда. Тадонг пытался завязать разговор, но Хин упорно молчал, и даже Надани уже смирилась с таким поведением сына. Мальчишке не нравился покровительственный тон мужчины и его нелепый наряд, выпученные глаза, полные губы, рыжие волосы, короткие пухлые пальцы. У него вызывала отвращение тщательность, с которой Тадонг разделывал пищу, и то, с каким достоинством пережёвывал каждый кусок - будто перетирал меж двумя жерновами челюстей.
      Хин пытался понять, разделяют ли обитатели столовой его отношение к мужчине, или же им все люди кажутся чужими и неприятными, но не мог истолковать значения теней. "Каково это: жить в мире без света? - едва его оставляли в покое, как он возобновлял раздумья. - Не нужно думать о смешной одежде, но с другой стороны жить во тьме - всё равно, что быть слепым. Только это не значит быть другим, потому что все люди вокруг тебя тоже слепы".
      Мальчишка грустно отправил в рот кусок жёсткого мяса. Он, и не спрашивая, знал, что мать не позволит ему остаться одному в тёмной комнате, чтобы узнать, как чувствует народ столовой. "У них наверняка есть своё, особое зрение, вместо нашего. И они видят что-то более важное, чем то, что видим мы. Но если я не попробую жить как они, то я никогда не разгадаю их тайну".
      Две служанки и Меми внесли перемену блюд. Хин закрыл глаза и прислушался, как шуршит одежда, стучат о стол тарелки, звенят бокалы и приборы для еды. Долго слушать ему не дали.
      - Хин! - раздражённо воскликнула Надани. - Ты что, спишь за столом?
      Он открыл глаза и увидел, что один из близнецов пытался скрыть злорадную улыбку, а второй сохранял невинный вид.
      - Нет, госпожа Одезри, - ответствовал Хин, как его учили.
      Мать коротко поморщилась и знаком велела ему заняться едой. Мальчишка помешал кашу, но так и не притронулся к ней. Вопреки обыкновению, Надани не сделала ему замечания, но обратилась к близнецам, озадаченно разглядывавшим содержимое своих тарелок:
      - Ларан, Лодак, вы уедете домой раньше, чем мы договаривались прежде. Я уже написала уану Марбе.
      - Как вам будет угодно, госпожа Одезри, - вежливо ответили оба близнеца, но не поклонились.
      - Хин, - строго сказала женщина, - по окончанию обеда я желаю поговорить с тобой.
      Мальчишка поджал губы. Он знал, что должен ответить, и не понимал, отчего не может сказать это своими словами. Двое взрослых и близнецы требовательно смотрели на него:
      - Как вам будет угодно, - пробурчал Хин, сдаваясь.
      Лодак - мальчишка был уверен, что это именно он - снова злорадно улыбнулся.
      Надани смотрела в окно кабинета. Обращённое на север , оно скрывало красоту заката от глаз женщины. Узкая полоса цвета песка над горизонтом постепенно выцветала, небеса темнели пугающе быстро, и всё-таки Надани не поворачивалась к окну спиной. "Как истолковал бы этот знак Хин, - думала она. - Что бы он сказал мне, если бы сейчас стоял рядом? Уж конечно предупредил бы не бороться с грядущим, но подготовиться к нему. Мне кажется, я так и не научилась принимать перемены. Совсем наоборот. Потому ли, что смерть - тоже перемена, всего лишь одна из их числа? И мне страшно представить другие".
      Кто-то постучал в дверь. Надани отошла к зеркалу и убедилась, что макияж надёжно скрывает следы слёз, потом села в кресло и лишь тогда разрешила войти. В серую комнату проникла жёлтая полоса света, она обратилась в неровные лоскуты, шириной с дверной проём, - остатки от выкройки человеческой фигуры. Женщина, щурясь, улыбнулась Тадонгу:
      - Уже так стемнело. Я даже и не заметила.
      Она поднялась было, чтобы снять чехол с лампы на столе, но летень ответил предупредительным жестом и притворил дверь.
      - Сидите, - мягко сказал он.
      Лампа осветила комнату неярким багровым светом - так что казалось, будто где-то за столом прячется маленький камин.
      - Хочешь спросить у меня, почему я отсылаю близнецов так скоро? - поинтересовалась женщина.
      - Я доверяю вашему решению и без объяснений, - откликнулся Тадонг.
      - К нам приедет гость, - произнесла Надани и запнулась. На её губах появилась усмешка: - Только он не гость, а хозяин этой земли. Так выходит.
      - Уан? - медленно выговорил летень и, не веря, уставился на неё.
      - Да, - Надани нахмурилась. В присутствии Гебье всё было понятно, а сейчас, когда пришёл её черёд объяснять, мысли запутались в клубок. - Но ты не знаешь его. Он… из Весны.
      - Из Весны? - глупо повторил Тадонг. - Но что будет с вами?
      - Ничего не будет, - отмахнулась женщина. - Всё по-прежнему. Только… ещё появится этот благородный. Я надеюсь, он не примется устанавливать здесь свои порядки.
      Летень долго молчал. Наконец, осторожно спросил:
      - Но где же он будет жить?
      - Вся заброшенная половина крепости к его услугам, - хмуро откликнулась Надани.
      - Вы не слишком-то ему рады, - сделал наблюдение Тадонг.
      - Я объясню в присутствии Хина. Прошу тебя, сделай вид, что всё в порядке. Не удивляйся ничему.
      Летень что-то обдумал, затем торжественно сделал жест согласия.
      - Постараюсь, - сказал он. - И вот насчёт вашего сына, раз уж мы заговорили… Я не смею советовать, конечно, но полагаю, стоило бы учить его - помимо чтения и письма - ещё обращению с дубиной, ножом и копьём. А с изящными искусствами я бы… повременил.
      Надани странно улыбнулась.
      - Я понимаю, Тадонг, к чему ты говоришь это. Он должен расти мужчиной, а я не позволяю ему притронуться к оружию. Только не в том причина его странностей, а, напротив, его странности - причина моих запретов. Ты уже забыл его игры? А что если он захочет сыграть всерьёз, как три года назад, когда мы едва успели снять его со стены? И ты предлагаешь, чтобы мы сами вложили ему в руки нож?
      - А как он будет защищать себя, когда вырастет?
      - Пока что ему шесть лет, - отрезала женщина, - и мы можем только надеяться, что с ним ничего не случится. Я не собираюсь подливать масла в огонь.
      Летень склонил голову, Надани о чём-то задумалась, и оба вздрогнули, когда раздался стук.
      - Входи, Хин, - ласковым голосом позвала женщина.
      Дверь отворилась, и мальчишка с виноватым видом переступил через порог.
      - Я не обижал наследников уана Марбе, - быстро сказал он.
      - Речь не о них, - спокойно заметила Надани. - Я отсылаю их потому, что так пожелал хозяин нашей земли. Он приезжает к нам.
      Хин даже поднял голову, но смотрел, хмурясь, куда-то мимо людей.
      - Но это не мой отец, - наконец, сказал он. Помрачнел. - Это ещё один благородный.
      - Твой отец покинул мир под небесами, - вмешался Тадонг с одобрительного кивка Надани. - И, право, Хин, мне показалось, что ты пренебрежительно отозвался о высшем сословии. Тебе, конечно, это и не пришло бы в голову, но всё же я отмечу, что делать этого не стоит никогда.
      Мальчишка едва ли услышал его и неприязненно уставился на мать.
      - Ты не говорила до сих пор ни о каком хозяине!
      - "Вы", - поправил его Тадонг.
      - Хин, у всякой земли есть хозяин, - более жёстко, чем ей того хотелось, выговорила Надани. - И этот хозяин всегда благородный. Ты и сам мог бы понять.
      - Ты убеждала меня, что наследник - я!
      Женщина ударила ладонью по подлокотнику.
      - А ты всегда огрызался, и теперь ведёшь себя как избалованный ребёнок, - она поднялась. - Уан приедет, хочешь ты того или нет. Так же Солнце не спрашивает у тебя разрешения, чтобы взойти поутру. Ты наказан и останешься у себя в комнате до тех пор, пока не будешь готов встретить… уана с подобающим уважением.
      - Ты даже не знаешь его имени, - зло буркнул Хин.
      Надани досчитала до восьми и спокойно велела Тадонгу:
      - Отведи его в спальню и сообщи Меми моё указание.
      Когда женщина вновь осталась одна, она устало вздохнула и помассировала виски, прошлась по ковру от двери до окна, обратно, и снова к окну.
      Саванна куталась в непроглядную тьму, и Надани различала деревню лишь благодаря ярким огням, похожим на упавшие звёзды. Она знала, что там происходит: местные танцуют вокруг костров, поют песни на странном языке и пьют вонючую жидкость. Надани покачала головой и, накрыв лампу чехлом, вышла из кабинета. Засыпая, она вспомнила, что так и не сказала ни Тадонгу, ни сыну о том, что уан не был человеком.

      Пожилой мужчина в тюрбане, скрывавшем волосы, и длинной белой накидке дремал, сидя. Его хищный нос едва не касался карты, разложенной на столе. В хижине он был один, через щели в стенах из глины, хвороста и камня легко проникали шум снаружи и солнечные лучи. Был полдень, но ни бряцанье оружия, ни громкий говор проходивших мимо людей, ни скрип колёс не тревожили спящего.
      Едва слышно стукнула дверь, зашелестела завеса из сухих трав. Мужчина открыл глаза и медленно поднял голову от карты. Он ожидал увидеть какого-нибудь новобранца, вместо этого к столу шагнул Йнаи, самый молодой из его советников - лишь через два года этому юнцу должно было исполниться сорок.
      - Простите, уан Каогре, - сказал вошедший. - Охрана известила меня, что вы размышляете, но я воспользовался правом войти. Я подумал, что вам будет интересно.
      Дождавшись знака позволения, он подошёл ближе, с поклоном положил на стол футляр для писем и вернулся назад.
      - Слишком много "я", - прекрасно поставленным басом заметил пожилой мужчина. Протянул руку и взял футляр, посмотрел на печать, задумчиво улыбнулся.
      - Похоже, они решили, наконец, - озвучил он свои мысли. Покрутил футляр в пальцах, но вскрывать не торопился - вместо этого взглянул на советника. - Как ты считаешь: что?
      Вопрос застал Йнаи врасплох, и хотя он постарался того не показать, Каогре заметил, как мелькнуло в его глазах неуверенное выражение.
      - Ну же, - подбодрил правитель. - Мы каждый раз пытаемся предугадать, что произойдёт. Жизнь - игра, и победитель получает всё. Разве тебе не любопытно проверить себя? Такой шанс.
      Глаза Йнаи неотрывно следили за футляром.
      - Я жду, - с хищной улыбкой напомнил уан.
      - Уванг Онни хорошо помнит ваши недавние победы, - проговорил советник.
      - Хорошее начало, - улыбнулся Каогре. - Недавние - потому и помнит.
      - Он не уверен, что ваших войск не было среди осадивших Город.
      - То был хаос, - всё улыбаясь, одобрил уан. - Я сам ни в чём не уверен.
      - Однако уванг знает, что наши силы мало пострадали от войск Гильдии.
      - Уванг ничего не знает, - спокойно сказал Каогре. - Он только думает, - интонация подчеркнула последнее слово. - Твои рассуждения приведут нас к чему-нибудь?
      Йнаи поклонился:
      - Прошу простить мою неторопливость. Я лишь не хотел бы ошибиться. Имя уана Каогре вызывает страх, наше войско сильно, а победы памятны. Имя Одезри не имеет веса, за ним нет силы. Я полагаю, в послании от нашего человека при дворе уванга говорится, что нахальные простолюдины будут изгнаны с земли, им не принадлежащей. И, в скором времени, она будет разделена меж соседями. Треть её в таком случае отойдёт к вам.
      Уан усмехнулся.
      - Тебе подошла бы роль прорицателя. Люди с большим удовольствием верят приятным им речам.