Ход мировой истории в первой четверти ХIХ века во многом определяли события, происходившие на Европейском континенте. Этот важный отрезок времени начала столетия, наполненный калейдоскопическим изобилием событий, принято именовать по-разному: эпоха наполеоновских войн или наполеоновская эпоха; эпоха коалиций; эпоха конгрессов; уже в последнее время в отечественной литературе этот период принято называть эпоха 1812 г. Без всякого сомнения, это был, в силу значимости событий и брожения общественных идей, переломный момент в истории человечества, в том числе и России, поскольку именно в этот период глобальных и масштабных конфликтов великих европейских государств определялась судьба будущего мироустройства. Она решалась как на полях сражений, так и в ходе закулисных дипломатических переговоров.

Цикл явлений военно-политической жизни начала ХIХ столетия как единого исторического периода среди отечественных авторов получил в последнее время название эпоха 1812 г., западные исследователи продолжают употреблять устоявшийся старый термин – наполеоновские войны, и вряд ли откажутся от него. Хронология этого эпохального периода определяется рамками от начала века до 1815 г. включительно, когда было окончательно сокрушено могущество созданной Наполеоном империи. В целом это была цепь важнейших событий европейской и русской истории, непосредственно и тесно связанных между собой. По сути, наполеоновские войны можно назвать первой мировой войной или ее репетицией, хотя основные события происходили на Европейском континенте, правда, отклик имел место во всех частях земного шара. Но, несомненно, это был не просто военный конфликт двух мощных лагерей противников, создался фронт идеологического противостояния, шла борьба умов и идей, заложивших основы развития на будущие десятилетия и даже столетия. Наполеоновская эра имела не только военно-политический аспект, во многом война приобрела всеобщий характер, превратилась в войну экономик и народов, то, что стало затем в ХХ столетии аксиомой в годы двух мировых войн. Если раньше война имела характер военных столкновений относительно небольших профессиональных армий, то в наполеоновскую эпоху войной оказались уже пронизаны все сферы общественной и государственной жизни стран-участниц. Изменился и характер вооруженных сил, они стали превращаться в массовые армии. Это неизбежно повлекло за собой изменения в отношениях между государственными и общественными институтами.

Без всякого сомнения, для современников и для потомков это был знаменательный событийный интервал, переломный рубеж, наполненный драматизмом и историческим смыслом. Сам по себе 1812 г. для России был вехой, но вехой как определенное явление и как высшая точка в долговременном противостоянии с наполеоновской Францией, когда судьба победы на чаше весов истории бесповоротно склонилась в пользу России и русское оружие торжествовало.

Отечественную историографию эпохи 1812 г. никто не назовет скучной. Периодически возникали спорные и проблемные вопросы, вокруг которых ломались копья. Во все ее периоды имелись и свои возмутители спокойствия. Гладкость и изящность первых описаний военных действий встретила, например, яростных критиков из среды участников боевых действий, опровергавших по памяти фактологический материал. Особенно досталось от ветеранов 1812 г. грандам отечественной историографии А.И. Михайловскому-Данилевскому, М.И. Богдановичу, а напоследок и классику мировой литературы Л.Н. Толстому, упреки которому затем высказывались и профессиональными историками. На рубеже ХIХ и ХХ столетий возникли новые концептуальные подходы в освещении эпохальных событий, а старые оказались отверженными. После 1917 г. в стране наблюдался более чем десятилетний период регресса и утраты историографического интереса к военно-исторической проблематике царской России. Все же на основе марксистских идей (смена общественно-экономических формаций, классовый подход и др.) в боях с разного рода ревизионистами и западными историками, хоть и с трудом, была выработана под оком партийного руководства и приспособлена под идеологические нужды пролетарского государства советская концепция истории 1812 г. Она, можно сказать, постоянно «колебалась вместе с генеральной линией партии», страдала явными натяжками и профессиональными огрехами, многие из которых, правда, со временем корректировались и выправлялись. После краха советской системы и освобождения от идеологического диктата, даже несмотря на кризисный период в стране и науке в 1990 е годы, а также многие негативные моменты, историографический процесс не остановился и продолжал активно развиваться. Можно определенно сказать, что полная потеря интереса государственных институтов к данной проблематике способствовала и компенсировалась в значительной степени деятельностью независимых исследователей[1].

В книге речь пойдет об участии и роли России в наполеоновских войнах. Безусловно, всегда трудно написать что-либо новое, не повторяясь, о событиях хорошо известных и о которых написано так много литературы, что сложилось убеждение в их полной изученности. В то же время многие проблемы этой эпохи до сих пор являются предметом споров и дискуссий как между отдельными историками, так и целыми национальными историографическими школами, поскольку остаются нерешенными многие вопросы, имеются очевидные пробелы, а также ошибочные представления как о самих этих войнах, так и о тех исторических обстоятельствах, в которых они велись. Один из важнейших вопросов – причины возникновения наполеоновских войн, а также вопрос, какую роль в них играла Россия. Как правило, западная историография (французская, немецкая, английская) всегда принижала огромный вклад России в победе над Наполеоном, исходя из национальных мифов и традиций, исторически сложившихся сразу после окончания наполеоновских войн.

Россия в период эпохи 1812 г. – тема масштабная и многоплановая. На смену социальным бурям и потрясениям Французской революции в конце ХVIII столетия в Европу в начале ХIХ в. очень быстро пришла эпоха наполеоновских войн. Калейдоскоп событий разворачивался очень стремительно, часто с феноменальной быстротой. Скорость политических решений и допущенных государственными правителями ошибок и просчетов во многом диктовалась и объяснялась быстро меняющейся ситуацией. Историку очень трудно кратко описывать происходившие факты и процессы, так как они не просто цеплялись друг за друга, но и находились в тесной взаимосвязи, оставляя враждующим сторонам достаточно много аргументов для взаимных обвинений, а также для объяснений и оправданий собственных шагов на международной арене. Политики должны были в цейтноте реагировать на события, подталкивающие их к войне, и оказывались заложниками своего времени и чрезвычайных обстоятельств. В результате старушка-Европа не успела оглянуться, как за каких-нибудь десять лет оказалась крепко скованной наполеоновскими цепями. И чем яснее становились контуры разраставшейся, как на дрожжах, наполеоновской империи (возмутителя спокойствия), чем дальше находились французские войска от своих границ, тем больше возникал интерес к политике у представителей разных сословий, а сама жизнь заставляла втягиваться широкие слои населения всех стран Европы в водоворот политических событий.

Существует несколько мнений о характере наполеоновских войн и о причинах, их вызвавших. Назовем лишь несколько из них: продолжение революционных войн Французской Республики, плод непомерного честолюбия одного человека (Наполеона), стремление феодальных «старорежимных» государств уничтожить этого человека (Наполеона), продолжение многовекового противостояния Франции и Англии за преобладание в мире, борьба идеологий нового и старого режимов (то есть столкновение молодого капитализма с феодализмом). В какой-то степени историки, даже абсолютизирующие лишь одну причину, для своих доводов без труда находят существенные резоны, но столь многосложное международное явление имеет, безусловно, более замысловатую подоплеку и многие каверзные зацепки.

Например, советские историки, без всяких сомнений, возводили в абсолют события Великой французской революции, рассматривали их как неизбежную борьбу передового капитализма с отсталым феодализмом и в какой-то степени революционные идеалы переносили на Наполеона Бонапарта как наследника славной революции (не забывая одновременно называть его душителем свобод). Но их позиция вскоре оказалась двойственной и достаточно уязвимой. Советские идеологи со временем стали проповедовать не только интернационализм, но и советский патриотизм. То есть появилось стремление обелить внешнюю политику России на тот период, что мало соответствовало марксистскому формационному подходу к истории. Ведь необходимо было полностью оправдать участие крепостнической России (во главе с российским самодержцем) в войнах против наполеоновской Франции, вставшей на путь капитализма и борьбы с остатками феодализма в Европе. Но это было не единственное противоречие в марксистско-ленинской доктрине. На практике данная нелогичность даже не затушевывалась, ее просто не замечали или делали вид, что ее не существует. Собственно, доказательства брались не из области формальной логики, а использовались не научные, но чисто пропагандистские и мифотворческие методы. В этом таилась очевидная слабость идеологизированной советской исторической науки. Она не могла на равных противостоять и вступать в спор с разнообразными иностранными научными школами и направлениями, несмотря на модную тогда тенденцию обличения и борьбы с «западными фальсификаторами истории». Безусловно, такая «борьба» традиционно велась по велению высшего начальства на страницах отечественных исторических работ. Но вот победить своих идеологических противников с такими явными недостатками было невозможно. Советские историки во второй половине ХХ в. проигрывали по всем статьям своим западным коллегам, и их сочинения могли использоваться только на внутреннем советском рынке, они не выдерживали внешней конкуренции идей и фактов.

Государственный переворот 19 брюмера. С гравюры XVIII в.

Такая ситуация, сложившаяся в советский период, привела в постперестроечной России к явному интересу к наполеоновской Франции и к личности самого французского императора. В немалой степени этому способствовал массовый выброс на книжный рынок большого количества переводной книжной продукции. До этого было невозможно даже себе представить появление в массовом количестве работ на русском языке иностранных историков, а также и источников. Но таким образом на щит вновь оказалась поднята и реанимирована наполеоновская легенда, а в исторической литературе четко обозначился перекос в пользу французского императора и откровенных симпатий к нему.

Наполеоновская Франция и самодержавная Россия в начале ХIХ столетия

Для того чтобы охарактеризовать внешнеполитическую ситуацию в Европе, начнем с прихода к власти в 1799 г. во Франции путем правительственного переворота (18 брюмера) честолюбивого и талантливого генерала Наполеона Бонапарта. Ведь последующий период истории назван по его имени и прочно вошел в анналы как эпоха наполеоновских войн.

Первое время Н. Бонапарт по акту об учреждении Исполнительной консульской комиссии номинально являлся одним из трех временных консулов и первоначально ни о какой диктатуре не было и речи. Но уже по принятой новой конституции 13 декабря 1799 г. (конституция VIII года) Бонапарт стал первым консулом, назначенным на десять лет с правом переизбрания. Фактически же он тогда прибрал к рукам всю власть в стране и уже имел больше полномочий, чем было у французских королей. Но этим дело не ограничилось. Путем подсчета голосов после проведения открытого плебисцита населения Франции 2 августа 1802 г. он был провозглашен пожизненным первым консулом, а затем и с правом назначения преемника. После этого 18 мая 1804 г. сенатским указом «великому человеку» был поднесен и им принят титул императора французов, а это решение утверждено проведенным народным плебисцитом. Таким образом, мы затронули только основные этапы юридического оформления Наполеоном своего статуса в государстве (за каких-то пять лет известный генерал превратился в императора), не касаясь внутриполитических и международных событий. Но во Франции в этот период железной рукой очень быстро постригли всю зеленую траву на газоне, а если говорить прямо, установилось при полной апатии народных масс диктаторское или личное правление в форме наследственной монархии со всеми ее феодальными атрибутами (уже начинающими отживать): императорским двором, титулами, этикетом, наградами и т.п. Начало государственной деятельности Н. Бонапарта – это иллюстрация примера того, что всякая власть при даже внешней демократии исходит от народа, но никогда ему не возвращается.

Появление Наполеона в качестве главного государственного деятеля Франции по времени почти совпало с воцарением на российском престоле его будущего основного соперника по европейской славе – молодого императора Александра I. К власти он также пришел фактически в результате государственного переворота, когда 11 марта 1801 г. в С.-Петербурге группой гвардейских офицеров-заговорщиков был убит в Михайловском замке его отец – император Павел I. Сам факт цареубийства во многом омрачил правление нового императора, который не только знал о заговоре, но и дал согласие на него под обязательством лишь отречения отца от власти, что послужило косвенной причиной для его убийства. Александр I, воспитанный в либеральном духе, не стал преследовать заговорщиков, мало того, большинство участников событий 11 марта на протяжении всего его царствования занимали видные должности, особенно в военной сфере. Лишь несколько ведущих заговорщиков лишились своих постов и всего-навсего были удалены из С.-Петербурга. Императора-либерала больше в начальный период царствования занимали проекты реформ («дней Александровых прекрасное начало»), большинство из которых так и остались проектами. В России (в отличие от Франции) железной руки у власти тогда абсолютно не чувствовалось, несмотря на самодержавный способ правления.

Большая европейская игра

Таким образом, мы обрисовали лишь двух главных действующих лиц, двух лидеров (одновременно антиподов) в период наполеоновских войн.

Первый консул Франции Наполеон Бонопарт. Гравюра 1800 г.

Что же составляло главное содержание этих войн? Почему они велись? Какие интересы преследовали противоборствующие стороны?

Историки сегодня справедливо полагают, что наполеоновские войны явились прямым продолжением войн Французской революции. Фактически в этот период развернулась первая в истории мировая война, а главным театром военных действий, как и в ХХ столетии, стала Европа, хотя боевые действия происходили и на других континентах – в Америке, Азии, Африке. Но втянутыми в войну оказались практически все европейские государства. Причем это были не просто военные действия государств друг против друга, борьба велась в экономической, идеологической, религиозной сферах, и она носила ожесточенный и драматический характер.

Большинство исследователей сегодня признают, что в рассматриваемый период главными игроками на европейской арене выступали постреволюционная наполеоновская Франция и «владычица морей» и «мастерская мира» – Великобритания. Непрерывное соперничество между этими державами насчитывало несколько столетий (в ХVIII веке оно вспыхнуло с новой силой), но антагонистические противоречия между ними диктовали и определяли основное содержание наполеоновских войн в споре двух главных оппонентов за преобладание на континенте. Не случайно, известный французский историк А. Вандаль дал следующее определение нахождению у власти Н. Бонапарта: «Царствование Наполеона – не что иное, как двенадцатилетнее сражение, данное англичанам на пространстве всего света»[2]. В Европе можно было выделить еще три крупных государства, способных тогда влиять на расстановку сил: Россия, Австрия и Пруссия, остальные, в силу своей периферийности или малых размеров, не являлись самостоятельными игроками, в той или иной степени не могли проводить независимую политику без оглядки на сильных соседей и находились в орбите воздействия пяти самых мощных стран. Из трех последних выделенных государств Россия стояла на особом месте, так как, бесспорно, являлась великой европейской державой, обладая огромной территорией, значительными людскими и материальными ресурсами. Она не только приближалась по значимости к Франции и Англии, а ее мощь была сопоставима с лидерами. В раздробленной на мелкие государственные образования Центральной Европе роль периферийных полюсов притяжения всегда играли Австрия и Пруссия. Вокруг них традиционно группировались мелкие феодальные владения, хотя всегда были сильны и конкурентные австро-прусские противоречия, что облегчало Наполеону проведение французской политики в этом регионе. Но, в отличие от Австрии и Пруссии, находившимися всегда в зоне возможных прямых ударов со стороны Франции, Россия, как и Англия, была менее уязвима, что давало ей большую самостоятельность и свободу маневрирования. От ее позиции и поведения зависело тогда очень многое, а географически она находилась не в центре Европы и могла выбирать союзников. Россия оставалась единственной крупной континентальной державой, с мнением которой Наполеон вынужден был считаться.

У России как государства существовали свои предпочтения и имелись свои серьезные интересы на Балтике, в Польше и Германии, на Балканах и в Восточном Средиземноморье. Там, где они пересекались с интересами крупных европейских держав, возникали трения и противоречия. Собственно, Российская империя в тот период могла предпочесть три модели реагирования на происходившую в Европе борьбу: во-первых, поддержать Францию, то есть вступить с ней в союз против Англии; во-вторых, оставаться нейтральной, в данном случае можно было выбрать разные способы поведения – от самоизоляции до политики «свободных рук»; в-третьих, вместе с Англией выступить против Франции и попытаться втянуть в антинаполеоновский союз как можно больше европейских стран.

Европа в конце XVIII в.

Забегая вперед, укажем, что во внешней политике России в 1800 – 1815 гг. были опробованы в разное время все три концепции поведения государства в международной политике. Но, на наш взгляд, второй вариант стал со временем существовать как теоретический, так как полностью исключался для такой крупной державы, как Россия. Она не могла, подобно средневековому Китаю, затвориться в скорлупу самоизоляции или закрыть глаза на происходящее, тем самым позволить другим странам принимать вместо себя принципиальные решения. Результат такого поведения нетрудно было предсказать любому политику. Отказ от защиты своих государственных интересов означал потерю своего немалого влияния в Европе и статуса великой державы. Также важно признать, что к этому времени антиреволюционный идеологический бульон, который некоторый период варили многие европейские государства, уже выкипел. Разыгрывалась другая антифранцузская карта – борьба с агрессивным курсом Наполеона, представлявшим реальную угрозу многим европейским странам.

Хотя Александр I в самом начале своего царствования хотел бы оставаться нейтральным, но реализовать подобный вариант просто не сумел. Тогдашний ведущий русский политик и друг царя А. Чарторыйский следующим образом резюмировал главные принципы внешней политики России в начале царствования Александра I: «...быть со всеми державами в хороших отношениях и не вмешиваться в европейские дела, чтобы не увлечься и не зайти дальше, чем следовало, словом, тщательно избегать недоразумений, не роняя в то же время своего достоинства». Однако, по его мнению, «с течением времени пассивную систему мирной политики… становилось все труднее и труднее поддерживать. Страна… не могла довольствоваться незначительной и второстепенной ролью, хотя эта роль и обеспечивала надолго беспрерывное внутреннее благополучие». «Новая политика России продолжалась до тех пор, пока инстинктивно отношения ее к первому консулу не стали все более и более охлаждаться, и дипломатические сношения приняли тон, ясно говоривший, что о взаимных уступках уже не может быть речи»[3].

Существование такого крупнейшего государства, как Россия, уже было немыслимо вдали от общеевропейских интересов, и от них уже невозможно было абстрагироваться. А поскольку война превратилась во всеобщее явление, она уже не могла оставаться в стороне от бушевавшего пожара. Диапазон возможных приоритетов (с кем и против кого «дружить») был невелик. Оставался лишь выбор в пользу Франции или Англии. То, что нужно было рано или поздно делать выбор, свидетельствовала и предшествующая политика российских императоров – Екатерины II и Павла I, так как европейские реалии не позволяли России безучастно оставаться в стороне. Даже противоречивый и быстро менявший внешнеполитическую ориентацию Павел I вынужден был всегда принимать чью-то сторону.

Россия в геополитическом пространстве Европы

Зададимся вполне естественным вопросом: почему все-таки Россия в 1805 – 1807 и 1812 – 1815 гг. выступила совместно с Англией, а в 1807 – 1812 гг. находилась в союзе с Францией? Почему столь кардинально менялась ее позиция? Есть и другие проблемы, связанные с этой темой, и часто неоднозначно трактуемые историками.

Доминирующий взгляд в нашей отечественной историографии считает англо-русское сближение и совместную вооруженную борьбу с постреволюционной Францией вполне естественной политикой, вытекавшей из угрозы завоевания европейского господства Наполеоном Бонапартом.