Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тело черное, белое, красное

ModernLib.Net / Отечественная проза / Вико Наталия / Тело черное, белое, красное - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Вико Наталия
Жанр: Отечественная проза

 

 


Наталия Юрьевна Вико
 
Тело черное, белое, красное

      Тело черное, белое, красное 
      В игольчатом сверканьи
      Занеженных зеркал -
      Нездешнее исканье
      И демонский оскал.
      М.Кузмин
 
      …Древняя традиция гласит,
      что духи тьмы не могут отражаться в зеркалах.

Предисловие

      Язык, содержание и персонажи нового романа Наталии Вико предельно точно отражены в названии - "Тело черное, белое, красное". Все ярко, драматично, без оттенков. Выбрав самый жесткий пласт времени в истории России за последние сто лет - революцию и первые годы эмиграции, автор намеренно не шлифует его, предлагая читателю самому ощутить острые сколы человеческих судеб. Любовь и предательство, красота и уродство, смерть и, хочется добавить, - жизнь, точнее - отражение (отторжение?) жизни проходят в ряду бесконечных зеркал, окружавших главную героиню романа Ирину Яковлеву. В бездонных глубинах этих зеркал одно за другим появляются и исчезают лики и оскалы революции. Жертвы - судьи - палачи: всё спеклось в огненном жерле, все оказались помазанниками мести, и красное оперение Феникса обернулась красным балахоном палача. Сюжетная линия романа, как всегда у Наталии Вико, ошеломляет, но взгляд автора отстранен и беспощаден, как взгляд зеркала.
 

Ю. Бугуева

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
 
1

      – Граф Монте-Кристо имел счастье в упоении местью! - воскликнул высокий мужчина с крупными чертами лица, в плотно сидящей шляпе с замятыми краями. - Вдумайтесь, Ирочка, разве не прекрасно, когда получаешь возможность отомстить своим обидчикам? Вы просто слишком молоды, чтобы это понять!
      Его спутница, темноволосая девушка лет восемнадцати, будто и не слушая, чуть прищурившись, подняла лицо навстречу солнечным лучам, с наслаждением впитывая ласковое тепло.
      – А как же христианские заповеди, Федор Иванович? - повернула она голову к собеседнику. - Мне так, напротив, кажется, что граф - несчастнейший из людей! Подумать только, на что он потратил жизнь? Как это можно?!
      – Как это можно? - задумчиво повторил Шаляпин. - Ира-Ира, - он укоризненно покачал головой, - не совершайте ошибки! Вы очень неосторожны, когда произносите эту фразу.
      – И в чем же я неосторожна?
      – Эту фразу, - Шаляпин нахмурился, - никогда нельзя произносить, запомните! Ни-ко-гда! Меня еще бабка научила. Стоит только воскликнуть: "Как это можно?!" - и, чем больше в вопросе негодования…
      – …и осуждения… - весело дополнила Ирина.
      – …и осуждения, - кивнул Шаляпин, - тем больше вероятность, что судьба, услышав вопрос, непременно поставит вас в такие условия, при которых вы сами дадите себе ответ- "как это было можно"… Не шутите с такими словами.
      – "Не судите да не судимы будете"? Так, Федор Иванович?
      – Именно так. - Он крепче сжал ее локоток, помогая перешагнуть через лужу. - Но, - внезапно остановившись, Шаляпин продолжил торжественно-трагическим тоном: - Но фраза уже произнесена и услышана… там! - он театрально поднял руку вверх. - Берегитесь, Ирэн, как бы вам не пришлось стать графиней!
      – Ну что ж. - Она протянула ему руку для поцелуя, игриво улыбаясь. - Будем знакомы! Графиня Монте-Кристо. А что, - не выдержав, рассмеялась, - мне нравится это имя!
      – Ирочка… - Он едва прикоснулся губами к ее руке.
      – Нет, нет, господин Шаляпин, - Ирина надменно приподняла бровь, - вы поцеловали мне руку недостаточно почтительно, попробуйте еще раз!
      – Ирочка, - сказал певец, - вы мне иногда напоминаете котенка - маленького, пушистого, но с хорошо спрятанными в мягких лапках остренькими коготками.
      – Терпеть не могу кошек! - Она сердито убрала руки за спину и медленно пошла по усыпанной гравием дорожке. - Кошка - это всегда, в моем представлении, что-то неприятное, коварное, с дурным запахом. А я, между прочим, родилась в августе, посему предпочитаю львов, а не ваших драных кошек.
      – О-о-о, вы, наверное, не видели настоящих кошек. - Шаляпин с лукавой улыбкой покачал головой. - А я встречал этаких представительниц породы кошачьих, что от одних воспоминаний дух захватывает! Кстати, вам известно, в чем отличие львов от львиц?
      – Фе-едор Иванович, ну что за вопросы вы девице задаете? - Губы Ирины подрагивали от смеха.
      Шаляпин внимательно посмотрел на нее и осторожно взял под руку.
      – Вы все шутить изволите, Ирина Сергеевна. Послушайте лучше опытного человека. Дело в том, что цари зверей - львы - в охоте не участвуют. Добычей овладевают львицы, и вот тут…
      Начал накрапывать дождь, с каждым мгновением становясь сильнее и сильнее. Ускорив шаг, они укрылись под небольшим козырьком окрашенного в зеленый цвет ларька, невольно оказавшись вплотную друг к другу. Возникла неловкая пауза. Ирина медленно подняла на Шаляпина глаза. Ее спутник, немного отстранившись, снял шляпу, стряхивая дождевые капли.
      – Так о чем это я… Ах, да… о львицах… Вот тут и наступает важный момент. К добыче начинают приближаться гиены - отвратительные, мерзкие твари…
      Ирина подняла воротник темно-синего пальто, прикрыв нижнюю часть лица.
      – Холодно? - заботливо спросил Шаляпин.
      – Продолжайте, Федор Иванович. Мне интересно… про гиен. Говорите же!
      – Так вот… - Шаляпин откинул со лба прядь светлых волос и надел шляпу. - И очень часто львица уходит, не желая вступать в борьбу. И добыча могла бы остаться у жадной воющей своры, но лев способен одним ударом лапы отогнать гиен, защищая добычу львицы и требуя свой кусок. Царь он, в конце концов, или не царь? Люди, которым мстил граф Монте-Кристо, были подобны гиенам, отнявшим чужое. А вы, Ира, - он наконец взглянул на нее, - рассуждаете как львица, не желающая унижать себя борьбой с гиенами. Настоящий человек - венец творения, царь природы, и посему - должен быть львом. Если бы все мы ощущали себя львами, - задумчиво произнес он, - да… если бы… кто знает, может, и не развелось бы столько гиен вокруг. Все крутятся, высматривают, вынюхивают, когда можно будет застать тебя врасплох и урвать кусок…
      – Природа распорядилась так, что, боюсь, мне не удастся превратиться в льва. - В глазах Ирины блеснули озорные огоньки. - Придется довольствоваться ролью львицы, - потупив взор, со вздохом произнесла она, - хотя в этом есть свои преимущества, которые вам, может, и не понять.
      – Ну да… - хмыкнул Шаляпин.
      – Смотрите, как быстро кончился дождь! - радостно воскликнула Ирина, выставив ладошку из-под навеса.
      – Весна! У природы настроение меняется, как у молоденькой девушки - по сто раз на дню. Пойдемте, Ирочка, а то ваш батюшка волноваться будет: куда его сокровище запропастилось? Кстати, возвращаясь к нашему разговору, помните Пушкина? "Есть упоение в бою…" Так вот, поверьте, в мести тоже есть упоение. И именно поэтому граф Монте-Кристо все-таки счастливый человек!
      Они перешли на другую сторону Чистопрудного бульвара и свернули в переулок, где возвышался храм Архангела Гавриила. Здесь два года назад настоятель Антиохийского подворья епископ Антоний Мубайед отпевал мать Ирины, которая в первые же дни войны пошла работать в госпиталь и через несколько месяцев умерла, заразившись тифом. Ее смерть перевернула жизнь семьи. Мать была для Ирины самой мудрой и верной подругой. Отец, известный адвокат, и раньше не баловавший дочь особым вниманием, считавший, что правильное воспитание девочки - дело женское, после постигшего семью горя совсем замкнулся, все больше отдаляясь от Ирины и сосредоточившись исключительно на работе и политике.
      Политикой в последнее время занимались почти все. С каждым днем становилось все более очевидным - Россия войну проигрывает. Воздух был напряжен, словно перед грозой, то здесь, то там, будто отдаленные всполохи молний, возникали стихийные митинги, на которых требовали немедленной смены министров или всего правительства. Необходимо было что-то делать, спасать Россию, но что могла сделать для ее спасения Ирина - выпускница Смольного института? Впрочем, она умела стрелять, что являлось предметом гордости отца, и было, пожалуй, чуть ли не единственное, чему он с удовольствием в течение последних двух лет обучал дочь, выезжая с ней на дачу. И что же теперь? Брать револьвер и ехать на фронт? Но ее усилия не способны остановить поезд под названием "Россия", который, кажется, на всех парах несется под откос. От того, что люди в порыве патриотизма бросятся на рельсы, локомотив, имя которому - война, не остановится. Говорили, что война неудачна по причине измены, причем многие обвиняли в этом даже царицу, которая якобы постоянно выдавала Вильгельму II сведения государственной важности. А уж этот Распутин…
      – Федор Иванович, а вы знакомы с Распутиным? - неожиданно спросила Ирина, остановившись у подъезда пятиэтажного дома с тяжелой дубовой дверью, и невольно улыбнулась, глядя, как изменилось выражение лица ее спутника - право, словно ложку горчицы проглотил!
      – Бог миловал! - Шаляпин поставил ногу на высокую ступеньку. - Как-то его секретарь, не застав меня дома, передал моей супруге, что Старец-де желает со мной познакомиться и спрашивает, как мне будет приятнее: принять его у себя либо к нему пожаловать.
      – А вы?
      – Не ответил.
      – Ох уж? - недоверчиво покачала головой Ирина.
      – Да! - Шаляпин расправил плечи. - Не ответил! Я слышал, он груб бывает без меры и церемоний не соблюдает в отношениях. Не ровен час, сказал бы мне чего обидное, а я - в морду ему кулаком. Такая могла бы выйти несуразица ненужная. Тем более драться с обласканными двором людьми - дело опасное для последующего творчества. Так-то вот!
      На крыльце появился швейцар, услужливо распахнувший дверь подъезда. Витражные стекла весело блеснули в лучах заходящего солнца.
      – Зайдете, Федор Иванович? - Ирина приподнялась на цыпочки, пытаясь заглянуть ему в лицо. - Это же прелестно будет - раз уж мы с вами случайно на улице встретились, значит - судьба ваша сегодня у нас в гостях побывать! Не хотите же вы ослушаться голоса судьбы?! - шутливо нахмурилась она.
      Ей, как и многим молоденьким девушкам, казалось, что она гораздо умнее и красивее, чем жены всех папиных друзей и коллег. И конечно же, все, абсолютно все эти мужчины втайне влюблены в нее. Просто не показывают виду. Так, иногда, мелькнет в глазах что-то, вот как сегодня у Шаляпина…
      – Сдаюсь! Вам, прелестная Ирэн, отказать не могу. - Шаляпин шагнул вслед за ней в подъезд, своды которого подпирали могучими плечами атланты с обреченными лицами. В детстве Ирина побаивалась этих мрачных каменных гигантов - ей казалось, что в один не самый прекрасный день им надоест заниматься своим делом и они просто отойдут в сторону, чтобы посмотреть, каково будет без них людям.
      Красная ковровая дорожка подвела к двери квартиры, занимавшей пол-этажа. Заговорщицки взглянув на Шаляпина, Ирина нажала кнопку звонка. Дверь открыл старый камердинер Василий, который начал работать у них еще задолго до ее рождения. Они вошли в просторную прихожую, завешанную чужими пальто, шарфами и шляпами - в их квартире теперь почти каждый день собирались старые и новые знакомые отца - он словно пытался заполнить пустоту, образовавшуюся в доме после кончины жены. Из гостиной через приоткрытую дверь доносился чей-то возбужденный голос:
      – …мой коллега, школьный товарищ Брюсова, сообщил его юношеский экспромт:
 
      Мелодия нарушена,
      Испорчен инструмент,
      Свеча любви потушена,
      Упал мой президент.
      Шаляпин улыбнулся. Ирина смущенно опустила глаза, словно отгораживая себя от донесшегося из гостиной взрыва смеха, в котором было что-то из чужого ей мужского мира.
      – Сергей Ильич, так что господин Шаляпин к вам и Ирина Сергеевна с ними! - поспешно распахнув дверь, громко возвестил Василий.
      Смех оборвался.
      – Фе-едор Иванович, - нараспев произнес Сергей Ильич, вставая, широко расставив руки и улыбаясь. - Вот сюрприз! Рад, рад, проходите, дружище!
      Он был почти одного роста с Шаляпиным, чем-то даже напоминал его: статью или той спокойной уверенностью в себе, которой обладает всякий, достигший в своем деле вершины профессионализма.
      Ирина, поздоровавшись с поднявшимися им навстречу гостями, прошла в глубь комнаты и устроилась в мягком кресле.
      – Знакомьтесь, Федор Иванович. - Сергей Ильич сделал паузу, пытаясь сообразить, в каком порядке следует представить гостей. Решил начать с того, который стоял ближе всех. - Полковник Чирков. Неделю назад прибыл из действующей армии, прямо с фронта. С профессором Мановским вы у меня уже встречались. Не знаю, знакомы ли вы с господином Керенским?
      – Александр Федорович, - бросив на Шаляпина цепкий, изучающий взгляд, представился худощавый мужчина с бледным лицом и болезненными мешками под глазами. - Очень рад знакомству. Являюсь поклонником вашего таланта.
      По лицу Шаляпина пробежала благодушная улыбка.
      – Будет вам, Александр Федорович! Сценический талант в наше время в меньшей цене, нежели талант политический.
      – Именно время и покажет, кто чего стоит! - отпарировал Керенский.
      – Прошу, прошу. - Сергей Ильич придвинул Шаляпину кресло, а сам расположился рядом на стуле с высокой прямой спинкой. Чувствовалось, что сидеть в нем было прерогативой хозяина дома.
      Ирина принялась листать новый номер "ИЗИДЫ" - ежемесячного журнала оккультных наук. Она уже несколько лет выписывала его, находя всякий раз в нем что-то важное и нужное для себя. По ее мнению, для девушек тонких и образованных, к которым она себя относила, чтение "ИЗИДЫ" было просто необходимо, потому что развивало и возвышало душу, обучало отгородиться от соблазнов и страстей, кипевших вокруг.
      Ирина еще ни разу не позволила себе всерьез увлечься мужчиной и, наверное, хотела бы, чтобы этого никогда не случилось. Ведь так унизительно - принадлежать кому-то! Будто ты вещь какая! Хотя, конечно, интересно - как же все происходит?.. Необъяснимая щепетильность гнала ее прочь, лишь только подруги заводили разговор на эту тему; ей казалось: стоит только начать вслушиваться - неизбежно произойдет что-то стыдное и предосудительное. Сколько раз она пыталась найти ответ на страницах любовных романов, которые иногда, немного смущаясь, брала почитать у подруг, но… "Он подошел к ней… обнял и нежно поцеловал… почувствовал, как страстно трепещет ее тело… они проснулись от первого луча солнца… она благодарно прикоснулась губами к его виску…" И все! Какая тайна заключалась между этими строками?
      "Всему свое время, доченька!" - не раз говорила матушка, ласково гладя ее по голове. Но когда оно наступит, это время? А вдруг она его пропустит? Или уже пропустила? Ну почему, почему она не родилась мужчиной? Ведь именно мужчины являются подлинными хозяевами жизни, управляя событиями, а заодно и женщинами. И потом, разве женщины могут сделать хоть что-нибудь значимое для блага России?
      Ирина, вздохнув, перевернула страницу журнала и пробежала глазами по строчкам. "Снотолкование, составленное св. Никифором". Так… Что же ей снилось сегодня? Она задумалась. Кажется, ничего. Проснулась от лая собак за окном, но вот что снилось?.. Вспомнила! Снилось, будто стоит она посреди заснеженного поля и, чувствуя, как горят щеки, старается прикрыть их ладонями, чтобы никто не заметил, потому что - дурно и некрасиво… Ее размышления прервал резкий, пронзительный, явно привыкший звучать перед большой аудиторией голос профессора Мановского.
      – …Высшее изящество слога заключается в простоте, а совершенство простоты дается нелегко, это я вам повторю вслед за архиепископом Уэтли! - Профессор назидательно указал пухлым пальцем вверх.
      – А как, господа, у нас говорят обвинители? - Керенский оживился и пригладил короткие волосы ладонью. - Я могу вас повеселить примерами. Негодуя против распущенности нравов, заявляют: "Кулаку предоставлена свобода разбития физиономии". Каково? Или желая сказать, что покойная пила, выговаривают: "Она проводила время за тем ужасным напитком, который составляет бич человечества".
      – Да-да, у меня тоже пример уморительный есть, - подхватил Сергей Ильич, - защитник, желая объяснить, что подсудимый не успел вывезти тележку со двора, а посему еще не украл ее, торжественно произнес этакий спич: "Тележка, не вывезенная еще со двора, находилась в такой стадии, что мы не можем составить определенного суждения о характере умысла подсудимого".
      Шаляпин, все это время сидевший молча, закинув ногу на ногу, и, смотревший на говоривших с полуулыбкой, словно его не покидало легкое недоумение - что он здесь делает, решительно поставил на стол опустошенную рюмку и наконец включился в разговор, сразу наполнив своим сочным басом все пространство гостиной.
      – Надо просто говорить! - Гости повернули головы в его сторону. - Просто - не значит плохо. Здесь я полностью согласен с господином Мановским. - Лицо профессора расплылось в признательной улыбке. - Вот, к примеру, как просто сказано: " Каин убил Авеля". Ну-ка, а у нас в судах как бы это прозвучало? Даже предположить боюсь…
      – "Каин с обдуманным заранее намерением лишил жизни своего родного брата Авеля…" - подхватил Керенский.
      Шаляпин расхохотался.
      – Браво!
      – Именно - "лишил жизни", - профессор Мановский, разгорячившись, вскочил с места, - именно так! Но отчего? Чего ж не сказать: "убил"? Да потому, что простое слово "убил", видите ли, смущает. "Он убил из мести", говорит оратор и тут же, словно испуганный ясностью и краткостью выраженной им мысли, спешит добавить: "Он присвоил себе функции, которых не имел!" Да-да, господа, не смейтесь! Я этот пример студентам рассказываю и сам всякий раз удивляюсь - сколько же у нас дураков!..
      – О-о, насчет дураков - это и я вам понарассказать могу… - весело произнес Шаляпин, потянувшись к рюмке, предусмотрительно наполненной хозяином. - Кстати, Сергей Ильич, "ужасный напиток, составляющий бич человечества", у вас очень хорош! Дома приготовляете или из ресторана приносят?
      Сергей Ильич благодарно улыбнулся:
      – Домашнего изготовления, конечно. Мой камердинер Василий такой мастер в этом деле! Старинные рецепты знает. Мы и до введения сухого закона в основном свое вино пили.
      – Так вот, - Шаляпин с видимым удовольствием опрокинул рюмку в рот, - давеча, стыдно сказать, господа, - он покосился в сторону Ирины и, понизив голос, продолжил, - пожаловал к нам в театр…
      "…Бить мужа, который смеется, - счастливое замужество…" Ирина перевернула страницу."Воробей - замужество с пьяницей… Жаба - победа над неприятелем…Змея в кровати- хорошее предзнаменование…"
      " Змея… в кровати…" Она передернула плечами. У нее было очень образное мышление.
      "…Пощечина - мир и единение между супругами…" Ничего себе!
      Так… Где же эти щеки?.. А может, смотреть надо на слово "краснеть"?
      Та-ак…
      "Кр… Крокодил - близкая смерть…"
      О, Господи! Она быстро перекрестилась…
      Дружный смех мужчин заставил ее снова оторваться от чтения.
      – …Слово - бесспорно великая сила, которая может побудить к действию, но может и оправдать бездействие! - Сергей Ильич сделал паузу. - Недавно в заседании Государственной думы представитель одной политической партии торжественно заявил: "Фракция нашего союза будет настойчиво ждать снятия исключительных положений". Вслушайтесь только, господа! "Будет настойчиво ждать!" - Он горько усмехнулся и махнул рукой. - Не многого же дождется страна от такой настойчивости!
      Ирина перевернула страницу журнала. Разговоры о политике ей надоели. Все эти темы в последние месяцы изо дня в день обсуждались не только здесь, но и во многих других домах Москвы и Петрограда, однако в разговорах была набившая оскомину приторность и излишняя патетика. Образованные, интеллигентные люди, говоря о судьбе России, зачастую доводили себя до состояния близкого к истерии. Любовь к своей стране стала для них поистине сизифовым трудом! Ежедневно при помощи дискуссий и стенаний они словно поднимали в гору собственное чувство к ней, чтобы на следующий день снова приступить к этой сладостно-бесконечной работе.
      Ирине порой казалось, что она находится в зрительном зале огромного театра, где каждый желающий может выйти на сцену и исполнить свой собственный этюд на тему "Я и Россия". Именно в таком порядке: сначала - "Я", а уж потом - "Россия". Отсюда и фальшивые нотки в, казалось бы, совершенно искренних речах. Именно из-за этого извечного "Я" перед словом "Россия". Покойная матушка не раз повторяла, что много есть вокруг людей достойных и благополучных, однако, если начинают они бить себя кулаком в грудь, то и дело повторяя известную букву русского алфавита, человеку смышленому сразу же становится понятно: как раз с собственным "Я" они и не в ладах.
      Россия… Как красиво называется ее страна! Мама всегда говорила, что здесь рождаются только люди, отмеченные печатью Божией. Потому что только избранники Божии могут так страдать. Христос умер в страданиях и воскрес ради всех людей, и живущие в стране под названием "Россия", также страдают и умирают за всех людей на земле. И те из них, кто предан Родине всей душой, кто отдал ей весь талант, все силы, всю любовь и испытал всю боль от безысходности этой любви, непременно воскреснут. Непременно. Она знает точно…
      – …всегда одетая как простая сестра милосердия…
      "О ком это они? - Ирина прислушалась. - Ах да, о сестре Государя, Ольге Александровне…"
      – … она начинает свой день, господа, не поверите, в семь утра и часто не ложится спать всю ночь, ежели необходимость возникает перевязать прибывшую партию раненых. А солдаты, - полковник, опустошив рюмку, расстегнул верхнюю пуговицу на кителе - в комнате становилось жарко, - солдаты отказываются верить - и их можно понять! - что сестра милосердия, перевязывающая им раны, - родная сестра Государя и дочь императора Александра третьего!
      – Удивительно, господа! Женщины в России - это вообще феномен, - всплеснув руками, неожиданным фальцетом воскликнул профессор Мановский. Ирина с интересом повернула голову в его сторону. Профессор, краем глаза заметив ее внимание, воодушевился еще больше. - Даже те, кто рожден был на другой земле, попадая сюда, начинают служить России, порою превращаясь почти в святых! Женщины в истории России- это нечто высокое и трагичное, непередаваемое словами! - Он бросил самодовольный взгляд в сторону Ирины, которая поспешно отвела глаза, снова углубившись в изучение журнала.
      "…Спать с негром (женщине) - трудная беременность, с мертвым негром (женщине) - счастливое известие, конец заботам…"
      Ирина брезгливо поморщилась: "Спать с негром…" Приснится же кому-то такое. Она перевернула страницу.
      Нашла!
      "Щеки - похудевшие - семейная досада, покрасневшие (девушки)- помолвка".
      Помолвка! Ее сон означает скорую помолвку?! Смешно! Она никогда не выйдет замуж! Никогда!..
      – …Вот слушаешь вас, военных, - донесся до Ирины голос отца, - и думаешь: бросить, что ли, все к чертовой матери - и на фронт. Там ведь все ясно: вот - враг, вот - друг. А здесь… Да, господа, бедная, бедная Россия… Что нас ждет…
      Ирина поджала губы. Нет, пожалуй, она не хочет быть мужчиной. Это скучно. Очень скучно. С утра до ночи - дела, работа, споры о судьбе страны, тщетные попытки доказать друг другу, что Россия идет абсолютно не туда, куда предназначено, необходимость при этом непременно пить горькую водку - страсть какую противную - она недавно тайком попробовала; потом - семьи, жены, с которыми тоже надо о чем-то разговаривать… А утром - снова дела, работа, споры о судьбе страны… Нет. Она точно не хочет быть мужчиной!
      Сделанный вывод показался ей разумным, поэтому, облегченно вздохнув, Ирина перевернула страницу и сразу наткнулась на небольшое объявление: " Вниманию дружелюбного читателя! Открытие сокрытого. Обучение развитию психических сил человека. Большой Афанасьевский переулок, дом тридцать шесть. Квартира четыре. Ежедневно. С шести вечера. Порфирий де Туайт".
      "Интересное имя,-оживилась Ирина. - Порфирий, да еще де Туайт. Наверное…"
      – Ирэн, дитя мое, - прервал ее размышления отец, - тебя совсем не слышно. Не задремала ли ты, часом, от наших разговоров? Мужские беседы - не для девичьих ушек… - многозначительно произнес он.
      "Все понятно. Сейчас начнется разговор на тему "Что делать?" Ох, видно, все мы - дети Чернышевского!" - пряча улыбку, подумала Ирина. Напольные часы, подсказывая ей самой немедленный ответ на извечный вопрос, гулко пробили пять раз.
      "Большой Афанасьевский, тридцать шесть - это совсем недалеко", - подумала она, отложив журнал в сторону.
      – Простите, господа, я увлеклась чтением и, кажется, немного забыла о приличиях. Со мной такое иногда бывает, - обратилась она к гостям.
      – Увлечение чтением или забвение приличий? - дерзко взглянув на Ирину, ухмыльнулся уже захмелевший полковник.
      – К сожалению, - проговорила она, бросив на него удивленный взгляд, - я вас должна покинуть… у меня дела… Курсы… Да-да, курсы… В шесть.
      – Курсы? - рассеянно переспросил отец, наполняя рюмки. - Ну, иди, Ириночка, раз надо!
      Попрощавшись со всеми и подарив Шаляпину взгляд, как ей казалось, из тех, что называются "обещающими", Ирина вышла из гостиной и, торопливо надев пальто, поспешила к выходу. Отражение в огромном старинном зеркале в прихожей проводило ее удивленным взглядом, но потом, словно спохватившись, бросилось вдогонку…

2

      Чистопрудный бульвар встретил Ирину пестрым потоком людей. Она не стала брать извозчика и, не торопясь, направилась в сторону Арбата, с удовольствием вдыхая весенний воздух. Город, казалось, проснулся от зимней спячки. Дворники в длинных фартуках яростно мели дворы и тротуары, весело переругиваясь с извозчиками, вечно перегораживающими дорогу. Горластые подростки с огромными лотками наперебой предлагали свежие ароматные булки и калачи, папиросы и спички. На углу Лубянской площади чумазый рыжий парень, отпугивая прохожих, истошным голосом предлагал поточить "ножи-ножницы". Мальчик в строгой гимназической форме упрашивал полную даму с маленькой собачкой на руках непременно зайти в кофейню попробовать новое пирожное. Все это было привычной московской жизнью - частью жизни самой Ирины. Ей стало весело. Мимо прошла шумная группа возбужденно жестикулирующих студентов. До нее донеслись обрывки фраз:
      – Террор, только революционный террор… спасение России… измена… Распутин…
      Из подворотни возле аптеки вывалились два мужика с раскрасневшимися лицами, явно свидетельствовавшими о принятии спиртосодержащих лекарственных препаратов, и, обнявшись, запели: "Целовался крепко… да-а-а… с чужо-о-ой жа-аной!" Ирина на всякий случай перешла на другую сторону улицы.
      Свернув с Арбата налево в переулок, она остановилась у подъезда дома с номером тридцать шесть. Из открытого окна третьего этажа раздавались звуки фортепьяно, на котором кто-то старательно пытался играть гаммы.
      "Может, не ходить?" - заколебалась она, уже поднявшись по белой мраморной лестнице, покрытой ковровой дорожкой, на второй этаж и протягивая руку к звонку.
      Дверь почти сразу открыл невысокий худощавый мужчина с аскетичным скуластым лицом, в красном шелковом халате, расшитом драконами, и небольшой разноцветной круглой шапочке, делающей его похожим на китайца.
      – Входите, - проговорил он, пропуская Ирину вперед.
      Пройдя по длинному темному коридору, она вошла в небольшую комнату с занавешенными окнами, которая освещалась колеблющимся светом нескольких свечей, и опустилась на единственный стул, стоящий посередине. Мужчина молча обошел вокруг нее и остановился напротив. Присмотревшись, Ирина отметила, что хозяин вовсе и не похож на китайца - глаза у него не раскосые, а, напротив, огромные, выразительные, черные.
      Она вдруг сообразила, что никого не предупредила о том, куда пошла, и, почувствовав беспокойство, заерзала на стуле.
      – Я по объявлению… в журнале… - Она не узнала своего голоса. - Может, я не туда…
      – Вы пришли туда, куда нужно, - прервав ее, многозначительно проговорил хозяин. - И вовремя. Позже было бы уже поздно. - Вероятно, он остался доволен произнесенной фразой, потому что тут же повторил ее снова: - Да, да, позже было бы поздно. - Он еще раз медленно обошел вокруг Ирины, которая не знала, как вести себя - то ли следовало провожать его взглядом, то ли, напротив, не шевелиться. Она выбрала второе.
      Через некоторое время, очевидно вдоволь находившись вокруг стула, мужчина опять остановился перед ней.
      – Порфирий де Туайт, - торжественно произнес он, скрестив руки на груди. Внимание Ирины привлек массивный перстень в виде книги на безымянном пальце. Хозяин, перехватив ее взгляд, загадочно улыбнулся и церемонно поклонился. Слегка распахнувшиеся полы халата обнажили сухие, мускулистые ноги.
      Она прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Хозяин, напротив, стал необычайно серьезен и сосредоточен.
      – Сейчас вам придется подождать немного. Мне нужно войти в тонкие планы и получить разрешение для работы с вами. - Ирина вопросительно посмотрела на него. - Видите ли, с обычными людьми я не работаю, - пояснил он снисходительно. - Только с избранными. С трудом сдержав улыбку, она понимающе кивнула.
      Порфирий тихо вышел из комнаты. Ирина поднялась со стула и огляделась. Комната была заставлена книжными шкафами. Подойдя к одному из них, она с интересом скользнула взглядом по корешкам: "Папюс. Эзотерические беседы", "Парацельс. Трактат о нимфах, пигмеях и саламандрах", "Лидбитер. Белая и черная магия", "Кизеветтер. История астрологии", "Плутарх. Озирис и Изида". Ни одну из этих книг она не читала и оттого невольно почувствовала уважение к хозяину редкой библиотеки. "Интересно, сколько времени он будет входить в эти самые "тонкие планы"? Из комнаты, куда удалился Порфирий, послышался странный звук. На цыпочках подойдя поближе, она заглянула в приоткрытую дверь. Порфирий, скрестив ноги, сидел на небольшом коврике в позе "лотоса", которую Ирина когда-то видела на рисунке в одном из номеров "ИЗИДЫ". Подняв чаши ладоней вверх и закрыв глаза, он сквозь плотно сжатые губы издавал монотонный протяжный звук "Ом-м-м-м…"
      Она тихо отошла от двери. Подруга по Смольному, Леночка Трояновская, шутила, что Ирэн обладает редким свойством попадать в непредсказуемые ситуации, из которых найти выход бывает порой весьма затруднительно. Вот и сейчас - зачем она здесь? Впрочем, уйти она всегда успеет.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4