БЕЛЬКАМПО (псевдоним Хермана Питера Шенфелда Вихерса) — популярный нидерландский писатель, родился в 1902 году. В 1987 году издательство «Радуга» выпустило книгу избранных произведений Белькампо.
      Тема вампиров и их вампирской жизни не столь часта на страницах книг, доступных нашему читателю. Правда, в последнее время в прессе появились устрашающие сообщения о случаях такого рода в реальной жизни, но тут уж не до шуток.
      Пожалуй, первоначальные сведения о нравах вампиров все мы получили из небезызвестной повести А. К. Толстого. Те же, кто находит, что тема эта осталась не исчерпанной русским классиком, могут обратиться к историям о графе Дракуле, наводнившим сегодня прилавки книжных киосков.
      Можно ли после этого сказать что-то новенькое о вампирах? Оказывается, можно, если соединить пронизывающую этот жанр «чернуху» с черным же юмором, гротеском, пародией. Новая история о вампирах пришла к нам из Нидерландов, страны, литература которой почти неизвестна советскому читателю. В творчестве автора рассказа Белькампо проглядывают своеобразные особенности, характерные для современной прозы этой маленькой, такой благоустроенной и ухоженной страны: стремление отыскать нечто фантастическое и абсурдное в привычном уютном мире, вдруг обнажить, так сказать, двойное дно, изнанку комфортного и налаженного существования. А потому в истории о вампирах, рассказанной Белькампо, истории, в которой без конца льется кровь и фигурируют леденящие душу медицинские подробности, тоже не все так просто: есть здесь и попытка воссоздать традиционный жанр «ужасов», и чисто голландское скрупулезное внимание к подробностям.
      Наталия ИВАНОВА.
 
      От чего умирают люди в наши дни, если, конечно, на роду человеку написано умереть своей смертью? Судя по газетам, нас сводят в могилу в основном инфаркты и сердечные приступы. А вот в прежние времена лежит, бывало иной покойник белее полотна, и кажется, уж ни кровинки не осталось в нем. Ну, это в прошлом. Где же вампиры теперь, неужто перевелись все? Может, с голоду повымирали, не хватает им крови людской? Или полиция их наконец извела, а последних добили неорганизованные граждане? Но что, если некоторые все-таки уцелели и живут себе среди нас незаметно и тихо? Деваться им некуда, приспособились к нашему рациону, перешли на свеклу и краснокочанную капусту. Даже клыки у зубного врача пришлось подпилить. Впрочем, все это еще ничего не значит, ибо при первой же возможности они норовят вернуться к своим прежним вкусам.
      Да и сами люди уже давно позабыли о вампирах. Мы не боимся теперь оставлять окна открытыми на ночь. Ну кому придет в голову, что наша кровь — это подлинное богатство, на которое кто-то может покуситься, а сонная артерия — настоящий клапан для выкачивания этого богатства?
      Каково, однако, было бы изумление этих неверующих, доведись им субботним вечером заглянуть в подвальное оконце Вилхелмина-клиники, в цоколе которой разместилась городская станция переливания крови! Если ровно в десять часов вечера нашему взгляду удастся проникнуть сквозь плотно задернутые шторы, мы увидим их. Перед каждым — наполненный кровью сосуд, закрепленный в штативе наподобие капельницы у постели тяжело больного, с той лишь разницей, что стеклянные резервуары не имеют отводных резиновых трубок, а мы находимся отнюдь не в больничной палате.
      Случайному наблюдателю столь тщательно скрываемая от посторонних взглядов сцена не внушила бы и тени подозрения. В самом деле, никакой таинственности, никакого полумрака, помещение залито ярким светом неоновых ламп. Сороконожкам и прочей живности, что селится по углам, забиться некуда в этом зале с гладкими, без единой трещинки стенами, где все на виду. Правда, лица у присутствующих странного землистого оттенка, но при таком освещении и пышущий здоровьем человек может показаться смертельно бледным. В воздухе совсем не чувствуется затхлости: по-видимому, работают кондиционеры.
      Круглые деревянные табуретки да лабораторные штативы — вот и вся обстановка помещения.
      Если бы мы могли прочитать надписи на сосудах, то непременно отметили бы, что среди доноров преобладали молодые женщины в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. В отблеске неоновых ламп алый цвет жидкости не казался таким насыщенным, она просвечивала, точно розовое вино на солнце, точно кровь больных анемией. Но нет, то была настоящая, полноценная кровь, искрившаяся на свету.
      Собравшиеся здесь в субботний вечер походили скорее на заговорщиков или поклонников запретного культа. Пятеро мужчин и четыре женщины сидели на табуретках, расставленных по кругу. Ни на ком не было медицинских халатов, и сходство, объединявшее их, проявлялось не в одежде, а в лицах этих людей, сохранявших следы былой привлекательности и вместе с тем на редкость изможденных. Неподвижный взгляд глубоко запавших глаз, сероватая кожа, редеющие волосы.
      Все сидели, не двигаясь, будто скованные оцепенением. Когда же они зашевелились, их жесты, плавные и осторожные, завораживали, словно движения щупалец. Женщины изгибали необычайно длинные шеи, будто самой природой созданные для того, чтобы облегчить путь к цели жадным, ищущим губам. О возрасте этих людей трудно было судить даже приблизительно.
      Присутствующие хранили молчание, каждый и без того знал, зачем они собрались здесь и что последует дальше. При взгляде на эти застывшие в зловещем молчании фигуры на память приходили образы Тайной Вечери. Наконец председательствующий на этом странном собрании подал сигнал к началу. Вслед за этим каждый снял колбу со своего штатива и вскрыл ее, раздавив пальцами запаянное горлышко. Осколки они припрятывали, как если бы то была драгоценная реликвия. Эти нехитрые манипуляции привели всех в бурный восторг, перед которым бледнеет экстаз ворующего, готовящегося вкусить заветных даров. Дрожь сотрясала их, они извивались в конвульсиях. Женщины закатывали глаза, словно в припадке эпилепсии. Сжав драгоценный сосуд, они нежно гладили стекло, прижимались к нему лицом. Так мать, прежде чем накормить своего малыша, прикладывает к щеке бутылочку с молоком, пробуя на ощупь, не слишком ли горячее.
      Смятение, охватившее вампиров, улеглось так же внезапно, как и возникло. Все взгляды вновь устремились к самому главному. Ответом на эти напряженные, изголодавшиеся взоры была двукратно повторенная фраза: «Дозволь же мне причаститься этого вина!» Первый раз тот, кто задавал здесь тон, произнес эти слова чуть слышно, с трепетом, второй — громко и настойчиво, так что никто не смог сдержать дрожь.
      На великое это «причащение» стоило посмотреть. Одни молодцевато вливали в глотку алую струю, держа руку на отлете. Кровь разбрызгивалась во все стороны, на лицах появились классические «винные пятна», описанные в старинных хрониках. Другие — расчетливые и экономные — утоляли жажду, бережно держа перед собой колбы наподобие музыкального инструмента. Издалека их можно было принять за музыкантов оркестра, состоящего сплошь из фаготов.
      По мере того как с кровью вливались в них свежие силы, движения вампиров убыстрялись. Крепче и увереннее сжимали они в руках свои колбы, некоторые начали чокаться ими. Еще немного — и они уже не могли усидеть на табуретках. Тот, кто до сих пор в трансе раскачивался из стороны в сторону, вскакивал и, продолжая потягивать свое питье, кружился и дергался в фантастическом танце.
      Но назвать происходившее в этот вечер буйством или оргией не смог бы никто. Каждый член тайного сообщества был поглощен лишь своей собственной порцией крови, не отвлекаясь на других. Опустел последний сосуд, и сытая лень сморила вампиров. Ведь и майский жук, прежде чем взлететь, набирает запас воздуха. Может быть, и вампирам точно так же необходимо подождать, пока выпитая кровь всосется стенками желудка и разойдется по всему организму? Воцарившееся затишье напоминало безмолвную молитву. Через некоторое время по знаку старшего все поднялись, отодвинули табуретки и собрали пустую посуду, которую надлежало спрятать. Выходили они по одному, к воротам больницы пробирались разными путями и скрывались на городских улицах, смешиваясь с прохожими.
      Оставшись один, главный из вампиров вымыл колбы и поставил их на полку, где стояло множество точно таких же. После этого он направился в помещение администрации и навел кое-какой порядок там. Он, казалось, но только располагал ключами от всех шкафов и ящиков, но и великолепно ориентировался в расположении кабинетов. Ничего удивительного: старейшина вампирского сообщества одновременно трудился на посту главврача станции переливания крови.
      Своими корнями наша история уходит в ту пору, когда стали создаваться первые запасы консервированной крови, а было это после первой мировой войны. Среди уцелевших к тому времени вампиров тут же началось движение за гуманное отношение к людям. Специальный журнал «Утренний багрянец», издаваемый в глубочайшем подполье, напечатал программную статью в обоснование нового подхода к их кровавому промыслу.
      Донору, говорилось в статье, совершенно безразлично, кто и как использует сданную им кровь, вольют ли ее больному или употребим ее мы, вампиры, и тем самым уменьшим потери, которые из-за нас несут люди. Если бы у людей хватило ума сообразить, что такое сотрудничество в наших общих интересах, они бы сами уже давно поставляли нам питание. При сегодняшнем развитии медицины это совсем нетрудно сделать. Но нет, они упорствуют, они отказывают нам в животворном глотке. Что ж, пусть пеняют на себя. Отныне мы полностью берем заботу о хлебе насущном в свои руки.
      Вампиры, надо сказать, обладали широчайшими познаниями в интересующей их области, поэтому вскоре среди них появились хорошие специалисты но болезням крови, занявшие ключевые посты в медицине. В медицине произошла невидимая смена кадров, и вампиром удалось-таки прибрать к рукам хранилища своего питания. Их молитва теперь звучала так: «Кровь нашу дай нам днесь, отныне, присно и во веки веков».
      Для вампиров, казалось, настало золотое время, жизнь их потекла спокойнее, чем прежде, но тут случилось непредвиденное. То ли консервированная кровь потеряла свои целебные свойства, то ли нынешние вампиры уже разучились, как встарь, приобщать новые жертвы к своему страшному занятию, но так или иначе вампирское племя совсем захирело и начало вымирать. Ко времени нашего рассказа лишь в Амстердаме уцелела последняя, издавна бытовавшая там колония вампиров. Видно, по жилам амстердамцев струилась кровь особого свойства.
      Катастрофические последствия, которые нес вампирам их упадок, станут очевидными, если вспомнить, что путь к загробной жизни им от века заказан. Души грешников, терпящих мучения в аду, и те не приемлют вампиров, которым отмерен лишь срок земного бытия. Непрестанно подпитываясь кровью ближних, они еще могут продлить свое существование на земле. Но кровь людская, будучи субстанцией духовной, после смерти человека принадлежит Богу, так что, покушаясь на нее, вампиры посягают на то, что находится в Его владении. Теперь понятно, почему один вид распятия обращает вампиров в бегство, не говоря уже о молитве, от чтения которой с ними приключается болезнь. Единственный из библейских персонажей, кого поминают вампиры в своих ритуальных заклинаниях, это Исав , утративший право первородства, как сами они утратили возможность жизни вечной. Смерть для них абсолютна и окончательна.
      Когда-то вампиры знавали пору расцвета, потом пришли в упадок, но история цивилизации об этом умалчивает. В сущности, людям ничего не известно о вампирах. Ни полиция, ни врачи, ни налоговая инспекция, ни даже представительницы древнейшей профессии не имеют о них понятия.
      В клинике Амстердама махинации с кровью покрывал сам главный врач станции. Остальные члены вампирского сообщества вели скромное, замкнутое существование, стараясь ничем не выделяться среди окружающих. Вот только разносчик молока обходил их двери стороной. Отвращение, испытываемое ими к бескровной диете, делало невозможными брачные союзы за пределами своего круга. О том, как проходили их свадебные обряды, мы тоже не знаем. Соединяются ли жених и невеста в страстном поцелуе, чтобы вкусить крови друг друга, или только одному из новобрачных предстоит напоить своей кровью супруга? Все эти и многие другие подробности скрыты от нас кровавым пологом тайны.
      То, что последним оплотом вампиров оказался именно Амстердам, объяснялось, по всей видимости, не только превосходным составом крови его жителей, но и еще одним немаловажным обстоятельством. Трудно отыскать город, в котором безбожие пустило такие глубокие корни, как здесь. Противоядием от благочестивых мыслей, кажется, служат сами испарения, поднимающиеся с каналов Амстердама, а свежие ветры с Северного моря и с Зейдерзее, встречаясь в небе над городом, уносят с собой излишки праведности. Одним словом, ни в каком другом городе церковь не позволяла вампирам жить вольготнее, чем здесь.
      Хотя Амстердам не мог похвастаться благочестием, были там и многочисленные соборы, и подлинные ревнители веры. Даже римская католическая церковь, чье могущество осталось в прошлом, по сей день имеет в Амстердаме своих прихожан. Устояв под напором революционных бурь и не дав увлечь себя новомодным течениям, истовые приверженцы католичества теснее сплотились вокруг своей церкви в послушное воле пастыря стадо, дружно пощипывавшее травку и отрывавшееся от своего занятия лишь для того, чтобы перейти на другой луг, где трава сочнее и гуще. Но даже среди этих смирных овечек, так уж исстари повелось, нет-нет да и попадались особи, наделенные самостоятельностью мышления. Эти и траву щипали не как все, и блеяли на свой лад. Из них выходили мученики и страстотерпцы. Такова была святая Тереза , такой была и Мария Роденбеек, героиня нашей истории. Младший ребенок в многодетной семье сапожника и доброго католика, Мария с малолетства не походила на своих братьев и сестер. Годам к двенадцати девочку связывала с семьей лишь общая крыша, в остальном же она жила своими мечтами и фантазиями. В сердце Марии горел неукротимым огнем факел веры Христовой. Ничего не желала она так, как монастырского послушничества в единении с небесным своим Женихом, Особенно претило ей отцовское занятие. Каждый удар молотка, загонявшего гвоздь в подметку, болью отзывался в сердце юной девушки, которой мерещилось деревянное распятие, залитое Его кровью.
      Трудно теперь вспомнить, как это вышло, но с некоторых пор именно кровь, да-да, обыкновенная кровь будоражила воображение девушки и представлялась ей самым загадочным из творений Создателя. В экстазе своих видений Мария все чаще возвращалась к одной и той же средневековой миниатюре, где изображался круглый бассейн, наполненный кровью, струившейся из ран Христовых. Мужчины и женщины, входившие в него обнаженными без всякого стеснения, обретали исцеление от недугов, телесных и духовных. Сцена эта почти неизвестна нам по средневековым росписям, что, по всей видимости, объясняется некоторой фривольностью совместного купания.
      В своих грезах Мария погружалась в теплую, ласкающую влагу, приносившую неизъяснимое блаженство. Рассудком она понимала, что у одного человека недостанет крови, чтобы наполнить ею бассейн, но религиозное чувство восставало против разума. Ибо если в Его власти было насытить семью хлебами четыре с лишним тысячи людей, то почему не может стать неиссякаемым живительный источник крови из ран Его? И тогда нет предела блаженству, которое испытываешь, без конца погружаясь в этот источник, омывая в нем свое бренное тело. Все дальше уносилась Мария в своих снах наяву и все неохотнее возвращалась к реальности.
      К восемнадцати годам она рассталась с мыслью о затворничестве и монастырской жизни. Светлый образ Христа по-прежнему манил девушку, но теперь ею овладела идея служения Ему в миру. Она занялась медициной и, пройдя курс обучения, без труда получила диплом медсестры. Скромная, набожная Мария пользовалась неизменной любовью своих пациентов, и, что случается уж совсем редко, ее любили не только подруги по работе, но и начальницы. Иначе и быть не могло. Всякому, кто видел эти молитвенно сложенные руки, хотелось, чтобы они приласкали его. Глядя на этот нежный рот, шепчущий заветные слова, перехватывая воздетый к небесам, кроткий, сияющий любовью взгляд, не один мужчина испытывал желание ощутить на себе тепло ее любви. Девушка подолгу молилась, но о чем — этого не знал никто. Быть может, вымаливала у Господа прощение за однажды совершенный грех? Заподозрить ее в падении? Нет, невозможно. Марию ни разу не видели с мужчиной, и, несмотря на всю ее привлекательность, в девственности ее сомнений быть не могло.
      Вместе с дипломом молодая медсестра получила множество выгодных предложений и могла позволить себе выбирать будущее место работы. Она недолго колебалась. Конечно же, станция переливания крови! Мечты и реальность смешались в воображении девушки, донор ей рисовался Богочеловеком, приносящим жертву во имя всеобщего спасения. Может быть, бескорыстная любовь к ближним определила ее выбор, но так или иначе алая струя крови завораживала Марию. Винодел не смог бы сноровистей и осторожнее откупорить бочонок редкого вина, чем она вскрывала сосуд с донорской кровью. Чувства ценителя, наполняющего бокал изысканным вином, не идут ни в какое сравнение с бурей переживаний, которые охватывали Марию, когда она разливала драгоценное содержимое сосуда в маленькие пробирки и затем, благостно-умиротворенная, расставляла их по местам. Возможно ли представить винодела, читающего молитвы в окружении плодов своего труда? Мария же частенько задерживалась в своем подвальчике после рабочего дня и, не отрывая взгляда от наполненных алой жидкостью пробирок, часами молилась, впадая в блаженное забытье. Не так уж часты в жизни картины, приковывающие взгляд и навеки остающиеся в памяти. Таково было зрелище распластанной на темном полу белоснежной фигурки, окруженной искрящимся багрянцем колб и пробирок. Нежный анемон, расцветший на дне красного моря. Ни слова, ни единого движения, так что со стороны и не скажешь, возносит ли она благодарность Господу, принимает суровый обет или кается. В такие минуты, согреваемая живыми токами человеческой крови, она уносилась в заоблачные выси, постигала глубины жертвенной любви и милосердия, обретала благодать и, казалось ей, понимала Божественный промысел. Каждую неделю Мария, улучив момент, задерживалась на работе до позднего вечера и однажды совершенно случайно проникла в тайну субботних сборищ.
      В тот день она молилась, по обыкновению в глубокой задумчивости, из которой ее вывел скрип осторожно открываемой двери. Действуя скорее по наитию — ведь люди часто подозревают предосудительное в обычных причудах ближних, — она скользнула за один из шкафов и, притаившись там, видела, как главный врач воровато достал с полки несколько пробирок с кровью, припрятал их в сумку и, крадучись, вышел из комнаты. Странное поведение начальника подсказывало Марии, что дело нечисто. На следующий день она попыталась выяснить, не было ли накануне срочных переливаний, и получила отрицательный ответ. В журналах учета не обнаружилось никаких следов пропавшей крови.
      Кощунство вершилось в стенах клиники, и Мария поняла, что не успокоится до тех пор, пока сама во всем не разберется. Значит, Господь внял ее страстным молитвам, решила девушка, если избрал именно ее, чтобы указать на преступников. Господь сделал ее орудием восстановления справедливости, и она не остановится ни перед чем, она не убоится тягчайших испытаний, и злодеи, поднявшие руку на то, что принадлежит одному Ему, будут изобличены.
      Мария стала чуть ли не каждый день задерживаться на работе, и если раньше она делала это, не задумываясь, из потребности помолиться в одиночестве, то теперь ею двигало стремление разрушить преступный — в чем она нимало не сомневалась — замысел. Ничего из ряда вон выходящего в том, что главный врач покрывает какие-то темные делишки, разумеется, не было. Невероятным казалось то, что он, всегда такой мягкий и обходительный, при его-то доходах, позволил вовлечь себя в воровскую шайку.
      Уже целую неделю продолжала Мария свои ежевечерние бдения, но никто не показывался. «Я занимаюсь глупостями, — убеждала она себя. — Может, ему и понадобилась кровь в первый и в последний раз, а я тут сижу без толку в засаде». Происшедшее стало представляться ей в ином свете. Это бесконечное ожидание ниспослано, чтобы наказать ее за излишнюю гордыню, за то, что вместо смиренных молитв она занялась слежкой, точно доморощенный детектив, и хуже того, сама вынашивает мстительные планы.
      Будь что будет, решение принято. Нет сомнений в том, что исполнить волю Всевышнего поручено ей. Правда, теперь она не может уделять так много времени молитвам, как это привычно ей, но она разлучается со своим Господом лишь на короткий срок. И солдат ведь, отправляясь на рискованное задание, один-одинешенек на переднем краю.
      Такими рассуждениями успокаивала себя Мария, как вдруг субботним вечером, когда она уже собиралась покинуть свой наблюдательный пункт, главный врач снова появился в комнате и проделал в точности то же самое, что и раньше. Значит, это происходит раз в неделю, заключила девушка. Дрожа от страха, она потихоньку отправилась вслед за главным врачом, который, миновав несколько служебных помещений, скрылся у себя в кабинете. Сквозь щелочку в двери девушка подсмотрела, как он, отставив свою добычу в сторону, роется в бумагах с несвойственной ему нервозной поспешностью. Этого Марии было достаточно, и она поспешила уйти.
      В понедельник, придя на работу, девушка первым делом бросилась к учетным книгам и мгновенно поняла: записи в журналах подделаны. Правда, исправления не бросались в глаза, заметные только, если знаешь о подлоге. Тогда можно было разглядеть и аккуратно подтертые места, и едва заметную разницу в чернилах. Если до сих пор у нее оставались какие-то сомнения, теперь они были решительно отброшены. Налицо попытка скрыть пропажу донорской крови. Самое интересное, что цифры во всех документах были тщательно подогнаны, расход соответствовал приходу. Никакая проверка, появись она хоть сию минуту, не подкопается.
      Мария чувствовала, что развязка стремительно приближается. К концу рабочего дня в следующую субботу она заняла свой пост неподалеку от кабинета главврача. Отсюда ей было удобно следить за своим шефом, который вскоре вышел и направился в самую дальнюю часть здания, туда, где вампиры собирались на свои еженедельные бдения. Все сотрудники станции давно разошлись по домам, и Марии, изучившей каждый уголок клиники, не составило труда отыскать укромное местечко по соседству с комнатой, где рассаживались нежданные посетители. То, что открылось взору девушки, привело ее в такое смятение, что все воскресенье Мария не могла прийти в себя.
      До этой минуты она имела весьма смутное представление о вампирах, почерпнутое из фильмов о Дракуле. В детстве о них ей рассказывал брат. Мысль о том, что вампиры и вправду существуют, да еще рядом с ней, обожгла ее. Сделав это страшное открытие, Мария утратила душевный покой, но радостное возбуждение охотника, идущего по следу, теперь не покидало ее. Она рылась в библиотеках в поисках любых сведений о вампирах, и неожиданно ей повезло. В католической библиотеке девушка наткнулась на редчайшую Энциклопедию демонологии Колина де Планси, изданную в Брюсселе в 1845 году и одобренную самим монсеньором епископом парижским. Благодаря последнему обстоятельству Мария испытывала безграничное доверие к этому трактату. Она изучила подробнейшую статью о вампирах, более не сомневаясь, что ей довелось столкнуться с этими чудовищными существами, непонятным образом сохранившимися до наших дней.
      Ей стало ясно, что похищенные запасы крови вместо того, чтобы служить людскому благу, помогали этим нелюдям продлевать свое существование на земле. Только теперь Мария в полной мере прониклась величием Божественного замысла, избравшего ее, чтобы навеки уничтожить этот бич человечества. Мир и покой снова воцарились в ее душе. Раз ей открылась тайна вампиров, остается и дальше уповать на милость Господа. Он сам укажет ей надлежащий путь и вложит в руку карающий меч. Отныне все свои силы, если потребуется, и жизнь возлагает она на алтарь святого дела. Для искоренения вампиров в славном городе Аметердаме она не пожалеет жизни и отдаст ее с радостью, как святые принимали мученичество за веру Христову.
      И все же, несмотря на уверенность в благополучном исходе, тяжелые предчувствия иной раз заставляли Марию содрогаться и бледнеть.
      В очередной субботний вечер главный врач, как обычно, явился за своими пробирками, и вдруг в тиши кабинета раздался легкий шорох. Первым побуждением его было, бросив все, кинуться наутек, но он пересилил себя и прислушался. В глаза ему бросилась скорчившаяся в углу фигурка в белом халате.
      — Ты что здесь делаешь? Ну-ка выходи! — воскликнул главный врач.
      Мария, дрожащая от стыда и ужаса, появилась из своего укрытия.
      — Где же твой дружок? — продолжал он, показывая тем самым, что понимает молодых влюбленных, назначивших свидание, когда здание обезлюдело.
      — Нет у меня дружка, — еле слышно прошептала Мария.
      — В таком случае что ты делаешь здесь? А это что у тебя?
      Быстрым движением он выхватил у нее из рук предмет, который девушка неловко прятала за спиной. Это была откупоренная пробирка с кровью.
      Мария с жалобным воплем бросилась в ноги своему начальнику и, точно библейская грешница, прижалась к его коленям.
      — Только не губите меня, — причитала она, — я без этого не могу. Если мне не дадут выпить крови, я погибла! Не отправляйте меня в тюрьму, там я не смогу достать крови и умру.
      Главврач в величайшем изумлении смотрел на склоненную перед ним девушку. До него медленно доходило, что он видит новоявленного вампира, действующего на свой собственный страх и риск. Трудно ей, должно быть, приходится одной, без поддержки. Кстати, надо выяснить, посасывает ли она кровь у больных? Отважная малютка!
      Он мягко высвободился из ее судорожных объятий и помог девушке подняться.
      — Успокойся, детка, тебе нечего бояться. Ты не одна, в Амстердаме есть люди, которым нужно то же, что и тебе. Таким людям можно помочь. А теперь беги домой. На следующей неделе зайдешь ко мне и подробнее расскажешь о себе.
      Лицо девушки просияло таким искренним блаженством, что не верить ей было невозможно.
      — И часто ли ты пользуешься нашими запасами?
      — Раз в неделю, — жалобно ответила Мария, и слезы вновь выступили у нее на глазах.
      — Ладно, забирай эту пробирку с собой, все равно она уже не стерильная, — разрешил главврач.
      Мария колебалась.
      — Может, она еще пригодится?
      — Она пригодилась тебе, дитя. Бери ее. Не забудь мои приемные часы на будущей неделе.
      Девушка вышла, и он облегченно вздохнул. Все-таки ему удалось выпутаться из этой опасной для обоих ситуации. Видел бы он, как Мария, придя домой, выливает содержимое пробирки в раковину, он бы не торопился радоваться.
      Так был сделан первый шаг по рискованному пути, который избрала Мария. В тот же вечер, когда все собрались, главврач рассказал, что благодаря счастливой случайности ему удалось обнаружить еще одного вампира за пределами их маленького круга, вольного стрелка, так он назвал Марию.
      Новость оказала на них такое же действие, которое могло бы произвести на собрание благородных дворян известие о том, что по соседству замечен неизвестный странствующий рыцарь. Все единодушно решили, что необходимо как можно скорее посвятить Марию в их тайну. Каждому не терпелось увидеть храбрую девушку, а Мария и не подозревала, что поразила их воображение. Еще не видя ее, они уже представляли Марию романтической героиней новых, грядущих времен.
      Учиненный ей главврачом допрос с пристрастием не был для Марии неожиданностью. Вооруженная сведениями из Энциклопедии демонологии, она сочинила душераздирающую историю о том, как девочкой почувствовала вкус к человеческой крови. Она уже знала секреты, которые намеревался раскрыть ей главврач, и хорошо продумала свою линию поведения.
      Строго говоря, в этом деле была всего одна загвоздка. Как бы она ни старалась, она не сможет заставить себя выпить целую колбу с кровью. Ей станет дурно, а этого нельзя допустить. Самую капельку она еще заставит себя проглотить, но не более того. Выход подсказала придуманная ей легенда. В прежние времена вампиры выходили на свой промысел каждую ночь, так почему бы ей не уверить их, что ей, привыкшей к своему ежедневному глотку крови, трудно осилить сразу всю недельную порцию? И она попросила разрешения уносить свою долю домой, чтобы, как истинный вампир, изо дня в день поддерживать кровью свои силы.
      — Многие выносят отсюда разные склянки, никто ничего не заметит. Позже я привыкну обходиться без крови целую неделю и перейду на ваш режим, — объясняла она.
      Ей было позволено уносить большую дозу крови с собой для ежедневного употребления. В комнате, где проходили субботние собрания, появилась десятая табуретка. На ней заняла свое место Мария после того, как главврач торжественно представил девушку. Ликование, охватившее вампиров, было подобно тому, что испытывают члены Армии спасения при виде только что обращенного грешника. Та, которую они сегодня приняли в свои ряды, была не просто одной из них. Она олицетворяла собой самостоятельную ветвь вампирского рода, древнюю и благородную.
      Мария стала полноправной участницей еженедельной церемонии, она все глубже проникала в секреты вампиров и даже заставила себя свыкнуться с тошнотворным привкусом крови па губах. Теперь она, не моргнув глазом, вливала в себя однодневную порцию крови, разрешенную ей вампирами. Трудно было лишь свыкнуться с тем, что попусту расходуется донорская кровь.
      Она воочию наблюдала, какое отвращение и суеверный страх вызывают у вампиров христианские символы. Христианство было для них врагом номер один, ибо оно подрывало самую основу их существования. Они обходили стороной шкаф, где хранилась кровь, предназначенная для Красного Креста. Ни один вампир, даже страдая от смертельной жажды, не рискнул бы протянуть руку к бутылке, на которой красовалась эмблема Красного Креста.
      Как-то один из них явился на субботнюю встречу с опозданием. Вид у него при этом был такой, что краше в гроб кладут. Оказалось, застигнутый в дороге ливнем, он прижимался к стене дома. Слишком поздно до него дошло-таки, что его пристанищем была церковь. Вампиры бросились поздравлять своего перепуганного собрата, словно тому чудом удалось вырваться из когтей смерти, а главврач выдал ему дополнительную порцию крови.
      Вот оно, их слабое место, поняла Мария и решила, что именно вера поможет ей уничтожить вампиров. Мысли ее потекли в новом направлении. Если вид креста отпугивает их, размышляла девушка, что же будет, когда святая вода попадет к ним в организм? Наверняка моментальная смерть. А что, если наполнить их пробирки церковным вином?
      Однако вскоре она сама отказалась от этой идеи как неосуществимой. Как достать нужное количество церковного вина, тем более, что и с ее стороны это посягательство на святая святых? Как добиться, чтобы главврач выбрал именно те пробирки, куда будет налито вино? А что будет, если жидкость по ошибке вольют больному вместо крови, подумать страшно! Вампиры могут заподозрить подмену… Впрочем, нет, разницы они не почувствуют, ведь церковное вино и есть кровь. Как истинная католичка, Мария свято верила в христианские таинства. Но опасность ошибочного вливания нельзя исключить. Так можно нанести больному непоправимый вред, никто ведь не определял группу крови Христа. Надо придумать что-нибудь другое.
      Мария торопилась принять решение: посещать субботний шабаш с каждым разом становилось все мучительнее. Скорее, скорее нанести им окончательный удар, но как это сделать?
      Когда вампиры принимались издеваться над простофилями, сдающими свою кровь, или передразнивали призывы рекламных плакатов, повторяя с отвратительными ужимками и кривлянием: «Сдай больше крови! Твоя кровь — наша жизнь!», Мария боялась, что не сможет сдержаться и выдаст себя. Ведь и она точно так же каждые полгода сдавала кровь. Радость, которую ей приносило сознание того, что она спасает жизнь незнакомому человеку, была отравлена. Кто знает, не воспользовались ли вампиры, возможно, и не единожды, ее кровью, тем более что по возрасту она как раз принадлежит к той категории доноров, которую они особенно жалуют. Ей не давала покоя одна мысль: как же это выходит, один вид распятия приводит вампиров в ужас, а кровь добрых христиан им на пользу? Пожалуй, самый надежный способ — смешать кровь с каким-нибудь ядом. Но как осуществить этот замысел, да и возможно ли такое вообще — ввести отраву себе в кровь, а потом подманить вампиров? День и ночь ломала она голову, пытясь найти единственно верный путь, и внезапно неясный свет забрезжил где-то в глубине сознания. Вот оно!
      Итак, решено: она должна принести в жертву самое святое, свою Богом данную жизнь, во имя избавления человечества от страшного зла. На душе у нее стало удивительно легко. Пусть она погибнет с ними вместе, но что такое смерть в сравнении с вечным блаженством, ожидающим ее на небесах!
      Коллеги Марии были немало удивлены вдруг пробудившимся живым интересом девушки к проблемам гематологии. Все с удовольствием помогали начинающей медсестре, которая готовилась присовокупить к своему диплому диплом лаборантки. Марии хотелось знать, как лучше простерилизовать инструментарий и жидкость, как правильнее перекачать жидкость из одного сосуда в другой и, наконец, как вычислить концентрацию соли в веществе. Однажды Мария удивила своих наставников вопросом о том, какова максимально допустимая концентрация соли в растворе, который можно ввести человеку при помощи инъекции. Мария вскоре овладела и этими премудростями, но тут увлечение ее остыло столь же внезапно, как и пробудилось. Она забросила свои занятия, объяснив это тем, что экзамены сдать не удалось.
      Непостоянство девушки изумило всех, кто работал с ней, но каково было бы изумление святых отцов, доведись им проследить за передвижениями Марии по всем католическим соборам Амстердама. Захватив с собой бутыль и резиновую грушу, Мария обошла городские церкви, выбирая для своих посещений часы затишья между службами. Она положила себе за правило вначале удостовериться, что поблизости никого нет и случайным свидетелем ее ухищрений не окажется святой отец, задержавшийся в исповедальне, или набожный прихожанин, преклонивший колена у иконы. Затем сестра Мария как ни в чем не бывало приближалась к чаше со святой водой и наполняла свою бутыль.
      «Да, эта вода драгоценнее крови», — думала Мария, принося бутыль в свою комнатку и убирая ее в шкаф. Ей хотелось упасть на колени и благоговейно молиться подле своей реликвии.
      Настало время, когда литровая бутыль наполнилась. Марии предстояло сделать себе инъекцию святой воды, а для этого необходимо определить концентрацию соли в жидкости и, конечно, простерилизовать ее: в чаше, куда бессчетное число раз опускались грязные руки, наверняка расплодились микробы. Таким образом, чтобы довести свой план до конца, Марии был нужен литр стерилизованного физиологического раствора, изготовленного на святой воде.
      По счастью, концентрация соли в святой воде не превышала физиологически допустимую норму, и Марии не пришлось, как она того опасалась, выводить из жидкости лишнюю соль. Мария боялась ослабить чудодейственную силу святой воды, ибо верила: точно так же, как крепкий рассол сохраняет припасы от порчи, соль, содержащаяся в святой воде, защищает души праведников от дьявольских сетей.
      Оставался последний, решающий шаг. До сих пор огромным напряжением всех сил Мария заставляла себя участвовать в каждом субботнем сборище, как они ни претили ей. Нельзя сказать, чтобы вампиры не замечали состояния девушки, хотя толковали его на свой лад, объясняя сдержанность Марии гордым презрением свободного вампира-одиночки к своим выродившимся собратьям. Осквернив свой древний промысел консервированной кровью, они сознавали собственную неполноценность и даже испытывали чувство вины. И хотя Мария стремилась обращать на себя как можно меньше внимания, вампиры относились к девушке с явным почтением. Понятно, с каким жадным любопытством обратились к ней взоры присутствующих, когда Мария поднялась и смущенно попросила слова.
      Хороша была Мария в эту минуту — глаз не оторвать! Юная женщина, сильная и страстная, радующая глаз своей горделивой красотой, ничуть не поблекшей от поста и молитв. Глубочайшая уверенность в своих словах придавала ей величавое достоинство, глаза Марии ярко блестели, жаркий румянец покрывал щеки. Глядя на нее, вампиры понимали, что никогда им, изможденным и худосочным, не преобразиться в такое же цветущее, полное жизни существо, и с удвоенным вниманием прислушивались к тому, что говорила Мария.
      Сказанное ею в тот вечер никак не могло само собой родиться в душе простой девушки из народа, эту речь, достойную Орлеанской девы, нашептало ей божественное вдохновение.
      — Братья и сестры! — начала она. — Я уже достаточно знаю вас, чтобы откровенно сказать вам, что я думаю о вашем образе жизни. Имейте мужество выслушать мой приговор, он будет суров.
      Неужели вы не смогли придумать ничего лучше? Как безработный, который, смирившись со своей жалкой долей, тащится на биржу за пособием, так вы привыкли являться сюда за протянутым питьем. От вас не требуется никаких усилий, разве что только доехать сюда, зато и получаете вы по заслугам — пьете старую, прокисшую кровь. Я могла бы понять вас, если бы вы делали это изредка, восполняя нехватку свежей крови. Единственное, на что годится этот убогий рацион — ненадолго продлить ваше жалкое существование.
      Посмотрите на меня. Видите разницу между мной и вами? Неужели нужны еще какие-то доказательства? Как по-вашему, почему я так хорошо выгляжу? Взгляните на эти волосы, блестящие и мягкие, как у ребенка. А фигура, нравится вам моя фигура? Какие плавные изгибы, стройная шея, соблазнительные плечи! А теперь переведите взгляд на свое тело. Влюблялся ли в вас кто-нибудь хоть раз в жизни? Желал ли вас кто-нибудь? Можете не отвечать, я и так знаю, что нет. А мне, признаюсь вам, мужчины проходу не дают.
      Всему этому есть только одно объяснение: я с детства питаюсь свежей, теплой кровью, вы же довольствуетесь второсортным питьем, утратившим полезные свойства, бр-р-р, холодным, точно кровь пресмыкающихся.
      Я спрашиваю вас: достойна ли вампиров такая жизнь? Нет, и еще раз нет. Вы опустились на самое дно. Лучше уж умереть, чем жить так, как живете вы. Судьба не зря привела меня к вам. Я помогу вам вырваться из трясины, засосавшей вас.
      Однажды мне пришлось солгать вам. Испытывая глубочайшее отвращение к вашему пойлу — думаю, не заметить этого вы просто не могли, — я дома выливаю его в раковину — ни на что оно все равно не годится. Я-то уж всегда сумею достать себе кое-что получше. Я же прячусь от людей, как вы. Пусть люди меня боятся, как ведется исстари. Итак, я уже сказала вам, что источник моей красоты и здоровья — свежая кровь. Но это еще не все. Вы сами знаете, как трудно нам сегодня подобраться к человеку. Мой путь к жертве тернист и опасен, и вся моя жизнь — цепь головокружительных приключений, закаляющих тело, укрепляющих дух.
      О, как вы обедняете себя, добровольно отказываясь от несравненного, пьянящего чувства власти над спящими, ничего не подозревающими людьми. Под покровом ночи я ощущаю себя всемогущей, я — божество для этих ничтожных людишек, с которыми поступаю как мне заблагорассудится. А вы, подумать только, влачите постыдное, никчемное существование, которое я, познавшая вкус настоящей жизни, называю прозябанием. Может быть, суровая нужда толкает вас на эго? Нет и еще раз нет! Природа наделила вас умением добывать себе хлеб насущный. Я не нахожу оправдания вашей трусости и лени.
      Знайте же, я пришла сюда, чтобы разжечь в ваших душах угасшее пламя гордости за наше древнее и славное прошлое, чтобы пробудить вас от спячки. Пусть вспыхнет факел свободы и озарит вам путь из душной кельи в новую, вольную жизнь, достойную настоящих вампиров. Понимаю, для многих из вас такой путь не по силам, и потому хочу помочь вам, привыкшим отхлебывать холодную жидкость из стеклянной колбы и не знающим, какую бурю чувств вызывает одно прикосновение к теплой человеческой коже. Мне кажется, я нашла выход, но об этом чуть позже.
      А знаете ли вы что-нибудь о сладчайшем поцелуе смерти? Задумывались ли вы над тем, почему люди так обожают целоваться? Да они и сами не подозревают, что их поцелуи — жалкое подобие наших ласк, смутное воспоминание о ночном поцелуе вампира.
      О, этот поцелуй! Легкой тенью ты подкрадываешься к спящему, боясь встревожить его случайным шорохом еще до того, как твои губы прильнут к его устам. Но вот я приникаю к своей жертве — теперь сопротивление бесполезно. Человек сам прижмется ко мне, трепеща от желания. Моя жажда вошла в него. Нет более изысканного наслаждения, чем улыбка удовлетворения на лице спящего.
      Иногда человек так и не просыпается. В блаженном сне все его жизненные соки, до последней капли, перетекают ко мне. Это ли не заветная мечта каждого человека — до конца отдаться любимому существу, слиться с ним в одно целое! Но приятнее всего разбудить свою жертву за минуту до того, как жизнь покинет ее тело, и наконец услышать стон экстаза, ощутить страстную дрожь податливого тела. Жалкие людишки! Что мне в них? Их запоздалый призыв не тронет меня, не пробудит во мне ответа. Но вот последнее, судорожное объятие умирающего, и я, отринув бренное тело, чья кровь удвоила мои силы, спешу навстречу новым приключениям.
      Вот это жизнь, для которой мы с вами рождены! И пусть после смерти нет нам дороги ни в рай, ни в ад. Зато в наших руках сделать вечным свое пребывание на земле. Здесь мы вольны превратить отмеренный нам срок в вечный праздник — так живу я, или превратить его в сущий ад — такую жизнь избрали для себя вы. Вкусив однажды пурпурного нектара, которым я освежаюсь изо дня в день, вы никогда не прикоснетесь к своему пойлу.
      Согласны ли вы вслед за мной отправиться в блаженный Элизиум? Тогда знайте: чтобы открыть для вас врата в рай земной, мне придется пожертвовать многим, очень многим. Но я докажу не на словах, а на деле, что желаю лишь одного — вернуть древнюю славу нашего племени.
      В будущую нашу встречу я дам вам шанс испытать неведомое дотоле наслаждение. Я предлагаю вам свое тело. Выпейте мою кровь, и вы почувствуете разницу между свежайшим нектаром и вашими мерзкими консервами. Пусть ваши зубы вонзятся в меня, пусть! Я готова отдать свою кровь до последней капли, зная, что после этого вы непременно возвратитесь к людям и заживете новой жизнью. Знаю, мне придет конец, но я не раскаиваюсь в своем решении. Что такое конец одного вампира, если на чаше весов — возрождение всех остальных? Мое предназначение на этой земле исполнится. Итак, в следующий раз колбы отменяются! Вы получите живое тело.
      Мария умолкла, и в комнате повисла тишина. Вампиры были не просто пристыжены, они были раздавлены. Во все глаза смотрели они на девушку, ощущая накатывающую волну незнакомого желания. Мария намеренно оставила обнаженными руки и плечи, сильно открыла грудь и теперь кокетливо, словно бы шутя, но вместе с тем весьма откровенно демонстрировала те уголки своего тела, где, наливаясь кровью, пульсировали крупные артерии.
      — Посмотрите, как хорошо у вас получится: двое поцелуют меня в шею, двое вот здесь, у локтевого сгиба, двоим достанутся запястья, и еще двоим — внутренняя поверхность бедер.
      Буря желаний захлестнула присутствующих, все жаждали крови. Во время краткого препирательства, последовавшего за предложением сестры Марии, главный врач притворно убеждал девушку отказаться от задуманного и повторял, что он не может, не хочет и не должен принимать столь драгоценный дар, коим является жизнь юной особы.
      Мария же настойчиво твердила, что видит в этой жертве свое высшее предназначение и не переживет отказа. На том и порешили: через неделю сестра Мария отдаст свое тело на алтарь всеобщего блага.
      В оставшиеся дни Мария проводила все свободное время в молитвах. На открывшемся ей пути избранничества девушке было необходимо постоянное духовное единение с Богом. В субботу, запершись в своей комнатке, Мария достала большой шприц, который она принесла из лаборатории, и медленно ввела себе весь литр святой воды. Дело это было несложное, на работе она колола больных каждый день. Немного полежала, чтобы жидкость как следует разошлась.
      По мере того как святая вода проникала в каждую клеточку ее тела, Мария окончательно проникалась глубочайшей убежденностью в том, что она поступает именно так, как нужно. Теперь она была совершенно спокойна и как никогда уверена в своих силах. Такого безмятежного спокойствия, такой непоколебимой твердости духа не приносила ей даже молитва. Она знала, что сможет, не дрогнув, перенести ужаснейшие истязания. Вот так, наверное, встречали свои мучения святые угодники. А кто знает, может быть, они тоже вводили себе в организм святую воду и потому спокойно шли на костер и пытки? Мария решила, что ей открылось одно из величайших таинств церкви. Настроившись таким образом, Мария отправилась на субботнее сборище.
      Девушку с нетерпением ждали. Возбужденное оживление присутствующих говорило о том, что им предстоит необычный вечер, благодаря которому с однообразием еженедельных встреч будет покончено, и, возможно, навсегда. Обычную для вампиров вялость как рукой сняло, они распрямились, лица оживились, громче зазвучали голоса. Табуретки стояли в круг, как было заведено, однако в центре вместо привычных штативов с колбами находился скромный топчанчик — на таких лежат доноры во время медицинских манипуляций.
      Вампиры поторопились занять свои места, Мария продолжала стоять, не зная, что ей делать. Главврач, по знаку которого разрешалось начать кровавое пиршество, поманил девушку. Она ждала этого сигнала. Под алчными взорами вампиров, которые, затаив дыхание, следили за каждым движением девушки, она сбросила белый халат, под которым не было ничего, и легла на топчан, раскинув руки, вытянувшись. Главврач снова взмахнул рукой, и вампиры начали придвигаться к Марии вместе со своими табуретками. Порядок они при этом соблюдали образцовый, никто но толкался, каждый подбирался к тому уголку ее тела, куда он метил вонзиться зубами. Все держались чинно, подходили по очереди, как будто все уже было распределено заранее.
      Подойдя к девушке, каждый из них прижимался к заветному местечку на ее теле, поглаживал нежную кожу, проводил по ней губами, чтобы ощутить легчайшие токи крови. И вот прогремели знакомые слова: «Дозволь же мне причаститься этого вина!»
      В первый момент страшного потрясения Мария не смогла сдержать крик ужаса, но почти тут же на лице ее заиграла улыбка ангельской кротости. Улыбка больше не покидала ее лица. Девушка улыбалась, даже когда силы оставили ее, и она, казалось, потеряла сознание. В последний раз ее черты озарились чистейшим внутренним светом, в яркой вспышке промелькнула перед мысленным взором девушки вся ее коротенькая жизнь, и Мария испустила последний вздох, внезапно подавшись вверх, навстречу обнимающей все ее существо неземной благодати.
      Вопль ужаса, вырвавшийся у Марии, когда вампиры набросились на нее, был последним звуком, который в ту ночь раздался в стенах городской станции переливания крови. Сотрудники станции, придя на работу утром следующего дня, обнаружили десять мертвых тел, окоченевших в самых нелепых и чудовищных позах. Предполагаемые обстоятельства смерти этих несчастных наводили на подозрения, столь зловещие и невероятные, что все свидетели трагедии никогда более ни словом не упомянули об увиденном. Самым загадочным и необъяснимым при этом было то обстоятельство, что лишь одна из погибших, обнаженная девушка, встретила свой конец спокойно и величаво. Девять остальных тел застыли в страшных корчах, словно жертвы кровавого насилия. О происшествии, кроме тех, кто обнаружил тела, узнали еще двое за пределами Вилхелмина-клиники — главный инспектор Министерства здравоохранения и министр юстиции, которые были спешно уведомлены. Более ни одна живая душа не знала об этой криминальной истории, поскольку высокие должностные лица поостереглись рассказать о ней даже собственным женам.
      А жаль все-таки, что лишь немногим известно о событиях, рассказанных здесь. Это ли не подлинный триумф нашей церкви?