Весь правый берег реки порос густым лесом, деревья спускались к самой воде. По берегу не было ни дороги, ни тропинки. Лела шла, продираясь сквозь колючие кусты, сбивая босые ноги о твердые корни. Она искала песчаный холм на берегу и одинокий высокий тамаринд, о котором говорил ей Чандра-Синг. Скоро лес несколько отодвинулся от воды, открылся песчаный спуск к реке. Весь берег в этом месте был истоптан копытами; тут, должно быть, сгоняли на водопой коней и верблюдов. Она прошла дальше и услышала неподалеку голоса, четкую английскую речь.
      Лела остановилась.
      Сквозь деревья она увидела впереди головы коней, сгрудившихся на лесной прогалине, дымок костра и высокие кивера кавалеристов. Люди звонко перекликались, рассыпавшись по прогалине. Лела тотчас нырнула в чащу. Она отошла правее, удаляясь от реки. «Обойду это место лесом, а потом снова выйду к реке», – сказала себе Лела, прошла всего с полсотни шагов и сразу потеряла направление. Густой лес был и справа, и слева, и позади, – сплошная зеленая стена, забитая высоким папоротником. Лела шла еще недолго, продираясь сквозь частый подлесок, сквозь путаницу воздушных корней. Она чувствовала, что удаляется от реки. Девочка села на землю и постаралась успокоиться. Маленькие веселые птицы играли и свистали над нею в зеленой чаще. Когда Лела поднялась и вышла из-под навеса корней, она увидела, что стоит на обочине узкой лесной тропы.
      Сквозь густые заросли тропа вывела ее на довольно широкую проезжую дорогу. Лела увидела загородки для скота по краям дороги и пестрые тряпки, которые крестьяне навешивают на колья вокруг помещений для буйволов. Значит, близко деревня. Но почему же тихо за загородками, – не слышно ни блеяния коз, ни мычания буйволов?
      Деревня открылась сразу за поворотом дороги. Здесь было тихо, еще тише, чем в лесу. Мертвые пустые дома стояли по сторонам деревенской улицы. Отсюда все ушли, ушли поспешно, точно бежали от чего-то. Опрокинутые ступки, жалкая утварь валялась на порогах домов. В опустевших дворах Лела видела холодные очаги, брошенные жаровни… Куда же девались крестьяне? Лела прошла всю деревню и не встретила ни одного человека. Светлосерая в белых пятнах змея грелась в лучах солнца на глиняной ограде одной из хижин. Пустота, безмолвие… Леле стало страшно. Где же та деревня, о которой говорил ей Чандра-Синг?.. Поляна и храм, и горелый лес?.. Она заблудилась. Надо вернуться к реке и найти направление. Скоро зайдет солнце: надо торопиться. Пройдя сквозь джунгли, Лела вышла не к реке, а на открытое холмистое место. В свете уже заходящего солнца она увидела большой белый дом поодаль, на холме, с балконами и четырехскатной кровлей.
      Это был дом начальника, заминдара, а может быть и здешнего раджи. Лела не раз видела такие дома в родных местах. Испугавшись, она отступила назад. Попасть в руки к радже или его слугам?.. Нет, лучше уж вернуться в деревню.
      Приближалась ночь, и лесные звери могли напасть на нее, выйдя на ночную охоту. Лела вернулась в деревню и провела ночь в чьей-то пустой оставленной хижине. На утро пошла дальше. Дорога всё дальше заводила ее в лес. Здесь было не так безлюдно, как в деревне. В лесу были люди, – они не показывались, но Лела угадывала их присутствие. Несколько раз она слышала обрывок песни, удалявшейся куда-то в глубину леса. Она подняла с земли кожуру банана, еще совсем свежую, не успевшую потемнеть. Запах дыма один раз отчетливо донесся до нее, приглушенные человеческие голоса. Лела поискала дерево повыше, взобралась на него, огляделась. Нет, никого не было видно. Должно быть, люди спрятались, а костер притушили. Лела пошла дальше и снова услышала обрывок песни, а на земле перед собою, наперерез через песчаную тропу, – следы многих босых человеческих ног.
      Нет, это были не британцы. Это были свои. Лела приободрилась. Деревня пуста, но в лесу есть люди. Она пошла быстрее. Скоро в лесу открылись болота, за ними – затопленное рисовое поле. Кой-где вода уже была отведена и ростки риса желтели, золотясь под солнцем. Лела смело шла дальше. Где-то здесь близко должна быть и деревня… Но что это? Что здесь произошло?
      Лела поднялась на пригорок. Изломанные остатки хижин прилегли к лесной тропе. Обломки тростниковых стен, крыш, искрошенный, как трава, бамбук, огромные вмятины в сыроватой болотистой почве… Дрожа, Лела подошла ближе. Из-под упавших дверей торчали мертвые руки. Потемневшие пятна крови на земле, раздавленная ручка ребенка, втоптанная в верблюжий помет… Большая деревянная ступка, почти в рост человека вышиной, валялась, лопнувшая, как глиняный черепок под чьей-то тяжелой ногой.
      «Слоны!..» – Лела поняла. Стадо слонов выпустили на деревню, чтобы растоптать, уничтожить, вмять в землю, с домами и людьми. Кто это сделал? За что? Голова юноши, расколотая, как орех, торчала из-под обломков чьей-то глиняной ограды. Глаза были целы, они вылезали из орбит на почерневшем лице и точно глядели на Лелу в немом удивлении. Дрожь перебрала всё тело девочки, она бросилась бежать. Скорее прочь отсюда!.. Лела бежала лесом напрямик, упругие ветки цеплялись за ее ноги, колючки раздирали платье. Ей чудился топот позади, топот огромных слоновых ног, бегущих лесной чащей.
      Она бежала сломя голову, позабыв обо всем, не зная, где находится. С полмили пробежала так, напрямик через лес, и неожиданно вышла к реке.
      Берег был открыт и пуст. Высокий тамаринд разбросал ветви над песчаным срезом берега.
      То самое место, о котором говорил ей Чандра-Синг!..
      Лела упала на песок и долго лежала, отдыхая.
      Вода безыменной реки струилась под откосом. Девочке мучительно захотелось окунуться в воду, освежить разгоряченное тело. Она зарыла палочку с письмом Чандра-Синга в песок, под корнями тамаринда. Сбежала вниз, скинула платье и бросилась в воду. Вокруг было тихо, пусто, ни один звук не доносился до нее. Омыв лицо и тело, Лела вышла из воды и оделась. Она хотела подняться обратно по песчаному склону, к тому месту, где зарыла свою палочку.
 
 
      На этом месте стоял человек в одежде саиба.
      Человек смотрел на воду, мимо нее. Не отводя взгляда от реки, он сделал знак кому-то позади себя.
      – Узнать, что за девушка! – сказал саиб.
      Тотчас двое людей в одинаковых куртках со светлыми пуговицами, подбежав с двух сторон, взяли Лелу под руки.
      Додвалла, погонщик верблюдов, сгонял своих верблюдов вниз по песчаному склону. Первый верблюд был крив на один глаз, он всё время сворачивал влево.
      – О-о, шайтан, сын шайтана! – кричал погонщик.
      Саиб неторопливо рассматривал Лелу.
      Он стоял, запыленный, высокий, узкоплечий, прислонившись к стволу дерева, и смотрел на нее с холодным вниманием. В руке у него был длинный пучок травы с колючими головками. Пушистыми колючками он, как метелкой, хлестнул себя по сапогу, сбивая пыль.
      Он заговорил с нею на ее родном языке. И Лела, никогда прежде не видев этого человека, поняла: «Тощий саиб!»
      – Куда ты идешь? – спросил саиб.
      – В Джайхар, – сказала Лела. Она назвала первую деревню, какую могла припомнить.
      Саиб разглядывал ее: тонкий девический стан, прикрытый традиционным белым сари, розово-смуглые щеки, смелый взгляд блестящих серых глаз… А чернота бровей, ресниц!.. Красивая девушка.
      – Не торопись! – сказал саиб. – У тебя есть родные в Джайхаре?
      – Да, братья, сестры.
      Саиб улыбнулся.
      – Их уже нет.
      – Где же они?
      – Растоптаны.
      – Растоптаны? – Лела вскрикнула.
      Додвалла, погонщик верблюдов, как-то странно поглядел на нее.
      Саиб улыбался, обметая колено колючей метелкой травы. Он испытывал ее.
      Правду ли говорит девушка? Идет ли она действительно в ту деревню, которую назвала?
      – Твой Джайхар втоптан в землю. Всех крестьян загнали в дома и пустили на деревню слонов. Это зато, что джайхарцы бунтовали. Если у тебя там были братья и сестры, – молись за них твоему богу Яме. Их уже нет в живых.
      – Ай-ай!.. Слоны!.. – Лела закрыла глаза. – Слоны растоптали деревню!.. – Она точно снова видела изломанный бамбук деревенских хижин, кости юношей и девушек, втоптанные в землю…
      Лела прижала ладони к глазам. «Горе мне, горе!..» – плакала Лела.
      Саиб улыбнулся. Нет, девушка не лжет. Это были непритворные слезы. Так плакать можно только о родных братьях и сестрах. Но что же значит эта одежда северянки?
      – Довести до привала! – коротко приказал саиб.
      Двое в чалмах и куртках с серебряными пуговицами толкнули Лелу в спину.
      Верблюжья тропа сворачивала в лес. Голые выжженные места открылись в лесу, по краям лесной прогалины зачернели обгорелые стволы.
      «Те самые места, о которых говорил Чандра-Синг!» – узнала Лела.
      Скоро заросли поредели, открылась большая поляна, и старый храм на ней, оплетенный хмелем почти до самой крыши.
      Нарядная палатка стояла на поляне. Додвалла и слуги легли на траве у откидной полы палатки. Всё те же двое людей в одинаковых куртках уселись в стороне, на поваленный ствол дерева, сторожить Лелу.
      Когда зашло солнце, слуги прикрутили ее за руки к дереву и ушли.
      Несколько дней Лела провела на полянке, у поваленного дерева. Слуги стерегли ее с рассвета до захода солнца, а ночью она всё равно не могла бы бежать: в этих местах бродили тигры и к рассвету выходили к реке на водопой.
      Ночью Лела заползала под навес из лиан и выбирала себе на земле местечко посуше. До утра слуги, наломав сухого бамбука, поддерживали огонь на поляне.
      Скоро к тощему саибу прискакали откуда-то четверо человек на конях. Все были в белых пробковых шлемах, светлобородые, с длинными хлыстами и пистолетами у пояса. Они громко совещались о чем-то посреди поляны и спорили, но тощий саиб сказал им что-то, после чего все замолчали. Спешившись, все четверо вошли к нему в палатку.
      Слуги, не смея дохнуть, ждали лежа на земле у входа. Что-то случилось. Тощий саиб был чем-то недоволен.
      Так прошло несколько томительных жарких дневных часов.
      Слуги задремали. Забылась и Лела, положив голову на руки. Солнце медленно клонилось к закату. Маленькие зеленые обезьяны резвились в густой листве дерева над ее головой. Вдруг обезьянки испуганно закричали и поскакали прочь.
      Шум послышался за деревьями. Звон, топот, треск сбиваемых сучьев, – точно большая толпа ломилась лесом на поляну.
      Лела вскочила. Кричали верблюды, точно их кто-то хлестал колкими бичами, метались слуги, весь маленький лагерь пришел в движение. Что такое? Лела ничего не могла понять.
      – Беги! – заорал ей в самое ухо погонщик.
      Она кинулась в чащу, но здесь еще явственнее был слышен этот шум, слитный, грозный, точно большое войско шло лесом, где-то очень близко.
      Лела повернула обратно, добежала до храма и остановилась.
      Огромная каменная фигура с лицом женщины и телом животного лежала на крыше храма. Тяжелые каменные веки богини были низко опущены над слепыми выпуклыми глазами; в одной руке она держала каменную змею, в другой – мертвую голову и пучок веревок. Это была Кали – супруга грозного Шивы, Кали-Разрушительница, она же Дурги тысячерукая, богиня с лицом женщины и с туловищем священной коровы.
      Шум приближался. Большая толпа шла к поляне. Факелы тусклыми огненными точками начали зажигаться в чаще леса.
      Куда укрыться?.. Между телом богини и камнем, на который опирались ее согнутые руки, была большая щель. Лела взобралась на крышу храма и проползла сквозь щель в полое тело богини.
      Толпа шла мимо, дымя факелами, звеня оружием; Лела слышала нестройные голоса. Потом всё затихло.
      Девочка плотней закуталась в свой платок и заползла поглубже. До полуночи было еще далеко. Лела долго ждала чего-то, сама не зная чего, потом уснула. Очнулась она нескоро, не то от ночного холода, не то от шороха осторожных шагов по крыше храма. Кто-то негромко говорил над самой ее головой.
      – Зверь сам идет к нам в руки. Орудийный поезд уже недалек от переправы… И Чандра с ними в обозе, второй раз он присылает с мальчишками вести.
      «Чандра-Синг?».. – Лела насторожилась.
      – Райоты все в сборе, – продолжал тот же голос. – Человек четыреста сейчас прошло к назначенному месту. Оружие у всех есть. Успеют ли твои аллигурцы из крепости на подмогу, Лалл-Синг?
      – Успеют, – ответил молодой смеющийся голос. – Я на моем Робинзоне, не торопясь, доскакал до Ранпура из Дели за семь часов. Значит, мои сипаи прибегут за полсуток. Без ружей и амуниции они бежали вровень с полковничьим конем. Или ты уже забыл, начальник?
      – Всё помню, – отвечал первый голос. – Людей по домам Ранпура расставишь ты, Лалл-Синг. Чандра-Синг сам поведет поезд к переправе.
      – Ты останешься здесь?
      – Да, до утра. С этой крыши хорошо видна дорога.
      Лела услышала, как кто-то осторожно вползает к ней в каменное углубление под изваянием богини.
      Девочка замерла. Она попыталась на руках подтянуться глубже, но двигаться было некуда.
      В тишине она отчетливо слышала чье-то близкое дыхание.
      Человек сидел рядом, почти вплотную к ней.
      Человек молчал. Кто был он: друг? враг?
      Так они сидели долго-долго. Лела боялась дышать, боялась шевельнуть затекшей ногой. В щель она видела, что небо слегка посерело, слабый свет разлился над лесом.
      И тут в предрассветном молчании леса Лела отчетливо различила какие-то новые звуки.
      Сердитое рычание поодаль, заглушенный прыжок тяжелого тела, тишина, и снова прыжок…
      Испуганно просвистала птица. Всё замерло в лесу. Это тигр шел на водопой перед восходом солнца.
      Снова рычание, потом прыжок куда-то в сторону, и тишина. Тигр удалялся.
      Лела сидела тихо, не смея шелохнуться.
      – Тигр идет на водопой! – сама того не замечая, прошептала Лела.
      И тотчас голос рядом ответил:
      – Охотник ждет в кустах!
      – Кто тут?
      – Охотник, – ответил голос.
      – Тот самый, к которому меня послал Чандра-Синг?
      – Должно быть, тот самый. А ты кто, мальчик или женщина? – спросил голос, чуть-чуть удивленный.
      – Солнце взойдет, увидишь, – сказала Лела.
      – Кто же ты, скажи, – настаивал человек.
      – Я – Лела, дочь Батмы, – сказала девочка.
      Человек ответил не сразу, точно волнение вдруг перехватило ему горло.
      – Откуда ты родом, Лела? – спросил он.
      – Из Раджпутаны.
      – Твою мать звали Батма Севани?
      – Да. А разве ты знал ее?
      Снова молчание, точно человек не мог справиться с волнением.
      – Покажись мне, – минуту спустя сказал голос.
      Человек притянул Лелу к полосе света, падавшей из щели, и долго всматривался в ее лицо, с жадным вниманием. Лела видела в полумраке его длинные полуседые волосы, слабо мерцающие глаза и этот странный изуродованный рот…
      – Кто ты? – испуганно спросила Лела.
      Человек не отвечал.
      – Тебя послал ко мне Чандра-Синг?
      И тут Лела вспомнила о запечатанной палочке.
      – Письмо!.. Оно осталось под деревом. Прости меня. Я не виновата! Это тощий саиб! – в смятении проговорила Лела.
      – Письмо от Чандра-Синга? Да он сам поспеет сюда раньше своего письма! Я скоро увижу его, дитя.
      И человек на руках подтянулся к щели.
      – Ты вернешься? – спросила Лела.
      – Да, – сказал он, – вернусь! Не бойся ничего!
      Лела почувствовала неожиданную ласку в этом суровом незнакомом голосе.
      – Жди меня, Лела! – повторил человек. – Я скоро приду.
      Он неслышно выполз из тела богини.
      Лела лежала скорчившись. Высоко поднялось солнце, накалило каменную спину богини. Потом снова стало прохладно. Так прошел день.
      Человек не приходил.
      «Неужели придется просидеть здесь еще одну ночь?» – в тревоге думала Лела.
      К вечеру порыв ветра пронесся по лесу. Зашумели ветви деревьев, шумел весь лес. Потоки воды обрушились на крышу храма.
      «Дожди начались», – думала Лела.
      Время шло. Человек не приходил.
      Отчаяние охватывало девочку.
      Дождь лил и лил, ручьи долго еще шумели по лесу. Потом стало тихо.
      Лела уже начала дремать. И тут какой-то странный звук, донесшийся издалека, разбудил ее. Точно вся земля гудела от чего-то тяжелого, что приближалось, равномерно, грозно…
      Орудийный поезд капитана Бедфорда шел лесом к реке, к месту переправы, которую указал водонос.
      Поезд медленно выкатывался на поляну. Лела различила голоса.
      – Вот и храм!.. Значит, мой водонос не лгал, сэр, всё правильно, сэр, – произнес чей-то молодой голос.
      Это Боб Робсон говорил с капитаном.
      «Саибы!» – Лела заползла глубже в каменное тело богини.
      И тотчас услышала молодой звонкий голос:
      – А это что за чудище, Боб?
      – Богиня. Лицо человечье, а тело коровье.
      – Гляди, да она, кажется, внутри пустая!..
      Второй солдат приложился глазом к щели.
      – Там кто-то есть, Боб!..
      – Погоди, погоди, Тедди!.. Там кто-то сидит, правильно. Надо доложить капитану.
      Капитан Бедфорд большими прыжками взобрался на крышу храма. Солдаты, слуги, носильщики обступили богиню.
      – Взять живьем! – приказал капитан.
      Лелу вытащили за подол юбки и поставили перед капитаном.
      – Девчонка!
      Лела оглядела незнакомые лица и вздрогнула. Прямо перед ней, среди толпы, в одежде водоноса, стоял Чандра-Синг.
      И сразу страх прошел. Она запахнула на груди свой платок.
      – Кто такая? – сурово спросил Бедфорд.
      Лела глядела на водоноса.
      – Молчи! – приказывал ей глазами Чандра-Синг.
      – Кто ты? Говори! – повторил капитан.
      Лела молчала, потупясь.
      – Не понимает нашего языка, сэр! – сказал Боб Робсон.
      – Отправьте ее в обоз, капитан, потом дознаемся, кто и откуда, – посоветовал Блэнт.

      В молодом бамбуковом лесу, таком частом, что ребенок едва проберется между звонких коленчатых стволов, собрались люди. Сколько их собралось здесь? Трудно сказать, – сколько деревьев, столько и людей. Здесь были райоты из Бхагпута, из Ранпура, из Джайхара, из Фе-розабада и еще из многих далеких и близких мест. Кто знает, сколько миль исходили их тонкие, лишенные икр ноги, сколько тяжестей перенесли их руки, столь худые, что пятилетний ребенок мог бы охватить их пальцами!..
      Здесь были и женщины, и грудные дети. Тоненькие ручки копались в земле, мешаясь с отростками бамбука. Все сидели тихо, матери не окликали детей. Можно было подойти лесом вплотную к этим людям и ничего не увидеть сквозь частый строй бамбуковых стволов, не услышать ни шороха, ни звука. Стволы покачивались и звенели на легком ветру, люди молчали. Они были тише, чем лес.
      Их деревни остались позади: сожженные пожаром, истоптанные слонами. Лес стал их домом, молодые побеги бамбука – пищей. Но райоты не забывали своих пожарищ. Они еще надеялись вернуться в родные селения, не для того, чтобы ползать в пыли у сапога саиба, а для того, чтобы вновь построить свой дом на освобожденной земле. Ружейные стволы торчали за спинами у крестьян, старики держали длинные самодельные копья, острые пики покачивались меж стволов.
      Райоты сидели тихо, они ждали чего-то.
      Вот затрещал лес, слегка качнулись тонкие суставчатые стволы. Человек пробирался меж деревьев.
      Он показался среди стволов – молодой, невысокий, в темной повязке оружейника на запыленных волосах.
      – Вести! – закричал человек. – Я принес вам вести, райоты!..
      Сразу ожил лес; ломая ветви, в плотную кучку сбились люди.
      – Вести!.. – передавали друг другу. – Вести от Чандра-Синга!..
      – Читай, вестник! – зашумели голоса.
      Оружейник поднял длинную полоску бумаги, исчерченную значками.
      – Пушки идут в нашу сторону! Большие орудия из Калькутты!
      – Пушки!.. Большие пушки!.. На помощь саи-бам! – заволновались райоты.
      – «Тяжелые гаубицы, мортиры!.. Скорострельные пушки», – перечислял оружейник, глядя в письмо.
      – Мортиры? О-о!.. Гаубицы!.. Скорострельные пушки! Нам такие орудия нужны.
      – Поезд идет по нашим местам. При нем есть наши люди… Чандра-Синг идет с поездом.
      – Чандра-Синг!.. О-о!.. Наш Чандра-Синг…
      – «Джайхар, Бхагпут, Ранпур, – читал оружейник. – Так идет поезд саибов. Он идет к Дели».
      – Ранпур!.. Джайхар!.. – Это наши места, наши деревни!
      – Мы не пропустим эти пушки к Дели!..
      – Не пропустим! Грудью встанем на их пути.
      Оружейник опустил письмо.
      – Конечно! – сказал оружейник. – Этот поезд не дойдет до стен Дели.
      Он бамбуковой палочкой начертил две-три линии на земле и в одной точке крепко ткнул палкой в землю.
      – Здесь! – сказал оружейник, – деревня Ранпур и путь к реке. Здесь мы перехватим поезд. Чандра-Синг поведет их как надо.
      – Мы засядем в домах! – зашумели крестьяне. – Да! Дома наши пусты, но мы вернемся. Мы засядем в домах и перехватим пушки саибов.
      – Да, да, райоты!
      Рунават, хранитель воды, старик-крестьянин, с болезненным строгим лицом, вышел вперед. Он ткнул в землю не стариковским посохом, как прежде, а древком длинной самодельной пики.
      – Да, крестьяне!.. Приготовьтесь!.. Перережем путь саибам!.. Не пропустим их к Дели, к нашему сердцу…
      – Крестьяне, в путь!.. Приготовьтесь, ранпурцы!..
      – В путь!.. В путь! Ранпур близок.
      Снова стало тихо. Бамбуковые стволы слегка разомкнулись, пропуская людей, и скоро сомкнулись снова. Они стояли спокойно, чуть зыблясь на теплом ветру, позванивая суставами молодых побегов, точно никого и не было сейчас в лесу и ничего не говорили крестьяне, а эти голоса, легкое движение и шум только приснились испуганным птицам.

      Водонос не лгал. За лесом была дорога, загородки для скота и селение: два ряда бедных туземных домов, выстроившихся по сторонам длинной улицы.
      Поезд капитана Бедфорда медленно выкатывался из леса на дорогу. С трудом брели солдаты. Колеса хлюпали по жидкой грязи.
      Из-под навеса одной телеги высунулась девичья голова, прикрытая краем белого узорчатого сари. Лела внимательно оглядела край леса, дорогу, крестьянские дома. В селении было тихо, нигде ни дымка, в прорезах окон темно и пусто. Должно быть, и здесь крестьяне оставили деревню. Где же круглый пруд, о котором говорил Чандра-Синг?
      Вот он, посреди деревни, и большой дом у самого пруда. У Лелы забилось сердце: ей показалось, будто чья-то голова мелькнула в узком прорезе окна.
      Головная часть отряда уже прошла половину деревни. Капитан Бедфорд шел пешком и беседовал с Джоном Блэнтом.
      Они поравнялись с большим домом, стоявшим подле пруда посредине деревни. У ограды дома сидел человек.
      Человек был так примечателен, что капитан невольно остановился.
      Он сидел, пригнувшись, скрестив ноги, на облезлой леопардовой шкуре. Лоб его и щеки были расписаны красными и черными полосами. Он был почти гол, только бедра прикрывала полоса черной ткани. Голова и всё его тело были обсыпаны пеплом. Худые плечи человека тряслись под пеплом, он медленно перебирал руками черные четки, тихо покачивался и смотрел в землю, точно не замечал ни солдат, ни пушек, ни остановившихся перед ним офицеров.
      – Глядите, Блэнт! – сказал Бедфорд. – Это йог.
      Блэнт пожал плечами.
      – Фокусник, что ли?
      – О, нет, – святой, философ, отрешившийся от всего земного, человек, одетый пеплом, познавший божество. Я много таких видывал в Бомбее, милый Блэнт. Йоги по двадцать-тридцать часов подряд могут сидеть вот так, перебирая четки и размышляя, без еды, без сна. Вы можете колоть булавками такого йога, поджигать ему ступни, – он ничего не почувствует.