ГЛАВА 11

Стивен тяжело и шумно вздохнул, ожидая пока Нэнси наполнит продуктами сумку в кладовой. Он лениво следил за работой самовращающегося вертела, изобретенного им после того, как любимый терьер поварихи обжег на кухне свою шерсть и перестал там появляться. Новая конструкция вращалась с помощью турбины и винта, а те, в свою очередь, вращались с помощью тепла, поступающего из печи.

– Вы почти ничего не ели за ужином, мой господин, – послышался голос Нэнси из-за открытой двери кладовой. – Вам не понравился ужин?

Стивен поднял бутылку с сидром и посмотрел ее на свет. Решив, что вино прозрачно, он подал бутылку Нэнси.

– Ужин был прекрасным, – пробормотал Стивен рассеянно.

– Да неужели? Тогда почему вы не ели?

– Я не был голоден.

– Нет, были голодны, – Нэнси весело подмигнула. – Только вам хотелось не каплуна, а женских грудей и бедер.

– О Боже, – пробормотал он, – и ты туда же.

– Вы имеете в виду, что не только я это заметила?

Стивен распрямил плечи, чувствуя усталость. День был трудный, пришлось много работать, впереди ждала долгая ночь.

– Юлиана... В ней что-то есть, Нэнси.

– Что-то есть. – Полное лицо Нэнси расплылось в веселой улыбке. – Отважное сердце, я бы так это назвала. Я сначала сомневалась в ней, особенно, когда вы ее привезли сюда, такую грязную, со всякими насекомыми. Но тогда я ошибалась. – Она толкнула Стивена в бок. – Помните, мой господин, полоумного аптекаря, который продал мне приворотное зелье...

– Нэнси, уже поздно.

– А я в суматохе потеряла его, и тот толстый гусак поглотил его...

– Нэнси!

– Надо было прирезать этого гусака кухонным ножом. – Покачав головой, она ткнула в Стивена пальцем. – Неужели все так ужасно, мой господин? Если вы встретили леди, которая заботится о вас, о ваших...

– Да, – сердито ответил он. – Ради Бога, уж тебе лучше всех известно, что это невозможно.

– Иногда вы удивляете меня, мой господин. Неужели произойдет катастрофа, если вы расскажете ей... – Она запнулась перед его убийственным взглядом и перекрестилась.

– Достаточно, Нэнси. Юлиана не должна об этом знать. Никогда. Я бы убил ее. И умер бы сам.

Именно в такие ночи, невесело подумала Юлиана, Павло был в самой своей хорошей форме. С тех пор как они приехали в Лунакре, у пса началась беспечная жизнь, а ведь охотничьи собаки рождены, чтобы идти по следу.

Вечером, сославшись на усталость, Юлиана рано ушла из зала и отправилась в свою спальню.

И теперь она стояла в самом конце большого сада, одетая в простое платье, босая, рядом со своей борзой. По ночному небу ветер нес разорванные облака, тени у ворот и стен сада принимали угрожающие размеры.

Ей было очень неуютно и тревожно. Она чувствовала себя преступницей, выслеживая собственного мужа. «Нет, – сказала себе Юлиана, наблюдая как Павло бежит вдоль бесконечной стены, уткнув нос в землю, высоко подняв хвост, – виной тому тайны Стивена, ложь Стивена».

Его присутствие чувствовалось везде. Каждый уголок дома нес печать его изобретательного ума. Парк был окружен стеной с подпорками, изобретенными Стивеном. Вокруг старого вяза были сооружены сиденья из дерна, рядом разбиты цветочные клумбы. Кусты роз обвивали решетку с очень сложным рисунком. В центре большой клумбы из цветов был составлен герб де Лассе с переплетенными буквами М и С.

В память о Маргарет росли эти цветы... А Юлиану он поклялся изгнать из своей жизни.

Она горько улыбнулась, когда Павло остановился у основания герба и поднял заднюю ногу. Юлиана по-русски побранила его. Был уже поздний час, надо было торопиться. Вновь напомнившая о себе гордость говорила ей, что она не должна допустить, чтобы ее муж скитался где-то еще одну ночь.

Собака бежала все дальше и дальше от дома, мимо заросших садов и вдоль посыпанных гравием дорожек, туда, где трава была густой и высокой, и запах лаванды стоял в воздухе.

Юлиана уже начала сомневаться, правильно ли борзая взяла след, хотя она дала ей понюхать один из шейных платков Стивена, – она стащила его в прачечной.

Павло бежал вдоль высоких кустов боярышника, фыркал от запахов трав и ракитника. Они прошли почти весь парк, когда пес вдруг остановился и тихо заскулил. Боясь, что собака вышла на след кабана, Юлиана подошла поближе, чтобы посмотреть. Внезапно ее охватил страх. Затем девушка пересилила себя и, раздвинув ветви ракитника, увидела просвет в кустарнике. Колючие ветви кустарника нависли над низкой неприметной калиткой. Задержав дыхание, Юлиана толкнула калитку. Низкая дверца открылась легко и бесшумно, будто кто-то предусмотрительно смазал петли.

Павло проскользнул в калитку, и Юлиана последовала за ним, затем остановилась, чтобы прийти в себя. Она думала, что эта часть поместья представляет собой густой запущенный лес. Теперь она видела, что забор из колючего кустарника скрывал ухоженную территорию, пересекаемую множеством гравиевых дорожек.

– Святой Петр! – прошептала Юлиана, переходя на русский язык и прижимаясь спиной к калитке. – Что это за место?

Луна еще не поднялась, и приходилось только надеяться на звезды и острое зрение Павло. Она находилась у входа в таинственный лабиринт.

Лабиринт был огромен: кустарник высотой не менее восьми футов, посаженный так часто, что представлял собой непроницаемую стену. Ветки кустарника образовывали над головой арки.

«Тайный лабиринт, – подумала она с содроганием. – Почему Стивен скрывал это место?»

Потому что вынужден прятать что-то ужасное? Возможно, труп или притон воров?

Стараясь успокоиться, она тихонько отдала команду Павло. Собака опустила морду, снова взяла след и побежала вдоль извивающейся дорожки. Юлиана глубоко вздохнула и последовала за ней.

Прошло полчаса, ей уже начало казаться, что она никогда не выберется отсюда и умрет здесь. Она шла за собакой примерно три мили по извилистым запутанным дорожкам, и поиски пока ни к чему не привели. Юлиана представила, как вороны клюют ее кости, оставшиеся лежать на одной из этих дорожек.

Она вздрогнула и снова устремилась за Павло. Будут ли помнить о ней? Люди Уилтшира будут говорить, что жила одна сумасшедшая цыганка, которой пришлось выбирать между повешением и замужеством. Ей так и не удалось никому доказать, кем она была на самом деле. Никто не верил, что она из рода Романовых.

«Жаль», – подумала она, но затем поняла, что для мертвой не имеет значения ни титул, ни происхождение. Но это было малоутешительно.

Подол платья зацепился за колючий куст, она рванула его, кусочек ткани остался на кусте.

«Вурма», – прошептала Юлиана в темноту. Она совсем потеряла голову. Ей давно нужно было оставлять следы. Излишняя роскошь заставила ее забыть цыганские привычки. Девушка остановилась, чтобы перевести дыхание, напряжение внутри нее росло. Она была никто. Уже не цыганка, но еще и не гаджо, не жена и не замужняя женщина.

Расправив плечи, Юлиана снова двинулась в путь. Злость ускоряла ее шаги. Она начала помечать дорогу клоками волос, кусочками ниток от порванной юбки. Павло уверенно бежал по дрожкам, не теряясь, когда тропинки расходились в разные стороны.

Босые ноги Юлианы болели от быстрой ходьбы. Ей уже хотелось отказаться от своих планов и вернуться назад, когда Павло вдруг тихо заскулил. Юлиана подошла к пересечению двух дорожек. Здесь листва была менее густой, стало светлее. Она подняла глаза и увидела, что ветви кустов уже не сплетаются вместе и на небе ярко светит луна.

Еще несколько шагов, и она вышла из лабиринта и попала в прелестный сад.

«Черт бы ее побрал», – Стивен взглянул на круглую луну. Хотя он находился недалеко от Лунакре, ему казалось, что он проехал много миль.

Он не понимал, почему хочет Юлиану, почему в комнате становилось светлее, когда она входила, почему его рукам до боли хотелось обнять ее, ее одну. Даже Мэг он так не желал. В душе его не чувствовалось безысходной опустошенности, когда цыганка-жена была рядом.

За прошедшие семь лет он приучил себя не поддаваться эмоциям, а теперь за какие-то несколько месяцев давно забытые чувства – отчаянная радость, сладкая мука, страсть вновь овладели им. Юлиана заставила его пережить все эти чувства – боль и экстаз, волнение и смутное ощущение настоящей глубокой любви.

Стивен не мигая смотрел на пламя свечи, стоящей на подоконнике, и говорил себе, что все эти чувства не для него.

Он не может позволить себе любить Юлиану, так как его жизнью управляет страх, всепронизывающий, всепоглощающий страх, и существует он независимо от него. Страх этот пропитал всю плоть Стивена, сделав его беспомощным.

Стивен жил в аду. Он не мог подвергать Юлиану таким жестоким испытаниям.

Он вернулся в темную комнату, но не для того, чтобы уснуть.

Руки Юлианы покрылись гусиной кожей. Широко раскрыв глаза, она шла по извилистой дорожке, по краям которой росли прекрасные цветы. То тут, то там стояли скамейки и отдельные сиденья для отдыха. Вокруг буйно цвели левкои, гвоздики, львиный зев.

Посреди прекрасного сада возвышался невысокий поросший травой холм, окруженный фантастическими животными: единорог, грифон и дракон. Они были увиты мелколистным плющом, легкий ветерок шевелил листья и, казалось, что звери живые.

Павло замер, шерсть на загривке поднялась, он предостерегающе зарычал. Сначала пес сделал несколько шагов вперед, но затем робко попятился.

На вершине холма был устроен фонтан, украшенный четырьмя розами, из них били струи воды, которые, в свою очередь, попадали в открытые рты смеющихся лягушек. Вода из чаши фонтана поступала вниз по трубопроводу медленно и беззвучно и, казалось, бесцельно вращала колесо.

Двигаясь, словно во сне, Юлиана поднялась к фонтану. Она опустила палец в чашу фонтана в виде раковины и затем поднесла его к губам. Но даже вкус холодной воды не рассеял волшебства.

Да, это было волшебное место, какие, по ее понятиям, существовали только в детских сказках или в детских снах. Буйство цветов, сказочные звери, журчащий фонтан – все было слишком удивительным, чтобы в это поверить.

Но все было настоящим, и она знала, кто это все придумал.

– Стивен, – прошептала Юлиана. Она уже давно знала о его способности к изобретениям, но в Лунакре они носили практический характер. В этом саду находились плоды его эксцентричного воображения. Она заглянула в его бездонную, как колодец, душу и увидела заколдованного принца, прятавшегося под грубоватой маской.

Что это за место?

Павло, рыча на зверей, побежал по аккуратной дорожке к небольшому уютному зданию. Поспешив за собакой, Юлиана увидела дом с дымоходными трубами на крыше и с окнами небольшого размера па первом и втором этажах. С южной стороны дома находился огород с аккуратными грядками с овощами и зеленью.

На втором этаже в одном из окон горела единственная свеча.

Словно очарованная, Юлиана смотрела на одинокую свечу. Внезапно Юлиана пожалела, что пришла сюда. Ей уже не хотелось находиться здесь, не хотелось знать, кто бывает с мужем в этом элегантном маленьком коттедже.

А затем пламя свечи разбудило ее страстную романовскую душу, и гнев и гордость побороли страх и неуверенность.

Черт бы побрал этого Стивена де Лассе. И пусть будет проклята женщина, которая настолько глупа, что зря теряет время с мужем Юлианы Романовой.

Она коснулась броши и высвободила маленький кинжал, сжав в руке инкрустированную бриллиантами рукоятку. Юлиана даже не задумалась, зачем она достала оружие.

Инстинкт подсказывал ей, что она не должна предстать перед мужем и его любовницей безоружной.

«Его любовница», – прошептала Юлиана в темноту. Затем, дав знак Павло ждать ее у дверей, она осторожно проскользнула в дом. В доме не было замков, и Юлиана вошла, просто нажав на ручку двери.

Она попала в темную комнату. Свет луны бросал причудливые тени на пол. Девушка помедлила, пока глаза не привыкли к темноте. В воздухе стоял странный запах. Пахло кашей и травами. Запах был не слишком приятым. Должно быть, у любовницы Стивена совсем нет вкуса.

За исключением выбора любовника.

Да, Юлиана вынуждена была признать это. Стивен – редкий человек: он мог быть одновременно нежным и властным, фантастически бесстыдным и холодным, рассудительным и легкомысленным, эксцентричным человеком, прикосновения которого приводили ее в экстаз.

Воспоминания о его поцелуях и ее собственные чувства к нему наполняли ее тоской. Рука Юлианы еще крепче сжала рукоятку кинжала. В темноте глаза ее отыскали лестницу.

Двигаясь по залу, она почти не замечала окружающей обстановки. Комната была необычной. Казалось, у столов и стульев ножки и спинки были короче обычных. Балки потолка нависали над головой.

Отнеся эти недостатки, возможно, к более низкому положению любовницы Стивена, она стала подниматься по довольно узкой лестнице из прочного камня, спиралью поднимающейся вверх.

Юбки касались камней, когда она бесшумно шла наверх, затем она оказалась в коридоре с низким сводчатым потолком. Узкая полоска света просачивалась из-под одной из дверей.

Юлиана направилась к этой двери. Из комнаты послышался какой-то шум. Юлиана в ужасе узнала эти звуки: шумное дыхание возбужденного мужчины.

Негодование ее росло, сдавленные звуки страсти, доносившиеся в коридор, наполнили ее мукой.

– Я твоя жена, будь ты проклят, – прошептала она, продолжая сжимать нож, и, тихо приоткрыв дверь, ступила в комнату.

И остановилась, как будто Бог превратил ее в изваяние.

Стивен находился спиной к Юлиане и не слышал ее шагов. Картина совершенно противоречила только что созданной в ее воображении. Он был полностью одет и стоял на коленях на полу.

Юлиана не была готова к этому.

Плечи его сотрясались, но не от страсти, а от горестных рыданий. Голова его наклонилась, он весь скорчился над покрытой балдахином постелью. Его большие руки сжимали покрывало, будто хотели изодрать его в клочья.

А в постели крепко спал, не ведая о слезах Стивена, прекрасный золотоволосый ребенок.

Мгновенно Юлиана вспомнила миниатюры, которые нашла в комнате мужа. Там были портреты двух маленьких детей, хотя Стивен поклялся, что при рождении умер один ребенок.

Юлиана продолжала стоять неподвижно, почти не дыша. Стивен, ее великолепный муж, всегда такой самоуверенный, сейчас стоял, сраженный горем, перед постелью спящего ангела.

Наконец Юлиана обрела голос:

– С-Стивен?

Он мгновенно вскочил и обернулся. На лице, мокром от слез, искаженном горем, было изумление, а во взгляде горел огонь откровенной ненависти.

– Убирайся отсюда, – произнес он низким бесстрастным голосом, стараясь не разбудить спящего ребенка. – Убирайся отсюда, Юлиана, пока я тебя не убил.

Никогда еще Стивен не угрожал никому так искренне. Угроза слишком явно звучала в его голосе и сверкала в его наполненных жгучей болью глазах. Он ждал, что Юлиана исчезнет, как скрылся бы любой, испугавшись его угроз.

Но Юлиана осталась стоять у двери. Золотое пламя длинной тонкой свечи освещало ее небольшую фигурку. Волосы ее были покрыты сеткой, но отдельные пряди выбились из-под нее и обрамляли лицо Юлианы мягкими темными локонами. Она смотрела на Стивена ясным взглядом, проникая в него, изучая его дюйм за дюймом, стараясь познать его душу.

Наконец, она пошевелилась, но не для того, чтобы убежать, а только взглянула на небольшой кинжал в своей руке.

– Мне он не понадобится, – сказала Юлиана самой себе и вставила лезвие в брошь, приколотую к лифу платья.

Юлиана сделала шаг к Стивену.

– Я серьезно сказал, Юлиана. Я приказал тебе уйти. Я хочу, чтобы ты забыла об этом месте. Я хочу, чтобы ты ушла из моего дома и из моей жизни. И навсегда.

Юлиана поморщилась, И Стивен почувствовал угрызения совести. Он не был по характеру жестоким человеком, но лучше сейчас перетерпеть боль, чем впустить эту восхитительную незнакомку в свое сердце.

– Я не уйду. Не сейчас, по крайней мере. – Затем Юлиана совершила немыслимое: она подошла и опустилась на колени у постели.

– Отойди от него, – прошипел Стивен сквозь зубы. Юлиана даже не подняла на Стивена глаза. Взгляд ее был прикован к лицу ребенка.

– Как зовут твоего сына?

Потрясенный, Стивен взглянул на прекрасного ребенка. Прекрасного умирающего ребенка.

– Его зовут Оливер, и если ты сейчас не уберешься, я вышвырну тебя.

Она коснулась лба мальчика рукой, и жест ее был таким по-матерински нежным, что Стивен почувствовал, как комок подступил к горлу. Мэг не пришлось даже подержать своего ребенка на руках. Золотистая головка зашевелилась.

– Вышвырнешь меня отсюда? – пробормотала Юлиана. – Минуту назад ты собирался убить меня. Это уже прогресс, мой господин.

– Черт возьми, – Стивен схватил ее за плечи и поставил на ноги. – Я никому не позволяю касаться его.

Юлиана отпрянула от него, в глазах ее сверкнули вызов и неповиновение.

– У ребенка лихорадка, Стивен.

– Ты что, думаешь, я этого не знаю, ты, назойливая сука? Его лихорадит почти каждую ночь.

«Черт бы побрал ее глаза...»

– Стивен, – прошептала Юлиана, – ты делаешь мне больно.

Опомнившись, Стивен взглянул на свои руки. Его пальцы впились ей в руку. Усилием воли и проклиная себя, он отпустил руку Юлианы.

– Тебе не нужно было приходить сюда, – устало произнес он.

– У меня есть на это право. Я твоя жена и мне надоело, что ты исчезаешь на всю ночь. – Легкая улыбка коснулась уголков ее губ. – Поверь мне, я ожидала увидеть здесь кого угодно, но только не Оливера.

Стивен вспомнил, что видел в руках Юлианы нож.

– А что ты думала?

– Другая женщина. Любовница.

Его чуть не разобрал смех.

– Кого бы ты убила кинжалом, меня или ее.

– Откуда мне знать, мой господин. – Затуманенным взором Юлиана смотрела на Оливера. Мальчик пошевелился, слегка закашлялся, затем повернулся на бок и подложил руку под щеку.

«Какой худенький и какой хрупкий», – подумал Стивен, ощущая холод внутри. Он вспомнил здоровых деревенских детей с веселыми глазами и грязными босыми ногами. Даже ребенок самого последнего бедняка весил больше Оливера.