— Мне одно неясно: куда исчез велосипед убитого?
— Действительно! А ты искал его?
— Искал поблизости. Но нигде не обнаружил. Димов выпрямился.
— По-видимому, убийца пришел пешком, — заключил он. — А уехал на велосипеде своей жертвы.
— На дороге его не было, — сказал Данчо. — Я бы увидел.
— Не такой он дурак, чтобы ехать по дороге. Наверное, тут где-нибудь в лесу есть тропинка.
— Я не заметил тропинки, — сказал Стоян.
— Значит, плохо искал! — холодно произнес Димов. — Это все-таки велосипед, а не вертолет… Но, очевидно, убийца хорошо знает местность.
— Неудивительно, — подтвердил Стоян. — Это охотничье поле… Сюда в сезон приезжает много охотников.
— Янко — охотник?
— Нет… Хотел записаться в союз, но ему не разрешили иметь ружье.
— А Славчо?
— Да, он охотник…
— Ладно! Пойдем поищем тропинку.
Найти ее не составило труда. Была она довольно широкой, затвердевшей, песчаной.
Тропинка шла перпендикулярно проселочной дороге, по которой они приехали сюда, и вела к гребню. Но пересохшая земля мешала различить следы. Прошли несколько сот метров, пока наконец Стоян не крикнул:
— Вот!..
Сбоку от тропинки тянулась тонкая полоска рыхлой почвы, и именно здесь остались следы велосипедных шин. На первый взгляд совсем свежие. Димов посмотрел на часы.
— Стоян, даю тебе час… Узнай, куда ведут следы. Потом они вернулись на поляну, где доктор Станков заканчивал осмотр. Немного погодя доктор с мрачным видом подошел к ним.
— Убийца и жертва были совсем рядом, — начал он. — Подчеркиваю — рядом, а не друг против друга. Они шли вместе и разговаривали. Убийца находился с правой стороны. Он пустил три пули в грудь Кынева. Тот упал навзничь. Тогда убийца в четвертый раз выстрелил в висок. Потом начал наносить удары по животу холодным оружием, кинжалом, причем раны такие же, как у Евтима Дыбева. Как и Дыбеву, убийца затыкал раны сорванной травой и землей. Я не сомневаюсь, что это дело рук одного человека. Совпадения здесь исключены.
Доктор Станков протянул Димову пулю.
— От парабеллума, — сказал он. — Может быть, этим же оружием убили Кушева. Правда, удары по капсюлю не идентичны. Но при убийстве Кушева оружие было неисправно, теперь, возможно, убийца устранил дефект. Это уточнит экспертиза. Ответ получишь сегодня вечером.
— Значит, ты считаешь, что во всех трех случаях убийца — одно и то же лицо?
— По крайней мере в двух, в этом я уверен.
— Просто дюссельдорфский убийца.
— Да, верно, это отвратительный психопат и садист. Но не думаю, что он совершал убийства ради убийств.
— Да, этого не может быть! — убежденно сказал Димов. — Убийство Кушева вызвано крайней необходимостью.
Стреляли с улицы, убийцу могли увидеть. Как ты считаешь, почему он не вошел в дом Кушева?
— Потому что Кушев знал, что его ждет, и мог оказать сопротивление.
— Именно. Но тогда остается открытым вопрос: если Кушев, как видно из истории с деньгами, подозревал, что будет убит, почему не обратился в милицию? Очевидно, потому, что и Кушев и убийца замешаны в какой-то грязной истории. И секрет именно в этом.
— Может быть, — нерешительно заметил доктор.
— Но какова здесь роль Кынева? Может быть, он соучастник? А может, вообще не подозревал, с какими людьми имел дело. Но так или иначе Кынев и убийца друг друга знали. Больше того, очевидно, они были хорошо знакомы, если Кынев пришел на свидание в такое безлюдное и опасное место. Наверное, он мог страшиться чего угодно, но за свою жизнь не боялся.
— А может быть, ожидал увидеть здесь, в роще, совсем другого человека?
— Я тоже так подумал, но потом отказался от этой версии. Скорее всего они встретились где-нибудь по дороге. Некоторое время шли вместе и разговаривали. И убийца выстрелил в тот момент, когда считал это для себя безопасным.
— Но зачем? — нервно спросил доктор.
— Это так же непонятно, как и остальное. Я тоже спрашиваю себя: почему надо было встречаться в таком пустынном месте, вдали от людей? Почему они, например, не встретились в Гулеше, что было бы естественно. Этот вопрос остается открытым.
— Представь себе, что убийца должен скрываться. И не может прийти в село.
— Мне трудно представить такое, — покачал головой Димов. — Это означало бы прежде всего, что Кынев хорошо замаскированный враг, а это маловероятно! Но допустим, что все так — гораздо естественнее им встретиться ночью в какой-нибудь квартире, даже в каком-нибудь другом городе. Как бы ни было пустынным это место, оно очень неудобно для встреч. Дорога сюда открытая, оголенная. Каждый мог заметить, как они идут. Тот, кто скрывается, никогда не предпримет среди бела дня столь опасное путешествие.
— Да, это логично, — вздохнул доктор.
— И потом, зачем тот, кто скрывается, будет убивать своего единомышленника? Если единомышленник в чем-то, с их точки зрения, провинился, он не пошел бы на встречу. Как видишь, все здорово запутано.
— Что же теперь?
— Просто не знаю. Мне кажется, что ключ к решению загадки очень прост, но, несмотря на это, ничего не могу решить! И все-таки я считаю, что разгадка этой истории лежит в светлой фуфайке.
Доктор поднялся.
— Я поеду! Ломай голову один!
Два шофера положили труп на носилки и отнесли в машину. Полянка снова стала спокойной и тихой, желтые цветы в. лучах заката горели, словно свечи. Впервые за этот душный кошмарный день с запада подул ветерок и расшевелил листья дубов.
Наконец в рощице показался запыхавшийся, весь взмокший, но улыбающийся Стоян.
— Устал! — проговорил он. — Ну и гонка была…
— Лишь бы не зря…
— Да, кое-какие результаты есть, — сказал Стоян, садясь. И все подробно рассказал. Тропинка, вначале очень узкая, постепенно расширяется и становится удобной. И, главное, пыльной, так что колеса велосипеда оставили ясные следы.
Спустившись с горы, тропинка перешла в проселочную дорогу. Пройдя с километр, Стоян оказался возле Калковской плотины, места, любимого рыбаками. Дорога шла немного в стороне от водохранилища, но Стоян подошел ближе, надеясь увидеть какого-нибудь рыбака. И действительно, нашел двоих; они устроились в кустах, что росли подле плотины. Стоян расспросил их. Один из них ничего не заметил, но другой сказал, что около трех часов по дороге проехал человек на велосипеде. Ехал так быстро, словно за ним гнались. Но с места, где сидел рыбак, он мог видеть только его спину. Велосипедист показался рыбаку молодым человеком. Одет был в обыкновенный костюм темного цвета. Без шапки.
Волосы, по всей вероятности, темные. Вскоре велосипедист скрылся.
— А куда ведет дорога? В село?
— Нет, на шоссе… Село остается справа.
— Да, припоминаю, — кивнул Димов. — Налево дорога идет к городу, направо, через Калково, соединяется с Кюстандильским шоссе. Так?
— Точно так.
— Сколько километров от плотины до нашего города?
— Пять-шесть.
— Значит, если бы он поехал в наш город, самое позднее в половине четвертого он был бы там.
— Да, конечно… И даже если бы не очень торопился.
— А в котором часу отправляется поезд в Перник?
— Без десяти четыре.
— Может, он спешил на поезд? — предположил Димов. — А может, вообще не в его интересах долго оставаться там, где его могли встретить знакомые.
Все сели в «газик» и отправились в Гулеш. За всю дорогу Димов не произнес ни слова, сосредоточенное выражение не сходило с его лица. Он думал. И все-таки во всех комбинациях было что-то неестественное и невозможное. Димову было ясно, что правда ускользает от него. В сельсовете он нашел встревоженных Паргова и Пырвана.
— Манасиев исчез, — сразу сказал Паргов. — Нет нигде. В последний раз работники ремонтной мастерской видели его около двух часов — потом он пропал. У Манаско был мотороллер, его тоже не оказалось на месте, но никто ничего не видел и не слышал. В квартире Манаско произвели обыск. Он снимал комнату, и хозяйка еще не приходила с работы. Взяли понятых и осмотрели комнату. От Манасиева не осталось даже воспоминания, ничего, кроме грязного старого комбинезона. Весь его нехитрый багаж, помещавшийся в одном чемодане, исчез. Он явно не намеревался возвращаться в Гулеш.
— Сообщили куда-нибудь?
— Да, майору Жечеву в Перник.
Димов на мгновение задумался.
— Хорошо, соедините меня с Жечевым, — распорядился он. Их сразу соединили. Димов попросил своего коллегу в Пернике немедленно связаться с Софией.
— Нужно объявить розыск по всей стране! — сказал он. — Времени прошло немного, далеко Манасиев не мог уехать…
Димов положил трубку и повернулся к Паргову.
— А теперь пойдем к вязальщице. Может, еще что-нибудь скажет.
Вязальщицу они нашли в маленькой душной комнатенке. Это была уже пожилая женщина с очень худыми руками, ее желтое, просто иконописное лицо словно светилось в темноте.
— Тетя Еленка, давай поговорим серьезно, без обмана, — начал Паргов. — Когда в последний раз приходил к тебе Славчо Кынев?..
Взгляд женщины стал беспомощным, как у ребенка.
— Да… тогда же! — заикаясь, ответила она.
— Когда?
— Когда и ты был… Только он пришел к вечеру.
— А о чем он тебя спрашивал?
— Спрашивал, зачем приходили… Я ему сказала.
— Вы что же, не предупредили ее? — повернулся к Паргову Димов.
— Конечно, предупредили… И она обещала.
— Тетя Еленка, как же так? — с укором обратился к ней Димов. — Ты как поп: одно говоришь — другое делаешь…
— Да как же я ему не скажу, наш ведь парень, — затараторила вязальщица. — Начальник! Если ему не сказать, кому же и говорить.
— Да и родственники они к тому же, — пробормотал Паргов.
Димов поднялся.
— И что он тебе велел?
— Как и вы — никому не говорить. А могу ли я никому не сказать? Ведь вы все начальники! Думала, вы о соседках меня предупреждали.
— Ладно, ладно, натворила дел, — вздохнул Димов. — Почему ты работаешь с закрытыми окнами? Задохнешься…
— Сосед сердитый… Говорит, что моя машина очень стучит.
— Смотри, какой нервный! А ты ему скажи, что я разрешил. Милиция, скажи, разрешает.
Они вышли на темную улицу.
— Все ясно! — сказал Димов. — Ведь это же село, здесь все на виду. Можно ли здесь что-нибудь сохранить в тайне? От человека к человеку — дошло и до ушей Славчо… Надо было предугадать это. На вашем месте я бы отправил тетку Еленку на несколько дней в больницу, ну, например, чтобы обследовать желчный пузырь.
Теперь им оставалось нанести самый тяжкий визит — сообщить жене Славчо Кынева о несчастье. Димов пошел вместе с Парговым. Он нажал на кнопку звонка. Вскоре послышался топот босых ног, дверь открылась, и на пороге появилась девушка. То ли веселые, то ли лукавые огоньки горели в ее глазах. Димов почувствовал, как его сердце болезненно сжалось.
— Дома товарищ Кынева? — спросил он предельно официальным тоном.
Девушка как будто обиделась.
— Она дома… Но брат еще не вернулся…
— Мне надо поговорить с вашей…
— Невесткой, — подсказал Паргов.
Миновав прихожую, заваленную айвой, они вошли в комнату. Димов удивился тому, насколько молода жена Кынева, она почти не отличалась от встретившей их девушки.
Была она тонкая, худенькая, узколицая. В руках держала книгу, смотрела выжидающе, не приглашая сесть. И Димов молчал, не сводя с нее тяжелого взгляда.
— Садитесь! — предложила она наконец.
Они сели на дешевые стулья, покрытые вязаными шерстяными подстилками. Точно такие подстилки видел Димов и в квартире Нестерова. Оба дома так походили один на другой, словно их и строил, и обставлял один и тот же человек.
— Я принес вам тяжелое известие! — глухо сказал Димов. — Будьте готовы к самому худшему… Сегодня во второй половине дня убили вашего мужа.
— Убили! — застонала женщина.
— Его обманом выманили из села! — тихо и медленно говорил Димов. — Значит, это был знакомый человек. Я уверен, что и вы его знаете.
Женщина смотрела на Димова широко раскрытыми глазами.
— Откуда я могу знать?.. Если бы знала, разве отпустила бы его одного!..
— Прошу вас, успокойтесь. Подумайте, вспомните. Вы супруги, наконец… Кому же еще, как не вам, мог он сказать, что у него на душе?
— Нет, мне он ничего не говорил. Он такой — мужские дела всегда таил про себя, никогда мне ни слова. Когда его выдвинули кандидатом, я последняя узнала…
— Не говорил ли он вам, что боится кого-нибудь? Или чего-нибудь?
Теперь она надолго задумалась.
— Последнюю неделю он мне казался каким-то встревоженным и задумчивым. Прошлой ночью проснулась — около двух часов было. Смотрю — он стоит в темноте у окна, курит и о чем-то думает. Спрашиваю: «Что с тобой?» А он: «Ничего, зуб болит…» — «Ну, так прими аспирин!» Он не ответил, только затянулся сигаретой. Потом лег. «У меня голова лопнет!» — услышала я. А днем ничего. Только велел достать ему гольфы и ботинки, в которых ходил на охоту. Сегодня он выглядел спокойнее.
— Где он обедал?
— Дома, около двенадцати… Другой раз приляжет на полчаса, а сегодня сразу ушел.
— С кем он дружил?
— С Янко — они были как братья. Ну и с людьми из сельсовета — с ними чаще всего встречался, главным образом по службе. Его прежде всего работа интересовала.
— А с Кирилом Кушевым…
— Нет! Он его вообще не любил. Когда того убили, хоть это и грех, но он сказал: «Избавился мир от подлого гада!»
— Так и сказал?
— Очень хорошо помню…
Вдруг, широко раскрыв глаза, она почти крикнула:
— Этот Манаско, покарай его господь… Как появился, все село перебудоражил… Манаско, Манаско — от него все зло!
— К вам он приходил?
— Несколько раз. И все коньяк приносил — «Экстру».
— Ваш муж любил выпить?
— Остерегался… Как выпьет, задираться начнет, злиться — поэтому не любил. Особенно ракию. Вино куда ни шло, но ракию избегал пить.
Димов выжидающе посмотрел на Паргова.
— А где он держал пистолет? — начал помощник Димова.
— Какой пистолет? — спросила женщина.
— Служебный…
«Так, правильно!» — подумал Димов. У Кынева не было служебного пистолета.
— Не знаю, — с недоумением сказала женщина. — Он мне не говорил, может, держал его в мастерской.
— А куда исчезла светлая фуфайка?
— Фуфайка?.. Сказал, что отдал в Пернике покрасить. В черный или синий цвет — не помню. Кажется, в черный. Да, Славчо не такой, чтобы носить простую фуфайку. Он хорошо одевался. И в нашем селе первый надел нейлон, другие стыдились, говорили — это женское дело, его носить.
В продолжение всего разговора Янка беспомощно скулила, как кутенок. Наконец Димов не выдержал:
— Хватит, Паргов, пойдем…
Действительно, пора было уходить — незачем больше бередить раны. Когда вышли на улицу, в теплую и ароматную сельскую ночь, Паргов сказал:
— А зачем ему нужны были гольфы? И ботинки? Наверное, знал, что его ждет беда, — готовился бежать! Димов печально покачал головой.
— Не везет нам, Паргов! — с горечью произнес он. — Или не везет, или убийца — тонкая бестия…
— Не везет! — вздохнул Паргов.
— И я так думаю! Отдавая фуфайку, он наверняка не знал, что дает ее преступнику.
Вообще едва ли у него было какое-либо подозрение. Но что мешало сказать жене — так и так, я отдал ее тому-то?
— А если действительно она на окраске? — спросил Паргов.
— Нет! — твердо возразил Димов. — Если бы так было, он бы признался. Я почти уверен, что в первых двух случаях убийца был в его фуфайке.
— Это Несторов! — убежденно воскликнул Паргов. — Больше некому.
— Если это Несторов — едва ли мы его увидим еще раз… Такой ловкий тип всегда сумеет перейти любую границу.
Они замолчали, потому что в темноте за ними шли какие-то люди.
Все так же молча вошли в сельсовет. В дежурной комнате их ждал обрадованный Пырван.
— Поймали Янко Нестерова! — торжественно сообщил он. — На вокзале в Пернике его поймали. Он уже взял билет на поезд.
— На поезд? — удивленно спросил Димов. — Так ведь он был на мотоцикле?
— Подробностей не знаю, еще не допрашивали.
— А где он сейчас?
— Жечев сказал, что к восьми его привезут к нам в участок.
Димов посмотрел на часы. Лицо его ничего не выражало: ни радости, ни волнения.
Паргов готов был побиться об заклад, что Димов скорее выглядел унылым. Они молча вышли и сели в «газик». Только когда уже подъезжали к городку, Димов сказал:
— А что нужно было Нестерову на вокзале? Значит, он виновен.
Паргов промолчал. К такому выводу пришел и он сам. Если, конечно…
13
Майор Жечев, поседевший, худощавый мужчина, уже ждал их в кабинете подполковника Дойчинова.
— Димов, мне звонили из министерства! — сухо сказал майор. — Там весьма озадачены. Три убийства за десять дней!
— Думаешь, я их инсценировал? — мрачно пробормотал Димов. — Да, компрометирую округ…
— Округ не округ, а нас наверняка.
— Небось распорядились о передаче дела другому, более способному? — хмуро спросил Димов.
— Нет, хотя не знаю почему… А нас обвиняют в том, что тебе не помогаем.
— Но вы помогали.
— Тебе поможешь, ведь ты такой самоуверенный…
— Молодые всегда самоуверенны! — дал о себе знать подполковник Дойчинов.
— В отличие от старых, у которых нет уверенности в себе.
— Это не по моему ли адресу? — сердито спросил подполковник.
Громадным усилием воли Димов взял себя в руки.
— Но ведь среди нас ты самый молодой, — пошутил он. Дойчинов промолчал, но было видно, что и ему это стоило усилий.
— Несторов знает, за что его арестовали? — спросил Димов.
— Нет, конечно, я его еще не допрашивал. И он совершенно изолирован, можешь быть спокоен.
— Ты уверен?
— Совершенно уверен. В Пернике об убийстве знают только трое.
— Да, это хорошо, — кивнул Димов. — Предлагаю при допросе сделать вид, будто Кынев жив и ничего не произошло. Или хотя бы что мы еще не знаем о случившемся.
Алиби Несторова попытаемся установить косвенным путем.
— Какой в этом смысл? — недовольно спросил Жечев. — Только время потеряем.
— Думаю, смысл есть… Если Несторов убийца, то, естественно, что он подготовил себе алиби. В противном случае он не шел бы сам в наши руки. Он наверняка приготовился отвечать на вопросы об убийстве. А мы должны его обескуражить, зайти не с той стороны, откуда он ждет. Несторов или невиновен, или невероятно изворотлив. Если второе верно, мы не должны ему уступать.
Майор задумался.
— Хорошо! — сказал он наконец.
— Предлагаю поручить допрос Паргову и мне, — продолжал Димов. — Его не надо пугать, пусть лучше успокоится и потеряет бдительность.
Через десять минут Нестерова ввели в дежурку, где его ждали Димов и Паргов. На механике были черная синтетическая куртка и грубошерстные брюки темного цвета. А ботинки такие чистые, словно он только и ходил по тротуарам Перника. На голове желтый шлем и темные очки.
— Садись! — сказал Димов. — Зачем напялил шлем? У нас не гонки!
— Я думал, меня отпускают, — сказал Янко. Голос его был совершенно спокойным, казалось, он действительно верил, что его позвали сообщить об освобождении.
— Нет, на этот раз мы не спешим, — сказал Димов. — Здесь ты в безопасности.
— Мне никто не угрожает, товарищ Димов. Совесть моя чиста…
— Едва ли так уж чиста. Нам стали известны кое-какие дела из твоего прошлого. Ты был очень активным членом оппозиционного Земса.
— Всего-то! — пренебрежительно бросил Несторов. — Да мы почти детьми тогда были, товарищ Димов, что мы понимали в политике? Я думал, это забыто…
— Конечно… Если бы ничего не случилось.
— В селе, кроме Земса, другой организации не было… А отец мой состоял в земледельческом союзе…
— Ясно, за это тебя никто не упрекает. Но есть кое-что еще… В то время связь с оппозиционным центром осуществлял Кирил Кушев, хотя он и находился вроде бы в тени…
— Ничего не знаю, — сказал Несторов. — Может, и осуществлял, но я не знал об этом.
— Тут ты темнишь. Я читал его письменные показания, которые он давал перед отправкой в лагерь. В них он указывает на тебя как на своего первого помощника. К нашему удивлению, в этой компании оказался и Славчо Кынев...
— Тогда ясно! — пожал плечами механик.
— Что тебе ясно?
— Ясно, насколько эти показания правдивы. Вы сами, товарищ Димов, знаете, как давались показания в то время. Он хотел спасти свою шкуру, утопив других.
— Очень хорошо знаешь, что Кушев не такой человек… А кроме того, вы ему были нужны.
— Для чего?
— Для всего… Кушев сам признался, что спустя несколько лет после выборов он вам передал инструкцию… Я хочу сказать, — нелегальную инструкцию о начале террористической деятельности.
— Глупости! — нахмурился Несторов. — Я не получал никаких инструкций.
— Получал! — твердо сказал Димов. — Кушев сообщил, что вы получили инструкцию, но не выполнили ее. А тебе поручалось снабжение оружием.
— Мне?! — растерянно воскликнул механик. — Когда?
— Не прикидывайся забывчивым. У твоего тестя было оружие — он привез его с фронта. И решил его сохранить. Верно?
— Верно, но я к его оружию не прикасался.
— А вот в этом я сомневаюсь! — сказал Димов. — Как видно, наши органы тогда были не очень бдительны. Вскоре было совершено нападение на молодежный трудовой лагерь… Припоминаешь?
— Да, припоминаю…
— Как не припомнить? На меня произвел впечатление факт, который нельзя опровергнуть. Твой тесть по неосторожности погиб от взрыва, как записано в протоколе, сферической гранаты английского производства. Но ведь и при нападении на молодежный лагерь кидали круглую гранату английского производства.
Димов заметил, что у Нестерова словно гора с плеч свалилась.
— У моего тестя, товарищ Димов, была только одна такая граната. Она не могла взорваться дважды.
— Это ты говоришь? Но свидетелей-то нет… Может, гранат было несколько.
— Да, у меня свидетелей нет, — сказал, поморщившись, Несторов. — Но и у тебя их нет, а я точно знаю, что у тестя была только одна такая граната.
— Как бы то ни было, подозрение остается, — заметил Димов. — Если теоретически предположить, что именно ты совершил нападение на лагерь, тогда все ясно.
— Что ясно?
— Ясно, кто убийца Кушева. Вы поссорились, он пригрозил вас выдать, и тогда…
Несторов презрительно пожал плечами.
— Детские сказки… Но тогда почему вы не арестуете и Кынева? Славчо был…
Несторов внезапно остановился.
— Кем был?
— В то время тоже был человеком Кушева… Может быть, даже больше, чем я…
— Мы не можем подозревать Славчо. Он честный парень и заслужил доверие.
— А я не заслужил? Вам не найти во всем Гулеше более тихого и смирного человека, чем я. Приведите хоть один факт, когда я выступал против власти.
— Есть люди, которые умеют ловко прикидываться.
— Но, товарищ Димов, вы прекрасно знаете, что я не мог быть убийцей Кушева. В это время я находился дома. Я не мог быть сразу в двух местах.
Димов долго молчал, опустив глаза.
— И все-таки что-то сомнительное, Несторов, в тебе есть. Почему ты сегодня тайком выехал из дому?
— Как тайком?
— Конечно, тайком. Ты всегда пользуешься калиткой. А на этот раз вывел мотоцикл прямо на шоссе. И для этого открыл тяжелые ворота, в которые проезжают только легковые машины и грузовики. Зачем ты это сделал? Чтобы мы не догадались, что ты едешь в Перник?
— Просто случайность, — сказал Несторов.
— На этом свете ничего случайного не бывает.
— Ворота и так были немного приоткрыты. Вот я и решил сократить путь.
— А что ты делал в Пернике?
— Ничего особенного.
— Все-таки расскажи.
— Один клиент оставил мне мотоцикл, чтобы я сменил амортизаторы. Я их сменил и перегнал мотоцикл в Перник, как обещал клиенту. Зачем человеку пускаться самому в утомительный путь? Окажу ему услугу — он ко мне обратится и во второй раз.
— Как зовут клиента?
— Спас Рангелов. Живет на Околчице, дом два.
— Ты ему передал мотоцикл?
— Ему лично. Он очень, обрадовался, заплатил даже на лев больше.
— Ладно, а почему ты не вернулся с первым же поездом в Гулеш? В четыре часа есть поезд, тебе это хорошо известно.
— У меня в Пернике были дела. Я хотел купить два подшипника в магазине запасных частей, а магазин открывается в четыре. Так что пришлось ехать следующим поездом.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Все.
Димов нажал кнопку, на пороге появился дежурный.
— Уведи его, — сказал Дамов. — В отдельную камеру.
Несторов с испугом посмотрел на Димова.
— Но за что, товарищ Димов? Что я сделал?
— Ничего, разумеется. Я ведь тебе сказал, я опасаюсь за твою жизнь. У нас, по крайней мере, будешь в безопасности.
Несторов уловил в словах Димова иронию.
— Это, товарищ Димов, полное беззаконие. Только из-за подозрения, абсолютно без доказательств? Вы разве не верите моей жене, что я был дома?
— Ступай в арестантскую для нашего спокойствия, — примирительно сказал Димов. — Знаешь, я сам уже не пойму, кому верить, кому нет…
Оставшись с Парговым, Димов задумчиво усмехнулся.
— Ты веришь, что у него и на этот раз есть алиби? — спросил, нахмурившись, Паргов.
Димов с удивлением посмотрел на него.
— Как я могу не верить? Но другой вопрос: действительно ли все было так, или они с клиентом договорились. Этого Спаса Рангелова нужно как следует проверить. Если он окажется честным человеком, тогда будет ясно, что Несторов не убийца.
— Ты хочешь сказать, что у нас опять пустые руки?
— Нет, этого я не хочу сказать. Откровенно говоря, Несторов заставил меня кое в чем усомниться.
— У меня все в нем вызывает сомнение.
— Послушай… Когда я сказал, что в молодежный лагерь была брошена английская граната, он встретил это с очевидным облегчением. Ты заметил?
— Нет, не обратил внимания.
— А я это ясно увидел. И спросил себя: почему?
— Он тебе ответил.
— Погоди, не спеши. Ты же понимаешь, что я импровизировал, проверяя одну из своих гипотез. Хорошо, мы действительно не знаем, какую гранату бросили в молодежный лагерь. Но откуда ему известно, что она не была круглая? Английская?
— Может, действительно у его тестя была только одна такая граната?
— Согласимся с этим. Но в мире есть миллионы таких гранат. Почему нападение не могло быть совершено с помощью другой такой же гранаты? А кроме того, Несторов очень хорошо знает, что никому не известно, сколько именно этих гранат было у его тестя. Тогда почему он так обрадовался?
— Да, действительно, в этом что-то есть, — пробормотал Паргов.
— Вот тебе достоверное объяснение. Несторов знает, что в лагерь была брошена не такая граната, потому что сам участвовал в нападении. Он сразу понял, что я импровизирую, обманываю. Это не могло его не обрадовать. Ему стало ясно, что у меня одни подозрения и никаких доказательств. И сразу ощутил твердую почву под ногами.
— Скорее всего так и было! — сказал, оживившись, Паргов.
— Логически это неопровержимо. Но практически может быть и не так. Представь себе, что круглая граната у тестя была одна, а это, по всей вероятности, правда.
Он прав — одна и та же граната не может взорваться дважды. Но сразу он мог и не сообразить, что нет доказательств или свидетелей, которые бы могли подтвердить его утверждения.
Оба долго молчали, углубившись в свои мысли.
— А вот второе, что у меня вызвало сомнение. Он как-то неестественно оборвал фразу: «Славчо был…» Потом добавил, что был доверенным лицом у Кушева. Здесь дело очень тонкое. В целом фраза звучит совсем естественно. Но почему он ее оборвал? Как будто не было никакой причины разрывать фразу надвое: «Славчо был, — сказал он, — в то время тоже человеком Кушева». Ничего — что хотел сказать, то и сказал. Если этот обрыв фразы не случаен, он может иметь только одно объяснение: Несторов знает, что Славчо Кынев мертв. Но он не хочет выдать себя.
Сразу сказал: «Славчо был…» В прошлом времени говорят только о мертвом человеке, эта сигнальная лампочка горела в его сознании. В следующее мгновение он сообразил, как естественно закончить фразу.
— Очень уж тонкое рассуждение! — недовольно заметил Паргов. — Даже слишком. С таким человеком я бы поступил иначе.
Зазвонил телефон. Димов поднял трубку. Некоторое время он слушал, потом сказал «спасибо» и положил трубку.
— Результат экспертизы — в Кушева и Кынева стреляли из одного и того же оружия, — сказал он. — Да, говоря откровенно, трудно мне в это поверить.
— Я все допускаю…
— А о Манасиеве никаких вестей.
— Только этого не хватает! — встревожился Паргов.
— Уж не бежал ли?
— Нет, не стал ли он четвертой жертвой?
14
Утром, еще до рассвета, Дойчинов начал поливать цветы. Когда Димов немного погодя встретился с ним на кухне, натянутость их отношений не исчезла, хотя хозяйка, как всегда, была ласкова и любезна. Подполковник едва дождался, пока они вышли на улицу, и обратился к Димову:
— Послушай, Димов, ты знаешь, как я рад тому, что ты сменишь меня. Поэтому твое вчерашнее замечание было излишним.
Димов мучительно пытался найти слова.
— Я этого не заслужил! — с огорчением продолжал Дойчинов. — Да, я устал. Но чтобы ты мне такое сказал…
Димов неожиданно улыбнулся.
— Вы правы, товарищ подполковник, — сказал он. — Но я простой человек. И не знаю, как попросить прощения за совершенную ошибку.
Подполковник с облегчением похлопал его по плечу.
— Мне и этого достаточно, — сказал он. — Я не очень придирчив.
Вскоре Димов уже был в отделении. Хотя рабочий день еще не начался, почти все находились на своих местах. Паргов ждал Димова в своем кабинете. Его лицо не выражало особой радости.
— Манасиева и след простыл, — сказал он.
Но Димов словно не обратил внимания на эти слова.