Так нам и не удалось понять друг друга…
      Шерман остался в поселке, а мы с Толей и Токо двинулись в дальнюю дорогу. И случилось то, чего боялся Токо, - мы заблудились в ледяной пустыне. Два дня кружили мы во всех направлениях. Наконец помог случай - мы заметили следы полозьев. Через два часа они привели нас прямо в деревню.
      Токо пошел переговорить со стариком, мы остались ждать. Нас окружила большая толпа, с молчаливым почтением наблюдавшая за нами.
      Наш друг вернулся довольно быстро. Его лицо было возбужденным и довольным.
      - Великий Сао хочет увидеть сани, которые едут сами собой, - изрек он.
      Уже по куполу мы отличили юрту старца - он был больше других. Токо вошел первым. И в его движениях, и во всем поведении чувствовалось некое благоговение перед мудрецом. Я нагнулся перед низким входом и, отодвинув кожаную занавесь, вошел следом.
      Войдя в жилище, я сразу заметил: в нем намного светлее., чем у остальных туземцев. Здесь горели три ярких светильника. Великий Сао лежал не просто на полу, как было принято у других, а на широком одре, покрытом медвежьими шкурами. Он и в самом деле был невероятно старым, убеленным сединами. До этого я не видел на Регине ни одного седого человека. Лицо его было необыкновенно худым и морщинистым, причем гораздо темнее, чем у здешних туземцев. Его вдохновенные и живые глаза светились умом.
      Мы остановились недалеко от входа и глубоко поклонились мудрецу. Когда я поднял голову, он уже стоял, высокий и стройный, хотя немного сутулился.
      Великий Сао сделал несколько шагов, остановился передо мной, взял мои руки в свои сухие и холодные ладони. Его проницательные глаза смотрели мне прямо в лицо. Я чувствовал, что он меня изучает.
      Наконец он сказал:
      - Вы не из грустных…
      - Нет! - отвечал я. - Мы из далеких.
      - Как далеко вы живете?
      - Мы не с вашей земли. Мы со звезд.
      - Песни не говорят, что на звездах живут люди, - ответил Сао. - Они говорят, что звезды из огня. И этот огонь - священный и вечный…
      - Это верно. Но из огня - неподвижные звезды… А те, что крутятся вокруг них, как наша, те звезды - из земли, льда и воды, Великий Сао… И вы тоже живете на такой звезде.
      Старик задумался.
      - Да, в одной песне есть такие слова. Но я думал, они запутанны…
      - Нет, они совершенно правильны.
      Он медленно покачал головой.
      - Сейчас я вижу, что это так. Потому что на нашей земле никогда не жили люди вроде вас… Со светлыми волосами и голубыми глазами… Этого нет в песнях. Вы действительно пришли со звезд. - Он отпустил мои руки и повернулся к Толе: - Это твой брат?
      - Нет, это мой товарищ…
      - Вы похожи друг на друга, как бывают похожи две птицы! Будьте моими гостями, звездные люди!
      Мы направились к одной из шкур для сиденья. В тот же миг я увидел ружье. Оно висело на стене, точно так же, как висят древние ружья в музеях нашей далекой Земли. Старое примитивное пороховое ружье с двумя стволами и деревянным прикладом.
      - Что это? - спросил я как можно спокойнее.
      - Шешуа! - ответил старик.
      - А для чего нужен шешуа?
      - Вы должны знать об этом, звездные люди… Шешуа убивает на расстоянии.
      - Да, мы знаем, - кивнул я. - Он выбрасывает кусочек железа. Небольшой кусочек, который убивает.
      - У вас есть шешуа?
      - Наши гораздо сильнее. Они убивают без шума. И без железа. Убивают силой огня.
      Старик смотрел на нас недоверчиво.
      - Это правда, Великий Сао! - подтвердил Токо. - Они убили им Великого Зу. Он умер в одно мгновение.
      - А это что? - спросил я, указав на деревянный приклад.
      - Куа, - сказал старик.
      Это слово было мне знакомо из песен Токо. Но он не смог объяснить его значения.
      - Но что такое куа? И где его берут?
      - Куа давно уже нет, - ответил старик. - Когда-то его было бесконечно много - перед тем как пришел лед. Некоторые песни говорят, что огонь родился из куа.
      Я уже не сомневался, что речь идет о дереве. Тем не менее я упорствовал:
      - А на что похоже куа?
      Старик покачал головой. Затем перевернул одну шкуру. Ее внутренняя сторона была хорошо отделана - светлая, гладкая. Сао слегка обжег конец кожаного шнура. Медленно и довольно неумело нарисовал на коже настоящее дерево - разлапистое и ветвистое.
      Я взял шнур из его рук и пририсовал на конце одной из ветвей лист.
      - Ко-куа! - довольно кивнул старик.
      Начало было многообещающим.
      Мы оба остались ночевать у Сао. Конечно, сначала был ужин - обычная порция Ша. Старик и за едой успел преподнести нам сюрприз. Не спеша он вытащил из кожаной сумки металлическую чашу - старый красивый сосуд, наверное, никелевый, хотя и потемневший от времени. Присмотревшись, мы обнаружили на стенках чаши искусно выгравированные фигурки животных, похожих на оленей. Их рога были короткими и загнутыми, как у молодой козы. Сао заметил наше любопытство.
      - Это животное называлось хаар… Много их было на земле, но, когда пришел лед, они вымерли от голода.
      Старик опустил в чашу несколько белых кусочков. Затем подержал ее над пламенем. Чаша наполнилась какой-то белой жидкостью, похожей на густое молоко. Это и в самом деле оказалось молоко - молоко Ша. После смерти кашалота оно, естественно, замерзало в “вымени”.
      - Мужчины не любят ушу, - объяснил старец. - Ее дают детям, когда они совсем маленькие. Но я понял, что она хороша и для стариков… От нее человек не жиреет, как перекормленная собака.
      Мы с Толей переглянулись - не этому ли волшебному молоку обязан Сао своим долголетием? В конце ужина старик, хотя и с достоинством, спросил о “горячем ящике”. Мы оставили его в санях, и Токо немедленно сбегал за диковинкой. Старик осторожно потрогал холодный камин.
      - Сейчас! - сказал я и щелкнул выключателем.
      Через минуту Сао снова потрогал его и быстро -отдернул руку.
      - Внутри есть огонь? - недоверчиво спросил он. На этот раз я не решился солгать.
      - Нет, там не огонь… Там плазма. Сильнее огня звезд…
      - Плазма! - повторил старик. - Какое красивое слово!
      Оставили камин включенным на всю ночь. Утром Сао вежливо пожаловался:
      - Лучше погасите ваш звездный огонь… От него так жарко, что я не смог уснуть…
      Мы принялись за дело. Великий Сао медленно, нараспев проговаривал слова древних песен, затем объяснял незнакомые выражения. Эпос повествовал о временах, бывших “до того, как пришел лед”. Это была простая, образная и светлая поэзия. Но даже Сао не знал значения всех слов, о некоторых он догадывался по контексту. События саг носили больше героический, чем драматический характер. Кроме людей, упоминались льды, снежные бури, но были и травы, и цветы, и деревья, неведомые звери и птицы. Час за часом, день за днем образ цветущей планеты становился все явственней. Когда не хватало слов для объяснений, старик рисовал на обороте шкуры своей сухой, немного дрожащей рукой. Здесь были рыбы, странные морские животные, не всегда понятные предметы туземного быта. Он рисовал оружие - острые топоры и мечи. Но мы не видели ни луков, ни стрел, ни брони, ни щитов.
      Ружья тоже не упоминались в сагах. Когда же они появятся? Или они вообще не были знакомы тем, кто сложил эти песни? Может быть, они достояние какой-нибудь другой цивилизации? Мы спросили об этом Сао, но он улыбнулся:
      - Умный человек не торопится обгонять свою тень… Настанет черед и шешуа. Слушайте…
      Громко и ясно звенел голос Сао. Он пел долго - больше двух часов. Под конец он стал уставать, и, хотя стихи эпоса звучали все глуше, глаза старика продолжали вдохновенно светиться.
      Главным героем саг был Истему, сын Тему. Семья его жила в мире и счастье. Однажды Истему и его младший брат Корч отправились охотиться на оленей. Неожиданно на них напал черный Зу, голодный и злой. Он набросился на Корча, шедшего впереди. Изо всех сил метнул Истему свое крепкое копье. Но черный Зу был хитер, он увернулся. И копье пронзило брата. Корч тут же умер.
      Охваченный яростью, Истему разрубил топором череп черного Зу. И встал на колени перед мертвым Корчем. Но ни скорбь, ни слезы не помогли. Истему ^ыл в отчаянии. Как вернуться в родной дом, как сказать старому Тему, что убил своего брата? И тогда Истему решил бежать в неведомые края, чтобы в лишениях и подвигах забыть свою скорбь.
      Много дорог исшагал Истему через тундры и болота. Много широких рек преодолел. Перевалил через заснеженные хребты Великого Иа, чьи вершины упирались в облака. Затем он спустился в сухую и пустынную землю, где обитали стаи диких собак. Много ран и страданий он перенес, не раз оросил красной густой кровью колючие тропы, пока достиг железной тропы, вдоль которой жили люди с желтыми глазами, длинными волосами и бронзовой кожей.
      С этого места песнь стала почти непонятной. Очевидно, Истему попал в страну с гораздо более высокой цивилизацией. Эпос говорил о “злом дыме” и “реках, закованных в железо и камень”. Хозяином тут был всесильный щешуа. Люди словно не говорили, а лаяли, как собаки. Они пили жгучую воду, обжигающую язык и горло. Даже безобидные шу, которые никому не причиняли вреда, жили в стадах, покоренные плетью.
      Много выстрадал Истему в этой стране “с темным небом и солнцем, прячущимся в черных тучах”. Долгие годы жил он там, грустя о родных краях. Острым ножом перерезал горло доверчивым шу, сушил кожи, а мясо отправлял в города. И наконец решил, что искупил горем свою вину. Пора было возвращаться в родные места.
      Голос старика совсем ослабел. Он смежил глаза, и на минуту мне показалось, что Сао уснул. Но когда он снова открыл их, они были полны слез.
      - Завтра, - тихо сказал он. - Завтра продолжим…
      - Вижу, Великий Сао, что сердце твое полно скорби! - сказал я после долгого молчания.
      Старик вздохнул:
      - Чувствую конец своего пути!.. Мне очень больно за эту песнь… Вы, наверное, последние, кто слушает ее.., Она умрет со мной, навсегда…
      - Нет, Великий Сао… Твоя песня не умрет.
      - Ты думаешь запомнить ее? - спросил старик с какой-то затаенной надеждой. - Неужели ты сможешь, звездный друг?
      - Нет, я не смогу. Ее запомнит мой “говорящий ящик”…
      Старик смотрел на меня с сомнением. Я нажал кнопку воспроизведения. В тишине юрты при мерцающем свете фитилей громко и внушительно зазвучал голос Сао:
      Да будет тебе прощено, Истему, дитя белой тундры,
      Сын Тему и брат черных волков.
      Грех твой забыт, твои слезы навек пересохли,
      Только подвиг твой будет светить, как вершина Иа.
      Сколько годов пролетело, и мы, старики, не припомним,
      Поседевшие старцы с потемневшей от времени кожей.
      Когда замолк последний стих саги, Сао взволнованно сказал:
      - Тогда давай продолжим. Пусть ящик запомнит всю песнь.
      - Завтра, - ответил я. - Ты устал, Великий Сао. И голос твой ослаб. А завтра ящик запишет песнь громко и ясно.
      - А если я умру этой ночью? И все, что я знаю, умрет вместе со мной?
      Я невольно улыбнулся:
      - Ты не умрешь, Великий Сао. Ты прожил столько лет, что даже сбился со счета. А здоровье у тебя такое, что ты будешь жить еще столько же…
      Старик огорчился, но больше не настаивал.
      Вечером я, как обычно, связался с Хенком и сообщил ему очередные новости. Он внимательно выслушал меня, затем спросил:
      - А не вымысел это?
      - Так же говорили когда-то об “Илиаде”, - ответил я.
      - С некоторым основанием! - улыбнулся он. - Или ты веришь, что Парис в самом деле раздавал яблоки богиням?
      - При чем тут яблоки? Я уверен, что на Регине существовала высокая цивилизация!
      - Не сомневаюсь, - ответил Хенк.
      - Она была не из лучших, - вмешался Толя. - Этому Истему здорово досталось…
      Следующий сеанс связи с “Аяксом” казначеи был на завтра в полдень. Но когда утром я приготовил все, чтобы продолжать запись, Толя вбежал в юрту со словами:
      - Тебя вызывает Хенк!
      - Что-нибудь случилось?
      - Не знаю, - ответил Толя. - Мне он показался каким-то странным. Но, во всяком случае, не испуганным или огорченным… Не думаю, что это какая-нибудь неприятность…
      Хенк и вправду выглядел необычно.
      - Слушайте внимательно! - сказал он. - Рано утром мы получили с Регины три совершенно одинаковых сигнала. Интервал - двенадцать с половиной минут. Очевидно, вызов… Мы ответили точно так же. К месту, откуда посланы сигналы, полетит “Заря” с Кастелло и Сеймуром. А вам придется поехать туда на санях… Причем немедленно.
      - К чему такая спешка?
      - Ты лучше всех знаешь язык туземцев.
      Хенк показал на карте место, откуда посланы сигналы, километрах в восьмистах южнее нас, в глубине материка, неподалеку от гор.
      - Все время поддерживайте связь с “Зарей”, - сказал Хенк. - Будете выполнять указания Кастелло.
      Он дал еще кое-какие наставления и попрощался с нами.
      Мне было грустно покидать Великого Сао. Я знал, что огорчу его. Старик горячо желал, чтобы я услышал и записал всю песнь.
      - Найди Токо, - обратился я к Толе. - А я пока как-нибудь подготовлю старика.
      Старец, присев возле своего ложа, нетерпеливо ждал меня. Я остановился возле входа и, не глядя на него, сказал об отъезде.
      - Так я и знал, - печально кивнул старик. - Умрет песня…
      - Нет, не умрет. Я скоро вернусь…
      - Может быть. Но меня уже не застанешь…
      - Застану, Великий Сао, застану! А на всякий случай я оставлю тебе говорящий ящик и научу обращаться с ним. Это очень просто…
      Пока я учил его необходимым манипуляциям, пришли Толя и Токо.
      - А сейчас посмотрим, чему мы выучились, - сказал я.
      Старик включил магнитофон и продекламировал часть песни. Потом нажал кнопку воспроизведения. В юрте снова зазвучал ясный голос Сао.
      - Вот видишь?.. Уже сегодня ты можешь записать все до конца.
      - Куда вы уходите, сынок? Вас позвала движущаяся звезда?
      - Нет, Великий Сао, мы еще долго будем у вас… Но мои братья нашли народ, у которого есть говорящие ящики и шешуа.
      Старик задумался, затем сказал:
      - Это, наверное, “грустные”…
      Я насторожился - о “грустных” Сао упоминал еще при первой нашей встрече.
      - Я слышал о них от отца. Он говорил, “грустные” делают железо. Но я не видел никого из них. И даже не видел никого, кто бы, встречал их…
      Никаких легенд, никаких преданий о происхождении “грустных” Сао не знал. Что за народ это был? Почему он скрывался даже от миролюбивых племен?
      Сначала мы попрощались с Токо, потом со стариком. Токо я подарил бинокль. Туземец страшно обрадовался и тут же, приложив окуляры к глазам, стал осматривать равнину. Мы глубоко поклонились Великому Сао и забрались в сани. Когда я оглянулся, Токо и Великий Сао все еще стояли у юрты и смотрели в нашу сторону.
      Через полчаса мы связались с “Зарей”.
      - Как дела, ребята? - бодро спросил Кастелло.
      - Неплохо. А у тебя?
      - Хорошо. Если не считать, что я весь пропах рыбой…
      - Где вы находитесь?
      - Над океаном. С высоты он выглядит отвратительно.
      - Ты выучил их язык?
      - Болтаю как на родном… Я убил еще двух таких же зверюг. Теперь туземцы боготворят меня и считают своим ангелом-хранителем… Кажется, приближаемся к берегу. Здесь он крутой, поднимается на несколько сот метров над океаном. А дальше ужасная пустыня! Хаос льдов. Как здесь могут жить люди?.. Не завидую вам, ребята. Когда подойдете ближе, будьте настороже. Здесь кругом громадные трещины и пропасти…
      По прошествии получаса снова прозвучал голос командира “Зари”:
      - Мы встретились с людьми. Они нам сигнализировали ракетами.
      - Как они выглядят? - спросил я.
      - Желтые глаза, длинные волосы, бронзовая кожа. Цивилизованный народ. Самый старший из них даже носит очки. Как мне кажется, в золотой оправе…
      - Золотая оправа в ледяной пустыне, - пробормотал Толя.
      - Дальше двигайтесь по пеленгу, - заключил Кастелло. - Вызову вас при первой возможности.
      Теперь вспомнить страшно последние сто километров пути. Начался подъем, и чем дальше, тем круче. Картина делалась все более дикой - глыбы льда, трещины, широкие расселины…
 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 
      Их продолговатые глаза действительно были желтыми, а кожа золотистой. Темные пряди ложились на плечи. Позже мы узнали, что “грустные” рождаются с нежно-голубыми волосами, которые в зрелости совершенно чернеют. Сколько я ни всматривался в лица этих людей, я не обнаружил в их чертах никаких признаков суровости или жестокости: благородные лица, оставлявшие впечатление глубокой задумчивости и печали.
      Услышав их язык, я вспомнил слова песни - “грустные” говорили громко, отрывисто, и, скажем, при ссоре их речь в самом деле могла быть похожа на лай. Однако трудно было представить себе, что эти сдержанные, немногословные и спокойные люди могут ругаться. Они тоже оказались меньше ростом, чем мы, но гораздо изящнее, чем туземцы, жившие во льду. Их переводчик - его звали Фини - выглядел крупнее остальных и с более темным цветом лица.
      Мы приблизились к широкой железной двери с бронзовыми инкрустациями. Посредине ее красовалось нечто вроде герба в виде головы антилопы. Фини принялся орудовать сложной системой рычагов. Дверь открылась, мы вошли в широкий коридор, облицованный подобием мрамора. В глубине видны были три другие железные двери, отделанные с еще большим изяществом, чем наружная. Фини направился к правой из них и отворил ее. За ней оказалась просторная оранжевая кабина. Я понял, что это лифт и нам предстоит опуститься под землю.
      Фини нажал кнопку в стене. Трудно было оценить скорость спуска - кабина двигалась с шумом и подергиванием. Кастелло улыбнулся ц подмигнул мне. Я не разделял иронии итальянца - каким бы примитивным ни был лифт, то была диковинка на обледеневшей планете, которую мы поначалу считали пустыней!
      - Когда прибыл “Стрелок”? - спросил я о нашей ракете, самой маленькой и необычайно маневренной.
      - Вчера, - ответил Кастелло. - Теперь, считая вас, здесь шесть землян…
      - Как там внизу? - поинтересовался Толя.
      - Увидишь. Скажу только, что их женщины очень недурны.
      Он произнес это совершенно серьезным тоном, только глаза его улыбались.
      - С чего ты напустил на себя такую важность? - спросил я.
      - Советую вам держаться так же. Здесь совсем не принято веселиться.
      Лифт опускался чуть ли не вечность. Наконец он резко остановился. Фини открыл дверь и пропустил нас вперед. Мы оказались в большом зале с матовыми плафонами, облицованном тем же нежно-розовым камнем. Возле стен стояло с десяток механизмов, похожих на электрокары. Они показались мне довольно обшарпанными. Фини пригласил нас в одну из машин. Сиденья, хотя и обтянутые кожей, были неудобными и жесткими. Из зала вели в разные стороны три сводчатых туннеля. Мы поехали по среднему. Он тоже был весь в мраморе. Насколько хватал глаз, виднелся лишь бесконечный ряд ламп. Электрокар ехал медленно, бренча всеми своими сочленениями.
      Следующий зал был копией первого. Оставив электрокар у стены, мы продолжили путь пешком. Фини вел нас по лабиринту коридоров, облицованных коричневой тканью, со множеством дверей. На дверях красовались диковинные знаки. Идти пришлось долго, но мы не встретили ни души. Подземный мир казался мертвым и безлюдным.
      Фини остановился перед внушительной деревянной дверью, помеченной тремя золотистыми крестами, видимо обозначавшими иерархию владельца кабинета.
      - Шеф! - тихо сказал Кастелло. - Ручаюсь, что шеф.
      Мы вошли в просторную комнату, с панелями из коричневого дерева. Напротив двери стоял массивный громоздкий стол - совсем как древние земные. За ним восседал прямой худощавый мужчина с одухотворенным лицом. Улыбнувшись, он едва заметно кивнул нам и что-то сказал на своем отрывистом языке.
      - Наш хибас приветствует вас и говорит “добро пожаловать!”, - перевел Фини. - Он желает вам приятного пребывания у нас.
      - Мое имя Куней, - представился хозяин. - А это моя дочь Ли.
      Конечно, я сразу же заметил девушку. На мой земной вкус она была поразительно изящна: пепельно-синие волосы, большие желтые на диво выразительные глаза.
      - Добро пожаловать! - сказала она на языке Токо. - Пусть день ваш будет приятным и долгим…
      Я представил друзей, и мы уселись на деревянные стулья, расставленные вдоль стены.
      - Ваш путь был очень тяжелым, - сказал Куней. - Даже мы редко решаемся проделать его…
      - Да, мы это знаем, - кивнул я. - Едой вас снабжают туземцы. Вы с ними торгуете… А вы знаете, что они называют вас “грустными”?
      - Вы находите, что туземцы веселые? - удивился он.
      - Нет. Это не в их характере. Но они вполне довольны своим существованием.
      - Это естественно, - ответил Куней. - Они живут своей настоящей жизнью. До оледенения они населяли арктические области.
      - А вы довольны своей жизнью? - спросила Ли. - Там, на вашей планете?
      - Довольны, - твердо сказал Толя.
      - Вы знали, что наша планета находится в великой беде? - спросил Куней.
      - Нет. Мы поняли это только здесь.
      - Тогда с какой целью вы предприняли это путешествие?
      Я сознавал, что мой ответ чрезвычайно важен для них.
      - Человек не может жить одиноко на собственной планете, - сказал я. - И мы всегда мечтали встретить других людей в звездном небе. Встретить братьев…
      Глаза Кунея заблестели.
      - Ваш ответ мне весьма нравится!
      - А вы предполагали, что люди есть и на других планетах?
      - Этим вопросом занимались наиболее просвещенные, - отвечал Куней. - Мы считали, что бесконечно далеко то время, когда люди с разных планет смогут говорить между собой… Но никто не представлял, что они смогут летать к звездам…
      - И все-таки мы здесь… Чем мы могли бы вам помочь?
      - Знаниями! - просто сказал он. Сейчас цель нашей науки - спасти планету от несчастья. Спастись от оледенения…
      - Это не так легко.
      - Мы знаем… И все же однажды это удастся нам.
      Его голос звучал твердо и уверенно. Куней внимательно посмотрел на нас и закончил:
      - Вы устали. Пойдите отдохните. Мы еще не раз поговорим…
      Нам отвели отдельные комнаты. Моя напоминала кабинет Кунея, только панели казались гораздо новей. Просторная ванная, облицованная фаянсовыми плитками, когда-то синими, а теперь изрядно выцветшими, превзошла все ожидания. Большая широкая ванна была утоплена в пол. Два бронзовых крана, как полагается, подавали горячую и холодную воду. Тут же висело грубое полотенце, а полочка в изголовье была заставлена какими-то сосудами - очевидно, снадобьями для мытья.
      Напустив воды погорячее, я забрался в ванну и блаженно вытянулся, в первый раз за много дней почувствовав настоящее тепло на этой планете.
      В условленное время Кастелло позвал нас с Толей на ужин. Столовая была недалеко. Она напоминала знакомые мне по фильмам пышные рестораны начала двадцатого века - мрамор, дерево, бронза, хрустальные люстры. Правда, все это великолепие изрядно обветшало. За столами сидело человек десять подземных жителей. Они едва взглянули в нашу сторону.
      За одним из боковых столов устроился Сеймур. Увидев нас, он обрадовался, расплылся в улыбке.
      - Как ты их находишь? - кивнул я головой в сторону наших соседей.
      - Ты и сам видишь: спокойные, уравновешенные, внутренне собранные.
      - По правде говоря, они не кажутся мне чересчур гостеприимными, - сказал Толя.
      - Не спеши с оценками, - предупредил Сеймур. - Да, они очень сдержанны, но это, как я думаю, следствие воспитания, а не признак черствости… Но что правда, То правда: они гораздо холоднее нас. И большие рационалисты.
      К столу неслышно подошла девушка, чем-то похожая на Ли. К моему удивлению, Сеймур произнес на их языке несколько слов. Она кивнула и так же бесшумно ушла.
      - Что ты ей сказал? - спросил я.
      - Заказал ужин. Грибной суп.
      - Брось шутить, - сказал Толя.
      - Какие шутки? У них есть овощи и даже фрукты. А на второе - мозги, обжаренные в сливочном масле. С отличным соусом.
      - А утром? Чай? И яйцо всмятку?
      - Именно яйцо! - подтвердил Кастелло. - Правда, я подозреваю, что эти яйца несут рыбы - очень воняет рыбьим жиром.
      После ужина мы вернулись в свои комнаты. Я прилег на постель и включил запись Великого Сао:
      Сын белой тундры, с глазами, полными неба,
      Летящих птиц, цветов и седых облаков!
      Как грустен твой день, как сурово солнце,
      Глядящее в разрывы черных густых дымов…
      “Что это был за мир, - думал я. - И как он погиб?”
      Поведаю теперь о том, что я узнал спустя много месяцев.
      Подземные люди называют свою планету Тисом. В точном переводе это значит “твердыня”. На планете
      развилась немного странная, но так похожая на земную цивилизация…
      На Тисе только один материк с врезанными в него огромными морями, большая часть которых не сообщалась между собой. Это обстоятельство и предопределило единство цивилизации. Правда, в древнейшие времена существовали народы и племена, воевавшие друг с другом. Но этот период длился недолго. Центральная часть материка была населена хуарами - могучим, многочисленным народом, который стоял на более высокой ступени развития, чем все остальные. В течение одного века хуары покорили все племена материка, причем проделано это было с жестокостью, которая проглядывает даже в их исторических документах. Некоторые дикие племена, которые они называют “уродливыми”, были полностью истреблены. Вначале, разумеется, были попытки восстаний, но их беспощадно подавили.
      Интересно, что на Тисе не возникло никакой религии. В известном смысле обожествлялся только верховный властитель - император. Он никогда не являлся народу, его лик был незнаком простым смертным. Императоры жили в исключительной роскоши, в прекраснейших уголках планеты высились их великолепные дворцы. Общественный строй Тиса был сродни феодализму, с той лишь разницей, что аристократией считались все хуары - на них работал покоренный мир.
      Затем настала буржуазная эра. Власть императора слабела по мере усиления капиталистов. А так как они происходили исключительно из хуаров, им вскоре удалось приобрести огромную политическую власть. Революция была верхушечной - она свершилась в один день. Император, его свита, высшие сановники были истреблены. Бразды правления полностью перешли в руки промышленной олигархии. За несколько столетий оформилось две дюжины исключительно мощных трестов, владевших всем материком. Их существование регулировал известный порядок, не имеющий аналогии в земной истории. Высший совет монополий стремился сгладить всякие противоречия и даже ввести определенную плановость. И все же конкуренция изредка приводила к внутренним потрясениям и борьбе. Этим исчерпывалась общественная и политическая жизнь материка. Понятия демократии вообще не существовало в языке хуаров.
      Цивилизация Тиса развилась довольно односторонне, Из наук в самом большом почете была математика. Высокого развития достигли химия и некоторые отрасли физики и механики. Меньше успехов было у медицины, а биология находилась в эмбриональном состоянии. Интерес к астрономии был совсем слабым. Хуаров не занимало небо, гораздо больше их привлекала земля с ее огромными богатствами - углем, нефтью, природным газом, рудами. Философия не существовала как наука. А имевшиеся слабые проявления ее отличались чрезвычайно откровенным и примитивным прагматизмом.
      Место философии занимала логика, бывшая в особом почете. Она охватывала даже часть проблем математики, геометрии и физики. Так, например, теорема Пифагора или закон сообщающихся сосудов причислялись к “ведомству” логики. Хуары отличались исключительным реализмом и практицизмом. Их эмоциональная жизнь, даже если судить по сегодняшнему дню, была намного беднее земной. Само понятие “воображение” имело ценность главным образом в связи с какой-либо наукой, скажем, с геометрией. Понятия “любовь”, “страсть” отсутствовали в их языке. Этика сводилась к кодексу норм поведения. Не было даже общегосударственного законодательства, каждая малая империя - монополия - вершила суд и расправу по своим собственным неписаным законам.
      Легко представить себе положение искусства при этих условиях. Наиболее развитыми были архитектура и монументальная живопись. Относительной популярностью пользовалась музыка. Поэзия находила слушателя лишь в песнях. Всякий художественный вымысел был бы понят как низкопробная ложь. Любой нормальный хуар только посмеялся бы над попыткой сочинить что-нибудь вроде романа. Лирика и эпос в устном виде существовали у бесправных племен. Танец считался проявлением дикости? Словом, духовная жизнь хуаров не Отличалась ни особой интенсивностью, ни глубиной
      Как я уже сказал, интерес к астрономии был весьма слабым. Тому причиной постоянная облачность, а также почти полная неразвитость мореплавания. История Тиса знает тем не менее своих великих астрономов. Среди них было несколько знаменитых аристократов и даже один император. В буржуазную эпоху астрономией увлекались некоторые видные представители олигархии. Один из них, Герси, владелец угольных шахт, железных рудников и алмазных копей, имел великолепную обсерваторию, построенную на одной из самых высоких вершин Тиса. Главой обсерватории был его личный друг и служащий Сири - крупнейший астроном и выдающийся физик. Он первым вычислил скорость света, еще не. имея точного представления о его природе, и первым сформулировал закон гравитации. Рукописи этого замечательного человека поныне хранятся в книгохранилищах подземного мира.
      Между тем в обществе олигархии зарождалось новое сословие, враждебное по своей сути существующему строю, - техническая интеллигенция. Она была многочисленной, но политически совершенно бесправной. Этот слой людей также состоял исключительно из хуаров. Труд интеллигенции хорошо оплачивался, она обладала завидной самостоятельностью в своей научной деятельности. Именно в этой среде пробились первые ростки гуманизма - понятия о правах личности, свободе, социальной справедливости. Судя по некоторым, очень скудным данным, существовали зачатки какой-то нелегальной организации. В целом же проявления классовой борьбы были очень слабыми - вооруженная до зубов армия составленная из одних хуаров, жестоко расправлялась с любой попыткой активного сопротивления.