Мы разговорились. Выяснилось, что ее зовут Джоанна Колду— элл и что она летит в Париж. Джоанна была художницей — точ— нее, надеялась ею стать, а как известно, подлинное вдохнове— ние и настоящее, мастерство можно отыскать лишь в Париже. Ей предстояло пройти годовой курс обучения, и, несмотря на улыбчивый ротик и смеющиеся глаза, чувствовалось, что она настроена очень серьезно. Я также узнал, что ради этой поез— дки ей пришлось много работать, что она в течение трех лет откладывала деньги, иллюстрируя женский модный журнал, хотя на вид ей можно было дать едва ли больше двадцати одного го— да. Занятия живописью занимали в ее жизни важнейшее место, и я ее прекрасно понимал. Со мной однажды случилось нечто по— добное, когда я не на шутку увлекся теннисом.

Так что, сами понимаете, мы сразу почувствовали друг к другу симпатию. Я видел, что нравлюсь ей, в то же. время имя Диксон Уэллс явно не вызывало у Джоанны никаких ассоциаций с фирмой «Н. Дж. Уэллс Корпорейшн». Что касается меня, то ска— жу честно: после первого же взгляда ее голубых, искрящихся глаз для меня ничего вокруг больше уже не существовало. Я смотрел на нее не отрываясь, и часы пролетели, словно мину— ты.

Ну, вы знаете, как бывает в таких случаях. Я вдруг поймал себя на том, что зову ее просто Джоанна, а она меня Дик, и нам казалось, будто наше знакомство длится целую вечность. Я даже решил на обратном пути из Москвы специально сделать ос— тановку в Париже и встретиться с ней, и тут же заручился ее согласием. Говорю вам, эта девушка ничем не походила на рас— четливую Уимзи Уайт и еще меньше на жеманных, легкомысленных девиц нашего круга, у которых голова до отказа забита тряп— ками да танцульками. Она была просто Джоанной — с чувством юмора, сдержанной, не по годам разумной и потому обаятельной и прекрасной, как античная богиня.

По салону прошел стюард, принимая заказы на второй завт— рак.

Мы не верили своим ушам: казалось, прошло не больше соро— ка минут, а на самом деле мы проболтали целых четыре часа! Мы с удовлетворением ощутили приятное чувство душевного родства, выяснив, что оба обожаем салат с омарами и ненави— дим устриц. Это обстоятельство связало нас еще крепче, и тогда я авторитетным тоном заявил, что это не иначе как знак судьбы, на что с ее стороны не последовало никаких возраже— ний.

Затем мы прошли по узкому проходу в обзорный салон в но— совой части корабля. В него уже набилось порядком народу, но нам это было даже на руку — стиснутые с обеих сторон, мы долго сидели, тесно прижавшись друг к другу и стараясь не обращать внимания на спертый воздух.

Катастрофа произошла сразу же, как только мы вернулись на свои места. Ничто не предвещало близкой опасности, разве что резкий крен вправо — следствие отчаянной попытки пилота в последний момент избежать столкновения. Раздался жуткий скрежет, и меня охватило страшное ощущение падения. В ту же секунду тишину салона разорвал одновременный вопль сотен лю— дей.

Это была настоящая битва. Пятьсот человек внутри обречен— ного лайнера швыряло из стороны в сторону. Нелепо размахивая руками, они натыкались на кресла, топтали друг друга ногами и сами валились на пол. Огромный ракетоплан с обрубком вмес— то левого крыла, вращаясь, стремительно несся к поверхности океана.

Стюарды пытались успокоить людей. Из громкоговорителя послышался нарочито спокойный голос пилота.

— Сохраняйте спокойствие, сохраняйте спокойствие, — пов— торил он несколько раз. — Произошло столкновение с надводным судном. Положение контролируется, положение контролирует— ся…

Я выбрался из разбитого кресла. Джоанны рядом не было. Наконец я увидел ее, лежащую без сознания между креслами, и в этот момент лайнер вошел в воду.

От сильного удара все вокруг смешалось. Громкоговоритель закричал:

— Всем надеть спасательные жилеты! Спасательные жилеты под креслами!

Я выхватил оранжевый жилет и быстро застегнул его на Джо— анне. Другой надел на себя. Хвостовая часть ракеты стала медленно погружаться, и толпа устремилась к носу. Освещение погасло. За спиной послышался плеск воды. Вдоль прохода то— ропливо шел молодой стюард. Поравнявшись с нами, он задер— жался, чтобы застегнуть пояс на потерявшей сознание женщине, и, бросив в мою сторону: «Все в порядке?», не дожидаясь от— вета, побежал дальше.

Кто-то из пилотов переключил радиосеть на автономное пи— тание. Из громкоговорителя донесся вдруг обрывок фразы: »…и плывите как можно дальше». Затем опять:

— Прыгайте из носового люка и плывите как можно дальше. Судно рядом. Оно подберет вас. Прыгайте из… — динамик сно— ва заглох.

Я освободил Джоанну из-под обломков и, стараясь не причи— нять ей боли, потащил к носовому люку. Ее лицо покрывала бледность, глаза были закрыты. Крен все усиливался, пока пол наконец не стал походить на лыжный трамплин. Мимо снова промчался стюард.

— Сами управитесь? — крикнул он на ходу.

Я приближался к люку. Толпа вокруг него как будто стала меньше, или просто люди сбились плотнее? Внезапно раздался громкий треск, и по салону прокатился вопль отчаяния и ужа— са. Стенки обзорного салона не выдержали, и с рычанием дико— го зверя вода ринулась внутрь корабля. Я оглянулся и еще ус— пел разглядеть стремительно приближающийся зеленый вал… Я снова опоздал.

Экран погас. Потрясенный увиденным, я оторвал глаза от есливизора и встретился взглядом с ван Мандерпутцем.

— Ну как? — осведомился он.

Я содрогнулся.

— Ужасно, — произнес я сдавленным голосом. — Похоже… похоже, нам так и не удалось оттуда выбраться.

— Нам? Я не ослышался? — Его глаза странно блеснули.

Я не стал ему ничего рассказывать, лишь поблагодарил, по— желал спокойной ночи и, погруженный в невеселые мысли, мед— ленно побрел домой.

Даже отец заметил, что со мной творится что-то неладное. На следующий день я опоздал всего на пять минут, и мой ста— рик, всерьез обеспокоенный, вызвал меня к себе в кабинет и долго допытывался насчет моего здоровья. Разумеется, я ниче— го ему не сказал. Да и как объяснить, что из-за своих беско— нечных опозданий я умудрился влюбиться в девушку через две недели после ее смерти?

Эта мысль чуть было не свела меня с ума. Джоанна — девуш— ка с голубыми, искрящимися глазами, лежит сейчас где-то на дне Атлантического океана! Я ходил, словно в тумане, не об— ращая внимания на шуточки окружающих, почти ни с кем не за— говаривая. Однажды вечером у меня даже не хватило сил, чтобы добраться до дома. Я вошел в опустевший кабинет отца и, удобно расположившись в его старинном кресле, долго курил, пока наконец не заснул. На следующее утро, войдя в кабинет и увидев меня в своем кресле, мой старик смертельно побледнел и, схватившись за сердце, смог лишь произнести: «О Господи!» Мне стоило немалого труда убедить его в том, что я пришел в контору не к началу рабочего дня, а просто опоздал уйти до— мой накануне вечером.

Наконец я понял, что дальше так продолжаться не может. Надо было что то делать. Но крайней мере, я могу, нет — обя— зан!' — узнать, что произошло бы в том случае, если бы нам удалось избежать катастрофы. Во «что бы то ни стало я должен проследить за развитием нашего фатального романа, сокрытого в дебрях миров под знаком „если“. Быть может, я смогу хоть как-то утешиться, наблюдая то, чего не было, но что могло бы быть. И… я снова увижу Джоанну!

Было уже далеко за полночь, когда, приняв окончательное решение, я помчался к ван Мандерпутцу. В лаборатории никого не было. Я обежал все здания и наконец столкнулся с ним в вестибюле физического корпуса.

— Дик! — воскликнул он. — Ты, случаем, не заболел?

— Заболел? Нет, физически я здоров как бык. Профессор, мне до зарезу нужен ваш есливизор, поверьте — очень нужен!

— Что? Ах, та игрушка. Ты опоздал, Дик. Я его недавно ра— зобрал. Я придумал, как можно с большей эффективностью ис— пользовать помещение лаборатории.

Пол дрогнул и покачнулся. В сердцах я чуть было не послал ван Мандерпутца ко всем чертям вместе с его автобиографией. Но подняв голову, прочел в глазах профессора неподдельное сострадание. Он взял меня за руку и провел в небольшой каби— нет, примыкавший к лаборатории

— А сейчас расскажи мне все с самого начала.

Я так и сделал. Думаю, я сумел достаточно точно передать ему весь трагизм моего положения. Под конец рассказа он нах— мурил тяжелые брови и сочувственно произнес:

— Даже ван Мандерпутц не в силах воскрешать мертвых. Мне очень жаль, Дик. но самое лучшее для тебя — постараться все забыть, и чем скорее, тем лучше. Даже будь у меня есливизор, я не разрешил бы тебе им воспользоваться. Это все равно что поворачивать нож в ране. — Некоторое время он не произнес ни слова, — Постарайся себя чем-нибудь отвлечь. Бери пример с ван Мандерпутца. В подобных ситуациях он находит забвение в работе.

— Вы правы, — хмуро ответил я. — Только кому интересна моя автобиография? Такое занятие больше подходит вам.

— Автобиография? Ах да, припоминаю. Нет, я передумал. Ис— тория сама со временем опишет и жизнь ван Мандерпутца, и его дела. В настоящее время меня занимает гораздо более гранди— озный проект.

— В самом деле? — Мне было глубоко и в высшей степени наплевать.

— Да. Недавно сюда заходил Гогли, великий скульптор. Мы говорили насчет моего бюста. Это будет прижизненный бюст ве— ликого ученого! Может быть, я подарю его родному городу или университету. Пожалуй, я передал бы его Королевскому Общест— ву, если бы они оказались хоть на самую малость менее кон— сервативными, чем сейчас, если бы они… если бы они… ес— ли! — последние слова он уже выкрикивал.

— Если!!! — бушевал ван Мандерпутц. — То, что ты наблюдал по есливизору, произошло бы в том случае, если бы ты успел на лайнер!

— Конечно.

— Но на самом-то деле все произошло совершенно иначе! Не— ужели не понятно? Она… она… Где старые газеты?

Своми большими руками он принялся шумно перебирать газет— ную стопу.

— Нашел! — крикнул он, выхватывая один листок. — Вот спи— сок спасенных!

В глаза мне бросилось имя Джоанны Колдуэлл, огненными буквами вписанное среди десятков других имен. Газета помес— тила даже небольшой отчет о происшедшем событии. И едва мой разум вернулся в исходное состояние, я сразу прочел его:

«Но меньшей мере двадцать человек обязаны своим спасением мужеству и находчивости двадцативосьмилетнего стюарда Орриса Хоупа. Во время охватившей пассажиров паники Оррис Хоуп ока— зывал помощь всем нуждающимся: он надевал спасательные жиле— ты и относил к выходу потерявших сознание. Он последним по— кинул борт тонущего лайнера через пролом в стенке обзорного салона и, почти теряя сознание, выплыл на поверхность океа— на. Среди обязанных жизнью молодому стюарду Патрик Оуэнсби из Нью-Йорка, миссис Кемпбел Уоррен из Бостона, мисс Джоанна Колдуэлл из Нью-Йорка…»

Думаю, мой дикий вопль был слышен даже в административном корпусе за несколько кварталов отсюда. Не будь лицо ван Ман— дерпутца оснащено внушительных размеров бакенбардами, я рас— целовал бы его в обе щеки. Похоже, я так и сделал — сейчас уже нет никакой возможности дать достоверный отчет о моих действиях за те несколько сумасшедших минут, что я провел в крошечном кабинетике профессора.

Наконец, немного придя в себя, я заявил:

— Я найду ее! Наверняка она вместе со всеми попала на борт того самого британского сухогруза, который пришел в порт на прошлой неделе, и, значит, должна быть сейчас где-нибудь здесь, в Нью-Йорке. Если же она успела улететь в Париж, я найду ее и в Париже!

Остается рассказать совсем немного. К сожалению, у этой истории вышел довольно грустный конец. Она не улетела в Па— риж. Только, как бы это объяснить, Диксон Уэллс познакомился с Джоанной Колдуэлл с помощью профессорского есливизора, в то время как сама Джоаниа Колдуэлл так никогда и не повстре— чала Диксона Уэллса. И кто знает, что могло бы случиться, если бы… если. Но ничего не случилось, за исключением од— ного: она вышла замуж за Орриса Хоупа — молодого стюарда, спасшего ей жизнь… Я, как всегда, опоздал.