СТЕНЛИ ВЕЙНБАУМ
      ПЛАНЕТА-ПАРАЗИТ
      Перевод с англ. Н. Гузнинова
      Хэму Хэммонду повезло, что когда началось извержение грязи, стояла середина зимы. Зима на Венере ничем не напоминает земную; только жители самых теплых районов Амазонии или Конго могли бы представить себе зиму на Венере; самые худшие летние дни, зной, назойливые обитатели джунглей.
      На Венере, как известно, времена года чередуются на противоположных полушариях, как и на Земле, однако с одной существенной разницей. Когда Северная Америка и Европа обливаются потом, в Австралии и Аргентине царит зима. На Венере же времена года связаны не с отклонением от плоскости эклиптики, а с либрацией *. Венера не вращается и все время обращена к Солнцу одной стороной, точно так же, как Луна к Земле. На одной ее стороне продолжается вечный день, на другой ночь, и лишь в зоне суме
      * Периодические маятниковые колебания относительно ее центра масс.
      рек, опоясывающей планету пятисотмильной полосой, существуют условия, допускающие проживание людей.
      В направлении стороны, освещенной солнцем, сумеречный пояс сменяется жаром пустыни, где живут лишь несколько форм венерианской жизни, а на краю ночи зона, пригодная для жизни, кончается вдруг огромным ледяным барьером, возникшим в результате конденсации верховых ветров, непрерывно поступающих из жаркого полушария в холодное, чтобы здесь остыть, опуститься вниз и двинуться обратно.
      Теплый воздух, остывая, приносит с собой дождь, который на краю вечной ночи замерзает, образуя огромные ледяные крепости. Что находится дальше, какие фантастические формы жизни можно встретить в беззвездной темноте замерзшего полушария или же оно мертво, как лишенная атмосферы Луна, до сих пор остается тайной.
      Медленная либрация, тяжелое переваливание планеты с боку на бок вызывает появление чего-то вроде времен года. В районах сумеречного пояса сначала на одном полушарии, потом на другом закрытое облаками солнце в течение пятнадцати дней постепенно поднимается высоко и лишь вблизи ледяного барьера почти касается горизонта, поскольку либрация составляет всего семь градусов, но и этого хватает для создания заметных пятнадцатидневных времен года.
      И каких времен года! Зимой температура опускается до влажных, но терпимых тридцати пяти градусов, а две недели спустя вблизи выжженных зноем Тропиков шестьдесят градусов знаменуют холодный день. Зимой и летом кратковременные дожди мрачно льют с неба и поглощаются губчатой почвой, чтобы вновь подняться вверх в виде липких ядовитых испарений.
      Именно огромное количество влаги явилось самой большой неожиданностью для первых людей, прибывших на Венеру. Разумеется, облака были видны, но спектроскоп не показывал наличия воды, и ничего удивительного, ведь он анализировал свет, отраженный от верхней поверхности облаков, находящейся в пятидесяти милях от поверхности планеты.
      Обилие воды приводит к удивительным последствиям. На Венере нет морей или океанов, разве что предположить существование безмерных, молчаливых и вечнозамерзших океанов на ночной стороне. На горячем полушарии испарение происходит слишком быстро, поэтому реки, стекающие с ледяных гор, просто уменьшаются и в конце концов уходят в песок.
      Дальнейшее определяется непостоянным характером почвы в сумеречном поясе. Под землей текут огромные подземные реки, одни кипящие, другие холодные как лед, из которого возникли, Именно они вызывают извержения грязи, делающие заселение человеком Тропиков таким рискованным: прочная и внешне безопасная поверхность может внезапно превратиться в море кипящей грязи, в которое погружаются здания, порой вместе с жителями.
      Предсказать катастрофу невозможно, и здания стоят в безопасности только на редко встречающихся выходах коренных пород. Именно поэтому все поселения людей жмутся к подножиям гор.
      Хэм Хэммонд был фактором, одним из тех авантюристов, которые всегда появляются на границе и окраинах населенных районов. Большинство из них относится к двум классам: это безрассудные смельчаки, гоняющиеся за риском, либо изгнанники, преступники и люди, ищущие одиночества или забвения.
      Хэм Хэммонд не принадлежал ни к одной из этих категорий. Он не гонялся за абстракциями, его влекло очарование богатства. Торгуя с туземцами, он добывал стручки семян венерианского растения ксикстхил, из которых земные химики экстрагировали тригидроксил-тертиарилин, или тройной Т-Д-А, необходимый для курса омоложения.
      Хэм был молод и временами удивлялся, почему старые богатые мужчины и женщины склонны платить колоссальные суммы за несколько дополнительных лет, тем более что процедура эта не продлевала жизнь, а вызывала что-то вроде временной, искусственной молодости. Седые волосы темнели, морщины разглаживались, лысины покрывались пушком - но через несколько лет искусственно омоложенный человек все равно умирал. Однако, пока грамм тройного Т-Д-А равнялся по цене грамму радия, Хэм был склонен идти на любой риск, чтобы его добыть.
      Честно говоря, он никогда не верил в возможность извержения грязи. Разумеется, это было постоянной потенциальной угрозой, и все-таки, когда, глядя сквозь окно своего жилища на парящую венерианскую равнину, он вдруг увидел появляющиеся вокруг кипящие лужи, то был просто потрясен.
      На мгновение он оцепенел, но тут же принялся лихорадочно действовать. Натянул на себя защитный скафандр из резиноподобной прозрачной трансдермы, закрепил на ногах большие миски болотных лыж, закинул на спину рюкзак с драгоценными стручками семян ксикстхила, собрал немного продуктов и выскочил на открытое место.
      Земля была еще наполовину твердой, но на его глазах темная почва вокруг металлических стен жилища начала кипеть. Куб контейнера накренился, постепенно исчезая из виду, пока наконец грязь с бульканьем не сомкнулась над ним.
      Хэм очнулся. Он знал, что нельзя неподвижно стоять посреди грязеизвержения, даже если на ногах у тебя похожие на миски болотные лыжи. Если липкая жижа переливалась через верхний край лыж, положение становилось безвыходным. Не в силах передвигать ноги, человек сначала медленно, а потом все быстрее погружался следом за своим жилищем.
      Он начал движение по кипящему болоту тем особенным скользящим шагом, который постиг за годы практики: не отрывая болотных лыж от поверхности, он осторожно скользил, следя, чтобы ни капли грязи не перелилось через загнутые вверх края.
      Это был утомительный, но единственно возможный способ. Хэм двигался на запад, где находилась линия тени, - если уж искать безопасное место, почему им не может быть зона живительного холода? Трясина оказалась обширной, и Хэм прошел не меньше мили, прежде чем добрался до небольшой возвышенности, и лыжи заскребли по плотному грунту. Весь покрытый потом, он чувствовал себя в скафандре из трансдермы как в бане, но человек привыкает даже к Венере. Он отдал бы половину драгоценных стручков ксикстхила за возможность открыть маску скафандра и вдохнуть хотя бы этот насыщенный паром, влажный венерианский воздух, но - если хотел остаться в живых - это было невозможно. Один вдох непрофильтрованного воздуха в районах возле горячего края сумеречного пояса означал быструю и весьма болезненную смерть. Воздух содержал споры агрессивной венерианской плесени, которая покрыла бы пушистым мхом ноздри, губы, легкие, а затем уши и глаза.
      Любой контакт с венерианской биосферой был опасен. Однажды Хэм наткнулся на труп торговца, тело которого разъела плесень. Этот человек случайно сделал дыру в скафандре этого хватило.
      Именно потому еда и питье на открытом пространстве становились проблемой. Требовалось дождаться, пока дождь осадит на землю споры плесени - и быстро использовать следующие полчаса. Но даже при этом вода должна была быть свежевскипяченной, а продукты - только что вынуты из банок; в противном случае, как уже бывало не раз, пища неожиданно превращалась в пушистую массу плесени, которая росла со скоростью передвижения минутной стрелки на часах. Что за мерзкое зрелище! Да, Венера - отвратительная планета!
      Эту последнюю мысль у Хэма вызвало зрелище болота, поглотившего его жилище. Растительность исчезла вместе с ним, но уже выныривала жадная и прожорливая жизнь: вьющаяся болотная трава и клубневидные грибы, называемые "шагающими шарами". Повсюду в грязи кишели миллионы небольших скользких созданий, пожирающих друг друга, раздирающих на части, причем каждый кусок через некоторое время превращался во взрослое существо.
      Тысячи различных видов, совершенно идентичных в одном смысле: каждый на сто процентов был обжорой. В сущности, некоторые из них были всего лишь клочками кожи, рассеченными дюжиной голодных пастей и ползающими на сотнях паучьих ножек.
      Жизнь на Венере характеризует более-менее паразитический характер. Даже растения, получающие питание прямо из почвы и воздуха, могут поглощать и переваривать, а во многих случаях и хватать животную пищу. Конкуренция на этой узкой полосе суши между огнем и льдом настолько остра, что не видевший ее просто не в силах вообразить. Животные непрерывно воюют между собой, а также с растениями, которые отвечают им тем же, часто превосходя первых в создании чудовищных хищников, которых трудно даже назвать растениями. Ужасный мир!
      За несколько минут, на которые Хэм задержался на месте, побеги вьющихся растений успели опутать его ноги, так что пришлось разрезать их ножом, и черный, отвратительный сок, потекший по непроницаемой трансдерме, тут же начал покрываться пухом, по мере того как пускала ростки плесень, Хэм вздрогнул.
      - Что за адское место! - рявкнул он, наклоняясь, чтобы снять болотные лыжи, которые затем предусмотрительно закинул на спину.
      С трудом брел он сквозь вьющуюся растительность, автоматически уклоняясь от дерева под названием Джек-Хвататель. Дерево вытягивало в направлении его рук и ног ростки, похожие на щупальца. Время от времени Хэм проходил мимо экземпляра Джека-Хватателя, с которого свисало пойманное создание, обычно совершенно неузнаваемое, поскольку плесень покрывала его мохнатым саваном, в то время как дерево спокойно поглощало и то и другое.
      - Ужасное место, - бормотал Хэм, отталкивал ногой дрожащий клуб червей, названия которых не знал.
      Он задумался: его жилище располагалось у самого горячего края сумеречного пояса, и значит, от терминатора его отделяло более двухсот пятидесяти миль, хотя расстояние это колебалось в зависимости от либрации. Никто не может приблизиться к собственно линии, поскольку там свирепствуют совершенно невообразимые бури. Горячие верховые ветры сталкиваются с ледяными ураганами, приходящими с темной стороны, вызывая родовые схватки ледового барьера.
      Хэму требовалось пройти сто пятьдесят миль на запад, чтобы оказаться в районе с климатом, слишком умеренным для развития плесени. Там он сможет передвигаться с относительным комфортом. Считая от этого места, не далее чем в пятидесяти милях к северу находится американский поселок Эротия.
      Дорогу Хэму преграждал хребет Гор Вечности. Правда, это были не могучие двадцатимильные гиганты, вершины которых порой замечают земные наблюдатели и которые навеки отделяют британскую часть Венеры от американских владений, однако горы эти вызывали уважение даже на перевале, через который Хэм собирался пройти. Он находился на британской стороне, чему, впрочем, никто не придавал особого значения: факторы пересекали эту границу, когда и как хотели.
      Проект этот означал необходимость преодоления около двухсот миль, что лежало в пределах возможностей Хэма. Он был вооружен автоматическим пистолетом и, огнеметом, а вода не составляла проблемы при условии, что ее старательно кипятили. В крайних ситуациях можно было есть и венерианские создания, но это требовало голода, тщательного приготовления и крепкого желудка. "Главное тут не вкус, а внешний вид", говорили прошедшие через это испытание. Хэммонд горько усмехнулся - несомненно, ему придется самому проверить истинность этого утверждения, поскольку вряд ли консервов хватит на все путешествие. Хэммонд утешал себя тем, что, в сущности, нет поводов для беспокойства. Он может быть даже доволен. Стручки ксикстхила, лежащие в его рюкзаке, представляли состояние, сколотить которое на Земле он мог бы за полтора десятка лет упорного труда.
      Как будто ему ничто не угрожало, и все-таки люди без следа исчезали на Венере дюжинами. О них напоминали плесень или какие-нибудь ужасные чудовища - полурастения-полуживотные.
      Хэм брел, стараясь выбирать поляны, возникающие вокруг деревьев Джека-Хватателя, этих всеядных растений, уничтожающих любые проявления жизни в пределах досягаемости своих побегов.
      В других местах продвижение вперед было практически невозможно, поскольку венерианские джунгли представляли собой такую жуткую путаницу пожирающих друг друга, форм, что двигаться можно было лишь шаг за шагом, с огромным трудом прорубая себе дорогу. Но даже при этом оставалась опасность со стороны бог знает каких, вооруженных клыками и ядом созданий, зубы которых могли проткнуть защитную оболочку из трансдермы. А это означало смерть. Даже отвратительные деревья Джека-Хватателя были лучшей компанией, подумал Хэм, отпихивая непрерывно изучающие окружающее лианы.
      Через шесть часов после начала рынужденного путешествия пошел дождь; Хэм нашел место, которое недавнее грязеизвержение очистило от деревьев и кустов, и сел поесть. Сначала он зачерпнул немного воды, покрытой пеной, профильтровал ее через ситечко, прикрепленное к манерке, и занялся стерилизацией.
      Огонь был недоступен, поскольку в Тропиках Венеры сухие дрова встречаются крайне редко, поэтому Хэм бросил в жидкость термические таблетки, которые мгновенно вскипятили воду, сами улетучившись в виде газа. Вода сохранила слабый привкус аммиака, но это было минимальное неудобство. Хэм накрыл сосуд и поставил в сторону, чтобы вода остыла.
      Потом открыл консервную банку с фасолью, огляделся, нет ли поблизости случайной плесени, затем поднял забрало и торопливо проглотил пищу. Запив все теплой водой, он осторожно влил остатки в мешочек, находящийся внутри скафандра, откуда воду можно было потягивать через трубку.
      Не прошло и десяти минут после окончания еды, и Хэм еще отдыхал, мечтая о недосягаемой роскоши сигареты, как мохнатая плесень Покрыла остатки продуктов в банке.
      Час спустя, усталый и взмокший, Хэм нашел Дружеское Дерево, названное так его открывателем, натуралистом Барлингемом. Это одно из немногих деревьев Венеры с такими вялыми движениями, что можно безопасно отдыхать среди его ветвей. Хэм влез на него, расположился поудобнее и заснул как убитый.
      Прошло пять часов. Проснувшись, Хэм констатировал, что веточки и небольшие присоски Дружеского Дерева оплели всю его трансдерму. Он осторожно оторвал их, спустился вниз и побрел на запад.
      Сразу после второго дождя он встретил "пузана", создание, называемое так в английской и американской частях Венеры. Во французской части его называют pot a colle, то есть горшок теста, а в датской... ну что же, датчане не слишком стыдливы и называют чудовище так, как оно того заслуживает.
      Вообще-то пузан - существо отвратительное. Масса белой, похожей на тесто протоплазмы доходит до двадцати тонн кашеобразной мерзости. Она не принимает никакой определенной формы, это просто бесформенное скопище клеток - освобожденный от телесной оболочки, ползающий, вечно голодный рот.
      Пузан не обладает интеллектом, не имеет никаких инстинктов, кроме, пожалуй, чувства голода, и движется туда, где пища касается его поверхности. Касаясь двух съедобных поверхностей, он попросту делится, причем большая часть атакует большую добычу. Он невосприимчив к пулям, и ничто, кроме пламени огнемета, не в состоянии его убить, да и то лишь в том случае, если огонь уничтожит все клетки. Пузан катится по поверхности, поглощая все и оставляя за собой голую черную землю, на которой сразу же появляется вездесущая плесень.
      Хэм отскочил в сторону, когда пузан вдруг выкатился из джунглей справа от него. Правда, он не мог повредить защитную трансдерму, но тестовидная масса могла просто задушить человека. Хэму очень хотелось поразить эту тварь полным зарядом из огнемета, висящего на поясе, но опытный венерианский пионер весьма экономно пользуется оружием. Оно заряжено алмазом, правда, промышленным, а не ювелирным, но все же бесценным в трудных ситуациях. Воспламененный кристалл отдает свою энергию в одной чудовищной струе огня, которая с громовым грохотом бьет на расстояние в сто ярдов, превращая в пепел все на линии выстрела.
      Пузан прокатился под аккомпанемент чмоканья и чавканья, а за нимоткрылась просека, проделанная в чаще,- вьюны, лианы, змееподобный плющ и деревья Джека-Хватателя - все было выметено без остатка до самой влажной почвы, где буквально на глазах разрасталась плесень.
      Коридор вел почти в том направлении, куда собирался идти Хэм, поэтому он воспользовался случаем и широко зашагал вперед, внимательно поглядывая на зловещие стены джунглей. Примерно через десять часов тропу эту снова заполнит враждебная жизнь, но пока существовала возможность передвигаться значительно быстрее.
      Он прошел уже почти пять миль по дороге, начинавшей постепенно зарастать, когда встретил туземца, галопирующего на четырех коротких ногах. Руки его, похожие на клешни, вырезали проход в зарослях. Хэм остановился для краткого палавера.
      - Мурра, - сказал он.
      Язык жителей экваториальных Тропиков весьма причудлив. Он насчитывает около двухсот слов, но выучивший их не может сказать, что овладел им до конца. Слова характеризуют понятийные обобщения, а каждый звук имеет от дюжины до сотни значений. "Мурра", например, выражает приветствие, что-то близкое "хэлло" или "добрый день", однако может также передавать предупреждение - "берегись". Значит оно и "будем друзьями", а также, как это ни странно, "вызываю тебя".
      Имеет оно и значение существительного, означая мир, войну, отвагу и страх. Утонченный язык. Только недавние исследования модуляции голоса продемонстрировали земным филологам его богатую природу. Впрочем, английский с его "to", "too" и "two"; "one", "won", "wen", "win", "when" и дюжиной других близких звуков тоже показался бы странным для ушей венериан, не приученных различать гласные.
      Но самое плохое, что люди не могут читать по широким, плоским лицам венериан с тремя глазами, а они наверняка передают множество Информации.
      Венерианин однако принял предполагаемый смысл.
      - Мурра, - ответил он, останавливаясь. - Уск? - Что означало среди прочего: "кто ты?", "откуда идешь?" или же: "куда направляешься?".
      Хэм выбрал это последнее значение. Указав на закрытый туманом запад, он поднял руки, рисуя контур гор.
      - Эротия, - сказал он. Это название имело лишь одно значение.
      Туземец молча раздумывал, потом махнул своими когтями вдоль тропы, в направлении на запад.
      - Цурки, - сказал он и добавил на прощание: - Мурра.
      Хэм прижался к стене джунглей, чтобы дать ему пройти.
      "Цурки" означает около двадцати понятий, в том числе и торговца. Слово это обычно употребляют по отношению к землянам, и Хэм заранее радовался обществу человека. Прошло уже более шести месяцев со времени, когда он последний раз слышал человеческую речь иначе, чем с помощью маленького радиоприемника, утонувшего вместе с жилищем.
      Пройдя еще пять миль по тропе, проеденной пузаном, Хэм вдруг оказался на поляне, где недавно произошло извержение грязи. Растительность здесь доходила лишь до пояса, а в четверти мили он заметил здание фактории. Было оно гораздо представительнее его собственного жилища, хонтейнера с металлическими стенами, и имело целых три комнатки, что было в Тропиках неслыханной роскошью: каждую унцию груза приходилось доставлять из поселка ракетой. Деятельность факторов была довольно рискованной, и Хэм радовался, что остался с такой прибылью.
      Он двинулся через все еще топкий грунт. Окна фактории закрывали шторы защиты от вечного дневного солнца, а дверь... дверь была закрыта! Это являлось нарушением законов, царивших на границе цивилизации. Все оставляли двери открытыми, поскольку это могло спасти какого-нибудь заблудившегося человека, и даже человек без чести, не отваживался красть из открытой фактории.
      Не сделали бы этого и туземцы - ни одно существо не было таким порядочным, как венерианские туземцы, которые никогда не лгут и не крадут, но, разумеется, могут после традиционного предупреждения убить купца, чтобы завладеть его товарами.
      Хэм стоял как вкопанный. Подумав, он утоптал клочок чистой почвы перед дверями, сел, прислонившись к ней, стряхнул многочисленных отвратительных мелких существ, копошившихся на его трансдерме, и стал ждать.
      Прошло не менее получаса, прежде чем он заметил человека, бредущего через поляну. Шлем скафандра затенял его лицо, и Хэм разглядел только большие, обведенные темными кругами глаза.
      - Привет! Мне пришло в голову нанести вам визит. Меня зовут Гамильтон Хэммонд, но, как вы, конечно, догадались, друзья называют меня Хэм.
      Фактор остановился, после чего заговорил удивительно мягким и приглушенным голосом, с явным английским акцентом.
      - Может, вы отодвинетесь и впустите меня? - Голос его звучал холодно и враждебно.
      Хэм почувствовал удивление и гнев.
      - Черт возьми! - рявкнул он. - Ну и гостеприимство!
      - Для вас нет места под моей крышей. - Хозяин остановился в дверях. - Вы американец? А что делаете на британской территории? Могу я взглянуть на ваш паспорт?
      - Торговец, верно? - Фактор был худощав, а тон его резок. - Короче говоря, контрабандист и находишься здесь нелегально. Убирайся!
      Хэм стиснул зубы.
      - Легально или нет, - сказал он, - это не имеет значения. Я уполномочен пользоваться привилегиями, вытекающими из кодекса пограничья. Мне хочется вдохнуть чистого воздуха, стереть с лица пот и что-нибудь съесть. Открой дверь и войдем.
      Перед глазами его сверкнул автоматический пистолет.
      - Попробуй и будешь кормить плесень.
      Как и все венерианские пионеры, Хэм по необходимости был смел и предприимчив. Как говорят в Штатах - крутой парень.
      - Что ж, это убеждает. Я бы только хотел что-нибудь съесть.
      - Подожди дождя, - холодно ответил фактор и повернулся к двери, чтобы ее открыть.
      В ту же секунду Хэм пнул пистолет, который ударился о стену и упал в траву. Противник потянулся за огнеметом, висящим на боку, и Хэм схватил его за запястье.
      Захват был настолько силен, что фактор тут же перестал вырываться, а Хэм испытал мгновенное удивление от хрупкости запястья, которую почувствовал сквозь слой трансдермы.
      - Слушай! - рявкнул он. - Я собираюсь поесть в этом доме. Открывай дверь!
      Теперь он держал его за обе руки. Типчик казался удивительно слабым, он кивнул головой, и Хэм отпустил руку. Дверь открылась, и они вошли.
      Внутри его поразила совершенно неслыханная роскошь. Массивные стулья, солидный стол, даже книги, наверняка законсервированные экстрактом плауна от плесени, которая порой проникает в дома, несмотря на сетки, фильтры и автоматические распылители. Когда они вошли, автоматический распылитель окружил их облаком дезинфицирующих средств, чтобы убить споры плесени, которые могли бы попасть внутрь в момент открытия двери.
      Хэм тяжело сел, внимательно следя за хозяином. Он оставил ему огнемет в кобуре на поясе, уверенный, что успеет опередить этого мозгляка; кроме того, кто, находясь в здравом уме, рискнет стрелять из огнемета в доме?
      Хэм занялся забралом, доставанием продуктов из рюкзака, вытиранием вспотевшего лица, тогда как его товарищ - или противник - молча стоял и смотрел. Хэм некоторое время следил за открытой банкой мясных консервов, но плесень не появилась, и он начал есть.
      - Какого черта, - буркнул он, - ты не поднимешь забрала? - Тот упрямо молчал. - Боишься, что увижу твое лицо? Твоя физиономия меня не интересует, я не фараон.
      Молчание. Он попытался еще раз.
      - Как тебя зовут?
      - Барлингем. Пат Барлингем.
      Хэм рассмеялся.
      - Патрик Барлингем умер, приятель. Я его знал. - Никакого ответа. - Если не хочешь говорить, как тебя зовут, по крайней мере не оскорбляй памяти хорошего человека и великого исследователя.
      - Спасибо, - голос звучал сардонически. - Это был мой отец.
      - Еще одна ложь. У Барлингема не было сына, а только... Хэм озадаченно замолк. - Открой забрало! - крикнул он.
      - Почему бы и нет? - сказал мягкий голос, и противосолнечное забрало опустилось.
      Хэм проглотил слюну. Авантюрист и венерианский торговец был все-таки джентльменом, лишь жажда быстрого обогащения привела его, по образованию инженера, в Горячие Земли.
      - Прошу прощения, - буркнул он.
      - Эх вы, доблестные американские браконьеры! - насмешливо отозвалась Пат. - Вы все такие храбрые, чтобы навязываться женщине?
      - Что вы делаете в таком месте?
      - Я вовсе не обязана отвечать на ваш вопрос. - Она неопределенно махнула рукой, указывая вглубь комнаты. - Я классифицирую флору и фауну Горячих Земель. Меня зовут Патриция Барлингем, я биолог.
      Только теперь он заметил образцы, законсервированные в банках и стоявшие в следующем помещении, вероятно, лаборатории.
      - Одинокая девушка в Тропиках? Простите, но вы слишком легкомысленны.
      - Я не ожидала встреч с американскими браконьерами.
      Хэм покраснел.
      - Можете не бояться меня. Я ухожу. - Он поднял руку к своему забралу.
      В ту же секунду Патриция выхватила из ящика стола автоматический пистолет.
      - Я вас не задерживаю, мистер Хэмменд, - холодно сказала она. - Но ксикстхил останется у меня, как собственность британской, короны. Вы украли его на нашей территории, и я его конфискую.
      Хэм уставился на нее.
      - Я рискнул всем, что имею, чтобы добыть этот ксикстхил, и, если лишусь его, буду банкротом. Вы возьмете его только с трупа!
      - Посмотрим.
      Хэм захлопнул шлем и сел.
      - Мисс Барлингем, - сказал он. - Не думаю, чтобы вы решились выстрелить в живого человека, но, чтобы забрать ксикстхил, вам придется нажать на спуск. У меня есть время. Я буду сидеть, пока вы не упадете от усталости.
      Он смотрел прямо в ее серые глаза; пистолет был нацелен в его сердце, но выстрела все не было.
      Наконец девушка сдалась.
      - Ты выиграл, браконьер. - Она бросила пистолет в пустой ящик. - А теперь убирайся.
      - С удовольствием! - поспешно ответил он.
      Хэммонд встал и коснулся забрала, но его остановил крик девушки. Подозревая новую хитрость, он повернулся. Широко открытыми от страха глазами девушка смотрела в окно.
      Хэм заметил спутанную растительность, а затем огромную беловатую массу. Чудовищных размеров пузан размеренно полз в сторону их убежища. Послышалось слабое "плум", а потом окно закрыла клейкая масса. Чудовище, достаточно большое, чтобы поглотить все здание, разделилось на две части и обтекало его вокруг, соединившись по другую сторону.
      Тишину прервал взволнованный голос Пат,
      - Твой шлем, идиот! - резко сказала она. - Закрой его!
      - Шлем? Зачем? - Несмотря на сомнения, он автоматически выполнил приказ.
      - Смотри - пищеварительный сок!
      Она показала на стены, на которых появились тысячи маленьких светлых точек. Пищеварительные соки пузана, достаточно агрессивные, чтобы переварить любую пищу, коррозировали металл, ставший пористым. Жилище было уничтожено бесповоротно.
      В мгновение ока косматые пятна плесени появились на остатках его обеда, а красновато-зеленый чехол покрыл стол и стулья.
      Они переглянулись, и Хэм рассмеялся.
      - Ага, - сказал он, - теперь и вы бездомны. Мой дом утонул в грязи.
      - Этого следовало ожидать, - ледяным тоном ответила Пат. - Вы, янки, не можете догадаться, что нужно искать твердое основание. Коренные породы находятся здесь на глубине шести футов, и мой дом стоит на сваях.
      - Во всяком случае ведете вы себя хладнокровно. Что вы собираетесь делать теперь?
      - Можете не беспокоиться, я отлично справлюсь.
      - Как?
      - Не ваше дело. Каждый месяц ко мне прилетает ракета.
      - В таком случае вы должны быть миллионершей.
      - Экспедицию финансирует Королевское Общество, - холодно сказала она. - Ракета должна прибыть сюда...
      Она сделала паузу, и Хэму показалось, что лицо ее под прикрытием шлема побледнело.
      - Должна прибыть... когда?
      - Она была тут два дня назад. Я совсем об этом забыла.
      - Понимаю. И вы считаете, что сможете целый месяц ждать следующую?
      Пат возмущенно смотрела на него.
      - А вы понимаете, - продолжал он, - что ждет вас в течение этого месяца? Через десять дней начнется лето, а взгляните только на вашу лачугу. - Он указал на стены, на которых расползались коричневые и рыжие пятна, От его резкого движения кусок стены размером с блюдце со скрежетом вывалился наружу. - Через два дня это развалится полностью. Что вы будете делать без укрытия, когда температура начнет подниматься до семидесяти, восьмидесяти градусов? Я вам скажу: вы погибнете!
      Пат молчала.
      - Прежде чем сюда вернется ракета, вы превратитесь в бесформенную массу плесени, - сказал Хэм. - А потом в груду голых костей, которые пойдут на дно при первом же извержении грязи.
      - Заткнись! - выпалила она.
      - Мое молчание не поможет. Сейчас я скажу, что вы можете сделать: забрать рюкзак и болотные лыжи и идти со мной. Если вы можете ходить так же, как говорить, мы дойдем до Страны Холода до лета.
      - Идти с браконьером-янки? И не подумаю!
      - А потом, - продолжал он, - мы можем без труда добраться до Эротии, солидного американского городка.
      Пат потянулась за своим рюкзаком с предметом первой необходимости, лежащим наготове на случай несчастья, и закинула его за плечи. Потом вытащила толстую пачку записей, сделанных анилиновыми чернилами на трансдерме, смахнула попутно несколько пятен плесени и сунула свиток в рюкзак. Подняв пару болотных лыж, она решительно направилась к двери.
      - Значит, идем? - засмеялся он.
      - Я иду, - холодно ответила она. - В порядочный английский город Венобл. Одна.
      - Венобл, - простонал он. - Это же двести миль к югу. И к тому же за Горами Вечности.
      Патриция молча вышла из дома и повернула на запад в направлении Страны Холода. Хэм мгновение колебался, потом последовал за ней. Он не мог позволить девушке путешествовать в одиночку, а поскольку та игнорировала его присутствие, просто шел за ней следом, гневный и угрюмый.