— Мне больно! — воскликнула Эдит, пытаясь вырваться, но он держал ее крепко.

— Не получится! Ты нарушаешь наш договор, а не я. — Он приблизил к ней свое лицо, и Эдит поразил его взгляд, полный гнева и в то же время испуганный. Но он тут же отошел от нее, видимо овладев собой, и заходил по комнате.

— Я и не думала винить во всем тебя, — быстро заговорила Эдит. — Я сразу сказала, что тоже виновата. И поэтому предлагаю отменить нашу свадьбу по взаимному согласию. Я думаю, мы сумеем объяснить все нашим родителям.

Сесил вскинул голову, и она увидела в его глазах отчаяние.

— Эдит, дорогая, ты говоришь это не всерьез. Ты не можешь так поступить, я не согласен, я против. — Он снова оказался рядом с ней и взял ее за руки. Взгляд его был полон мольбы. Не говори так, моя девочка. Я люблю тебя, на самом деле люблю одну тебя…

— Не надо, Сесил! Прошу тебя! — воскликнула она с горечью. — О какой любви может идти речь, если ты развлекаешься в обществе другой девушки. — Эдит вырвалась и отошла в другой конец комнаты, обхватив себя за плечи, пытаясь даже мысленно отгородиться от него и проявлений его чувств.

Сесил откинул со лба красивую прядь светлых волос и посмотрел на нее взглядом, который на этот раз был полон решимости.

— Ну хорошо. Ты хочешь узнать всю правду, тогда слушай! — Его голубые глаза пронзили ее ледяными иглами. — Ты слишком чиста и невинна, ты не знаешь этих женщин.

Сара.., она вцепилась в меня мертвой хваткой.

Мы познакомились у Кройтона. Это мой однокурсник, мы ездили с ним на скачки этой весной. Ты тогда не могла пойти со мной, потому что приехали твои родители. И с тех пор она преследовала меня, просто не давала проходу. Подкарауливала у подъезда! Подстраивала встречи в самых неожиданных местах.

Надо быть святым, чтобы вынести это и не дрогнуть.

— И ты дрогнул. Бедный Сесил, — усмехнулась Эдит.

— Не смейся! — взъярился он. — Я уже сказал и повторяю — ты не знаешь этих женщин, они профессионалки, они действуют умело. Это все равно что гипноз. Сопротивляться бесполезно.

Если они задумали соблазнить мужчину, они это сделают. Я понимаю, как странно для тебя это звучит. Ты живешь совсем в другом мире, Эдит. Но хочу тебе сказать — все это никакого отношения не имеет к любви.

— И вы часто встречались с ней? — спросила Эдит невольно, хотя решила перед этим, что не станет проявлять интереса.

— Не так чтобы очень. И я все ждал, что мы с тобой поженимся и уедем. И тогда я наконец избавлюсь от нее. Но не тут-то было…

Он перевел дыхание и заговорил быстро, и лихорадочно:

— Недавно она явилась ко мне и устроила скандал. Стала грозить, что расстроит нашу свадьбу. Пообещала, что расскажет все тебе и наговорит еще кучу всяких «подробностей», которых не было и в помине. Я тогда очень испугался. Я представил, какое это может произвести впечатление на такую неопытную, доверчивую девушку. Ты могла сгоряча поверить ей и порвать наши отношения — вот как ты пытаешься сделать сейчас. Я решил, что не позволю ей встретиться с тобой. И тогда она стала требовать деньги! Это был чистой воды шантаж.

Он провел ладонью по лицу, как будто стряхивал невидимую паутину, затем прошел к сервировочному столику, налил себе виски и выпил залпом. Эдит слушала его, вскинув подбородок, опустив ресницы. Ей казалось, что она абсолютно спокойна, вот только почему-то мелко дрожали руки.

— Она требовала большую сумму, которую мне взять было негде. А тут как раз подвернулся Джерри Ройлот со своим предложением. Он сказал, что заплатил бы кругленькую сумму за кое-какие данные о мерах, которые правительство Собирается принимать по отношению к незаконным иммигрантам. И я подумал.., то есть я абсолютно точно знал, что никому не будет никакого вреда, если я покажу ему эти документы. Все произошло очень просто. Утром он вернул мне документы, и я положил их на место. Если бы не чертовка Мюриэл Бинкс, которая вечно торчит на работе допоздна, никто ничего не заметил бы…

Он снова прошелся по комнате и потер ладонью лоб.

— Потом ко мне снова явилась Сара. Она сказала, что раскаивается, что тогда погорячилась, и обещала больше не преследовать меня. Она сказала, что чувствует себя виноватой в тех неприятностях, которые возникли у меня на работе. Сегодняшняя наша встреча должна была стать последней. Вот теперь ты все знаешь, Эдит. — Сесил подошел к стоявшей в оцепенении Эдит и медленно провел ладонями по ее плечам и рукам, потом поднес ее руки к своим губам. Она почувствовала прикосновение на ладонях его влажных губ.

— Теперь ты знаешь, на что я пошел ради тебя, — жарко прошептал он, заглядывая ей в глаза. — Только чтобы избавить тебя от встречи с ней. Чтобы сохранить наши отношения! Клянусь тебе, я люблю только тебя. И я бы сделал ради тебя и большее. Моя дорогая девочка…

Его губы заскользили по ее шее, и Эдит невольно отвернула лицо. Он еще что-то шептал, но она не слушала его. Сесил рискнул своей карьерой, чтобы избавить ее от неприятной встречи, чтобы сохранить ее любовь. Это ли не доказательство его любви?! Но почему его слова совсем не тронули ее, почему в груди нарастает странное беспокойство? В голове ее все перепуталось. А он бормотал, касаясь горячими губами ее шеи:

— Выкинь все из головы, дорогая. Моя единственная любовь — это ты. А то, что было с Сарой, — это наваждение, черная магия. Как я счастлив, что наконец от нее избавился. Теперь никто не встанет между нами, да?

Он хотел поцеловать ее в губы, но Эдит мягко отстранила его от себя.

— Подожди, Сесил. Теперь ты должен меня послушать.

Она отошла к окну. Уже совсем стемнело, и скверик напротив ее окон был освещен лишь слабым светом одинокого фонаря. Эдит показалось, что кто-то сидит на скамейке, и у нее сильно забилось сердце, но потом она поняла, что это только тень, падавшая от куста сирени.

Она вздохнула и повернулась к Сесилу.

— Я уже говорила тебе, что познакомилась с одним человеком. Мы несколько раз встречались. И.., мне кажется, что я его люблю… — Ей вдруг стало душно, и она несколько раз судорожно вздохнула. — Его зовут Мэтью Смит.

Сесил ошалело посмотрел на нее. Потом вдруг запрокинул голову и расхохотался.

— Ах вот что! А я-то недоумевал, с какой стати Смит так ко мне прицепился. Теперь понятно, почему он хочет меня угробить.

— Перестань говорить глупости! — воскликнула Эдит. — Мэтью просто делает свою работу, ты сам это знаешь. И до сих пор ничего страшного с тобой не произошло.

— Каждый день может что-то произойти, огрызнулся Сесил. — Вижу, ты не особенно близко к сердцу принимаешь мои проблемы! — обиженно проговорил он. — Значит, мой соперник Мэтью Смит! И чем же он тебя так увлек, этот блаженный? Представляю, что он наговорил обо мне.

— Перестань! — вспыхнула Эдит. — Если хочешь знать, он не сказал о тебе ни одного дурного слова. Он только сказал, что занимался твоим делом.

— Какое благородство! — фыркнул Сесил и опустился в кресло. — И сколько раз вы встречались — три, четыре? И говорили об искусстве.

Да? Значит, это он взялся писать твой портрет.

Какая романтическая история! Милая моя. Ты знаешь, что это такое? Это самая обычная вещь на свете. Ты увлеклась им, ты романтическая натура, Эдит. И ты решила, что достаточно встретиться несколько раз, чтобы узнать и полюбить человека? Но любовь с первого взгляда годится только для сюжета романа. Скучно же читать, как годами, по кирпичику выстраивают люди серьезные отношения, куда как увлекательнее проглотить историю бурного романа.

И тебе нескольких встреч достаточно, чтобы всерьез заговорить о любви к нему и о разрыве нашей помолвки? Опомнись, Эдит! Но, может быть, ты мне не все говоришь и вы уже с ним успели…

— Ничего подобного не было! — закричала Эдит. — Наверное, тебе меня не понять, Сесил.

— Почему же не понять? Я и сам грешен, я ведь рассказал тебе, что хорошо представляю, что такое наваждение, когда теряешь голову и хочется выкинуть что-то безрассудное. Но я все-таки взглянул на вещи трезво, и тебе советую сделать это. Ну напишет он твой портрет, и что дальше? Что вас связывает? Да, моя дорогая девочка, в мире достаточно приятных мужчин, которые станут оказывать тебе знаки внимания, постараются внушить тебе, что ты необыкновенная, и все у вас будет не так, как у простых смертных. Как ты еще неопытна, Эдит, просто сущее дитя! Но ты не можешь же вправду перечеркнуть нашу многолетнюю дружбу, которая переросла во что-то большее — в любовь! Только потому, что встретила человека, который показался тебе интересным. Он что же, признался тебе в своих глубоких чувствах?

Нет, ни в чем таком он ей не признался. Эдит молча отвернулась. Сесил тихо подошел к ней и твердо, по-хозяйски взял за руку.

— Успокойся, дорогая. Очень хорошо, что теперь между нами нет тайн. Это значит, что мы уважаем друг друга и доверяем. И наша любовь, конечно же, переживет все эти мелкие неурядицы. Ты сейчас только не говори ничего, а хорошенько обдумай все еще раз, и взвесь.

Я знаю Мэтью Смита и знаю, что он не тот человек, который может сделать тебя счастливой. У него достаточно комплексов. Сомневаюсь, чтобы он смог сделать счастливой хоть какую-то женщину.

Почему вы так не любите друг друга? — хотела спросить Эдит, но промолчала. А Сесил продолжал:

— Я сейчас уйду и оставлю тебя, чтобы ты потом не думала, что я пытался на тебя давить.

Просто еще раз по-ду-май, — произнес он по слогам и, повернув ее к себе за плечи, заглянул ей в глаза. Его взгляд был проникновенным и жарким. — Если бы ты знала, чего мне стоит сейчас вот так уйти. Нет, тебе этого не понять. Мне хочется всю тебя покрыть поцелуями, зацеловать тебя до полусмерти.., но не буду об этом. До свидания, дорогая. До завтра. Ложись сейчас спать, утро вечера мудренее. Мои родители ждут нас в субботу в Кеп-хаусе. Мама очень волнуется за тебя. Она, знаешь ли, очень мудрый человек, тебе обязательно стоит поговорить с ней. Ну спокойной ночи, моя радость.

Спи сладко.

Он приник к ее рту. Его горячие губы попытались раздвинуть ее губы. Эдит не сопротивлялась, но и не отвечала ему. В груди у нее было пусто. Через некоторое время он отпустил ее и, кивнув с ласковой улыбкой, вышел из комнаты. Входная дверь захлопнулась.

Неделя близилась к концу. Каждый день Сесил заходил за Эдит в конце рабочего дня, и они ехали вместе куда-нибудь ужинать. На работе у него было все тихо, но он почему-то считал это недобрым знаком, как ни успокаивала его Эдит, и все ждал, что над его головой вот-вот разразится гроза, и страшно нервничал.

Общение с нервным Сесилом стоило Эдит больших усилий, и вечером она падала в постель совсем измученная и немедленно засыпала.

После разговора с Сесилом она решила, что он прав хотя бы в одном — она не могла быть уверена, что Мэтью испытывает к ней какие-то серьезные чувства. Смешно, что ей вообще пришло в голову что-то подобное! С тех пор, как они встретились в сквере, он не звонил ей и никак не давал о себе знать, и Эдит начало казаться, что она все придумала.

И она встречалась с Сесилом, позволяла целовать себя и все время твердила себе, что он ее избранник, что этот человек ее на самом деле любит и что он готов был пожертвовать своей карьерой, только бы избавить ее от неприятного визита. И она старалась быть чуткой, ласковой, внимательной, и это требовало от нее большого напряжения.

Она помнила, что в воскресенье должна последний раз прийти к Мэтью, чтобы он закончил портрет, и при этой мысли внутри нее, словно залетевший на свет мотылек, трепетало, шевелило крылышками какое-то смутное беспокойство. Если бы можно было не ходить, она бы не пошла. Но бабушка ждала портрет…

И Эдит просто старалась не думать об этой предстоящей ей встрече с человеком, который поманил ее несбыточной мечтой, благодаря которому она почувствовала, что отношения между мужчиной и женщиной могут быть совсем иными, волшебными, захватывающими, дарящими неземной восторг… Но теперь она вернулась на землю и стояла на ней обеими ногами.

В субботу Сесил приехал за ней на своем серебристом «ягуаре», чтобы вместе навестить старших Лайтоллеров в их особняке, расположенном в районе Гринвича. Сесил хмурился, нервно покусывал губы. История с документами так до сих и не получила продолжения, и он все дни находился в напряжении и ждал разных неприятностей. К тому же в понедельник должен был окончательно решиться вопрос о его назначении в Рим. Он всю дорогу до Гринвича молчал.

Остановившись перед домом из светло-желтого камня, довольно неуклюжим, с множеством дополнительных пристроек, с нависающей над входом наподобие козырька крышей, Сесил водрузил на лицо приветливую улыбку любящего сына, радующегося встрече с любимыми родителями.

— Ну не сиди с таким кислым видом, — сказал он Эдит. — Незачем портить другим настроение, если у тебя оно не слишком праздничное.

Эдит подумала, что ей Сесил никогда не боялся испортить настроение. Она вышла из машины вслед за ним и увидела спешившую к ним Люси Лайтоллер. На Люси была свободная развевающаяся черная блузка, расклешенные шелковые черные брюки, а в руке сигарета.

Она поцеловала сына и с улыбкой, обнажившей ее крупные желтоватые зубы, обняла Эдит.

— Как ты осунулась, дорогая! Наверное, слишком мало бываешь на воздухе. Но сегодня мы воспользуемся хорошей погодой и разместимся на лужайке. Хочешь выпить чего-нибудь прохладительного с дороги? Сесил, зайди к отцу, он в кабинете, дописывает статью для «Дипломатического вестника».

Они вдвоем подошли к столику. Сегодня день был действительно жарким — весь август стоял на редкость сухим и теплым, и Эдит оделась в легкое открытое платье с бледно-голубым цветочным узором. К нему ей показалось уместным надеть бабушкины жемчужные бусы, которые обычно мирно дремали в шкатулке с украшениями. Она налила себе апельсинового сока, а Люси — порцию джина, слегка разбавив его тоником. Они уселись в плетеные кресла, Люси глубоко затянулась и пристально взглянула на Эдит.

— Я понимаю, что ты переживаешь, чем кончится вся эта дурацкая история. Но все обойдется, сейчас можно сказать уже с уверенностью. Сэм позвонил вчера кое-кому из старых знакомых, и ему пообещали, что для Сесила все пройдет без последствий. Но я ему нарочно не стала сообщать об этом сразу, а отослала к отцу — тот хочет с ним серьезно поговорить. С подобными шалостями должно быть покончено раз и навсегда. Ну а пока он разговаривает с ним по-отечески, мы поговорим с тобой по-женски.

Она затушила окурок в антикварной фарфоровой пепельнице и проницательно взглянула на Эдит, которая в некотором смущении уставилась в свой бокал.

— Я знаю, почему Сесил выкинул эту глупость, и мне известно, зачем ему понадобились деньги. Он признался мне и сказал, что тебе тоже все известно. Он очень переживает. — Она наклонилась вперед и положила ладонь на локоть Эдит. — Я понимаю, что ты почувствовала, моя милая девочка, когда услышала об этой Саре. И я не стану оправдывать Сесила. Но я старше тебя и могу судить о ситуации гораздо более трезво. Ты не можешь себе представить, какое впечатление женщины известного типа могут произвести на мужчину. Они оглушают, они подавляют. Они похожи на угарный газ, на болезнь. Ими надо переболеть, и Сесил переболел. И слава Богу, что это случилось, пока вы еще не вступили в брак. Но теперь он понял, чем рисковал. Дело не только в карьере. Он рисковал потерять тебя! И он ужаснулся при этой мысли. Теперь у него стойкий иммунитет против подобных девиц. И я знаю, он любит тебя, только тебя, никогда не сомневайся в этом, дорогая.

— Да, Сесил говорил мне, — пробормотала Эдит, которой отчего-то было страшно неловко.

— Сесил талантлив, он умен, но в чем-то очень наивен, — продолжала Люси. — Он нуждается в руководстве и советах такой рассудительной, спокойной женщины, как ты. Вы идеальная пара, я давно это поняла.

Ее слова клубились над головой Эдит и обволакивали ее все гуще, словно ватное облако.

У нее не было сил даже барахтаться в нем, не то чтобы отряхнуть его с себя. Эдит только монотонно кивала и сама себе напоминала китайского болванчика, который стоял у Лайтоллеров на каминной полке в гостиной.

— Ведь ты простила Сесила? — спросила Люси, пытаясь удержать ее взгляд. — Да, я вижу, что простила. Какой удар был бы для нас и для твоих родителей тоже, если бы вы поссорились серьезно. Но ты умница, Эдит, я никогда в этом не сомневалась. Ты все поняла правильно. Сесил теперь еще больше станет ценить тебя. Как я рада, как я несказанно рада…

Эдит взялась рукой за жемчужные бусы и слегка оттянула их — ей стало вдруг трудно дышать. Она, наверное, сильно побледнела, потому что Люси вскочила и стала обмахивать ее газетой.

— Это все жара, сейчас пройдет. Выпей воды, милая.

Эдит сделала несколько глотков из протянутого стакана.

— Теперь лучше?

— Да, лучше. Все совсем прошло, — выговорила она. Ей в самом деле стало легче, вата рассеялась, перестала давить на голову и грудь.

Только почему-то хотелось плакать…

— А вот и наши мужчины! — воскликнула Люси.

Из дома вышли и направлялись к ним Сэм Лайтоллер и Сесил. Сэм всегда казался Эдит классическим представителем своей профессии дипломата — высокий, подтянутый, поджарый, с красивым породистым лицом и правильными чертами, элегантно седеющими волосами, крупными аристократическими руками. Ему очень подошел бы монокль, жаль, что сейчас их не носят. Его улыбка была похожа на улыбку Сесила — обаятельная и подкупающая. Правда из-за ухудшившегося здоровья Сэм Лайтоллер вынужден был оставить работу в Форин-офисе, но по-прежнему был в курсе всех подробностей национальной политики и активно сотрудничал с толстыми журналами.

Эдит подумала, что ее отец скорее напоминает детского врача — в очках, с добрым, домашним, понимающим лицом. Но тем не менее именно он должен был в ближайшее время занять пост заместителя министра иностранных дел. Поговаривали, что перед ним открыт путь и на самый верх…

Сесил и его отец приблизились к Эдит и Люси. Сэм приветливо поздоровался с Эдит, и сегодня он не просто пожал ей руку, как делал обычно, а поцеловал в щеку. Лицо Сесила сияло. Отец, конечно, сообщил ему, что больше волноваться не о чем.

— Очень рад тебя видеть, Эдит, — произнес Сэм, ласково и признательно глядя ей в глаза. — Не буду говорить «чувствуй себя как дома», я уверен, что ты давно считаешь Кеп-хаус своим вторым домом. Сейчас, пока не подъехали остальные гости, давайте посидим немного в узком семейном кругу.

Сесил придвинул свое кресло ближе к креслу Эдит и поцеловал ее лежавшую на подлокотнике руку. Родители Сесила глядели на них с довольными улыбками.

— Мы пригласили сегодня Хоупов и Винтеров.., и еще Джерри Ройлота, — многозначительно сказала Люси.

Эдит вскинула голову: Хоуп и Винтер — начальники Сесила, с которыми Лайтоллеры давно находились в приятельских отношениях, но к чему тут сейчас Джерри Ройлот — человек, который толкнул Сесила на его опрометчивый поступок?

— С Джерри мы уже беседовали, он, оказывается, не ожидал, что дело примет такой серьезный оборот. Он полагал, что сами данные рассекречены, ему лишь требовалось уточнить кое-какие цифры. Но я еще скажу ему пару слов, когда мы останемся наедине. — Сэм Лайтоллер сурово нахмурил брови, а его жена поддакнула:

— Поразительная безответственность — подбить мальчика на такое дело. — И прошептала на ухо Эдит:

— Сэм не знает про деньги, пусть это останется нашей тайной.

Отец Сесила не знает, что Сесил взял с друга семьи Ройлота деньги за то, что показал ему секретные документы. Да, Люси права, об этом лучше помалкивать.

— Ну.., поговорим лучше о другом, — сказала Люси. — Твои родители прилетают на следующей неделе, Эдит? Теперь твоей маме предстоит столько хлопот в связи с новой должностью мужа. И пора вам перебираться из Лондона на природу. В конце концов, твоему отцу по статусу положено иметь собственный дом. У нас неподалеку выставлен на продажу шикарный и не такой уж дорогой особняк…

Вечером Сесил и Эдит вернулись в Лондон.

Сесил остановил машину возле ее дома. Эдит выбралась на тротуар с несказанным облегчением, так она устала за сегодняшний день улыбаться, кивать и соглашаться с Сесилом и его родителями, поддерживать светский разговор с гостями, принимать поздравления по поводу назначения отца, краснеть в ответ на намеки насчет предстоящей супружеской жизни. Даже презирать себя у нее не было сил…

— До свидания, — кивнула она Сесилу. Надо было еще что-то добавить, и она замешкалась, подыскивая подходящие слова.

— Можно подумать, тебя нисколько не обрадовало благополучное разрешение моих проблем, — недовольно произнес Сесил. — Что-то я не видел восторга на твоем лице.

— Я и правда за тебя рада, как ты можешь сомневаться? — сказала она с упреком.

Сесил шагнул к ней и, обняв за плечи, низко наклонился. Эдит невольно отстранилась.

— Извини, но у меня что-то разболелась голова. Хочется побыстрее лечь, — сказала она, сознавая, что выглядит в его глазах ледышкой.

Но почему-то сейчас ее это не особенно беспокоило.

— Прими аспирин, — посоветовал он, послушно отстраняясь. Он смотрел на нее с мягким упреком, но Эдит не почувствовала ни малейших угрызений совести.

— Думаю, завтра все пройдет. — Секунду помедлив, она не разжимая губ поцеловала его в щеку.

Он попытался поймать ее за руку.

— Но завтра мы увидимся?

— Завтра не получится, — твердо сказала Эдит и прямо посмотрела ему в глаза. — Завтра должен быть готов мой портрет. Я заберу его у…

Мэтью. Не волнуйся, — быстро сказала она, увидев, как сдвинулись к переносице его капризные брови. — Этот визит не затянется. Ты, конечно же, был тогда прав, Сесил. Я очень поспешила с выводами.

Она высвободила руку и вбежала в подъезд, радуясь, что наконец-то осталась одна.

Следовало позвонить Мэтью и уточнить, в котором часу ей лучше зайти завтра. Но она решила, что сделает это утром.

Только в постели, уже засыпая, Эдит вдруг ощутила страх оттого, что совершает что-то непоправимое и ужасное. И тут же в испуге открыла глаза. Было темно, в окно светил фонарь, и привычная обстановка немного ее успокоила. Не надо ни о чем думать. Не надо. Пусть "все будет как будет, как предопределено судьбой. Она стала думать о том, что скоро увидит родителей, и с мыслями об этом окончательно заснула.

Утром Мэтью позвонил ей сам. Она не успела придумать, какой принять тон в разговоре с ним, как он уже произнес спокойно и деловито:

— Если ты сумеешь зайти сегодня на час, то я закончу его наконец. В общем-то портрет и так уже почти готов, остались лишь последние штрихи.

— Часа в три мне было бы удобно, — быстро сказала она.

— Я заеду за тобой.

— Нет, не надо, я приеду сама, — ответила Эдит. Незачем продлевать время общения. Она зайдет, он нанесет на портрет свои последние штрихи, и все. Может быть, она выпьет у него чашку кофе. Но, пожалуй, лучше обойтись без этого.

Не успела она попрощаться и положить трубку, как тут же позвонил Сесил:

— Привет, дорогая, чем занимаешься? Как твоя голова? — спросил он проникновенным голосом.

— Уже гораздо лучше, спасибо.

— Слушай, — начал он, переходя на требовательный тон. — Когда ты разделаешься с портретом, давай все же встретимся. Неужели я тебя не увижу целый день? Ты что же, собираешься ужинать в одиночестве?

— Нет, Сесил, — твердо сказала она. — У меня накопились домашние дела. И квартиру нужно убрать к приезду родителей. Увидимся в понедельник, хорошо?

Сесил что-то недовольно проворчал, но настаивать не стал. Раньше она никогда не смогла бы говорить с ним так спокойно и решительно.

Повесив трубку, Эдит почувствовала, что довольна собой хотя бы в этом отношении.

Она разогрела на ланч упаковку тушеных овощей, выпила кофе, к которому в последнее время основательно пристрастилась, и прошла в спальню. Стоило ей открыть шкаф, как в глаза сразу бросился зеленый шелковый костюм, в котором она с Мэтью ездила к его отцу. Прекрасно, в нем она пойдет и на последний сеанс.

Эдит не спеша оделась, закрутила волосы на затылке, подкрасила губы и ресницы. До дома Мэтью на Хокстон-стрит она добиралась на автобусе. Он сразу открыл дверь, словно уже давно поджидал ее.

В студии ничего не изменилось, только у окна стоял на мольберте подрамник с натянутым на него холстом. Эдит сразу двинулась вперед, чтобы взглянуть на портрет, но Мэтью преградил ей дорогу.

— Нет-нет, портрет можно будет увидеть, только когда он уже совсем будет готов, — сказал он, и от взгляда его серых непроницаемых глаз ей сделалось жарко. — Садись на диван, ешь виноград и чувствуй себя абсолютно свободно.

Я просто кое-где положу погуще тени и сделаю поярче солнечные блики, — сказал он нейтральным тоном.

— Интересно, действие происходит на лесной опушке? — пробормотала она, усаживаясь на диван.

На столе стояла ваза с желтым крупным виноградом и персиками. Она съела ягодку, из-под ресниц поглядывая на Мэтью. Как он спокоен, абсолютно невозмутим. И как ей только могло показаться… Для него все равно — она здесь или любая другая натурщица. У нее задрожала рука, которой она потянулась к вазе, и она нахмурилась. Сейчас он закончит портрет, и они никогда не увидятся…

Она завороженно следила за его точными движениями. Мэтью орудовал маленькой кисточкой, наносил мазки точечными прикосновениями. Легкие мазки. Его взгляд перебегал с ее лица на холст, но этот взгляд по-прежнему не выражал никаких эмоций.., так казалось Эдит.

Вот его глаза остановились на ней немного дольше, и в их переливающейся серой глубине словно что-то шевельнулось. Но ресницы опустились, и заветное слово не слетело с губ.

Эдит вдруг поняла, что всеми силами своей души жаждет, чтобы он произнес это слово. Вот если сейчас он скажет, что любит ее, она бросит все и пойдет за ним куда угодно. До края света — совсем ничтожное расстояние, почему это выражение считается классическим, когда хотят подчеркнуть дальность пути, тяжесть жертвы? Можно еще добавить — в огонь и в воду, и это не будет преувеличением…

Она теперь смотрела не отрываясь на него и ждала — малейшего знака, движения бровей, кончиков губ… Он медленно положил кисть на подоконник, отступил на шаг и оценивающе оглядел портрет. И удовлетворенно кивнул.

Он художник, а она для него только модель!

Эдит медленно поднялась.

— Видимо, это конец?

— До завтра он будет сохнуть, — поспешно произнес Мэтью, загораживая холст собой, но Эдит теперь и не пыталась посмотреть. — Я завезу его к тебе вечером. Часов в восемь подойдет?

— Возможно, завтра я буду занята, — медленно сказала она, прямо глядя ему в глаза и чувствуя, как холодеет сердце. Если сейчас они ничего не скажут друг другу, то и никогда не скажут. Если не сейчас… — Оставь лучше портрет у консьержки, я предупрежу ее.

Может быть, услышав, что они могут больше не увидеться, он заговорит наконец?!

— Хорошо, — легко согласился он. — Хочешь перед уходом выпить кофе?

— Я.., нет, спасибо, не стоит. И еще.., бабушка просила узнать, сколько она должна тебе за работу?

Это был глупый вопрос, и Эдит задала его от отчаяния. Бабушка ни о чем таком ее не просила.

— Миссис Грэхем знает, что это подарок, — сухо ответил он, хотя по его лицу совсем непонятно было, обиделся он или просто подтверждает факт.

— Да, конечно, извини. — Они стояли и молчали, и у Эдит в голове промелькнула сумасшедшая мысль. Что, если вот сию секунду сказать ему все? Я тебя любою, Мэтью! Если это не любовь, то я вообще не знаю, что она такое.

Если я нужна тебе, я останусь с тобой навсегда.., или до тех пор, пока не надоем тебе.

Он улыбнулся довольно равнодушно, только в серых глазах снова мелькнула какая-то тень.

— Я подвезу тебя до дома?

— Нет, я хочу пройтись пешком, — ответила она как можно равнодушнее. Вот и все.

Они подошли к двери, он открыл ее.

— Эдит!

Она стремительно обернулась и увидела очень близко его лицо с прямыми темными бровями, изящными скулами и губами, на которых сейчас не было и тени улыбки.

— Передавай привет миссис Грэхем.

Она слабо кивнула и побежала вниз по ступенькам, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не зарыдать в полный голос. Ее переполняло ни с чем не сравнимое разочарование, но когда она вышла из сумрачного подъезда на солнечную улицу, то никто из прохожих не бросил на нее любопытного или удивленного взгляда. Эдит чувствовала теперь, что абсолютно спокойна, но в этом спокойствии было что-то мертвящее.