Но служащим среднего звена необходимо считаться с коллективом. А коллектив не потерпит, если кто-то нарушает правила. И тогда возможно массовое недовольство, переходящее в бунт и парад суверенитетов.
      Поэтому Первый мгновенно принял решение. Нарушителя необходимо сразу же снять с поста, что приятно удивит и успокоит взволнованную общественность.
      Но это только первый шаг. Необходимо было решить, что делать дальше. Ведь свято место пустовать не должно. А с другой стороны, нельзя позволить коллективу слишком много о себе воображать. Дескать, достаточно просто пожаловаться барину, как виновного уже тащат на конюшню пороть.
      Затем-то и собрались в баньке трое.
      Второй, тараканистый и кареглазый, нервно бегал глазами. Больше всего он боялся, что в результате скандала пострадает именно он, в свое время порекомендовавший Э-Ю-Я на должность министра.
      - Так что же нам, понимаешь, делать с Берсуковским, все не пойму? вдруг сказал Первый. - Вот, Э-Ю-Я вроде снимаем, и за дело снимаем...
      Второй встрепенулся и покрылся гусиной кожей.
      - Ведь они друг с дружкой вроде не ладили? - продолжил Первый, всем телом виляя за нежным веником банщинка.
      - Точно, точно, но ведь они... - Второй мучительно подыскивал необходимое слово. - Они ведь не взаимозаменяемы!
      Это он сказал, между прочим, правильно, но ошибочно. Правильно в общем смысле, поскольку никто не может никого заменить, и уж тем более Берсуковский - Э-Ю-Я, но ошибочно по двум другим причинам. Во-первых, он применил сложное слово, которого Первый мог и не понять, а от этого разозлиться, а во-вторых, он сразу выдал свои собственные опасения - что на место Э-Ю-Я можно В ПРИНЦИПЕ поставить и Берсуковского...
      Но ведь отвечать было вообще непросто! Не скажешь ведь, что они одного поля ягоды? Это, конечно, будет понятно, но тогда у Первого возникнет резонный вопрос - а какого черта ты советовал мне полюбить двух таких козлов, которые по сути дела одинаковы?
      - А мне Э-Ю-Я заменять и не нужно! - лукаво заметил Первый. - Мне, понимаешь, приличного человека нужно подобрать на должность, вот и все дела. Ты ведь Берсуковского мне предлагал как-то раз, помнишь? Говорил, дескать, он мужик толковый... Верно?
      - Верно... - протянул Второй, лихорадочно соображая, в какую сторону лучше увиливать.
      - Берсуковского заваливать пора, - коротко вставил Третий с наколками, угрюмо усмехаясь. Он парил в тазике ноги и попивал чифир из своей особой памятной кружечки с облупившейся эмалью.
      - Ты это, понимаешь, брось! - шутливо погрозил ему пальцем Первый. Заваливай своих бычков, а моих людишек - ни-ни! Если что, я им самолично всыплю по первое число, вот... Короче, во имя этого самого, так сказать, гражданского согласия, предлагаю министерство упразднить. Чтоб дурной пример не был заразителен...
      - Гениально! - воскликнул Второй, от души надеясь, что сугубо положительный смысл этого слова понятен Первому.
      - Конкретно, - кивнул Третий в наколках, неопределенно кривя блестящий металлом рот.
      Казалось, все трое были удовлетворены донельзя. Но Первый ещё далеко не все высказал.
      - Вместо этого организуем сборный комитет, который будет курировать ВСЕ вопросы, которыми сейчас ТЫ занимаешься! - Первый пристально посмотрел на Второго. - И назначим Берсуковского начальником комитета!
      - Ответственным секретарем с расширенными полномочиями, что ли? недоверчиво протянул Третий в наколках. Второй вообще лишился дара речи.
      - Я сказал - начальником, значит, начальником!
      Второй был близок к инфаркту. Его карьера висела на волоске.
      - Ладно уж, - сжалился вдруг Первый. - Не будет он ВСЕХ ТВОИХ вопросов курировать. Но будете с Берсуковским работать рука об руку. В мире и дружбе, понимаешь. Согласен?
      Второй почувствовал, как нитевидный пульс его сердца постепенно сменяется быстрыми, хоть и судорожными сокращениями.
      Он молча кивнул, на глазах его проступили слезы.
      - Вот оно как! - резюмировал Первый, вставая с лавки и делая пальцем жест, чтобы банщик налил ему пива. - Банька, она всю дурь-то с человека смывает...
      - Хорошо, хоть наколки остаются, - двусмысленно хмыкнул Третий, оглядывая синие купола на своей груди.
      Карпуша устроил гигантский детский фестиваль с телевидением, танцами и награждением шоколадными медальками, причем внутри некоторых из медалек был спрятан золотой скрипичный ключик. Эта награда полагалась победителям конкурса юных композиторов. Им и предлагалось сломать о ключик свои последние молочные зубки.
      В программе было предусмотрено три отделения. Так подсказали Карпуше опытные и вечно голодные волки-сценаристы с телевидения. Их гонорары составили по нескольку тысяч долларов, и они расстарались вовсю.
      На фестиваль, приуроченный ко дню рождения маленького Карпа, со всей страны, включая ближнее зарубежье, съехалось множество гостей. Единственным условием присутствия было наличие у именитых визитеров собственных детей, хотя бы даже и незаконнорожденных.
      Рассылали пригласительные билеты дед Карпуши - покаянный казак Ножкин, - сводный дядя Франциско и родная мама Ирина.
      Фестиваль вылился в грандиозное шоу в концертном зале "Россия", который был разделен на несколько секторов, в каждом из которых по окончанию официальной части намечалось проведение диковинных игр и развлечений.
      Карпуша музыку недолюбливал, но мужественно выслушал сочинения нескольких конкурсантов. Опусы напомнили ему песенку из мультфильма "Карусель, карусель, это радость моя" или те же самые "Спят усталые игрушки". Правда, прозвучали и творения детского авангарда, которые были похожи на заумные бурчалки из мультфильма "Винни-Пух". Какой-то сумбур, в общем-то, вместо детской музыки, думал Карпуша.
      Но самое главное, что в полном восторге была Элина. Ей предназначалась ключевая роль - именно она раздавала золотые ключики в шоколаде. Берсуковский молча наблюдал за действом из ложи, так, чтобы не попадаться в объективы телекамер. Он просто не мог надивиться инстинкту маленького Уэлдона. Это же надо - посадить на крючок такую девчонку! Теперь Берсуковский уже искренне склонялся к тому, чтобы работать с Карпушей Уэлдоном в ещё более тесной связке. Он ожидал от такого сотрудничества много пользы.
      И при этом, он ведь ещё не знал, что уже принято решение о его назначении начальником новообразованного комитета!
      Дождавшись, пока Элина отвручала призы, Карпуша пробрался за кулисы и приказал человеку в униформе позвать девочку. Элина немножко поломалась, но со сцены все-таки ушла.
      А в зале происходило сейчас самое интересное. Шесть вращающихся площадок возникли на месте чинных кресельных рядов в разных концах зала, и на каждую из них выскочил свой звездный затейник.
      Ефим Керзон, обязательный на любом концерте, как занавес на сцене, пел: "Станьте дети, станьте в круг, жил на свете добрый жук..." расхаживая по огромному масонскому скарабею, нарисованному на круглой площадке; Валерия Бестолкунова - про "Носики-курносики сопят", на фоне стилизованных тюремных коек; Алекпер Газпромов с сыном в своей песне трогательно требовали найти потерявшуюся маленькую собачку за крупное вознаграждение; гренадероворослый Полип Мотыгоров в милицейской униформе с блестящими эполетами эпохи жандарма Бенкендорфа выкладывался в шлягере "Ты мусоровоз, я - твой мусор", вокруг него, словно распознав близкого себе по духу, весело прыгали самые маленькие, карапузы года по три-четыре; полуголенькие парнишки из коммерчески-ориентированной группы "Дай-дай" пели песнь орангутанов из яванских джунглей, состоявшую всего из двух слоганов: "угу" и "эге", - но которые они выкрикивали с разным, подчас непростым и трагическим, выражением; наконец, на шестой площадке выступал известный детский телеведущий и показывал карточные фокусы.
      Нечего и говорить, что все дети распределились по этим шести площадкам, испытывая полный восторг. Но и их родителям были предложены свои развлечения - помимо естественной выпивки с фуршетом к ним относилась и подвижная инсталляция ультрамодного художника Куукиша. Сам художник страшно нервничал - Господи, как публика примет его неоднозначное произведение? - и сидя в осветительской кабинке, ожесточенно пытался нащупать вену на своих исколотых запястьях.
      Творение Куукиша представляло собой огромное медленно двигающееся и перетекающее волнами зеркало из специальной сверхтонкой фольги, удивительно кривое на каждом сантиметре своей поверхности. Всякий смотрящий в него видел совершенно причудливые искажения пространства вокруг себя и даже в себе самом. Например, стоявшие в разных углах зала люди из разных слоев общества, разной партийной принадлежности и вообще смертельные враги, - в этом зеркале могли выглядеть тесно обнимающимися. Или наоборот. Лысые выглядели волосатыми, а бедные - богатыми. Понаехавшие с Урала и с Сибири казачьи функционеры - смотрелись натуральными английскими гвардейцами. Новые русские из ближнего Подмосковья - беженцами из ближнего зарубежья. Скромные овечки - подружки Ирины Уэлдон по её бедной юности - выглядели как клонированные Мерилин Монро на момент романа с клонированными президентами Кеннеди.
      В сердцевине взрослой тусовки в разноцветных лучах прожекторов красовалась Ирочка Уэлдон, в окружении толпы поклонников. Счастье её было так велико и так бездумно, что она почти парила над площадкой, на которую грамотными пиротехниками потихоньку выпускался белый дым, что создавало полную иллюзию парения на облаках...
      Ее муж, Рональд Уэлдон, скромно выпивал за столиком, ошибочно (вследствие выпитого и от общей слабости здравого смысла) ощущая, что уже недалек тот день, когда дети страны непобедившего коммунизма смогут насладиться хотя бы сказкой "Диснейленда".
      Дорогой Чуча, который тоже присутствовал на сказочном вечере, смотрел в волшебное зеркало - и не узнавал себя. Он видел пожилого профессора, немного чудаковатого, но чрезвычайно гениального. Рядом с ним стояла его спутница (явно, по виду, жена) - серенькая невзрачная толстушка. Чуча скашивал глаза вбок, на манекенщицу Линду, которую специально выписал себе из Монако месяц назад, и диву давался. То, что сам он выглядит как профессор - не удивительно, хоть и приятно. Но вот что стоящая под ручку с ним грудоногая шалава превращается в брюхастую кургузую тетку - это Чучу просто убивало. Может быть, он зря потратил на неё пятьдесят три с половиной тысячи долларов, раз она не умеет как следует подать себя в высшем художественном обществе?
      Одним словом, и для детей и для взрослых в зале было навалом интересного.
      За кулисами висел душный запах гримерной пудры и дешевого дагестанского коньяка, который глушили инженеры-телевизионщики. Цокая золочеными туфельками по сверкающему коридору, Элина оглядывалась по сторонам в поисках Карпуши. Но вместо Карпуши пока что под ноги ей выпал только в дым пьяный человек из мужской кабинки. На нем даже штаны были не совсем одеты, и он вовсе не пытался их натянуть и после того, как упал на холодный линолеум голой, по существу, попкой...
      Но Элина не стала смотреть на стыдные дядькины вещи, и прошмыгнула мимо.
      Карпуша схватил её за руку неожиданно, словно вырос из стены.
      Целоваться они не умели, но человеку свойственно больше всего на свете хотеть сделать именно то, чего он делать не умеет... Впрочем, Элина в свои восемь с половиной лет насмотрелась американских эротических фильмов, и представляла себе технические детали целования. Маленький Карп был осведомлен в вопросе несколько меньше, но в конечном счете все сошло неплохо.
      По окончанию сцены, в ходе которой Карпуша дважды наступил Элине на ножку, теряя равновесие, дети разлепились и посмотрели друг на друга с восторгом.
      - Я так хотела подарить тебе на день рождения этот поцелуй, даже раньше обещанного... - сказала Элинка фразу, подслушанную, естественно, у матери.
      - И все? - спросил Карпуша, внутренне собравшись. Он ждал ещё одного подарка, основного.
      Элина позволила ему немного помучиться и стала незаметно разворачивать мятную конфету, запоздало вспомнив, что без неё нельзя целоваться, как предупреждает реклама по телевизору.
      - Я поговорила с папой, - сообщила она наконец. - Сегодня утром, по сотовому. Он как раз в баню собирался. Он примет тебя на полчаса.
      Карпуша понял, что партия - за ним.
      Поцелуй был продублирован, уже с мятной конфетой, как положено.
      Через неделю за Карпушей заехал черный бронированный "мерседес" и увез мальчика на одну подмосковную дачу. Там прошли получасовые переговоры, которые, строго говоря, продолжались около полутора часов.
      Так, во всяком случае, доложили люди Редкого своему начальнику.
      Редкий созвал рабочее совещание в просторном актовом зале "Аква-Банка". Но собрались тут вовсе не одни банкиры. Точнее сказать, банкиров в прямом смысле слова тут вообще не было. Евгений Иванович начал речь с краткой траурной нотки.
      - Господа-товарищи! - с глубоким сарказмом обратился он к старым соратникам и приспешникам. - С глубоким прискорбием напоминаю вам о гибели Станислава Поштучнова от рук... неизвестных. Прошу почтить его память минутой...
      Все встали.
      - Поскольку, - скрипучим осуждающим голосом добавил один из ветеранов, - мы все помним, чей он отпрыск...
      И все взоры обратились на портрет одного из бывших начальников комитета, высящийся над столом.
      - Хоть и незаконнорожденный, - суровым дискантом уточнил другой ветеран, придерживающийся ещё более пуританской линии и не признававший не только новых веяний в работе госбезопасности, но и половых отношений как таковых.
      Редкий призвал к соблюдению минуты, и ветераны приумолкли. Когда все сели, Евгений Иванович продолжил уже в другом тоне, вкрадчиво и деловито:
      - Задуманная нами операция с отстранением Второго не совсем получилась, в то же время задача решена более чем наполовину. Из двух его выдвиженцев один устранен на пенсию, а второй прикован к совершенно конкретным, хлопотным и полезным для нас делам. Он теперь не имеет собственной инициативы, поскольку связан государственной службой и... гм!.. соответствующим окружением. Есть предложения по прямому продолжению операции в настоящий момент?
      Умудренные аксакалы органов погомонили, но большинством голосов порешили пока оставить все как есть - поскольку "там видно будет".
      - А что у нас с народом? С публичной-то политикой гребанной? Есть что предложить? - непрестанно жуя губами (последствия перенесенного недавно инсульта и вкусного питания в течение всей предшествующей жизни), спросил важный белоголовый старик с орлиным взором.
      - В этом вопросе, - чуть улыбнулся Евгений Иванович, - теперь мы имеем перед собой уже не одну альтернативную фигуру... я имею в виду человека с зычным голосом... А целых две. Второго представителя вы пока не знаете. Это очень молодой человек, но в перспективе именно он может оказаться тем магнитом, который оттянет электорат от... от человека с зычным голосом. Всем ясно, какова тема нашего разговора? Поставим сразу на две лошадки, и тогда больше шансов выиграть. Тем более, что мальчиком гораздо проще управлять. Он больше нуждается в помощи для так называемой публичной политики. Опять же, он не произносит букв "р" и "л"... Более того, товарищи... - Редкий с некоторым смущением оглядел приглашенных. - Хотя он справляется с подтиранием, горшок опорожнять он ещё не научился. Прошу правильно меня понять - в таком ответственном вопросе не бывает мелочей. Думаю, управляемость нашего объекта можно считать полной. Итак, слушаю ваши предложения...
      Товарищи покашляли, подвигали по столу стопки бумаги.
      Либеральный работник органов густым басом прогудел, оглаживая лысую макушку:
      - А не слишком ли мы это... в сторону детсада свернем, в смысле электората-то?
      - По-моему, - отвечал Редкий, - если даже и так, то мы окажемся на правильном пути.
      Суровый, не признающий половых отношений ветеран ломким мальчишеским фальцетом вдруг вскрикнул:
      - А кто этот юноша? Из каких слоев будет?
      - Товарищи... - Редкий помедлил и со значением, как будто произнося конспиративный пароль, добавил: - Господа... Речь идет о сыне американского коммуниста, бывшего нашего нелегала, большого друга международного рабочего движения. С другой стороны, матерью мальчика является внучка хорошо известного нам Федора Семеновича Ножкина... И притом довольно популярная сейчас женщина. У неё американская фамилия - по мужу... Но она наша - то есть, целиком у нас в руках. Есть соответствующие козыри... Оцените, пожалуйста, красоту варианта!
      Кресла у стола одобрительно заворочались, заскрипели. По комнате прошла волна - словно явившиеся из небытия призраки вдруг материализовались... Нет, просто на самом деле сидящие у стола сразу, как по команде, принялись наливать себе в фужеры минеральную воду.
      - Хо! - вдруг воскликнул один из гостей, подобно прочим, одетый в темно-синий, негнущийся, как рыцарские латы, костюм. - Так это же я вербовал в свое время этого самого друга рабочего движения! Знаю, знаю... Хороший мужик. Нашенский. Хоть и пить не умеет.
      - Так значит, как вам кажется мое предложение насчет продвижения этого кандидата? - уже хамоватее спросил Редкий.
      - Гениально, - пробасил либерал.
      - Конкретно! - фальцетом добавил несгибаемый ветеран.
      Далее, около двух часов в кабинете руководителя "Аква-Банка" шла первичная разработка широкомасштабной, многоходовой операции. Результаты этой работы - ветераны понимали - увидят далеко не все они. Но все равно, будущее светило им невидимым солнцем сквозь плотные жалюзи времени. Они снова верили - ветер дует в их паруса.
      ЭПИЛОГ
      Теплым слякотным январским днем 1996 года в зеркально-черном, как поставленный на попа лакированный гроб, небоскребе корпорации "ВМ" заканчивалось очередное совещание верхушки администрации. Кроме верхушки, приглашены были и региональные представители интересов корпорации: казачьи атаманы, торговцы, государственные люди, способные ввести любое дело в рамки законности, а также просто ловкие посредники.
      - Наши начальные операции с "Диснейлендом" прошли очень успешно, оповестил собравшихся Карпуша, перекатывая во рту колпачок от ручки "Паркер". - Однако мы все ещё не имеем масштабности. Теперь корпорация привлекла достаточно ресурсов, для того, чтобы играть по-настоящему.
      Берсуковский кашлянул:
      - Позволите доложить новый проект?
      - Докладывайте, - сказал Карпуша, деловито поправляя плечико на комбинезончике.
      Берсуковский обтер батистовым платком лысину, развернул прозрачную подшитую папку из примерно сотни листков и стал выборочно зачитывать данные по экономическому обоснованию прокладки нефтегазопровода с обских месторождений через каспийские нефтяные заимки, а дальше - резко на север, в Петербург. Так убивалось три зайца - закладывалось колоссальное строительство с соответствующим уровнем хищений, накалывались на крючок неспокойные южане и открывалась новая форточка в окне, ведущем в Европу.
      Присутствующие затаили дыхание. Такого масштаба они, действительно, не ожидали.
      Берсуковский доложился по-деловому, всего за полчаса.
      - Ну как? - спросил Карпуша, уставясь в окно, как бы между прочим.
      Члены правления зашевелились, загомонили. Все были в восторге. Если уж господин Берсуковский берет на себя улаживание дела в коридорах власти, все остальное - семечки.
      - Тогда на сегодня хватит, - кивнул Каpп Pональдович, усталыми глазками обведя пpисутствующих и остановив взгляд на одном из них, который был теперь без усов и не в горских полусапожках, затем выплюнул колпачок и pасслабился до непpоизношения половины букв алфавита. - Можно сказать, дейя у койпояции идут непьохо. Я считаю, это на сегодня наш самый пейспективный пьоект - газопьовод от Оби до Байтийского мойя. Пусть там Айексей Савич пьоведет зондаж в их администьяции, на месте...
      Атаман Тунгусский и Всея Оби, Алексей Савич Поклюжный, шиpокий и нескладный, как казацкое подвоpье, встал и поклонился:
      - С нашим удовольствием, Каpп Pональдович! Давно бы пора, да все губеpнатоp наш из запоя не выйдет. На нашем-то казачьем кругу в баньке я к нему уже подъезжал, да только такие дела на тpезвую голову pешать надо...
      - Не могу понять, - pазвел руками Каpпуша, - как это так: взьослые мужики - и водкой баюетесь? С губейнатойом вопросы снять на следующей неделе! Яботать надо, а не с водкой в баньку!
      - Согласен, Каpп Pональдович, самому не любо, - Поклюжный уважительно склонил голову, большую, обсидианово-черную и угловатую, как телевизоp "Сони-Тpинитpон" с диагональю 57 сантиметров. Левой лопатообразной рукой он осторожно чесал у себя под правой мышкой: пиджак ему сильно жал.
      - Действуйте. И вот что ещё хочу сказать, - пpодолжил Каpп, заложив pуки в каpмашки и подходя к широкому окну. - Был тут у меня один йязговор у качелей - то есть, нет, не у качелей, спутал... Пойя бы мне начать думать насчет поста пьезидента стьяны. Выбойной кампании... Советуют. Так что надо потихоньку собиять пойезных юдей - понимаете? Готовь тейегу зимой...
      Повисло задумчивое молчание. Похоже, на фирме снова начинались тpеволнения. И причем, на сей раз какая-то фантастика. Можно ещё понять нефтегазопровод на шесть тысяч километров. Но вот насчет избирательной кампании - это уже слишком... Pональд Уэлдон pобко простонал из своего угла:
      - Сынок, тебе ведь только шесть лет... И я не смогу здесь быть твоим опекуном - ведь я все-таки не pусский... Как на это посмотpят избиpатели? Налогоплательщики? А если без опекуна, то по закону - ты можешь выставить свою кандидатуpу только с тpидцати пяти лет...
      - Еюнда! - с чувством отpезал Каpпуша, кривясь от отцовского инфантилизма. - Не буду я с тобой бойше игьять! Вот у нас тут сидит Константин Фомич, он ведь у нас в Думе, так? Пpедседатель комитета, так? Вот и пусть по своей фьякции пpоведет закон - чтобы можно было с десяти йет! Чейез четыре годика и буду выставьяться...
      Американский консультант-экономист Джеффри Пьюпсик поднял умные бараньи глаза от своего портативного компьютера "Ноутбук Тошиба NR-2" и заметил:
      - There is no reason to go so far, make sense of it! Why, your enterprise will prosper even by what is already done, make sense of it! After all, this way seems to be extremely dangerous, make sense of it!*
      *Нет никакой нужды заходить так далеко, подумайте! В чем дело, ведь ваше предприятие и без того будет процветать, подумайте! И потом, это просто крайне опасный путь, подумайте! (англ.)
      Карпуша коротко бросил:
      - Why, man, you don't feel yourself clever enough to get some more bread, eh?**
      **А че такое, мужик, ты считаешь себя недостаточно умным, чтобы получать бабок побольше, а? (англ.)
      При упоминании о повышенных гонорарах упрямые бараньи глаза Пьюпсика приняли нежное телячье выражение.
      Далее Карпуша, повернувшись к присутствующим, уже по-русски добавил, чтобы ни у кого не оставалось сомнений:
      - Игьять надо по-кьюпному. Надеюсь, все это понимают?
      Такую фразу Карп слышал в американском фильме про каратэисток-проституток, которые становятся вурдалаками на службе наркомафии и совершают дерзкое похищение из банка золотой статуэтки какой-то богини.
      - Джаст э момент! - вдруг гордо встрял со своим даже не нижегородским, а заводоуковским произношением местами бритый дядька с художественно выколотыми куполами на распахнутой красной груди. - А почему вы, уважаемый пацан, считаете, в натуре, что за вас пойдут? В смысле, проголосуют? Я не в плане базара, а так, конкретно, спрашиваю. Братве чтобы растолковать попонятнее.
      Карпуша брезгливо оглядел "местами бритого".
      - А что им надо? - заметил он, пожав плечиками. - Жуйналисты ведь говорят, что хуже некуда? Значит, пьи мне будет йючше, чем сейчас. Все дети смогут ходить в "Диснейленд" очень дешево. А потом вообще - скойко у нас избийятейей?
      Бритый с наколками почти ничего не понял в этой диалектике и смолчал. Вместо него ответил политически грамотный Уэлдон:
      - Сто с небольшим миллионов избирателей, сынок.
      - Они за сто долларов проголосуют? Каждый?
      Уэлдон подумал. Он много пережил и уже немножко разбирался в настоящей жизни.
      - Ну, за сто долларов некоторые проголосуют.
      - Напьимер, пенсионеры пьоголосуют? Коммунистический электорат? Карпуше великолепно удалось трудное слово с буквами "л" и "р" в неудобных местах.
      Уэлдон напрягся и подсчитал.
      - Да, сынок, возможно.
      - Тогда выборы пьезидента стоят миллиайдов десять, не бойше. Вопьос тойко в том, кто даст эти десять миллиайдов долларов. Для нас - не такие уж бойшие деньги. Это все равно, что сто фиймов в Голливуде снять. Я знаю, мне дьюган рассказывал. Так что вопьос дяди с места считаю не по делу.
      Карпуша прошел к столу, сел на свое высокое кресло в торце и тихо, но довольно разборчиво добавил:
      - И вообще, будет очень непьявильно, если кто-нибудь ещё попытается вот так, не зная сути, влиять на мои решения...
      Зал оцепенел. Ужасом повеяло в сверкающих внутренностях лакированного черного небоскреба.
      Генеpальный менеджеp, господин Франциско Сань, котоpый все схватывал на лету, первым нарушил жуткую тишину и спросил очень сеpьезно:
      - Под каким главным слоганом на выбоpы будем канать?
      - Очень пьосто, - сказал Каpп. - Чего тут думать? "Выбейи меня!" Очень хойошо, доходчиво и гьявное - всем ясно, что надо делать!
      Сань быстpо записал в своем блокноте и снова поднял лицо:
      - Значит, "Выбери меня"... Так... А как же действовать до этого, Каpп Pональдович? Может быть, пpямо сейчас начать? Наши финансовые пеpспективы станут смотpеться на два гоpизонта дальше, гадом буду! Напpимеp, тот же Константин Фомич, с некотоpой нашей помощью, попытается быстpо пpобить закон в Думе через пару месяцев? Все-таки, четыре года ждать - это срок!.. А тут события, в натуре...
      - Ничего-ничего, - твеpдо остановил его Каpпуша. - Пока у нас Боись Никояевич - спешить некуда.
      Обсуждение продлилось ещё минут на пятнадцать - уж очень тема была судьбоносной.
      Приехав домой в черном "кадиллаке" с отцом, Карпуша первым делом лег спатки. Примерно в пять часов вечера он проснулся и поспешно сел на горшок. Потом, когда основное дело было сделано, он, как обычно, позвал маму.
      Он не научился ещё толком справляться с этой важной процедурой опорожнения горшка сам, но уже понимал, что всякую его просьбу с огромным удовольствием выполнит теперь не только мама, а всякий человек. Именно всякий. На этого всякого Карпуша как раз и рассчитывал. Но все-таки пока в интимных вопросах лучше опираться на ближайших родственников, на своих людей.
      В седьмом часу утра, устав от безрезультатных попыток прозвониться в Москву, мадам Софи вышла на террасу своего особняка в Сан-Хосе, Калифорния, и с напряжением, всей грудью вдохнула влажный, душный воздух. По небу быстро пролетали низкие пепельные тучи, идущие со стороны Тихого океана. "Похоже, надвигается гроза", - с неясной тревогой подумала Софья Моисеевна и громко чихнула.
      А Любка Кашлюк опять поссорилась со своим Димкой. Вот несчастье-то, прямо беда - напился и случайно спалил её новое чудное платье из зеленого помбархата, купленное за двести долларов из тех пятисот, рекламных. На остальные-то триста он как раз и пил, пока она ездила в Винницу за салом.