– Военная оккупация редко кому-то приносит дивиденды. Но Империя вознаграждает, кого может. Вы выжили, Зай. Поэтому должны принять от Императора медаль, возвышение и командование звездолетом, которое вам, без сомнения, поручат. Это что-то да значит.

Зай, похоже, удивился – но не обиделся. Он едва заметно кивнул и чуть прищурился – будто что-то подсчитывал в уме из перечисленных сенатором благ. Может быть, мысленно посмеивался над ней?

Но нет, видимо, этот человек был напрочь лишен сарказма. Скорее всего, высказанные Оксам мысли были попросту новы для него. Всю свою жизнь он прожил среди самых «серых» из «серых». «Интересно, – думала Оксам, – а он хоть слышал о том, что эту оккупацию называли „освобождением Дханту“? Или слышал ли он хотя бы раз, чтобы кто-то высказывал сомнения в правоте Воскрешенного Императора?»

Зай задал вопрос, который подтвердил его неведение:

– Сенатор, а это правда, что вы отказались от возвышения?

– Правда. Именно так ведут себя секуляристы.

– А я слышал, что в конце концов они передумывают. Ведь всегда есть возможность задушевного разговора у смертного одра.

Оксам покачала головой. Поразительно, как упорно распространялась эта пропаганда. Еще один образчик того, насколько просто манипулировать истиной, и того, как «серые» страшатся Клятвы Смерти.

– Эту историю любит рассказывать Политический Аппарат, – сказала она. – Однако из почти пятисот сенаторов-секуляристов, избранных за последнее тысячелетие, только семнадцать в конце концов приняли возвышение.

– Семнадцать нарушили клятву? – спросил Зай.

Оксам победно кивнула, но тут же поняла, что сказанное ею не впечатлило Зая. Ему показалось, что этот ничтожный процент слишком высок. Для «серого» Лаурента Зая клятва была клятвой.

Ну и черт с ним.

– Что касается вашего вопроса, – сказала Оксам, – то ответ таков: да, я умру.

Зай протянул руку и легко коснулся ее запястья.

– За что? – спросил он с искренней заботой. – За политику?

– Нет. За прогресс.

Он недоверчиво покачал головой.

Нара Оксам мысленно вздохнула. Она обсуждала эту тему во время встреч на улицах, в общественных заведениях, в зале заседаний Вастхолдского парламента, в прямом эфире масс-медиа, с планетарными аудиториями. Она сочиняла лозунги, речи и эссе по этому вопросу. А теперь перед ней стоял Лаурент Зай, человек, который наверняка ни разу в жизни не принимал участия ни в каких политических дебатах. В определенном смысле это было слишком просто.

Но он задал вопрос.

– Вы слышали о геоцентрической теории, капитан-лейтенант?

– Нет, ваше превосходительство.

– На древней Земле, за несколько столетий до начала полетов в космос, многие верили, что солнце обращается вокруг планеты.

– Видимо, они полагали, что древняя Земля очень массивна, – высказался Зай.

– В каком-то роде – да. Они думали, что вся вселенная крутится вокруг их планеты. Причем – обратите внимание – обращается за сутки. У тех людей были большие проблемы с масштабом времени.

– Действительно.

– Долгое время накапливались данные, противоречащие геоцентрической теории. Были созданы новые модели, с солнцем в центре – более логичные и элегантные.

– Я так и думал. Даже не могу себе представить, как бы выглядело математическое обоснование планетоцентрической теории.

– Оно было ужасающе сложным и извращенным. Когда смотришь на эту теорию теперь, то со всей очевидностью понимаешь, как это глупо и старомодно – придерживаться древних предрассудков. Но когда возникла гелиоцентрическая теория – такая элегантная и ясная, – случилось нечто странное.

Зай ждал. Он, похоже, забыл о своем шампанском.

– Почти никто не поверил в нее, – сказала Нара. – О новой теории какое-то время подискутировали, у нее появилось некоторое количество приверженцев, но потом ее почти совсем отвергли.

Зай сдвинул брови.

– Но, видимо, впоследствии люди осознали свою ошибку. Иначе мы бы с вами не стояли здесь, в двух тысячах световых лет от Земли.

Оксам покачала головой.

– Они не осознали. По-настоящему поменяли мнение очень немногие. Те ученые, что были взращены на старой теории, упорно цеплялись за нее.

– Но как же тогда…

– Они умерли, капитан-лейтенант.

Нара Оксам допила шампанское. Древние споры все еще трогали ее, от волнения даже пересохло во рту.

– Вернее, они принесли в дар потомкам свою смерть, – сказала она. – Они оставили планету своим детям. Только тогда появились новые идеи, новая картина мира. Но только через смерть.

Зай покачал головой.

– Но наверняка они все равно когда-нибудь догадались бы…

– Если бы старики жили вечно? Если бы они обладали всем богатством, управляли бы армиями, не терпели несогласия? Мы бы до сих пор жили там, на одинокой окраине Ориона, и считали бы себя центром вселенной…

– Но те старики, которые ошибались, умерли, – закончила она.

Зай медленно кивнул.

– Я от многих слышал, что вы, «розовые», поборники смерти. Но считал, что это преувеличение.

– Это не преувеличение. Смерть – это главное условие эволюции. Смерть – это изменение. Смерть – это прогресс. А бессмертие – это идея, убийственная для цивилизации.

Зай улыбнулся и обвел взглядом холл, пытаясь впитать роскошь дворца.

– Пока мы не похожи на умершую цивилизацию.

– Семнадцать столетий назад Восемьдесят Планет обладали наиболее развитой техникой на этом витке галактической спирали, – сказала Нара Оксам. – А теперь полюбуйтесь… Риксы, тунгаи, фастуны – все они превзошли нас.

Зай вытаращил глаза. Об этом редко говорили вслух даже секуляристы. Но Лаурент Зай, человек военный, должен был знать, что это правда. Каждая очередная война становилась все более и более тяжелой, враги действительно опережали Империю Воскрешенных.

– Но семнадцать веков назад, – возразил Зай, – мы не были Империей. Мы были россыпью планет, как риксы, но только между планетами расстояния были больше. Никакой стабильности, никакой внутренней конкуренции. Теперь мы сильнее, даже при наших технических… недоработках. К тому же мы владеем единственной технологией, которой стоит владеть. Мы способны победить смерть.

– «Древнего Врага», – процитировала Оксам. Так называли смерть в Политическом Аппарате.

Древним врагом, против которого дерзнул выступить Воскрешенный Император. Выступил, победил и воскрес.

– Да. Мы победили смерть, но живущие продолжают прогрессировать, – продолжал Зай. – У нас есть Сенат, есть свободные рынки.

Нара Оксам печально улыбнулась.

– Но мы задыхаемся от тяжести мертвецов. Медленно, но верно они с каждым годом все больше богатеют, обретают все большую власть и все сильнее владеют умами живых.

– Такими умами, как мой, например? – спросил Зай.

Оксам пожала плечами.

– Я не претендую на знание вашего ума, капитан-лейтенант. Невзирая на все, что болтают о моих способностях.

– Вы считаете, что Империя уже мертва? – спросил он.

– Нет. Еще нет. Но перемены придут, а когда они придут, Империя лопнет, как тетива, которую тянут слишком много трупов.

Лаурент Зай от изумления раскрыл рот. Созданный сенатором образ ошеломил его. В конце концов, ей все-таки удалось шокировать этого человека. Нара помнила о том, как впервые произнесла подобную речь на Вастхолде. Аудитория восстала, эмпатически отторгла ее слова, и ее горло наполнилось желчью. Но она увидела, как новые мысли нахлынули и заполнили те пространства, где прежде обитал ужас. Образ получился достаточно ярким для того, чтобы вызвать брожение умов.

– Так вы хотите, чтобы мы вернулись к смерти? – спросил Зай. – Две сотни лет естественной жизни, а потом… ничего?

– Не обязательно, – покачала головой Оксам. – Просто мы хотим ограничить власть мертвых. Пусть занимаются живописью, скульптурой, пусть совершают паломничества по Восьмидесяти Планетам, но пусть не правят нами.

– Чтобы… не было Императора?

Она кивнула. Даже при том, что теперь она обладала новообретенным сенаторским иммунитетом, произнести эти изменнические речи вслух здесь, во дворце Императора, ей было трудно. Даже те, кто родились на секуляристских планетах, не были свободны от насаждавшейся повсюду культуры «серых». Старые сказки, детские стишки – все они повествовали о Древнем Враге и о том человеке, который его победил.

Лаурент Зай немного помолчал. Мимо проходил официант, и он взял с подноса еще два бокала с шампанским, подал один Наре Оксам, они выпили. Некоторые из «свиты» Зая держались поблизости, но не решались бестактно вмешаться в его разговор с «розовой» сенаторшей.

Нара Оксам исподволь разглядывала своего собеседника. Парадная флотская форма – эта координированная орда микроскопических машинок, безусловно, символизировала собой главный аспект имперского могущества: множество частиц, насильно сбитых воедино. Но как во многом из области имперской эстетики, в этом соединении мириадов крошечных элементов была неоспоримая элегантность. Сам же Зай не был приземист, как большинство выходцев с планет с высокой силой притяжения. Он был высок и немного худ. Особенно Наре понравился изгиб его спины.

– Позвольте задать вам вопрос, – проговорила Нара, дабы отвлечься от собственных мыслей.

– Конечно.

– Вы находите мои речи изменническими?

– По определению – нет. Вы сенатор. Вы неприкосновенны.

– Но если отбросить неприкосновенность?

Зай нахмурился.

– Если бы вы не были сенатором, то тогда, по определению, получилось бы, что вы только что совершили государственную измену.

– Только по определению?

Зай кивнул.

– Да, сенатор. Но, вероятно, не по духу. В конце концов, вас заботит благо Империи, в каком бы виде вы ни воображали ее будущее.

Оксам улыбнулась. На протяжении всего разговора она думала о Зае как о человеке неутонченном. Он ведь никогда не был знаком ни с кем из «розовых». Может быть, так оно и было, но со многими ли из закоренелых «серых» она сама разговаривала честно, открыто? Пожалуй, ее суждение о нем было тоже по-своему неутонченным.

Зай заметил выражение ее лица и вопросительно вздернул брови.

– Я просто подумала: ведь могут произойти изменения в сознании, – проговорила она.

– Так, чтобы смерть не руководила процессом изменений? – уточнил Зай.

Она кивнула.

Он глубоко вздохнул и отвел взгляд. На миг она решила, что он прибег к синестезии. Но затем искорка интуиции подсказала Оксам, что этот человек намного глубже, чем кажется на первый взгляд.

– А может быть, – сказал Лаурент Зай, – я уже мертв.

Что-то произошло с Нарой. Она ощутила невероятный прилив эмпатии, словно антиэмпатический препарат вдруг потерял свое действие: в самых глубинах души этого человека таился страх, какая-то рана, открывшаяся из-за того, что он заглянул в бездны Зла. Это ощущение было похоже на шквальный порыв ледяного полярного ветра, на древний страх, вдруг проявившийся на физическом уровне. Агония, безнадежность. И вдруг Нара возненавидела Императора за то, что он нацепил на этого человека медаль.

Его наградили, а надо было бы исцелить.

– Многое ли вы успели повидать на Родине, Лаурент? – негромко спросила Нара.

Он пожал плечами.

– Столицу. Этот дворец. Скоро увижу Императора, собственной персоной. Это больше, чем воскрешенным обычно доводится увидеть за столетия паломничества.

– А вы хотели бы увидеть Южный Полюс?

Зай откровенно удивился.

– Не знал, что он населен.

– Не слишком. Несколько поместий – а в остальном на полюсах безлюдные, мертвые пустыни. Но я, как вам известно, поборница смерти. И мой новый дом на полюсе окружен роскошной пустошью. Там я намереваюсь прятаться от давления столицы.

Зай кивнул. Он должен был знать о ее состоянии. «Чокнутая Сенаторша» – так ее называли «серые». Женщина, которую сводили с ума толпы и большие города, но которая сделала политику своей профессией.

Зай сглотнул подступивший к горлу ком и ответил:

– Мне бы хотелось на это взглянуть, сенатор.

– Если так, поезжайте завтра туда со мной, капитан-лейтенант.

Он поднял бокал.

– За роскошную пустошь.

– Воистину серая местность, – с улыбкой отозвалась она.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.