Она уже пребывала в раю.

Нара Оксам крепко сжала поручень и только потом решилась вывести лекарство из своей кровеносной системы.

Прохладный ветер поздней ночи едва заметно раскачивал балкон. Его движение сдерживалось противовесами, которые перекатывались внутри деревянного помоста под босыми ступнями Нары. Под тихо поскрипывающими декоративными цепями была скрыта система полимерных волокон, каждое толщиной с палец. Эти волокна (согласно строительной рекламе) могли выдержать вес африканского слона даже во время одного из тех кориолисовых шквалов, которые порой налетали на столицу ближе к концу лета. Если бы сенатор Оксам оступилась и упала, ее бы сразу же окутала окружавшая все здание невидимая сеть, предназначенная для спасения самоубийц. Затем Нару доставили бы на ближайший обзорный уровень, пятью этажами ниже. Ну, а на самый крайний, самый непредвиденный случай балкон был укомплектован маленьким вакуумным дирижаблем, который хранился в сложенном состоянии под столиком. Раскрывшись полностью, дирижабль обладал достаточной подъемной силой для того, чтобы принять на борт сенатора и двадцать ее гостей и мягко опустить на землю.

Однако животные инстинкты у людей чрезвычайно сильны, и эмпатический дар Нары никогда не позволял ей забывать об этом. Обычных мер предосторожности не хватало для того, чтобы избавиться от головокружения, возникавшего, когда стоишь на двухкилометровой высоте. Костяшки пальцев у Нары побелели. Лекарство покидало ее организм.

Специальный противоэмпатический браслет издал привычное шипение. Устройство ввело в кровь Нары очищающий нанопрепарат. Через несколько минут от города повеяло первыми волнами эмоций. От жилых башен, возвышавшихся к северу от Алмазного Дворца, исходил мыслительный шум. В этих приземистых некрасивых сооружениях обитало множество людей. Каждое из них вмещало более сотни тысяч представителей самого многочисленного класса обитателей столицы – мелких чиновников-бюрократов, занимавшихся наблюдением за прохождением налогооблагающихся сделок. Каждый администратор из тех, что трудились на планетах восьмидесяти систем, входивших в состав Империи, имел здесь, в столице, на планете, называемой Родиной, своего дублера, еще одну пару глаз, которая бдительно следила за тем, чтобы Император и Сенат получили свою долю. Живя на Вастходде, Нара знала о существовании этой армии бюрократов, но информация носила абстрактный характер, и лишь теперь, понимая, что восемьдесят миров сконцентрировались здесь, в одном городе, она осознавала фантастические масштабы Империи. Громадные грузовые звездолеты каждый день стартовали со столичного космопорта. Они доставляли все необходимое для того, чтобы связь работала мгновенно и непрерывно. На это тратились огромные средства, но всеведение Императора подразумевалось само собой, как догмат Священного Писания.

По мере того как уровень ее эмпатии нарастал, Нара начала ощущать динамику перемен. Тысячи бюрократов возвращались по домам, когда ночь наступала на населенных континентах в нескольких световых годах от Родины, а тысячи просыпались, чтобы рассеяться по невысоким, лишенным окон административным зданиям, когда занимался день над каким-нибудь мегаполисом на другой из восьмидесяти планет. Военная лихорадка по-прежнему будоражила столицу в целом, однако звуки мыслей этих бесчисленных малых мира сего не были способны перекричать грохот шестеренок Империи.

Нара задумалась о том, а чем же занимались представители надзора на Легисе – теперь, когда планета отрезана от имперской информационной сети. Вся планета, за исключением нескольких военизированных учреждений и «Рыси», была намеренно превращена в черное пятно с тех пор, как власть над инфоструктурой Легиса захватил риксский гигантский разум. Император отказался от прямого правления над целой планетой только ради того, чтобы ненавистное детище риксов оказалось в изоляции.

Какое оскорбление для имперской гордыни!

В огнях столицы тускнел свет звезд на ночном небе, и Нара почувствовала, как далеко от нее Лаурент и как она беспомощна. Если «Рысь» погибла слишком внезапно и не успела передать последнее сообщение, то пройдет восемь часов, прежде чем с ленивой скоростью константы весть об этом происшествии доберется до телескопов Легиса. Почти целый день неведения.

Военный совет проголосовал несколько часов назад. А сейчас сражение уже могло начаться.

И ее возлюбленный уже мог быть мертв.

Эмпатия нарастала и нарастала, и сенатор Нара Оксам начала ощущать отчаянные мысли, доносившиеся со стороны Парка Мучеников, контуры которого были усеяны светящимися точками. Адепты культов почитания предков воздвигли в этом парке фигуры женщин-риксов с пустыми глазницами – высоченные статуи, наполненные карикатурными искусственными органами. Статуи пылали, и во все стороны расползался запах горелой пластмассы. Выступления фанатичных приверженцев Императора со времени убийства его сестры с каждым днем становились все более многолюдными.

Даже Нара, закоренелая секуляристка, все еще ощущала шок, пережитый в то мгновение. Дитя-императрица Анастасия, в конце концов, была Первопричиной, главной героиней детских сказок и стихов. Какой бы ненавистью Нара Оксам ни пылала к тому процессу, с помощью которого давным-давно была излечена болезнь Анастасии, но Дитя-императрица и ее брат были неотъемлемой частью того мира, в котором Нара жила. И не важно, что возраст Анастасии исчислялся шестнадцатью столетиями. Она до сих пор выглядела двенадцатилетней девочкой – такой, какой была в день своей смерти.

На любой нормальной планете она бы умерла давным-давно, но теперь казалось жутким и несправедливым то, что она вообще ушла из жизни.

В этот поздний час большая часть столицы спала. Дикий зверь коллективной человеческой психики вел себя на редкость спокойно, и сенатор Нара Оксам наслаждалась минутами собственного психического здоровья. Она попробовала ощутить излучение, исходящее от Алмазного Дворца, но почти ничего не почувствовала – слишком холодны были умы бессмертных сотрудников Аппарата, а у солдат императорской элитной гвардии мысли были вышколены, как и поведение.

– Почему? – тихо произнесла Нара, думая о плане Императора.

Город внизу закружился. Война взбудоражила даже сны столицы.

Нара представила себе ядерный взрыв в небе над головой – то, как там расцветает внезапная яркая звезда. В то же мгновение должна была распространиться волна электромагнитного импульса, и тогда погасли бы все огни, и вся столица превратилась бы в скопище черных силуэтов, подсвеченных только заревом взрыва и пожарами, пылавшими в парке. Несколько секунд спустя, какими бы «чистыми» ни были бы боеголовки, ударная волна сотрясла бы этот дом, разбились бы стекла, наверняка пострадала бы система защиты балкона, и на улицы обрушился бы дождь осколков.

Вот такая участь ожидала далекий Легис в том случае, если бы Лаурент Зай проиграл сражение.

Ядерная атака могла уничтожить риксский гигантский разум, но при этом Легис был бы отброшен назад, в пучину темных веков. После авиакатастроф и отказа медицинских систем, после эпидемий, волнений и просто-напросто голода – всего того, что сопровождает разрушение инфраструктуры, на Легисе, по оценкам Аппарата, должно было погибнуть сто миллионов человек.

Для планеты, население которой исчислялось двумя миллиардами, это было все-таки лучше, чем соотношение «один из десяти». Но как бы то ни было, все это означало страшную уступку смерти, Древнему Врагу.

Нара снова посмотрела в ту сторону, где стоял Алмазный Дворец. Что же могло стоить гибели ста миллионов человек?

Эмоциональный шум, исходивший от столицы, становился все громче. Сознание Нары теряло защиту, и в ушах у нее звучал сердитый хор голосов. Она чувствовала, как в бессонных башнях на юге – центрах свободного рынка – нервно напрягается ситуация с фьючерсами трудовой занятости, как невидимая волна сметает на своем пути титулы и извинения, как все быстрее крутятся жадные колеса военной экономики. Шум набирал частоту, превращался в скрежет, и вновь перед мысленным взором Нары предстало старое видение: похожая на огромное облако стая чаек кружилась в небе над окровавленным, умирающим существом, и этим существом была Империя.

Наре Оксам показалось, что она почти уловила нечто фатальное, нечто тайное в эти мгновения безумия, когда, отказавшись от лекарства, она приняла на себя эмоциональный удар всей массы столицы – этой уменьшенной копии Империи. Нара понимала: что-то в Империи окончательно сгнило, коррупция изгрызла те нити, которые связывали между собой восемьдесят миров. И еще она понимала, что, как бы страстно она ни боролась с засильем императорской власти, мысль о том, насколько безнадежно все в Империи разрушено, пугала ее. Перед Оксам возник темный силуэт и заслонил собой огни города. Сенатор моргнула, пытаясь избавиться от этого видения, но безмолвный крылатый призрак не исчез. Оксам отступила на несколько шагов. На мгновение она была почти убеждена в том, что кроме эмпатического слуха у нее появилось и эмпатическое зрение, и теперь это видение поглотит ее.

Но вдруг вторичным слухом Оксам уловила знакомый звук. Он настойчиво пробивался к ней сквозь шумы города. Нара закрыла глаза, и некая нетронутая безумием часть ее сознания узнала его: это был сигнал, призывавший ее на заседание военного совета.

Пальцы Оксам потянулись к браслету, и она рефлекторно ввела себе дозу лекарства, снижавшего уровень эмпатии.

Когда она открыла глаза, то снова увидела темный силуэт. Ее терпеливо ожидал имперский аэромобиль. Его элегантное крыло было протянуто к краю балкона.

А вторичным зрением Нара прочла послание: «Сражение началось. Император приглашает к себе членов военного совета».

Нара с горечью покачала головой. Лекарство вновь подавило ее эмпатическое восприятие, и столица притихла. Ей даже не было позволено в одиночестве дождаться вестей о Лауренте и Легисе. Императору и его военному совету – тем немногим, знавшим, что поставлено на карту, – нужны были свидетели, которые бы увидели, как разворачивается осуществление их несчастного плана.

Нара Оксам перешла в ожидавший ее аэромобиль по крылу, даже не подумав переодеться. На ее родной планете, Вастхолде, на похороны ходили босиком и в самой простой одежде.

В ближайшие несколько часов Лауренту Заю предстояло либо спасти жизнь ста миллионов человек, либо погибнуть, пытаясь сделать это.

Капитан Лаурент Зай был в центре торжества огней и звуков, воцарившегося в командном отсеке.

Битва началась.

Оба корабля пустили в ход армады дронов, и вот теперь два громадных облака соприкоснулись краями. Это касание происходило всего в половине световой минуты от «Рыси». Там бились друг с другом автоматизированные дроны – соперничающие за преимущество застрельщики обоих войск. Исход этих первых поединков по-прежнему оставался загадкой; только самые крупные из корабликов-разведчиков и те дроны, которые управлялись дистанционно, были оборудованы устройствами сверхсветовой связи. И если бы дроны «Рыси» проиграли сражение на переднем крае, то риксы, преимущество которых и так было вполне весомым, выиграли бы и в разведывательном отношении.

Такова была отчасти цена безумного стратегического плана Зая. Если бы первые предварительные схватки оказались проиграны, на то, чтобы оправиться после поражения, времени осталось бы совсем мало. Тогда все могло закончиться очень быстро.

– Что-нибудь есть от мастера-пилота? – сердито спросил Зай у Хоббс.

– Он все еще ищет брешь, сэр.

Зай скрипнул зубами и выругался. Было бы глупо торопить Маркса и давать ему приказ вступить в бой прежде, чем он будет готов; мастер-пилот слыл блестящим тактиком, а его дистанционно управляемых боевых машин было куда меньше, и ценностью они обладали намного большей, нежели автоматизированные дроны, в данный момент сражавшиеся на передовой. И все же Заю безумно хотелось, чтобы Маркс, черт бы его побрал, так не медлил.

– Дайте мне знать, когда он соблаговолит вступить в бой. – Зай свирепо одернул шерстяную форменную куртку. – И еще, Хоббс: почему у меня на мостике такая жуткая жара?

Мастер-пилот Иоким Маркс наблюдал за финтами и прорывами противников с боксерским терпением и хладнокровно ждал подходящего момента для нанесения удара.

Находясь под надежной защитой «Рыси», Маркс при этом видел ход сражения в том ракурсе, который открывался бы ему, если бы он сидел в кабине наиболее выдвинувшегося вперед и оборудованного системой связи разведывательного дрона. Этот кораблик находился вблизи от завязавшейся схватки, но сам пока в это пространство не вошел. Две сферы – войска противоборствующих дронов – только-только начали проникать друг в друга, и внешне напоминали что-то вроде трехмерной диаграммы, демонстрирующей минимальные совпадения двух систем. Однако с каждой секундой проникновение увеличивалось на три тысячи километров. На всем протяжении широчайшего фронта дроны бросались друг на друга, разгонялись до тысячи g, чтобы добиться хоть какого-то перевеса. При том, как высока была относительная скорость обоих флотов, пространство для маневра у каждого дрона было с волосок. Дроны смахивали на дуэлянтов, которые палят друг в друга из пистолетов, стоя на шпалах, а в это время с той и с другой стороны на полном ходу идут скоростные поезда. Дроны налетали друг на друга, сновали из стороны в сторону и пытались добыть хоть самое мизерное преимущество.

Имея возможность наблюдать за ходом боя так, словно он сидел в кабине дрона, Маркс видел передовой край сражения как на ладони. Он мог бы командовать ближайшими дронами, соорганизовав их в отряд для быстрого прорыва. Но те дроны, которым можно было отдавать приказы, были слишком малы и дешевы для того, чтобы ставить на них совершенное коммуникационное оборудование, поэтому любые распоряжения добирались до них с тугим упрямством константы c, способным кого хочешь свести с ума. Маркс привык к миллисекундным запаздываниям при связи с корабликами-разведчиками и прочими микромашинами, но в данном случае задержки в связи оказывались таковы, что с тем же успехом можно было отправлять с приказами на передний край почтовых голубей.

Две волны противоборствующих дронов продолжали наплывать друг на друга. Пространство космоса начали озарять вспышки разгоняющихся кинетических снарядов. Первая партия дронов «Рыси» рассеивала гравий – огромные облака крошечных, но очень острых и опасных частиц углерода. «Алмазы», «бриллианты» – вот как их называли поэты. При таких бешеных относительных скоростях алмазные песчинки могли содрать с вражеского дрона броню так же легко, как обычный песок во время бури в пустыне сдирает с человека кожу.

Риксы ответили более хитрыми мерами. Маркс видел мерцающие вспышки – это разлетались «стайные» снаряды. Сам по себе каждый из этих снарядов длиной и толщиной не превышал размеры человеческого пальца, но, выстроившись шеренгами штук по сто, а то и больше, они приобретали просто невероятную пробивную силу. Объединяясь, «стайные» снаряды обеспечивали себя такими ресурсами, как единая сенсорная антенна, общая система электронной обороны и весьма эффективная объединенная система разведки. Кроме того, как и все прочее риксское военное «железо», «стайные» снаряды от сражения к сражению эволюционировали. Во время первого вторжения риксов, несколько десятков лет назад, «стайные» снаряды умели координировать тактику на больших расстояниях. Они группировались, в зависимости от ситуации, в более или менее многочисленные формирования, и отдельные снаряды жертвовали собой для спасения других снарядов в своей группе. Маркс гадал, насколько этим изобретениям риксов удалось прогрессировать за последние восемьдесят лет. У него было такое чувство, что экипажу «Рыси» предстояло многое об этом узнать.

Но какими бы умными ни оказались эти новые «стайники», капитан сделал одно замечание, с которым Маркс был вынужден согласиться. Более примитивная имперская техника имела преимущество при высоких скоростях. «Стайники» и пилотируемые дроны использовали значительную часть своей массы для того, чтобы вести себя «с умом», а ум не всегда спасает, когда мгновенно вспыхивает перестрелка. Алмазный песок был таким же тупым, как каменная дубина, но его разрушительная сила нарастала с каждым километром в секунду.

Кораблики-разведчики сообщали мастеру-пилоту о том, что «стайники» соприкоснулись с первой волной песка. При относительном покое рассеянное облако песка было почти неразличимо. Но при продвижении через него со скоростью в один процент от константы c это почти невидимое облако превращалось в прочную стену.

Маркс подогнал свой дрон поближе.

Как только он настроился на передний край сражения, изображение сразу прояснилось. Вес дрона, управляемого Марксом, первоначально на две трети состоял из реактивной массы, и дрон мог ускоряться до шестисот g с эффективностью в двадцать пять процентов. Если Маркс передвигал дрон в одном направлении и разгонял его, то дрон достигал скорости в четверть константы c приблизительно за двести минут, после чего у него заканчивалось топливо. Хотя этому дрону недоставало изящества обожаемого Марксом микроскопического флота, один факт всегда изумлял его: эта машина, размером не больше гроба, умела двигаться с релятивистской скоростью. Она обладала способностью подталкивать время.

Даже при такой, мягко говоря, странной тактике сражения, ускорение дрона-разведчика имело-таки значение. Маркс провел свою машину так, что она оказалась впереди имперской флотилии дронов, а потом перевернул «вверх тормашками». Теперь он как бы падал к «Рыси», находясь почти наравне с наступающими дронами риксов. Маркс сжег шестую часть реактивной массы, но находился именно там, где хотел – в самом центре бушующего конфликта.

Он миновал несколько притормаживающих дронов-пескоструйщиков. Сбросив груз алмазного песка, они оттягивались назад.

Маркс выжидал. Он сидел и барабанил кончиками пальцев по панели управления. По идее, уже должна была начаться перестрелка. Где же волна взрывов, демонстрирующая уничтожение первого формирования «стайников»? Сбрасываемый имперскими дронами песок не вызывал сильной сенсорной интерференции – он был разработан именно с тем расчетом, чтобы оставаться невидимым. Однако Маркс не видел ни единого взрыва. Вспышки при старте снарядов – и больше ничего.

Неужели «стайники» погибали тихо и спокойно, уничтоженные всего-навсего убийственным трением, вызванным попаданием песка?

Маркс продвинулся вперед. Он искал ответов на свои вопросы, рискуя машиной. Началась перестрелка между более крупными передовыми дронами. Они уже успели разрядить обоймы своих дротиков и теперь дрались между собой напрямую. Разряды, выпускаемые из риксского лучевого оружия, озаряли тьму космоса, разрезая толщу песка, будто лучи прожекторов туманной ночью. Но Маркс не увидел ничего похожего на уничтожение вражеского микроскопического флота. Он отключил ускорение своего дрона, стараясь удержаться в стороне от поля боя.

А потом Маркс увидел колонну.

Колонна длиной в четыре километра мелькнула всего на мгновение – отражением на экране радара. На миг Марксу показалось, что это – нечто целое. Но потом компьютер подсчитал точный диаметр, и Маркс понял, что перед ним.

Единая колонна «стайников» – вероятно, весь запас снарядов, имевшихся на риксском крейсере. Их было более пяти тысяч, летевших на расстоянии меньше метра друг за другом. Датчики говорили о невероятной четкости в построении этого боевого формирования: на протяжении всех четырех километров его диаметр равнялся толщине большого пальца Маркса.

Затем пилот увидел короткие вспышки в передней части колонны. Каждые несколько секунд передовой снаряд уничтожался песком. Его место занимал следующий и держался некоторое время.

Но за счет этих жертв подавляющее большинство дронов-«стайников» оказалось защищено. Они были похожи на войско муравьев, пересекающих речку: те, что подходили к воде позже, топали по спинам своих утонувших сородичей. Риксские снаряды пробили в стене песка очень маленькую дырочку и проскальзывали сквозь нее.

Марксу прежде доводилось видеть, как умеют преображаться «стайники»: они могли выпускать конечности, похожие на бумажные веера или на спицы зонтика, превращать себя в торы и вытянутые восьмерки, могли вздыматься словно гребень волны или уподобляться заостренным вращающимся тучам. Но ни разу в жизни Маркс не видел ничего столь дьявольски простого.

Прямая линия. И они пробивались.

Маркс вдруг вспомнил кое-что. На его родной планете жили крысы, которые были способны ломать собственные кости и, превращаясь в тоненькие мешочки, наполненные желе, пробираться в самые узкие щелочки. Вспомнив об этих крысах, Маркс поежился.

Изумившись тактике неприятеля, Маркс упустил очень важный момент. Он не сразу заметил, как десять «стайников» покинули колонну, заметив образовавшуюся брешь в песке между кораблем-разведчиком Маркса и своей колонной. А когда заметил и среагировал, «стайники» уже мчались прямо на него с ускорением в три тысячи g. Увы, резкий рывок в бок получился у Маркса слишком поздно. Его тяжелый дрон метался из стороны в сторону, будто мастодонт, преследуемый мелкими хищниками. Синестезическое поле зрения наполнилось молниями, немного помигало, а потом стало безмятежно голубым. Это означало, что дрон погиб.

Маркс выругался. И еще раз выругался.

Овладев собой, Иоким Маркс связался со старшим помощником Хоббс.

– Я все видела, – сказала Хоббс. Собственно говоря, она наблюдала за развитием событий, глядя на экран как бы через плечо Маркса.

Маркс прикусил губу. Волна стыда захлестнула ого. Он вывел на разведку сверхсветовой дрон класса 7, а его расколошматила горстка беспилотных дронов противника.

– Они пробиваются сквозь песок! – прокричал он. – «Рысь»…

– Через сорок секунд отчитываемся перед капитаном, – прервала его Хоббс. – Будьте в командном отсеке – виртуально.

Через сорок секунд? Целая вечность во время такого сражения, с десяток утраченных возможностей.

– А чем мне заниматься в течение сорока секунд, старший помощник?

Мертвенная пауза. В наушниках у Маркса воцарилось безмолвие. Наверняка Хоббс отключилась от него, чтобы переговорить с кем-то еще, а сейчас она, скорее всего, говорила с дюжиной подчиненных сразу. Но вот ее голос зазвучал вновь:

– Предлагаю вам с благодарностью подумать о том, что вы водите дистанционно управляемые машины, мастер-пилот. Увидимся через тридцать секунд.

Голос Хоббс оставил Маркса одного в голубой, мертвой вселенной.

Мучаясь ожиданием, Маркс до боли сжимал и разжимал пальцы. Он безумно хотел снова отправиться в полет.

– Короче говоря, «стайники» пробиваются сквозь песок, – заключила свое сообщение Хоббс.

Лаурент Зай кивнул.

– Как обычно. Каковы прогнозируемые потери со стороны противника?

Хоббс нервно сглотнула слюну. «Это на нее не похоже», – подумал Зай. После мятежа его старшая помощница отчасти утратила всегдашнюю уверенность.

– Видимо, около десяти процентов, сэр. Остальные девяносто проскочат.

– Десять процентов! – Зай бросил гневный взгляд на главный воздушный экран командного отсека, где колонна «стайников» была обозначена длинной тонкой иглой. Как правило, маленькие, дешевые дроны гибли в больших количествах, и вскоре после начала боя их число значительно уменьшалось. Зай и Хоббс так надеялись на то, что при такой скорости песок проявит особую убойную силу. А он оказался бесполезен.

В одной лишь первой атакующей волне «стайников» было почти пять тысяч, а этого более чем хватило бы, чтобы разорвать «Рысь» в клочья. И до встречи с ними оставалось около шестнадцати минут.

– А во время предыдущей войны они использовали тактику единой колонны? – спросил Зай.

– Нет, сэр. Вероятно, новый эволюционный… – начала было объяснения Хоббс.

– Прошу прощения, капитан, – прервал ее голос мастера-пилота Маркса. Изображение его головы, спроецированное из отсека пилотирования дронов, появилось на личном воздушном экране капитана.

– Слушаю, мастер пилот.

– В условиях обычного боя построение в одну колонну не дало бы «стайникам» никакого преимущества. Песок выбрасывается из сотен маленьких канистр, и каждая крохотная песчаная «буря» содержит сотни песчинок, разлетающихся по разным траекториям. Движение песка относительно «стайников» хаотично.

– Поэтому построение в одну колонну не обеспечивает их защитой, – проговорила Хоббс.

– Верно. – На экране возникли пальцы Маркса. Он производил подсчеты. – Но в данном случае две флотилии дронов сходятся друг с другом на скорости в три тысячи километров в секунду. Большая часть песка движется ровно вперед, и в стороны разлетается крайне ограниченное число песчинок. Колонна «стайников» минует даже самое крупное облако песка за несколько тысячных долей секунды.

Зай закрыл глаза. Как глупо было с его стороны не предусмотреть этого. Нет, дело было не в данной тактике, а в фундаментальной ошибке его замысла, заключавшегося в том, что, разогнавшись до сверхвысокой скорости, «Рысь» обретет значительное преимущество.

Он слишком поздно вспомнил цитату из сто шестьдесят седьмого анонима.

– «На простую тактику чаще всего и отвечать нужно просто», – пробормотал Зай.

Риксы нашли простой ответ.

– Прошу прощения, сэр? – осведомился Маркс.

Хоббс энергично кивнула и перевела для Маркса значение произнесенного капитаном афоризма.

– Из-за высокой относительной скорости наших кораблей все взаимосвязи перенесены в одно измерение и сосредоточены на оси сближения. Фактически мы превратили все происходящее в сражение с одной переменной.

– А риксы ответили нам одномерным формированием, – завершил ее мысль капитан Зай. – То есть прямой линией.

– «Стайники» сблизятся с нами через четырнадцать минут, сэр, – доложил вахтенный офицер.

Зай сдержанно кивнул, но внутри он буквально кипел. Показатели ускорения «Рыси» были просто жалкими в сравнении с теми, которые демонстрировали крошечные «стайники». Маневрирование ничего не дало бы. «Рысь» оказалась беззащитна.

Зай сжал в кулак пальцы здоровой руки. Выбрать жизнь, забыть о чести – только ради того, чтобы погибнуть из-за идиотской ошибки. Зай нарушил клятву, чтобы вновь увидеться с Нарой, но теперь все выглядело так, словно и это отступничество оказалось ни к чему. Вероятно, вступил в силу закон природы: на Ваде, родной планете капитана, говорили, что нож легко находит дорогу к сердцу изменника.

Зай перевел взгляд на воздушный экран, отображавший ход сражения. Нет, колонна «стайников» не была похожа на нож. Слишком длинная и тонкая, она напоминала какое-то примитивное метательное оружие. Стрелу или, может быть…

Давно забытые воспоминания выплыли на поверхность сознания.

– Чем-то все это стало похоже на турнир, – сказал Зай.

– На турнир, сэр?

– На состязания воинов в древние времена, задолго до эры космических полетов. На самом деле это больше походило на ритуал. Во время рыцарских поединков конные воины швыряли друг в друга очень длинные кинетическо-контактные предметы.

– Звучит не очень приятно, сэр, – заметила Хоббс.

– Еще бы. – Зай позволил себе углубиться в воспоминания, и перед его мысленным взором предстал один из стилизованных рыцарских турниров, которые устраивались на пастбище у его деда. Лошади с яркими попонами… У них на боках выступает пот, потому что стоит послеполуденная жара. Рыцари, разряженные столь же ярко, как их лошади, скачут навстречу друг другу. Копыта их скакунов ритмично грохочут по земле, и от этого грохота нервы напрягаются ничуть не меньше, чем тогда, когда у тебя над головой пролетает бронированный автожир…

Длиннющие палки – копья, вот как они назывались – ударяют о…

– Хоббс, – проговорил Зай, найдя ответ, – вам знакомо происхождение слова «щит»?

Хоббс, выросшая на одной из утопианских планет, знания о древнем оружии имела весьма отрывочные.

– Боюсь, что нет, сэр.

– Незатейливое устройство, Хоббс. Двухмерная поверхность, которой пользовались для отражения одномерных атак.

– Логично, сэр.

Зай видел, что его старшая помощница всеми силами пытается уследить за ходом его мысли.

– Капитан, – вмешался Маркс. – Первая волна «стайников» врежется в «Рысь» практически на полном ходу. Их больше четырех тысяч! Наша ближняя линия обороны не справится сразу со всеми.

– Щит, Хоббс, – продолжал Зай. – Подготовьте к стрельбе нашу фотонную артиллерию.

Маркс начал было спорить, но Зай махнул рукой и отключил звук на связи с мастером-пилотом. Безусловно – как и собирался сказать капитану мастер-пилот, – такое капитальное оружие, как фотонное орудие «Рыси», совершенно бесполезно против «стайников». Это было бы все равно как стрелять из пушки по комарам.

– По какой цели будет производиться стрельба, сэр? – осведомилась Хоббс.

– По «Рыси», – ответил Зай.

– Мы будем стрелять по… – проговорила Хоббс и запнулась. Она шевелила пальцами в воздухе, давая команды стрелкам, и вдруг ее взгляд озарился пониманием. – Полагаю, мы можем направить теплопоглощающую оболочку непосредственно на цель?

– Конечно, Хоббс. Не стоит тратить энергию попусту.

– Мы будем готовы отсоединить оболочку по вашему приказу, капитан.

– Отлично, Хоббс, – кивнул Зай и вернул свое внимание к отчаянно размахивающему руками, но властью капитана лишенному голоса мастеру-пилоту Марксу.

– Маркс, возвращайтесь на передовую, – скомандовал Зай и вернул подчиненному голос.

– Каковы будут ваши распоряжения, сэр?

– Атакуйте антенну риксского крейсера. С помощью пескоструйщиков, если сумеете найти уцелевших.

Мастер-пилот на мгновение задумался и сказал:

– Пожалуй, если бы удалось разыскать невзорванную канистру…

– Вот-вот, – кивнул Зай и убрал изображение Маркса с экрана.

– Все пушки готовы, сэр. Наша теплопоглощающая оболочка задействована на двадцать процентов мощности.