Вполне логично, что через сто лет место скоморохов у трона Екатерины Второй заняли потомки знатных боярских родов, и наравне с шутом Педрилло царицу забавляли именитые князья во главе со стариком Волконским. Вот они, гримасы Клио, музы истории.

Решительно умертвив скоморошество и изгнав народную музыку, в конце своего царствования Алексей внезапно открывает театр в кремлевских палатах, и его вторая жена, Наталья Нарышкина, мать царевича Петра, первая из русских женщин наслаждается костюмированными «диалогами» из греко-римской истории, на фоне грубо намалеванных «рам перспективного письма», как тогда называли декорации. Она же первой из русских цариц свободно общалась с иностранцами.

Известно, что молодая царица Наталья легкомысленна и молода. Ее ловко опутывают долгами, и она по-женски беспечно берет деньги в долг у жидоморов под проценты.

– Жидоморов?

– Так на Руси называли скряг, а позднее ростовщиков. Когда подходит срок расплаты, выясняется, что платить ей нечем, тогда перед царицей ставят жесткое условие. Вы уже догадались, какое именно... Через положенный срок на свет появляется законный русский царевич весьма странной наружности: темноволосый, кудрявый, с маслянистыми глазками навыкате. Смертельно больной царь умирает вскоре после рождения этого воистину богатырского младенца. Однако мы отвлеклись. Взгляните, вот смонтированный фрагмент.

В подвале княжеского терема Аввакум грозил девушке грубым кнутом.

– За вас, негодных скомрахов, я горя принял немало! Раз подошли целым стадом к имению болярина Шереметева. Изломал я их бубны и хари и гнал до речки Свирки. И за сие меня болярин Василий Петрович Шереметев, плывучи Волгою в Казань на воеводство, браня много, бил батогами и велел бросить в Волгу. А многие люди, забыв Бога и православную веру, вам, скомрахам, следуют, на бесчинные ваши прельщения сходятся тучами и богомерзких песен слушают.

Выходилась на княжеских хлебах, аки стерлядка белозерская, аки куница гладкая, плясками горазда бесов тешить. Раскайся, трехголовый змей, исповедуй веру православную и ступай в монастырь!

– Обратите внимание, он бьет и плачет, а после сам вручает Анфее кнут, – шептал Версинецкий, утирая со щеки случайную слезу. – У нашего «рыкающего зверя» чувствительное, но непреклонное сердце. Это истинный «единорог», смирить которого может только дева. Анфея – не просто скоморошинка, она тайная жрица Велесова. Этому божеству издавна служили девы...

– А вы-то откуда знаете? – шепотом поинтересовался Севергин.

– Один мой хороший знакомый – специалист в области язычества. Сцены праздника Купалы в Поганьском бору еще не смонтированы, но, если я не ошибаюсь, вы были тому живым свидетелем. А вот, пожалуйста: княжеская банька. Мне велено было снимать только со спины, а это все равно, что целоваться через намордник. «Лесная девка» своими волшебными травами «снимает» с тела князя застарелые струпья и следы сабельного удара времен «разинской эпопеи». Князь Барятинский умоляет девушку принять крещение, чтобы обвенчаться, но она отвечает отказом.

– Барятинский? Почему вы выбрали эту фамилию?

– Видите ли, наша история идет по следам реальных событий семнадцатого века. Поохотиться во владениях князя Барятинского приезжал сам царевич Алексей. Ему уже двадцать семь лет, а он все еще был холост. После того, как была ошельмована и сослана в Сибирь, в Верхотурье, избранная им невеста, царь надолго утратил «вожделение».

Все, что вы увидите на экране, – выдумка чистой воды, но она катится на гладких салазках истории. На охоте царь случайно выезжает к озеру и видит игры юной язычницы. Глядя на пляски скоморошинки, царь Алексей теряет перстень: «державу Мономахов». Царь во всем винит «лесную девку». Девушку приводят на царский суд. Глядя в глаза Алексея, она произносит «немое пророчество», которое слышит только царь.

– От древней Кеми до Афона идут малиновые звоны, что на водах у Покрова растет Адамова Глава. Кто от живого злака вкусит – найдет зарочный перстень Руси. Его тишайший Алексей в палатах и среди полей носил на пальце безымянном; унесен кречетом буланым с миропомазанной руки, он теплит в топях огоньки. Но лишь Адамовой Главой закликать сокола домой, – пропел Версинецкий и продолжил. – Царь понимает, что речь идет о расколе.

Воркующий голос Версинецкого и чарующая магия экрана сделали свое дело. Егор поверил в экранную картинку, как верят в сказку дети и глубоко чувствующие неискушенные души.

– Тем временем над влюбленными сгущаются тучи, – волховал Версинецкий. – Князь Барятинский – приверженец раскола, он бесстрашен и фанатично предан старой вере. Вместе с протопопом Аввакумом и влиятельными раскольниками он брошен в темницу. Лесную красавицу обвиняют в ведьмовстве. Клеветники шепчут, что она присушила князя порошком из сердца новорожденного ребенка. Вдобавок ее узнают очевидцы разинского бунта. Эта необычайной красоты девочка ездила в обозе Алены-Ватажницы. Сия воинственная монахиня возглавляла одну из разинских шаек. Ватажница была сожжена в Арзамасе. Она мужественно приняла кончину и продолжала заклинать своих врагов из пламени. Вот отрубленная рука монаха Лазаря падает на снег и упрямо складывает пальцы в двуперстный крест. «Лесная девка» принимает «крещение огнем». Барятинский сослан в дальний Сосенский монастырь. Он собственноручно пишет икону, куда переливает всю свою тоску и любовь. И та икона становится чудотворной. Вот такая поучительная сказка о любви и верности.

Погрустневший Версинецкий нервно ходил по студии. Севергин все еще не мог отрешиться от увиденного. Он оказался неожиданно оглушен и растроган. Режиссер заметил это.

– После наслаждения всякий зверь печален, а человек чем паче. Искусство – от слова искушение, этот труд грешен изначально, но лишь в нем подлинная сладость и смысл жизни.

Под воркованье режиссера Севергин настойчиво искал ускользающую суть и, сматывая клубок, добирался до причины.

– А как вы нашли Ладу? Ведь она не актриса, а танцовщица.

– Я долго искал исполнительницу на эту роль. Все не то, какое-то мелкотемье, и вдруг мне звонит один мой хороший знакомый. Я рассказываю ему сценарий, о том, что съемки намечены в окрестностях Сосенского монастыря, посетовал, что так и не нашел ведущую актрису. А наутро он позвонил и сказал, что у него на примете есть молоденькая балерина, которая вполне справится с моей «хореографией». Вот и все...

– Так кто же этот нежданный благодетель?

– Черносвитов, директор крупного музейного фонда, известный историк. Он буквально засыпал меня своими советами, словно сам был очевидцем тех событий. Ну, что, продолжим нашу беседу после съемок?

– В этом нет необходимости. Позвольте распрощаться...

– Позволяю, – с облегчением выдохнул Версинецкий.

Покидая киностудию, Егор наскоро подбил итог: Флора солгала, Черносвитов не просто был знаком с Ладой, он знал ее настолько хорошо, что своим авторитетом способствовал ее артистической карьере. А если так, то он наверняка знает о ее гибели то, о чем не смеет даже догадываться Севергин.

Глава 29

Хранитель розы

И вы, разрозненные томы

Из библиотеки чертей...

А. Пушкин

Когда-то типичный хранитель музейных коллекций носил пыльный сюртук и от недостатка солнечного света походил на замшелый пень. При нынешнем положении дел этот пост что-то вроде генеральского звания, только без эполет и красных лампасов. Главный хранитель музейных коллекций – это стратег и тактик, и часто он же – мерило внешней политики и авторитета государства. Он командует и расставляет войска по линии фронта, одних отправляет в резерв, других бросает в атаку. Он составляет планы военных операций и обменивает пленных, он проводит сражения и парады в покоренных столицах. Его солдаты – одеты в фарфоровую броню и золотые скорлупки, в чешую из масляных красок и поросский мрамор. Этому славному воинству противостоит единственный враг – царство Сатурна, вооруженное непобедимым оружием – стрелками часов. Но внутри музейных стен само время течет медленно и лениво. И мимолетное тленное, попадая внутрь золотистой смолы, застывает, надолго вмороженное в янтарный лед.

К вящей досаде Севергина, в то утро музей был закрыт по служебным причинам. Во внутреннем дворе рабочие в синих спецовках перетаскивали громоздкие подрамники и грузили их в глухие фуры со множеством печатей на дверях. Но Егор был слишком разгорячен погоней, чтобы отступать. Он решительно прошел с черного входа, который, как водится, никто не охранял, и нашел в списке на стене телефон Черносвитова.

– Я сегодня не принимаю, – вибрировал в трубке мягкий баритон, заметно досадуя. – У вас что-то срочное?

– Следователь Севергин, – коротко представился Егор.

– Подождите, вас проводят...

Престарелая дама со значком музейного работника записала его в книгу посетителей и проводила до высоких дверей из мореного дуба с фарфоровой визиткой: «Касьян Ярославович Черносвитов».

Седеющий красавец располагался за антикварным столом с грифонами. Приветствуя следователя, он поднял вверх сложенные ладони.

– Хайре! «Радуйся», как говорили древние греки, – перевел он свой жест. – «Радуйся и веселись, – вторили им египтяне, – ибо завтра, ты будешь, подобен сему», – и хозяин кабинета показал на скорбные останки мумии под прозрачным саркофагом. – К сожалению, эта языческая радость бытия почти утрачена нами! Простите великодушно, я ограничен во времени, поэтому внимательно слушаю вас.

– В настоящее время я веду дело о смерти Лады Ивлевой, – начал Егор.

– О, Боги, вот в чем дело... Так... А позвольте вас спросить, почему вы решили, что именно я могу консультировать по поводу несчастного случая с молодой актрисой?

– Я опрашиваю всех, кто знал девушку. Севергин, как неопытный музыкант, вразнобой давил на клавиши:

– При каких обстоятельствах вы познакомились?

Черносвитов надменно пожал плечами:

– Она пару раз приходила в студию, вот, пожалуй, и все...

– Она училась у вас?

– Нет, у меня занимался один молодой художник. Он осваивал класс реставрации. По-моему, у них был роман.

– Барятинский?

Черносвитов бросил мрачный взгляд на следователя:

– Зачем эти «кошки-мышки»? Если вы пришли снимать показания, так извольте. У меня мало времени.

«Ну, если даже Кощей Бессмертный ограничен во времени, то и впрямь надо поторопиться», – усмехнулся Егор и продолжил:

– Я знаю, что вы познакомили ее с Версинецким...

– Да... Я порекомендовал симпатичную девчушку. Это что, преступление? Если это допрос, тогда потрудитесь вызвать меня официально.

– Не стоит торопить события. Скажите, над чем работал Барятинский?

– Как все студийцы, он реставрировал старинные иконы для действующих монастырей. Это была практически благотворительная акция, все деньги мы перечислили на счета патриархии.

– Над какой иконой он работал? Ведь у вас наверняка есть учет.

Черносвитов набрал на компьютере код и высветил список.

– «Гора Нерукосечная», – прочел через его плечо Севергин. – «Свято-Покровский мужской монастырь, г. Сосенцы».

– Я могу увидеть эту икону?

– Для этого придется спуститься в наши запасники.

– Спускаемся!

Они прошли мрачный зал египетских древностей, этрусскую коллекцию и «арсенал».

Глядя на развешанные по стенам мушкеты и аркебузы, Егор зажегся мальчишеским интересом к боевому металлу, и это не укрылось от его «визави».

– Позвольте вас немного развлечь, – остановил Егора Черносвитов. – Вы последний посетитель музея, кто наслаждается этим изысканным зрелищем. На днях коллекция отбывает в Германию.

Они вошли в узкую залу, похожую на пенал. Дуэльные пистолеты и кремниевые ружья, великолепные именные экземпляры и раритетные двустволки с мнимым спокойствием лежали в музейных витринах.

– Убийство на охоте сродни ритуалу, и оно должно быть обставлено с роскошью. – Черносвитов взвешивал на руке легкие изящные двустволки и, как ребенок, любовался отделкой. – Это оружие столь изящно и гармонично, что превращает охоту в благородный поединок. Посмотрите, с этим ружьем охотился русский царь, а вот с этим австрийский монарх. Это поистине царское оружие, драгоценное дитя искусства и техники. Оцените это цевье из орехового комля двадцатилетней выдержки, перламутровую инкрустацию и гравировку в технике «булино». Рядом с этим воистину императорским оружием современная убойная сила типа «Сайги», «Вепря» или «Тигра» выглядит, как ломовая лошадь перед скакуном арабской крови.

Егор с невольным замиранием сердца гладил вороненый металл и ласкал полированное дерево.

В зале холодного оружия Черносвитов отключил сигнализацию и вынул из-под пуленепробиваемого колпака узкий кинжал, похожий на стилет.

– А вот самый древний экспонат нашей коллекции. – Черносвитов протянул следователю серебряный кинжал с костяной рукоятью.

Севергин взвесил в ладонях литую тяжесть, разглядывая черненую вязь вдоль клинка.

– У этого экспоната страшная история. Его нашли «Черные следопыты» рядом с останками немецкого генерала в Мясном бору. Эсэсовец принадлежал к высокому рангу. Известно, что они носили при себе ритуальные серебряные кинжалы с насечками-рунами. В тот же день следопыт, обнаруживший эту штуковину, подорвался на немецкой мине. Второй и третий владельцы кинжала тоже не задержались на земле. Последний его хозяин зарыл кинжал в лесной полосе. Надеюсь, что эта черная цепь жертв уже оборвалась.

– Это знак Великой Богини? – Егор указал на знакомую руну-ромб, вырезанную на костяной рукояти.

– Вы проницательны. Будьте осторожны! – вскрикнул Черносвитов и вынул нож из рук Севергина.

На служебном лифте они спустились в подвал.

Черносвитов зажег свет. На пьедестале, покрытом белым полотном, сияла икона. Промытая и очищенная от копоти, она светилась изумрудной зеленью и охрой.

– Это Гора Нерукосечная. Самый таинственный образ Богоматери из всех, мне известных. Конечно, есть и Остромирская Богородица, стоящая на опрокинутом месяце, подобно непорочной из откровения Иоанна или египетской Изиде, есть и Спорительница хлебов, образ вполне языческий, есть Богоматерь Млекопитательница – трогательный образ кормящей матери.

Гора Нерукосечная – это особая, гностическая икона. Взгляните, священный лик проступает из вершин и складок горной мантии. Тело обрисовано уступами утеса, а величавая глава увенчана храмом. В правой ладони Гора держит алую «лестницу восхождения», а в левой – книгу, писанную золотыми буквами. Из ее грудей истекают два златых ручья, словно она сама великая Пангея, матерь Сыра Земля. Замечу, что это очень смело для христианской трактовки образа Богородицы. Икона скрывалась под отвратительным слоем «ушаковского письма». Так писали уже после семнадцатого века под влиянием Симона Ушакова и его школы. Это когда «лик отолщен», «уста червлены», но все изображение приобретает не живой, а скорее мертвенный вид. Ушаковское поновление было сделано поверх яичной темперы, и краски отслоились. Первоначальное изображение открылось отдельными частями. Я не предполагал, что окажется под «ушаковскими святыми», и поручил реставрацию Барятинскому, не самому опытному реставратору, практически стажеру.

Севергин вгляделся в буквицы книги в руках Горы Нерукосечной.

– «Златоструй», – прочел он. – Что это значит?

– Название древней книги. По преданию, эта книга была прочеканена на золотых листах, и написанное читалось по обе стороны.

– Книга, написанная «внутри и отвне», о которой писал Иоанн в своем Откровении?

– Вы порядочно осведомлены, – усмехнулся Черносвитов. – «Перевертыш» – один из признаков священных текстов.

– Разве это возможно?

– Только в том случае, если каждая буква содержала в себе целое понятие. Любую букву или черту, как философский символ, можно изучать бесконечно долго, открывая все новые и новые связи. Этой книге, должно быть, не менее семи с половиной тысяч лет.

– Откуда такая точность?

– Исконное русское летоисчисление идет от «Сотворения мира». Так звалась древняя рукописная книга. Может быть, когда-нибудь откроются тайны древних библиотек. – Черносвитов поставил странное ударение на предпоследнем слоге. – И мы по-иному взглянем на свою историю.

– Икона была доставлена из Свято-Покровского монастыря, – заметил Севергин. – Ваша протеже Лада Ивлева погибла в его окрестностях. По-вашему, это совпадение?

Черносвитов умолк. Морщины по бокам его худого, точно высушенного лица углубились.

– Постойте, постойте... Еще одно совпадение! По-моему, я вас где-то уже видел... Ночь... Сад «Эрмитаж»... Вы шли по аллее рядом с красивой дамой... Все ясно... Это она вам рассказала о Барятинском. Никогда не надо верить тому, что говорят женщины. Флора приревновала меня к своей сестре, только и всего... Поэтому и нафантазировала Бог весть что.

– А мне думается, что в ее словах гораздо больше правды, чем фантазий.

– Вы были на похоронах Лады? – внезапно спросил Черносвитов.

– Нет, не довелось.

– Ее похоронили у северной стены Новодевичьего, где открыт новый некрополь. Помните, у Пушкина в его «Сказке о мертвой царевне»: «Так свежа, тиха лежала, что лишь только не дышала...» Все, кто прощались с нею, заметили, что она нисколько не изменилась.

– Да, меня это тоже удивило, когда было найдено ее тело.

– Она будет лежать в земле, но тело ее не истлеет. Это знак святых и посвященных в таинства. Нетление пытались имитировать египетские жрецы-канопы, когда изобрели бальзамирование. Теперь вы понимаете, за какое дело вы взялись? Оставьте эти материи, они не для вас. Поезжайте в свои Сосенцы и ловите там мелких жуликов.

Они возвращались через «Арсенал», и Черносвитов походя взял с музейной витрины коллекционное ружье. Глядя прямо в глаза Севергину, он сказал безо всякого выражения.

– Я знаю все про вас и Флору. Вы сломали мой любимый цветок... Я растил ее, как розу в саду, обрезал шипы и делал благородные прививки. Вы разбудили в ней животное, лживое и жадное до удовольствий, готовое всадить нож в спину кому угодно. Даже мне, своему учителю. И сами вы – тот еще герой! Вы нарушили свой священный долг и присягу. Вас бы следовало самого застрелить, но я не трону вас. Или трон у, но не сегодня...

Черносвитов говорил спокойно, почти ласково, и со стороны они походили на людей, внезапно нашедших общую интересную тему. Они пустились в обратный путь.

– Не думаю, что вы обладаете достаточной силой воли, чтобы спустить этот курок, – сказал Севергин, сдерживая зевоту.

Бессонная ночь отозвалась усталостью и отупением.

– Мы обладаем достаточной силой, – усмехнулся Черносвитов.

– Кто это «Мы»?

– Мы единственные обладаем реальной силой в этом мире подлогов и откровенной шелухи. Вы идете по следам, ищете истину, но не знаете ее даже о себе, не говоря уже обо мне, и о Флоре. Я расскажу вам притчу, которая, возможно, что-то объяснит вам, хотя на это мало надежды.

У Божественного Юпитера родилась дочь. Вся краса мира не стоила одного взмаха ее ресниц. Отец нарек ей имя – Истина, и выпустил в мир нагою. На прощание Он сказал:

– Ты будешь ходить по миру, проповедуя добро, но люди будут гнать тебя из своих храмов и из своих сердец.

Ты будешь настолько прекрасна, что дурни будут бросать в тебя камни.

И только мудрец увенчает тебя короной и разделит твою судьбу, а влюбленный художник оденет тебя в символы.

И я не оставлю тебя, я везде и всюду пребуду с тобою, потому что твой голос – это мой голос.

Вы думаете, что Флора, эта Нагая Истина, выбрала вас? Дудки! Десять лет назад я увидел ее впервые. Был холодный день в конце октября, из дверей гастронома вырывался теплый пар, и прохожие торопились окунуть в него озябшие носы. И тут я увидел девочку. Она была в черном трико, в короткой кисейной юбочке и балетных тапочках, привязанных лентами к тонким лодыжкам. Этот нежный эльф на минуту сбежал из балетного класса, чтобы скорее купить горячую булку и слопать ее тут же. Она прекрасно знала, что для занятий классическим танцем необходимо сохранять строжайшую диету, но она съела ее с откровенной жадностью, и я понял, что нашел юную преступницу, готовую нарушить любой самый строгий запрет ради своих желаний. Она была обсыпана хлебными крошками и пахла свежим юным потом, как пахнет развороченный весенний муравейник. Я узнал о ней все, я с религиозным содроганием стерег день ее первого цветения, как японец ждет цветения сакуры. И я легко овладел бы ею, едва она вышла из отроческого возраста. О, нет! Никакой куртуазной педофилии в стиле папаши Гумбольта – я взял в плен ее душу и увел ее из мира унылого труда и пошлых законов воздаяния. Я освободил ее и подарил ей мир, полный изощренных ощущений, музыки и страсти. Мне не обязательно грубо обладать женщиной и проливать в нее свое семя, но мое обладание любой понравившейся мне дамой, обладание страстное и немедленное, гораздо полнее и ярче вашего, потного, с одышкой, животного соития. Я не расточаю своих сил, своих соков и чувств, я экономен и в силу этого богат и бессмертен.

Я купил для своей танцовщицы маленький замок в центре Москвы. И тут появились вы, стойкий оловянный солдатик об одной ноге, ибо вторую вам недодали по забывчивости. Оловянная башка солдатика решила, что у красавицы тоже одна нога, а значит, она ему близкая родня. Видите ли, он был хром не только на ноги. А чего не хватало красавице? Ах, вот в чем дело, ее хозяин, черный тролль, не мог ей подарить одного – ту горячую, украденную булку, которую она привыкла есть тайком, задыхаясь от безнаказанности. Вы – вкусный румяный пирожок на ее пути. А я изредка позволяю ей наедаться вдоволь!

Вы, господин следователь, не страшны мне. Я вижу вас насквозь: вы просты, как букварь. Но будьте осторожны! За близость с женщиной, подобной Флоре, мужчины платят душой и судьбой. В древности жрицы были обязаны хранить целомудрие – необузданная сила любви порождает бури...

Севергин был взбешен, но внешне остался спокоен и даже равнодушен.

– Не увлекайтесь, Касьян Ярославович, не преувеличивайте своих возможностей. Красивые игрушки не могут заменить любви. Мы с Флорой не нарушили никаких законов. Ваше семя, господа Кощеи, мертво и холодно. Оно убивает. Потому вы охраняете своих пленниц, не смея их коснуться...

– Ах, вот как далеко зашло...

Тяжелая дверь из мореного дуба закрылась, щелкнул замок.

Мстительно разминая кулаки, Егор остался у музея и до вечера караулил Черносвитова. Подстрекаемый ревностью, он выследил его путь до Полянки и дождался, пока тот поднимется к себе. В окнах залы на втором этаже вспыхнула хрустальная люстра. Через несколько минут в переулок въехала серебристая ладья. Мелькнуло знакомое лицо, и Флора исчезла в дверях. Вскоре свет в особняке погас. Проклиная Флору и Черносвитова, Севергин позвонил Порохью и назначил ему срочную встречу.

Глава 30

Яйцо Кощеево

Вперед, вперед, моя исторья!

А. Пушкин

Севергин и Курт встретились в маленьком кафе, которое выбрал немец. На этот раз Севергин представился вполне официально.

– А я сразу разглядел в вас разведчика, – расплылся в простецкой улыбке Порохью, – и не мудрено: ваша выправка делает вам честь. Так что вас интересует?

– Курт, расскажите мне все о Черносвитове. О его связях и странностях, о сплетнях вокруг его имени.

– А что взамен? – осведомился немец.

– У меня ничего нет, я гол, как сокол, по сравнению с вами.

– Не бойтесь, я не стану претендовать на ваше имущество. Меня по-прежнему интересует только одно: портрет погибшей девушки. И если вы хоть что-то узнаете о художнике, сообщите мне. Я умею ценить такие услуги.

– Хорошо, слово офицера...

– Уф, как напыщенно... Ладно, верю вам...

Итак, что известно? В настоящее время Касьян Ярославович возглавляет Российское отделение некоего общества. Это благородное собрание включало в свои ряды множество иных поэтов, мудрецов, политиков и ученых. После сложного кадрового расклада под началом Черносвитова, скромного музейщика, оказались сокровища этого древнего ордена, занесенные в Россию ветром Великой Отечественной войны. В его руках долгое время находились секретные папки из музея масонства в Нюрнберге. К нему попали и клейма старинной ювелирной фирмы, ввиду этого он может хоть каждый день «нести» золотые яйца Фаберже. Но было бы ошибкой полагать, что он один распоряжается этими богатствами: у него есть начальники и в Германии, и еще дальше – в Англии. Цепь тянется издалека. В России он лоббирует интересы своей группы, и влияние его огромно. Несколько десятков лет он единолично распоряжался архивом Розенкрейцеров.

Сознаюсь, я хитростью добыл несколько листов из этого архива, подкупив престарелую Мойру, вечно вяжущую чулок позади полотен Рембрандта и Веласкеса. Я во что бы то ни стало хотел разыскать могилу знаменитого Христиана Розенкрейцера и ради этого заказал строго определенные страницы архива.

– Строго определенные страницы?

– Да. Мне известны шифры Розенкрейцеров, они не менялись столетиями. Но безграмотная старуха вынесла мне совсем другие, полагая, что нет никакой разницы. Я не сразу догадался, почему она так поступила. Эта часть архива была вскрыта и долгое время пребывала неопечатанной. С этими папками работал сам Черносвитов. На внешней папке остались его пометки – секретный код общества.

– И что же?

– Я прочел листки, предложенные мне старухой. Среди них оказались извлечения из воспоминаний некого мастера Хея о поездке в Россию. Ничего особенного. Обычные фантазии путешественника и заказные отзывы о дикости русских. Мастер Хей, тайный старшина масонского цеха, был принят при дворе Алексея Михайловича и даже оставил теплые воспоминания о царской «баньке с музыкой». Мастер установил в покоях царя механическую куклу и, дабы заработать побольше денег, взял подряд на инженерные работы. В некоем монастыре ему было поручено сделать что-то вроде подземного шлюза, при этом в пещере, внутри горы, он видел множество драгоценностей и даже книгу, писанную на золотых листах.

В монастыре мастер Хей поставил водяное колесо и по собственному почину устроил механизм, запирающий вход в пещеру. Хей утверждал, что монахи даже не догадывались, на каком кладе почивали. К этому письму, адресованному тогдашнему Великому Мастеру Ложи, был приложен эскиз, напоминающий тайное захоронение внутри горы, ввиду чего моя седая Парка и решила, что это могильный холм.

– Это была карта?

– Нет, скорее план, похожий на пирог в разрезе.

– Где расположена эта гора?

– Эту гору он именует странно: Вельсхольм. Так, по его утверждениям, зовут гору аборигены.

– Велесов холм? Он говорит о Сосенском монастыре?

– Не помню... Возможно... В двойном переводе любое слово теряет свою форму. Я вернул эти страницы старой гарпии и объявил ей, что сделка не состоялась. Припоминаю, что на эмблеме монастыря, срисованной Хеем, была изображена восьмиконечная звезда, которую он сам называл «Звездой волхвов».

Откровения немца не оставили у Егора ни тени сомнения: Черносвитов знал о сокровищах Велесова холма. Теперь Егор лихорадочно выстраивал версию. Некоторые документы, вывезенные после мая сорок пятого, были исследованы только перед их возвращением, то есть не позднее зимы этого года. В результате в руки Черносвитова попала часть архива тайных обществ семнадцатого века. Из писем Брандта Хея он узнает о сокровищах Сосенского монастыря. Через своих агентов договаривается о начале реставрационных работ в монастыре. Он привозит оттуда часть икон и реставрирует их за счет музея. Возможно, он собирался наладить отношения с настоятелем и продолжить работы уже в самом монастыре. Он познакомил Ладу с Версинецким, когда узнал, что фильм будет сниматься в окрестностях Велесова холма. Но куда исчез Барятинский, и каким образом погибла девушка? Без ответа на эти вопросы, в картине следствия зияли удручающие бреши.

– Спасибо, Курт. – Севергин пожал руку Порохью.

Поздним вечером он набрал номер Флоры и вызвал ее на короткую встречу в сквере у разноцветного фонтана. Она появилась около полуночи, как всегда закутанная в плащ и не узнаваемая под темным капюшоном.

– Флора, я уверен, что Черносвитов имеет отношение к гибели Лады.

– Ты с ума сошел, Севергин. Ты что, допрашивал его? Как ты посмел? – Флора закрыла лицо руками. – Ты должен немедленно отказаться от ведения этого дела!

– С какой стати? Мне осталось лишь окончательно выяснить степень его вины в гибели твоей сестры.

– Оставь его, – глухо простонала Флора. – Он слишком опасен.

– Почему ты так говоришь? Ты его больше не любишь?

– Я ненавижу и боюсь его, – задыхаясь, говорила Флора.

– Тогда почему ты не бросишь его?

– Ты не знаешь всего, Егор. Я казалась тебе такой смелой, такой независимой... Но я всего лишь кукла... А кукла никогда не сможет уйти от хозяина. Он поставил клеймо на моей душе. Он знает мое, и только мое слово, я повинуюсь ему, как автомат.

– Слово? Какое слово?

– Тайное имя, такое же, как «Яхонт-Князь».

Егор вздрогнул.

– Вот видишь! – почти обрадовалась Флора. – Когда ты слышишь его, в твоей душе звенят знакомые струны, и ты вспоминаешь каждую минуту нашей любви. Я права?

– Права... Но не так уж он силен, твой Кощей. Я тоже знаю одно из твоих имен: настоящее.

– Ты? Откуда? – побелела Флора.

– Это старая-старая сказка, Флора. Берегись, Флора-Марена! Ты заигралась в страшную сказку и прозевала самое главное.

Севергин прощально поцеловал ее руку. Этот аромат еще долго будет мерещиться ему во всяком дуновении, в каждом цветке. В тот вечер он не поехал к Касьяну, отложив этот визит до того дня, когда, полностью вооруженный, он вызовет на бой Кощея, хранителя времени и золотых яиц Фаберже.

Глава 31