Ровно в час дня сигнал трубы позвал солдат на обед. На поляне уже догорали костры, и легионеры, усевшись полукругом, дружно принялись уминать куски жареной говядины. Крестьяне окрестных деревень, узнав о появлении легиона, сами принесли индюков и кур.
      Но весть о прибытии легиона во главе с богопротивным бунтовщиком Гарибальди дошла и до приходского священника. Еще до наступления темноты примчался он в королевский лагерь с мрачной новостью - гарибальдийцы подходят к городу. Генерал Ланца выступил навстречу врагу, торопясь овладеть Палестриной. Правда, собрать офицеров и солдат генералу удалось не сразу - офицеры пировали в домах первых семейств города Альбано, а солдаты пили и веселились в тавернах. Только под вечер оба королевских полка и три эскадрона драгун двинулись к Палестрине. В ранцах солдаты несли ладанки и образки с изображением Мадонны и святого Януария, покровителя Неаполя. Такие же ладанки висели под белыми мундирами на шее у офицеров. И солдаты, и офицеры были суеверны и панически боялись Гарибальди, о дерзостной отваге которого молва разносила были и небылицы.
      Гарибальдийцы вошли в Палестрину первыми и окопались на горе Сан Пьетро. Гарибальди в бинокль наблюдал за приближением врага: бурбонцы двумя колоннами подтягивались к городским воротам.
      - Красивые мундиры у этих вояк, - обратился Гарибальди к Манаре.
      - Посмотрим на них после боя, - отозвался Манара.
      Форма у врага и впрямь была хороша: синие с двумя белыми перекрестными лентами мундиры, схваченные черным кожаным ремнем, белые, в обтяжку, панталоны, синие фуражки с высокой тульей. Одна беда - солдаты, облаченные в эти пышные мундиры, не хотели воевать. Они мечтали только об одном - добраться бы целыми и невредимыми до родных деревень и до Неаполя. А там, в темных и грязных басси* и в деревенских лачугах, их ждали, истово молились об их спасении жены, родители, дети. Генерал Ланца знал, что его солдаты готовы разбежаться при первых же выстрелах. Вот почему позади колонны ехали два эскадрона драгун - чтобы поддержать атаку, в главное, преградить своим же пехотинцам путь к отступлению. Третий эскадрон прикрывал колонны с флангов. Все рассчитал королевский полководец, не предусмотрел только одного - что гарибальдийцы сами бросятся в штыковую атаку. Впереди бежали берсальеры Манары, рассыпавшись веером. Эту атаку так и называли - "алла берсальера". Они неслись с горы и, когда очутились от неаполитанцев на расстоянии ружейного выстрела, открыли беглый огонь.
      _______________
      * Б а с с и - кварталы Неаполя, где в ужасающей тесноте живет городская беднота.
      - Ложись, занять оборону! - надрывались королевские офицеры.
      Не помогли ни крики, ни угрозы - солдаты, наоборот, словно стадо овец, сбивались в кучу. Страх заставлял их жаться друг к другу, и каждая пуля берсальеров легко находила цель.
      Среди общего смятения один генерал Ланца не растерялся - приказал драгунам конной атакой остановить врага. Но с фланга на пехотинцев обрушился батальон легионеров во главе с Сакки. Пехотинцы, зажатые в тиски, ринулись навстречу собственным драгунам. А те, не в силах на всем скаку осадить коней, сбивали своих же солдат. Еще немного, и эскадроны повернули назад на глазах у генерала Ланца, - о боже, что он скажет королю, как объяснит свое позорное поражение?!
      В этом скоротечном бою гарибальдийцы взяли в плен пятьдесят солдат и трех офицеров. Да еще захватили три пушки. Гарибальдийцы вытаскивали солдат из канав и обочин дороги, из глубоких оврагов. Бедняги лежали там, в своих новеньких мундирах, заранее подняв руки. Когда пленных вывели на дорогу, они со слезами на глазах возблагодарили святого Януария. В который уже раз он сотворил чудо - спас их от смерти.
      Но едва они увидели Гарибальди, ими вновь овладел ужас. Недаром офицеры внушали им, что этот безбожник и грабитель свиреп и кровожаден. Словно по команде, они упали на колени и, простирая к нему руки, молили о пощаде.
      Гарибальди невольно улыбнулся, и у пленных зажегся огонек надежды: не мог злодей улыбаться так добродушно и тепло.
      - Отпустите этих горе-вояк, - приказал Гарибальди. - А вы, обратился он к пленным, - расскажите всем, как вас тут "мучили и пытали". И передайте генералу Ланца - пусть ждет, скоро буду в Неаполе.
      Не вступил тогда Гарибальди в Неаполь, как обещал: прибыл гонец с приказом Мадзини немедленно возвращаться в Рим. Неужели снова отнимут у него плоды победы? Нет, в этот раз он не промолчит, все выскажет Мадзини, начистоту.
      До Гарибальди еще не дошла весть о последних грозных событиях, иначе он не судил бы Мадзини столь сурово.
      Австрийцы, получив сведения о неудаче Удино, решили опередить французов и самим захватить Рим. Их генерал Вимпфен с семитысячным войском подступил к Болонье. Однако штурма города не предпринял, начал обстреливать город из орудий - не хотел терять солдат в уличных боях. Осада длилась восемь страшных дней. Болонья держалась до последнего и сдалась, только когда иссякли все боеприпасы и кончилось продовольствие. Своим мужеством и стойкостью защитники Болоньи надолго приковали к себе основные силы австрийцев и тем спасли Рим он немедленного вторжения.
      Но вот французы все еще стояли в Чивитавеккье и, похоже, возвращаться на родину не собирались. Правда, Луи Наполеон послал в Рим для переговоров своего представителя. Да и во Франции друзья-монтаньяры не дремлют.
      Мадзини ликовал - во французском парламенте они дали настоящий бой правительству, а Ледрю-Роллен прямо потребовал отозвать из Италии экспедиционный корпус. Сбываются его надежды - Луи Наполеону придется отступиться. Увы, он переоценил силы своих французских друзей и единомышленников.
      Прав был Гарибальди, переговоры Луи Наполеон затеял с одной только целью - выиграть время, сам же отправил Удино две новые дивизии, осадные орудия, кавалерию. До поры до времени Франция все же оставалась внешне нейтральной, а вот австрийцы двинулись из захваченной Болоньи на Рим. Продвигались они пока очень медленно, но угроза нарастала. Мадзини знал, что Гарибальди - любимец народа, солдаты его боготворят. Какие бы разногласия их ни разделяли, он понимал - без Гарибальди и его легиона городу не устоять. Вот почему ему поневоле пришлось отозвать Гарибальди в Рим, здесь он нужнее всего.
      Утром 12 мая 1849 года, пройдя за ночь сорок километров, гарибальдийцы вернулись в Рим. У городских ворот их встретил генерал Авеццана. Он подъехал к Гарибальди и крепко пожал ему руку. Легионеры вскинули ружья и дали залп в воздух. Из домов сразу выбежали люди, кто с ружьем, кто с мушкетом, а кто и просто с ножом, - решили, что это французы нарушили перемирие. Когда же увидели запыленных, уставших гарибальдийцев, от радости тоже открыли пальбу, переполошив весь город.
      Увы, впереди Рим ждали не победные салюты, а тяжелейшие испытания. Получив известие о наступлении австрийцев и о падении Болоньи, Мадзини немедленно созвал Ассамблею.
      - Чтобы вести войну, нужны солдаты и орудия, чтобы ее выиграть, нужна неколебимая твердость, - сказал он депутатам.
      - И такой полководец, как Гарибальди! - крикнул из зала Чернуски, глава баррикадной комиссии. (В Риме поспешно возводили баррикады на случай, если французы все же прорвутся в город и завяжут уличные бои.)
      Ответом ему была овация одних депутатов и растерянное молчание других.
      Глава шестая
      БЕРЕГИСЬ, ВЕЛЛЕТРИ!
      Гарибальди не был падок до славы, но решение Мадзини глубоко его оскорбило. Назначить главнокомандующим Пьетро Розелли, эту воплощенную посредственность! Как Мадзини не понимает: нельзя революционную армию ставить под начало генерала старой школы! Для Розелли, методичного до тошноты, военная доктрина - евангелие, а всякое отступление от правил опасная ересь. Довоюешься с таким полководцем до полного поражения!
      Мадзини знал, что Розелли отнюдь не блестящий стратег и ничем себя пока не проявил. Сам он предпочел бы назначить главнокомандующим Гарибальди, и в этом его поддерживал Авеццана. Однако против была большая часть депутатов Национальной Ассамблеи. Они хотели бы видеть командующим войсками уроженца Рима. В штабе Авеццаны и так почти все офицеры пришлые тосканцы, пьемонтцы, неаполитанцы, ломбардцы. Из римлян там один Розелли. Ну а Гарибальди и вовсе из Ниццы, города, где французскую речь услышишь куда чаще, чем итальянскую.
      Все-таки Мадзини устоял бы, наверное, под натиском местных патриотов, но он боялся вконец ожесточить ревностных католиков, своих и особенно французских. Гарибальди для них - сорви-голова, вольнодумец и смутьян, способный учинить побоище клерикалам. Розелли же из партии умеренных республиканцев, а во французском парламенте умеренные вместе с правыми как раз составляют сейчас большинство. Нельзя давать Луи Наполеону такой козырь в руки, думал Мадзини.
      Если главнокомандующим станет Розелли, то Луи Наполеон не сможет больше утверждать, будто в Римской республике всем заправляют иноземцы банда экстремистов якобинского толка да эмигрантов, искателей приключений.
      Якобинцев Луи Наполеон выдумал, чтобы напугать своих благонамеренных буржуа, а вот эмигрантов среди защитников Римской республики и в самом деле было немало. Венгров, поляков, швейцарцев и... французов во главе с архитектором Лавироном. Человек высокого мужества и духовной стойкости, он некоторое время был другом Александра Ивановича Герцена. Познакомились они в Париже, в самый разгар французской революции 1848 года. Лавирон сражался в те дни на баррикадах Парижа, и даже когда революция была потоплена в крови и к власти пришел Луи Наполеон, он не отчаялся и решил вопреки всему продолжать борьбу.
      Вот что рассказывает об этом Герцен в "Былом и думах".
      "...Дело было потеряно. Лавирон скрылся. Он был судим и осужден заочно. Реакция пьянела, она чувствовала себя сильной для борьбы и вскоре сильной для победы - тут июньские дни, потом проскрипции, ссылки, синий террор. В это самое время однажды вечером сидел я на бульваре перед Тортони*, в толпе всякой всячины и, как в Париже всегда бывает - в умеренную и неумеренную монархию, в республику и империю, - все это общество впересыпку со шпионами. Вдруг подходит ко мне - не верю глазам Лавирон.
      _______________
      * Кафе в Париже.
      - Здравствуйте! - говорит он.
      - Что за сумасшествие?! - отвечаю я вполголоса и, взяв его под руку, отхожу от Тортони. - Как же можно так подвергаться и особенно теперь?
      - Если бы вы знали, что за скука сидеть взаперти и прятаться, просто с ума сойдешь... Я думал, думал, да и пошел гулять.
      - Зачем же на бульвар?
      - Это ничего не значит. Здесь меня меньше знают, чем по ту сторону Сены, и кому же придет в голову, что я стану прогуливаться мимо Тортони? Впрочем, я еду...
      - Куда?!
      - В Женеву... так тяжко и так все надоело. Мы идем навстречу страшным несчастиям. Падение, падение, мелкость во всех, во всем! Ну, прощайте, и да будет наша встреча повеселее...
      В Женеве Лавирон занимался архитектурой, что-то строил. Вдруг объявлена война "за папу" против Рима. Французы сделали свою вероломную высадку в Чивитавеккьи и приближались к Риму. Лавирон бросил циркуль и поскакал в Рим. "Надобно вам инженера, артиллериста, солдата?.. Я француз, я стыжусь за Францию и иду драться с моими соотечественниками", - говорил он триумвирам и пошел жертвой искупления в ряды римлян".
      Такие вот "искатели приключений" сражались за Римскую республику!
      Кто же лучше Мадзини знал, сколько лжи и яда в утверждениях папы Пия IX и Луи Наполеона!
      Но он вел трудные переговоры с Фердинандом Лессепсом, посланцем Луи Наполеона, и стремился непременно заключить соглашение, пусть даже ценой серьезных уступок. И потому он не устоял перед требованиями депутатов Ассамблеи - главнокомандующим римской армии стал Пьетро Розелли, уроженец Рима, честный патриот и никудышный полководец.
      Пока шли переговоры с французами, а корпус австрийцев готовился продолжить наступление, армия Фердинанда вновь подошла почти к окраинам Рима. На этот раз во главе армии встал сам король. Это должно было придать мужества его воякам. Генерал Ланца, однако, не слишком верил в любовь и преданность неаполитанцев королю и принял свои меры. Он не забыл урока, который ему преподал Гарибальди в сражении при Палестрине. Теперь впереди на марше была конница, за ней - королевская гвардия и два швейцарских полка, а замыкали колонну резервисты и полевая артиллерия. Всего двадцать пять тысяч.
      У республиканцев в двух колоннах было лишь десять тысяч солдат. Вечером 16 мая выступили из Рима и всю ночь пыльной проселочной дорогой двигались к селению Дзагароло. Там, по сведениям разведки, расположились передовые части неаполитанцев. Легион Гарибальди шел в авангарде, и возглавлял эту маленькую колонну конный отряд.
      На подходе к селению гарибальдийцев поразила странная тишина, царившая вокруг. Уж не притаился ли враг в засаде? Гарибальди выслал вперед разведчиков. Крадучись, пробрались они в селение... и не обнаружили там ни одного королевского солдата. Лазутчик донес генералу Ланца о приближении гарибальдийцев, и передовой отряд бежал, опустошив прежде Дзагароло.
      Гарибальдийцы же были без обоза, весь провиант генерал Розелли передал своим двум бригадам, которые тащились сзади. Возглавить поход триумвират поручил ему, Розелли, и он не собирался ни с кем делить победные лавры. Гарибальдийцы возмущались, и лишь неунывающий Агуяр шутил, что так оно даже лучше - натощак бежать в атаку куда легче.
      Но Розелли об атаке и не помышлял, он отдал приказ до подхода главных сил оставаться на месте. Между тем конная разведка доносила: враг отступил в полном порядке и занял позиции на холмах у города Веллетри. Оттуда дорога, ведущая из Рима, вся как на ладони. Гарибальди был в бешенстве без риска не бывает победы, кто не рискует, тот не выигрывает. Увы, командующим был Розелли, и Гарибальди оставалось только ждать, а сколько одному Розелли известно.
      Наконец два дня спустя прибыл долгожданный приказ - выступить к Веллетри.
      Рано утром 19 мая уланы Мазины привели перебежчика. Тайный республиканский комитет в Неаполе заслал его в королевскую армию с заданием любой ценой пробраться к Гарибальди. Ночью, когда все спали, он обезоружил часового и словно растаял во тьме. Впопыхах он не захватил фонаря и потом долго блуждал по тропинкам, пока не наткнулся на конный дозор гарибальдийцев. И вот теперь он, заикаясь от волнения, рассказывал Гарибальди: в Неаполе комитет "Молодой Италии" готов возглавить восстание, едва Гарибальди перейдет границу королевства.
      - Для начала нужно захватить Веллетри, - сказал Гарибальди.
      - Бурбонцы перекрыли подступы к городу, засели на двух холмах, сообщил перебежчик. - В самом Веллетри швейцарцы установили пушки в монастыре капуцинов, на вершине горы.
      - Теперь хоть будем знать, что нас ждет! - сказал Гарибальди. - Да, крепкий нам попался орешек! По правилам военного искусства надо приступать к длительной осаде.
      - Где взять столько сил и времени?! - воскликнул Даверио.
      - Нет у нас ни сил таких, ни времени. Значит, захватим Веллетри штурмом, вопреки этим правилам, - с улыбкой ответил Гарибальди. Он поглядел на уставшего, продрогшего перебежчика и приказал Агуяру: Накорми его и отведи отдохнуть. А ты, Даверио, передай командирам - даю полчаса на сборы, ровно в семь выступаем.
      Он сидел на грубой деревенской лавке, пил горячий черный кофе, который принесла дочь трактирщика, и с радостью думал, что ожидание кончилось, впереди настоящее дело. К черту грошевую осторожность, залог победы - внезапность! Он выступит сам, с одним легионом, даст бой бурбонцам и втянет их в сражение на равнине. Неужели Розелли не придет на помощь?! Ведь до славы-то он падок, а в случае удачи вся слава ему достанется. Э, не важно кому, только бы разбить врага. Тогда путь в королевство открыт, а там ждут не дождутся сигнала к восстанию.
      Глава седьмая
      "СОБЛЮДАЙТЕ ДИСТАНЦИЮ, БРИГАДНЫЙ ГЕНЕРАЛ"
      Рано утром Гарибальди со своим легионом и сорока уланами Мазины выступил на Веллетри. Сам он на Уругвае ехал в голове колонны. Рядом покачивался в седле капеллан легиона Уго Басси в своей неизменной черной рясе, черной шляпе, с серебряным крестом на шее. Его кудрявые волосы падали на узкие плечи, бледное лицо, обрамленное густой бородой, вовсе не дышало отвагой, и весь он казался слабым и даже изнеженным. Но в этом хрупком теле жил могучий, неукротимый дух.
      Гарибальди ехал молча. Басси тоже деликатно молчал, зная, как нелегко тому пришлось в последние дни. Да еще от Аниты и матери давно не было вестей, и это особенно угнетало Гарибальди. Так, молча, они проехали добрых часа два. Когда до Веллетри оставалось совсем немного, Басси наклонился к Гарибальди и тихо сказал:
      - Генерал, у меня к вам просьба.
      Гарибальди вздрогнул и удивленно взглянул на капеллана - тот никогда прежде не обращался с просьбами.
      - Что случилось, Уго?
      - Не посылайте меня, генерал, едва начнется бой, с поручением в тыл.
      - Почему? Вы же в легионе и капеллан и связной!
      - Да, но поручение может выполнить любой. Мое место там, где всего опаснее.
      - А что, если вас убьют? Как я потом перед всевышним отвечу? пошутил Гарибальди.
      - На все воля божья, - без тени улыбки отвечал Басси. - Если мне и суждено погибнуть, так ведь я один, без семьи.
      Гарибальди усмехнулся:
      - В нашем легионе, Уго, большинство без семьи. По молодости не обзавелись, многие, верно, и не обзаведутся.
      - Все равно мое место в гуще боя, - упрямо повторил Басси.
      Гарибальди устало махнул рукой.
      - Хорошо, будь по-вашему. Тем более и тыл и фронт - все у нас рядом.
      И как бы в подтверждение его слов по колонне с крепостных стен открыли огонь королевские солдаты, а с монастырского вала дала залп батарея.
      Гарибальдийцы залегли на склонах холмов по обеим сторонам дороги. Приготовились отразить атаку, однако бурбонцы о ней и не помышляли. Вели ружейный и орудийный огонь, не очень точный, но непрерывный. Этого Гарибальди не предвидел. Но и тут он не растерялся, мгновенно принял решение сообразно новой обстановке. Приказал двум ротам подойти к самым крепостным стенам, имитируя решающий штурм. Сам же с резервом остался на главной дороге. План выманить бурбонцев из-за крепостных стен был прост, но опасен.
      По знаку Гарибальди обе роты устремились к стенам Веллетри. Смельчаки знали, что на них обрушится первый удар, и все равно бесстрашно пошли навстречу рою пуль.
      Королевские солдаты, увидев, как малочисленны ряды атакующих и как слаб их огонь, осмелели и перешли в контратаку. Впрочем, генерал Ланца помнил - Гарибальди воюет не по правилам. И он послал в атаку всего два батальона егерей. Перебегая от куста к кусту, от одной ложбинки к другой, они стали окружать залегшие у крепостных стен роты.
      Командир-гарибальдиец крикнул:
      - Рассыпаться цепью и назад, к своим!
      Гарибальдийцы побежали к дороге. Беспорядочно отстреливаясь, они отступили к окопам.
      - Непобедимые бегут! - доложил штабной офицер генералу Ланца.
      - Вижу, не слепой, - невозмутимо ответил Ланца, следивший за ходом боя в бинокль.
      - Прикажете бросить в атаку конницу? - спросил, вытянувшись в струнку, ее командир, полковник Нови.
      - Нет, - отрезал Ланца, - введите в бой еще два батальона егерей и оба линейных полка!
      Гарибальди только этого и ждал. Когда опьяненные успехом егеря с криками "Вива король!", "Вива Неаполь!" вырвались на дорогу, их с флангов встретил ураганный огонь. Это вступили в бой волонтеры, засевшие на склонах двух холмов. Силы бурбонцев таяли, уцелевшие залегли кто где успел.
      Гарибальди велел горнисту играть сигнал общей атаки. Настал его миг, миг торжества. Стремительно во весь рост поднялись его волонтеры и двинулись вперед.
      - Вот теперь ваш черед, Нови, - спокойно сказал генерал Ланца. - Все три эскадрона наносят удар в центре. С богом! - Он радостно улыбнулся, все-таки он перехитрил Гарибальди.
      Обнажив сабли, ярко сверкавшие на солнце, королевские драгуны врезались в ряды гарибальдийцев, смели передовые цепи и понеслись по лощине, рубя и давя конями всех, кто попадался на пути.
      Гарибальди не успел вскочить на Уругвая, как Мазина со своими уланами уже вылетел на дорогу. Сорок улан и пятьсот королевских драгун с диким воем неслись навстречу друг другу. Вот уже все сплелось в один огромный клубок, сабли ударились о сабли, высекая искры и ломая стальные лезвия, красные мундиры драгун смешались с синими мундирами улан Мазины.
      Нет, не смогли сорок улан остановить бешеную лавину бурбонцев. Одних сразил сабельный удар, других, когда столкнулись вздыбленные кони, выбило из седла, третьих настигла пистолетная пуля. А остальные? Остальные не выдержали и помчались назад, к холмам.
      Гарибальди поднял коня на дыбы.
      - Куда вы, стойте... Стойте, трусы!
      Не слышали его уланы, неслись назад, ничего не видя и не понимая.
      На дороге остались лишь трое: Гарибальди, Агуяр и Уго Басси.
      - А! А-а-а!
      Еще мгновение - и лавина обезумевших от бешеной скачки королевских драгун опрокинула всех троих и понеслась дальше, в слепой ярости круша все подряд. Уругвай от сильнейшего удара рухнул на землю. Гарибальди лежал под храпящим конем и не мог ни подняться, ни высвободить ноги из стремени. И это его спасло. Бурбонцы его не приметили, а вот бойцы его резервной роты "Надежда", сплошь зеленые юнцы, увидели, как он упал и не поднялся.
      Прежде этим мальчишкам Агуяр поручал пробираться в тыл врага на разведку, отправлял гонцами в Рим. А они рвались в бой и упорно осаждали Агуяра просьбами - пусть уговорит Гарибальди послать их на передовую. Добрый Агуяр обещал и... ничего Гарибальди не говорил - жалел своих любимцев. Но они не сдавались, подступали к нему снова и снова. Тогда он подумал: а не создать ли из них отдельную роту? Улучив удобный момент, сказал об этом Гарибальди, и тот согласился. Велел, однако, до поры до времени держать роту в резерве, а в бой вводить лишь по крайности.
      Но сейчас эти мальчишки решили, что Гарибальди убит, и, не дожидаясь команды, выскочили из виноградников, сбежали с холмов к дороге. Их вели гнев, отчаяние, жажда мести. С двух-трех метров стреляли они прямо по бешено несущимся всадникам, по коням, многие мальчишки со стоном падали в траву, зарубленные саблями.
      А на подмогу им уже бежали резервисты, уцелевшие легионеры, огонь по врагу вели все, кто еще мог держать в руках оружие. У подножья холма выросла гора трупов. Немало гарибальдийцев полегло у этого безымянного холма, но на равнину королевские драгуны так и не прорвались. Еще минута и кавалерийская атака бурбонцев захлебнулась.
      Королевские драгуны не выдержали, повернули назад. Мчались во весь опор, подхлестывая обессилевших коней. К Гарибальди подбежали его воины-мальчишки, безусые юнцы, римские гавроши. Они подняли Гарибальди все лицо его было в крови.
      - Вы ранены, генерал? - дрожащим голосом спросил худенький паренек в ярко-красной рубахе.
      - Нет, только ударился, когда упал, - сказал Гарибальди, отирая рукой кровь со лба.
      Мальчишка протянул ему покореженную саблю.
      - Спасибо, друг, - сказал Гарибальди. Он посмотрел на паренька внимательно.
      - Ба, да это же ты, Филиппино! - воскликнул он. - О, какая встреча! Молодец, настоящим бойцом стал. - Он ласково потрепал Филиппино по лохматой голове. Филиппино сразу выпрямился, приосанился - его похвалил сам Гарибальди.
      Стоявший рядом Уго Басси поднял с земли и расправил свою смятую шляпу. Ряса у него от плеча и до бока была рассечена сабельным ударом.
      - Что с вами, Уго? В руку ранило? - встревожился Гарибальди.
      - Пустяки, царапина, - ответил Уго. - А вот вы, генерал, были на волосок от смерти. Но господь справедлив, он спас вас сегодня, и он не допустит вашей гибели.
      - Вот кто его спас, - показал Агуяр на сгрудившихся вокруг мальчишек.
      - Считай, Агуяр, что господь послал мне их на выручку, - с улыбкой сказал Гарибальди. Я горжусь вами, бойцы роты "Надежда"! - обратился он к мальчишкам. А те от неистового восторга принялись палить в воздух.
      Розелли слышал стрельбу у Веллетри и, не в силах скрыть досаду, сказал Манаре, спешившему ему навстречу:
      - Каков, а? Без моего приказа с ходу ввязался в бой малыми силами. Пусть теперь и расхлебывает.
      - Генерал, но там гибнут люди! - воскликнул Манара.
      - И за это Гарибальди ответит сполна.
      Манара пристегнул шпагу и громко доложил:
      - Генерал, вверенный мне батальон берсальеров готов выступить на помощь Гарибальди. Разрешите?
      - Не разрешаю, - буркнул Розелли.
      Манара пристально глядел на него, не отрывая руки от шляпы.
      - Хорошо, вызвольте нашего героя из беды, - нехотя уступил Розелли. На марше соблюдайте осторожность и...
      Но Манара уже не слушал его - поддерживая шпагу, бежал к своему батальону.
      Розелли неодобрительно смотрел ему вслед. "Аристократ, граф, а ведет себя, как мальчишка. Побыл с Гарибальди меньше недели, а уже набрался от него дерзости. Если не обуздать этого корсара из Ниццы, армия вскоре превратится в партизанскую вольницу. Тут нужны срочные меры. Но поспешность лишь повредит делу!" Розелли взглянул на часы - пора обедать. Человек пунктуальный, он ел всегда в одно и то же время.
      В тот день пообедать ему не дали. Примчался капеллан Уго Басси. Уговорил его все-таки Гарибальди еще раз быть связным. Он рассчитывал на дипломатические таланты своего Уго. А то пошлешь Сакки и тот брякнет: "Сидите тут, а мы за вас сражаемся". Увы, и Басси повел себя вовсе не дипломатично.
      - Генерал, - сказал он, войдя в палатку, - враг после тяжелого боя отброшен к Веллетри. Гарибальди просит подкреплений для штурма города, и немедленно.
      "Только этого монаха-расстриги мне недоставало!" - с нарастающим гневом подумал Розелли, однако сумел сдержаться и спокойно ответил:
      - Я уже послал ему на помощь батальон берсальеров.
      - Их я встретил на пути. Генерал, этого мало. Мы понесли большие потери. Вместе с ранеными нас осталось...
      - Передайте Гарибальди, - прервал его Розелли, - что о штурме Веллетри не может быть и речи. Впрочем, я с ним сам поговорю. Велите заложить коляску, - обратился он к адъютанту.
      Он облачился в новый мундир, сел в рессорную коляску и отправился на позиции у Веллетри. Ехал под охраной эскадрона гусар, который все время боя протомился в бездействии.
      Гарибальди ждал подкреплений и дождался. Подошли берсальеры Манара с пятью трубачами впереди, игравшими бравурный марш. В побелевших от пыли мундирах, держа строй как на смотре, берсальеры приближались к позициям легиона.
      Гарибальдийцы встретили их радостным криком "Вива берсальеры!", а те откликнулись дружным "Вива Гарибальди!". Генерал Ланца, наблюдавший за происходящим в мощный бинокль, криво усмехнулся - сейчас он им подпортит встречу. Приказал всем тридцати орудиям крепости открыть по берсальерам прицельный огонь. Рядом с Манарой разорвалось ядро, легко его ранив. Трубачи в испуге опустили трубы. Но Манара вскочил с земли и крикнул им:
      - Что же вы примолкли? Музыка, не слышу музыки!..
      И снова грянул марш берсальеров, еще громче, чем прежде. Даверио наклонился к Гарибальди и сказал прерывающимся от волнения голосом:
      - Неужели с такими молодцами мы не возьмем Веллетри штурмом?!
      Гарибальди развел руками:
      - Этого не смог бы и сам Юлий Цезарь. Нас и с берсальерами всего полторы тысячи, а у Ланца в десять раз больше. Он засел на горе, в крепости, у него пушки. Расстреляет нас ядрами, а к позициям и близко не подпустит! - Он встрепенулся: - Эх, мне бы хоть еще три тысячи! Вот тогда...
      Вместо трех тысяч солдат к нему прибыл собственной персоной дивизионный генерал Пьетро Розелли. Адъютант хотел помочь ему, но грузный Розелли сам с неожиданной легкостью спрыгнул на землю и направился к Гарибальди, стоявшему на холме у оливкового дерева.
      - Бригадный генерал, - обратился он к Гарибальди, - разведка доложила, что враг производит перегруппировку сил и готовит контратаку. Какие вы приняли меры?!
      Он говорил небрежно, брезгливо выпятив губу.
      - Ваши разведчики несколько ошиблись, - чуть побледнев, ответил Гарибальди. - Враг готовится под покровом ночи удрать. Сейчас главное - не дать ему уйти, штурмом овладеть Веллетри.
      Розелли окинул цепким взглядом огромную, слившуюся с горой темно-желтую крепость, ее могучие, циклопические башни. Крепость точно нависала над городом и дорогой, преграждая путь смельчакам.
      - О штурме запрещаю даже думать. Позиция врага мощная, почти неприступная. Начнем правильную осаду города, когда подойдут подкрепления, - он ткнул в Гарибальди пальцем. - И уж не раньше, чем прибудет осадная артиллерия.
      - Да к тому времени бурбонцев и след простынет! - воскликнул Гарибальди. - Враг деморализован после неудачного боя, самое время его добить.
      Розелли поморщился:
      - Это скорее из области догадок, а я предпочитаю факты, они надежнее.
      - Каковы же факты? - угрюмо спросил Гарибальди.
      - Повторяю, - он смотрел на Гарибальди как на нерадивого ученика, по данным разведки неаполитанцы готовятся перейти в контрнаступление, а пока производят перегруппировку сил.
      - А заодно готовятся бежать, не дожидаясь осадной артиллерии.
      - Не забывайтесь. Соблюдайте дистанцию, бригадный генерал.
      - По вашей милости я битых два часа держусь от врага на изрядной дистанции, - с вызовом ответил Гарибальди.
      К ним подошли офицеры штаба Даверио, Сакки, Манара, капеллан Басси. Встали полукругом. Они молчали, но Розелли кожей ощущал их враждебность.
      - Дайте мне пять тысяч, мы обойдем врага с фланга и к вечеру ворвемся в город, - горячо сказал Гарибальди, с надеждой глядя на Розелли.
      - Я не позволю бездумно губить половину всей армии! - отчеканил Розелли. - Здесь вам не леса Уругвая, и воюют против вас не гаучо, а регулярные части отменной выучки.
      - Гаучо воевали не против меня, а со мной, - ответил Гарибальди.
      Розелли понял, что разговор принимает неприятный для него оборот. Вот-вот в спор вмешаются Даверио, Манара, - "бедный граф, как быстро он сам превратился в корсара", - и предугадать, чем все кончится, трудно.