В офисе перед ним положили контракт. Можете поверить, что половина моей жизни ушла на эти контракты, и половина моих болячек тоже от них, потому что очень трудно уговаривать дебютантов, какие это прекрасные условия. А этот подписал не глядя, и я пожалел, что не понизил сумму гонорара еще процентов на тридцать. У парнишки с собой была программа выступлений, на хорошей бумаге, с цветными иллюстрациями, и с первого взгляда я понял: это то, что нужно.
      Он отдохнул и поел. Потом я предложил прогуляться по городу. Мы шли по улицам, и я думал: "Люди, люди, вы сегодня не смотрите на меня, и это ваше дело, но зря вы не смотрите на этого мальчика, потому что завтра это бесплатно уже не получится". Пусть я повторюсь, но я-таки очень сильно люблю свой город. Эти краски, эта суета с шумом - это все для меня, как вода для рыбы. Мы шли но Ришельевской. Я не знаю, кто такой этот Ришельевский, но, кажется, он кто-то когда-то был и был хорошо, потому что до сих пор такая улица названа его именем. Малыш просто очумел: я не мог оторвать его ни от одной витрины. Не подумайте, что он все хотел купить, нет, он просто смотрел, но как смотрел! мы так смотреть уже не умеем. Потом он все-таки успокоился и впервые поглядел на меня.
      - У вас большие пункты равенства.
      Вы себе представить не можете, как он это сказал. Как будто там у него магазины еще лучше! Тут же он добавил:
      - Но роскошь - это плохо! - и больше на витрины не оглядывался.
      Мальчик был шустрый и совсем не жалел мои больные ноги, он почти что тянул меня за руку. Когда мы дошли до спуска, знаете, около музея Леандра Верлу, я встал, как статуя, и сказал:
      - Нет, дитя мое, Аркаша дальше не пойдет.
      И мы зашли в "Ротонду". Ой, что там начало твориться, когда богемка увидела Аркашу... Содом и Гоморра! Топтунов между ними - это ж, может быть, контракт, а контракт Топтунова - уже не какая-нибудь путевка в жизнь, а вагон-экстра.
      Когда бармен отогнал их от меня, я сказал:
      - Здравствуйте, дети. Аркаша хочет тишины и кофе.
      Первый концерт - большое дело, и никакое сердце тут не помеха. Стало тихо, и две чашечки кофе. Лончик сидел, как скушав аршин, и пил кофе маленькими глотками. Да, я же забыл: пару слов о нем. Что вам сказать, мальчик-красавчик, совсем как этот, что стоит на бульваре. Девки не сводили с него глаз, прямо как когда-то с меня. Но тут оказалась выдержка, совсем не та, что была у Аркаши; он даже глазом не повел. То есть повел, но не по ним, а по стенам. Потом повернулся ко мне и спросил:
      - А где же Вождь?
      - Кто? - удивился я.
      - Вождь один. Вождь, несущий благо.
      - А-а, бармен! Тебе что-то принести, Лончик?
      Какой это был взгляд! Меня хотели съесть. Но все же не съели, и Лон снова спросил:
      - Почему эти сестры на меня так смотрят?
      Я сказал ему - он ведь уже взрослый, сам зарабатывает, и должен все знать, если еще не знает. Мальчик брезгливо сощурился ("Какая прелесть, - подумал я, - он еще ничего и не нюхал"):
      - Это нельзя. Придет день, и я войду в Дом Возмужания. Сегодня - труд.
      Ну и мальчик, ну и планета, ну и вождь! - этого я, конечно, не сказал, но хорошо подумал. Когда мы вышли на улицу, он сказал только одно слово:
      - Гниль!
      Надеюсь, не про меня.
      Кто был в Одессе, знает, что от "Ротонды" до "Одеона" недалеко. В Малом Зеркальном нас уже ждали смотреть: раз Аркаша привез, значит, это - вещь. Но Лончик махнул рукой - и все ушли, кроме меня, конечно. И рюкзачок тоже оставили.
      Сначала появились мечи, потом еще что-то, и вот - много мальчиков уже вооружены, готовы и смотрят на меня с зеркал. Кто видел это, тот не забудет никогда, как не забуду этого я. Представляете: статуэтка, глаза прищурены, лицо окаменело, плечи откинуты. Все не двигается, только губы шевелятся: "Дай. Дан. Дао. Ду". Я понял, что перебивать не надо.
      И тут же - вы знаете, что такое смерч? - так мальчик в него превратился. Ой, как сверкали эти железяки, как они свистели! Никто не сунул бы туда палец, и я первый. Потом они снова оказались за спиной, я не видел, как, и начались игры с ножиками. Это были совсем не детские игры. Он немного покидал копье, попрыгал и достал большой арбалет и стрелы. Полный фурор! Мне было так интересно, что даже не страшно. Двадцать два неописуемых номера! Это говорит вам Аркаша Топтунов, а Аркаша Топтунов знает, что говорит...
      2
      Укрепи, Господи, и направь, и благослови тех отважных, кто по мере слабых сил своих противу стоит козням Диавольским, не всегда и видя истинную их суть, но сердцем своим ощущая, где есть зло, а где добро. И даже в противных милосердию Твоему делах, о Господи, узри светлое пламя правды своей и высокую доброту чистоты своей, и за это, снизойдя, не впадай в гнев, но прости им заблуждения их...
      Рассказывает Аллан ХОЛМС, старший инспектор "Мегапола".
      35 лет. Гражданин Демократической Конфедерации Галактики.
      5 июля 2115 года по Галактическому исчислению.
      Я бегу по коридорам коей родной школы. Пусто и холодно. Нет, это коридор училища, знакомые обшарпанные двери. Или это мой первый участок на Панджшере? - тот же зеленый линолеум, те же разводы на стенах. Двери закрыты. Темно. Нет! - сверху холодный свет плафонов... это уже "Мегапол". Переходы. Коридоры. Лестницы. Двери закрыты. Учительская! - откуда? Это опять школа. Свистит ветер, скрипят проржавевшие петли. Выход! Стена. И сзади стена. Господи!.. Я бьюсь головой об стены. И падаю...
      ***
      ...Мне редко снятся сны, а когда снятся, я их не запоминаю. Я проснулся на полу, лицо болело и было мокрым. Когда включил ночник, на кнопке осталось красное. Отпуск кончился, а нервы ни к черту...
      Теперь уже не уснуть до утра. Впрочем, недолго и ждать осталось. В зеркало было жалко смотреть: там находился кто-то, нуждающийся в помощи. Оказав помощь, я вышел покурить на балкон. Ночь в Ялте: бархатная тьма перед рассветом, бриз, море, звезды и тишина. Что ни говори, в Великом Договоре немало хорошего. И во всяком случае, Земля заслужила звание Планеты-Для-Всех.
      Огонек подбирался к фильтру, когда заурчал телефон.
      - Доброе утро, Аллан!
      - Доброе утро, сэр!
      - У вас посвежевший голос. Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Но я, признаться, думал, вы спите.
      - Я ждал вашего звонка, сэр.
      - Но как вы догадались?
      - Это элементарно, сэр!
      - Холмс! Для вас есть дельце. Материалы доставят в номер. Спокойной ночи.
      Шеф, по-моему, обиделся. И зря. Наверняка его задачка стоит невинной шутки. Хотя я, действительно, умею догадываться. Сложно стать хорошим полицейским, имея фамилию Холмс. Но, судя по всему, мне это удалось.
      Двенадцать лет назад кадровик "Мегапола" предложил мне стажировку. Прибыв на Панджшер, я встретил единственного человека, походить на которого стараюсь по сей день. Чем я, щенок, мог быть полезен Арпаду Рамосу? А он принял меня, как равного. В газетах об этом не писали, по сейчас особого секрета уже нет: там, на Панджшере, "Мегапол" координировал первое массированное наступление на "фермы" Организации. Шутки кончились. Наставник Пак значился во всех картотеках Галактики, он уже не пытался откупиться, он спешил уйти, но этого никак нельзя было допустить. Моих сил хватало только на то, чтобы не отстать от Арпада, в остальном Рамос мог рассчитывать на себя одного - и тогда, когда мы пять дней ползли через раскаленную степь, и потом, вышвыривая меня из-под пулеметной очереди. Его ли вина в том, что он, раненый, был отправлен на базу и я - сопляк! стажер! - продолжил преследование один? Да, это я взял Пака, взял почти голыми руками. Но мало кто знает, какую роль сыграл во всей этой героической эпопее Аттилио, доверенное лицо Наставника. Тогдашний капореджиме очень хотел стать Доном, и ему было, видимо, очень приятно хоть раз в жизни постоять на стороне закона. До сих пор я получаю к Рождеству открытки от Дона Аттилио Шарафи.
      Именно тогда "Мегапол" заинтересовался мною всерьез, и спустя год я был принят в штат, а потом, обогнав следователя Рамоса, стал инспектором.
      Профаны болтают о "Мегаполе" невесть что, да и пресса им во многом помогает. Нельзя сказать, что нам это вредит. Во всяком случае, авторитет у ведомства не ниже, чем у Контрольной Службы. Но всего-то нас, не считая стажеров, на всю Галактику человек двести, из них стинов <стин - старший инспектор (жарг.)> семь.
      Никто не идет в полицию, мечтая как о максимуме о сержантском довольствии где-нибудь на Глабрионе. Мы мечтаем о настоящем профессионализме, а значит - о "Мегаполе". Это и вправду интересная работа. И не вижу оснований стыдиться нашей эмблемы: двух глянцево-черных, настороженных ноздрей собаки. Да, мы псы. Но наш хозяин - закон.
      От нас не уходят, даже, уйдя в отставку. Пять лет назад я в последний раз встретился с Арпадом Рамосом в его уютной квартирке на Ганимеде. Списанный по инвалидности, он чуть-чуть оброс жирком и промышлял мелкой торговлей. Твердый доходик плюс пенсия да неплохая семья - что еще нужно человеку? Но я уже знал, поднимая рюмку за встречу, что именно этот веселый инвалид, мой друг и первый учитель, виновен в десятке зверских убийств - и что с того, что жертвами были боссы Организации? Они смеялись нам в лицо, потому что у нас не было доказательств. А Рамос уже не был связан присягой и вел свою собственную войну. Покалеченный и отставленный, он все равно остался псом. Все, что я смог сделать для него, - это рассказать о том, что известно пока только мне... и уйти.
      Никогда не забуду, как выла вдова Арпада; сложись иначе, на его месте мог бы быть я. Поэтому к своим тридцати пяти я верю только закону. Вера во все остальное обошлась мне слишком дорого.
      ...Пневмопочта, чмокнув, выдала капсулу. В совсем тоненькой папке ютился одинокий листок, озаглавленный "Плоды Ла. Материалы". Текст сообщал следующее, по пунктам:
      "Первое. В обеих великих державах, а равно и на периферии замечены случаи употребления наркотического вещества нового типа. Сырье неизвестно.
      Второе. В среде лиц, употребляющих (предположительно) данный наркотик, резко снижен интерес к социальным проблемам. Зафиксированы случаи сумасшествия, а также самоубийства, часто - с большим количеством жертв из числа случайных прохожих.
      Третье. Индекс Щурбанова-Челокова показывает рост социальной агрессивности в густонаселенных пунктах (справка Галактического Института Обществоведческих Исследований).
      Четвертое. Каналы поступления наркотика неизвестны. Образцы отсутствуют. Точно не выяснены симптомы. Официальные информаторы отмечают, что многие предполагаемые наркоманы носят на шее амулеты в виде плодов дархайского дерева ла.
      Пятое. Плод ла является необходимым сырьем для приготовления ряда тонизирующих напитков, косметических изделий, а также сильных психотропных препаратов, не дающих, однако, эффекта привыкания (справка Галактической Ассоциации Охраны Физического Здоровья)".
      М-да. Написать такое - все равно, что ничего не написать. Даже стажеру первого курса понятно, что и без пятого пункта дело не в плодах ла. Они вкусны, не более того. Я тут же провел следственный эксперимент. Когда вазочка опустела, за окном уже рассвело.
      Вспомним древних: qui prodest? Кому выгодно? А действительно, кому? Что имеем? Во-первых, Хозяйство. Что ж, я давно не виделся с Доном Аттилио, и старик, очевидно, стал меня забывать. А это нехорошо. Не люблю, когда меня забывают, тем более - такие люди. Но вполне возможно, Дон Аттилио и ни при чем. В его свите всегда найдутся два-три резвых неформала, которые расколют организацию на мелкие куски ради удовольствия хоть недолго, а побыть Доном Амир-Али или Доном Нгуги. Так. Вторая версия - неформалы. Далее. Допустим, Хозяйство тоже ни при чем, и это диверсия. Но кто? Страдают оба - и Конфедерация, и Союз, - иначе дело не пошло бы в "Мегапол". Значит, это маловероятно, хотя поработать следует и в данном направлении...
      ***
      Через неделю я знал уже довольно много. Самое главное, выявились симптомы. Может быть, и не все, но, как мне показалось, основные. Я помотался по Галактике изрядно. Эти наркоманы действительно не были похожи на обычных. Никаких ломок, никаких "пушеров". И вместе с тем бедняги были безусловно больны. Очень спокойные, выдержанные, невероятно сосредоточенные и даже немного надменные - словно ушедшие в себя, мыслящие ясно и логично, но ограниченные самой своей логикой.
      Собеседования были обидно одинаковы. Приглашенные пожимали плечами, а услышав обвинение в наркомании, смеялись в лицо. Самые разные люди, молодые и постарше, удачливые и невезучие, с дипломами и без. Всех их объединяли две особенности: короткие чеканные формулировки, когда речь заходила об их мировоззрении (правда, они редко говорили на эту тему), и неприязнь к Дальнему Космосу. Общий аргумент. "В нашем маленьком доме много больших дел". И еще сдержанная, но фанатичная ненависть к государству, вне зависимости от подданства. Обоснование: "В пирамидах нет равенства. В пирамидах - гниль". И вообще, все, что их окружало, называлось "гнилью".
      И мне стало ясно: кто-то решил пробраться к власти. Кто? Это пока не важно. Но эта третья сила есть. Обращаться к Контрольной Службе со смутными догадками смысла нет. Вполне возможно, они тоже работают над этой темой, но КС никогда не станет делиться информацией с "Мегаполом". Склоки, чтоб их! Но, в любом случае, если я прав, то многое становится на свои места. В неведомых лабораториях изготовлен этакий анти-наркотик. Наркотик, не создающий иллюзии, а разрушающий их. Человек начинает видеть все не в розовом свете, а в черном. Человек не теряет волю, наоборот, он обретает ее, злую и разрушительную. Логично. Именно такие пуристы смогут разложить или вообще взорвать к черту ненавистные им "пирамиды". Однако интересно, подумал ли мой неизвестный друг, как загнать джинна в бутылку после того? Этих ребят не переубедить и не вылечить, а останавливать их будет чересчур накладно: в Эру Равновесия слишком многое строится на здравом смысле. У этих же здравого смысла так много, что, скорее всего, нет совсем.
      Вернувшись на Землю, я понял, что зря летал к черту на кулички. Ибо первое, что бросилось в глаза уже в Семипалатинске, - это десятки спокойных лиц в толпе. В Ялте их было еще больше; раньше я просто не обращал на них внимания, но зараза затронула и Планету-Для-Всех. Правда, земные выглядели менее агрессивными, нежели инопланетные.
      В холле отеля меня ждал приятный сюрприз - Катрин!
      Я не видел ее, кажется, года три. С тех пор она еще больше похорошела и, видимо, продвинулась вверх, во всяком случае, далеко не каждая манекенщица Конфедерации может позволить себе номер в "Ореанде", а тем более - на одном этаже со стином "Мегапола".
      Сам не ожидал, что так ей обрадуюсь. По-моему, она обрадовалась тоже, так что мы дружно решили не идти в бар.
      - Ну, как жизнь? - спросили мы почти одновременно. Рассмеялись. Помолчали.
      - Ты, я вижу, еще жив, - наконец улыбнулась Катрин.
      - Стараюсь...
      Три года назад именно моя работа послужила основным поводом для нашего разрыва. Катрин хотела иметь детей, но не хотела, чтобы вместо папы ее дети имели пенсию, даже такую, какая положена вдове инспектора "Мегапола". На нее произвели большое впечатление похороны Валеры Бабейко: запаянный гроб утопал в цветах, выступали очень высокие люди с очень искренними соболезнованиями, но Валерину Ирэн это совсем не утешало. Пожалуй, я зря взял Катрин особой, девочка напугалась.
      Да и я не был готов ко второму браку.
      - А ты пошла в гору, крыска!
      - Не столько в гору, сколько за бугор.
      - ?
      - Нет, Аль, он старый и набожный...
      - Так значит...
      - Да, продолжаю ждать принца.
      - А старший инспектор "Мегапола" вас уже не устроит, мисс?
      - Ого! Мы подросли вместе...
      ...Не помню, кто из нас погасил свет. Мы танцевали в темноте, потом музыка умолкла. Да, я, Аллан Холмс - пес закона. Но бывают вечера, когда хороший хозяин не станет звать со двора собаку...
      3
      Когда же смрад злоб навеки погубленных душ коснется тебя, Господи, и, решив извести скверну, обнажишь ты карающий меч, вспомни: и злые, и мерзостные лишь люди, не более того, и силой не изничтожить силу, но лишь большую жестокость посеешь, карая без пощады. А потому, Отче, милуя заблудших, не побрезгуй и снизойди, и в снисхождении своем не испепели, но вразуми даже наизакоренелых...
      Рассказывает Генрих Януарьевич ВЫШКОВСКИЙ, калькулятор. 48 лет. Лицо без гражданства.
      6 июля 2115 года по Галактическому исчислению.
      У маленького человека в жизни и радости маленькие. Маленькая рюмка коньяку в маленьком кафе на бульваре, маленькая квартирка на окраине, маленькая, на что-то надеющаяся женщина три раза в месяц. Зато в "Одеоне" я всегда сижу в первом ряду! Надо уметь вырываться из рутины.
      ***
      ...В детстве я был не только не хуже других, но, думается, и лучше; во всяком случаема этот период никаких претензий к Единому Союзу у меня нет. Моя фотография с первого класса висела на школьной доске почета, и, смею вас заверить, вполне заслуженно. Может быть, я что-то недопонимал, зато повторял буква в букву. Это ведь очень спорный вопрос: форма важнее или содержание. В конце концов, содержание определяется не нами, а теми, кто уполномочен его определять. С формой же у меня всегда и все было на должном уровне. Мне давали задание. Я его выполнял. И редко кто мог выполнить лучше, чем я. Поэтому никто не удивился, когда после школы меня пригласили на комсомольскую работу.
      Чуть позже я понял, что умею не только исполнять, но и руководить. Никогда не обольщаясь, я правильно подбирал кадры: мои люди не хватали с неба звезд, но этого и не требовалось. Требовалось понимать и исполнять досконально. Сбоев не случалось.
      Я вступил в Партию, окончил Высшую Школу Космофлота...
      В этот день в "Одеоне" открывался новый сезон. Афиши сообщали:
      Аркадий ТОПТУНОВ
      Представляет Лона САРДЖО!
      Юный виртуоз Дархая покажет вам Чудеса!
      Двадцать два Оригинальных номера в программе "ПТИЦА ТОКОН"!
      Разумеется, билеты достать было невозможно. Но я человек предусмотрительный и возобновляю свой абонемент заблаговременно и регулярно.
      Толпы ломились в театр за час до начала. Еще бы. Дархайский актер - это новинка. Большинству ив вас наверняка приходилось видеть туристов с Дархая. Они производят благоприятное впечатление: дисциплинированны, аккуратны, скромны в поведении и одежде. А это свидетельствует о многом! Поверьте мне, человек становится выскочкой не тогда, когда впервые критикует вышестоящих, а когда появляется на службе в ненадлежащем виде. Мне лично всегда нравились строгие темные костюмы и неброские галстуки, и за пять лет моей работы в Космофлоте никто из подчиненных не позволил себе пренебречь моими вкусами.
      ***
      ...Та история была совершенно дурацкой. Верх безответственности так бросаться кадрами, даже если я и был не вполне прав. Космофлот собирался достойно встретить стосорокалетие выхода человека в космос. Главный Диспетчер, Зуев, уходил на персональную, вопрос этот был уже решен и оставалось только неясно, кто конкретно станет его преемником. Впрочем, кроме меня, серьезных кандидатов не было. Меня уже вызывали наверх и обстоятельно беседовали. Ну а Главный Диспетчер Космофлота - это уже номенклатура, оттуда рукой подать до Директора и, следовательно, до кресла в Совете ЕГС.
      Надо ли объяснять, как важно мне было показать, что я - именно тот кандидат, который нужен на столь ответственном посту? Все шло, как надо, и не хватало лишь заключительного штриха. Тут и подвернулся этот поганый "пассажир", "Адмирал Истомин". Он вез детей, отбывших после каникул из нашего ведомственного лагеря в поясе Цереры, и, по графику, должен был прибыть на Ормузд-2 четырнадцатого. Но подумайте: какая радость для космолетчиков встретить своих детишек именно в праздник? Что может быть проще? Как исполняющий обязанности Главного я связался с "Адмиралом" и приказал капитану скорректировать время прибытия. Директива, разумеется, была устной. В оскорбительных выражениях капитан отказался, ссылаясь на будто бы дряхлый реактор. Пришлось его отстранить, тем более, что первым помощником был человек, известный мне еще по комсомолу как исполнительный и добросовестный товарищ.
      К моему сожалению, капитан оказался прав и, тормозя в окрестностях Ормузда, корабль взорвался. Полетел реактор. Вместе с ним на Ормузд полетели радиоактивные осадки... а я полетел с работы. Все бы могло обойтись, если бы не проклятый "Ксеркс". На месте Контрольной Комиссии я бы вначале разобрался, что делал патрульный рейдер ДКГ во внутреннем пространстве Союза, прежде чем принимать к сведению клеветнические измышления по поводу якобы подслушанных устных директив. Так я на заседании Комиссии и заявил - слово в слово...
      ***
      Надо отметить, что импресарио Топтунов умеет порадовать истинного ценителя.
      Многие находки его довольно вульгарны, как эта пресловутая Ози Гутелли. И вместе с тем он принадлежит к поколению, которое исповедует старые, классические принципы отбора.
      Даже увиденная мною часть программы положительно радовала: напевная дархайская музыка, благовония, перезвон бубенцов, умелая игра светом. Актер был совсем молод, но сколько продуманной властности таилось в его движениях, сколько мудрой зрелости! Я, немного знакомый с традициями Дархая, смог различить иероглифы: "В единстве труда и послушания - сила". Похвальный обычай, нужно отметить: украшать государственным девизом одежду!
      Во втором отделении исполнитель скинул ярко-красный национальный лвати, оставшись только в широких белых ти и белой же ти-куанг. На похрустывающей от свежести материи я разглядел знакомые мудрые знаки благородного древнего дархи: "ПЛОДЫ ЛА". Неужели?! Синий и алый свет резали арену. Юный дархаец оправил волосы, и в разрезе ти-куанг блеснул долгожданный, амулет. И не стало сомнений. Свершилось! Он искрится в синем луче! Но как же долго пришлось ждать...
      Я не стал досматривать программу.
      Даже дома я не мог успокоиться. Нервы, нервы, нервы. И до полуночи три часа. Занялся гимнастикой. "ДОРОГУ ОСИЛИТ СПОКОЙНЫЙ!". Вверх-вниз. Гантели, штанга, брусья. "СИЛА ПИТАЕТ ЕДИНСТВО!". Стойка "токон": руки - как крылья, грудь - вперед, резкий выдох. "ВСЕ - ВОЖДЬ, ВОЖДЬ - ВСЁ!" Время еще есть. "ЗНАЮЩИЙ НЕ СПЕШИТ!" Свершилось. Посланец пришел.
      Сосредоточился. Почитал "Великий Путь". Поразмыслил. Проникся. Возбуждение ушло. Тело - как камень. Дрожи нет, есть гнев. Великий гнев. Великий, как Путь!
      Часы пробили одиннадцать. Я окинул взглядом свою скромную каморку, свой приют. О нем не знает никто: я своими руками превратил кладовую в Обитель. Стопка "Откровений Истины" - их не надо брать, они в сердце. Что еще? Достать из тайника меч! Да, конечно, я же забыл сорвать с себя растленные земные тряпки. Как облегает тело суровая ти-куанг! Как струятся складки просторного лвати! Все? Глаза в глаза, зрачки в зрачки - я и портрет над столом. Я и он, он и я. О! Словно свинец, густая и тяжелая Сила Справедливости вливается в жилы мои, о Вождь!
      Улица. Пусто. В такт шагам - воспоминания. Память не спит и не прощает. Мысли бьют в виски. Гниль! Они выгнали меня. Ублюдки! Им пришелся кстати донос продажных демократов. Старый Бушмакер прилюдно назвал меня лжецом. Мразь! Маразматик! "В Партии таким не место!" - он сказал так. За что? За полторы сотни визжащих сопляков - меня, и.о. Главного? Ведь были же объективные причины... Ненавижу! Я не нужен вам? А вы - мне! Демократическая Конфедерация умеет ценить специалистов!
      Как же - умеют! Прогнившие конфедераты меня даже на порог не пустили. Брезгуют, видите ли. Спевшаяся сволочь! Ладно! Все вы еще узнаете, кто я такой...
      Полночь. Я стою в зале Клуба Гимнастов-Антикваров. В медных кольцах факелы. В воздухе - благовонный дым. Вокруг - борцы. Приветствую тебя, брат! И тебя! И тебя! И Вас, почтеннейший!
      Мы строимся. Каждый знает свое место. Старший Брат - впереди. Над ним портрет.
      - ДАЙ! - мечи вылетают из ножен!
      - ДАН! - единство сметает гниль!
      - ДАО! - нет преграды для Верящих!
      - ДУ! - и время не хочет ждать!
      Словно крылья птицы токон, взметнулись белые края лвати. Старший Брат повернулся к нам.
      - Борцы! Верные факелы света идей квэхва! Дочери и сыны бестрепетного А Ладжока! Шли дни тьмы и скорби - и нет их отныне. Настал день радости; поднимается в небо солнце Справедливости - и верх станет низом, а низ верхом. Мы ждали рассвета. Рассвет наступает. Посланец явился на Землю. Он пришел издалека, и сладка его весть: близится час отрубить голову дряхлой гидре. Пирамиды прогнили, и мы - могильщики для обветшавших кирпичей. Сегодня на сотнях планет тысячи борцов внимают слову, посланному с Дархая. Здесь, на Земле, вас поведу я! Возрадуйтесь! Вас, озаренных немеркнущим сиянием идей квэхва, помнит Вождь А Ладжок! Он, Любимый и Родной, шлет вам свой привет. Плод ла созрел!
      Рев. Рев! Рев!!!
      Но стены Клуба толсты - не услышит никто. Пока еще не время.
      На коленях ползу к возвышению.
      - Не позволит ли видевший сияние Вождя обеспокоить незначительным словом единство братьев?
      - Дозволяю... - он, кажется, удивлен.
      И я, раздирая ти-куанг, встаю над залом, над блеском мечей, над чадящими факелами - наравне с портретом Любимого и Родного. Тишина. Застывшие лица. Лишь взмахнула крыльями на моей груди гордая птица токон, зажавшая в когтях пирамиду.
      Как тихо! Согбенны покорные спины, преклонил колена Старший Брат - передо мной, Лучом Ока Единства. Был приказ: стань незаметным. И я ждал. Я знаю, что такое приказ. Эти, согнутые, считали меня равным себе. Я терпел это. Теперь все! Надо мною - только Вождь. Но... он далеко.
      Плод ла созрел!
      Я запахиваю ти-куанг и в чадящем огне вижу спины, затылки, города, планеты, державы...
      Гниль!!!
      4
      И умерь суесловие говорящих без счета и меры, Господи! Ведь многие слова затмевают рассудок мудрому, и растлевают сердце глупому, и оправдывают не праведного, и помрачают намерения добронравного. И, утратив святость, Слово перестает быть Богом. Не страшиться ли, Вседержитель? Дай же прелюбословам час и миг, оглянувшись, узреть и успеть ужаснуться плодам посевов их, Господи!
      Рассказывает Яан САН-КАРО, журналист со связями. 36 лет. Гражданин ДКГ.
      13 июля 2115 года по Галактическому исчислению.
      Сегодня мне исполнилось тридцать шесть. Если верить маме, это произошло ровно в четыре утра. Но я, как всегда, проспал сей знаменательный момент и встал только когда мне уже стукнуло пять часов с минутами. Если бы я был дома, мама испекла бы пирог и поставила свечки. К сожалению, за последние даже и вспоминать не хочется сколько лет маминого именинного пирога мне отведать не пришлось.
      Я, конечно, позвонил ей и поздравил с праздником. Услышал в ответ, что пришли поздравления от тети Мэри, дяди Гиви, Берты Исааковны, что вечером зайдут Фицпатрики со своим выводком. Фицпатрики - глупые люди: зачем тащить в дом своих трех дур, если меня дома нет? Возможно, они будут обрабатывать маму. Что касается меня, то я, приземлившись в Хрущовой-Никитовке около одиннадцати по Галактическому, к часу дня был уже в Лондоне. Вообще-то, бывая на Земле, я предпочитаю высаживаться на мысе Кеннеди, но сегодня он был переполнен: принимали туристов с Дархая.
      Редакции я решил обходить в алфавитном порядке - от "AIR CITIZEN" до "Ялтинського прапору". Неглупо придумано: сконцентрировать руководства редакций в одном городе. Когда Уго фон дер Вельтзена спросили, зачем он настоял на переносе всей прессы в Лондон, он, тогда еще член Совета Земли, жизнерадостный и не парализованный, ответил: "Чтобы была хоть какая-то возможность заткнуть им глотку". Н-да. Бедный Уго переоценил свои силы. В борьбе со свободой слова он заработал инсульт, а слово так и осталось свободным. Кстати, кроме моей мамы, уже мало кто помнит, что юный дебютант Яан Сан-Каро был одним из тех, кто указал господину фон дер Вельтзену на приличествующее ему место. Я имею в виду больничную койку. А ведь я задал всего три вопроса!
      К пяти с Лондоном было покончено. Я помчался по коридорам, радостно провозглашая: "Привет, ребята! Как насчет матерьяльчика? Скоро подкину!.." и, обнадежив коллег, убежал. Спасся, можно сказать, чудом от этих зануд. Ну их! Они же не видят живой работы. Да и, кроме всего прочего, совсем не хотелось лишний раз сталкиваться с Гюль, Сюзан, Эмми, этой, как ее?.. Жаклин... да кто их всех упомнит? Опять намеки, упреки, выяснения. Сколько можно? Надоело напоминать о презумпции невиновности!
      Впрочем, на сей раз ничего подобного не было. Мне даже не очень обрадовались; суетятся все, спешат, а дела не видно - какие-то дешевые происшествия, но зато куча. Ладно, пусть потерпят, скоро я выдам такую "бомбу", что весь этот унылый бардак встанет на уши. Но всему свое время. Пока что достаточно показаться живым и здоровым. А "бомбе" придет время через недельку.
      И я отбыл отдыхать в Крым.
      В самолете был сплошной Дархай. Дархайцы слева, дархайцы справа, спереди и сзади - тоже дархайцы. А дархаец-попутчик - это трагедия для журналиста. Трудно сказать, в каком виде они скучнее: молчаливые или в звуковом оформлении. Мне, например, попался говорун. Он прожужжал все уши величием Вождя - видел я эту образину, пусть скажет спасибо ретушерам, что приводят его в божеский вид. Потом сосед опять забубнил о величии, но уже идей квэхва. С точки зрения психиатра, должно быть, интересно послушать, как перевранную таблицу умножения выдают за свод законов. Но я не врач. Поэтому как только он начал рассуждать о великой миссии Армии Единства, я предложил ему из моей фляжки. Он осведомился, не перебродивший ли это сок ла. Я успокоил его.
      Мама в таких случаях говорит, что от добра добра не ищут. Вплоть до Ялты я пытался задремать под бесконечный рассказ о величии архитектуры Юх-Джугай-Туна. Меня, кажется, приглашали в гости.