Каждый, проходивший мимо Вождя, смотрел на него с любовью и восторгом. Любимый и Родной пытался поймать все взгляды, ответить на последние невысказанные слова - и борцы исчезали, улыбаясь.
      Нагромождение тел росло слой за слоем. Пропасти уже почти не было, когда в абсолютной тишине А Ладжок произнес:
      - Смотри, Далекий Брат: идеи квэхва двигают горы!
      Любимый и Родной обнял Ладжока за худенькие плечи. Он не сказал ни слова, но юный даоченг ощутил биение жаркого сердца Вождя и понял вдруг, ясно и неотвратимо, безусловно и навсегда, что отныне Любимый и Родной верит ему, как одному из самых первых своих учеников, тех, кого уже не осталось в живых.
      - Далекий Брат, - Юх Джугай неотрывно смотрел в глаза Андрею. - Нет больше преград перед Армией Свободы. Впереди Барал-Гур. Не медли ни минуты!
      Преграды действительно не было. Люди уже не падали, они просто укладывались - кто вверх лицом, кто вниз. Андрей протер глаза, но страшный мираж не рассеялся: живой мост шевелился. Время от времени кто-то из первого слоя сдавленно кричал: "Дай-дан-дао-ду!".
      - Не медли же!
      Андрей на секунду представил, как воздушная подушка "Т-340" превратит в бесформенное месиво этих кричащих, копошащихся, устраивающихся поудобнее людей. Стало жутко. Он попытался что-то сказать, но Вождь уже шел к людям. Перед тем, как лечь рядом с ними, среди них, он обернулся:
      - Миньтаученг А Ладжок! Ты ворвешься в Барал-Гур на броне. Исполняй приказ!
      Ладжок мученически скривился, негнущимися пальцами достал пистолет и, уперев ствол в спину остолбеневшему Андрею, прошипел:
      - Пошли, Далекий Брат! Ченги ждут...
      И действительно, три оставшихся ченга были готовы к атаке. Андрей почти упал на ставшее жестким сиденье и, не открывая глаз, включил двигатель. Мотор ровно заурчал...
      ***
      ОМГА сообщает:
      ...Магистр медицины и гомеопатии ди Монтекассино утверждает: "Только плод ла вернет вам молодость и здоровье!"
      ...Конференция по проблемам использования боэция возобновила работу. На повестке дня - обсуждение пакета предложений по организации совместных разработок.
      ...Группа "Мнемос" опубликовала в центральных газетах ЕГС манифест-декларацию, где утверждает, что только последовательная депортация нежелательных элементов может способствовать появлению "нового человека".
      ...Дальнейшее развитие получают идеи национального примирения на планете Дархай. Теперь оно пришло и в древний город Барал-Гур...
      7
      Дархай. Барал-Гур.
      11 день 9 месяца 1147 года Оранжевой Эры.
      Люди бегут по разным причинам: кто-то от инфаркта, кто-то от неразделенной любви, кто-то от врагов, а иные только делают вид, что убегают.
      Прославленная мозаика Высшего Чертога была разбита вдребезги, и радужные осколки смальты хрустели под рифлеными подошвами сапог...
      ***
      Проснись Хото-Арджанг в своем хрустальном покое на Белой Вершине, он посмеялся бы над возней пигмеев, суетящихся на узеньких улочках священного города. Тысячи вчера еще благообразных сановников, жрецов, знахарей бестолково метались, выволакивая из домов набитые чемоданы и тут же бросали их, словно только сейчас сообразив, что рухлядь, вынесенная на улицы, потеряла всякую цену. Подлинной ценностью была ныне только жизнь, да и та стоила совсем недорого. Единственными настоящими мужчинами в Барал-Гуре оказались евнухи Чертога Блаженств. Они были первыми, кто вспомнил, что в городе есть еще более слабые существа...
      ***
      Большие Друзья укладывали вещи, не торопясь. Посадка в космолет была назначена на 16:00 - по твердому Галактическому времени. После гибели "Саламандр" танкисты собрались здесь и отдыхали, наблюдая за дракой со стороны. Но отдых приходилось прервать. Оранжевая Эра закончилась. В этом суетном мирке Большие Друзья не оставляли ничего, кроме разлетевшихся в прах иллюзии. Все остальное было плотно упаковано в рюкзаки или сожжено, как приказал коммодор Мураками. По глянцевому полу офицерской гостиницы ветер полоскал сажу - все, что осталось от томиков лирических стихов, дневников, писем и фотографий. Свои бумаги Большие Друзья побрезговали сжигать на общем костре во дворе Имперской Канцелярии.
      Разнося грязь пришлепывающими мягкими туфлями, по номерам метался безбородый, оплывший, как старая набивная кукла, Блюститель Лона. Непривычно изображая униженную улыбку, он жалобно просил господ офицеров уделить несколько минут для разговора. Евнуха гнали. Он возвращался.
      - Всемилостивейший господин Большой Друг, - захлебываясь, шелестел Блюститель. - Это ведь совсем дети, вы же знаете, что с ними будет... В Ваших глазах я вижу сияние истинного благородства! И в Ваших! И в Ваших! Господа офицеры, я прошу не о себе, мне терять нечего, но спасите этих девочек... Клянусь лоном Кесао-Лату, вы не пожалеете... ведь вы можете взять хотя бы по одной к себе в каюты...
      Когда перед ним захлопывали дверь, он горестно всплескивал пухлыми холеными руками, всхлипывал и тихонько скребся в следующую:
      - Господа офицеры...
      ***
      Серебристые змеи Священного Сада изнемогали.
      С давних времен те из Оранжевых, чей жизненный путь оказался ошибочным, приходили к ним и, сотворив молитву, протягивали руку для поцелуя. Сегодня на молитвы времени не было. Мог ли представить себе хотя бы один из тех надменных и гордых, кто шаг за шагом приближался к резным воротам Сада, что когда-нибудь он будет стоять - в очереди! - за смертью?
      Змеи выполняли долг до конца. Самые молодые из них, с зеленоватыми животами, уже лежали на песке вольера, конвульсивно вздрагивая. Высоко-высоко, выше храмов, кружились хищноклювые птицы, доселе невиданные в Карал-Гуре. Они бесстрастно поглядывали на еще живую добычу, пирующую среди добычи, уже готовой.
      Допив рубиновый сок ла, те, у которых хватало воли уйти достойно, отбрасывали чаши и, подбирая полы оранжевых накидок, спешили к змеиным вольерам...
      Коммодор Мураками ерошил белокурый "ежик", наползающий на лоб. Доклад, который предстоит сделать на Гее-Элефтере, писался против ожидания легко. Вспомогательный танковый корпус Демократической Конфедерации Галактики сделал в этой войне все, что мог, а может, даже и больше. Коммодору не давалась лишь последняя фраза - мешал назойливый Хранитель Чертога. Глядя на его трясущийся подбородок, Мураками неожиданно пожалел, что не располагает правом пороть подданных императора.
      - Но коммодор! Вы же понимаете, что император...
      - Ваш император получил в свое распоряжение две каюты "люкс", и мне безразлично, какой дрянью он собирается их забить.
      - Да вы понимаете, сколько стоит эта коллекция пилочек для ногтей?! Сорок тысяч уникальных экземпляров!
      - Я не могу разместить людей, любезный, а вы говорите о пилочках. Посмотрите, что творится!
      Хранитель Чертога усмехнулся, даже не поглядев на вопящую за окном толпу.
      - Разве это люди? Что они рядом с коллекцией императора?!
      - Знаете что? - Мураками стал необыкновенно вежлив. - А не запихать ли вам, дружище, все сорок тысяч пилочек в задницу своему императору?! Вон!!!
      Несколько успокоившись, коммодор дописал наконец последнюю фразу: "...таким образом, в силу объективных причин эффективность действий особого танкового корпуса оказалась ниже предполагаемой". Поставив число и подпись, Мураками усмехнулся, подумав, что после подобного отчета пра-прадедушка, вполне вероятно, совершил бы харакири...
      ***
      Начальник Генштаба не знал, что такое харакири.
      Зато у него был зеленый паучок каюй-тюи. Редкая честь! Завидная привилегия! В крохотной лаковой шкатулке обитало бесценное наследие предков нежное, изящное, хрупкое, как невинность первого поцелуя на заре. Ни в чем не виня себя, несостоявшийся губернатор Пао-Туна готовился замкнуть цепь благородных предков и слиться в заоблачном единстве с теми, кто некогда нянчил его.
      Маршал подошел к зеркалу, огладил новенький китель, недрогнувшей рукой провел по орденам и уже собрался пройти к алтарю, как вдруг зазвонил телефон.
      - Мой маршал, ваша мужественность! - голос секретаря Генштаба звенел победными трубами. - Вам предоставлена отдельная каюта!
      - Каюта?
      - Да, а остальные шестнадцать Высших удовлетворятся койками в грузовых отсеках!
      Маршал спокойно повесил трубку. Почти тотчас же телефон зазвонил снова, но начальник Генштаба его уже не слышал. Впустить каюй-тюи в ухо оказалось очень не простым делом. Предки со старых портретов насмешливо следили за маршалом...
      ***
      Мураками нахмурился.
      - Субалтерн О'Хара, вы понимаете, какую чушь несете?
      - Так точно, коммодор.
      - Вы что же, полагаете себя лучше своих товарищей?
      - Никак нет, коммодор.
      - Вы, видимо, считаете, что все мы трусы, раз покидаем эту проклятую планету? А знаете ли вы, что ваши товарищи, которым вы плюете в лицо, отдали все свои каюты девушкам из гарема этого бессмертного... подонка?
      Джимми молчал. Для себя он уже решил все. Звери идут в Барал-Гур, и их надо остановить. Если они прошли по своим, замостив ими пропасть, то что же будет здесь?! Ребята молодцы, они сделали, что могли, сорок девять девчушек это немало. Но каждому свое.
      - Так какого черта, субалтерн О'Хара? - коммодор Мураками осекся, встретившись взглядом с субалтерном.
      - Простите, сэр. Я все обдумал.
      Узенькие голубые глаза сощурились до отказа, напомнив бритву.
      - Тогда... иди, парень. И да будет с тобою Бог.
      Когда дверь закрылась, тренированный кулак Мураками сокрушил в синюю пыль антикварную статуэтку Хото-Арджанга, и на книжных полках тоненько зазвенели срезанные на память храмовые бубенцы.
      - Пррррроклятье!..
      ***
      Шесть тысяч гвардейцев Чертога стояли до последнего. Андрей не мог представить себе, что эти шакалы смогут так сражаться. Когда какой-то безумно вопящий "полосатик" подорвал себя и весь боекомплект смятого дота под днищем "тристасороковки", Андрей даже не понял, что произошло. И лишь оказавшись в гуще резни, по-научному именуемой "рукопашная", он осознал, что случилось невероятное и оранжевые своими кустарными средствами вывели из дела тяжелый танк. Вокруг было страшно. Воздух рвался от воя. Человеческие клубки хрипели и разматывались на скользком граните Дворцовой Площади.
      Передовые отряды ченга, пытавшиеся прорваться к царящей над площадью башне, были испепелены хлесткой струей огнемета. Черные тени в оранжевой корке огня с визгом бежали к бассейнам и, не добежав, рассыпались на глазах. А ведь это были братья тех, кто сегодня на рассвете лег под "тристасороковку". Лег во имя того, чтобы наступила вот эта минута. Так неужели же все жертвы - даром? Нет! Ничто не было зря. Он в долгу перед ними, перед Вождем!
      Хрипло выкрикивая: "Дай-дан-дао-ду!", борец Аршакуни метнулся к башне. Четко, как в спортзале училища, раскидав гвардейцев, он выхватил еще теплый автомат и рванулся вверх по осклизлым ступеням...
      ***
      Джимми не успел разглядеть высокого парня в пятнистом комбинезоне, ворвавшегося на верхний ярус башни. Он развернул на турели тяжелую установку не целясь, на звук. Пятнистый сгорел мгновенно, без крика. Джимми секундно ощутил сладкий запах паленого мяса - и снова вывернул огнемет к амбразуре.
      Снаружи шум боя несколько стих. Передышка. И все-таки теперь приходилось быть вдвойне настороже: зияющий проход за спиной угрожал опасностью. В горстке золы, лежащей на пороге, Джимми внезапно заметил что-то блестящее. Вещица, уцелевшая в таком огне, вполне заслуживала особого внимания. Перебрасывая с ладони на ладонь еще не остывший медальон на цепочке, Джимми понял, почему тот уцелел. Тантал не плавится. Но откуда тантал на Дархае? Впрочем, эту самоделку Джеймс О'Хара узнал бы среди сотен тысяч других значков, эмблем и медальонов, украшающих армию верных болельщиков "Челесты".
      Джимми скинул полосатый китель и накрыл обугленные останки.
      Он еще пытался вспомнить, куда же задевался сине-голубой значок "Черноморца", когда шальной осколок, срикошетив от края амбразуры, превратил голову субалтерна Джеймса Патрика О'Хара в бесформенный обрубок...
      Миньтаученг А Ладжок благоговейно склонился над полуголым телом человека, зажавшего в руке хорошо знакомую юному командиру вещицу.
      - Доставить прах героя в Пао-Тун. Далекий Брат Андрей Аршакуни навсегда останется с нами. А это, - Ладжок слегка поморщился, взглянув на кучу золы под изорванным полосатым мундиром, - убрать!
      - Будет исполнено, брат миньтаученг! - старательно вытянулся почерневший от копоти борец. И несмело добавил:
      - Любимый и Родной!
      ***
      ОМГА сообщает:
      ...Теперь точно известно: в финале Кубка встречаются одесский "Черноморец" и "Челеста", сумевшая взять реванш у новобатумского "Реала". "Да, мы совершили чудо", - сказал в интервью ОМГА старший тренер "Челесты" Веско Лобанович.
      ...Успехом завершилась Общегалактическая Конференция по проблемам использования боэция, проходившая в Порт-Робеспьере на Гедеоне-2. Подписан заключительный документ, регламентирующий паритетные разработки боэция на Дархае. Преимущественное право вывоза сохраняется за Единым Галактическим Союзом.
      ...Поступил в продажу сборник "Идеи квэхва живут побеждая" видного дархайского политика Юх Джугая, трагически погибшего в автомобильной катастрофе...
      ...Резкое похолодание вызвало обильные снегопады на срединном хребте южной полярной шапки Эридана. В результате схода лавины пропали без вести два астрофизика из персонала международной обсерватории "Братство". Поиски Андрея Аршакуни и Джеймса О'Хара продолжаются.
      8
      Единый Дархай. Юх-Джугай-Тун.
      1 день 8 года Единства.
      (Справка: 28 день 11 месяца 12 года Свободы. Устар.)
      - Соотечественники и соотечественницы!
      Граждане Единого Дархая!
      Бурный океан светлой радости переполняет наши сердца сегодня, в славную годовщину великого воссоединения! Семь лет, как в наших рядах нет моего верного и преданного соратника, испытанного борца, брата Юх Джугая. И сейчас, как и семь лет назад, здесь, в непоколебимом городе Юх-Джугай-Туне, гордо несущем это неугасимое имя, над могилой моего близкого друга я могу снова повторить клятву: "Брат, спи спокойно! Ростки идей квэхва пустили надежные корни на многострадальной земле Дархая. Они цветут пышным цветом - и нет такой силы во всей Вселенной, которая могла бы погубить их и свернуть мой и твой народ с избранного пути!" Дай-дан-дао-ду!
      Толпа всколыхнулась. В сплошном, перекатывающемся из конца в конец площади реве нельзя было разобрать слов. Высоко над людьми, обеими руками упершись в отполированный мрамор парапета, стоял Вождь. Мохнатые облака плыли в небе, а тем, кто стоял на площади, задрав головы, казалось, что это сам Любимый и Родной плывет сквозь облака, рассекая их, словно острогрудая птица токон.
      В ложе для почетных гостей заметно пополневший дон Мигель, сохраняя невозмутимую серьезность, едва заметно подтолкнул коллегу Хаджибуллу:
      - Взгляните!
      Над морем людских голов реяли транспаранты: "Пусть вечно живет Любимый и Родной Вождь-творец идей квэхва!", "За А Ладжоком всегда!", "Да славится в веках великая Армия Единства А Ладжока - Юх Джугая!" Гораздо реже упоминались другие имена.
      Коллега Хаджибулла смущенно пожал плечами. А голос асе звенел в неизмеримой высоте над площадью.
      - Не счесть всех тех простых дархайцев, чьи тела легли фундаментом торжества идея Единства, победоносных идей квэхва. Нам не дано узнать все эти скромные имена. Они мертвы. Они вечно живы! Но мы знаем имя того, кто пришел к нам с открытой душой и стал одним из нас, отдав жизнь свою на благо Единого Дархая. Брат Андрей Аршакуни! Как сейчас, вижу я твое прекрасное лицо. Вместе с тобой, плечом к плечу, ворвались мы на грозном танке в последний оплот нечистой Империи. Сегодня там, - в голосе Вождя промелькнуло легкое смущение, - в Барал-А-Ладжоке, прекраснейший из проспектов назван твоим именем. И там, под баньянами, где некогда стояли поганые храмы, гуляет твой дух. Но тело твое здесь, в городе, который ты знал как Пао-Тун. Мы не благодарим тебя: братьев не благодарят. Мы склоняемся перед тобой. Дай-дан-дао-ду!
      На несколько секунд толпа преклонила колени. В самой середине площади парни в пятнистых комбинезонах слаженным хором проскандировали: "Андрей Аршакуни вечно с нами!".
      - Но не все, пришедшие из-за облаков, стали друзьями Дархая, Андрей. Мне больно и горько говорить об этом в светлый день всенародного праздника, но не сказать нельзя! Воспользовавшись традиционным добродушием и гостеприимством лунгов, купив на корню прогнившую насквозь империю, люди, внешне похожие на тебя, тянули руки к богатствам нашей земли. Терпение истекло! Сегодня мы достаточно сильны, чтобы покончить с унизительным присутствием пресловутой Демократической Конфедерации Галактики под небом Дархая. Я говорю: "Вон!" двуличному подонку! - палец вождя указал на дона Мигеля. - Я счастлив и горд тем, дорогие сограждане, что могу сообщить вам решение Высшего Совета Равных о разрыве отношений с этими мерзавцами!
      Дона Мигеля изъяли с трибуны почти незаметно, а ошарашенный коллега Хаджибулла спустя минуту услышал:
      - Наша страна уже не ребенок. Да, воспитателей следует чтить, но наступает возраст зрелости и опека становится обременительной. Не хватит слов, чтобы выразить благодарность братьям из Единого Галактического Союза. Они помогли нам добиться единства. Они были рядом, когда на месте кузниц вставали заводы. Они учили нас искать дорогу в небо. Теперь Дархай подрос. Вы слышите? Как и во все дни, ревут экскаваторы в карьере "Заветы Аршакуни". Но с сегодняшнего дня они работают уже на нас! Дархай никогда не был - и не будет! - бедным родственником! Мы говорим: "Спасибо!" Единому Галактическому Союзу. Мы говорим: "Спасибо!" его послу, брату Хаджибулле. И мы сожалеем о том, что здоровье нашего верного друга подорвано туманами Дархая. В добрый путь, брат!
      Пятнистые молодцы, неслышно возникшие из глубины почетной ложи, накинули на шею Хаджибулле оранжевую ленту Заслуг и под локотки, нежно, вывели его прочь. Так посол узнал о том, что его отзывают.
      В центре площади те же парни в комбинезонах громко и скучно прокричали: "Счастливого пути, милый брат Хаджибулла!"
      - Сегодня славный день. Пришло время сорвать все личины и разбить все фальшивые бубенцы. Скорбя, должен сообщить вам о нескольких ничтожных ублюдках, гнилостных вшах в сияющем оперении птицы токон. Кто из вас не слышал смутных слухов о мерзавцах, именовавших себя "Сыновьями Свободы"? Они изловлены и наказаны. Но за спиной ублюдков стояли иные! Допрос поставил все на свои места. Омерзительная банда в честных пятнистых мундирах с омерзительной "полосатой" подкладкой, сумевшая пробраться на командные посты в Армию Единства, внедрившая своих прихлебателей повсюду, встанет сегодня перед лицом народа. Их имена известны страже. Сорвите с них нашивки!
      По трибуне - слева и справа - пробежала короткая судорога. Ловкие руки охранников мгновенно скрутили полтора десятка человек, окружавших А Ладжока, и Вождь остался на трибуне один. Внизу, в скопище людей, растворились без следа транспаранты с иными именами.
      - Смотрите же на их шакалий оскал! Это они предали и убили моего любимого солдата, бессмертного героя Ту Самая. Это они погубили Юх Джугая, моего верного и доброго друга. Они подстроили гибель моему Далекому Брату Андрею Аршакуни. Они покусились на идеи квэва, на нашу единственную дорогу! Беглый пес-император мог смело рассчитывать на их грязные лапы. Но Око Единства не дремлет!
      Никто из вопивших во всю глотку "Дай-дан-дао-ду!", никто из глядящих, задрав голову, на Вождя не обращал внимания на худенького очкастого человека, державшегося в подчеркнутом отдалении от Любимого и Родного, на самом краешке трибуны.
      - Наша сила, наше будущее - это молодежь. И потому лучшей ученице образцовой школы имени Далекого Брата, маленькому знатоку больших идей квэхва Тиньтинь Те я, от имени всех вас, братья и сестры мои, доверяю размазать по священным камням Юх-Джугай-Туна этих нелюдей!
      Кто-то невидимый подал Вождю миниатюрную девчушку. Запечатлев на чистом лобике братский поцелуй, Любимый и Родной осторожно опустил Тиньтинь Те. На ходу одергивая строгую форму отличницы с белыми нашивками звеньевой, девочка четко спустилась с поднебесья.
      Танк, замерший в треугольнике величественных монументов, приветливо распахнул люк. Изваяния смотрели на девочку. Простое, мужественное, по-крестьянски скуластое лицо Ту Самая. Вдохновенный лик Юх Джугая, исполненный благородства и веры. Резкие, четко очерченные, не дархайские черты Андрея Аршакуни - или же все-таки Джеймса О'Хара? Они ни капли не походили друг на друга, но все трое чем-то неуловимо напоминали Вождя.
      Растерянные люди в чистеньких комбинезонах со свежеоборванными нашивками миньтаученгов первого и второго разрядов покорно укладывались перед танком. Рев толпы перекрывал рокот двигателя:
      - Дай-дан-дао-ду!
      ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ОТРЫВКОВ ИЗ "ОБЩИХ РАССУЖДЕНИЙ"
      (продолжение пролога, а возможно, и начало эпилога)
      Да-с, дети мои...
      В наше время, как, впрочем, и во все времена, в стаде господнем встречались и агнцы, и козлища. Причем, значительно чаще, чем хотелось бы (во всяком случае - мне, пастырю), попадались как раз последние. Хотя и то сказать... спроси эдакое козлище: "Кто еси?", ответствовать станет без сомнения: "Агнец божий есмь!". И задумаешься, при нынешнем-то плюрализьме: а может, и оно, козлище злосчастное, по-своему право?
      Печальные события на планете Дархай уязвили скорбию мою и без того смятенную душу. И вдвойне прегорестно оттого, что кровь, пролитая по злому недомыслию сильных мира сего и их присных, под бойкими перьями репортеров из ОМГА превращалась в лимонад. И втройне больно не столько потому, что двое пылких юношей, павших в бессмысленной схватке, остались в глазах Галактики безымянными астрофизиками, сколько от мерзостного сознания, что о миллионах погибших дархайских душ так и не узнала бездумно-доверчивая аудитория ОМГА.
      Один лишь я в энциклике "De mortuis..." попытался затронуть эти вопросы. Но вы же знаете нашу систему: мои послания редко проходят мимо цензуры. То "преждевременно, ваше святейшество", то "после драки кулаками не машут", то "вопрос вентилируется", то "проблема закрыта". Вот и на этот раз магистр Джанбатиста прочитал и вместо обычной сестрички с одноразовым шприцем срочно вызвал двух улыбчивых и на диво компетентных представителей неких организаций. Около трех часов они наперебой домогались признания, откуда мне все это известно. Я же кротко повторял: "От Господа Бога, дети мои, от Господа Бога". Так по сей день и не пойму, кто из нас был более здрав рассудком.
      А жизнь шла своим чередом. Сын был единосущен отцу, аллах оставался "акбар", и "ом мани", вопреки всему, пребывало "падме хум". Но однажды с Дархая мне пришла посылка. В черном ящике покоился портрет совсем молоденького мальчика но имени А Ладжок и письмо, состоящее из трех пунктов. Первый извещал, что Бога нет, а есть Железный Вождь А. Второй подчеркивал стальную волю упомянутого привести свой народ в рай (непонятно только, в чей именно). Третий же настоятельно рекомендовал мне бросить все и молиться за торжество идей квэхва. Взамен обещали пайку ла трижды в день. На портрете было начертано коряво и, видимо, собственноручно: "ПРИКАЗЫВАЮ ВАМ ДОЛГО ЖИТЬ. ЛЮБИМЫЙ И РОДНОЙ". К сожалению, из-за размеров портрета повесить его на стенку не удалось.
      Если не ошибаюсь, аналогичные подарки получили и лидеры сверхдержав, а получив, задумались, а подумав, решили, что старые доктрины нужно ломать. Ну и естественно, строить новые. Сатангам добавилось работы. После долгих и утомительных консультаций было решено действительно распустить армии. А там, очень может быть, и от оружия удастся избавиться, благо, имелись некоторые соображения на сей счет. Доблестные стратеги наши и тактики покорились, но не думаю, чтобы смирились; во всяком случае, возникла масса ворчливых ассоциаций... Хотя Господь свидетель, что на размеры пенсиона жаловаться ни тактики, ни стратеги не могли.
      Люди же, в высокой политике не искушенные, веселились. От добра они искали добра, и еще добра, и еще. И всегда находились услужливые доброжелатели, готовые за вполне умеренную мзду предоставить все мыслимые и даже немыслимые блага. По традиции их называли "мафиози", но вряд ли справедливо, по-моему. Ведь сказать, что распоясалась именно мафия, значит ничего не сказать. Иногда трудно было уже понять, кто клиент, кто поставщик, и чем они разнятся с профессиональными чико. Мало-мальски разбирались в этом разве что в "Мегаполе", но не успевали рассказать из-за печальной, но для их работы вполне естественной текучести кадров.
      Пресса наглела беспредельно. В один прекрасный день нахальный юнец-щелкопер дошел до того, что прорвался на Авиньон и, не получив аудиенции у меня (а с какой стати?), обратился к почтеннейшему Джанбатисте, после чего тиснул гнусную статейку: "Да, Он безумен, - говорит магистр". Я, конечно, предал его анафеме. А что мне, товарищи, оставалось делать?
      Но кого в те дни пугала анафема? Люди отвернулись от неба, и самыми уважаемыми фигурами в обществе стали затейники. Да-да, эти шуты гороховые! И, бездумно хохоча, человечество отвернулось от пастырской проповеди, бесчинствуя на гала-концертах...
      Правда, изредка и в этом бедламе находились люди, пытавшиеся мало-мальски мыслить. Я имею в виду не клир (это его долг) и неполитиков (это их работа), а ученых. Именно так. В конце концов, я, разумеется, клерикал, но не обскурант, и идеалы пресвятого Франциска близки мне так же, как идеи Джордано Бруно. Сжечь - не значит опровергнуть! Но что могли ученые? Ими пользовались, как хотели. И при этом, естественно, приказывали не лезть не в свои дела.
      Итак, юдоль печали веселилась.
      Мне же оставалось лишь молиться...
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      ПЛОДЫ ЛА
      1
      О Господи Боже мой. Творец и Вседержитель!
      К тебе взываю и к стопам твоим припадаю со скорбью, и ужасом, и отчаянием, и страхом, и болью за паству свою. Грозен Ты, и воистину страшнее многого страха равнодушие твое. Но не взыщи, и воззри на тварный мир, иже создан не по минутной прихоти, но Твоею же волей, и оттого уже достоин милости высшей; воззри и ужаснись веселию, царящему в человецех, ибо не в великом ли веселии, истоки великих печалей?
      Рассказывает Аркаша ТОПТУНОВ, затейник, 67 лет.
      Гражданин Единого Галактического Союза.
      2 июля 2115 г. по Галактическому исчислению.
      Если вы думаете, что у импресарио жизнь - малина, так вы уже попали не туда; Аркаша Топтунов знает, что говорит. Тот мальчик с бульвара, что был раньше, стал уже большой, и его на мякине не проведешь. Нет хороших сезонов, нет хорошей публики и плохой публики, а есть люди, которые хочут зрелище, и они-таки имеют полное право его получить. А кто может сделать зрелище? Угадали, Аркаша! Хорошо, хорошо, я понимаю: новое время, новые моды, так было всегда и никакая молодежь не желает кушать булку без масла. Но скажите, кто нашел Ози Гутелли? А? Кем она была и что из нее стало?! А я еще помню, что ей кричали на первых концертах, и бедная девочка плакала в уборной. Не верите спросите у самой Ози, только не забудьте сказать, что от Аркаши.
      Да, конечно, я не тот, что был позавчера, и это уже факт. Сердце, печенка, пятое-десятое, и пусть у ваших врагов будет столько рецептов, сколько я сдаю в макулатуру. Но по утрам, на балконе, я смотрю на свой город и думаю: "Аркаша, неужели эта красота останется без зрелища?", а город тихо шепчет мне "Нет", и я опять тяну этот клятый воз, хотя то, что у меня есть, хватит на три остатка такой жизни, какую я имею.
      И не надо, я вас очень прошу, мне говорить, что такое Земля, я лучше вас знаю: Земля - это Земля, и на Земле трудно кого-то чем-то удивить. Но этот жонглер был-таки клубничкой; "Ой, Аркаша, это что-то с чем-то", - вот что сказал я себе, когда узнал про вонючую планетку с дефективным названием пусть те, кто там живет, его и выговаривают, меня это не касается. Мне нужно другое: чтобы было много и хорошо. А что такое хорошо? А хорошо это интересно!
      ...Эти картинки попались мне на глаза не будем говорить, где. Ну ладно, в моем клозете. Я еще подумал: "Откуда тут листовки?". Нет, я понимаю, на Земле листовки висят везде, но клозет - это же, простите, храм души, тут надо сидеть и тихо думать, и никаких дел. Но когда Аркаша увидел те фотографии... разве я мог уже думать тихо? Вы бы видели! - мальчики в бело-красном, и что эти мальчики вытворяли с мечами, луками и прочей дребеденью! И Топтунов сделал все, чтобы Земля это увидела.
      Когда-то один наивный маленький мальчик, не будем называть имя, так вот, если этот мальчик хотел чего-то иметь, то бегал за солидными людьми по пятам и уговаривал выступить. Теперь я никуда ни за кем не бегаю; бегают за мной. Топтунов дал телекс - и эти дикие люди вообще озверели от восторга. Их Управление Культуры, или как это там называется, сразу сказало: "Да!", и предложило сто, нет - двести, нет - пятьсот солистов! Но во всем нужна мера, особенно в новинках. Я взял одного на пробу.
      Скажите, вы бывали когда-нибудь в районе Семипалатинска? Чудный пейзажик, одни сплошные тюльпаны. На космодроме я был тоже один, в смысле - один встречающий, зато приезжих - как в Одессе летом, но даже в Одессе летом нет столько людей с планеты Дархай. Видите? - вспомнил. Я стоял и собирался узнать своего артиста сразу, чтобы все было без нервотрепки, потому что люди искусства - очень тонкие люди, и чуть что начинаются срывы; вот помню, когда я еще работал с Ози, так девочка хотела, чтобы я делал то-се, и я - таки делал, и Ози хоть сейчас скажет, что Аркаша ей друг, хотя теперь она уже даже и не Аркашин уровень.
      Но как, скажите, ради бога, я мог его узнать, если все они одинаково запакованы? Какие-то пятнистые балахоны, какие-то значки, почти без багажа, зато строем. Нет, вы представьте себе: по трапу - строем, с песней! - это было уже зрелище, и его никто, кроме меня не видел. И я узнал его, потому что у меня опыт, а еще потому что на нем не было ничего пятнистого, а все, как на буклете: белые шаровары с красной вышивкой и красное с белым пончо. Стюард шел за ним и помогал нести рюкзак. Извините, я сказал: "Рюкзак?" Не слушайте, я ошибся, это был слон, может, даже два! Мы втроем едва загрузили этот мешочек в мой флаер... Всю дорогу мальчик молчал, я подумал сначала, что он вообще не умеет разговаривать, но когда приземлились, он сделал-таки одолжение и сказал: "Лон Сарджо". Спасибо, я должен был догадываться, что это его так зовут.