В июле 1921 года я прибыл в Москву. На "Выстрел" собралось уже человек 17 будущих слушателей. Прежде чем приступить к освоению основной программы, мы некоторое время занимались на подготовительном курсе.
      Высшую стрелковую школу возглавлял тогда бывший генерал старой русской армии Филатов - не по годам стройный и подтянутый, с густой окладистой бородой. Опытный, знающий, он пользовался полным доверием у вышестоящего командования. Среди военных теоретиков Филатов также снискал добрую репутацию. Он был автором одного из учебных пособий, по которым учились слушатели.
      "Выстрел" ни в какой мере нельзя было сравнить с Симбирскими пехотными курсами, на которых мне довелось учиться. Здесь и преподавательский состав был сильнее, и учебная база лучше, и библиотека богаче. Да и сама программа резко выделялась в лучшую сторону как по объему, так и по глубине изучения дисциплин.
      Главное внимание на курсах уделялось изучению тактики и оперативного искусства на основе опыта двух минувших войн, особенно гражданской. Мы прослушали ряд лекций, в которых давался обстоятельный анализ боев в самых различных условиях: зимой и летом, днем и ночью, в городе и открытой степи, в лесу и на болотистой местности. Большую пользу принесло знакомство с буржуазными военными доктринами, тактикой иностранных армий.
      Много времени отводилось на политическую подготовку слушателей. Мы изучали важнейшие постановления нашей партии и правительства, учились правильно вести партийно-политическую работу в войсках.
      С весны и до осени мы обычно находились в лагерях, расположенных в московских пригородах - Новогиреево, Кусково. Там же был и полигон, на котором мы занимались стрельбой из всех видов оружия, в том числе и трофейного германского, французского, английского и т. д. Жизнь и учеба в лагерях протекали в условиях, приближенных к фронтовым.
      На "Выстреле" я находился до августа 1923 года. После окончания учебы меня решили назначить в Одессу.
      И тут я случайно встретил на курсах своего прежнего наставника - Лютова. Теперь он возглавлял 12-ю Краснознаменную пехотную школу Приволжского военного округа.
      - Краском Вершинин? - остановил он меня, - Какими судьбами в столице?
      Я рассказал об учебе на "Выстреле", о новом назначении.
      - То, что закончил эти курсы, очень хорошо, - сказал Лютов. - Значит, наука, полученная в Симбирске, пошла тебе впрок, окрепла военная косточка. А вот согласие ехать в Одессу не одобряю, - добавил он с улыбкой.
      - Почему? - удивился я.
      - Потому, Вершинин, что такие люди, как ты, мне самому нужны. Хочешь снова в Симбирск? - ошеломил меня Лютов внезапным вопросом. Заметив мое смущение, он не стал дожидаться ответа и твердо сказал: - Давай-ка сюда свой документ. Минут через пятнадцать Лютов каким-то образом сумел оформить мне новое предписание.
      - Итак, Константин Андреевич, - торжественно объявил он, - отныне ты командир учебной роты двенадцатой Краснознаменной пехотной школы. Снова Симбирск, снова вместе. Поздравляю!
      Все это произошло настолько быстро, что я даже не успел опомниться. А мой новый начальник довольно потер руки и с улыбкой предложил:
      - Ну, а теперь расскажи, как жил-служил эти три года после краскомовских курсов. Говорят, пороху понюхал? Добро! Фронтовая наука пригодится в школе.
      Лютов умел заботиться о людях. Узнав, что после призыва в армию я ни разу не был в отпуске, он разрешил мне съездить на побывку к родным. Отец и мать, младшие братья и сестры были рады моему приезду. На деньги, привезенные мной, мы купили столько хлеба, сколько никогда не собирали с личного земельного надела. А сколько было расспросов за праздничным столом, сколько бесед пришлось провести с боркинцами! Еще бы: в глухую деревню впервые приехал красный командир, земляк.
      Быстро пролетел отпуск. После свидания с детством и юностью надо было ехать к месту службы. Покидая Боркино, думал: "Придется ли мне еще когда-нибудь побывать в отчем краю?" Жизнь сложилась так, что я снова приехал в родное село спустя много времени, да и то ненадолго...
      Пять лет, проведенных в школе, оставили добрый след в моей памяти. Не одна сотня военных патриотов вышла за эти годы из стен 12-й Краснознаменной, и каждому выпускнику мы, командиры и преподаватели, помимо знаний, отдавали тепло своих сердец. Многие из них погибли в жестоких боях с многочисленными врагами нашей Родины, некоторые и поныне продолжают служить в рядах Советской Армии, сами уже имеют немало воспитанников. Такова сложившаяся у нас традиция: старшее поколение передает опыт молодым, а те берегут его и приумножают.
      Известно, что начало 20-х годов характеризовалось тем, что после грандиозных событий, потрясших мир, империалисты сразу же стали готовиться к новым военным схваткам, и в первую очередь к нападению на нашу страну. С этой целью реакционные круги наиболее сильных государств взяли курс на милитаризацию всей экономики, разрабатывали методы перевода ее на военные рельсы. Это подтверждалось, в частности, специфическим уклоном развития таких отраслей промышленности, как танкостроение и мотостроение, производство взрывчатых веществ и т. д. Пересматривалась организационная структура армии, система комплектования, подготовки и переподготовки военных кадров.
      Поэтому не случайно Коммунистическая партия и лично Владимир Ильич Ленин настойчиво боролись за совершенствование Красной Армии и усиление ее боеспособности. "...Будьте начеку, - предупреждал Ленин на IX Всероссийском съезде Советов, - берегите обороноспособность нашей страны и нашей Красной Армии как зеницу ока"{12}.
      В своем "Постановлении по военному вопросу" Х съезд партии отмечал, что на ближайший период основой наших вооруженных сил должна являться нынешняя Красная Армия, по возможности сокращенная за счет старших возрастов, с повышенным пролетарским и коммунистическим составом.
      Большое внимание вопросам обороноспособности страны уделил и XI партийный съезд, на котором были намечены конкретные мероприятия по укреплению армии, поставлена задача выработки единой военной доктрины, глубокого изучения фронтового опыта и обобщения его в уставах и наставлениях.
      Если в условиях гражданской войны и иностранной военной интервенции была создана сеть краткосрочных курсов красных командиров, то в 1924 году на их основе уже стали формировать более солидные учебные заведения - военные школы. Для подготовки руководящих военных кадров еще в 1918 году Советское правительство создало академию, ныне носящую имя прославленного полководца М. В. Фрунзе. В 1924 году Михаил Васильевич был назначен начальником этой академии, где заложил основы организации военно-научной работы.
      В описываемый период значительно увеличилось издание военно-технической и военно-научной литературы, С 1921 года в Москве выходило 16 журналов, предназначенных для армейского читателя, в округах - свыше 100 газет и журналов. Государственное военное издательство (ГВИЗ) обеспечивало армию уставами, наставлениями, серией книг "Библиотека командира" и другой литературой. Большой популярностью пользовалась центральная военная газета "Красная звезда", начавшая выходить в 1924 году.
      С огромным вниманием, как помнится, все командиры и преподаватели изучали решение XIII съезда партии о дальнейшем укреплении Советских Вооруженных Сил Она заключалась в установлении твердых основ организации вооруженных сил мирного времени, в снижении численности армии и увеличении числа войсковых соединений. Была введена единая организация пехоты, сокращен и укреплен центральный военный аппарат. В основу строительства Красной Армии легла территориальная система комплектования и обучения войск. Развернулось формирование национальных частей, которое способствовало дальнейшему укреплению братства между народами нашей страны, приобщало их к военному строительству, являлось важным элементом развития национальной государственности.
      На партийных собраниях мы горячо обсуждали вопрос о борьбе РКП (б) с троцкистами и их пособниками, выступавшими против основ военной реформы и преследовавшими цель подорвать боеспособность армии, развалить политическую работу в ее рядах.
      Существо военной реформы мы разъясняли не только курсантам. Большую работу проводили и среди местного населения - выступали перед рабочими Симбирска с докладами и беседами на эту и другие темы текущей политики.
      Годы, в течение которых мне довелось командовать ротой в 12-й Краснознаменной пехотной школе, дали многое. Я приобрел твердые командирские навыки, овладел методикой политического и воинского воспитания, сам немало перенял у старших товарищей. Это была пора возмужания.
      В ноябре 1928 года меня назначили командиром батальона 2-го стрелкового полка 1-й Казанской дивизии. Находились мы тогда в Симбирске, переименованном после смерти В. И. Ленина в Ульяновск. В конце 1928 года коммунисты оказали мне высокое доверие - избрали членом Ульяновского райкома ВКП(б), а трудящиеся- своим депутатом в городской Совет.
      К тому времени я обзавелся семьей. У нас с женой родились две дочери Елена и Инна. Сначала мы жили у родственников, а затем нам предоставили квартиру.
      Вступив в новую должность, я прежде всего ознакомился с личный составом. В батальон входили три пехотные роты и одна пулеметная. Подразделения возглавляли воспитанники советских военных школ - краскомы.
      Оружия и боеприпасов хватало всем. По сравнению с прошлыми годами лучше стало обмундирование и питание. Это были зримые черты начавшегося технического перевооружения Красной Армии, первые успехи в осуществлении ленинского плана построения социализма, и прежде всего индустриализации страны.
      В директивах по составлению первого пятилетнего плана развития народного хозяйства, принятых на XV съезде партии, указывалось: "Учитывая возможность военного нападения со стороны капиталистических государств на пролетарское государство, необходимо при разработке пятилетнего плана уделить максимальное внимание быстрейшему развитию тех отраслей народного хозяйства вообще и промышленности в частности, на которые выпадает главная роль в деле обеспечения обороны и хозяйственной устойчивости страны в военное время"{13}.
      Тогда же был разработан пятилетний план технической реконструкции Красной Армии и Флота. В результате уже в начале 30-х годов наши войска получили хорошее стрелковое вооружение, артиллерию, танки, самолеты различных типов, новые средства связи и инженерное оборудование.
      В обучении личного состава мы руководствовались "Боевым уставом пехоты РККА" (1927 года) и другими пособиями, которые постоянно совершенствовались. Занятия проводили преимущественно в поле с боевыми стрельбами, окапыванием, маскировкой. Устраивали тревоги в походы.
      В самом начале 1929 года, на первых порах моей службы в должности комбата, был объявлен сбор полка по тревоге. Тогда я воочию убедился в том, что смешанная система (кадровая и территориально-милиционная) не ослабляет боеспособности армии. Несмотря на разбросанность частей, весь личный состав вовремя собрался в указанный пункт.
      Командир дивизии Чанышев, проверявший мобильность части, остался доволен. Затем он побывал в моем батальоне на стрельбах и дал хорошую оценку. Спустя много лет, уже во время Отечественной войны, мне довелось встретиться с моим бывшим комдивом на одном из совещаний в штабе Константина Константиновича Рокоссовского. Служили мы в разных родах войск, но нам было о чем вспомнить, о чем побеседовать.
      Нередко боевую и политическую подготовку вверенного мне личного состава контролировали командир полка Кушников и политработник Балгалф. Кушников был справедливым и общительным человеком, и с ним у меня установились дружеские отношения. Тесно сошелся я с начальником полковой школы младших командиров Куликовым. Часто беседовал с ним о характере воспитания и обучения его питомцев, об их роли в отделениях и взводах, делился мыслями о своих служебных делах, личными планами на будущее.
      Командуя батальоном, я все чаще стал задумываться о необходимости продолжить свое военное образование. Чтобы отвечать требованиям современности, иметь перспективы на будущее, надо было окончить академию.
      Подготовке кадров командного и начальствующего состава постоянно уделяли внимание руководители нашей партии и правительства. 25 февраля 1929 года, а затем 5 июня 1931 года были приняты постановления ЦК ВКП(б) "О командном и политическом составе РККА". Состоялись и другие решения по этому вопросу. В результате открылся целый ряд военно-учебных заведений. В частности, старший и высший начальствующий состав готовился впоследствии в 16 военных академиях и на 10 военных факультетах при гражданских вузах.
      Старшие начальники поддерживали мое стремление к учебе,
      - Правильно делаешь, Константин Андреевич, - одобрил Кушников. - Пиши рапорт на мое имя, а я направлю его по инстанции.
      Спустя некоторое время меня вызвали на беседу в штаб дивизии и тоже согласились с моим желанием. Документы пошли в округ, затем в Москву. В Академии имени М. В. Фрунзе был как раз очередной набор слушателей, и меня утвердили заочником.
      Я не ездил ни на установочные лекции, ни на зачетные сессии. Получая задания в письменной форме, занимался самостоятельно, консультировался у командира дивизии Стрельцова, затем отсылал выполненные работы в академию. Тематика этих работ была довольно разнообразной - о тактике ведения боя роты, батальона и полка в период гражданской войны, о применении уставов в условиях фронта, о материально-техническом обеспечении молодой Красной Армии и формах политико-воспитательной работы среди бойцов, о роли красных командиров и военкомов. Давались задания и по коренным вопросам организации и содержания учебы в армии после военной реформы 1924-1925 годов.
      Порой мне недоставало времени, и тогда приходилось обращаться к старшим, более опытным и образованным командирам. Бывало, ночью сидишь над учебной литературой или подготовкой какой-либо разработки по заданию академии, а днем идешь в батальон. Никаких послаблений для командиров-заочников не было. Времени не хватало, для сна оставалось три-четыре часа в сутки, но тут вступали в действие упорство и настойчивость в достижении цели: взялся за гуж - не говори, что не дюж.
      И вот окончен первый, самый трудный курс Академии имени М. В. Фрунзе. Теперь уже, прослужив десять лет в армии, я считал, что навсегда останусь пехотинцем, и не собирался изменять этому роду войск. Однако жизнь переиначила мои предположения.
      Руководствуясь одним из основных документов деятельности войск - Полевым уставом, я не мог не обратить внимания на следующие строки в нем: "Авиация новое могущественное оружие войны. Оно быстро прогрессирует технически, расширяя базу и форму своего боевого употребления". Правда, в ту пору на авиацию возлагались вспомогательные задачи - разведка, наблюдение и связь. И все же развитие Военно-Воздушных Сил все настойчивее напоминало о себе.
      15 июля 1929 года в постановлении ЦК ВКП(б) "О состоянии обороны СССР" говорилось: "Одним из важнейших результатов истекшего пятилетия следует признать создание Красного воздушного флота. Считать, что важнейшей задачей на ближайшие годы в строительстве Красной авиации является скорейшее доведение ее качества до уровня передовых буржуазных стран, и всеми силами следует насаждать, культивировать и развивать свои, советские научно-конструкторские силы, особенно в моторостроении"{14}.
      В соответствии с постановлением ЦК партии "О командном и политическом составе РККА" военное руководство приняло самые энергичные меры к резкому повышению технических знаний летного состава, к подготовке авиационных специалистов, в совершенстве знающих сложную технику и способных успешно применять ее в интересах защиты Родины. Особое внимание обращалось на укрепление единоначалия и улучшение социального состава авиационных кадров.
      К осени тридцатого года в войска поступила специальная директива, на основании которой отбирались кандидаты на командный факультет Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского. Именно туда меня и направили, вопреки десятилетнему стажу службы в пехоте и желанию продолжать учебу в Академии им. М. В. Фрунзе. Я прошел медицинскую комиссию, сдал вступительные экзамены и приступил к освоению нового для меня, и на этот раз пожизненного, дела авиационного.
      К 1930 году Военно-воздушная инженерная академия имени профессора Н. Е. Жуковского стала прославленной кузницей авиационных кадров. Прежде здесь функционировал факультет службы Воздушного флота (в некоторых документах он назывался военным, а с 1926 года - командным). Этот факультет состоял из двух отделений - сухопутного и морского. Первоначально его учебный план не подразделялся на циклы и содержал несколько десятков различных дисциплин, в том числе воздушную стратегию, тактику сухопутной авиации, тактику морской авиации, аэронавигацию, военную администрацию, историю военного искусства и т. д. Затем были определен и пять циклов обучения: военно-воздушный, военно-сухопутный, военно-морской, военно-технический и социально-экономический. Первый объединял три кафедры: стратегии, тактики и организации военно-воздушных сил. По второму изучалось десять учебных дисциплин, но деления на кафедры не было. Военно-морской цикл включал кафедры морской стратегии и морской тактики.
      Первый (и единственный) выпуск факультета службы Воздушного флота состоялся в 1927 году. После некоторого перерыва был создан постоянно действующий командный факультет. По этому поводу в приказе Реввоенсовета No 105 от 23 апреля 1930 года говорилось: "Для подготовки командиров и штабных работников Военно-Воздушных Сил, способных руководить частями и соединениями ВВС в сложной оперативной обстановке, открыть с 1 октября с. г. при Военно-воздушной академии командный факультет с ежегодным приемом по 50 слушателей. Срок обучения - 3 года"{15}.
      Начальником академии в ту пору был комбриг Сергей Гаврилович Хорьков человек, влюбленный в авиацию с юношеских лет и служивший в вей еще со времен царской армии (вначале мотористом, затем наблюдателем в 23-м корпусном авиаотряде). После Октября он стал командиром этого отряда, принимал активное участие в подавлении контрреволюционных мятежей в Москве, Ярославле, Муроме и Коврове.
      Во время гражданской войны С. Г. Хорьков командовал 1-м истребительным авиационным дивизионом, занимал должности помощника начальника авиации и воздухоплавания 8-й армии и старшего инспектора авиации Кавказского фронта. После войны он был начальником штаба ВВС Киевского военного округа, начальником оперативного отдела Главвоздухфлота, начальником штаба ВВС РККА.
      Помимо наград, полученных за отвагу и мужество в боях с врагами Родины, Сергей Гаврилович был удостоен ордена Красной Звезды за образцовое руководство академией. Вся его биография - блестящий пример бесстрашия, новаторства, дерзания, неуемной жажды знаний, Кстати говоря, Хорьков с отличием окончил созданный им же самим оперативный факультет и написал содержательную научно-исследовательскую работу об управлении тяжелой авиационной бригадой.
      Таким образом, нам было на кого равняться, кому подражать в целеустремленности, работоспособности, в совершенствовании знаний.
      Вместе со мной в первом наборе слушателей командного факультета, который возглавлял В. П. Георгадзе, были П. Ф. Жигарев, С. И. Руденко, В. Д. Палло, ставшие впоследствии видными авиационными начальниками, Дмитрий Горецкий, Михаил Смирнов, Иван Глущенко и другие. Одни пришли, как и я, из пехоты, другие - из кавалерии, третьи с самого начала службы были в авиации. Уровень общеобразовательной и военной подготовки тоже был неодинаковый. Впоследствии, по мере развития ВВС, количество слушателей из командиров наземных войск становилось все меньше, а численность факультета уже на следующий год возросла в три раза.
      Наш учебный план на первых порах мало чем отличался от плана бывшего факультета службы Воздушного флота. Основная часть времени отводилась на оперативно-тактическую подготовку, главным в которой было обеспечение взаимодействия авиации с наземными войсками и флотом.
      Руководство академии уделяло большое внимание подбору преподавательских кадров. Начальником кафедры оперативного искусства продолжительное время был А. Т. Кожевников - один из видных авиационных командиров периода гражданской войны, возглавлявший затем ВВС Белорусского военного округа. Под его началом работали такие преподаватели, как В. Д. Авксютович - бывший начальник ВВС Балтийского флота, П. И. Малиновский, ранее возглавлявший штаб ВВС Ленинградского военного округа, А. И. Богданов, который прежде был начальником штаба ВВС Сибирского военного округа, С. Н. Никитин, занимавший должность командира эскадрильи, П. П. Ионов - один из теоретиков тактики и оперативного искусства.
      Учитывая исключительно важную роль авиации в будущей войне, советские военные теоретики, однако, не абсолютизировали это новое техническое средство вооруженной борьбы, как это делали буржуазные стратеги. На Западе, например, очень многих последователей нашла "теория независимости воздушных сил". Ее основоположник итальянский генерал Д. Дуэ считал, что авиация способна самостоятельно одержать победу в войне.
      Наши видные военачальники и ученые, в том числе М. В. Фрунзе, М. Н. Тухачевский, А. И. Егоров, В. К. Триандафиллов, А. Н. Лапчинский, В. В. Хрипин и другие, в своих трудах и высказываниях развивали идеи В. И. Ленина о том, что достижение победы в войне совместными усилиями всех видов Вооруженных Сил и родов войск является закономерностью. В книге "Тактика авиации" А. Н. Лапчинский подчеркивал мысль о том, что действия воздушного флота по любым объектам на любой глубине по времени, мощности и эффективности должны оказать влияние на ход и исход боя, операции сухопутных войск, то есть они должны быть либо совместными (на поле боя и в ближайшем тылу), либо согласованными с действиями сухопутных войск.
      Во второй половине 30-х годов количественный рост самолетного парка привел к качественному изменению авиации: ее боевое применение переросло тактические рамки и приобрело оперативное и даже стратегическое значение. Но к этому вопросу я еще вернусь.
      Курс аэродинамики на кафедре летной подготовки у нас читал В. С. Пышнов, ставший впоследствии заслуженным деятелем науки и техники, генерал-лейтенантом инженерно-технической службы. Хорошо запомнилась его первая лекция. Прежде чем начать излагать материал, он порекомендовал нам в качестве учебного пособия одну из своих работ, кажется, "Теорию полета". Полистали мы ее и ничего не поняли: сплошные чертежи и формулы.
      - Ничего, товарищи, - сказал Пышнов, заметив наше замешательство. Постепенно одолеете эту науку. И тут же добавил: - Правда, без настойчивости и упорства дело не пойдет.
      Без этих качеств, как мы вскоре убедились, нельзя было обойтись при изучении не только теории полета, но и всех других дисциплин, в том числе материальной части самолета. Занятия по теории сочетались с практикой. В ремонтных мастерских слушатели приобретали навыки по разборке и сборке мотора, планера, их отдельных узлов и агрегатов, производили дефектацию, устраняли различные неполадки.
      Труднее всего нам давались письменные работы, связанные с чертежами. Однако и это сложное дело мы постепенно освоили. Каждый понимал, что авиационный командир должен не хуже инженера разбираться в технической документации.
      Кафедрой истории войн руководил у нас Г. Д. Гай (Бжишкянц) - герой гражданской войны, удостоенный за боевые подвиги трех орденов Красного Знамени. Его яркие и содержательные лекции мы слушали с особым вниманием. Многие из нас были участниками тех событий, о которых он говорил.
      В академии, вернее - на Центральном аэродроме или на полевой площадке, что неподалеку от Серпухова, слушатели проходили и летную практику. У нас было свое подразделение самолетов Р-1 и Р-5. Мы осваивали стрельбу по наземным и воздушным целям, способы корректирования артиллерийского огня и ведения разведки. Я всегда охотно поднимался в воздух, и позднее мне пригодилась практика летчика-наблюдателя. Этим я обязан начальнику кафедры огневой подготовки-крупному специалисту в области бомбометания М. Н. Никольскому, изобретателю известного "зеркала Никольского", которое применялось для контроля прицеливания при бомбометании.
      Нет нужды в перечислении всего, чему нас учили в академии, важнее, пожалуй, то, как мы занимались, преодолевая немалые трудности. А трудности эти былп сопряжены с нехваткой учебных кабинетов и лабораторий, с ограниченным количеством учебников и учебных пособий, с неодинаковым уровнем общеобразовательной подготовки слушателей и с целым рядом организационных недостатков.
      В аудиториях мы занимались по 10-12 часов, затем организовывали самостоятельную подготовку к очередному рабочему дню. Тогда существовал бригадный метод занятий. В мою бригаду входило несколько человек, в том числе и Иван Глущенко. Штудируем, бывало, какой-нибудь предмет сообща, по одному учебнику, затем я спрашиваю:
      - Понятно, Глущенко?
      - Понятно, - отвечает.
      А когда занятия подходят к концу, Иван досадливо качает головой:
      - И шо це такс?..
      Приходилось снова и снова повторять материал. Впоследствии Иван Глущенко стал отличником учебы, а по окончании академии был оставлен в ней в качестве преподавателя.
      С приходом на пост начальника Управления Военно-Воздушных Сил Я. И. Алксниса работа нашего факультета и академии в целом заметно улучшилась. Были приняты меры для расширения научно-исследовательской деятельности, для создания необходимых учебных пособий и учебников. В 1931 году при командном факультете открылась адъюнктура, призванная пополнять научные кадры.
      Боевитее стала работать партийная организация, возглавляемая нашим однокурсником Ивановым, в прошлом артиллеристом. Прежде всего она заботилась о передовой роли коммунистов в учебе и дисциплине, в овладении специальными знаниями и основами марксизма-ленинизма. Упорство и настойчивость коммунистов помогли командованию в борьбе с трудностями в достижении поставленной цели.
      Слушатели располагали очень ограниченным количеством свободного времени и все-таки находили возможность для того, чтобы познакомиться с достопримечательностями Москвы, ее историческими памятниками, сокровищами культуры и искусства.
      - Вы должны помнить, - говорил нам Сергей Гаврилович Хорьков,-что авиационный командир с академическим образованием - это всесторонне развитый человек, обладающий комплексом всех достижений военной пауки и современной культуры.
      Ежегодно слушатели академии принимали участие в военных парадах. Будучи старостой факультета, я постоянно командовал нашей первой ротой. Особенно запомнился Первомайский праздник 1932 года. В тот день над Красной площадью прошла армада самолетов отечественного производства, насчитывавшая до 300 истребителей, штурмовиков и тяжелых бомбардировщиков. Такой грандиозной демонстрации мощи воздушных сил страны Москва еще не видывала. Мы, слушатели авиационной академии, пожалуй, больше всех гордились достижениями отечественного самолетостроения, высоким мастерством наших крылатых друзей.
      Годы учебы в академии я считаю самой счастливой порой в своей жизни, ибо они были началом пути в авиацию, в которой мне довелось прослужить более четырех десятилетий.
      Мои наставники, видя мое прилежание в изучении теоретических дисциплин, прочили мне путь в науку. Видимо, поэтому мне и предложили по окончании академии должность помощника начальника тактического отдела в Научно-испытательном институте ВВС РККА.
      В июне 1932 года я приступил к своим обязанностям. Что и говорить, разрабатывать тактико-технические требования, предъявляемые к новой материальной части, - дело творческое, интересное. Ученые, конструкторы, инженеры, техники, летчики-испытатели, окружавшие меня и моих товарищей, были опытными, высокообразованными людьми. Общение с ними доставляло не только моральное удовлетворение, но и повседневно расширяло мой кругозор, позволяло идти в ногу с развитием авиационной науки и техники, даже заглядывать в завтрашний день.
      Институт был средоточием всех новинок, поступавших затем на вооружение строевых частей Военно-Воздушных Сил. Именно здесь, в нашем коллективе, предстояло создание и испытание самого большого самолета в мире "Максим Горький" и его военного варианта ТБ-4; конструирование и освоение знаменитого АНТ-25, на котором экипажи В. П. Чкалова и М. М. Громова совершат потом юроические перелеты через Северный полюс в Америку; рождение скоростных истребителей-монопланов И-14 и И-16, а также скоростного бомбардировщика СБ.
      Одним словом, перспективы работы в Научно-испытательном институте были заманчивыми, многообещающими. И все же меня тянуло оттуда в войска, на эскадрильский или бригадный аэродром, непосредственно к часовым воздушных границ. Трудно объяснить - почему. Вероятнее всего потому, что мне хотелось не только посмотреть, как несут службу рядовые авиаторы, но и самому познать ее секреты, пройти эту ступень.
      Доводы мои, очевидно, были убедительными, и командование пошло мне навстречу. В январе 1933 года из Москвы меня направили в 20-ю авиационную бригаду, входившую в состав ВВС Киевского военного округа, где я вступил в должность начальника оперативного отдела штаба этого соединения.
      Бригада, возглавляемая комбригом Горбуновым, состояла из четырех эскадрилий, по 30 самолетов в каждой, И бомбардировщики, и разведчики, и истребители базировались на одном аэродроме - недалеко от харьковского лесопарка. Такая скученность, конечно, не давала возможности в полную меру использовать время, отведенное на боевую подготовку летного состава, полеты приходилось организовывать в несколько смен.
      Штабом соединения руководил умный, тактичный, знающий свое дело человек Альбертов. Не хочу сравнивать деловых и иных качеств Горбунова и Альбертова, но с начальником штаба у меня установились более тесные контакты, и я чаще всего обращался к нему как по служебным, так и по личным вопросам.
      Основные усилия командование бригады направляло на совершенствование боевой подготовки личного состава, повышение уровня идейной закалки авиаторов и укрепление воинской дисциплины. Большое внимание уделялось борьбе с предпосылками к летным происшествиям, авариям и катастрофам. При этом мы руководствовались постановлением партии и правительства "Об аварийности в частях ВВС РККА", принятым в 1932 году.