– Нет, спасибо. Я с ребятами собирался…
      – Сто грамм.
      – Правда, не могу.
      – Под икорочку!…
      Чтобы не обижать благодушных трейдеров, Игорёк выпил с ними сто грамм, потом ещё. Потом говорили о политике, о войне в Ираке. О том, что бизнесу это дело побоку. Пускай нефтянники плачутся, вон, Ходор икру мечет. Да у них, у нефтянников, в Штатах всё схвачено, им все убытки проплатили вперёд. И выделили канал для поставок русской нефти в США, по хорошим ценам.
      Когда же торговцы напились до полуневменяемости, Игорёк вернулся к своим спутникам.
      Из-за всё тех же военных действий лететь пришлось кружным путём, с посадкой в Афинах. Там на борт поднялась группа русских туристов. Туристы пребывали в весёлом, игривом настроении, травили анекдоты об арабах и евреях, словно летели на войну, и войну эту должны были им показывать, как показывают в цирке клоунов и дрессированных зверушек.
      В Тель-Авиве светило солнце и было тепло, как и должно быть на земле обетованной. В воздухе ощущалась свежесть моря, одним словом, курорт. Игорёк спрятал свою теплую куртку и шёл следом за Володей и Серым. Как они ухитряются не заблудиться в переходах Бен-Гуриона? Наверное, не в первый раз.
      Израильская таможня оказалась вялой и нелюбопытной. Может, и были приняты все меры повышенной безопасности, но на туристов из России они, похоже, не распространялись. Зато все ходили с противогазами в картонных коробках на боку, ожидая ракетного гостинца от иракского генерала Химического Али, который в это время держал оборону Басры.
      Вынырнув из подземного тоннеля, троица оказалась на стоянке такси. Володя жестом подозвал таксиста и обратился к нему на незнакомом языке, наверняка на иврите. Водитель, услышав «Газа», стал мотать головой. Володя достал одну стодолларовую купюру, другую – не помогло. Серый, разозлившись, сплюнул и в три этажа обложил таксиста, его мать и государство Израиль.
      – Так вы русские! Так бы и говорили сразу, – ответил таксист на русском языке, испорченном нехорошим акцентом, словно скопированным у его собратьев по эмиграции с Брайтона.
      Удивительное дело, где Америка, где Израиль, а русское произношение портится всюду одинаковым образом.
      В дороге таксист всё болтал. Сперва расспрашивал, как дела на родине, проявляя большую осведомлённость в политических реалиях России.
      – А что, мы все здесь спутниковое телевидение смотрим.
      Потом перешёл на профессиональные проблемы.
      – Для таксиста Тель-Авив, – говорил он, пока за окном машины мелькали дома и домишки, – хреновый город. Улицы узкие, кривые. Везде знаки стоят. Бывает, чтобы на соседнюю улицу попасть, надо полгорода объехать. И везде полицейские. Злые, как черти, не то, что у нас. Взятку предложишь – в тюрьму загремишь. Я как приспособился? Паркуюсь где захочу. Здесь все паркуются где могут, иначе за машиной через весь город переть. Выхожу и гляжу на другие машины. Обязательно у кого-то торчит штрафняк, квитанция. Беру её и за свой «дворник» пихаю. Всё, порядок. Я вроде как оштрафован. Потом эту бумажку в мусор.
      – А если тот уедет без квитанции, его же потом прав лишат? – спросил Игорёк.
      – На дом пришлют. Здесь у них всё так. А заберут права – так и хрен с ним. Ненавижу этих местных. Мы для них галута, недоношенные. Чего они с арабами скубутся? Арабы нормальные ребята. Есть доллары – все твои друзья. А нищий никому не нужен. Здесь вам, ребята, не Россия.
      – В России нищие просто замерзают, – негромко произнес Володя, и таксист замолчал.
      По-видимому, он эмигрировал ещё во времена развитого социализма и сохранил о Родине самые неправильные воспоминания.
      Дорога то пересекала песчаные поля, то летела в луга, полные сочной весенней травы, то окружалась рощами апельсиновых деревьев и возделываемыми кибуцами полями. Мелькали небольшие аккуратные, полные зелени и цветов селения. Страна производила впечатление мира и благополучия.
      До Газы, столицы одноимённого сектора, они не доехали несколько километров, свернули в городок Джабалию. Въезжать на его улицы таксист не стал, остановился у блок-поста.
      – Вы, ребята, самое сраное место нашли во всём секторе, – не удержался он от комментария. – Лагерь беженцев, Хамас… Поимеют вас.
      – Езжай, – приказал Володя.
      Солдаты армии Израиля долго проверяли документы, недоумевали, что может понадобиться русским в арабском поселении. Володя произнёс несколько фраз на иврите, отчего сержант пришёл в возбуждение и принялся энергично жестикулировать.
      Блок-пост остался позади, и Серый спросил Володю:
      – Чего это он?
      – Я сказал, что мы не евреи, а русские, нам бояться нечего.
      Улицы Джабалии ничем не отличались от улиц любого арабского городка: пыль, мусор, голопузые детишки и одно-двухэтажные дома, тесно сцепленные между собой.
      Володя вёл уверенно. И снова Игорьку, как в аэропорту, подумалось, что он здесь не в первый раз. Остановились у приличного двухэтажного особнячка. Володя постучал. Открыла женщина в чёрном платке, джинсах и футболке. Володя произнёс несколько слов. Женщина молча повернулась и скрылась в доме. Игорьку она не понравилась, слишком полная и слишком грубые черты лица.
      В доме оказалось неожиданно прохладно. В небольшой зале, устланной ковром, на небольшом диванчике сидел лысый человек в галабии, какую носят аравийцы. При виде гостей, человек поднялся, шагнул навстречу, взял в объятия Володю и дважды приложился щекой к щеке. Хозяин сделал гостям знак садиться и неожиданно заговорил по-русски. С едва заметным восточным акцентом.
      – Товарищи, хорошо доехали?
      – Нормально, – ответил за всех Володя.
      – Как евреи?
      – Вялые, – снова ответил тот.
      – Это они обиженные, что ракеты на них не пустили. Если бы пустили…
      – Мы выбрали бы другой маршрут.
      – Ха-ха-ха, – рассмеялся хозяин. – Ты, Ильич, любишь шутить.
      «Что за Ильич? – подумал Игорёк. – Кликуху, что-ли, революционную взял?»
      – Не будем терять времени, – продолжал хозяин, – вы будете завтракать?
      – Мы в самолёте поели.
      – Что за еда в самолёте? Пфу! – засмеялся хозяин и хлопнул в ладоши.
      Появилась женщина в джинсах и футболке. Хозяин распорядился, и она молча вышла.
      – Будете кушать, а я буду вас готовить. Ты, Ильич, надолго туда?
      – По обстоятельствам.
      – А что слышно в Москве – долго Саддам воевать станет?
      – В Москве разные слухи ходят.
      – А какой слух самый слышный?
      – На кого ещё работаешь, Фархад? – вкрадчиво спросил Володя и улыбнулся.
      – Э-э, шутишь, дорогой, – смешался хозяин. – На кого здесь можно работать? Всё огородили, стену строят. Всё разбомбили… Так, мелкие заказы…
      – Ничего, тебе обломится, уже скоро.
      – Да? Буду ждать…
      Игорёк из разговора не понимал ничего, кроме того, что разговор самый что ни на есть шпионский.
      Володя обратился к товарищам:
      – Паспорта.
      И сказал Фархаду:
      – Нужна иорданская виза.
      – Зачем? – удивился тот.
      – Нам нужен иорданский канал.
      – Для тебя, Ильич, всё будет.
      Вернулась женщина и позвала откушать, что Аллах послал этому гостеприимному дому.
      Обед был накрыт в дворике, в саду. Фонтанчик, пальмы и кусты с яркими красными цветами.
      На двух обычных, «кафешных» столиках в обычных одноразовых тарелках разложено было гастрономическое изобилие. Голубь, вымоченный в молоке и обжаренный в сухариках на оливковом масле. Нежнейшая баранина с черносливом и миндалём. Рыба в маринаде из кореньев сельдерея и зелёной петрушки, хрустящая, равномерно обжаренная рыба, приправленная толчёным чесноком и лимонным соком, присыпанная натёртым хреном. А ещё – кофту, то бишь рубленые бараньи котлетки, а ещё – маринованная говядина на гриле. Печёные баклажаны. Роскошный суп-пюре из помидоров, риса и сладкого перца. Душистые лепёшки и прохладный чай каркадэ в высоких кувшинах.
      Конечно, наедаться перед опасным путешествием не стоило. Но разве тут удержишься? Да и Серёга не отставал от Игорька. И только Володя ел мало.
      – Что там наш предатель? – озаботился Володя, когда с трапезой было покончено. – Поглядим.
      Фархад выглядел озабоченным. На столике перед ним лежали их паспорта, визитная карточка, кредитка и плотный конверт без адреса.
      – Рассказывай, – сказал Володя.
      – Визы проставил, кредитная карта и конверт для Камаля. Держит гостиницу в Эз-Зарке. Визитка – нашего министра безопасности. На границе покажете – пропустят. Но бакшиш лучше всё равно дать. Так, маленький совсем.
      – Камаль – араб?
      – Курд. Хороший человек. Коммунист.
      – Может, и хороший. «Цепочку» он продолжит, или знаешь, кто там дальше?
      – Вай… Откуда я знаю? Я маленький человек, ты же знаешь, Ильич.
      – Ты – уважаемый человек, Фархад. Семья в Америке, в полном порядке. Один счёт в американском банке, другой – в лондонском, третий – в немецком. Чего тебе не хватает? Зачем с евреями шашни водишь?
      – Э, брось. Какие евреи? Какие у меня с евреями дела?
      – А какие с американцами?
      – О, сохрани аллах!
      – Почему же тогда твою семью после одиннадцатого сентября не тронули?
      – Почему не тронули? Очень тронули. Дочке пришлось сменить школу.
      – Это нам известно. Одноклассники замучили, патриоты хреновы.
      – Да, би-и-лядь, – блеснул знанием языка Фархад.
      – Но, я тебе говорю – нас это не касается. Нам нужен канал, и чтобы, когда к тебе придут друзья из Моссада, ты про Камаля ничего не рассказал.
      – Зачем придут? Зачем рассказал? Ничего не рассказал! – стал путать падежи и спряжения Фархад. – Никто не придут!
      – Придут. Пару раз звезданут – всё расскажешь. Я вас, арабов, знаю. Нестойкие вы. Курды надёжнее. Это ты прав. Остаётся верить, что дальше Камаля ты и в самом деле никого не знаешь.
      Фархад повесил нос, засопел и вдруг, совсем другим голосом, глухо взмолился:
      – Не убивай, Ильич. Аллахом клянусь…
      – Убивать мне тебя нельзя. А жаль. Евреи из страны не выпустят, или в Иордании перехватят через их полицию, как преступников. Нам криминал ни к чему. Но я в этих краях ещё буду. Сосчитаемся.
      – Ты знаешь, я никогда…
      – Все когда-то никогда. А потом… Понимаешь, какое дело, инфа серьёзная прошла из Москвы. Заложили нас соратнички. На таможне еврейской как-то легко пропустили, как-то без проблем нас за туристов принимают. Пасут нас, братец. Так что и к тебе придут. Ты поезжай в Газу. Погости у своих палестинских товарищей. Прямо сейчас и поезжай. Мы туда, а ты сюда. Дольше проживешь, дружище Фархад.
      Голос Володи, и без того не знавший оттенков жалости или доброжелательности, стал совсем ледяным. Фархад лишь молчал и блымал глазами.
      – Всё. Что хотел – сказал. Мы уходим, – попрощался Володя.
      Серый широко улыбнулся арабу и крепко хлопнул его по плечу.
      На улице Володя счёл нужным пояснить Игорьку:
      – На самом деле он самый надёжный из здешних козлов. У него, по крайней мере, прослушки нет, и не кинется стучать семитским братьям. В Газу, конечно, не поедет. Будет ждать здесь. У него же семья в Америке, не может он опустить бледнолицых так нагло. Хочет проскочить между двух огней. Может, я его и не трону. Лучшего всё равно не найти.
      Подкатил потрёпанный форд. Водитель в «арафатке», человек Фархада, молча кивнул – садитесь.
      Володя не ошибся. Ближе к вечеру Фархада посетили двое из Моссада. Сперва его долго били, молча. Наконец спросили, куда поехали русские. Фархад ответил, что к такому-то курду. Спросили, с кем ещё должны встретиться русские. Фархад стал божиться сперва аллахом, затем мамой и детьми, что не знает. Его снова долго били. Злобились: почему, сволочь, не сообщил сразу, куда и к кому направились русские? Почему ждал, когда придут и спросят?
      Фархад плевался кровью, стонал и хрипел. На прошание контрразведчики пообещали его кастрировать, если ещё раз такое выкинет. «Знай своё место, свинья арабская», – напутствовали и ушли.
      В это время форд уже въезжал в иорданский городок Эз-Зарку. Там, на главной улице располагалась гостиница Камаля, двухэтажное здание. Заведение сонное, об успехах цивилизации в нём говорили лишь стеклянные входные двери да кондиционеры на окнах.
      Володя, перейдя на английский язык, спросил грустного портье в галабии, где хозяин. Портье вяло глянул и пробормотал нечто невнятное.
      – Ты мне это брось, – ответил по-русски Володя и продублировал по-арабски и, наверное, что-то ещё добавил, потому что с портье слетела вялость, а взгляд сделался удивлённым.
      Портье поднялся из кресла, поклонился и предложил следовать за ним. Серёга подмигнул Игорьку:
      – Видал?
      Игорёк кивнул. В этом походе от Игорька ничего не зависело, он по-прежнему ощущал себя туристом: привезли, накормили, поселили; завтра повезут на экскурсию. Едешь, слушаешь музыку в плейере и ни о чём не думаешь. Израильские пейзажи не впечатлили: зелёные холмы, сплошные оливы и апельсиновые рощи, аккуратные, неизменно белые, городки с одинаковыми коттеджами, Иудейские горы и Иудейская пустыня за Иерусалимом – каменистая земля безжизненных холмов и скал.
      На иорданской таможне оказался смешливый офицер: разглядывая визитку, которую дал Фархад, спросил вдруг, нет ли шоколадных конфет. И, узнав, что нет, весело посоветовал:
      – На обратном пути обязательно везите.
      Володя сунул ему бакшиш – пятьдесят долларов, и дело было кончено.
      Портье привёл их на второй этаж. Там лежали ковры, воздух был свеж – работали кондиционеры. Перед деревянной с резными излишествами, модными в начале двадцатого века, дверью, сделал знак подождать, а сам вошёл.
      Из-за двери они расслышали отчётливо произнесённое «инглези». Затем кто-то, должно быть сам Камаль, загудел густым баритоном. Портье вернулся в коридор и мотнул головой, мол, входите.
      Володя сунул ему в руку десять динар.
      Камаль оказался грузным дядькой, каких можно сколь угодно много видеть на наших рынках, с той лишь разницей, что этот был дома и чувствовал себя не завоевателем, а хозяином. Он сидел, развалившись в офисном кресле, с гримасой презрения на лице; курил сигару и пускал в потолок дым.
      – Хочу снять трехместный люкс, – сказал по-русски Володя. – С видом на горы.
      Выражение лица хозяина мгновенно изменилось.
      – Э, какие горы, дорогой, – ответил по-русски Камаль. – Люкс выходит на торговую улицу.
      – Вот, значит, ты какой, товарищ Камаль, – поздоровался Володя.
      Камаль широким жестом указал на стоявшие вдоль стены стулья.
      – Холодно в Москве? – спросил он.
      – Тепло. Весна.
      – Эх, – мечтательно вздохнул Камаль. – Какие у вас шлюхи! Боже мой, какие женщины!
      – А сюда, значит, ещё не завезли? – спросил Володя.
      Камаль фыркнул.
      – Где учился? – продолжил Володя.
      – В Ростове, на медика. Я – гинеколог! Большой человек. Но теперь – семейный бизнес, эта гостиница. Какой муж пустит жену к гинекологу-мужчине, а? – Камаль расхохотался. – Хотел жениться на русской. Они все шлюхи у вас. Зря не женился. Я – христианин, я могу жениться на русской. Почему не женился, а? Дурак потому что. Здесь ей к кому бегать? Ни к кому! Дурак!
      Камаль хорошенько затянулся сигарой. И отложил её в пепельницу.
      – Скажи, весёлый человек Камаль, да? – спросил он Володю. – Тебя как зовут?
      – Ильич.
      – О, знаю Ильича. Ходил в мавзолей. Сухой лежит, жёлтый. Лежит, а как страну держит! – снова расхохотался Камаль, ему, видно, нравилось шутить на русском языке. – Привёз что надо?
      Володя молча раскрыл портмоне, достал кредитную карточку, положил перед Камалем.
      Тот повертел её перед глазами.
      – Швейцария. Дрянная страна. Мелкая. Почему не Германия?
      – В Германии проблемы. Евро, стагнация и полицейщина в банках.
      – У немцев – порядок. Надо знать – какой бакшиш дать. Какой – кому.
      – Это твои проблемы.
      – О! Русские. Неправильно у вас ведут дела. Что надо от Камаля? Много надо от Камаля или совсем чуть-чуть надо? На кредитке не написано – сколько.
      – То, что прилагается к карточке, – после дела.
      – И не доверяют. Зачем так? Коммунисты доверяли и проверяли! Я – коммунист! Я за социализм и свободный Курдистан! Я турков ненавижу. Я их могу резать, как баранов. Понял?
      – Я тоже умею резать, – заметил Володя, и Камаль мигом угомонился.
      – Слушай, дорогой, Камаль всё подготовил. Камаль умеет дела делать. Смотри.
      Он нехотя выбрался из кресла, подошёл к сейфу, долго сопел над замком. Наконец достал кинжал в украшенных сканью кожаных ножнах. Широкий и кривой. И сложенный гармошкой лист бумаги.
      – На. Это – пароль. А это – карта. Где крест – встреча. Отдашь пароль шейху. Получишь что надо. Что там у шейха, Камаль не знает. Камаль не любит много знать.
      – За нами хвост. Ночью могут быть у тебя гости. Знаешь, что делать?
      – А, не учи. Я пять лет в горах воевал. Раны зашивал, операции делал. Я – большой доктор! – Камаль важно поднял палец.
      – Нет, никого убивать не надо.
      – Конечно, никого! Я – пальцем не трону, – он поднял сигару, затянулся. – Камаль скажет кому надо. Встретят. А там, как бог даст.
      Камаль, не выпуская сигары, перекрестился. Потом набрал номер на мобильном, произнёс в трубку несколько слов.
      – Идите поужинать. Машину я вам даю. Не моя. Чистая. Ресторан – напротив хотеля.
      – Прощай, Камаль. Держи.
      Володя протянул ему конверт с банковскими реквизитами и пин-кодом.
      Камаль с серьёзной миной распечатал конверт, довольно хмыкнул.
      – Машину подгонят к ресторану, ключи занесут. Обе стороны довольны?
      – Довольны будем, когда в Москву вернёмся.
      – Зачем так говорить? Вернёшься, куда денешься.
      Они отужинали. Иорданская кухня тоже пришлась Игорьку по вкусу. Суп-крем из чечевицы – огненный, обильно сдобренный и чёрным, и красным перцем, с крошечными чесночными гренками; колбаски из баранины «по-иордански» прямо с решётки-гриля; и на закуску – перец, фаршированный брынзой и яйцами. Выпили местной анисовой водки с пролетающим над минаретом ковром-самолётом на этикетке.
      Аборигены мало жаловали анисовое пойло, кроме которого, к слову сказать, из крепкого питья в заведении ничего не предлагалось. Безразличие к алкоголю с избытком компенсировалось кальянами, заряженными гашишной смолой.
      Когда вышли из заведения, уже было темно, народа на улицах заметно прибавилось. Арабы общались в мелких кафешках под открытым небом, опять же, курили гашиш, играли в нарды, громко смеялись и ожесточённо жестикулировали. «Можно подумать, что во всей Иордании нет такого явления, как телевизор», – подумалось Игорьку.
      – Обсуждают, – заметил Серёга, – сколько Хусейн продержится.
      Игорёк тоже стал различать имя «Саддам», часто и громко произносимое арабами.
      – Грузимся, – скомандовал Володя.
      Возле припаркованной неподалеку белой тойоты-пикапа стоял давешний порье и постукивал костяшками пальцев по дверце.
      За руль уселся Серёга, рядом с ним занял место Володя, а Игорёк развалился на заднем сиденье. После сытного ужина, анисовки и конопляного дыма хотелось спать.
      «Тойота» покатила на север, в горы. Через час они были на дорожной развязке и свернули на трассу, ведущую на восток, к границе с Ираком.
      Через пару часов Игорёк проснулся и обалдело огляделся. Где это он? Что он здесь делает? Со сна вообразилось, что он прежний Игорёк, более того, подросток, двенадцатилетний сопляк, бегающий в музыкальную школу, гоняющий в футбол во дворе, робко заигрывающий с одноклассницами, завидующий более смелым однокашникам, позволяющим себе дёргать девочек за косички, подкладывать на сиденья парт кнопки и лихо вышибать портфели на переменах.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.