Фам Нювен - Дети неба

Вернор Виндж

Дети неба

Глава 00

Как привлечь внимание самого богатого дельца в мире?

Хранитель всю свою жизнь, которую отлично помнил, предлагал услуги только монархам. И в страшном сне ему не могло присниться, что придется искать расположения какого-то купца, – но вот он здесь, с единственным оставшимся у него слугой, ищет адрес в заводском районе Восточного Дома.

Последняя улица оказалась той, с которой только что свернули. Наверняка самый большой богач мира здесь вообще не появляется!

В глухих стенах переулка тяжелые двери. Сейчас все они закрыты, но ясно, что в пересменку здесь сущий ад. Каждые несколько футов висели плакаты, но не реклама, как в других местах, а требования и объявления. «ПЕРЕД РАБОТОЙ ВЫМОЙ ВСЕ ЛАПЫ», или «АВАНС НЕ ВЫПЛАЧИВАЕТСЯ», или знак-стрелка с надписью «ЗАЯВЛЕНИЯ О ПРИЕМЕ НА РАБОТУ». Стрелка указывала на широкую двустворчатую дверь в конце переулка. Все было великолепно, роскошно, глупо. И все же… идя вперед, Хранитель внимательно приглядывался к бойницам наверху. Явно штукатурка на дереве. Будь это камень – тогда в самом сердце торгашеского Восточного Дома стоял бы настоящий укрепленный замок.

Хранитель сбавил темп и жестом велел слуге сделать то же самое. Читиратифор шел по переулку, вознося хвалу возлюбленному господину. Хранитель еще не успел дойти до массивных двустворчатых дверей, как они широко распахнулись. За ними расположилась крупная стая – девятка или десятка, – преграждающая путь подобно цепи часовых. Хранитель подавил желание поднять головы к бойницам: нет ли там лучников?

Крупная стая посмотрела на пришедших взглядом дурака и заговорила громкими официальными фразами:

– Хотите получить работу? Читать умеете?

Читиратифор прекратил распевать цветистые формулы знакомства и ответил:

– Разумеется, читать мы умеем. Но мы пришли, чтобы…

Стая-привратник его не слушала:

– Не умеете – ничего страшного. У меня здесь есть бланки заявлений. – Два элемента сбежали по лестнице, держа в зубах по клочку бумаги. – Я вам все объясню, вы подпишетесь. Магнат хорошо платит, дает хорошее жилье. И один выходной каждую декаду.

– Послушайте, уважаемая стая, – ощетинился Читиратифор. – Мы не ищем работу. Мой господин, – он сделал почтительный жест в сторону Хранителя, – пришел рассказать Великому Магнату о новых товарах и новых возможностях.

– Если писать не умеете, достаточно отпечатков лап… – Собеседник прервал свою речь – слова Читиратифора наконец до него дошли. – Не ищете работу? – Стая рассматривала их минуту, оценила модный наряд Читиратифора. – Да, в такой одежде не приходят к этой двери. Я должен был увидеть сразу. – Стая задумалась. – Вы не туда пришли. Приходящие с деловыми предложениями благоволят обратиться в Деловой Центр. Вам следует вернуться на пять кварталов и свернуть на площадь Великого Магната. Погодите, я дам вам карту.

Привратник не шелохнулся, но Хранитель понял, что стая даже больше, чем кажется, и продолжается в глубь здания. У этих восточных даже самые странные отклонения встречаются.

Читиратифор сдвинулся обратно в направлении Хранителя, и ближайший элемент прошипел:

– Две мили тащиться, чтобы зайти с другой стороны этого дурацкого здания!

Хранитель кивнул и обошел своего слугу, встав прямо перед привратником.

– От самого Западного Побережья мы спешили на помощь Магнату. И мы требуем вежливого ответа, а не мелочных проволочек!

Ближайший элемент привратника робко отступил назад. Вблизи Хранитель отчетливо слышал, что это не военная стая. Привратнику никогда не приходилось убивать ничего живого, разве что на парадных обедах. Он был столь неискушен, что даже не чуял вставшей перед ним смертельной опасности. Слегка переместив свои элементы, привратник заявил:

– И тем не менее, сударь, я обязан следовать полученным инструкциям. Приходящие по делу посетители благоволят проследовать к парадному входу.

Читиратифор дышал убийством, Хранитель жестом призвал его к порядку. Но тащиться вокруг здания к парадному входу ему никак не хотелось – и не только из-за неудобства. Он теперь понимал, что и этот-то вход удалось найти по счастливой случайности. Вряд ли шпионы Резчицы заходят так далеко от дома, но чем меньше народа сможет установить связь между Хранителем и Магнатом, тем лучше.

Он вежливо отступил из личного пространства привратника. Этот вход ему вполне подойдет, если удастся поговорить с кем-нибудь поразумнее.

– Наверняка ваши приказы не относятся ко мне.

Привратник задумался на пять секунд, взвесил эту возможность.

– Я полагаю, что относятся, – заявил он наконец.

– Хорошо. Но пока мы будем ждать карту, вы могли бы запросить того, в чьи обязанности входит разрешать затруднения. – Было у Хранителя несколько приманок в запасе. – Скажите вашему начальнику, что посетители доставили известия о вторжении извне.

– Чего-чего доставили?

– У нас свидетельская информация о людях… – Еще несколько непонимающих взглядов. – Да черт побери, дружище, я про чудовищ-богомолов!

Упоминание богомолов вызвало не начальника привратника: вышедшая к ним пятерка была в иерархии куда выше! Ремасритлфеер задал несколько недоверчивых вопросов, потом велел пришедшим следовать за ним. Через несколько минут они миновали привратника и пошли по ковровым полам коридоров. Оглядываясь, Хранитель все время сдерживался, чтобы не показать улыбок. Внутреннее убранство было шедевром дурного вкуса и неуместного богатства, иллюстрацией глупости нувориша. А вот проводник был совсем другого сорта. Ремасритлфеер был в основном худощав, но на мордах и боках виднелись шрамы, под шкурами угадывались тугие мышцы. Глаза у него были по большей части бледно-желтыми и не слишком дружелюбными.

Путь был неблизкий, но проводник говорил мало. Наконец коридор закончился дверью шириной в один элемент – вход скорее в логово зверя, чем в кабинет самого богатого простолюдина в мире.

Ремасритлфеер открыл дверь и просунул одну голову:

– Чужеземцы здесь, ваше превосходительство.

Изнутри донесся голос:

– Надо говорить «ваше сиятельство». Сегодня почему-то мне «сиятельство» больше нравится.

– Слушаюсь, ваше сиятельство.

Но четверо оставшихся элементов Ремасритлфеера досадливо покрутили головами.

– Тогда не будем тратить мое время. Запускай их всех сюда, места хватит.

Проникая сквозь узкую дверь, Хранитель смотрел во все стороны, никак не показывая особой заинтересованности. Под потолком рядами висели керосиновые лампы. Он вроде бы заметил телохранителей на антресолях вверху. Да, большой зал, но набитый весь – чем? Не кричащими безделушками, как коридор. Здесь были шестерни, приборы, наклонные чертежные доски, покрытые незаконченными чертежами. Книжные полки шли вдоль стен так высоко, что до верхних можно было достать только с подвесных люлек на веревках с блоками. Один элемент Хранителя оказался рядом с ближайшими книгами. Никакой великой литературы – в основном конторские книги. Те, что подальше, в кожаных переплетах, напоминали своды законов.

– Подойдите ближе, чтобы я вас целиком видел! – продолжал невидимый голос. – Какого черта не пришли через вход для посетителей? Я что, этот тронный зал зря строил?

Последние слова голос сварливо пробурчал.

Хранитель пробирался сквозь беспорядок. Два элемента его пролезли под большой чертежной доской. Остальные добрались до середины зала через пару секунд. Пришлось пережить момент неразберихи, пока Читиратифор отошел с дороги, и потом Хранитель впервые взглянул на Великого Магната.

Эта стая была неудачно подобранной восьмеркой. Пришлось дважды пересчитывать, потому что ее мелкие элементы очень суетились. У двоих было что-то вроде пластмассовых козырьков зеленоватого оттенка, которые носят бухгалтеры всего мира. Двое других переворачивали страницы конторской книги. Явно они подсчитывали его деньги, или списывали издержки, или что там вообще делает эта деловая публика.

Магнат бросил несколько раздраженных взглядов на Хранителя и Читиратифора.

– Вы заявили, что знаете что-то там про богомолов. Для вашей же пользы надеюсь, что это нечто важное. Кстати, я о них знаю много, поэтому врать не советую.

Он одной из морд показал на Хранителя, подзывая его поближе.

Обращаться как с царственной особой.

Хранитель подполз на брюхе двумя своими элементами – теперь весь Магнат смотрел на него. Четверо малышей, щенята моложе двух лет, прекратили орбитальное мельтешение вокруг бухгалтерской четверки. Двое из них отступили поближе к старшим, а двое других подошли к Хранителю на пару футов. Они были составной частью личности Магната – но едва-едва и только когда хотели этого. Мыслезвуки у них были непристойно громкими, Хранителю пришлось себя сдержать, чтобы не отшатнуться назад.

Через пару секунд невежливого вынюхивания Магнат спросил:

– Ну, так откуда и что вы знаете про чудовищных богомолов?

– Я был свидетелем, как с небес спустился их звездолет «Внеполосный». – Хранитель назвал человеческое имя звездолета, простые и чужие звуки. – Я видел, как его молнии за один день повергли великую империю.

Магнат кивал. Почти все стаи Восточного Побережья считали, что эта версия победы Резчицы – фантазия. Очевидно, Магнат к ним не принадлежал.

– Ты мне ничего нового не сообщил, друг. Хотя мало есть стай, которые знают имя летающего корабля.

– Я знаю куда больше, ваше сиятельство. Я говорю на языке богомолов. Я знаю их тайны и их планы.

И у него в третьем вьюке лежит один из их компьютеров, но этим преимуществом он пока делиться не имел намерения.

– Да неужто? – Магнат недоверчиво улыбался, весь, вплоть до щенков. – Кто же ты такой?

На этот вопрос пришлось бы ответить честно рано или поздно, даже если бы ответ оказался фатален.

– Меня зовут Хранитель, ваше сиятельство. Я был…

Головы Магната дернулись вверх:

– Ремасритлфеер!

– Я, ваше сиятельство!

Смертоносная маленькая пятерка сгруппировалась у единственного выхода.

– Отменить все встречи. Сегодня никаких посетителей, кто бы они ни были. За пересменкой пусть проследит Салиминофон.

– Слушаюсь, ваше сиятельство!

Старшая четверка Магната отложила свою бухгалтерскую книгу, и весь Магнат целиком уставился на Хранителя.

– Не сомневайтесь, сударь, что это утверждение будет проверено. Осторожно, но весьма достоверно проверено. – Но видно было, что Магнат горит энтузиазмом, что он желает верить. Сейчас им управляли щенки. – Вы были главным разведчиком Резчицы и осуждены за предательство.

Хранитель поднял головы:

– Все это чистая правда, ваше сиятельство. И я горд своим «предательством». Резчица стала союзником королевы богомолов и ее личинок.

– Личинок? – сделал большие глаза Магнат.

– Да, ваше сиятельство. «Богомол» и «личинка» относятся к разным стадиям развития одних и тех же тварей, человеков или людей, как они себя называют. «Богомол» – вполне подходящий термин для взрослых. Это такое же двуногое создание, верткое и злое, но еще и одиночное.

– Настоящие богомолы – это насекомые, причем всего лишь вот такой высоты.

Один из щенков широко зевнул, показав чуть меньше двух дюймов.

– Богомолы с неба достигают пяти футов в холке.

– Я знаю, – ответил Магнат. – Но личинки – это что? Молодь взрослых монстров?

– Совершенно верно. – Хранитель выдвинул свои два передовых элемента доверчиво-близко к стае-собеседнику. – И есть еще нечто, чего вы, быть может, не знаете, отчего аналогия становится очень близка к идеальной. Истинное вторжение с неба началось почти за год до Битвы на Холме Звездолета.

– До марша Резчицы на север?

– Да. Тайно приземлился гораздо меньший корабль, тридцатью пятью декадами ранее. И вы знаете, что было там на борту? Он был набит коконами богомолов!

– Значит, будет и настоящее вторжение, – сказал Магнат. – Как личинки насекомых, выйдя из яиц, заполняют окрестность, так эти люди заполнят весь мир…

– Они нас всех сожрут! – вставил Читиратифор.

Хранитель уставился на слугу недобрым взглядом.

– Читиратифор слишком далеко продолжает аналогию. В настоящий момент личинки молоды. Взрослая только одна особь – королева богомолов, Равна. Но смотрите, ваше сиятельство: почти за два года с момента прибытия Равны и «Внеполосного» она подчинила себе Домен Резчицы и расширила свою власть на все царства северо-запада.

Два старших элемента Магната лениво шлепали счетным устройством, перекидывая туда-сюда маленькие костяшки. Счеты, конечно.

– А как эти богомолы – то есть этот единственный богомол, Равна, – осуществляет такую власть? Они громкие? Они умеют задавливать чужие мыслезвуки своими?

Это звучало как проверочный вопрос.

– Отнюдь нет, милорд. Люди, как и насекомые, не издают звуков, когда мыслят. Совсем никаких. Воспринимаются как ходячие трупы. – Хранитель помолчал. – Ваше сиятельство, я не хотел бы недооценивать угрозу, но если мы будем работать вместе, то сможем победить этих тварей. Люди – глупы! Это и неудивительно, поскольку они – синглеты. Я думаю, что даже самый умный среди них будет не умнее плохо подобранной четверки.

– Правда? И даже Равна?

– Да! Им недоступна самая простая арифметика, которой владеет любой уличный торговец. Слуховая память – даже на звуки речи, которая им слышна, – практически нулевая. Как и богомолы-насекомые, они живут паразитизмом и воровством.

Все восемь составляющих Магната сидели тихо-тихо. Хранителю слышны были окраины его мыслей – смесь расчетов, удивления и неуверенности.

– Не сходится, – сказал наконец Магнат. – Часть того, что ты говоришь, мне уже известна из моих собственных изысканий. Но богомолы – непревзойденные изобретатели. Я проверял их взрывчатый черный порошок. Я слышал о катапультах, работающих на силе этого порошка. И у них есть изобретения, которые я пока не могу воспроизвести. Они умеют летать! Вот этот их «Внеполосный» сейчас лежит на земле разбитый, но у них есть летатель поменьше, размером почти как лодка. В прошлом году его видели к северу от города стаи, которым можно доверять.

Хранитель и Читиратифор переглянулись. Вот это действительно дурная весть. А вслух Хранитель сказал:

– Я вполне понимаю ваши сомнения, ваше сиятельство, но парадокса здесь нет. Богомолы просто воруют то, что дает им преимущество. У меня есть… источники, свидетельствующие, что они этим занимались уже очень давно. Наконец их жертвам это надоело, и богомолов выгнали с неба, оттуда, где они жили. Многое из того, что у них есть, они не понимают и воссоздать не могут. Эти устройства в конце концов сработаются. Антигравитационный флаер, который вы назвали летателем, – один из таких примеров. Более того, эти твари украли – и продолжают красть – наши изобретения. Вот, например: вы говорили о черном порошке? Его вполне могла изобрести какая-нибудь сообразительная стая. Может быть, та же самая, что изобрела на самом деле эти «катапульты» – пушки.

Магнат ответил не сразу; он был ошеломлен. С тех самых пор, как Хранитель услышал о Магнате, он заподозрил, что с этой стаей может быть связана одна тайна. И если так, то эта стая сделается верным приверженцем дела Хранителя. Это была всего лишь гипотеза, но…

Наконец Магнат обрел голос:

– Я думал… взрывчатый черный порошок; и катапульты… я вспоминаю…

Он на миг куда-то ушел мысленно, разделившись на старых и молодых. Щенки бегали вокруг, повизгивая, как забытый фрагмент. Потом Магнат собрал себя вместе.

– Я сам… я был когда-то изобретателем.

Хранитель показал на механизмы, заполняющие помещение:

– Я вижу, вы им и остались, ваше сиятельство.

Магнат будто и не слышал.

– Но я разделился. Мой брат по делению двинулся в конце концов на Западное Побережье. У него столько было идей… ты не думаешь, что?..

Есть! Угадал!

Но вслух Хранитель выразился куда более осторожно:

– У меня еще остались источники, ваше сиятельство. Быть может, они смогут прояснить и этот вопрос.

Глава 01

Как много в мире невозможного.

Равна видит сон. Она знает, что это сон, но проснуться не может. Она только смотрит, внимает и захлебывается ужасом. Вокруг нее висит флот Погибели, корабли сбиваются в кучки там и сям – как жуки, завязшие в грязи. Изначально флот насчитывал сто пятьдесят звездолетов и облака беспилотников. Беспилотники разобрали на запчасти. Многие корабли погибли, другие тоже разобраны на запчасти. Там, где это нужно было Погибели, экипажи расформировали и разобрали по другим кораблям или просто выбросили. Перед глазами проплывают сотни трупов: людей, дирокимов, даже наездников, лишенных тележек.

До намеченной жертвы флоту Погибели осталось почти тридцать световых лет. Это обыкновенная солнечная система… но туда скрылись Равна и Дети. И это одна из причин, почему это видение не может не быть сном. Тридцать световых лет – это невероятно далеко в этой части вселенной, где ничто не может передвигаться быстрее света. Равна никак не может знать, что происходит сейчас с вражеским флотом.

А флот дрейфует в смерти, но сам еще жив. Если присмотреться к сбившимся в кучу кораблям, видно: что-то движется, продолжается строительство. Когда-то флот был рукой живого бога, сейчас он – средство этого бога воскресить. Даже в этой ловушке, в этой цисте страдания он планирует и строит, секунду за секундой и год за годом, работая так же усердно, как заставляет свои живые экипажи. Если придется, он способен делать это веками, выводя новые экипажи для замены естественной убыли. Эта программа в конце концов породит корабли-рамскупы – лучшее из того, что может достигать околосветовой скорости в Медленной Зоне.

А быть может, ничего этого не понадобится, потому что Погибель видит Равну и Равна видит Погибель, и говорит ей инкапсулированный бог:

Правила меняются. Я иду. Иду. И буду куда быстрее, чем ты думаешь.

Равна задергалась и проснулась, ловя ртом воздух.

Она лежала на полу, правая рука болела от неудобной позы.

Наверное, я упала. Что за страшный сон!

Равна с трудом залезла обратно в кресло. Она была не в каюте «Внеполосного-II»: там бы автоматика сделала пол мягким еще до того, как она к нему прикоснулась. Оглядываясь, Равна попыталась понять, где она, но помнила только свой сон.

Провела рукой по боку кресла. Дерево, местная работа. Но стены – зеленоватые, плавно переходящие в такой же зеленоватый пол. Значит, посадочный модуль Детей, в подземелье Нового замка Резчицы. И это она так долго соображала! Уронив голову на руки, она ждала, чтобы кабина перестала вертеться. Когда головокружение прошло, Равна села ровно и попыталась подумать. Если не считать последних минут, все выглядело вполне разумно.

Она спустилась в катакомбы – проверить гибернаторы Детей. В этой части замка сочетались разные технологии – от допороховой эпохи до последнего слова техники Края: резьба на стенах нанесена молотком и зубилом, а освещают их лампы с «Внеполосного». Два года назад гибернаторы сняли со страумского посадочного модуля и поставили здесь поодаль друг от друга, чтобы обеспечить теплоотвод.

Половина гибернаторов сейчас уже была пуста, их пассажиры пробудились. Это почти все старшие Дети. Сейчас эти ребята жили в Новом замке или рядом с ним, некоторые ходили здесь в школу. Если как следует прислушаться, можно услышать взрывы смеха, сплетающиеся с бормотанием стай Стальных Когтей.

Так зачем же я пошла в модуль?

А, да!.. Снаружи она пробыла очень недолго, глядя в окна гибернаторов на лица малышей, которые еще спали, ждали во сне, пока наберется достаточно взрослых, чтобы обеспечить уход. В основном оживления будут рутинные, но некоторые из гибернаторов по результатам тестов оказались на грани поломки. Как спасти детей, лежащих в этих неисправных гибернаторах? Вот это и была причина сегодняшнего визита: пересмотреть протоколы по Тимору Ристлингу. Его пробуждение было первой попыткой работы с истощенными гибернаторами.

Изначально модуль был построен по технологиям Верхнего Края. Из этой техники мало что могло функционировать в Медленной Зоне, и передать свои журналы на стабильно работающую аппаратуру «Внеполосного» модуль не мог. Чтобы добраться до этих записей, необходимо было явиться на модуль лично.

Равна с нелегким чувством оглядела грузовой отсек модуля. С этим помещением и его зелеными стенами очень многое было связано. Модуль был построен по технологиям Верхнего Края, но потом побывал в Верхней Лаборатории, в Нижнем Переходе, и там его… можно сказать, модифицировали. Если посмотреть вверх, увидишь элементы этой модификации: свисающую с потолка грибницу. Магическую Контрмеру. Сейчас она казалась мертвее сухой паутины, но когда-то эта Контрмера потушила свет солнца, убила того, кого любила Равна, и – быть может – спасла Галактику. Остатки этой грибницы внушали тревогу даже страумским Детям.

Неудивительно, что в таком месте снится плохое.

Но сейчас Равна вспомнила, в какой именно момент навалился на нее этот кошмар.

Последние два дня ее донимало неотвязное чувство вины, усугубленное дефицитом сна. Она понимала, что лишила Тимора возможности нормальной жизни. Не нарочно и не из-за незнания. Но я его выбрала для первого оживления из поврежденного гибернатора. Проблема была не в том, что у него нога вывернута, не в том, что он мог отстать в развитии от других детей. Проблема была в том, что за несколько декад после оживления Тимор не вырос.

А от надежного совета Равну Бергсндот отделяли тысячи световых лет. Все, чем она располагала, – «Внеполосный» и вот этот неизвестный модуль. Она помнила, как возилась с данными почти час, сопоставляя записи гибернатора Тимора с последними медицинскими тестами «Внеполосного», и наконец поняла, в чем была ошибка. Ни один человек и ни одна машина Здесь, Внизу не могли знать этого наперед. И холодная жестокая правда состояла в том, что случай Тимора дал ей очень ценную информацию.

Поняв это окончательно, Равна уронила голову на руки. Она слишком устала, чтобы думать, как можно эту ошибку исключить, и ее выводила из себя вполне вероятная перспектива, что снова придется рисковать жизнью – не своей.

Так я просто заснула – и кошмар мне приснился?

Равна уставилась на зеленоватые переборки, ощущая, что вымотана до предела. Она вздохнула. Ей часто снились кошмары про флот Погибели, хотя таких необычных еще не бывало. Что ж, спасибо подсознанию: оно откопало что-то такое, что отвлекло от Тимора, пусть даже на секунду.

Равна отключила интерфейсную тиару от модуля и вылезла из грузового отсека. Три года назад, когда Сьяна и Арне Олсндот привезли сюда Детей, на этом месте был открытый луг.

Она постояла минуту среди тонких пилонов, оглядела прохладные сухие катакомбы. Можно ли себе представить космический корабль, над которым построен замок? В Медленной Зоне – можно.

Ей придется возвращаться сюда снова и снова, пока не оживут все Дети, – но на сегодня, слава Силам, всё. Два пролета вверх по лестнице – и она окажется во дворе замка, на летнем солнце. Дети как раз будут выходить с уроков, играть друг с другом, со своими когтистыми друзьями. Если остаться с ними поболтать, то можно провести здесь остаток дня. И когда она доберется до своей каюты на «Внеполосном», уже будет ясный солнечный вечер. Выходя на лестницу, она уже могла себе представить, что настроение бывает и хорошим. Можно будет передохнуть – просто поиграть с детьми. И как-нибудь и Тимору тоже можно будет помочь.

Но еще не выйдя с лестницы на свет, Равна припомнила из своего сна один момент и остановилась, оперевшись о стену. Тот разум во флоте Погибели ей сказал: «Правила меняются». Если граница Зоны сдвинулась и снова стало возможным передвижение быстрее света, то – да. Погибель может и вправду скоро прибыть. Такая мысль преследовала ее и наяву, и во сне. На борту «Внеполосного» имелись зонографы, и они еще со времен Битвы на Холме Звездолета отслеживали основные физические законы. Тревожных сообщений до сих пор не было ни разу.

Машинально опираясь о стену, Равна обратилась к «Внеполосному», попросив показать окно зонографа. Тут же появилось изображение – по-дурацки самоформатирующийся график. Да, вот обычный шум. А вот масштабирование – и этого не может быть! Равна глянула на пятьсот секунд назад и увидела, что трек дает пик. На почти десять миллисекунд физика Зоны превысила калибровку зонда – законы стали такими, как могут быть в Переходе. Теперь Равна заметила пульсирующую красную границу. Это был сигнал шевеления границы Зоны – сигнал, который так тщательно был установлен. И этот сигнал она должна была получить в самый момент пика. Не может этого быть. Здесь какая-то путаница. Равна стала смотреть настройки, ощущая, как растет ужас. Да, вот она, путаница: тревога Зоны включалась только в том случае, если Равна находилась на «Внеполосном». Почему логика корабля сама не отловила эту дурацкую ошибку? Ответ на этот вопрос Равна знала и десятки раз уже излагала его Детям. Они не могли понять, что если расцарапал себе колено, то сам и виноват. Мы живем в Медленной Зоне. У нас практически нет автоматики, а та, что есть, безнадежно проста и лишена интеллекта. Здесь, Внизу, если ты не хочешь неожиданностей, должен предусматривать всё сам.

Детям этот ответ не нравился. Для них эта идея была еще более дикой, чем для самой Равны. В том мире, где они родились и выросли, так просто не могло быть.

Она сердито глянула на зависшие вокруг в темноте дисплеи. Сигнал тревоги – тревоги Зоны, конечно, был, но тревога могла быть ложной. Да должна была быть! Такой короткий всплеск, меньше чем десять измерений зонда. Переходной процесс у прибора. Да. Конечно.

Равна повернулась и пошла вверх по лестнице, все еще выискивая что-то на графике, ища аргументы в пользу случайного сбоя. Есть куча диагностических тестов, надо бы погонять какие-то из них.

Она подумала об этом, поднимаясь еще на пять ступеней вверх, сворачивая с марша лестницы на следующий. Впереди виднелся квадрат дневного света.

После Битвы на Холме Звездолета физика Зоны оставалась незыблема, как основания гор… но у этого сравнения было фатальное следствие: случаются землетрясения. И их толчки-предвестники. И то, что сейчас Равна видела, может быть крошечным и внезапным сдвигом в основах местной вселенной. Она посмотрела на временной график слежения за Зоной. Всплеск случился именно тогда, когда у нее была эта странная дремота в модуле Детей. Значит, тогда. Почти одну сотую секунды скорость света не была предельной скоростью, и Модуль мог знать текущее состояние флота Погибели. Почти целую сотую секунды Контрмера могла функционировать.

А тогда ее сон – попросту известие.

Но даже если так, она все равно не знает, сколько у них осталось времени. Может быть, всего лишь часы. Но если даже годы и десятилетия – все равно надо беречь мгновения.

Использовать их.

– Равна, привет! – донесся детский крик с другой стороны двора, от школы.

Через секунду они ее окружат.

Я не могу.

Она наполовину отвернулась, отступая к лестнице. Кошмары иногда оборачиваются явью. И не только негодяям приходится принимать суровые решения.

Глава 02

В последний день каждой декады уроков не было – обычно из-за этого десятые дни были для Тимора Ристлинга скучны невероятно. Но иногда Белль показывала ему мрачные углы Нового замка, или Равна Бергсндот брала его с собой на ту сторону проливов на Скрытый Остров.

Сегодня оказался вообще потрясающе интересный день – когда другие ребята разрешили ему участвовать в своих затеях.

– Будешь дозорным, Тимор, – сказал ему сразу Ганнон.

Ганнон Йоркенруд и организовал экспедицию и особо пригласил Тимора, хотя это значило, что часть дороги до Холма Звездолета его придется нести. Ганнон и ребята даже помогли Тимору перебраться через поле валунов у подножия обрывов. А вокруг повсюду вопили морские птицы.

Дети спустились к воде, под нависающие береговые обрывы. Пена волн сливалась наверху с морским туманом, закрывая пеленой дома Скрытого Острова, расположенного в паре километров от материка. Видно было, как отлив утаскивает воду от берега, оставляя поле скользких камней, нагромождение гигантов. Нигде не было сухого места – во время прилива все здесь под водой.

Белль шлепала рядом с Тимором и вокруг него, бурча про себя, как часто бывало:

– Эта грязная вода мне все шкуры заляпает.

Она была сплошь белой, что среди Стальных Когтей редкость – хотя одна ее составляющая, старый самец, возможно, имела в молодости черные пятна на шкуре.

– А ты, дубовые головы, вообще могла не ходить, – огрызнулся на нее Ганнон.

Они с Белль не ладили.

Белль издала одновременно шипение и смех.

– А ты меня попробуй не пустить. Я на таких кораблекрушениях уже много лет не бывала. Как ты сообразил, что они выбросятся на берег именно здесь?

– Мы – люди. У нас свои методы.

Кто-то из Детей засмеялся. Они растянулись цепочкой по узкой извилистой тропе между камней. Один из них сказал:

– На самом деле Невил его увидел на мониторе «Внеполосного», разглядывая окрестности. Равна и стаи про этот корабль знают, но последних сведений, куда его несет, пока не видели.

– Ага! Стаи Резчицы, наверное, в Береговой гавани. А мы как раз будем первыми, когда начнется всерьез.

С тропы выброшенный на берег корабль не был виден – только волны разбивались о скалы. Но впереди, зависнув над одной точкой, кружился смерч морских птиц. Тимор ощутил укол непонятной ностальгии. Иногда попадалось в этом мире что-то напоминавшее о прежнем. Эти птицы были совершенно чужие, но сбивались в стаи точно так же, как на родине.

Вода теперь доходила ему до щиколотки, затекала в кожаные туфли, будто ледяными руками хватала.

– Парни, подождите!

– Видишь? Я же тебе говорила, что тут идти противно.

Это Белль танцевала вокруг него, испытывая дискомфорт.

Ганнон оглянулся:

– Чего на этот раз?.. – И пожал плечами. – Ладно, здесь мы тебя и поставим на камень.

Ганнон и двое других ребят вернулись и закинули Тимора на выступ ближайшего огромного валуна. Белль залезла двумя элементами по оставшимся трем и влезла в ту же расщелину.

– Отсюда сможешь до верха долезть? – спросил Ганнон.

Тимор извернулся, стараясь заглянуть за мокрое закругление камня. Очень он не любил говорить, будто чего-то не может.

– Справлюсь.

– О'кей, мы тогда вперед. Пойдем подружимся с собачками разбитого корабля. А ты заползай на верхушку этого камня, и если увидишь стаи Резчицы или Равну Бергсндот, пусть твоя стая нам покричит. Усвоил?

– Ага.

Ганнон и его спутники пошли дальше. Тимор минуту смотрел им вслед, но лишь Овин Верринг обернулся помахать ему рукой. Ну что ж, эти ребята стали старше его, и он не должен удивляться, что они не слишком расположены его с собой брать. С другой стороны, его поставили дозорным.

Он сдвинулся вдоль полки туда, где просматривались естественные упоры для рук. Белль пониже суетилась, стараясь найти способ забраться остальных трем. Опа, а вот над ним как раз сидит на насесте пара морских птиц. Он помнил лекции про птиц и гнезда. «Гнезда» – нечто вроде самоформирующихся яслей, только без аварийных рычагов безопасности. Если эти птицы решат, что он посягает на их дубликаты, то могут слететь и на него наброситься.

К счастью, птицы ограничились громким карканьем, а потом взлетели одна за другой, влившись в смерч, кружащийся над кромкой воды. Про себя он отметил, что это почти там, куда идут ребята. Эй, а он сам тем временем залез почти на вершину камня!

Тимор аккуратно обогнул скользкий черный выступ, очень стараясь не вляпаться в птичий помет.

Над краем показалась одна из голов Белль:

– Эй, а помочь?

– Извини.

Он лег животом на камень и протянул руки к передним ногам первого элемента. Это был ее единственный самец, Ихм. Когда Тимор вытащил его наверх, Белль ему помогла вытащить себя остальную. Она залезла на середину камня и села на задние лапы, всю дорогу жалуясь, как у нее они замерзли. Тимор неуклюже повернулся и наконец-то взглянул на разбитый корабль. Корабль (в сущности, плот) еще был в проливе, но метр за метром подползал к скалам.

Три элемента Белль сидели, прислушиваясь. Остальные двое сели по бокам Тимора. Он решил, что это те, которые наблюдают за кораблем. Зрение у Стальных Когтей было хуже людского, но если они распределялись, то глубина восприятия бывала больше.

– Слышишь, как ломаются бревна на скалах? – спросила Белль.

А уж слух у них был на световые годы лучше невооруженного человеческого.

– Вроде бы.

Тимор присмотрелся к носовой части плота. Камни ведь ломают бревна? Особенно если на камнях нет системы уклонения. А в этом мире вообще ни на чем нет такой системы.

Средние бревна треснули вдоль, и две половины судна лезли на камни отдельно. Это, разумеется, не могло быть особенностью конструкции.

Он прищурился, стараясь разглядеть подробности. На плоту высоко громоздились бочки. И теперь он увидел там множество Стальных Когтей, хотя они были одеты в коричневатые лохмотья и в основном сидели между бочками. Иногда четыре или пять из них собирались группой и пытались что-нибудь сделать с такелажем. Да. Они отчаянно пытались отвести свое судно от камней.

– Они терпят бедствие, – сказал он.

Белль заухала – так смеются Стальные Когти.

– Еще какое! Ты разве не слышишь, как орут те, кто в воде?

Теперь, когда Белль сказала, он увидел в воде головы.

– Это же ужасно! Ведь кто-то же должен попытаться их спасти?

Тимор не сомневался, что Ганнон и другие ребята особой помощи оказать не смогут.

Он почувствовал, как Белль пожала плечами.

– Если бы их не занесло так далеко на север или если бы был прилив, все бы обошлось.

– Но разве мы не должны помочь этим стаям в воде?

Одна из голов Белль повернулась в ту сторону:

– Каким стаям? Это же тропиканцы. Индивидуальные элементы, вероятно, не глупее любого северного синглета, но они просто не образуют стай – разве что случайно. Посмотри на этот плот! Барахло, кое-как слепленное бессмысленными одиночками. Иногда этих идиотов смывает из джунглей, и океан приносит их сюда. Я так скажу: чем больше их в пути сдохнет, тем лучше. – Она забурчала в своем обычном тоне: одновременно и сплетни, и жалобы. – Нам наших ветеранов войн хватает, обломков и осколков. Но мы хотя бы их ради приличия держим не на виду. А этот прибывающий мусор нам никак не нужен. Будут шататься по городу, гадить в переулках, тупые синглеты и двойки. Ободранные, вонючие, безмозглые воришки и попрошайки…

В остальном было еще меньше смысла. Некоторые стаи великолепно говорили по-самнорски, в том числе Белль, но иногда, когда основное внимание стаи направлено было на другое, какая-то часть ее начинала нести ерунду. Тимор заметил, что Белль внимательно смотрит на терпящий бедствие плот и длинные шеи дергаются взад-вперед. Она даже больше Тимора загорелась, когда Ганнон Йоркенруд их позвал с собой. Он глянул примерно в середину сектора ее обзора – там в пенистом прибое качались бочки.

– Но если от тропиканцев столько мороки, почему тебя так интересует их корабль?

– Именно он и интересен. Эти крушения происходят с незапамятных времен, я сама помню о них легенды. Каждые несколько лет к берегу прибивает целую ораву тропиканцев. Они всегда создают проблемы – те, что выживают. Но на их плотах бывает иногда что-нибудь полезное. В других вариантах нам этого не увидеть: в тропиках столько болезней и Хоров, что ни одной стае там не выжить.

Она замолчала, потом заговорила снова:

– Эй, смотри, кое-где бочки на камни выбросило. Я слышу, как они разбиваются. – Два элемента подползли к краю камня. Старший держался позади и наблюдал, ориентируя всех остальных. – Ладно, Тимор, ты останешься тут. А я пойду гляну.

Двое ее младших уже торопливо сползали и соскальзывали вниз, рискуя поцарапаться.

– Но погоди! – крикнул Тимор. – Мы же должны наблюдать отсюда!

– Наблюдать я могу и близко, – ответила она. – А ты оставайся тут.

Двое младших уже скрылись за краем валуна. Еще двое помогали старому Ихму пробираться по скользкому камню. Белль издала аккорд, который Тимор понял как уклончивое бормотание.

– Ты будешь единственный дозорный, да? Помни, Ганнон на тебя надеется.

– Но…

Белль уже вся скрылась из виду. Слышать она его, конечно, слышала, но вполне могла никак не реагировать.

Тимор вернулся на середину камня. Здесь действительно была хорошая позиция для дозорного, хотя без Белль выкрикивать направления придется только своим голосом. Насколько видно было в морском тумане, со Скрытого острова спасательные лодки не шли. Расположенная к югу отсюда Береговая гавань была намного ближе, но акватория ее смотрелась лесом мачт и рей, совершенно неподвижных. И помочь потерпевшим крушение Стальным Когтям мог только Ганнон с ребятами.

Тимор посмотрел туда, где сходились вода и каменный берег. Там и сям мелькали элементы Белль. Она пробиралась по узким проходам и почти погружалась в пену. Двигалась она осторожно, стараясь не ступать в ледяную воду, и все же оказалась в нескольких метрах от тропиканцев, упавших за борт. Она им может помочь? Стальные Когти – отличные пловцы; Равна говорила, что они произошли от морских млекопитающих. Но сейчас, глядя на Белль, Тимор подумал, что арктические воды для них слишком холодны.

И все же Белль два своих элемента загнала в прибой. Остальные держали их за плащи, чтобы не унесло волнами. Может быть, она может спасти одного-двух элементов.

Но тут он заметил, что она отчаянно тянется к деревянной бочке, застрявшей между выступающими из воды камнями. Из дырок в бочке торчала какая-то зеленая ткань.

– Ой, Белль! – сказал сам себе Тимор и сдвинулся к южной стороне камня, чтобы лучше видеть.

Вот они. Ганнон и ребята добрались наконец до воды, сейчас он их видел почти всех. Еще с ними была пара стай, но приятели Ганнона со Стальными Когтями не водились. Стаи держались робко, сбиваясь близко и жалуясь так громко, что даже Тимор их слышал с пятидесяти метров. Детям тоже было не очень уютно. Штаны у них промокли, Овин и еще некоторые заметно дрожали. Ганнон забрался на небольшой выступ и жестами звал остальных за собой.

Метрах в десяти от ребят болтался большой кусок плота. Он то погружался, то выныривал, иногда так близко подплывая к выступу, что Тимор боялся, как бы он кого-нибудь из Детей не стукнул. Морскому делу Тимора еще не учили – эти уроки были только для старших, для тех, кто хотел стать путешественниками или дипломатами. Но здешние мачты и паруса совсем не напоминали правильные ряды, как на Скрытом острове или Береговой гавани. Если только эти части не регенерируют – а у Стальных Когтей такой технологии нет, – то эта система плотов была совершенно неуправляемой. Наверное, после того, как в шторм попала.

Белль не интересовало ничего, кроме бочки с сокровищами, но Ганнон и другие ребята что-то орали толпе на плоту. И две стаи на берегу что-то кричали. Тимор совершенно не мог разобрать слов, но шум, который издавали тропиканцы, был очень громок. Он был не похож на межстайную речь. Это мог быть какой-то другой язык или просто перепуганный визг.

Тимор представлял себе, чем ребята могли бы помочь. Он снова посмотрел в сторону Береговой гавани. Опа! Что-то двигалось вдоль изгиба каменистого берега – будто четыре-пять стай тащили телеги. А высоко над ними – антигравитационный скиф! И не важно, что конструировали его не люди и его то и дело мотало, как падающий лист. Это было напоминание о родине.

Антиграв плавно снизился вдоль обрывов, осторожно обходя восходящие потоки. Он спускался впереди приближающихся стай с хорошим запасом, но прилично не долетая до Тимора. На миг Тимор подумал, почему Странник – единственный возможный пилот – не подвел его ближе. Но тут скиф перевернулся, царапнул фонарем камни, перевернулся снова и плюхнулся. Последнее время он часто стал падать. К счастью, корпус был прочнее дерева и крепче камня.

Открылся верхний люк, и появилась человеческая голова. Как и следовало ожидать, Джоанна Олсндот – почти всегда пассажиркой летала она.

Тимор обернулся крикнуть Ганнону и ребятам. Прибыла помощь!

Ганнон Йоркенруд болтался у края своего скального выступа, чуть-чуть не доставая до выброшенного на мель большого обломка. Овин Верринг и несколько других держались подальше от воды, но Ганнон и ребята бросали что-то в сторону плота. Кричали или смеялись – и бросали снова и снова.

Они кидаются камнями в тропиканцев.

Тимор вскочил и заорал:

– Эй, вы! Прекратите!

Конечно, слова его унесло ветром, но размахивающие руки привлекли внимание. Ганнон помахал ему в ответ – решил, будто Тимор сообщает, что их обнаружили. Метатели камней отошли от воды. Тимор поскользнулся на камне, плюхнулся в лужу – одну из многих на его поверхности.

Наверняка он заработал расположение Ганнона. Минуту назад это было бы счастьем, а сейчас почему-то стало противно.

Кораблекрушение второго года было первым после появления Детей на этой планете. Джоанне Олсндот было всего шестнадцать, но сразу после этого крушения она сумела завоевать репутацию Плохой Девчонки. Достижение выдающееся – если учесть, что другие Дети годами безобразничали, но такого титула не получили.

Странник Викллрэкшрам слышал, что произошло кораблекрушение, и они вместе с Джоанной прилетели на помощь. Конечно, Плохая Девчонка так не поступила бы.

Они хлопнулись на землю, далеко опередив береговые патрули Резчицы. Джоанна вылезла из люка и бросилась к обломкам еще прежде, чем Странник успел выключить антигравитацию. Флаер у нее за спиной поднялся на миг и хлопнулся снова – она едва глянула. Плот тропиканцев уже разбился на скалах.

Она увидела, что уже прибыли другие спасатели, а с ними – непонятно откуда взявшаяся толпа Детей под предводительством Ганнона Йоркенруда. И Дети – черт бы их побрал! – кидались камнями в тонущих Стальных Когтей!

Джоанна бежала, шлепая по ледяной воде Внутренних Проливов, огибая валуны, крича шайке Ганнона, чтобы немедленно прекратили.

Но мальчишки при виде ее быстро покинули свою позицию на камнях и бросились к тропе, ведущей наверх. Все они были младше Джоанны и не дотягивали до нее по росту. Кроме того, Джоанна славилась своей вспыльчивостью и была единственной из Детей, кто реально дрался в Битве на Холме Звездолета.

Джоанна окинула долгим взглядом скалистый откос, высматривая, не пакостничает ли здесь еще кто-нибудь. Еще одно Дитя, очень маленькое. Тимор Ристлинг, неуклюже сползая с камня, помогал Белль Орникакихм. Вот же коварная стая бестий. Тимор и Белль скрылись из виду, и у Джоанны мелькнула мысль. Странник спустился от антиграва и весь впятером пытался вытащить Джоанну из воды, доходящей до щиколотки.

– Ладно, чего ты? – отмахнулась она. – Вода вполне тихая.

Холод, конечно, пронизывал до костей, но здесь, среди камней, укрощенное море плескалось булькающим прудом.

Странник повел ее по гальке примерно в метре от воды.

– Не всюду здесь так мелко, есть ямы и обрывы. Если идти так беспечно, может получиться очень, очень плохо и сразу.

Парадоксально, что такие наседкины слова говорил профессиональный путешественник, привычно бросающий вызов смерти. Но, честно говоря… за четыре-пять метров от берега взлетала белая пена, и поверхность моря была почти неразличима – бурление воды превращало день в сумерки.

Прибыл береговой патруль. Сразу пять стай стали привязывать веревки, чтобы вытащить обломки плота из перемалывающих камней.

А на обломках бревен теснились десятки Стальных Когтей. Джоанна никогда раньше тропиканцев не видела. Действительно необычные, как и говорили ей местные жители. Эти чужеземцы не объединялись в стаи – толпа синглетов, в которой каждый делает, что ему вздумается. Некоторые из них совместно хватались за брошенные с берега веревки, другие просто жались в ужасе к бревнам. Она посмотрела на море. Кое-где из воды торчали головы, мелькал иногда синглет на оторванном от плота бревне. Десятки этих созданий смыло за борт.

Джоанна обратилась к ближайшему элементу Странника – это оказался Шрам, все еще самый крупный экземпляр в стае.

– Смотри! Те, что в воде, вот-вот утонут! Их надо вытаскивать первыми.

Странник сделал общий кивок согласия:

– Но не знаю, можно ли тут помочь.

– Да черт побери, можно, конечно! – Джоанна показала на бухту спасательного каната, который привезли патрульные стаи: – Хватай веревку! И скажи этим патрулям, чтобы занялись ими в первую очередь!

Обычно Странник не знал нерешительности. Но сейчас он задержался на секунду, потом побежал вдоль берега позади работающих у воды патрулей и что-то громко рокотал, обращаясь к ним.

Даже после трех лет практики Джоанна совершенно не научилась разбирать межстайную речь. Слова сливались в аккорды, иногда неслышимые для человеческого уха. Когда удавалось отделить звуки друг от друга, уже пора было разбирать следующий аккорд. Сейчас Странник выкрикивал что-то вроде требования. Несколько раз всплыло имя Резчицы. Ага, то есть он ссылается на высший авторитет.

Две из патрульных стай оставили свои места и помогли Страннику оттащить от камней неиспользуемые веревочные петли. Со стороны Береговой гавани бежали еще стаи. Они не были похожи на береговой патруль и старались обойти Джоанну и Странника подальше. Как и всех прочих, их больше всего интересовал плот. Да, конечно, там больше было кого спасать, но тем, кто в воде, нужна была немедленная помощь. И всего только три стаи – считая Странника – сейчас занимались их спасением, крутились на берегу, снова и снова забрасывали в воду веревки с поплавками на концах. Барахтающиеся синглеты тянулись к ним изо всех сил. Они выглядели почти как морские млекопитающие – в более тихих и теплых водах им бы ничто не угрожало. А здесь одна надежда была на спасательные веревки: когда какому-нибудь синглету удавалось поймать конец, его быстро вытаскивали на галечный пляж. Джоанна и стаи смогли спасти дюжину пловцов, но поначалу голов было не менее тридцати. Остальных, очевидно, сгубил холод или унесло дальше к северу.

Тем временем прочие стаи вытаскивали остатки плота. Тропиканцы на борту спешили прочь, а береговые патрули и местные граждане рыскали в обломках. Джоанна только теперь поняла, что главной задачей «спасательной операции» было добраться до груза.

В волнах больше не было видно уцелевших. Все стаи, работавшие с веревками, кроме Странника, включились в лихорадочный поиск сокровищ. Выжившие тропиканцы сбивались в дрожащие кучи на ровном куске пляжа, и в самой малой было не меньше двадцати особей. Это были не стаи – просто синглеты, сбившиеся в кучу ради тепла.

Джоанна подошла к краю этой толпы, пытаясь уловить межстайную речь. Ничего узнаваемого она не услышала. Но это, в конце концов, и не были настоящие стаи. Иногда, впрочем, телом можно было ощутить, будто гудит воздух: эти существа не были немы в диапазоне, который стаи называли средним звуком – от сорока до двухсот пятидесяти килогерц.

Странник следовал за Джоанной, но держался от ближайших тропиканцев не ближе пятидесяти метров.

– Ты не слишком сейчас популярна, – сказал он.

– Я? – удивилась Джоанна, не сводя глаз с необычной толпы. Практически ни на ком не было одежды, а шерсть у них свалялась кое-где в войлок, как ей и рассказывали. У некоторых из этих созданий почти не было волос – только возле лап. – Мы же их спасли!

– Да не у них ты непопулярна, – сказал Странник. Джоанна подобралась чуть ближе к толпе – десятки голов стали поворачиваться вслед за ней, нервно щелкая челюстями. – Эй! Я же не говорил, что они тебе симпатизируют! Зуб даю, из них никто не осознает, что ты их спасала.

В ее сторону вытянулось несколько шей, несколько тварей прыгнули к ней, опершись на чужие спины. Ей показалось, что это нападение, но когда Стальные Когти коснулись земли, вид у них был не агрессивный, а удивленный. Джоанна попятилась на пару шагов.

– Да, понимаю, о чем ты. Они как фрагменты после боя – перепуганы и безмозглы.

И могут напасть просто с перепугу.

– Примерно так, – согласился Странник. – Но имей в виду, что эти ребята – не остатки стай. Вряд ли кто из них входил когда-нибудь в нормальную когерентную стаю. Их мыслезвуки – бессмысленное завывание.

Джоанна пошла по краю толпы. Была какая-то дистанция, которая этих синглетов устраивала. Если она подходила ближе, они начинали двигаться ей навстречу. Странник был прав – это не были инвалиды войны. Боевые обломки, которых ей случалось знать, жаждали влиться в согласованную стаю. Они бы дружелюбно отнеслись к Страннику, стараясь заманить его поближе. Если бы они знали людей до своей травмы, они бы и к ней тоже отнеслись по-дружески.

– Так что с ними будет? – спросила она.

– Правильный вопрос. И вот почему береговой патруль не слишком тобой доволен. У нас, как ты знаешь, такие кораблекрушения случаются регулярно раз в несколько лет. Груз в основном бросовый – не то, чем занимается серьезная торговля.

Джоанна окинула взглядом туманный берег. Действительно не хватало патрулей, чтобы сдержать спасенных. Тропиканцы вяло болтались на месте и вроде бы робели когерентных стай, но не иссякал поток лохматых мореходов, которым удавалось воспользоваться зазорами в кордоне патруля и сбежать вдоль пляжа. Если какая-нибудь стая бросалась в погоню, в образовавшуюся брешь тут же согласованно проникали пять – десять беглецов, и не всех удавалось загнать обратно. Она посмотрела на Странника:

– Так патрульные предпочли бы, чтобы их утонуло больше?

Странник склонил пару голов набок, глядя на Джоанну.

– Именно так. – Пусть он консорт королевы, но дипломатии в нем не было ни на грамм. – У Резчицы полно хлопот и с местными фрагментами, а эти – просто пустые хлопоты.

Джоанна ощутила внутри что-то холоднее осеннего моря. С отношением стай к фрагментам ей очень трудно было мириться.

– Так что же с ними будет? Если их кто-нибудь попытается загнать обратно в море… – выкрикнула она гневно.

Но ведь Равна Бергсндот тоже такого не потерпит, Джоанна не сомневалась. Ни за что не потерпит, если Джоанна до нее вовремя доберется.

Она повернулась и быстро зашагала обратно к антиграву.

Странник повернулся в полном составе и пустился за ней.

– Ты не волнуйся, этого не случится. На самом деле Резчица давно уже издала постоянный декрет, что все уцелевшие имеют право бежать в Береговую. Эти патрули ждут подкреплений, чтобы отвести их туда.

Примерно треть мореходов уже исчезла, труся по берегу синглетами и парами. Скорее всего им проще будет выжить, чем фрагментам, с которыми имела дело Джоанна. Как правило, фрагменты согласованных стай – это взбудораженные ментальные калеки. Многие из них умирают голодной смертью – даже при общем физическом здоровье. Старшие синглеты – выброшенные из стай – живут недолго.

Джоанна не замедлила шаг. Постепенно у нее в мозгу оформлялась идея…

– Ты что-то сумасшедшее задумала? – спросил Странник.

Он говорил иногда, что с ней за год увидел больше необычного, чем мог бы увидеть без нее за десять, – потому и держится с ней. Он и в самом деле был странником, путешественником, и потому такое заявление значило немало. Воспоминания его уходили на века в прошлое, рассеиваясь недостоверными преданиями и мифами. Мало стай столько бродили по своему миру и столько видели. Ценой такого авантюризма было то, что Странник был программой наблюдения, выживающей в любых условиях, а не разумом, сохраняющим постоянство. Джоанне сильно повезло, что сейчас эта программа была реализована в виде стаи со столь достойными правилами жизни. На этой планете в числе первых она узнала Странника и Описателя. Эта небольшая удача спасла ее и в конечном счете всех оставшихся Детей.

– Поделишься своим планом? – спросил Странник. – Но тебе наверняка нужно, чтобы я тебя куда-то отвез на антиграве.

Об этом нетрудно было догадаться: Джоанна шагала к флаеру, который приземлился – то есть рухнул – у подножия обрыва такого высокого и гладкого, что ни стае, ни человеку без посторонней помощи на него не влезть.

Странник забежал вперед, возглавляя шествие, и продолжал говорить:

– Ладно, но имей в виду: тропиканцам здесь жить трудно. Стаи, которые они образуют, получаются очень расхлябанные, если они вообще пытаются их образовать.

– Так тебе случалось жить в Тропическом Хоре?

Об этом Странник никогда так прямо не говорил.

Он помедлил с ответом.

– Да, жил какое-то время на окраинах – ну, в коллективах тропиканцев. Истинный Хор глубоких джунглей для когерентной стаи очень быстро становится фатальным. Ты можешь себе представить, что окружают тебя такие толпы и никто не держит приличного расстояния? Даже подумать немыслимо… хотя если рассказы про непрерывные оргии правдивы, то это неплохой способ рассеяться. Но я сейчас сужу по опыту прежних кораблекрушений. После них пару лет по городам и деревням шляется больше синглетов, чем можно было бы объяснить старением и жертвами несчастных случаев, – даже больше, чем после войны между Свежевателем и Булатом. Но в конце концов проблема решается сама собой.

– Не сомневаюсь. – Они шли теперь между камнями величиной с дом, перебираясь через валяющиеся на дороге обломки поменьше. Не самое безопасное место для прогулок: все эти камни свалились откуда-то сверху. Иногда после весеннего таяния можно увидеть, как на берег сходит каменная лавина. Сейчас это промелькнуло у Джоанны на заднем плане сознания – еще одна причина побыстрее улететь. – Значит, год-другой – и все эти бедные животные вымирают почти начисто и у Домена Резчицы нет проблем?

– Ну нет, ничего похожего. Или почти ничего похожего. За много веков Резчица и ее народ поняли, что если подождать доброй прохладной осени и поворота поверхностных течений на юг, можно от большинства уцелевших избавиться почти дружественным образом: просто починить им плот или сделать новый. В конце концов, это же нетрудно – такую ерунду состряпать из выносимого реками плавника?

– Ты хочешь сказать, что уцелевших тропиканцев можно просто завести на борт и выпустить в море?

– Не совсем, хотя иногда этого бывает достаточно. Резчица – в давние времена, еще когда Резчиком была, установила, что тропиканцы похожи на соек – любят блестящие предметы. Спички любят, хотя для них это бессмысленно – отсыревают во влажной атмосфере моментально. Они любят самые дурацкие вещи, и местный народ уже давным-давно сообразил, какие именно. Так что мы этой дряни наваливаем им на плоты, добавляем провизию – и заманиваем их на борт во время прилива. Потом оттолкнуть плот в южное течение – и проблема решена!

Джоанна тронула серебристый гладкий металл антиграва – открылся боковой люк, и спустился трап. Воздушное судно было рассчитано на существ с колесами, и для людей или Стальных Когтей вход был нетруден. Она влезла внутрь и устроилась в своем обычном слоте (который уже не так хорошо подходил к человеческой фигуре).

Странник подошел, перелезая через камни, и вереницей поднялся по трапу.

– Джоанна, они же не полноценные личности, и ты это знаешь.

– Уж кто-кто, но ты в это не веришь. Или веришь?

Пятерка вдумчиво рассаживалась по кабине. Пользовательский интерфейс антиграва в Крае был гибок и удобен, но здесь, в Медленной Зоне, по умолчанию перешел в вид, подстроенный под его исходных пользователей. То есть наездников. Хотя их вообще могло ни одного живого не остаться на этой планете. Неудачный вариант – потому что в этом исходном интерфейсе приборы управления полетом были раскиданы по периферии кабины. Может быть, экипаж людей смог бы управлять антигравом – если бы эти люди всю жизнь обучались бороться с нестабильностями этой системы полета. Стая же, тем более такая опытная и рисковая, как Странник, эту машину вести могла – но едва-едва.

Дверь закрылась. Странник занялся настройкой антигравитационной ткани и оглянулся на Джоанну, думая над ее последним вопросом. Когда он ответил, то придал своему человеческому голосу некоторую грусть:

– Нет, Джоанна, они больше, чем животные. Моя любимая Резчица могла бы сказать, что и меньше тоже, но ты знаешь, что я в это не верю. Я сам достаточно часто распадался на куски. – Он ткнул в одно из десятков отверстий управления на консоли, антиграв приподнялся правым бортом, потом левым, скользнул в сторону, зацепил за обрыв. Странник выправил машину, и она ушла от обрыва в сторону, подпрыгивая все же на торчащих камнях. Но Странник уже поймал ритм, и машина запорхала, набирая высоту, только изредка цепляя за обрыв. Уже два года назад, когда стало ясно, что для управления антигравом нужен кто-то вроде Странника, у него возникло хобби пугать пассажиров до усёру. Отчасти это был специфический юмор путешественников, а отчасти – предлог летать где хочется. И Джоанна эту игру понимала, хотя Равна и пребывала в заблуждении. Она с ним поговорила и теперь была вполне уверена, что когда лодка сходит с ума, это не Странник дурит. Проблема в том, что антигравитационная ткань слабеет и становится менее разумной. Лучшие рабочие части ткани приходилось заменять из запасов «Внеполосного», и все чаще и чаще. Страннику все время приходилось заново запоминать летные характеристики судна, и времени для того, чтобы дурить в старом стиле, у него не было.

Скиф скользнул на пять метров вниз, но достаточно далеко от обрыва. Он сейчас был в двадцати метрах над скалами – достаточно высоко над землей и далеко от препятствий, чтобы не бояться рысканья. В конце концов, не такой уж плохой получился взлет.

Поднимаясь генеральным курсом вверх, Странник почти полностью обернулся к Джоанне.

– Забыл спросить. Что ты собираешься делать?

– Мы дадим этим морякам достойный дом, – ответила Джоанна.

Фрагментарий Резчицы расположился в низких стенах долины Маргрума, недалеко от Береговой гавани, куда согнали тропиканцев. Полетный курс Странника вел более или менее прямо к Фрагментарию. То есть аппарат болтался во всех направлениях, но в среднем курс его был прямым. На больших высотах можно было бы попытаться перейти на сверхзвуковую скорость, но при коротких прыжках вроде этого флаер уступал в быстроте бегущей стае.

Снаружи корпус выглядел серебристым металлом, но изнутри Странник поддерживал полную прозрачность, хотя так ее назвать можно было лишь с натяжкой. Снятая с обездвиженного корабля антигравитационная ткань упорно оставалась непрозрачной – лоскутное одеяло коричневатых тонов. Кое-где заплат было столько, что похоже было на местную звукопоглощающую обивку, сшитую сумасшедшей стаей. Именно этот узор определил любимое место Джоанны. Нельзя сказать, чтобы там удобно было сидеть – приходилось наклоняться вперед, чтобы не зацепить потолок, и ремни безопасности тоже пришлось приделывать кустарно. Зато хорошо было отсюда смотреть вниз.

Они как раз пролетали над Детьми, которых она видела возле места крушения. Пять мальчиков и две девочки. С этой высоты можно было узнать каждого. Да, это были они. Джоанна покачала головой, бормоча себе под нос.

– Ты это видишь? – спросила она у Странника.

– Конечно, вижу. – Странник прижал три морды к прозрачным пятнам. Видеть он мог в разных направлениях без проблем. – И что там видеть?

– Детей. Они бросали камнями в тонущих одиночек. – Она в уме прокрутила их имена, дав себе обещание не забыть. – Овин Верринг. Даже и не снилось, что он на подобное способен.

Овин был в точности ее возраста. Они в школе шли вровень и были друзьями без всяких признаков влюбленности.

Скиф резко нырнул, его тряхнуло. Джоанна научилась когда-то беречь язык, чтобы не прикусить, летая на этом приспособлении, и сейчас едва заметила акробатический этюд – разве что неприятно было пролетать мимо твердых предметов.

Странник восстановил контроль над машиной. Он тоже, кажется, не заметил тряски.

– Честно говоря, Джо, я не думаю, что Верринг кидался камнями. Он держался позади.

– Так что же? Должен был остановить других…

Они миновали еще одного мальчишку, поменьше, отставшего от прочих. С ним рядом шла пятерка. Кажется, только три стаи связались с этими юными правонарушителями.

– Видишь? Даже маленький Тимор Ристлинг здесь был с этими. Он у них стоял на стреме!

Сейчас Тимор был калекой. В Верхней Лаборатории он был вполне здоров, но она его жалела даже тогда. Он был примерно возраста ее брата, но происходил из семьи интеграторов нижнего уровня – далеко внизу по сравнению с гениальными учеными и археологами, которые оживляли старый архив. Ближайшей аналогией для мира Стальных Когтей было бы сказать, что родные Тимора – уборщики, выметающие блестящий мусор, который оставляли более талантливые их собратья. Мальчик в школе никогда особо не успевал: у него просто ум не был приспособлен к технологическому мышлению. Казалось бы, что немилость судьбы заставит его добрее отнестись к потерпевшим крушение беднягам. М-да.

– А вот это наверняка та стая, с которой он шляется.

Вокруг него сбилась в кучу белая пятерка. Белль Орнрикакихм была жуликоватым неудачливым политиком, оставшимся от дочеловеческой империи Резчицы. Стыд и срам, что она держит Тимора в когтях. Мальчик заслуживает Лучшего Друга подостойнее, но он уже взрослый, и не обязан выслушивать по этому поводу нотации.

Скиф опередил группу людей. Теперь можно было смотреть назад почти прямо в лица тех Детей, кто шел впереди. Ага, Ганнон Йоркенруд, машет своим приятелям и балагурит. Ганнон штопаный... В Верхней Лаборатории он был на год старше Джоанны. Перепрыгивал через классы, готов был уже школу окончить. Ганнон был гением, даже еще более талантливым, чем ее младший брат. В четырнадцать лет Ганнон владел ангильным боркнингом не хуже любого другого исследователя, и все были согласны, что когда-нибудь он будет лучшим боркнером Страумского царства. А здесь от таланта этого штопаного толку ноль.

Антиграв набрал высоту, вильнул и полетел чуть быстрее. Внизу появились еще патрули и обычные горожане, идущие к северу от Береговой, направляясь, наверное, к месту крушения. И даже несколько человек, один из них бежал.

– А смотри, вон там Невил, – сказала Джоанна.

– Он бросал камни? – удивился Странник.

– Нет-нет, он со стороны Береговой.

Невил Сторхерте был старшим из Детей. Конечно, и самым разумным. В Верхней Лаборатории Джоанна была в него по уши влюблена, но по необходимости – издали. Он тогда вряд ли даже знал, что она существует. Она была соплячкой, а он – почти выпускником. Еще год-другой – и он стал бы одним из страумских исследователей. Родители его были руководителями Лаборатории, а Невил – несмотря на молодость – имел природную способность к дипломатии.

Каким-то образом он узнал, что Ганнон и другие собрались сюда. Остановить их он бы не успел, но она видела, что он не бежит, чтобы оказаться на месте крушения первым. Вместо этого он повернул прочь от берега, направляясь к группе Детей. Приближаясь, он стал махать Ганнону и остальным, без сомнения, выдавая им по первое число. Она наклонилась ниже, стараясь разглядеть получше. Морские туманы плыли на берег, и ребят почти не было видно, но все-таки заметно было, что Невил остановил всех этих пакостников и даже поджидал, пока подтянутся Тимор и Белль. Подняв голову, он помахал Джоанне. Спасибо, Невил. Не так уж плохо быть не одной.

Джоанна наклонилась назад и выглянула с южной стороны скифа. Хотя пейзаж наполовину скрывал туман, все же видна была деревня Береговая и ее маленькая гавань, прямо в устье Маргрума. Антиграв поднялся в безоблачное небо летнего дня, и видно было во все стороны света. Русло Маргрума уходило в глубь материка, поворачивало на сто восемьдесят и возвращалось обратно. Зеленели долины в каменных стенах, пятна высокого снега тянулись по летним горам. Исторически сложилось, что Маргрум отделял земли Резчицы от земель Свежевателя. Битва на Холме Звездолета это изменила.

Фрагментарий Резчицы лежал впереди, прямо над туманами. Он создавался как временный военный госпиталь – попытка Резчицы оказать уважение стаям, пострадавшим ради ее дела. Но это учреждение переросло первоначальную цель. Странник утверждал, что никогда в этой части света ничего подобного не было. Естественно, далеко не все понимали его теперешнее назначение.

Здания Фрагментария расположились на небольшой террасе сбоку долины. Вдоль ровного участка тянулись изгороди куда выше, чем у местных крестьян. Дома поставили тесно, чтобы оставить как можно больше места для упражнений и игр. Резчица шутила, что на самом деле это для Странника, чтобы ему было проще приземляться. Если учесть, как часто они с Джоанной сюда летали, это было недалеко от истины.

Пока машина спускалась, мотаясь, вниз, Джоанна заметила среди бродящих по площадке особей несколько подозрительно шелудивых. Как же они пробрались через изгороди?

Вполне может быть, она не первой принесет весть о кораблекрушении. Джоанна стала мысленно переделывать заготовленную речь.

Глава 03

Обычно Джоанна бывала тут же окружена всеми синглетами, которые лишь находились на спортплощадке. Сегодня же к ней обратились лишь несколько наиболее разговорчивых, а в основном пациенты были заинтересованы гостями-тропиканцами. Никого из псарей видно не было.

Джоанна и Странник миновали спортплощадку, пошли мимо зданий, которые Равна Бергсндот называла «домами престарелых». Элементы стай редко живут больше сорока лет. В этих домах жили особи слишком старые, чтобы работать со своими стаями. Остальные части их личностей навещали их, иногда оставались по нескольку дней, особенно если старики эти были важной интеллектуальной или эмоциональной составляющей стаи. Это было очень грустно, потому что без нормальных технологий состояние ни одного из этих фрагментов улучшить было нельзя. Остальная личность навещала фрагмент все реже и реже, потом инкорпорировала молодой новый элемент и больше вообще не появлялась.

Там и сям поднимались головы и провожали ее взглядами. Некоторые стаи-посетители – те, кто достаточно ценил свою прежнюю идентичность, чтобы объединяться с бывшим элементом, – выкрикивали приветствия и даже целые предложения на самнорском. Народ здесь был благодарный, но при всем при том времена слишком походили на темные века человеческой предыстории. Как раз то время, которое сейчас Здесь.

Контора псарей находилась наверху склона в конце территории, за спортплощадкой и казармами для телесно здоровых фрагментов. Можно было срезать путь, но Джоанна и Странник держались подальше от корпуса военных преступников. Вот это было учреждение, существующее во многих странах Стальных Когтей, хотя обычно это бывал публичный позорный столб, где выставлялись частично казненные враги государства. Резчица никогда подобного садизма не проявляла. Странник часто заверял Джоанну, что Детям повезло приземлиться во владениях самого доброго деспота в мире. С тех пор как Свежеватель был реабилитирован, а Хранитель сбежал, во владениях королевы оставался только один военный преступник, и это был созданный Свежевателем монстр, властитель Булат. Исходный Булат был обрезан до трех элементов, и остатку выделена собственная тюремная камера с небольшой спортплощадкой. За два года Джоанна не видела его ни разу. Она знала, что ее брат приходит иногда поговорить с этой тройкой, но у Джефри и Амди были с Булатом свои счеты. Она надеялась, что приходят они не для того, чтобы мучить калеку. Булат был тщательно сведен с ума – компромисс между осторожностью Резчицы и требованием Свежевателя, чтобы этот остаток не был уничтожен. Сейчас тройка яростно вопила, чтобы ее выпустили. Очевидно, остаток слышал, что что-то происходит, а тюремщика, чтобы выпустить на спортплощадку, при нем не было.

– А где псари? – спросила Джоанна.

Даже Заботницы не было поблизости, хотя она была педантичной службисткой.

– Гармоний тут. Слышу, как он говорит.

Странник одной мордой показал в сторону административного корпуса.

– Он здесь?

Блин. Гармоний, главный псарь-селекционер, стая старой школы и большая зараза. Теперь Джоанна слышала вокруг межстайное бульканье, достаточно громкое. До того она по ошибке принимала его за бессистемные крики, доносящиеся от бараков пациентов. Да, как раз эта стая говорила по телефону. Наверное, это хорошо, потому что внешний совет мог прояснить Гармонию мозги.

Джоанна подняла щеколду внутренних ворот и прошла со Странником внутрь. Административный корпус на самом деле служил спальней для дежурных – чаще всего это была Заботница. Он мог вместить две-три стаи, но сейчас в нем слышался, кажется, только один голос. Входная дверь была открыта. Джоанна пригнулась и неловко влезла внутрь в середине Странника.

Гармоний находился дальше в глубине, в своем официальном кабинете. Не таком большом, какой бы ему, наверное, хотелось, но это была комната с телефоном, и главный псарь занял его в самый первый день своей работы. Джоанне было приятно, что никто ему не сказал, как легко было бы перенести телефон в любое другое помещение, не только она эту стаю недолюбливала.

Гармоний как раз вешал трубку, когда Странник и Джоанна засунули головы в кабинет.

– А, ну-ну! – заявил Гармоний сердечным тоном. – Вот пришел источник стольких моих проблем! – Он показал на пол перед своим столом: – Окажи мне любезность присесть, Джоанна.

Джоанна устроилась на полу – сейчас, чтобы видеть головы Гармония, надо было смотреть вверх. Ну, все лучше, чем стоять согнувшись, убирая голову от потолочных балок. Странник расположился в коридоре, сунув внутрь лишь одну голову. Он сможет так участвовать в дискуссии, не подвергая помехам мыслезвуковое общение элементов.

Джоанна приготовила небольшую речь, но этот телефонный разговор мог изменить положение.

– Насколько я понимаю, – пустила она пробный шар, – вы уже слышали о кораблекрушении?

– Разумеется. Я только что закончил обсуждение этого вопроса с самой королевой.

– А! – Интересно, что сказала Резчица? У Гармония слишком самодовольный вид, чтобы это было что-то хорошее. – Там почти двести уцелевших тропиканцев, сударь. Странник утверждает, что это существенно больше, чем бывает обычно при крушении кораблей с юга.

Гармоний раздраженно шевельнул головами:

– Да. И насколько я понимаю, в основном эту проблему создала ты.

– Ну, я тоже помог, – жизнерадостно вставил Странник.

Гармоний махнул мордой в сторону Странника, призывая помолчать. Главный псарь все время старался Странника игнорировать. Эти две стаи были настолько различны, насколько это вообще возможно для стай. Один собран, как человеческий кулак, другой настолько свободный, что иногда казалось, может рассыпаться на части поменьше. К несчастью для Гармония, Странник был консортом королевы, и был им уже два года. Часть королевы происходила от Странника. И осторожный Гармоний никогда не сказал бы такого, что могло бы быть доложено в неблагоприятном свете. Все его головы повернулись к Джоанне:

– Не сомневаюсь, тебя интересует, где сегодня мои помощники.

Он имел в виду других псарей – они в основном были очень хорошие ребята.

– В общем, да.

– Причина их отсутствия – ты. Что я как раз сейчас и обсуждал с королевой. Что ты превратила это крушение из обычного счастливого случая в серьезную проблему, уже нехорошо. Но направить их сюда искать убежища – непростительно.

– Что? Я ничего такого не делала!

– Послушайте, господин старший псарь, я там был. И Джоанна не делала ничего подобного. Да вряд ли хоть один тропиканец знает хоть слово по-самнорски.

Гармоний весь встал на ноги. Несколько элементов поправили на нем форменные куртки. Двое их встали частично на стол, энергично жестикулируя в сторону Джоанны:

– В таком случае прости меня. Просто именно этого ожидал бы от тебя я, и так решили и мои помощники. Каждый из них спустился сейчас туда и сдерживает атаку тропиканского отребья. Мы решили, что этих созданий науськала ты.

Джоанна, скрестив руки, подалась вперед. Она знала, что основная масса южан осталась на берегу и их под конвоем патруля ведут к Береговой. Ускользнувших не может быть более тридцати или сорока, и они бродят где-то в холмах. А что она дала тропиканцам идею пробиваться сюда – просто чушь. Гармонию уже случалось выдвигать против нее дикие обвинения (приписывая ей мысли, которые она как раз и собиралась предложить). На этот раз Джоанна решила, что обезоружить себя не даст.

– Господин старший псарь, я не направляла сюда тропиканцев, но ваши сотрудники правы в том, что эта мысль кажется мне разумной. Тропиканцы – создания, во всем подобные вашим собственным элементам, – как синглеты, которым мы здесь, во Фрагментарии, помогаем.

– Здесь на псарне, – поправил ее Гармоний.

Псарничество было существенным элементом цивилизации Стальных Когтей. Нечто среднее между брачным посредничеством, селекцией животных и восстановительным врачеванием. Джоанна псарей в основном уважала, даже тех жестколапых, которые вида ее не переносили. Требовалось истинное искусство, чтобы сообразить, какие щенки в какую стаю должны быть включены и надо ли создавать новую стаю с нуля. Еще больший талант нужен был, чтобы составить нормально функционирующую стаю из взрослых синглетов и двоек. Среди местных псарей были гении этого ремесла, но Гармоний красные куртки в их число не входил. Он был экспертом с Восточного Побережья, который как-то сумел одурачить Резчицу, находившуюся в расхлябанном состоянии из-за потери самых старых своих элементов. Красные куртки с востока суровее относились к индивидуальным элементам, чем местные стаи. В некотором смысле они были последователями старой школы Свежевателя – хотя в глаза Резчице Джоанна никогда бы такого не сказала.

– Всегда, когда ты встреваешь, ты одного понять не можешь, – продолжал Гармоний. – Вбила себе в голову, будто фрагменты являются пациентами. Я понимаю, это основано на фундаментальной человеческой слабости, и ты тут ничего не можешь поделать.

Джоанна с трудом удержалась от язвительного замечания: «Если бы мы, Дети Неба, не попали в эту дотехнологическую глушь, то умели бы заменять любую часть тела с такой легкостью, которую вы, г-н Гармоний, представить себе не можете».

К сожалению, это бы послужило поддержкой главного тезиса Гармония. И за неимением уничтожающего ответа Джоанна не стала мешать продолжению речи.

– Мы, стаи, можем выбирать, какими нам быть. Мы живем куда дольше жизненного цикла одного элемента и всегда можем выбрать наилучший вариант своего бытия.

Тут Странник хотя бы нашел, что ответить:

– Я достаточно давно существую, чтобы знать, что это не всегда так.

– Да, если стая такая расхлябанная, как ты, – ответил Гармоний.

– Да, правда. Но к этой расхлябанной стае прислушивается королева. Так что скажи мне, Гармоний, ты просто прогонишь толпу, которую сегодня вынесло на берег?

– Да.

Красные куртки улыбался.

– Их больше обычного, – заметил Странник. – Станут Хором – станут громкой помехой. Распадутся на синглеты и двойки – будут бродить по нашим городам, создавая еще большую помеху. Этого ни крестьяне, ни купцы не одобрят. А их убийство не одобрит Резчица.

Гармоний продолжал улыбаться:

– Не было бы этих сложностей, если бы вы двое просто предоставили действовать природе в отношении лишних особей. – Он пожал плечами. – Никто же не говорит об убийстве выживших. Я отлично понимаю, что в конце концов оставшиеся уплывут прочь с тем блестящим мусором, что мы им навалим. Резчица меня информировала, что так бывает примерно раз в тридцать – сорок лет. – Он пристально и согласованно посмотрел в сторону Странника: – Не только к тебе прислушивается королева. – И махнул в сторону телефона: – Замечательный прибор. Определенно лучшая игрушка, которую вы, двуногие, принесли цивилизации.

Черт побери, – подумала Джоанна. – Я могла и Резчице, и Равне позвонить, пока мы летели. А вместо того бездарно злилась.

Но Гармоний продолжал говорить:

– Мы с королевой согласились, что принимать лишние тела на королевскую псарню было бы абсурдно. Без существенного расширения нам просто места не хватит. Что еще важнее, наличие на территории тропического Хора прямо противоречило бы назначению нашего учреждения. – Он сделал паузу, будто бы приглашая Джоанну или Странника возразить. – Однако вам нет необходимости тревожиться о том, что они наводнят улицы и рынки Нового замка или Скрытого острова. Я предложил ее величеству альтернативные возможности, и она их с энтузиазмом благословила. Тропиканцы будут помещены в новый анклав, специально для них построенный.

– Второй Фрагментарий? – спросил Странник.

– Отнюдь. Он будет находиться на южном краю Холма Звездолета, далеко от любых мест, где такие создания могут быть причиной неприятностей. Персонал там тоже не будет нужен, ибо предназначено заведение для содержания, а не лечения.

– То есть концентрационный лагерь?

– Ни в коем случае. Посольство! Тропиканское посольство. Иногда абсурд бывает лучшим решением. – Слова Гармония сопровождал гогочущий смех – Стальные Когти умеют издавать такие звуки. Обычно это очень мило, но не в его исполнении. – Конечно, нужны будут какие-то изгороди, и поначалу охрана периметра будет отличной тренировкой для солдатских стай на жалованье королевы. Но в комплекс будет включена небольшая ферма, достаточная для выращивания злаков и картофеля. Мы же знаем, что мяса тропиканцы не любят.

Джоанна сердито глянула на эту стаю. Стальные Когти всеядны, но все они любят мясо. Вегетарианцами у них бывают только самые бедные. Но если других возражений у нее нет, то Гармоний выиграл спор. Она посмотрела на Странника, помолчала и наконец сказала:

– Что ж, я полагаю, это решение.

– На самом деле, – добавил Странник, – вполне может быть даже и хорошее решение – в зависимости от деталей. Следует понимать, что эта ситуация может продержаться несколько лет. Я не уверен, что…

– А это, – перебил Гармоний, – слава небесам, не моя проблема. Свои заботы по поводу будущего можете изложить королеве, что вы, я уверен, не преминете сделать.

– Да, пожалуй, – ответил Странник.

Джоанна почувствовала, что один из его элементов тянет ее за пояс, намекая, что пора отступать. Странник опасался, что она захочет оставить за собой последнее слово, – он ее хорошо знал. Ладно, на этот раз она ему покажет, что он ошибается.

Джоанна встала, следя, чтобы не стукнуться головой о потолок.

– Что ж, господин Гармоний, весьма вас благодарю за решение этой проблемы столь своевременное и столь изящное.

Видишь, я тоже могу быть дипломатичной.

Она наклонилась чуть глубже, но не в поклоне – просто намереваясь выйти из кабинета.

Гармоний сделал едва заметный жест: «Не уходи пока».

– У меня, знаешь ли, была прекрасная беседа с ее величеством. Мне кажется, что некоторые вопросы морали и общественного здоровья мы с ней понимаем очень похоже. В конце концов, псарничество – одна из основ счастья нации. И у нас на востоке лучше понимают это, чем большинство местных стай. Очень много принесла вреда реакция на излишества Свежевателя. И еще вы, люди, привнесли вашу запутанную этику, создавая хаос.

– Ну как же, – ответила Джоанна с жестом, которого (как она была уверена) Гармоний не узнает. Надо было убраться подальше от этого типа.

К сожалению, Гармоний был из тех, кто любит мусолить одно и то же. Или же он решил, что настало время развить достигнутый успех.

– Тебе следует понять, Джоанна, что твоему сумасшедшему влиянию на королевскую псарню приходит конец. У нас просто нет ресурсов для Фрагментария в твоем понятии.

Это заставило ее отреагировать:

– Вы бросаете ветеранов войны, жертв несчастных случаев?

Она, преодолевая сопротивление челюстей Странника, шагнула вперед.

Гармоний будто и не заметил ее тона.

– Нет-нет, не так. Королева выразилась совершенно недвусмысленно. Хотя шансы неблагоприятны и зачастую слияние взрослых фрагментов порождает нецелесообразные стаи, все равно мы должны сделать для наших ветеранов все, что можем. А вот бессмысленных глупостей больше не будет. Элементы стай стареют, заболевают неизлечимыми болезнями, и они умирают – прошу прощения, но я должен это сказать. Как бы ты ни пыталась принимать желаемое за действительное, элементы умирают. И наша работа на псарне не должна продлевать этот процесс – да и у нас просто нет для этого возможностей.

– Но старики в любом случае умирают, Гармоний. Почему не сделать им приятными эти последние пару лет жизни?

Красные куртки пожали плечами.

– Вот почему когда я пришел на эту должность, то считал, что твои дурацкие идеи безвредны. Но заметила ли ты? Из-за твоего нездорового подхода нормальные стаи стали цепляться за свои умирающие части. И этих больных и непродуктивных частей становится у нас все больше и больше. Их состояние не улучшается. Всем ясно, что и не улучшится никогда. Но они занимают площадь, отвлекают от работы – в том числе и от взрослых синглетов, которых ты вроде бы любишь и которых мы могли бы спасти. Иногда приходится принимать тяжелые решения, и сокращение необходимо.

Странник засунул в кабинет одну голову:

– Может оказаться непросто оправдать твои «тяжелые решения» перед мягкосердечными западными стаями, которые не хотят бросать свои старейшие элементы.

Гармоний рассудительным жестом задрал вверх пару голов.

– В конечном счете это будет решение самой стаи. Мы только будем сообщать ей оценку ее состояния и указывать, что у нас нет больше средств для поддержания ее неизлечимых элементов. Стая будет свободна в решении предоставить нам возможность разобраться – или же взять ответственность на себя, как всегда делают достойные стаи.

Традиционно это значило, что когда элемент стаи не мог больше выдерживать нормальной охоты, то его – «оставляли». Такой был в межстайном языке эвфемизм для смерти элемента.

– А те, с кем вы разбираетесь, как вы их убиваете? – спросила Джоанна, делая еще шаг в комнату, так что Гармоний наконец понял угрозу.

Два его элемента бросились вперед, демонстрируя агрессию, но остальные смотрели на Джоанну несколько беспокойно.

– Н-ну, есть традиционные способы, совершенно безболезненные и беззлобные. Вы, двуногие бедняги, заключенные в единственном смертном теле, не можете понять наших взглядов, да я и не ожидаю от вас такого.

Теперь он весь осмелел. Пять пар зубастых челюстей покачивались перед Джоанной.

Странник весь тащил ее назад за полы куртки. Уже без всякого намека – просто изо всех сил тащил ее прочь из кабинета. Но интонации его были дипломатичны, и голос никак не выдавал усилий.

– Спасибо, что известил нас заранее, дорогой Гармоний.

Красные куртки изящно помахал головами:

– Это было очень приятно – хотя информировать вас предложила мне королева.

– Я ее поблагодарю лично, – ответил Странник, – в следующий раз, когда мы будем вместе.

В словах Странника был подтекст, от которого главный псарь замолчал. Для стай «быть вместе» означало в буквальном смысле «быть единодушными». Связь сильнее любой, которую могла бы представить себе Джоанна. Она позволила своему зубастому другу увести себя прочь.

Джоанна молчала, пока они не вышли из здания, за пределы даже слуха Стальных Когтей.

– Надеюсь, ты говорил серьезно, Странник. Насчет разговора с Резчицей.

– А, это да. Гармоний слишком всерьез относится к своим красным курткам. Самая противная порода из всех, что на Восточном Побережье попадаются.

Но Странник скорее развеселился, чем разозлился.

– Садист он и сволочь, – сказала Джоанна.

Странник оглядывался на многоэтажные бараки, стоящие по обе стороны тропы. Отсюда не видна была даже спортплощадка и долина за ней.

– Ты знаешь, территория действительно становится перенаселенной, – заметил он.

Остаток дня прошел в довольно необычном занятии: в спорах до крика со Странником. К счастью для слуха Джоанны, крик исходил от нее. Как может ее лучший в этом мире друг так равнодушно отнестись к запланированным во Фрагментарии убийствам? К закату она была убеждена: он будет излагать это дело перед Резчицей, лишь чтобы ее, Джоанну, ублаготворить. Он и правда не понимал, почему прореживание старых элементов будет убийством. И не хотел, чтобы Джоанна выходила сама на разговор с королевой.

– Это же интимные вещи, Джоанна. Сама понимаешь, секс и разговор разумов.

Он сладострастно повел головами.

Обычно такого предлога было достаточно. В местных любовных интригах ей точно места не было – но если Странник считает, будто от нее и ее чуждых человеческих понятий могут быть только лишние хлопоты…

– Ладно, если так, – сказала она. – С Резчицей общайся ты. Но сделай так, чтобы она поняла! Красные куртки с этой их кровожадной чушью ничуть не лучше прежнего Свежевателя.

– Обещаю, что я это сделаю. Сделаю все, что смогу.

И пятерка нервно потопталась на месте, а потом смылась один за другим в двери. Трус.

Надо было с ним ехать в город Новый замок и самой говорить с Резчицей. В Страннике нужного огня нет.

К счастью, у Джо еще сохранились крохи здравого смысла, и она осталась в здании, когда Странник давно уже весь вышел. Можно же позвонить Равне Бергсндот. Равна, как и Резчица, королева страны. Пусть она не относится к своему титулу серьезно, но у нее в этом мире самая большая власть. Она может сказать Резчице, что делать и как поступать, и за счет Высших Сил ее слово будет законом. Да, но беда в том, что Равна слишком склонна к компромиссам. Она готова поступаться чем угодно, лишь бы это не осложняло борьбу с Погибелью.

Джоанна вышла в сгустившиеся сумерки, сделала несколько глубоких вдохов. На северо-западе еще держались цвета заката, но повсюду вокруг небо темнело синевой, и уже появились на востоке первые звезды. Джоанна часто проклинала этот мир, но летом он ей нравился. Можно было почти забыть, как бывает опасна неукрощенная природа. Иногда даже можно было забыть о своей потере. Хижина, которую они делили со Странником, была по местным стандартам резиденцией высшего класса. Если планы Равны греть воду лучевым ружьем со звездолета удастся реализовать, такие дома станут намного удобнее любого местного замка прежних времен.

Может быть, надо идти в город Новый замок. Там живут большинство Детей и все малыши, только научившиеся ходить. И ее брат тоже может там оказаться. Но нет, на этой декаде Джеф и Амди в северных лесах, на сборах скаутов. Но есть и другие Дети, с которыми можно договориться. Невил? Он, наверное, все еще в Береговой. С ним действительно идеально бы пообщаться: он бы понял. Плохо, что телефонные линии не протянули так далеко, а то бы она обязательно ему позвонила.

Она спускалась с холма, подальше от Нового замка и окружающего его города. Действительно же не с кем сегодня поговорить, получается. Может быть, оно и к лучшему, а то она зла как черт. Стаи бывают очень милы, куда приятнее в общении, чем многие люди. Но даже самые милые не видят в своих элементах личностей.

Джоанна пошла быстрее, лелея застарелую злость. Сегодня было много поводов, чтобы она проснулась, и Джоанна с ней просто так не расстанется. Ей случалось видеть, как умирают элементы. И она видела в них живые разумные существа, хотя никак не могла убедить в этом стаи.

Ну, если разговоры ничего не могут изменить, может быть, помогут действия. Какое-то время она вертела эту мысль как погремушку, представляя себе, что бы могла сделать, будь у нее хоть какие-то из тех возможностей, которыми обладал каждый житель Страума, даже ребенок, перед тем как они упали Сюда. Звездолет Равны – ерунда по сравнению с теми средствами. Она бы возвысила фрагменты до разумности и дала бы им инструменты, от которых бы у стай вроде Гармония слезли с морд наглые ухмылки.

Приятно воображать такой поворот судьбы. И все это было возможностью, а не сном, до падения из Верхнего Края. До ужаса в Верхней Лаборатории.

Джоанна огляделась, поняла, что прошла больше километра, дошла до края долины Маргрума. Луна уже взошла, осветив дальний берег долины, повисший в воздухе над вечерним туманом. Тропа, официально называвшаяся Дорога королевы, стала извилистой, металась взад-вперед, спускаясь по северному склону долины. Днем здесь мельтешили бы фургоны и погонщики керхогов спорили бы за право проезда.

Пока Джоанна воображала себе возможный реванш, ноги уже пронесли ее половину обратной дороги к Фрагментарию – может быть, они у нее были умнее головы. Гармоний жаловался на недостаток площади, а Резчица соглашалась. Ну что ж, площадь можно обеспечить. И можно заставить всех смотреть и слушать!

Джоанна прибавила шагу. Сейчас голова и ноги стали действовать заодно – надо же, какое местное по духу выражение! – поскольку она поняла, насколько большие перемены может осуществить сама. И где-то в глубине сознания что-то тихо подсказывало: может, лучше ничего не делать, чем сделать то, что она собирается сделать. Но эту подсказку очень легко было заглушить.

Последний поворот перед Фрагментарием. Верхняя часть облачного слоя только что накрыла здания, и видны были только несколько тусклых огоньков – наверное, бараки старых элементов. Административного здания все равно не было бы видно – оно на той стороне комплекса. Дорога королевы продолжала виться вниз, к Береговой, но поворот на Фрагментарий был уже метрах в пятидесяти, и Джоанна пошла в туман.

– Привет, Джоанна!

Голос звучал чуть впереди.

Тихо пискнув от неожиданности, Джоанна почувствовала, как ее разум быстро заметался среди вариантов бежать, драться и вести светскую беседу. Она вгляделась в туман – ага. Светская беседа. Перед ней была стая-четверка. Даже пятерка, если считать щенка во вьючной корзине.

– Здравствуй, – ответила она. – Мы знакомы?

Четверо взрослых элементов сдвинули головы. Даже пары метров тумана достаточно, чтобы заглушить мыслезвуки, и стая пыталась думать ясно. Через секунду тот же голос ответил:

– Не понимаю, Джоанна. Прости.

Джо повела рукой в сторону – кажется, стаи воспринимают это движение как свой жест головой: «ничего страшного». Хотя, конечно, стая могла в темноте и не видеть.

Через секунду они пошли дальше по тропе. Как всегда, туман играл со звуками, и слышно было жужжание – возможно, частота основного ритма мыслезвуков. А может, просто нервное гудение.

– Я… гм-м, – говорила стая, будто подыскивая самнорские слова, – я… – Аккорд звуков межстайной речи, вполне вроде бы знакомых. – Я… работа… Новый замок… я… работа плюс камень.

– Ты каменщик в городе? В Новом замке?

– Да! Правильное слово. Правильное слово.

До появления людей, до Академии Детей работа каменщика была по-настоящему высокотехнологичной и оставалась весьма уважаемой и сейчас. Джоанна заметила, что они не одни: еще одна стая рысила за ними, и за ней могла быть еще одна. И наверняка каменщик их слышал, так что Джоанне они казались скорее загадочными, нежели зловещими.

– Повернуть. Я здесь… поверну, – сказал каменщик.

Они стояли возле поворота на Фрагментарий, и Джоанна пошла за стаей по мощеной тропе. Проходя мимо керосиновой лампы, Джоанна сумела лучше разглядеть две другие стаи. Одна всего лишь тройка, другая – четверка, но два элемента едва ли вышли из щенячьего возраста. Загадка разрешилась.

Приближаясь к баракам старых элементов, обе другие стаи начали булькать. Изнутри отозвались разные голоса, и обе стаи бросились в сторону здания. Каменщик остался с Джоанной. Подойдя ко входу, он снова заговорил:

– Ты вряд ли меня помнишь, но если не считать моего щенка, я был с тобой и Фамом Нювеном, когда вы вошли в Новый замок. В тот день, когда Фам заставил померкнуть солнце.

Джоанна обернулась к стае, пораженная внезапной беглостью ее речи. Из тени вышел, хромая, старый лысеющий элемент. Каменщик его обтек собой, и все головы сдвинулись вместе. Очевидно, эта стая была одним из телохранителей Резчицы в Битве на Холме Звездолета.

Джо улыбнулась. Эту конкретную стаю она все равно не помнила, но…

– Помню этот день, как же. Вы были снаружи? И правда видели, как погасло солнце?

Вызвать благоговейный ужас в нетехнологической цивилизации может почти любая техника, но то, что сделал Фам, преодолевая законы природы за сотни световых лет… это даже Детей поразило. Неудивительно – процесс забрал на себя всю выделяемую солнцем энергию.

Вся пятерка, даже щенок, согласно закивала.

– Через тысячу лет может остаться только миф в разуме стаи, которой буду тогда я, но это будет величайший миф на свете. Глядя в темноту солнца, я почувствовал Стаю Стай. – Каменщик, включивший в себя оставленный элемент из Фрагментария, секунду помолчал, потом вздрогнул. – Частично для меня здесь слишком холодно. Не зайти ли нам внутрь? Там сейчас собралось несколько целых стай. Они не говорят по-самнорски, но я могу перевести.

Джоанна пошла было за ним в помещение, но тут поняла, что большинство созданий там, внутри, не воссоединенные. Они действительно «оставленные». Если она там останется больше пары минут, то проболтается, что на уме у Гармония… и слишком многие ее поймут. Остановившись у дверей, она помахала каменщику рукой:

– Как-нибудь в другой раз зайду.

Стая на миг замерла в нерешительности:

– Хорошо, но ты должна знать. Одна из моих элементов очень больна, но я с ней намного умнее. Лучше думаю. Каждый вечер я прихожу сюда, а тогда на следующий день работаю лучше. Отчасти потому, что, пока я умный, продумываю завтрашний день. Отчасти потому, что мой новый щенок учится у моего старого элемента. Богатые поступают так все время. – Все головы смотрели на Джоанну. – Я думаю, потому они и остаются богатыми. И спасибо тебе, что предложила королеве Резчице создать это заведение.

– Не за что, – кивнула Джоанна.

У нее перехватило горло при этих словах, она повернулась и зашагала прочь в темноту неловкой походкой. Черт, черт побери!

Она брела в тумане несколько минут, и за это время чувство вины снова вскипело гневом. Душа кипела совершить какой-нибудь акт мести, смачную оплеуху дать Гармонию и его традиционалистским подпевалам. Что-то такое сделать, что и Резчицу встряхнет пощечиной, раз она сама не понимает.

Наконец она дошла до высокой изгороди, окружающей спортплощадку и бараки для здоровых телом. Пошла вдоль нее, ведя пальцами по доскам. Значит, Гармоний вообразил, что места не хватает. Да, тут тесно. Подлечить свой старый элемент, помочь ему захотели куда больше стай, чем можно было предвидеть. Наверняка Гармоний жаловался и на напрасный расход разных ресурсов, а это для Резчицы очень существенно. Но Резчица богата. А если недостаточно богата, Равна может подбросить малость из арендной платы за технику «Внеполосного». Такой бедный этот мир, такой глупый. В Верхнем Крае стоимость ухода за отдельными софонтами – одна из самых малых статей расхода, проходящая обычно незаметно. Богатства тратятся на другие вещи…

Она чуть не споткнулась о какую-то тварь, прокапывающуюся под изгородью. Элемент вытащил лапы и морду из земли, челюсти щелкнули как раз там, где только что было лицо Джоанны, – но дальнейшей атаки не последовало. У этого создания не было резервов – это был синглет. А, нет. Еще вон парочка, прячущаяся в подсвеченном луной тумане. И все тропиканцы. Сперва было несколько сердитых взглядов, потом шелудивые создания попятились, потом побрели прочь – и в разные стороны. Никогда не бывает, чтобы стая вот так случайно распалась. Сколько же этих смутьянов шатается вокруг Фрагментария? Мысль собрать всех тропиканцев за одной оградой не была так уж совсем глупа.

Джо шла дальше к баракам здоровых тел. Из здания доносились самые разные шумы. Снаружи, на этой стороне ограды, иногда двигались случайные тени, слышался вой. Должно быть, псари Гармония по всей долине изображают собаколовов, и Джоанна здесь одна. Но эта мысль не пугала – совсем наоборот. Тропиканцы не так чтобы особенно дружелюбны, но ничего не помнят дольше секунды. А все фрагменты в бараках, куда она идет, – ее друзья. По крайней мере в пределах своего интеллекта.

Да и вообще… здесь в одиночестве ей как раз представилась возможность достойного реванша. И она пошла быстрее, выбрав направление соответственно своей цели. Идея сумасшедшая, но создаст достаточно «площадей», на нехватку которых Гармоний жаловался. Она покажет этому сукину сыну… сынам – и самой Резчице заодно, – что с фрагментами нельзя обращаться как с мебелью.

Из бараков несся громкий, сердитый, бессмысленный шум. Джоанна часто здесь бывала, и зимой по необходимости после темноты, но никогда не слышала столько сердитого уханья. Конечно, фрагменты никогда не бывают цивилизованны, как полные стаи. Тут бушевали эмоции и капризы сотен животных, и в бараках в основном жили нормальные, здоровые фрагменты, отчаянно рвущиеся объединиться в когерентную стаю. Вот почему необходим забор и зарешеченные двери. Фрагменты одновременно и побаивались бежать, и стремились в большой мир на поиски стаи, согласной на слияние. За последние два года Джо сделала подбор союзов своим занятием – Заботница даже называла ее «самым младшим псарем». Она могла заходить в бараки и болтать с синглетами и парами, слегка понимавшими по-самнорски, и даже когда разговор был невозможен, фрагменты радовались близости кого-то, такого же умного, как стая, с которым можно почувствовать себя рядом, притвориться, что вместе. Много раз ей удавалось породить стаю, спаривая дуэты или сводя дуэт с синглетом. Не менее часто она уговаривала поврежденные стаи со Скрытого Острова, или из Нового замка, или Береговой гавани, что у нее есть для них идеальное дополнение.

Вот в результате таких усилий и ее, и достойных псарей попытки к бегству если и бывали, то не очень отчаянные.

Сегодня звуки были совсем иные.

Керосиновая лампа на воротах освещала десятки фрагментов, топчущихся внутри у входа. И с каждой секундой подходили новые и тыкались в изгородь.

Когда Джоанна появилась на виду (или на слуху, что для Стальных Когтей важнее) у фрагментов, послышались обычные приветствия: «Джоанна, привет! Джоанна, привет!» Но эти выкрики были заглушены гневным бормотанием, воем и лаем, звучащим почти как собачий.

Однако наиболее членораздельные выкрики имели смысл. Случайные самнорские слова вполне соответствовали фразам на межстайном, которые она могла понять.

– Отпусти! Мы хотим свободы!

Теперь она увидела возможную причину этой безрассудной тяги к странствиям: тропиканцы проникли внутрь. Она видела только парочку, зато в самых громких группах. Очевидно, их настроение и столкнуло лавину.

Никогда Джоанна не видела, чтобы наружу рвались столько фрагментов сразу. Они не только бились в изгородь, они еще и подкапывались под нее. Прямо у входа группа синглетов громоздились один на другого, стараясь добраться доверху. Будь это обычная стая в куртках с лямками для лап, вполне могли бы выбросить себя наружу. А так пирамида дорастала до двух с половиной метров и рассыпалась.

– Эй, Джоанна! Помоги!

Голос шел из толпы тех, кто пытался перелезть через ворота.

– Чиперс! – воскликнула Джоанна.

Она узнала белое пятно шерсти на затылке. Этот синглет говорил по-самнорски лучше всех, иногда даже в его словах бывал смысл. Бедняга был бы большим плюсом для любой стаи, но он принадлежал к одной из утилизированных стай-монстров Булата, и его воспоминания отталкивали всех, с кем его сводили. Сам Чиперс был ласков и дружелюбен, умен, насколько может быть умен синглет, что еще больше омрачало ситуацию для Джо. Она опустилась на колено, чтобы смотреть синглету в глаза через щели в изгороди.

– Что случилось, Чиперс?

– Выпусти нас, выпусти!

Джоанна отшатнулась. Как ему объяснить? Нюансы редко бывают сильной стороной синглета.

– Я… – начала она искать предлог и вдруг подумала: «А какого черта?»

И медленно встала. Да, это действительно будет реванш. И положит конец перенаселению, а Чиперс и его друзья получат то, что хотят.

Она посмотрела на ворота. Заперты снаружи, но всего лишь на простой бревенчатый засов, на высоте почти двух метров над землей. Сбежавший синглет до засова не достал бы. Она краем сознания отметила трех тропиканцев на этой стороне изгороди – они наблюдали за Джоанной. Без сомнения, они слишком рассеяны, чтобы понять работу этого механизма, но любая когерентная стая по эту сторону изгороди легко отперла бы ворота – просто забралась бы по себе. Джоанне открыть ее и того легче.

Джо шагнула вперед, заранее злорадствуя по поводу воображаемых последствий. Она потянулась к засову, но заколебалась. Последствия, именно последствия. Не без причины ведь этих бедняг здесь заперли. Куда им еще деваться? В городах Домена очень немногие могли бы найти себе новые разумы, но остальных бы шпыняли и били – кого убили бы, кого обратили бы в рабство. Не зря был создан Фрагментарий. Сама она воевала, чтобы из госпиталя военного времени сделать такое учреждение. Отпустить пациентов – это была бы месть прежде всего самим пациентам. Она глянула налево, где вверх-вниз прыгал Чиперс, нетерпеливо ее торопя. Фрагменты, если бы их не накрутили сегодня как следует, от идеи бегства шарахнулись бы.

Джоанна отступила от ворот назад. Нет, есть вещи, которые даже для нее слишком психованные. Даже когда она вне себя от злости.

А ведь могла бы. И Гармоний тогда…

Что-то налетело на нее слева, сбив с ног. Все три тропиканца пролетели мимо, залезли друг на друга, пока она поднималась с земли. Может, они видели, что она хотела сделать, а может, сами такие умные. Как бы там ни было, верхний подсунул морду под брус и сбросил его. Изнутри наперли, калитка распахнулась, разбросав пирамиду в разные стороны. Сбившаяся внутри толпа пролетела мимо, кто-то снова сбил Джоанну наземь, но большинство аккуратно ее обошли. Кто-то даже сказал на ходу «Привет!».

Джоанна съежилась в клубок, защищая лицо локтями и коленями.

Наконец топочущее стадо пронеслось мимо, крики и радостные вопли отдались эхом в холмах – сбежавшие бросились в обе стороны, на север и на юг по Дороге королевы.

Джо поднялась на ноги. Сырую почву растолкли в кашу. Отворенная калитка висела на одной петле. И около входа осталось с полдюжины особей.

– Ребята! – обратилась к ним Джоанна. Неудивительно, если при таком бегстве остались раненые.

Но даже вблизи никакой крови не было видно. Никто из оставшихся Стальных Когтей не хромал, кроме одного, которого она прозвала Грязным Генриком и у которого была перебита передняя голень, когда его стаю раздавил камнепад. Нет, просто эти шестеро не могли решить, бежать или оставаться, они мельтешили около входа, нервно поскуливая и глядя в темноту.

Минуту Джо постояла у ворот, чувствуя ту же неуверенность, что и оставшиеся фрагменты, и передумывая собственные мысли секундной давности – до того, как тропиканцы решили вопрос явочным порядком. Наконец она сказала:

– Ребята, надо решать, потому что я сейчас эту калитку прикрою.

Самнорского никто из них не понимал, но когда она уперлась руками в калитку и стала ее закрывать, до них вроде бы дошло. И все, кроме Грязного Генрика, быстро брызнули внутрь. Генрик остался наполовину там, наполовину здесь, дергая носом и принюхиваясь к запахам ночи. Его стая была лесорубом – может, он и не пропадет под открытым небом.

Он подергался туда-сюда, потом понял, что калитка закрывается, а он на дороге. Тихо пискнув, он отступил внутрь.

Джо пришлось приподнять калитку, преодолевая сопротивление гнутой петли, и тогда ее удалось закрыть. Брус засова она оставила валяться на земле. Так что Генрик, если очень захочет, сможет протолкнуться наружу.

А сейчас… Джоанна постояла минуту молча, пытаясь осмыслить, что сейчас случилось и что по этому поводу она должна чувствовать. В конце концов она тряхнула головой и пошла по тропе, ведущей в административное здание. Надо позвонить в несколько мест.

Другие Дети назвали события этой ночи «Прорывом Джоанны». Некоторым казалось, что это все очень весело. Последствия? Возможно, именно такие неприятные, как представляла себе Джоанна, хотя не такие зримые и очевидные. Примерно год после события в переулках и на помойках городов и деревень наблюдался наплыв синглетов и двоек, неумелых попрошаек и еще более неумелых грабителей и взломщиков. Некоторые вернулись во Фрагментарий. Очень немногие нашли убежище в новом «посольстве» тропиканцев, хотя сами тропиканцы куда меньше удовольствия получили от этих рекрутов, чем от того, что устроили хаос среди местных синглетов.

А большинство беглецов просто исчезли в бескрайних просторах дикой природы. Странник полагал, что довольно много исчезнувших выжили и создали стаи.

– Могу тебе сказать по собственному опыту, – говорил он Джо пару десятидневок спустя, когда как-то застал ее плачущей, – что когда по-настоящему припрет, латаешь себя частями, с которыми бы никогда даже мысли общей не имел. Да ты на меня посмотри.

Это превратило ее всхлипывания в икающий смех. Она лучше многих людей понимала, о чем он говорит. И все равно она была уверена, что жизнь большей части беглецов оборвалась в дремучих северных лесах.

А последствия для самой Джоанны Олсндот? Некоторые идиоты-одноклассники подумали, что это была шутка такая. Младший брат был потрясен до глубины души. Она была старшая сестра, она исправляла его глупости. Если глупости делает она – это противоречит порядку вещей.

Резчица на некоторое время перестала с ней разговаривать. Ее величество знала, как ничтожны шансы у синглетов в дикой природе. Она разрешила Фрагментарий, заботясь о своих ветеранах, – и планы Гармония были попыткой создать место для этих здоровых синглетов, чтобы содержать их безопасно. И королева понимала, что бегство было пощечиной не только Гармонию красные куртки, но и самой Резчице.

Может, сыграли свою роль добрые слова Странника, сказанные Резчице, но Фрагментарий не закрыли. А одно счастливое следствие было именно таким, как представляла себе Джоанна: места в учреждении стало куда больше. Резчица не стала вышибать старые элементы на улицу. Каменщик и прочие сохранили место для своих устаревших частей, пусть те и были обречены. Проблема перенаселения потеряла остроту – а Гармония выставили неумелыми и надутыми кретинами, какими он и был!

В любую минуту первых дней после Прорыва Джоанна легко могла заявить о своей невиновности. В конце концов, улики против нее были косвенными, и громче всех о ее вине разглагольствовал Гармоний. Единственными свидетелями были синглеты с очень перепутанными мозгами, и некоторые из них и правда думали, будто это она распахнула калитку. Она чуть не рассказала Страннику правду – да очень скоро догадалась, что он и так знает. Джоанна даже едва не выложила все Равне Бергсндот. Обидно было думать, что Равна считает ее просто глупой девчонкой – бедняжке со слишком многими такими приходилось иметь дело. Но дни шли за днями, и репутация Джоанны росла и крепла. Да, она была очень рада, что не сделала того, что приписывает ей молва. Но черт побери, это же случилось, и, быть может, в будущем личности, подобные Гармонию, дважды подумают, стоит ли связываться с Сумасшедшей Девчонкой с Холма Звездолета.

Через десять лет после Битвы на Холме Звездолета

Глава 04

Ремасритлфеер работал на Великого Магната уже более двух лет. И для него, Ремасритлфеера, который никогда не был терпим к дуракам, даже таким богатым, как Магнат, это было постоянным источником сюрпризов. Не успевал он выполнить одно задание, тут же сыпалось еще более головоломное и зачастую куда более опасное и захватывающее, чем мог даже мечтать Ремасритлфеер с его жилкой авантюриста. Может быть, именно поэтому он продолжал работать на стаю-психа.

Но этот последний безумный взбрык мог бы положить конец их отношениям. Исследовать тропики! Задание куда опаснее и куда безумнее – в буквальном смысле – всего, чего случалось требовать Магнату. Однако, честно говоря, первые дни оказались великолепны: Ремасритлфеер полностью выжил и в двух отношениях превзошел все достижения всех исследователей за всю мировую историю.

К несчастью, с тех пор прошло четыре декады. Магнат просто не понимал, когда надо остановиться. И блестящий успех выродился в смертную скуку декады за декадой неудач.

– Должен же этому прийти конец, в конце концов!

Эти слова очень точно выразили настроение Ремасритлфеера, но сказаны были его пассажиром. Пассажиром в этом последнем путешествии, если есть еще в мире милосердие. Читиратифор, отлично одетая шестерка, едва помещался на пассажирской платформе шара. Гондола «Морского бриза» была тесной, и каждый фунт приходилось учитывать. Изоляция вокруг пассажирской платформы была так тонка, что озабоченность Читиратифора ощущалась просто болезненно. Через перегородку виднелись там и сям когти и челюсти. Пассажир долбил раму гондолы всей своей силой. Слышны были звуки отрыжки – некоторые из его элементов блевали вниз, в грязную воду.

Ремасритлфеер просемафорил вниз парусному флоту Магната. Там стали травить фал чуть быстрее, давая ветру сносить «Морской бриз» в сторону болотистой суши. С самого начала этого жуткого испытания дважды в декаду запускался шар. В предрассветные часы на вспомогательных кораблях Магната смешивали железные опилки с кислотой, а выделяющимся газом наполняли резервуар «Морского бриза» или его дублера. Потом, когда начинался утренний ветер, Ремасритлфеер поднимался и плыл по воздуху, как никто и никогда в истории (если не считать Небесных Личинок).

– Через несколько минут будем над сушей, сударь, – бодро сообщил он Читиратифору.

Тот издал ртом какой-то шум, потом сказал:

– Знаете, надо бы сегодня постараться. Мой господин говорит, будто Магнат заявляет, что тропики его обогатят так, как ни одной стае прошлого сниться не могло. Если мы не будем сегодня убедительны, он будет здесь плавать веками, разбазаривая наши сокровища.

Наши сокровища? Читиратифор и его господин Хранитель – наглая парочка. Но некоторый смысл в их словах был. Они предложили серьезные улучшения, которые только и привели в рабочий вид изобретения Магната – в частности, эти шары. Ремасритлфеер чувствовал, как они его презирают. Они решили, что могут Магната использовать, и их серьезно расстраивало, когда Хозяином не удавалось вертеть.

А хуже всего было, что в данном конкретном случае Читиратифор и Хранитель были абсолютно правы.

Ремасритлфеер посмотрел в сторону суши. Пока что погода была идеальная, но к северу громоздились высокие облака. Если они направятся на юг, то день может оказаться напряженным. Сейчас они просто загораживали дальний горизонт – покрытый джунглями бассейн Шкуры. Даже в самый ясный день глаза одной стаи не могли бы все это увидеть. Шкура тянулась на север, уходя за горизонт, и ее бассейн был широкой сетью больших рек, образуемых слиянием все меньших и меньших, восходящих к горным ручейкам на границе арктического холода. У этих земель были свои тайны и свои опасности. Здесь разворачивались бесконечные смертельно опасные приключения и многие экспедиции самого Ремасритлфеера – но их не сравнить с нижним течением Шкуры, с тайнами и опасностями той земли, над которой он сейчас летел. Шар не поднимался выше тысячи футов, и детали терялись во влажном тумане – если только не смотреть прямо вниз. Внизу тянулись илистые воды, иногда кочки болотной травы. Трудно было сказать, где кончаются собственно воды Шкуры. Обычные корабли далеко обходили едва скрытые водой грязевые мели, тянущиеся более чем на сотню миль в море. Цвет мелей и их запах дали Шкуре имя задолго до того, как глаза какой-либо стаи увидели устье реки. Чтобы подобраться так близко, как флот Магната, нужны плоты или корабли специальной конструкции.

А я подобрался даже ближе! – подумал Ремасритлфеер.

Редкая привилегия, из тех, которые он будет потом ценить – но где-нибудь уж подальше отсюда. А пока что – ну, на родине он видал выгребные ямы, очень похожие на это месиво, а вот запах весьма своеобразный: смесь гнили, телесной вони и экзотических растений.

«Морской бриз» ровно шел на север, ненамного быстрее, чем могла бы двигаться стая. Ветер и фал вместе держали шар на высоте, защищая его пассажиров от страшной смерти, постигшей всех предыдущих исследователей, и заодно берегли от жары и сырости тропических джунглей. Трава внизу сменялась деревьями, и хотя стволы все еще были под водой, но ярд за ярдом на север они становились толще, задерживали больше ила из Шкуры.

– По большей части то, что мы сейчас видим, всегда над водой, кроме как в бурю и очень высокий прилив, – сказал Ремасритлфеер.

Сейчас были видны почти все морды Читиратифора – стая всматривалась вниз.

– Далеко еще? – спросил он.

– Еще немного на восток.

Ремасритлфеер наблюдал за землей, за кораблями Магната, за вытравленным фалом. И можно было не сомневаться, что Магнат наблюдает за ним. Если бы тот остался дома, этой глупости сейчас уже был бы положен конец.

Внизу появился рисунок деревьев, знакомый по прошлым полетам, и Ремасритлфеер дал кораблю сигнал перестать травить фал и сдвинуться на восток. «Морской бриз» мягко качнулся на фале, а Ремасритлфеер в манере гида сообщил:

– А сейчас перед вами предстанет пропавший город из легенд: Великий Хор Тропиков!

Может быть, это был город. Куда ни посмотри, Стальные Когти – сотни особей. И, пролетая на шаре, он их видел еще и еще. Тысячи. Больше. Может, действительно столько, сколько легенды говорили. И нигде не видно ни одной когерентной стаи, только простейшая бессмысленность огромной толпы. А звук… звук можно было терпеть. «Морской бриз» висел над землей в нескольких сотнях футов, слишком высоко, чтобы доходил мыслезвук. Звуки, долетающие до гондолы, лежали в диапазоне нормальной межстайной речи. Может быть, это и был какой-то язык, но аккорды тысяч мембран стирали любой смысл, который слова могли нести. Какая-то жутковатая месса экстаза.

И она раздавила надменность Читиратифора. Ремасритлфеер почувствовал, как качнулась гондола, когда тучная шестерка сбилась в кучу. И в голосе стаи звучал благоговейный ужас.

– Сколько их! И как близко! Это… это и правда Хор.

– Ага, – радостно отозвался Ремасритлфеер, хотя в первые разы он так же был поражен, попав сюда.

– Но как они едят? Как они спят?..

«В непрерывном гомоне», – не сказал он, но Ремасритлфеер эту мысль почти услышал.

– В деталях мы не знаем, но если спуститься ниже…

– Нет! Не надо!

Ремасритлфеер про себя усмехнулся и продолжал:

– Если спуститься ниже, мы бы увидели, что эти твари полуголодные. И все же тут есть здания. Видите?

Он издал указывающий звук. И правда, виднелись какие-то глинобитные строения, от некоторых остались лишь фундаменты, торчащие из-под более поздних построек, а на тех громоздились постройки еще более поздние. Ни одна когерентная стая таких случайных строений не нагородит. В них едва можно было признать искусственные конструкции.

Местами поколения глиняных построек уходили вглубь на пять-шесть уровней: хаотическая смесь компостной кучи, пирамиды и многоэтажного сарая. Внутри наверняка есть дыры и проходы: видно было, как входят и выходят особи Стальных Когтей. Ремасритлфеер знал эту местность по прошлым полетам. Кое-где просматривалась определенная система, словно несколько дней шла работа по разумному плану, а потом ее сметало прочь хаосом или новым планом. Через пару декад опять все поменяется.

– Еще сотню футов – и на месте, – сказал он и дал сигнал кораблю Магната бросить якорь. Управление привязным шаром редко бывало настолько точным, но сегодня морской бриз был гладок, как тонкий шелк. – Подойдем и встанем над Большой Торговой Площадью.

Пассажирская платформа шевельнулась – Читиратифор набрался храбрости высунуть над ограждением еще пару морд. И недоверчиво спросил:

– И вот это вы называете площадью?

– Название дал Магнат.

Более объективный взгляд увидел бы открытую площадку грязи пятьдесят футов в поперечнике. У Магната талант коммивояжера – употреблять слова, переопределяющие реальность.

Несколько секунд Ремасритлфеер был слишком занят, чтобы болтать. Он потянулся через край гондолы сбросить вниз причальный конец. В тот же самый момент он громко заорал приветствие бегающим внизу Стальным Когтям. На площади всегда торчали дозорные, хотя иногда, кажется, они забывали, зачем они тут.

Но сегодня реакция была почти немедленной. Трое выбежали на середину открытого пространства – с очень разных направлений, и явно они были синглетами. Только когда они оказались в нескольких футах друг от друга, появилась какая-то координированная деятельность. Они неловко мотались вокруг, клацали зубами на веревку, которую им спустил Ремасритлфеер. Наконец двое остановились, и третий залез по ним и сумел веревку поймать. Потом все трое вцепились в нее челюстями и замотали вокруг глиняного столба.

Читиратифора это проявление сотрудничества не вдохновило.

– Теперь же мы в ловушке? Они просто могут стянуть нас вниз.

– Ага, но больше они не пытаются. Когда они так делают, мы просто бросаем веревку и улетаем.

– А, да. Конечно. – Читиратифор ничего не говорил, но мыслезвук слышался интенсивный. – Ну, тогда продолжаем. Нам предстоит быть свидетелями провала, и мне нужны подробности для исчерпывающего доклада нашим работодателям.

– Как прикажете. – Ремасритлфееру не меньше хотелось прикрыть наконец тропическое фиаско Магната, но не нравилось ему соглашаться с вислоухими этими типами. – Момент, я только приготовлю товар на обмен.

Ремасритлфеер пригнулся к дну гондолы, открыл люк сброса. Груз висел прямо внизу в деревянном чане. Похоже, при спуске шара его водой не заплеснуло.

– Готовы, ребята? – направил Ремасритлфеер свои слова в котел.

– Так точно! Ага! Поехали!

Слова возвращались, налезали друг на друга, ответ десятков – может, и всех – существ из чана.

Ремасритлфеер зачерпнул с десяток извивающихся каракатиц в корзину обмена. Огромные глаза смотрели на него, ему махали десятки щупалец. Во всем этом бормотании не было слышно ни капельки страха. Он сунул одну морду в корзину, почти к самой поверхности. Каракатицам было очень тесно, но в ближайшее время это станет наименьшей из их проблем.

– О'кей, ребята. План вам известен. – Он оставил без реакции согласные выкрики энтузиазма. – Значит, вы говорите с тем народом, что внизу…

– Да, да! Мы просим для вас безопасной посадки. Расширение обмена. Портовые права. Да, да, да!

Их речь сливалась в музыкальные аккорды. Десятки мелких созданий, с жадной памятью, каждое умнее любого синглета, но мысли у них так мечутся, что не понять, насколько они на самом деле умны.

– Ну, добро! – Ремасритлфеер оставил попытки наставления. – Удачи!

Он пристегнул корзину обмена к причальному концу и стал травить веревку.

– Пока-пока!

Звон аккордов шел из корзины и из чана – соплеменники перекликались. А далеко внизу под корзинкой грязная площадка была все еще пуста, если не считать нескольких одиночек. Вообще-то это хороший признак.

– Чего сразу весь котел не послать? – спросил сверху голос Читиратифора.

– Магнат хочет посмотреть, как пройдет это, а потом, может, послать еще новых с другими инструкциями.

Читиратифор секунду помолчал, очевидно, разглядывая корзину. Она покачивалась, опускаясь все ниже и ниже по причальному концу.

– Ваш хозяин – полный псих. Да вы и сами знаете.

Ремасритлфеер не ответил, и Читиратифор продолжал говорить:

– Видите ли, Магнат – это самодельное лоскутное одеяло. Половина его – скряга-бухгалтер. А вторая половина – четверо сумасшедших щенков, которых бухгалтер выбрал как раз за безумное воображение. Может, это было бы неплохо, если бы главным был скряга. Но нет – им управляют четыре безумца. Вы знаете причину, почему мы здесь бултыхаемся?

Ремасритлфеер не мог удержаться от искушения показать, что и он тут что-то понимает.

– Потому что он пересчитал морды?

– Что?.. Да! Бухгалтер в нем дал оценку численности Стальных Когтей в тропиках.

– Их может быть больше ста миллионов.

– Ага. А четверка психов сообразила, что любой другой мировой рынок – пылинка на этом фоне.

– Ну так, – ответил Ремасритлфеер. – Магнат всегда на переднем крае поиска новых рынков, и чем больше, тем лучше.

На самом деле он одержим новыми рынками – почти все его поступки вызваны этим.

Два элемента Ремасритлфеера продолжали наблюдать за спуском каракатиц, монологи которых были все еще ясно слышны. Еще пара минут – и корзина приземлится.

А с пассажирской платформы несся сердитый говор:

– У Магната много дурацких идей, в том числе – что можно, что-то продавая, стать сильнее. Но на этот раз… что из того, что в тропиках их – сколько вы сказали? – да сколько бы ни было. Они, эти миллионы, – животные. Толпа. Разве что их поубивать и землю использовать, иначе тропики бесполезны. Я вам говорю – конфиденциально, конечно, – что моему хозяину эта тропическая авантюра уже надоела. Она истощает наши силы, сводит на нет преимущества новых технологий, которые принес Хранитель, производственную базу ослабляет в Восточном Доме. И надо эти глупости прекратить немедленно!

– Хм. Надеюсь, ваш начальник моему такого не высказывал с такой страстью. Магнат не очень хорошо реагирует… когда им пытаются командовать.

– Ну, не беспокойтесь. Хранитель – дипломат куда лучше меня. А я простой работяга – как, впрочем, и вы – и честно высказываю свое мнение.

Ремасритлфеер сам не очень был дипломат, но вполне мог понять, когда его прощупывают. И чуть не выдал этому шестерному кретину, куда он может засунуть своего Хранителя с его хитрыми планами.

Нет. Спокойствие.

Минуту помолчав, Читиратифор сменил тему:

– Говорящие каракатицы почти спустились к земле.

– Ага.

А каракатицы в чане тоже верещали, проявляя интерес. Очевидно, слышали снизу своих собратьев.

– Ваш начальник говорил моему, что это будет определяющее испытание. Если не выйдет, все возвращаемся домой. Я это расценил бы как очень хорошие новости – но все же кто, кроме сумасшедшего, будет ставить на имитирующих речь каракатиц?

Вопрос выглядел вполне резонным, но, к сожалению, у Ремасритлфеера не было ответа, при котором Магнат не выглядел бы полным идиотом.

– Ну, на самом деле это не настоящие каракатицы.

– А выглядят отлично. Обожаю каракатиц.

– Попробовали бы вы их воду на вкус, были бы другого мнения. Мясо практически несъедобно.

Ремасритлфеер никогда не ел этих извивающихся созданий, но стаи Южных Морей, рыбачащие на атоллах дальнего запада, о разумности и о мерзком вкусе этих тварей узнали примерно в одно и то же время. И любовь Магната к фантастическим слухам послала Ремасритлфеера через полмира на эти острова – поговорить с туземцами и привезти домой колонию этих странных животных. То, что сперва представлялось таким же абсурдным приключением, как теперешнее, оказалось самым интересным событием за всю жизнь Ремасритлфеера.

– И эти создания действительно умеют говорить.

– Несут такую же чушь, как любой синглет.

– Нет, они умнее. – Может быть. – Они настолько разумны, что Магнат решил провести вот этот эксперимент.

– Осуществляя свой тайный план, ага. Мне плевать, в чем он состоит, лишь бы сегодняшняя попытка была последней…

Читиратифор на секунду замолчал – глядел, как корзина обмена проходит последние футы, спускаясь к слякотной земле. На нее смотрели – внимательно. На краях открытого места, где кружились и вихрились несметные толпы, головы поворачивались, тысячи глаз следили за «Морским бризом» и спускаемым с него грузом. Декады опасных полетов шара – и множество дорогих безделушек – потребовались, чтобы организовать для этих обменов площадку и кое-как соблюдаемые правила.

– Послушайте, расскажите мне! – Читиратифор не устоял перед любопытством. – Что, во имя неба, делаете вы с этими каракатицами?

– Блестящий план моего босса? – Ремасритлфеер не допустил в голосе ни малейшей тени сомнения или сарказма. – Скажите мне, Читиратифор, вы понимаете, где мы?

Читиратифор ответил шипением:

– Мы застряли прямо над сердцевиной самого, прах его побери, большого Хора в мире!

– Именно так. Ни один исследователь так близко не мог подобраться. Флот Магната стоит на якоре в двух тысячах футов от берега. И ближе никто никогда не подходил. Сами знаете, сколько путешественников пытались добраться до сердца тропиков по суше или по воде Шкуры. Их ждали болезни и жуткие звери, но это можно пережить. Я, например, выжил. Но все, кто уходил дальше на юг, исчезали или возвращались частями, почти безумные, и передавали истории, которые сложились в легенду о тропиках. И вот сейчас мы с вами оба здесь, всего в тысяче футов над центром всего этого.

– И к чему вы ведете?

Читиратифор попытался произнести эти слова высокомерно и нетерпеливо, но голос у него дрогнул. Может быть, наконец-то он как следует рассмотрел тварей внизу, непрестанное бурление толпы вокруг поляны. Если учесть жару, неудивительно, что создания эти украшали только случайные безделушки да пятна краски. Но даже не в одежде дело: почти никого из них нельзя было бы принять за жителя севера. Шерсть у тропиканцев была редкая, у некоторых на лапах меховые оторочки, но бока и животы почти голые. И было их столько, что даже сюда, наверх доносились мыслезвуки. Огромный Хор – вот что, пожалуй, больше всего выбивало здесь из колеи и вгоняло Читиратифора в состояние, близкое к панике.

Сейчас почти все взгляды Ремасритлфеера были направлены на корзинку обмена. По протоколу эти трое Стальных Когтей не должны ее трогать, пока не ослабнет веревка, но он был готов ко всему. Приостановив спуск, Ремасритлфеер очень внимательно переглянулся с двумя головами, выглядывающими с противоположных сторон гондолы. Корзина на высоте двадцати футов. И время приземляться, а потом… он понятия не имел, что случится потом.

– К чему я веду? Ну, вот вы можете себе представить, каково было бы там внизу, на земле?

– Безумие, – сказал Читиратифор, и было трудно понять, это его ответ или его реакция на вопрос. А потом он спросил: – Когерентная стая там, внизу, окруженная миллионами Хора? Разум распадется в секунду. Как кусок угля бросить в котел расплавленного чугуна.

– Да, таков был бы результат, если бы бросили в Хор вас или меня. Но в результате прошлых обменов мы получили там, внизу, расчищенное место. Там их всего трое, и они держат веревку. Ближайшие элементы толпы не ближе тридцати футов. Ситуация была бы неуютной, и вам пришлось бы сбиться в кучу, не давая разуму рассыпаться, но выжить внизу стая смогла бы.

Читиратифор испустил недоверчивый звук, переходящий в тон страха.

– Мыслезвук давит со всех сторон. Эта поляна – крохотный пузырь рассудка в сердцевине ада. Хор не выносит чуждых элементов. Окажись я на земле – эта благословенная полянка тут же исчезнет.

– Но наверняка этого никто не знает? Если у Магната получится спустить стаи на землю так, чтобы им не грозила опасность, торговля пойдет куда быстрее.

– Теория, которую легко проверить. Высадите стаю… – Читиратифор замолчал, выбирая слова поаккуратнее, – какого-нибудь приговоренного преступника и предложите ему свободу, если он только спустится на эту полянку и поболтает с этими милыми созданиями.

– К сожалению, у нас нет сейчас приговоренных преступников. Магнат считает, что говорящая каракатица – наиболее удачный из оставшихся вариантов.

Эти рассуждения не казались убедительными и самому Ремасритлфееру. Таков Магнат: идей у него море, но обычно они абсурдны. Единственные, кого смог на это уговорить Магнат, были сами каракатицы, готовые бесконечно разговаривать с новыми незнакомцами. Совершенно непонятно, как подобные создания могли выжить. Одной невкусности для этого недостаточно.

Читиратифор заставил себя рассмеяться:

– Это и есть то блестящее решение, за которым гонялся Магнат? И вы честно доложите, как все будет?

Ремасритлфеер сделал вид, что не заметил снисходительного тона.

– Конечно.

– Ну, тогда опускаем каракатиц! – гулко засмеялся Читиратифор.

Ну, маленькие друзья, удачи вам.

С высоты тысячи футов пройти последние – хитрая штука, но Ремасритлфеер достаточно долго тренировался. Этим ребяткам не помешает мыслезвук Хора – разумы каракатиц молчат как мертвые. Основной вопрос другой: как отреагирует сам Хор на присутствие говорящих существ, к нему не принадлежащих? Часть Ремасритлфеера, наблюдающая за краями поляны, видела какое-то непонятное напряжение, передающееся по толпе. Он и раньше уже такое видал. Хор не является когерентным разумом, и все же некоторые его части думают друг другу, и эти мыслезвуки расходятся на сотни футов, создавая рисунок внимания такой широкий, какой вряд ли где увидишь, кроме как в линиях часовых.

– Мыслезвук Хора, – донесся голос Читиратифора, исполненный благоговейного ужаса. – И он все громче!

Читиратифор в страхе кружился на пассажирской платформе. Вся гондола из-за него плясала и подпрыгивала.

– Соберитесь! – прошипел Ремасритлфеер.

Но на самом деле мыслезвук Хора действительно казался громче – смесь похоти и ярости, радости и пристального интереса, захлестывающее безумие. Если все эти Стальные Когти там, внизу, способны думать совместно… они, быть может, и сфокусироваться могут на такую высоту. И уничтожить всех на борту «Морского бриза».

Но тут он заметил, что хотя мыслезвуки стали громче и более едиными, поменялось и еще что-то. Исчезли почти все звуки низкой частоты. Ушли стоны и обрывки межстайной речи, бесконечно вскипающие над толпой. На низких частотах стало так тихо, что слышно было, как вздыхает Шкура, обтекая глинистые мели и заросшие деревьями дельты.

И даже каракатицы – и те, что в котле, и те, что в корзине, прекратили журчащую болтовню. Как будто весь мир замолк в желании смотреть и видеть, что сейчас будет.

Широко расставленные глаза Ремасритлфеера доложили ему, что корзина должна уже быть на земле. И в тот же миг шнур, который он вытравливал, ослаб в челюстях. Есть, посадка!

И ясно, как колокольчики, слышны были звонкие голоса каракатиц на месте посадки. Они выдавали именно тоны продажи, которые разработал для них Магнат. Именно то самое, что сказал бы сам Ремасритлфеер, если бы у него хватило храбрости приземлиться в середине этого ада (хотя Ремасритлфеер говорил бы одним голосом, а не дюжиной, как маленькие морские твари).

Трое дежурных возле корзины не выдали немедленной реакции, и на низких частотах продолжалось то же жуткое молчание. Потом взметнулся мыслезвук, от которого чуть не застыли сердца Ремасритлфеера. Гнев звучал так громко, будто исходил из его собственного разума. Мириады шелудивых тел со всех сторон сломали хрупкий протокол, который Ремасритлфеер так долго выстраивал, бросились все дружно на корзину обмена.

От хлестнувшего гнева разум Ремасритлфеера онемел, но он видел и запомнил, что было потом: толпа бросилась вперед чудовищной волной, слоем от пяти до десяти тел. Они перли со всех сторон, и открытое пространство исчезло за две секунды. Где-то внизу в этой толпе лежала и корзина. Вопили мириады голосов, нападавшие громоздились кучей, и почти минуту держалась горячка безумия. Потом толпа отхлынула, оставив нечто вроде согласованного открытого пространства. Каким-то чудом причальный канат «Морского бриза» остался на месте, но корзину размолотили в щепки.

– Что случилось? Где они? Что случилось? – зазвучали голоса оставшихся каракатиц в деревянном чане.

– Я… извините, ребята.

Торговая площадка восстановилась почти полностью. Те, кто еще оставался, хромали прочь к своим товарищам. И ни следа каракатиц не было видно во взбаламученной грязи.

Читиратифор удовлетворенно вздохнул:

– Превосходный эксперимент. В точности как я и предсказывал. В общем, самое время обрезать причальный конец и убираться прочь от этого сумасшествия.

* * *

Четырьмя часами позже Ремасритлфеер, уцелевшие каракатицы и Читиратифор вернулись на пароход Магната. Три из этих четырех часов ушли на борьбу с таким штормом, какого Ремасритлфееру не доводилось еще видеть. И даже сейчас ветер полосовал палубу «Стаи Стай» так, что убрать шар было почти невозможно. Черт возьми, лучше бы причальная команда обрезала его к чертям, пока оставшийся газ молнией не подожгло.

Ремасритлфеер опустил головы, толкая чан по палубе в укрытие. Дождь его промочил насквозь. Поразительно, что он еще сохранил возможность думать.

А каракатицы всё жаловались:

– Ну почему, почему, почему ты нам не дал опять попробовать? Попробовать?

– Заткнитесь вы! – прошипел Ремасритлфеер.

В приказах Магната были оговорены многократные попытки. До прихода шторма Ремасритлфеер, по крайней мере четыре его составные части (у пятой были к каракатицам какие-то странные материнские чувства) готовы были пожертвовать и остальными этими маньяками-самоубийцами. Но из-за шторма и скепсиса Читиратифора не все было сделано в согласии с планами Магната. Ранний отлет, вероятно, спас им всем жизнь.

Он привязал чан и насыпал в воду корма. У него за спинами почти весь Читиратифор сгрудился у релинга, блюя в воду. Далеко за завесой дождя виднелись темной тенью болотистые берега. За последние несколько декад Ремасритлфеер достиг большего, чем любой исследователь за всю историю тропиков, но сейчас он понимал, что никогда не будет стоять там на твердой земле. И ни одна стая не сможет этого сделать и вернуться, чтобы рассказать.

Ремасритлфеер встряхнулся. Сейчас помыться и высушиться. А потом самая трудная на сегодня работа: убедить Магната, что как бы ни был велик рынок, как бы ни было сильно желание, все же бывают мечты, которым просто не суждено сбыться.

Через десять лет после битвы на Холме Звездолета

Глава 05

Домен Резчицы протянулся вдоль северо-западного берега континента. Северная часть домена – земли вокруг Холма Звездолета были завоеваны вместе с империей Свежевателя. Они располагались в двухстах километрах к северу от полярного круга. Мир Стальных Когтей отличался мягкостью климата и красотой, очень напоминая Старую землю первой цивилизации человечества. Конечно, «мягкость климата и красота» – понятия относительные. Арктическая зима, даже на побережье с его согревающими океанскими течениями, – штука страшная. Острова скрываются подо льдом, наметает сугробы снега, ночь тянется бесконечно и обычно такая бурная, что и звезд не видно.

Зато лето… Равна Бергсндот даже не представляла себе, что в природе бывает такой контраст. Снег почти полностью сходил, оставаясь лишь на высоких вершинах и на ледниках. В этом году весенние дожди шли обильно, и яркая зелень брызнула по лесам и пустошам, по крестьянским полям, по всему миру ниже линии деревьев. А сегодня стало еще красивее. Дожди кончились, небо очистилось, только несколько пушистых тучек висели над морскими островами. Здесь, в ясный летний день, солнце не заходило круглые сутки. В полдень оно залезало почти до половины неба, да и все остальное время казалось бесконечным полднем.

И было тепло! И даже жарко!

Равне и Джоанне повезло выбрать именно этот день для посещения рынков на южной стороне Скрытого острова. На фуникулере они спустились с Холма Звездолета и потом на пароме переплыли полуторакилометровый внутренний пролив, отделяющий столицу прежнего Свежевателя от материка. Сейчас они спускались по широким мощеным улицам, радуясь солнцу, теплу и свету.

Почти все городские стаи выходили без курток и штанов. Рабочая команда из трех стай выстроилась по одной стороне улицы, прокладывая дренаж. На такой простой работе, как копка канавы, три стаи могли работать совместно с некоторой надстайной координацией, и землю поддевали лопатами и перегружали в ведра с идеальной синхронностью.

Это уже не были рабы времен Свежевателя и Булата. Когда Равна и Джоанна проходили мимо, сверхстая вроде бы их заметила и на момент восстановила свои три когерентных личности, выкрикивая приветствия человеческими голосами. Равна узнала ту стаю, что в середине, – планировщик города у Свежевателя-Тиратект.

Джоанна поболтала с двумя, которые не очень хорошо говорили по-самнорски. Равна перебросилась словами с планировщиком города, узнала, зачем вообще ведется этот ремонт, ответила на вопрос стаи об инструментах, которые уже больше года обещали.

– У нас, естественно, перебои с поставками энергии. Но вы их получите вовремя, чтобы со снегом разгребаться.

И люди пошли дальше, к самой высокой улице Скрытого острова.

– Джоанна, а ведь сегодня, пожалуй, самый погожий день за все время, что мы здесь.

За линией крыш высоко поднимались внутренние холмы острова. Новый замок на Холме Звездолета, казалось, будто вышел из волшебной сказки, и крутые склоны, уходящие вниз от замка, корпус «Внеполосного» сверкали яркой зеленью.

Младшая улыбнулась:

– Да, такого точно не бывало.

Мимо в обе стороны проходили стаи, стараясь как можно дальше держаться друг от друга. Фургонам и керхогам сюда въезд был запрещен, и места для стай как раз хватало. Даже люди кое-где были видны впереди – старшие из беженцев-Детей, теперь выросшие и работающие на местных предприятиях. На миг Равна едва не представила себе…

– Это почти как где-нибудь в цивилизации.

Джоанна продолжала улыбаться, но с несколько озадаченным видом.

– В Верхней Лаборатории ничего такого не было.

Насколько было известно Равне, Верхняя Лаборатория представляла собой сеть бараков на безвоздушной планете красного карлика.

– А до того, – продолжала Джоанна, – до того мы жили в основном на Страуме. Города и парки. А тут? Я к здешним местам привыкла больше, чем к другим каким-нибудь, но чем они тебе напомнили о цивилизации?

У Равны о цивилизации Страума было свое мнение – и десять лет практики удерживать это мнение при себе. Поэтому она сказала только одно:

– Есть различие в деталях, но сходство в главном: здесь и люди, и инопланетяне, что за пределами цивилизации случается редко. Улицы здесь чистые и достаточно широкие. Я знаю, что стаям нужно дополнительное пространство, но… тут почти что исторический городской парк на какой-нибудь планете с многообразным населением. Можно сделать вид, что технологию просто не выставляют напоказ – вроде как держат в тех лавочках, по которым мы сегодня собираемся пройтись. Такое место вполне может быть на Сьяндре Кей – приманка для радостных туристов.

– Тогда меня устраивает, потому что я приехала искать подарок на день рождения!

Равна кивнула:

– Значит, у нас есть для этой поездки конструктивная цель.

Дети серьезно относились к своим «дням рождения». Как бы ни были спорны календарные даты, это был мост, соединяющий с прошлым. Равна спросила, подумав:

– А у кого это день рождения?

– А как ты думаешь?

Что-то было в облике Джо такое, что ответ делало очевидным.

– Невил?

– Ага. Сегодня его нет в городе – изучает возможности торговли в Восточной Долине. С людьми он отлично умеет ладить, не сомневаюсь, что не хуже поладит со стаями. В любом случае есть возможность раздобыть ему подарок, о котором он даже знать не будет.

Равна засмеялась. Ей столько терпения понадобилось на этих двоих, но вот Джо уже двадцать четыре, а Невилу как раз исполняется двадцать шесть. Среди старших детей это была самая идеальная пара.

– А что ты собираешься ему найти?

– Что-нибудь великолепное и очаровательное, конечно же.

У Джоанны были некоторые мысли. Оказалось, что она чаще здесь бывает, чем Равна, и допрашивала и Резчицу, и Странника о вещах, которые можно было бы вывозить из этой части планеты. Скрытый Остров не стал столицей Империи, как планировал прежний Свежеватель, но оказался сердцем Домена Резчицы – и на этой стороне Длинных Озер именно сюда надо было приходить за всякой экзотикой.

Так что они вдвоем заходили в одну лавку за другой, прошлись по летним рынкам, расположенным на мощеных площадях. У Джоанны был список – не только от Резчицы и Странника, но еще от ее подруг Рейны и Гиске – обе уже замужем, – и от самого Невила. Джоанна купила какую-то мозаичную ткань с пейзажами – как их видел бы каждый из элементов ее носителя.

– Не очень человеческое, – заметила Равна.

– Да, но Невилу нравится мазня пуантилистов. А мне напоминает протоцифровую живопись.

В другой лавке они рассматривали полудрагоценные камни в оправе из золота и бронзы. Равна, теоретически говоря, была царственной особой, но никаких бесплатных подарков ей не предлагали – даже не было просьб об «официальной поддержке» со стороны соправительницы Домена. Для средневекового правителя Резчица была очень передовым государственным деятелем.

– Можно сделать что-нибудь на заказ, вот даже из этой мозаичной материи.

– Ага, – согласилась Джоанна, и они свернули в Крошечный переулок, в глубине которого разместилась мастерская «Ларсндот, Иглз и К°».

К двухэтажному зданию пристроили летнюю веранду – навес на столбах. Венда Ларсндот-младшая стояла на коленях возле клиента, закалывая бархат вокруг его новых щенков.

– Привет, Джоанна, привет, Равна! – Семилетняя девочка просто просияла, но не поднялась. – Не могу сейчас разговаривать, эти надсмотрщики над рабами мне разогнуться не позволяют.

И она что-то чирикнула покупателю – что-то обнадеживающее.

– Но завтра ты в школу придешь? – спросила Равна.

Девочка – старшая во втором поколении – закатила глаза к небу:

– Конечно, конечно. Это у меня будет выходной. Мне шить нравится больше, чем мультики делать. Папа вон там, а мама в мастерской.

Это и были Бен и Венда Ларсндот, главные надсмотрщики Венды-младшей.

Бен был занят еще сильнее дочери. Народу было битком – для стай, – и наверняка от шума разум должен был глохнуть. Может, в такие погожие дни разыгрывается покупательская горячка?

Равна с Джоанной помахали Бену и пошли в мастерскую. У «Ларсндота, Иглза и К°» работниками были стаи. «Иглз» – это была в основном молодая стая-шестерка, изначально бывшая владельцем заведения. Иглз от партнерства выиграл, потому что профессия закройщика – одна из «проблематичных». Столь близко находиться к другой стае – это вызывает оцепенение ума, и потому есть всего несколько вещей, которые стаи могут делать в такой близости: драться, заниматься любовью и просто балдеть. Люди же для работы вблизи просто идеальны. Каждый человек не глупее стаи, и каждый может осмысленно работать даже вплотную к клиенту. Идеальная комбинация – хотя Равна опасалась, что Ларсндоты слишком далеко зашли. Встроиться в систему, стать нужными местному населению – это было невероятно важно. Но все-таки люди должны строить техническую цивилизацию, а не снимать мерки и подгонять ткань.

Сегодня дела было больше, чем могли переделать люди. И три закройщика из Стальных Когтей сидели на платформах с толстой мягкой обивкой. На полу перед каждым клиентом находился одиночный элемент закройщика, изо всех сил подгоняющий одежду. Для человеческих глаз процесс был комичен. Отделенные элементы были одеты в просторную форму, в пасти держали иглы в больших рукоятях, а портновские мерные ленты висели у них на шеях. Они не были совсем умалишенными – остальная часть стаи сидела на платформах, глядя вниз, и старалась поддерживать контакт, не оглупляя покупателя.

У элементов на полу была большая практика и существенное руководство сверху, но в способности к тонкой работе они лишь немного превосходили собак. Губы и челюсти могли давать сжатие, как пара слабых пальцев. Лапы у них тоже были неуклюжие, хотя часто на них надевали инструменты или металлические когти – с чем и было связано человеческое название местной расы.

У этих портных опыта хватало. Те части, что стояли внизу, умели снять с себя мерную ленту, умели передать ее клиенту. Следуя указаниям закройщика с платформы, клиент – если не слишком терял разум от пребывания среди себя чужака, – мог нормально держать ленту, пока портной его измерял. В иных случаях клиент придерживал ткань, а отделенный элемент портного брал булавку в зубы и аккуратно прикалывал.

Равна и Джоанна прошли через старую секцию дома, которую строили, не думая о людях. Пришлось наклоняться, чтобы не зацепить потолок, и неловко пробираться по короткому коридору в портняжную. Внутри в местном доме запах стай становился невыносимым. Равне в Верхнем Крае приходилось контактировать со многими расами, но всегда при хорошей вентиляции. Здесь таких удобств не было.

Впереди слышался смех Венды-старшей. Она в основном и вела дело, если не считать бухгалтерии. Как и большинство беженцев, она не очень хорошо владела устным счетом.

– Джоанна, Равна, привет!

Венда стояла возле рабочего стола – они выстроились в линию под высокими окнами дымчатого стекла, освещенные солнцем. В фирме «Ларнсдот, Иглз и К°» было три швеи, и сейчас все три были заняты. Венда сновала среди них, поправляя мерки, подавая новые штуки ткани, в том числе и драгоценного плетения «Внеполосного» – последний результат системы реализации графики.

Силка, младшая дочь Венды, сидела рядом с ней на столе, явно «помогая надзирать».

– Привет, Венда! Мне как раз нужен совет. – Джоанна положила мозаичную материю на смотровой стол. – Я хочу что-нибудь сделать для Невила, на его день рождения. Смотри, не слишком глупо смотреться будет на человеке?

– Силка, побудь пока здесь.

Как ни удивительно, трехлетняя девочка послушалась. Она глаз не могла оторвать от действий шьющей стаи.

Венда подошла к столу, боком протиснувшись между тяжелыми деревянными табуретами. Она уважительно кивнула Равне, потом подняла образец ткани, повертела в солнечных лучах.

– Да, это настоящий товар с нижнего берега, правда, Джоанна?

Они стали обсуждать ткань. Венде, когда детей отправили из Верхней Лаборатории, было шестнадцать, и она проснулась одной из первых. Получалось, что она старше всех беженцев, ровесница Невила Сторхерте. То есть ей было двадцать шесть. Лицо и голос у нее были довольные, но в волосах виднелась седина, на лице – признаки старения. Равна с самого начала изгнания читала человеческую историю как одержимая. В естественном состоянии без лечения человек начинал увядать немедленно, как только наступало взросление. Венда никогда не жаловалась, но тяжелее других – и уж точно тяжелее мальчиков ее возраста – несла бремя жизни Здесь. При этом она еще была счастливее многих других. Будучи достаточно взрослой перед бегством, она почти закончила обычный курс продления жизни. Ее возрастная группа продержится пару сотен лет.

Самые младшие ребята – и уж новое поколение точно – этого курса даже не начинали. Они будут стареть быстро и едва ли проживут хотя бы сто лет. Может быть, не доживут и до новых технологий, которые могли бы их спасти. В этом случае их единственной надеждой могло быть возвращение в гибернацию.

Один из закройщиков подошел и встал вокруг стола. Четверо его взобрались на табуретки, наклонились рассмотреть ткань со всех сторон. Стая эта была пятеркой, в основном старой. По-самнорски он кое-что понимал, но говорил на межстайном, аккуратно выбирая слова. Для Равны эти звуки были едва лишь членораздельны, но было понятно, что портному приятно поболтать с Джоанной. Этот портной был ветераном долгого перехода Резчицы к побережью и Битвы на Холме Звездолета. У Джоанны было больше знакомых стай, чем у всех, кого знала Равна, и она среди них считалась выдающимся героем. Может, поэтому Резчица простила Джо, когда та во втором году впала в безумие.

В конце разговора Джоанна, Венда и стая-портной сообразили причудливый фасон накидки и штанов, который, как уверяла Венда, удовлетворит и моду, и Невила. Лучшего свидетельства отсутствия универсальной эстетики Равна не видела никогда.

– А эти пряжки я тебе принесу, – закончила Джоанна.

– Отлично, отлично, – закивала Венда. – Но важнее всего мне сейчас знать мерки Невила.

– Ладно, сниму их. Но понимаешь, это сюрприз. Он знает, что будем праздновать, но…

– Ага. А если снять мерки, он наверняка догадается.

– Найду способ.

И Венда вместе с Джоанной засмеялись.

Джоанна продолжала смеяться и на улице.

– Нет, Равна, честно, никакого второго смысла.

Но, даже перестав смеяться, она улыбалась как сумасшедшая.

День тянулся вечно. Тени поворачивались, поворачивались, но даже не удлинялись к закату. Равна и Джоанна остановились пару раз возле среброкузнецов, но Джоанна хотела чего-то неповторимого. Сейчас они находились у северного конца верхней улицы. Лабиринт торговых палаток стоял настолько тесно, насколько могли выдержать стаи, не больше нескольких метров друг от друга.

– Похоже, иностранцев больше обычного? – отметила Равна.

Это лишь отчасти был вопрос. Стаи Восточного Дома можно было узнать по забавным красным курткам. Другие отличались рассеянными позами или скандальным заигрыванием. Объяснение всех деталей – еще одна причина, по которым Равна любила гулять с Джоанной Олсндот.

Сегодня Джоанна не была таким уж идеальным экскурсоводом.

– Я… да, я думаю, ты права. – Она оглядела хаос палаток. – Не обратила внимания. – Увидев улыбку на лице Равны, она спросила: – А что?

– Знаешь, сегодня ты останавливалась поболтать лишь с каждой четвертой стаей, которая нам встречалась.

– Ну, так я же всех не знаю… постой, ты правда думаешь, что сегодня я не отвечала своему обычному социальному стандарту? Ну, не знаю. – Они прошли еще несколько шагов в сторону от палаток. Когда Джоанна снова посмотрела на Равну, на лице у девушки все еще была улыбка, но к ней примешивалось некоторое удивление. – А знаешь, ты права. Я не чувствую теперь того, что чувствовала раньше. Странно это. Ну, вся наша жизнь. Так все трудно и так долго.

Когда Равну Бергсндот одолевала жалость к себе, она пыталась представить, каково живется Джоанне и ее маленькому братцу. Как все Дети, эти двое были сиротами, но их родители пролетели весь путь до приземления на планете. Их убили на глазах у Джоанны, а потом на ее же глазах перебили половину ее одноклассников. К тринадцати годам она прожила год под открытым небом, зачастую среди друзей, иногда среди них бывали предатели. Но она и ее младший брат руководили «Внеполосным» в битве на Холме Звездолета.

Некоторые из Детей восприняли местную жизнь со слишком большой готовностью, забывая цивилизацию. Другие никак не могли привыкнуть к своему падению с Неба. А вот такие, как Джо, внушали Равне веру, что они – если дать им время – сумеют преодолеть суровую судьбу.

Купеческие лавки остались позади, и они шли теперь через ту часть города, где в последние годы поставили общественные здания. Джоанна будто не замечала ничего, была где-то далеко и улыбалась этой блуждающей улыбкой.

– Сперва туго пришлось, а потом мы разоблачили Хранителя и победили властителя Булата. А с тех пор… – В голосе ее зазвучало удивление. – В общем, отличное время идет. Столько надо сделать! И Фрагментарий, и Академия Детей, и…

– Ты вся погрузилась в создание нового мира, – подсказала Равна.

– Я знаю. Но сейчас все даже еще лучше. С тех пор как мы начали встречаться с Невилом, жить стало куда веселее. Меня заинтересовали личности человеческого типа. Мы с Невилом стали… ближе друг другу. И я хочу, чтобы этот его день рождения был особенным.

Ха!

Равна протянула руку, тронула Джоанну за плечо.

– Так что когда…

Джоанна засмеялась:

– Ах, Невил такой традиционалист! Я всерьез думаю, что он ждет от меня предложения. – Она посмотрела на Равну, улыбаясь теперь и весело, и хитро. – Смешно сказать, но как раз после этого дня рождения я именно так и поступлю!

– Так это ж чудесно! Ох, какая будет свадьба! – Они остановились, радостно улыбаясь друг другу. – Уж не сомневайся, что Резчица придумает новые церемонии.

– Ага, она мою репутацию использует немилосердно.

– Ну и отлично. Это на самом деле значит для нас даже больше, чем для Стальных Когтей. Вы с Невилом очень популярны – он среди Детей, ты среди них. Может быть…

Может быть, сейчас как раз время.

– Что может быть?

Равна вытащила Джо на середину улицы – ей не хотелось, чтобы к ним принюхивались проходящие стаи.

– Да просто мне жуть до чего надоело быть королевой-соправительницей.

– Равна! Это же так полезно было все эти десять лет! И Резчица сама это предложила. В истории этого мира есть прецеденты, и в нашей тоже.

– Да, – согласилась Равна. – На Ньоре.

В Век Принцесс была старшая принцесса и младшая, Теки. Сам Век Принцесс повторялся в истории любой известной человеческой цивилизации – в той, в частности, которая породила и Сьяндру Кей, откуда родом Равна, и царство Страум, родину Джоанны.

Страумцы не очень любят оглядываться назад, но Равна им рассказала о Веке Принцесс. В Академии она с помощью этой истории строила мост между людьми и Доменом.

– Ты должна радоваться, что ты соправительница, Равна. Ручаюсь, что ты играла в королеву, когда была ребенком.

Равна замялась – как-то неловко было признаваться.

– Да, наверное. Я поняла, что реальность… обескураживает, и для начала мне было необходимо стать равной королеве. Но сейчас вы, ребята, уже твердо встали на ноги. А мне нужно сосредоточиться на внешних срочных делах. У нас всего несколько столетий до того, как в город ворвутся по-настоящему плохие парни.

Равна не рассказывала детям о своем сумасшедшем сне или о глюке зонографа. Повторений не случалось, а данные были весьма ненадежные. Но она стала работать изо всех сил и так же изо всех сил старалась не выглядеть сумасшедшей.

Равна отвернулась от Джоанны. Несколько шагов она смотрела только под ноги, аккуратно ступая по булыжникам.

– А может быть, и того меньше. У флота Погибели не осталось работающих рамскупов, но наверняка они могут несколько килограммов разогнать до субсветовой. Может, у них сохранилась и связь с богом, может, они даже нашли способ прикнопить нас на световой скорости. И я все время должна сейчас посвятить тому, чтобы мы были готовы их встретить.

Джоанна не ответила. Равна еще несколько шагов помолчала, потом повторила главное:

– То есть я должна больше времени проводить на «Внеполосном». В конце концов, я библиотекарь, и в такой ситуации, как сейчас, любое отклонение от этой работы будет пустой тратой сил. И лучше всего будет, если соправителями у Резчицы будете вы с Невилом.

Пораженная Джоанна уставилась на Равну:

– Ты с ума сошла?

Равна улыбнулась:

– В этом в разное время обвиняли нас обеих.

– Ха! – возразила Джоанна и обняла Равну за плечи. – Если мы обе и спятили, то очень по-разному. Равна, ты нам нужна…

– Знаю. Я мать-вожатая ячейки скаутов, оставшейся от всего человечества.

Эта старая и капризная жалоба должна была бы вызвать у Джоанны улыбку, но девушка осталась серьезна до свирепости.

– Равна, ты мать всех нас, кто остался здесь. Десять лет назад мы были несмышленышами, а для стай – диковинными животными. Ты нас удержала всех вместе и была нам матерью – иначе бы большинство из нас умерли бы в спячке, а немногие выжившие одичали бы в здешней глуши!

– Я… ну ладно. – Надо перегруппироваться. – Я делала то, что надо было сделать. Сейчас мы должны подготовиться к будущему. Я единственная из всех нас, кто обучен работать с системами планирования «Внеполосного». Вот почему мне сейчас нужно посвятить этому все время. Руководить должны вы с Невилом. Я же не руководитель, а библиотекарь.

– Ты и то и другое. Именно библиотекари и археологи всегда возвращали утраченную цивилизацию.

– Тут другое. Ни в каких развалинах ничего искать не надо – все ответы есть на «Внеполосном». – Равна указала в сторону холма. – Вначале я вам была нужна, но теперь Дети вроде тебя стали взрослыми. От меня более чем когда-либо нужно техническое планирование, но быть руководителем… я просто устала.

– Твои решения популярны, Равна.

– Некоторые. Другие нет, или непопулярны вначале – год или два. А то и пять – десять.

А некоторые могут быть неверны столетиями – а потом внезапно и страшно стать верными.

– Я не понимала, что тебе так… одиноко. У нас всех есть ты, и я думала, что ты чувствуешь то же самое. – Джоанна посмотрела на сумки с образцами тканей и подарочными безделушками, тихо засмеялась. – Ладно, сменим тему. Я невероятно счастлива с Невилом. От него жизнь светлее стала. И я просто не думала, как было бы без этого, в одиночестве. Ты часто вспоминаешь Фама?

– Иногда. – Всегда. – У нас было что-то хорошее, но слишком много было другого с ним связано. Сила, которая им владела, внушала страх.

– Ага. – Джоанна познакомилась с Фамом Нювеном как раз перед концом и видела, насколько страшным может быть страшное. – Нас тут сто пятьдесят, Равна. Мы все тебя любим – по крайней мере почти всегда. Ты думала когда-нибудь, что теперь, когда нас много, может найтись кто-то один, с кем… с кем ты могла бы быть вместе?

Впереди шла небольшая группа Детей возраста Джоанны и постарше. Шли в ближайший паб. Равна мотнула головой в их сторону:

– Ты серьезно?

Девушка смущенно улыбнулась:

– Ну вот смотри, я же кого-то нашла? Я только говорю, что ты о нас думаешь как о детях. Думаешь… ну, ты и правда проживешь дольше любого из нас.

– Не говори так. Вы теперь стареете, но это только пока. Когда-нибудь у нас появятся ресурсы, чтобы восстановить достойную медицину. Сегодняшняя ситуация – временная.

– Верно. И если ты нас поведешь, мы эту технологию обретем в конце концов. И тогда нас будут десятки тысяч. И если уж в этой куче ты не отыщешь Того, Кто Нужен, то причину надо будет искать в тебе.

– Да, ты права, наверное.

– Конечно, права! Ты только не забывай, насколько мы тебе благодарны, даже когда протестуем. А мы с Невилом постараемся тебя поддержать.

– Я не против протестов, я даже за.

– Ты меня поняла. Для таких людей, как Венда и Бен, твой голос очень важен.

– Ладно, отложим вопрос про тебя и Невила. Сейчас не будем.

– Ф-фух! – преувеличенно громко вздохнула Джоанна, но Равна видела, что она всерьез. – Да, Равна, и знаешь что? Пожалуйста, не говори Невилу про этот разговор. Он сразу бросится что-нибудь делать.

Квартал таверн располагался вблизи центра Скрытого острова, сразу к югу от Старого замка. На самом деле замок был не такой старый, хотя и старше прибытия Детей лет на пятьдесят. Замок Свежевателя был местом страха, легендой континента. Свежеватель – еще не преобразованный Свежеватель – строил относительно своей расы грандиозные планы. До прибытия людей в этом мире еще даже порох не открыли, а печатный станок был новинкой. А Свежеватель строил одновременно и тоталитарное государство, и нечто вроде научного метода. Ходили слухи, что его чудовищные стаи все еще прячутся в Старом замке. Равна знала, что это неправда, хотя у Свежевателя-Тиратект были свои сторонники, шпионы, дублирующие тайных агентов самой Резчицы.

Солнце ползло к северу, тени протянулись теперь через всю улицу.

Женщины прошли мимо первой из пивнушек.

– Только вчера здесь были, – сказала о ней Джоанна. – Сейчас клиенты – в основном пастухи с материка, празднующие перегон скота.

Впереди были пивные, с большей вероятностью могущие привлечь купцов с Длинных Озер или шпионов из Восточного Дома. Тут полно было сплетен, вопросов и непривычности. Равна заметила эту стаю через улицу: очень похожая на те, что шатались за ними по рынку.

Джоанна перехватила ее взгляд.

– Ты не бойся, это Бородани, из ребят Резчицы. Я его по ушам низкой частоты узнаю. – Она помахала стае рукой и засмеялась. – И ты говоришь, что здесь действительно похоже на город Среднего Края?

– Слегка. Иногда я могла бы обмануть себя на пару минут. На Сьяндре Кей с полдюжины основных рас, хотя ничего похожего на стаи. Мы, люди, всего лишь третья по численности. Но мы популярны. И есть туристские городки, имитирующие старые людские времена, и они привлекают не только людей, но еще по меньшей мере две других расы.

– И там народ прогуливается, да? Мы могли бы почти представить себе, что ищем приключений в каком-нибудь дорогом клубе?

– У вас в Страумском царстве бывала такая романтика?

– Вообще-то да, но я же, сама понимаешь, была скороспелкой-ботаником. А тебе приходилось реально такое испытывать?

– Ну да. Пару раз.

Застенчивой студенткой колледжа, пока не получила диплом и не была направлена в Организацию Вриними. А там, во Вриними, общение было исключительно с негуманоидами – по крайней мере до появления Фама.

– Так эти таверны очень похожи на бары, которые были там в цивилизации?

– Гм… не слишком похожи. «Бары» на Сьяндре Кей были переполнены – до «Хора», по меркам стай. Для людей и некоторых других рас это было отчасти связано с ухаживанием, знакомством. А здесь…

– Здесь все друг друга знают с самого раннего детства, и нас тут слишком мало, чтобы заполнить эти пивные. Но все равно забавно себе представить. Вот, например, это заведение.

Это заведение было «Знак богомола». Само слово было написано местными рунами под метровой высоты изображением странного насекомого на двух ногах. Равна никогда не видала настоящего, но слыхала, что эти твари – вездесущее проклятие прибрежных городов. Правда, самые крупные из настоящих богомолов были не больше пяти сантиметров. Где бы ни рассказывали истории о приземлении людей, всегда возникал вопрос, как странно выглядят эти инопланетяне. А поскольку видео не существовало и показать его было невозможно – просто некая стая рассказывала доверчивым слушателям, тоже стаям, – то людей часто уподобляли «большим-большим богомолам». Сама вывеска «Знака богомола» – деревянная доска – была привезена из бара в Длинных Озерах. И получилось остроумно, потому что именно этот паб стал у людей излюбленным.

Изнутри слышалась музыка.

– Видишь? Точно как ночной клуб в цивилизации? – спросила Джоанна.

Человеческая музыка, человеческие голоса и звучание нескольких инструментов – или одного синтезатора. Внутри не будет ни синтезатора, ни инструментов, ни даже, может быть, поющих людей. Слова – это были какие-то детские стишки, а музыка – не совсем детская мелодия. Все эти звуки вполне могла бы издавать одна стая. Нет сомнения, что она аранжировала нечто, взятое на «Внеполосном». На почве этой планеты людская культура восстанавливалась с нуля, из воспоминаний машины и искажений, внесенных расой средневековых стай.

К входной двери главного зала вели аккуратно выкрашенные деревянные ступени. Джоанна побежала вверх, Равна за ней. Они уже прошли полпути, когда открылась дверь и на верхнюю площадку высыпала группа людей-подростков. Один из них обернулся обратно к бару, говоря что-то вроде:

– А ты подумай, подумай. Так больше смысла получается, чем…

Равна отодвинулась, пропуская их. Лестница была рассчитана на одну стаю и была лишь чуть пошире одиночного элемента. Ребята Равну не видели, но когда заметили Джоанну, тут же замолчали. Когда они проходили мимо, она услышала слова одного из них:

– Это твоя сестра, Джеф.

Голос Джоанны прозвучал несколько резковато:

– А что это вы тут делаете?

Шедший впереди – по голосу, похоже, Ганнон Йоркенруд – ответил:

– Сообщаем людям правду, юная госпожа.

Да, это был Ганнон. Мальчишка увидел Равну – и ухмылка сползла с лица. Чудо из чудес – он даже постарался казаться незаметным! И бочком пробрался мимо, не глядя в глаза.

Трое ребят, идущих за ним, были помоложе: один семнадцати лет, один девятнадцати, и оба из трудных детишек. Они оба притихли, молча прошли мимо и торопливо спустились. И у всех были эти короткие штаны и дурацкие низкие башмаки, что вошли в моду в начале лета. В дождливый и холодный день должны зябнуть коленки и ноги промокать.

А наверху на лестнице слышался голос Джоанны:

– Так что стряслось, Джефри?

Слова были сказаны без нажима, но Равна отметила, что девушка встала посередине лестницы. А наверху, естественно, находились Джефри и Амди. И человек, и стая были иллюстрацией понятия «неприятный сюрприз». Стая – Амдиранифани – была расстроена серьезнее, и даже Равна это видела. Джефри держался чуть лучше.

– Привет, сестрица, привет, Равна. Давненько не виделись.

Амди спустился по лестнице, ткнулся головой в Джоанну и двумя в Равну.

– Как я рад вас видеть! – сказала стая детским голосом. Амдиранифани был восьмеркой – практически предел численности для ясно мыслящей стаи. Когда Равна впервые его увидела, он состоял из одних щенков. Они были такие маленькие, что половину Амди можно было унести на руках, а другая половина кувыркалась у ног, задавая вопросы и хвастаясь. Они с маленьким Джефри были так близки, что местные их считали одной стаей и дали им имя Амдиджефри. Но больше их так ни одна стая не звала. Сейчас каждый из элементов Амди вырос в большую особь с несколько избыточным весом. На первый взгляд он физически подавлял. На второй – становилось ясно, что Амди слишком стеснителен, чтобы кого-нибудь запугивать. А на третий – если удавалось его хорошо узнать или он хотел показать себя – становилось понятно, что Амди – пожалуй что самое разумное существо Здесь.

Равна потрепала по голове ближайшего элемента, улыбнулась стае, потом Джефри.

– Да, и я рада вас видеть.

– И как раз вовремя, – вставила Джоанна, не поддаваясь на небрежный тон брата.

Равна махнула ей рукой: «Все в порядке». Цивилизованности у Джефри явно не было в избытке, и Равна не хотела возвращения к его бунтарским годам. Но Джоанна будто не заметила:

– Так что случилось, братец?

Мальчик ответил слегка раздраженно:

– Ты же знаешь, я всю весну был на берегу с группой Мери Лиссндот, разведывая специальные металлы, которые «Внеполосный» считает…

– Знаю, Джеф. И что ты трахал Мери и всех вообще девиц, до которых дотянуться мог. Но ты уже – сколько как вернулся? И ни слова?

Раздражение проявилось полностью:

– Джо, отстань. Ты не мой владелец.

– Я твоя сестра! Я… – Она от возмущения не находила слов.

Равна заметила, что Амди сжался, отступил, будто пытаясь спрятаться за Джефри. Она лихорадочно думала, как предотвратить грядущую катастрофу. Так хорошо было все у Джефри в последний год. А, вот что.

– Отлично, Джефри. Я видела отчеты экспедиции. Хорошая работа. – Хотя, может, слишком неуклюже выбран повод. – Но меня больше интересует, что происходит у этих твоих… – Она махнула рукой в сторону ушедших по лестнице. Сказать «твоих друзей»? Надеюсь, что нет. – Что это за «правда», которую говорил Ганнон?

– Да так, ничего.

– Да-да, ничего, – закивал всеми головами Амди.

– Тогда ладно.

Равна пошла по лестнице вверх. Джефри было девятнадцать лет – взрослый человек по меркам и Сьяндры Кей, и Страума. И не важно уже, что Джеф был хорошим мальчиком, добрым и смелым. И не должно быть важно, что в последние годы он был самым непослушным в прыщавой толпе. Слава богу, что Джоанна показала на него Невилу. Там, где даже Джоанна не могла его уговорить, там ровный и дипломатичный Невил достигал успеха. При некотором везении теперешняя проблема могла оказаться просто временным регрессом.

– Мы просто хотим посмотреть, как там дела у всех, – сказала Равна и махнула в сторону входа за плечами Амди и Джефри. – А мы втроем можем поговорить в любое время, когда захочешь.

Джефри на секунду смешался, но потом ее доброжелательные слова изменили его настроение.

– Да понятно. Давайте поговорим. Все это как-то – ну, странновато.

Он обернулся и придержал дверь паба для Равны и сестры.

Внутри было тепло – напоминание, что даже в летний день в тени бывает холодно. Стоял запах дыма и пряностей и обычный запах тела от стай. Джефри протиснулся мимо Джо и Равны, повел их по низкому узкому коридору, где дым был еще гуще. Стандартам гигиены и противопожарной безопасности еще только предстояло прийти в этот мир.

Равна просто молча шла по коридору, ошеломленная сумасшедшими гравюрами на стенах – представления стай о том, как выглядит жизнь в Крае, – и думая о переменах, которые за какие-то десять лет произошли в ее Детях. Забавно, ей всегда представлялось, что Джоанна высокая, даже когда девочке было всего тринадцать. Но тут дело было в ее личности – она даже сейчас была ростом всего метр семьдесят, едва-едва выше Равны. А Джефри? Он всегда казался маленьким. Но он и был низкорослым, когда приземлился Фам и спас его от властителя Булата. Она помнила, как сиротка тянул к ней ручки. А сейчас видно было, как ему приходится пригибаться, чтобы не зацепить потолок. Если этот парень выпрямится, то метра два в нем будет.

Музыка становилась громче. Мелькал цветной свет – наверное, из этих сумасшедших канделябров на стенах. Джефри шагнул в дверь, Равна, Джоанна и Амди за ним.

В «Богомоле» был сводчатый потолок и обитые войлоком ниши на возвышении вдоль стен. Сегодня клиенты были в основном люди. Две-три стаи на возвышениях, но стая-бармен только одна на весь основной зал. А музыка – что неудивительно – исходила от бармена.

– Так быстро вернулись? – крикнул кто-то Амди и Джефри, потом увидели Равну и Джоанну. Послышался нервный смех. – Ух ты! Мы тут вели предательские разговоры всего пять минут назад, и вот уже тайная полиция явилась!

– Я их на лестнице встретил, – ответил Джефри.

– Из чего следует, что надо было через выход идти, как все порядочные люди.

Это сказала Хейда Ойслер. Она все еще смеялась над своей шуткой про тайную полицию. Некоторых эта шутка покоробила, но уж так всегда было – чувство юмора Хейды бывало ее злейшим врагом. По крайней мере здесь не было замкнутых лиц, которые увидела Равна на лестнице. Хейда подтянула несколько стульев и помахала рукой, приглашая пришедших сесть.

Они сели, и блуждающий элемент бармена уже оказался рядом, принес пиво. Равна посмотрела на сидящих за столом. Десять ребят… нет. Десять взрослых. Джефри и Хейда здесь самые молодые. Но родителей пока среди них нет, хотя есть одна недавно женатая пара.

Джоанна взяла кружку, подняла ее в насмешливом приветствии Хейде:

– Раз тайная полиция прибыла, считайте, что вы на допросе. Какие преступные замыслы лелеем?

– Да обычные безобразия.

Но тут у Хейды кончились остроумные ответы, и это было удачно: когда Хейду начинало нести, могло стать очень неловко.

Были обычные шуточки для взрослых насчет Тами и Уилма – которые на самом деле оказались, по сути, правдой.

– Да мы тут просто рассуждали насчет «Группы изучения катастрофы».

– Ага.

Джоанна поставила пиво на стол.

– А что это? – спросила Равна. – Звучит жуть до чего официально, а я думала, что в курсе всего «жуть до чего официального».

– Да это только потому… – начала Хейда, но ее перебила, выручив, Эльспа Латтерби:

– Это три громких слова, за которыми приличное умение принимать желаемое за действительное. – Никто ничего не сказал, и Эльспа, пожав плечами, заговорила дальше: – Понимаете, мадам…

– Эльспа, прошу тебя, называй меня Равна.

Вот всегда я это говорю, а некоторые, как Эльспа, всегда забывают.

– Да, прошу прощения, Равна. Так вот, я говорю, что вы со Стальными Когтями сделали все, чтобы заменить нам родителей. Я знаю, как много Резчица и Свежеватель-Тиратект тратили на нашу Академию. И мы изо всех сил стараемся реализоваться – в этом мире. Самые молодые из нас вполне довольны. – У нее на лице мелькнула улыбка. – У моей сестренки есть Бизли и людские товарищи для игр. У нее есть я, и она не очень помнит наших родных. Гери эта планета представляется чудесной.

Равна наклонила голову:

– Все так. Но для старших здешняя жизнь – это эпилог к какому-то холокосту?

Сама Равна часто видела ее именно так.

Эльспа кивнула:

– Наверное, это неправильно, но так многие думают. Не все, конечно. Мы помним родителей и цивилизацию – неудивительно, что некоторым из нас потеря так горька. У катастроф бывает такой эффект, когда никто из живущих за них не отвечает.

Джефри не дал себе труда брать человеческий стул, а сел на насест, который обычно используют Стальные Когти. Оттуда он смотрел мрачно.

– И неудивительно, что такие люди называют себя «Группой изучения катастрофы», – сказал он.

Равна улыбнулась всем:

– Я полагаю, все мы раньше или позже перебывали членами этого клуба – те из нас, кто серьезно относится к новейшей истории.

Элемент бармена ушел, и Амди возник весь вокруг двух столов – голова там, голова здесь, частично взобрался на высокие табуреты. Он любил смотреть со всех сторон – и его было достаточно, чтобы это хорошо получалось. Двое на стульях склонили головы набок, но голос Амди шел будто отовсюду.

– Так что это получается немножко похоже на меня и некоторые другие эксперименты господина Булата. Очень много жизней ушло на наше создание. Я вышел отлично, может быть, но остальные все еще в жутком состоянии. Иногда мы собираемся и стонем-плачем, как нас жутко обижали. Но вряд ли мы можем с этим что-то сделать.

– Ты прав, Амди, – кивнула Эльспа. – Но ты хотя бы можешь за это ненавидеть конкретное чудовище.

– А у нас, – сказала Равна, – есть для того Погибель. Она чудовищнее всего, что может себе представить ум любого жителя Края. Мы знаем, что битва с этим злом убила ваших родителей в Страумском царстве и косвенно погубила Сьяндру Кей. Чтобы преградить путь Погибели, много цивилизаций в Галактике принесли себя в жертву.

Все покачали головами, а один из мальчиков, Овин Верринг, ответил:

– Мы этого знать не можем.

– О'кей, в последнем мы не можем быть уверены. Разрушение было так обширно, что разрушило и наши возможности его измерить. Но…

– Нет, я вот о чем: мы вообще мало что можем об этом знать. Вот смотрите: наши родители были учеными. Они вели исследования в Нижнем Переходе – место опасное. Они играли с неизвестным.

«Все правильно понимаешь, мальчик», – подумала Равна.

– Но это делают миллионы других рас, – продолжал Овин. – Наиболее обычный способ рождения новой Силы. Мой отец решил, что сам Страум в конце концов колонизирует покинутую систему какого-нибудь коричневого карлика в Нижнем Переходе и мы тоже перейдем. Он говорил, что мы, страумеры, всегда стремились в неведомое, что мы – те, кто рискует. – Очевидно, он заметил смену выражения на лице Равны и заторопился: – А потом что-то получилось очень плохо, не так, как думали. И это тоже не могло не случаться с тысячами рас. Экспедиции вроде нашей Верхней Лаборатории часто бывали либо поглощены тем, что живет Там, либо просто уничтожены. Иногда погибала и исходная звездная система. Но что случилось с нами – что заставило нас спуститься Сюда? Это не вяжется с тем, что мы знаем о той ситуации.

– Я… – Равна осеклась. Как это сказать? «Ваши родители были жадными, небрежными, и им исключительно не повезло»? Она любила этих детишек – ну, почти всех, и готова была сделать почти все, чтобы их всех защитить, но когда она на них смотрела, иногда думала только о том, до какой катастрофы довела их жадность родителей. Она посмотрела на Джоанну, ища помощи.

И как часто бывало, когда приходилось туго, Джоанна бросилась в прорыв:

– Я немножко больше помню, чем большинство из нас, Овин. Я помню, как родители готовили наше бегство. Верхняя Лаборатория – это не была обычная попытка Перехода. У нас был брошенный архив, мы занимались археологией самих Сил…

– Мне это известно, Джоанна, – перебил Овин несколько резко.

– И этот архив пробудился. Мои родители знали о возможности, что нас водят за нос. Да, я понимаю, это знали все взрослые. Но в конце концов мои сообразили, что риски выше очевидного. Мы откопали что-то такое, что могло быть угрозой Самим Силам.

– И они тебе такое сказали?

– Не тогда. На самом деле я не знаю точно, как папа с мамой сумели провести все приготовления. Изначально нас, Детей, было триста. Каким-то образом вытащили гибернаторы из медицинского хранилища, погрузили на контейнеровоз. Как-то выписали нас всех из школы – вы это все помните.

Кивающие головы.

– Если это просыпалась Сила, она бы не могла не заметить, что задумали твои родители.

– Я… – Джоанна осеклась. – Ты прав. Их должны были поймать. Должны были быть и другие, работающие с ними для организации нашего бегства.

– Я ничего не заметила, – сказала Хейда.

– И я, – добавил чей-то голос.

– И я, – сказал Овин. – Помните, как мы жили? Временно герметизированные обитаемые станции, на голове друг у друга? Я видел, что мои родители стали раздражительными, ну, перепуганными. Но не было места для каких-то тайных операций. Кажется разумным – и это один из аргументов «Группы изучения катастрофы», – что наше бегство было просто ходом в Чьей-то игре.

– В Академии мы говорили о Контрмере, Овин. Вам действительно была оказана особая помощь. В конечном счете именно Контрмера… – с участием Фама и Старика, – преградила путь Погибели.

– Да, сударыня, – ответил Овин. – Но это и показывает, как мало мы знаем и о героях, и о злодеях. Мы застряли Здесь. И мы – те, кто старше других, – чувствуем, что потеряли все. А по официальной истории вполне можно было бы героев и злодеев поменять местами.

– Да? И кто же распространяет такую чушь?

Равна не сдержалась, слова выскочили сами. Вот тебе и бархатное руководство.

Овин как-то сжался.

– Да никто конкретно.

– Да? А те трое, с которыми я сейчас разминулась на лестнице?

Джефри заерзал на табуретке:

– На лестнице ты и меня встретила, Равна. А эти трое просто повторяли сплетни. С тем же успехом можно обвинить нас всех.

– Если это «просто каждый», то кто придумал название «Группа изучения катастрофы»? Кто-то за этим стоит, и я хочу знать…

Она почувствовала прикосновение к рукаву. Джоанна подержала руку секунду – достаточно, чтобы прервать поток гневных слов. Потом девушка сказала:

– Такого типа сомнения существовали всегда.

– Ты имеешь в виду – сомнения в угрозе со стороны Погибели?

– Да, в разной степени, – кивнула Джоанна. – Я знаю, что ты и сама сомневалась. Например, сейчас, когда флот Погибели остановлен Контрмерой, останется у него дальнейший интерес губить мир Стальных Когтей?

– У нас нет иного выбора, как верить, что остатки флота желают нас уничтожить.

Мой сон…

– Ладно, но даже тогда остается вопрос, насколько они опасны. Флот от нас в тридцати световых годах, вряд ли способный передвигаться быстрее светового года за сто лет. У нас на подготовку тысячелетия, даже если они желают нам зла.

– Какая-то часть флота может оказаться быстрее.

– Тогда у нас «всего» несколько веков. Технические цивилизации строились и быстрее.

Равна закатила глаза:

– Отстраивались они быстрее. И у нас может и этого времени не быть. Вполне возможно, что флот может построить малые рамскупы. Может быть, снова подвинутся Зоны… – Она заставила себя перевести дыхание и продолжала уже чуть спокойнее: – Весь смысл, вся цель того, чему мы учим в Академии, что мы должны быть готовы как можно скорее, ничего не жалея для этого. От нас требуются жертвы.

Вокруг заговорил детский голос – Амди:

– Я думаю, именно это и обсуждает «Группа изучения катастрофы». Ее участники отрицают, что Погибель когда-либо была угрозой людям или Стальным Когтям. А если она действительно угроза, говорят они, то такой ее сделала Контрмера.

Молчание. И даже музыкальный фон бармена стих. Очевидно, Равна последней должна была понять чудовищный смысл утверждения. И наконец она тихо сказала:

– Амди, не может быть, чтобы ты серьезно.

По Амди пробежало странное выражение: смущенное раскаяние. Каждый из его элементов был четырнадцати лет от роду, вполне взрослая особь, но разум его был моложе, чем у любой известной Равне стае. При всей своей гениальности, Амди был существом стеснительным и очень подобным ребенку.

Джефри на той стороне стола успокаивающе потрепал по холке одного из Амди.

– Конечно, он не хочет сказать, что он так считает, Равна. Но он говорит правду. ГИК исходит из положения, что мы не знаем ни что произошло в Верхней Лаборатории, ни как нам удалось сбежать. Исходя из того, что нам известно, они утверждают, что можно поменять местами хороших и плохих. В таком случае действия Контрмеры десять лет назад были бойней галактического масштаба – и никакие страшные монстры нам сейчас не угрожают.

– Ты сам тоже так думаешь?

Джефри возмущенно взметнул руки:

– Да нет, конечно! Я только озвучиваю то, что другим мешает сказать вслух… назовем это «дипломатичность». И сразу говорю: ручаюсь, что никто из присутствующих в это тоже не верит. Но для ребят в целом…

– Особенно некоторых старших, – вставил Овин.

– …такая точка зрения весьма привлекательна. – Джефри секунду пристально смотрел на нее, словно ждал возражений. – Привлекательна – поскольку получается, что наши родители не создавали этой чудовищной «погибели». Не были полными дураками. И еще она привлекательна тем, что жертвы, нами приносимые, оказываются… излишними.

Равна постаралась ничем не выдать волнения:

– Какие именно жертвы? Изучение программирования низкого уровня? Изучение счета без машин?

– В частности, то, что нами командуют другие и говорят, что делать! – влезла в разговор Хейда.

Эти ребята даже названий не знали дотехнологических методов построения консенсуса. Пропуск этой стадии был одним из выбранных Равной упрощений. Она надеялась, что доверие, взаимная преданность и общие цели будут достаточны, пока эти ребята не станут более технологичными… и более людьми.

– Что нами командуют – это тоже часть вопроса, – согласился Овин, – но для некоторых более важный вопрос – медицинская ситуация. – Он посмотрел на Равну в упор: – Идут годы, ты правишь, и ты все еще выглядишь молодой, такой вот, как Джоанна сейчас.

– Овин, мне всего тридцать пять лет! – Речь шла о человеческом стандартном тридцатимегасекундном годе, который был принят и на Страуме. – Неудивительно, что я молодо выгляжу. У себя на Сьяндре Кей я была бы еще среди самых младших специалистов.

– Да, и через тысячи лет ты будешь выглядеть так же молодо. А мы все – даже старшие – уже будем сотни лет как мертвы. На некоторых из нас уже виден процесс распада – ну, волосы теряют, как будто после радиационного поражения, жиреют. Самые молодые едва прошли начальные процедуры продления жизни. А наши дети будут вымирать как мухи, на десятки лет раньше нас.

Равна подумала о седеющих волосах Венды Ларсндот.

Но это не значит, что я не права!

– Послушай, Овин. В конце концов мы усилим и ускорим медицинские исследования. Но нет смысла ставить их в начало. Я тебе могу показать схемы развития, которые генерирует «Внеполосный». На пути эффективной медицины – миллионы ловушек. Какой метод лечения окажется удачным – и для кого, – мы никак не можем знать заранее. А крах медицинской программы задержит нас как трясина. У нас не менее двадцати рабочих гибернационных камер, и я не сомневаюсь, что расходные материалы мы для них создадим. Если нужно будет, заморозим любого, кому будет грозить смерть от старости, умирать не придется никому.

Овин Верринг поднял руку.

– Я понимаю, госпожа Равна. Думаю, что все мы понимаем – в том числе Шелковинт, Гибкарь и Кошк, которые нас молча слушают. – На верхних этажах таверны послышалось смущенное шевеление. А бармен сказал с другого конца зала:

– Это чисто ваше дело, двуногие.

– Потому что вы, стаи, на самом-то деле и не умираете! – не удержалась Хейда.

Овин слегка улыбнулся, но жестом попросил Хейду помолчать.

– Но тем не менее видна привлекательность «Группы изучения катастрофы». Она отрицает, что наши родители напутали. Отрицает, что есть необходимость в жертвах. Мы, беженцы, не можем на самом деле знать, что случилось или же кто виноват в том, что мы попали Сюда. Экстремисты – и я не думаю, что кто-нибудь из нас говорил с ними, зная, кто это; о них всегда информация из третьих рук, – экстремисты говорят: мы не можем сомневаться, что наши родители играли на стороне добра. Значит, Погибель вовсе не монстр, и все приготовления и жертвы играют на руку… ну, чему-то, что на стороне зла.

Джоанна резко встряхнула головой:

– Да? Овин, это же не логика, это мусор!

– Может быть, именно потому мы никого не можем найти, кто сказал бы это от своего имени, Джо.

Равна слушала этот разговор.

Что я могу на это сказать такого, чего еще не говорила?

Но и промолчать она тоже не могла.

– Когда эти отрицатели говорят: «мы не можем знать», – они врут. Я знаю. Я была на Ретрансляторе, работала на Вриними. Погибель творила зло почти полгода до старта «Внеполосного». Она расползлась от вашей Верхней Лаборатории – вероятно, в течение нескольких часов после вашего бегства. Она захватила Верхний Край. Разрушила Ретранслятор. Она гналась сюда за Фамом, мной и наездниками, и кильватерная волна этой погони уничтожила Сьяндру Кей и большинство живущих в Крае людей. – Но это она им уже рассказывала и повторяла, повторяла, повторяла. – Защита от Погибели началась, лишь когда мы прибыли сюда. Да, то, что сделали Фам и Контрмера, было ужасно – в большей степени, чем мы можем измерить. Контрмера оставила нас на мели. Но она остановила Погибель и оставила нам шанс. Вот это те факты, которые отвергаются. И нельзя сказать, что они за пределами познаваемого. Я там была.

И все сидящие вокруг стола ныне выросшие Дети уважительно склонили головы.

Глава 06

У Равны было достаточно времени обдумывать этот страшный сюрприз, полученный в «Знаке богомола». Точнее, она просто ни о чем другом думать не могла. Все, что она говорила и делала раньше, выглядело совсем по-иному, если смотреть глазами отрицателей.

Вначале все Дети жили в Новом замке на Холме Звездолета, всего в ста метрах от академии. Младшие все еще там жили со старшими братьями и сестрами или стаями Лучших Друзей. Почти все остальные – выросшие и создающие семьи – жили на Скрытом Острове или в особняках, выстроившихся улицей к югу от Нового замка.

Но Равна продолжала жить на звездолете «Внеполосный-II» – тридцать тысяч тонн нелетающего мусора, но с технологией со звезд.

Наверное, она казалась сумасшедшей или не от мира сего, раз скрывалась на борту непревзойденной в этом мире мощи.

Но я обязана здесь быть!

Потому что «Внеполосный» – это маленькая библиотека, а Равна – профессиональный библиотекарь. Миниатюрный архив на борту содержал технологические приемы мириадов рас Медленной Зоны. Человечеству Земли понадобилось четыре тысячи лет, чтобы от выплавки металлов пройти путь к звездным путешествиям, и это было более или менее случайное блуждание. В войнах и следующих за ними катастрофах люди вели себя как большинство рас. Они много раз отбрасывали себя в средневековье, иногда даже в неолит, а на некоторых мирах доходили до вымирания. Но зато – по крайней мере там, где человечество вообще выживало, – обратный путь к технологии случайным блужданием не был. Как только археологи раскапывали библиотеки, ренессанс становился делом нескольких столетий. Имея в распоряжении «Внеполосный», Равна может уменьшить это время меньше чем до ста лет. Даже до тридцати, если не будет невезения!

Но сегодня в «Знаке богомола» стало ясно, что ее преследовало невезение. Как же вышло, что я этого в упор не видела? – спрашивала себя Равна снова и снова. У детей всегда были вопросы. Много раз за эти годы она и Стальные Когти им рассказывали о Битве на Холме Звездолета и о том, что ей предшествовало. Они все ходили на Луга Резни, видели землю, где Булат перебил половину Детей. Но о другой стороне этой битвы, о том, как Фам остановил флот Погибели, и о заплаченной за это цене они знали только со слов Равны. Об этом у Детей всегда было много вопросов, и еще о том, что случилось с их родителями в начале катастрофы. Дети прибыли из мира, где у них были родители и друзья, и проснулись в окружении Стальных Когтей и единственного взрослого человека. О том, почему так вышло, они знали только от нее. Глупая Равна, ты думала, что этого будет достаточно?

Сейчас у них было уже что-то большее, нежели сомнения. Нечто, названное ими «Группой изучения катастрофы».

Через несколько часов после беседы в «Богомоле» между Равной, Джоанной и Джефри (и Амди, разумеется) произошел еще один разговор. Они были первыми Детьми, которых Равна встретила Здесь. Десять лет назад им пришлось вместе пережить несколько страшных часов. С тех самых пор отношения у Равны с ними были особыми – даже когда Джефри стал подростком и вообще всякое соображение потерял.

Сейчас Джоанна бушевала по поводу «Группы изучения катастрофы» – но еще больше она злилась на Джефри, потому что он не рассказал ей о самой большой лжи этой группы.

Джефри огрызнулся в ответ:

– Ты хочешь устроить охоту на ведьм, Джо? Выжечь каленым железом всех, кто верит во что-нибудь из заявлений ГИК? Так это окажется почти каждый. – Он замолчал, покосился нерешительно в сторону Равны. – Я не про худшее из всего, Равна. Мы знаем, что вы с Фамом – не на стороне зла.

Равна кивнула, стараясь выглядеть спокойно.

– Я знаю. Я понимаю, насколько естественны некоторые из этих сомнений. – Ага, понимает. Задним умом. – Жаль только, что я не знала этого раньше.

Джоанна наклонила голову.

– Я сожалею, что раньше тебе не сказала. ГИК говорит совершенно омерзительные вещи, но мы с Невилом думали, что это так глупо, что само по себе сдохнет. А сейчас это как-то куда больше организовано. – Она глянула на Джефри. Разговор происходил на мостике «Внеполосного» – подходящее место для очень небольшого и очень тайного совещания. Амди не было видно – он прятался вокруг под мебелью. – Вы с Амди наверняка знали, что ГИК оказалась куда хуже, чем мы думали.

Джефри хотел было огрызнуться, но передумал и неохотно кивнул. На самом деле, вдруг поняла Равна, ему было стыдно. Джефри был упрям не меньше сестры и сейчас злился в бесцельной досаде. Их родителей можно было бы в прискорбном хаосе Верхней Лаборатории даже назвать героями. Они чудо совершили, чтобы доставить сюда детей.

Когда Джефри заговорил, голос его звучал мирно:

– Ну да. Но как Овин сказал, худшие заявления идут просто из третьих рук… а дураки вроде Ганнона Йоркенруда их повторяют.

Джоанна покачала головой:

– Ты все еще водишься с этим неудачником?

– Поаккуратней. Ганнон был моим другом еще в Лаборатории, ясно? Я с ним мог говорить о таком, чего даже учителя не понимали. Может, теперь он и стал неудачником, но…

Злость на лице Джоанны сменилась откровенной тревогой.

– Это уже слишком, Джеф. Эта самая ГИК вдруг оказывается реальной угрозой.

Джефри пожал плечами:

– Не знаю, Джо. Последнее только что вроде бы как выскочило. Сперва два-три человека из экспедиции Мери, потом больше, когда я сюда вернулся. Но даже если есть какой-то заговор, давить на Ганнона или ему подобных – это значит выставлять членов Исполнительного Совета солдафонами, подавляющими любую мысль, и Ганнон сможет обвинить Совет в том, в чем сам грешен. С него станется.

Равна кивнула.

– А что ты думаешь, Джефри, вот по какому поводу: допустим, у этого недовольства есть законные основания – о которых, кстати, я собираюсь говорить. Но не может ли быть, что это все – действия клики старших Детей, задумавших какое-то безобразие и ради собственных целей раздувающих существующие проблемы? Вот ты как раз и мог бы выяснить, что тут что. Все знают, что ты… гм…

Джефри глянул на Джоанну и улыбнулся – улыбка у него всегда была хорошей.

– Да говори прямо, – сказал он. – Все знают, что я был жутким геморроем и иногда еще бываю время от времени. Проявление подростково-беженского страха, сами понимаете.

– Как бы там ни было, – сказала Равна, – а ты очень располагаешь к доверию. Если ты отнесешься к этой злобной чуши сочувственно, а заговор отрицателей существует на самом деле, я не сомневаюсь, что они на тебя выйдут непосредственно. Это та роль, которая… которую ты…

– Хочешь сказать, что я могу вынюхать, кто из моих друзей за этим стоит, и сдать их с потрохами? – Яда в голосе Джефри не было, но вид у него был не слишком довольный. К счастью, Джоанна промолчала, все сестринские нотации оставив при себе. В конце концов Джефри покачал головой: – Да. Я это сделаю. Все равно не думаю, что существует какой-то реальный заговор, но если он есть, я его найду.

Равна только сейчас заметила, что задержала дыхание.

– Спасибо, Джефри.

Если такие, как Джефри Олсндот, на ее стороне, то с ситуацией вполне можно справиться.

Джоанна улыбалась – видно было, что она тоже испытывает облегчение. Она что-то попыталась сказать брату, а потом мудро промолчала. Вместо этого она огляделась вокруг стола.

– Амди, ты же все слышал? Есть проблемы?

Молчание, и ни одна голова не показалась. С Амди бывало так, что его отвлекала какая-нибудь математическая задача, вечно торчащая у него в головах, и он уходил в свои мысли так, что ни Архимеду, ни Накамору не снилось. А иногда – особенно в ранние годы – он просто засыпал.

– Амди?

– Я тут. – Детский голосок Амди шел с уровня ковра. Звучал он то ли вяло, то ли слегка сонно. – Мы с Джефри пока еще одна команда.

Эта беседа Равны с Джо, Джефом и Амди оказалась лишь первым из нескольких личных разговоров. Так как Странника в городе не было, следующей оказалась Резчица.

Соправительница Равны правила Северо-Западом уже более трех столетий. Никто из ее отдельных элементов не был, конечно, настолько стар, но она очень тщательно следила за собственной цельностью и память стаи хранила все еще с тех времен, как она была простой художницей в хижине у моря. Для самой Резчицы империя выросла из ее искусства, из желания строить, плавить и гравировать. Она, Резчица, была истинным средневековым властителем. Учитывая, что она еще была достойной личностью (хотя иногда и чертовски упрямой), ее власть оказалась невероятной удачей для Равны и беженцев.

В настоящее время королевы-соправительницы делили между собой Холм Звездолета – Равна на звездолете «Внеполосный», Резчица – в Новом замке, куполе посадочного модуля Детей.

Идя к воротам замка, Равна всегда поражалась символам равновесия властей, которого они с Резчицей достигли. У Равны были технологии, но она жила по холму ниже. Чуть выше и между ними располагалась Академия людей и Их стай (или стай и Их людей), где каждый изучал то, что требовало от него будущее. И наконец на самом верху – Резчица в Новом замке. Глубоко под куполом замка попадались случайные изделия технологий, пришедшие вместе с Детьми. Здесь стояли камеры гибернации и посадочный модуль с остатками своей автоматики. В модуле было место, где погиб Фам Нювен, и слизь кремниеподобной плесени, которая была когда-то Контрмерой.

Сегодня Равна шла в верхние коридоры, освещенные солнцем из десятков узких окон. Но камеры, плесень и страшный сон были все время где-то рядом.

Равна говорила с Резчицей в Зале Тронов. Вначале Новый замок был всего лишь оболочкой, ловушкой, которую властитель Булат поставил на Фама и Равну. Интерьеры сделала Резчица, закончив строительство. Зал Тронов был самым заметным дополнением – просторный и многоуровневый. В дни аудиенций тут могли поместиться все Дети плюс немалое количество стай.

Сегодня здесь было пусто, если не считать одной стаи и одного человека.

Стражники закрыли двери за Равной, и она пошла по длинной ковровой дорожке к тронам и алтарю. Из теней по обе стороны дорожки возникла Резчица, сопровождая ее.

Равна кивнула стае: королевы-соправительницы соблюдали тщательно выработанный неформальный стиль общения.

– Насколько я понимаю, твой агент-бармен уже сообщил тебе о том очаровательном сюрпризе, что ждал меня в «Знаке богомола».

Резчица слегка засмеялась. Многие годы она пробовала различные голоса и манеры, наблюдая за реакцией людей. И говорила она по-самнорски совершенно свободно и казалась полностью человеком – даже когда Равна глядела на семерку странных созданий, составляющих вместе ее соправительницу.

– Бармен? – переспросила Резчица. – Шелковинт? Он из свежевательских психов. Мой агент на платформе сидел, он мне все и рассказал, в том числе и что имел сказать Ганнон Йоркенруд перед твоим приходом.

Я бы про Шелковинта в жизни не догадалась.

Странные людские слова были весьма популярны в качестве имен у местных стай. Миньоны Свежевателя любили более сатанинские их вариации.

Соправительница жестом предложила Равне сесть. В промежутках между большими аудиенциями Резчица рассматривала этот зал как свою личную берлогу. Вокруг алтаря стояли подбитые мехом скамьи и беспорядочные груды одеял. От потертой мебели пахло телами Стальных Когтей, пролитой выпивкой и недогрызенными костями. У Резчицы одной из немногих была собственная радиосвязь с оракулом, которым и был «Внеполосный». «Алтарь» имел весьма практическое назначение.

Равна плюхнулась на ближайший человеческий стул.

– Как мы такое событие прохлопали, Резчица? Эта самая «Группа изучения катастрофы» орудовала под самым нашим носом!

Резчица устроилась поудобнее вокруг алтаря, частично на насестах возле Равны, и по очереди пожала плечами:

– Это чисто человеческое дело.

– Мы всегда знали, что есть разумные разногласия насчет того, что осталось от флота Погибели, – сказала Равна, – но я не понимала, как же это связано с нашей тяжелой медицинской ситуацией. И никогда не думала, что Дети усомнятся в причине катастрофы, которая их сюда привела.

Резчица минуту помолчала, потом что-то смущенное появилось в ее внешности. Равна обвела стаю подозрительным взглядом:

– А что? Ты знала?

Резчица сделала неопределенный жест.

– Что-то знала. Ты же понимаешь, что даже Джоанна кое-что из этих историй слышала.

– Да! И не могу поверить, что ни ты, ни она не выносили этого на Совет!

– Гх-м. Я слышала только блуждающие подспудно слухи. Хороший руководитель далеко не на все реагирует, что слышит. Если не можешь использовать шпионов, то надо больше тереться среди Детей. Оставаясь мудрецом-отшельником на далеком звездолете, будешь получать неприятные сюрпризы.

Равна подавила желание спрятать лицо в ладонях и завыть.

Я же не лидер!

– Послушай, Резчица, меня все это очень тревожит. Наплевать, что это «сюрприз». Плевать, что этот неприятный факт означает, что многие из моих ребят презирают меня. Но не видишь ли ты угрозы в организованной неприязни?

Соправительница слегка сгорбилась – аналог вдумчиво наморщенного лба.

– Прости, я думала, ты с таким уже встречалась, Равна. Да, я получаю доклады от стай – Лучших Друзей: то, что тебе сообщили Овин Верринг и компания, верно. Все это слухи, преувеличенные при пересказе. Я не встречала твердого ядра верующих – хотя… может быть, твердое ядро состоит из людей, не имеющих среди Стальных Когтей тесных контактов.

– …Да. – Эта точка зрения открывала целый мир возможностей. – Ты слыхала когда-нибудь о «Группе изучения катастрофы»?

– Только уже когда Ганнон начал о ней шуметь.

– И о действительно крайних заявлениях, что Погибель – не зло, что на самом деле зло творил Фам? Я полагаю, это тоже нечто новое.

Резчица минуту помолчала.

– Да. Это тоже новое, хотя версии послабее бывали. – И она добавила почти агрессивно: – Но среди Стальных Когтей очень трудно бывает отследить слухи, особенно когда есть межстайный секс. Переходные личности выдвигают понятия, которые в иных условиях невообразимы. А потом и показать не на кого.

Этот аспект вдохновения Стальных Когтей вызвал у Равны короткий смех.

– У нас, людей, тоже есть поговорка, что слухи живут своей жизнью, но у вас это получается по-настоящему.

– Ты считаешь, что есть заговорщики?

Равна кивнула:

– Боюсь, что могут быть. В этом мире ты считаешься очень современным правителем, но твоя концепция «шпионы повсюду» – она, как бы сказать…

– Ага, я знаю. По цивилизованным меркам мое наблюдение до жалости слабо. – Резчица ткнула одним носом в сторону радиоалтаря, своей частной линии к архиву «Внеполосного». Зимой она питала ее от тренажера – беговой дорожки, летом энергию давало солнце, проникающее в высокие окна. Так или иначе, Резчица практически жила вокруг своей рации, изучая все подряд.

Резчица была не единственной стаей, имеющей аппарат шпионов. Равна попыталась поставить вопрос дипломатично.

– Здесь тот случай, когда любая информация была бы полезна. Не могла бы ты, быть может, проконсультироваться со Свежевателем-Тиратект…

– Нет! – отрезала Резчица, издав звук щелкающих челюстей. Она не оставила подозрений, что Свежеватель готовит переворот. Потом она добавила: – Что нам нужно на самом деле – это пара дюжин беспроводных камер. Камеры и сети – вот основа повсеместного наблюдения. – Звучало так, будто она изучала какой-то очень старый текст. – Так как у нас еще нет нужных сетей, я бы остановилась на увеличении числа шпионских глаз.

Равна покачала головой:

– У нас всего-то в целом дюжина свободных камер.

Конечно, многие элементы «Внеполосного» могли бы работать как камеры и дисплеи. К сожалению, если взять лом и выковырять куски из программируемых стен, очень много функций будет загублено. Те двенадцать камер, что имелись в наличии, были из низкотехнологичных резервов. Равна узнала раздраженное выражение, пробежавшее по Резчице.

– Придет день, когда мы сможем делать цифровую электронику, и все это поменяется, Резчица.

– Да. Придет день. – Стая стала насвистывать мелодию, похожую на заупокойную службу. У нее у самой было три камеры, но она явно не собиралась их предлагать. Вместо этого королева сказала: – А ты знаешь, что мой знаменитый советник по науке сидит на девяти камерах?

Тщательник изо всех сил старался создать сети, хотя ему не хватало распределенных вычислительных мощностей. Камеры передавали информацию из его лабораторий на логические схемы на борту «Внеполосного». И этот фокус ускорял оценку материалов десятикратно. Каждый раз, когда удавалось использовать логическую мощь звездолета, получался выигрыш. Эти лаборатории были самым большим успехом последних лет.

– Ну хорошо, – согласилась Равна. – Я согласна отдать пару тестирующих систем Тщательника на декаду-другую. Очень уж хочется узнать, есть за этой ложью отрицателей какой-то заговор или нет.

– Тогда посмотрим, какие я могу взять камеры.

Три элемента Резчицы вспрыгнули на насесты возле радиоалтаря. Она что-то про себя бормотала, не на стайном языке, но и не на самнорском – Резчица использовала персонификатор «Внеполосного» для создания звуковой замены обычному визуальному интерфейсу. Для стаи результат получался почти такой же удобный, как «тиара» Равны – хрупкий наголовный дисплей, который Равна опасалась носить повседневно.

Резчица прислушалась к гудкам и пискам «Внеполосного».

– Ох уж этот Тщательник. «Внеполосный» говорит, что мой дорогой советник по науке использует камеры не только для разработки твоего продукта. Гм-м. Ты слыхала когда-нибудь о «капельном конвертере масса-энергия»?

– Нет… но звучит опасно.

– Потому что и вправду опасно. – Резчица еще побурчала, очевидно, «проглядывая» определения. – Без адекватного контроля процесса «конверсия» обычно превращается в нечто, называемое «конверсионный поток». И это не одну цивилизацию загубило. К счастью для большинства других, очень трудно его создать раньше, чем будет осознана его опасность. – Она задала еще несколько запросов. – А, хорошо. Вот, последняя декада. Тщательник оставил проект, раз в жизни последовал здравому смыслу. – Пауза, потом почти человеческий смех. – Тщательник кипятком плеваться будет, если мы у него камеры заберем. Это будет забавно.

Советник по науке был одной из стай-отпрысков Резчицы. Они оказались ее собственными опасными экспериментами.

Равна изо всех сил постаралась мыслить без прямодушия:

– Я ручаюсь, что мы этот отвлекающий маневр сможем сохранить в секрете. Две или три из них могут официально «сломаться». – Очень немногие из местных понимали, что долговечно, а что нет. За много лет она сломала почти все свои наголовные дисплеи, кроме одного, а вот простые камеры могли бы выдержать и падение с двадцати метров. – Тщательнику не придется скрывать свое возмущение.

– Мне это нравится! – По лицам Резчицы пробежала рябью улыбка, и один из ее элементов на высоком насесте погладил Равну по голове. Королева высказала «Внеполосному» еще несколько фраз. – Ладно, берем три камеры. И подумаем, куда и как их лучше поставить.

– Это нужно сделать быстро. Разойдутся сведения, что мне сообщили. Если за этим кто-то стоит, он ведь начнет действовать сейчас, не дав нам собраться?

– Именно так.

Три камеры едва ли создадут систему наблюдения, как бы удачно их ни расставили. Равна решила впрямую спросить об остальных:

– А те три, что ты используешь для слежения за Свежевателем? Сейчас для нас самая большая угроза – люди.

– Нет, они останутся на месте. Если на самом деле существует заговор, то за ним стоит высококлассный заговорщик, а не твои наивные Дети. Самое коварное создание из ныне живущих – Свежеватель.

Прежний Свежеватель тоже был стаей-отпрыском Резчицы и самой смертоносной, если и не самой злонамеренной, из всех ее попыток создавать гениев.

– Но это же Свежеватель реформированный. Только двое из этой стаи происходят от тебя.

Резчица громко фыркнула:

– И что? Остальных трех выбрал прежний Свежеватель…

– Прошло десять лет.

– Мы сосуществуем. Три камеры, которые я скрыла в Старом замке, – они мне дают причину… нет, «доверять» – неточное слово. Относиться к нему толерантно.

Равна улыбнулась:

– Ты всегда жалуешься, что он знает, когда ты за ним наблюдаешь.

– Гм. Я подозреваю, что он знает. Подозревай его всегда, Равна, тогда не разочаруешься. Может быть… если бы я могла внедрить свои стаи в его замок, мы могли бы убрать камеры. Все равно свои живые глаза мне там нужны – Свежеватель должен остаться в верхней строке любого списка подозреваемых, и я не хочу отвлекать эти камеры на кого-либо, менее вероятного.

– Ну хорошо.

Исходный Свежеватель был жуткой тварью, сочетавшей в себе все крайности истории человечества. И Равна относилась бы к нему так же параноидально, как Резчица, если бы у нее не было своего особого источника информации. Этот источник – одна из очень немногих тайн, о которых она не говорила никому, даже Джоанне. И не собиралась ее раскрывать сейчас, чтобы выпросить у соправительницы три камеры.

Резчица ткнулась в стул Джоанны одним своим элементом и положила его лапу ей на руку.

– Ты разочарована?

– Да, прости. Слегка. Мы освободили три камеры, но целей наверняка больше.

– А я все равно буду следить за Свежевателем пуще прежнего.

На это Равна ничего не могла ответить, не раскрывая своего источника.

– Послушай, Равна. Помимо камер, я еще поставлю на эту работу некоторых моих агентов из внешних земель. Надо здесь докопаться до дна.

Резчица и правда хотела помочь. Она больше любой другой стаи, кроме разве что Тщательника, понимала, что движет Равной.

Женщина опустила руку, погладила ближайшее тело Резчицы. Это оказался Гвн – ну, так это имя звучало для человеческих ушей. Обычно имена элементов бывали просто кличками, полученными от псарей, и смысла не имели даже для Стальных Когтей. Маленький Гвн был возраста всего нескольких декад – необходимое дополнение для равновесия юности и старости в когерентной стае. Этот младенец был настолько еще юн, что с остальной Резчицей имел лишь общие ощущения. Еще Равна знала, что щенок этот не является биологическим потомком ни одного тела Резчицы или Странника. В контактах со Стальными Когтями щенки часто создавали проблему, особенно если стая за собой следила небрежно. Резчица о своей душе заботилась намного лучше, чем о душах своих дочерних стай. Она поддерживала постоянную цель уже около шестисот лет. Равна об этом могла не волноваться. Она гладила тонкую плотную шерстку щенка, и ей было приятно. Если в Резчице и была перемена, то лишь такая, которую она для себя сама замыслила.

Глава 07

Тщательник был вне себя.

– Это возмутительно! – Шесть его тел сбились в кучу, и два залезли на их плечевые лямки, чтобы морды были на уровне лица Равны. – Их украли! Это предательство, и я этого не потерплю!

Равна только что прибыла в каменоломни Восточной Стороны. Наверху, над штольнями, казалось, что все тихо, никто не кричит «в укрытие!», не подает сигналов, не слышно взрывов. Самое время провести милый разговор с советником по науке.

Двинувшись вниз по открытой лестнице, она помахала людям, которые помогали советнику в работе. Они ответили вполне радостно. Может быть, Тщательник не так уж сердит.

Равна не успела спуститься и до половины стены, как услышала возмущенные крики советника по науке. У входа в лабораторию ее опередили двое помощников советника, проскользнув почти вплотную.

Сейчас она сидела с этим психом у него в кабинете. Ей и в голову прийти не могло, что он так разозлится. Кстати, никогда ни одна стая так резко не напускалась на нее с криком. Она попятилась к открытой двери, загораживаясь от щелкающих челюстей.

– Это временно, Тщательник! Тебе скоро твои камеры вернут.

По крайней мере она на это надеялась. Если отобрать эти камеры у Тщательника слишком надолго, у самой Равны тоже программа работ застопорится.

Хорошая сторона тут была та, что Тщательник ей голову не откусил. А плохая – что стая продолжала на нее наседать и перестала говорить по-самнорски. Слышались рваные и резкие звуки – вероятно, ругань. Вдруг старейшее из тел Тщательника, которое с белой головой, замолчало. Через полсекунды воцарилось пораженное молчание – как преувеличенная пауза комедианта.

– Камеры? – Громкость снизилась на несколько децибел. – Ты про те три видеокамеры, которые сегодня официально отказали, когда пришли громилы Резчицы и забрали их?

– Д-да.

Хотелось надеяться, что мир за пределами кабинета Тщательника не догадался о смысле этого обмена и государственные тайны не были разглашены в припадке раздражения.

Тщательник слез с себя, покружился минуту, кидая злые взгляды. Он в бюрократических играх был полным дураком, зато в своем деле был гением и настоящим инженером. Пока его удавалось направлять в нужную сторону и не давать слишком завидовать чужим льготам, ему цены не было.

– Честно, Тщательник, – продолжала Равна тихим убедительным голосом. – Ситуация вынуждает. И как только сможем, мы тебе эти камеры вернем. Я знаю – уж точно не хуже тебя, – насколько они важны.

Советник по науке продолжал сердито рысить по комнате, но голос у него был ровный:

– В этом я не сомневаюсь. Это единственная причина, по которой я согласился с конфискацией и с легендой, которую должен передать работникам. – Несколько раз щелкнули челюсти, но не в сторону Равны. – Но боюсь, мы говорим о разных вещах. Видеокамеры были законно конфискованы вашими высочествами с некоторыми объяснениями. Следовательно, ни ты, ни Резчица не имеете отношения к исчезновению радиоплащей?

– Что? Нет! – Плащи были бы практически бесполезны для наблюдения, к тому же их ношение опасно. – Тщательник, мы никогда об этом даже не думали.

– Значит, я был прав. Где-то предательство.

– Как могли плащи исчезнуть? Ты же их держал в своем частном хранилище?

– Я их вынул из хранилища, когда агенты королевы ушли с моими камерами. У меня была идея, как их использовать… на самом деле разумная идея: способ, как их носить, не доводя себя до смерти. Понимаешь, может быть, если бы я не весь их надел и не накрывая плеч, то… – Тщательник встряхнулся, не давая мысли увлечь себя в сторону. – Но это не важно. Важно то, что я выложил плащи на опытном производстве, они были готовы к применению. Я все еще кипел по поводу конфискации, и помимо того много было отвлекающих моментов. Давай-ка я подумаю…

Тщательник сдвинул все головы вместе – типичная картина сосредоточенности для Стальных Когтей.

– Да. Ты знаешь, как у нас организовано опытное производство.

Длинные ряды простых деревянных скамей. Сотни стендов для опытов, на каждом простая комбинация реагентов, все рассчитано планирующими программами «Внеполосного» путем сопоставления реальных ресурсов Стальных Когтей с собственными архивными данными. В некоторых помещениях часами не бывало ни человека, ни стаи, а потом автоматика звездолета выдавала шквал беспроводных запросов к приемникам из диспетчерской. Помощники Тщательника проходили указанным маршрутом, некоторые эксперименты убирая полностью, другие перенося на новые стенды, некоторые подставляя под камеры прямого наблюдения «Внеполосного».

– Я был один с радиоплащами, увлеченный своей новой идеей. – Все головы Тщательника посмотрели вверх. – Да! И тут появились эти клоуны из тропиканского дурдома.

– Они вошли туда, где эксперименты?

– Нет. Такое случалось, но сейчас мы их не пускаем дальше зоны для посетителей. Ага. Я от них отделывался отбросами вроде неподключенных проводных телефонов… в общем, мне пришлось выйти говорить с их «послом». – Тщательник сошелся вместе. – Вот ручаюсь, в этом дело! Мне пришлось выйти из комнаты почти на пятнадцать минут. Вот не надо было с этим типом вежливость разводить. Надо ли нам в самом деле с ними так церемониться? Не отвечай, и так ясно.

Но сегодня они были громче, и их было больше обычного, – продолжал Тщательник, – целая банда, раскрашенная по-разгильдяйски, то есть по-своему. – Отчасти Тщательник подался к двери, перегоняя собственные мысли. – Шантрапа. Пока они отвлекали моих работников, один из них наверняка плащи слизнул! Черт побери! Пойдем скорее!

И он весь вывалился за дверь, Белоголовый последним. Стая застучала когтями к наружной лестнице, испуская во все стороны звуки тревоги.

За другой стаей Равне, быть может, трудно было бы угнаться, но у Белоголового был артрит, а Тщательник не совсем потерял головы – стая старалась не опережать старика.

А еще Тщательник кричал по-самнорски:

– Остановите тропиканцев! Остановите их!

Охрана наверху выходной лестницы уже опустила ворота.

Пока Равна и Тщательник бежали по террасе каменоломни, он все время что-то по-самнорски бормотал. Результирующее сквернословие слагалось из переводов стайных ругательств и нехороших самнорских слов:

– Сучьи порождения! Надо было понять, что это всеми гребаные тропиканцы. Я слишком протестовал насчет камер и проморгал, дубина. Решил, что Резчица снова меня нагрела.

Впереди раздались крики:

– Мы их взяли!

Стаи и люди в каменоломне не были вооружены, но стали барьером вокруг… вокруг кого-то.

Тщательник проскользнул сквозь толпу мыслезвуков, Равна сразу за ним. Посол Божидар и его компания еще были в каменоломне. Они осматривали самые зрелищные участки лабораторий, где долгое скучное планирование и утомительные опыты наконец-то приводили к чудесам.

Между хозяевами и подозреваемыми ворами осталось открытое пространство. Божидар и его компания столпились возле летающей машины Тщательника, «Взгляд Сверху». Это было не антигравитационное судно, а нечто, на взгляд Равны, более странное: воздушный винт и корзина, подвешенная под остроконечным шаром.

Тщательник помотался секунду перед толпой, что-то булькая на языке Стальных Когтей. Равна без помощи «Внеполосного» эту речь понять не могла. Вроде бы он просил всех перестать вопить на высоких частотах. В холодном сухом воздухе – таком, как здесь и сейчас, – такие звуки летят на приличное количество метров, и если все стаи одновременно начинают суетиться и орать, им становится очень трудно думать.

Равна шагнула было к тропиканцам, но передумала. Эти Стальные Когти выглядели испуганными и нервными, смотрели расширенными глазами. И стояли плотно, тесно прижатые к корзине экипажа воздушной лодки. Самозваный «посол» был единственной четко определенной группой, но острая сталь виднелась на передней лапе не у одной особи. Пусть эти ребята без тесной ментальной связи, но они достаточно побыли на севере, чтобы усвоить местные обычаи.

Тщательник заорал на самнорском и на местном. По-самнорски: «Кто-нибудь видел, что замышляют эти мерзавцы?»

Часть его тел глядела на лодку, и вдруг до Равны дошло, что тропиканцы действительно могли бы еще секунда – и улететь!

Вперед вышел пятнадцатилетний подросток Дел Ронсндот.

– Я… я им показывал «Взгляд Сверху». Я думал, им позволено.

– Все нормально, Дел, – сказала Равна. Такие экскурсии были предусмотрены.

– Они попросили показать им лодку? – спросил Тщательник.

– Да, сударь. Все посетители хотят ее видеть. Когда мы научимся, может быть, сможем их катать.

Он глянул на тропиканцев и вроде бы понял, что такая щедрость не будет допущена.

– Они просили взять на борт кого-нибудь из их стай?

От двух тропиканцев донесся громкий аккорд, а потом человеческий голос:

– Мастер Тщательник, если вы подозреваете злой умысел, то вам следует обратиться ко мне непосредственно.

И посол шагнул вперед. Он принял имя Божидар и был теперь обширен. Частично он восходил к дате образования посольства и зачастую менял состав. Так же часто он вел себя как клуб синглетов, любящих покрасоваться и себя показать. Одет он был в разномастные куртки, некоторые вполне элегантные. И трудно было при виде этого хвастуна и позера не улыбаться. Равна, не забывайся. Помнишь бабочек-солдафонов? Она достаточно видела иных рас, чтобы понимать, как обманчива бывает внешность.

Тщательник так разозлился, что потерял осторожность и послал два своих тела вперед, вторгаясь в личное пространство посла.

– Что ж, справедливо, господин посол. Так куда вы девали мои радиоплащи?

Два тела клацнули зубами в сторону Божидара, и хотя их противники были в трех метрах от них, жест очень напоминал тыканье пальцем в грудь у людей.

Божидар остался спокоен.

– А, я про эти плащи слыхал. Но ведь они наверняка могут быть найдены? – Он показал одной мордой в сторону Холма Звездолета. – А я ваших драгоценных плащей не видел с той прекрасной демонстрации в Последний Закат Весны. – Он раздвинулся в стороны. – Какие у вас, северян, прекрасные праздники! Для нас весна – это просто дождей больше…

– Молчать! – Тщательник повернул одну голову к своим помощникам, людям и стаям. – Привести сюда солдат с длинными пиками. Поставим этих воров на допрос.

Тропиканцы бросились на Тщательника, блестя сталью на когтях. В любой битве они были обречены на поражение, но двум передовым телам Тщательника глотки распорют.

Равна шагнула вперед и вскинула руки жестом, которого стаи в большинстве своем боялись.

– Стойте! – крикнула она во все горло. – Никто никого допрашивать не будет. Либо мы уважаем ваше посольство, либо выкинем вас всех к чертям из Домена.

Тщательник подался назад, бурча про себя.

Посол выделился из толпы – явно для сохранения ясности мысли. Он издал тихое ворчание, и остальные чуть успокоились. Головы Божидара качнулись в сторону Равны.

– Вот так прямолинейно и притом – как это сказать? – исполнено здравого смысла. Я благодарен, ваше высочество. Я пришел сюда, рассчитывая на приятную и дружелюбную экскурсию. Но она хотя бы не станет кровавой баней.

– Не очень на это рассчитывай, – буркнул Тщательник.

Равна опустила руки и наклонилась вперед, чтобы глаза были на одном уровне с глазами Божидара.

– Наши радиоплащи исчезли не более часа назад, господин посол. Так насколько вы заинтересованы в сохранении здесь вашего посольства? Согласны ли вы и ваши спутники на обыск?

Она показала рукой на толпу тропиканцев с их подозрительно многочисленными карманами.

Головы посла взметнулись вверх – очевидно, жест отрицания.

– Возможно, вопрос следует ставить так: насколько Домен заинтересован в продолжении торговли с тропиками?

В прошлом торговля с тропиками сводилась к почти непризнаваемому молчаливому бартеру, где предложение и ответ растягивались на годы случайных кораблекрушений. «Тропическое посольство» возникло как благотворительная организация для уцелевших синглетов, не посольство, а издевательская шутка. Но шутка начала свою жизнь всерьез и теперь получила, быть может, некоторое влияние на юге.

Равна скрестила на груди руки и посмотрела на посла в упор. Поразительно, какое действие оказывает на некоторые стаи беззвучный взгляд двуногого.

Что бы ни было тому причиной, но посол пожал плечами:

– Да ладно. Естественно, нам нечего скрывать.

Равна вздохнула про себя с облегчением. Теперь только узнать, кто на самом деле совершил кражу. Она обернулась к толпе у себя за спиной. С десяток человек стояли, возвышаясь над толпой стай. А позади всех…

– Привет, Невил! Ты давно здесь?

Жених Джоанны быстро вышел вперед, и пара его друзей за ним.

– Только пришел. Я был наверху каменоломни и вдруг увидел, что тут все озверели. – Он остановился возле Равны, все еще тяжело дыша. – Последние слова я слышал. Хотите обыскать этих друзей?

– Да, – закивал Тщательник. – Вы, люди, можете подойти близко, не смущая наших деликатных гостей. – Он саркастически ткнул мордой в сторону тропиканцев, но этому жесту не хватало воодушевления. – Я уверен был, что это они, – буркнул он про себя.

Невил присел, чтобы разговор был менее публичен – ни один человек не умеет направлять шепот так хорошо, как стая. Равна придвинулась ближе.

– Божидар слишком как-то легко сдался, – сказал Невил. – Ты уверена, что вся его свита здесь?

Тщательник сделал большие глаза, вскинул голову, посмотрел на тропиканцев долгим взглядом.

– Их так трудно сосчитать… – Он посмотрел еще раз. – Господний Хор, Невил! Ты думаешь, они отщепили новую стаю?

Равна посмотрела на гостей. Тропиканцы всегда выглядели странновато со своей клочковатой шерстью, раскрашенными телами и разнотипной одеждой. Сейчас, уже не прижатые к летающей лодке, они разделились на какие-то подобия стай, в основном четверки. Если они пришли сюда с дополнительными элементами, а потом отщепили их в отдельную стаю… Такого типа игра с душами сбивала стаи Домена с толку и оставляла в недоумении.

Тщательник разглядывал тропиканцев, переводя взгляды с одного на другого.

– Не знаю, сколько их пришло, но… посмотри на раскраску. Тебе не кажется, что в тех двух стаях в конце есть пропуски? Тропиканцы! Извращениям их конца нет.

Вполне возможно, что Божидар и слышал каждое слово, но, так или иначе, он стал терять терпение:

– Я сказал, ваше высочество: мы согласны на обыск. Выполните уже эту унизительную процедуру, если нетрудно!

– Одну минуту, господин посол. – Равна поднялась, прервав тесное совещание с Невилом и Тщательником. – Я понятия не имею, Тщательник. Эти цветные росписи совершенно ничего мне не говорят.

Жаль, что Странника здесь нет. Он знает, что могут с собой делать тропиканцы.

Невил обернулся, помахал рукой одному из своих друзей, подзывая вперед. И прошептал:

– Тут Били кое-что видел странное, когда мы были наверху каменоломни.

Били Ингва присел рядом и кивнул:

– Ага. Какая-то пятерка затаилась вокруг лебедок. И карманы у нее были набиты. Когда я попытался присмотреться, она рванула вся к причалу. И что интереснее всего – похоже, у них у всех на шкуре были синие полосы, как краска вот у этих ребят, только их стерли.

Тщательник затрубил торжествующе:

– Я знал!

И он завертелся в возбуждении. Еще секунда – и полетят приказы во все стороны.

Невил встал, посмотрел на Равну:

– Ваше высочество?

Да, – поняла Равна. – Время проявить власть соправительницы.

И она сдерживающим жестом положила руку на одну из голов Тщательника:

– Прошу вашего терпения, господин советник по науке. – Она встала и обернулась к толпе, которая неуверенно клубилась по залу: – Внимание! Внимание! – В классе такая интонация помогала, и здесь тоже, слава богу, помогла! – Мы сейчас проведем обыск, на который только что согласился господин посол. Как посоветовал Тщательник, личный обыск пусть проведут люди. – Кто именно? Она вдруг еще сильнее обрадовалась появлению Невила. Он с Детьми в хороших отношениях и прирожденный лидер. – Под руководством Невила Стортхерте. – И Невилу, в сторону: – Джоанна здесь?

– К сожалению, она сегодня на материке.

– Ладно. Обыщите наших гостей.

Невил кивнул и стал собирать команду. Равна посмотрела на Божидара:

– Господин посол, мы очень скоро вас освободим.

Лидер тропиканцев широко улыбнулся:

– Отлично.

Совершенно очевидно, он никак не опасался, что будет доказана его вина.

Тщательник досадливо пританцовывал, булькающие аккорды прерывали шипящий самнорский шепот.

– Все это бесполезно! Надо было позвонить на причал, объявить тревогу на всем острове и с «Внеполосным» связаться.

А еще нужно было бы наблюдение с воздуха. Равна посмотрела на летающую лодку, бывшую фоном для всей этой конфронтации.

– «Взгляд Сверху» может взлететь? – Она показала на воздушный шар. – И есть у него на борту рация?

– Что? Нет, рации нет, но двигатель заряжен… гм, гррм. Да! – Он стал выкрикивать приказания наземным командам, мешая аккорды с самнорской речью, разной громкости и в разные стороны. Равне удалось уловить следующее: – Позвоните Резчице! Невил, свою деятельность отодвинь от «Взгляда»! Я ему сейчас работу дам. – И тихо, на ухо Равне: – Корабль полностью готов к полету. Интересно, знал ли об этом вон тот дерьмоголовый?

Он побежал к плетеной корзине, а двое его помощников подошли к ней с другой стороны и стали работать с газовыми клапанами, споря с Тщательником о каких-то деталях.

Люди Невила и тропиканцы отодвинулись на двадцать метров. Подозреваемые угрюмо снимали навесные карманы и куртки. Ага, затейливая раскраска украшала почти всю голую кожу. Некоторые из тропиканцев с любопытством разглядывали воздушный корабль, но деятельность Тщательника их никак не волновала.

Один из ассистентов Тщательника прибежал со свободной лабораторной рацией. Ближайший элемент Тщательника взял коробку и передал остальным, чтобы погрузили. Потом Тщательник остановился, будто забыл что-то очень важное.

– Эх, если бы Джоанна здесь была. С комбинированным экипажем куда лучше получается. – Имелось в виду, с человеком и стаей. – Невил! – крикнул он.

Равна встала ногой на край корзины:

– Нормально, я тебе помогу не хуже всякого другого.

Пожалуй, это было правдой: она несколько раз летала вместе с Тщательником. Кроме того, ей не хотелось здесь оставаться и критиковать действия Невила.

А Невил Сторхерте направился к ним. На секунду Равна подумала, что он будет возражать. Но мальчик – нет, взрослый человек, всего на восемь лет ее моложе – всегда восхвалял ее незаменимые организационные умения. На этот раз, кажется, он понял, что ему уже дали работу, и время пошло. Поколебавшись, он помахал рукой:

– Ладно. Доброй охоты!

Она помахала в ответ, потом загнала остальные тела Тщательника вверх, в узкую корзину лодки.

На этот раз Тщательник спорить не стал – залез на борт, все время что-то крича наземной команде. Корзина, как всегда, неприятно закачалась, когда Равна прошла по ней к креслу на корме. Она еще не успела пристегнуться как следует, когда наземная команда обрезала фалы и шар двинулся прямо в небо.

Это было почти как антиграв – но ровнее, чем флаер Странника. Просто земля упала вниз. Глядя через край корзины, Равна видела выложенное барахло тропиканцев. Уж никак там не спрятать целый комплект радиоплащей.

Тщательник завел пропеллер и повернул руль. Судно поплыло над темными прудами, образовавшимися на месте старых карьеров и покрывшими лабораторные контейнеры стабилизированного водорода. В спокойных водах отражались стены каменоломни. Если еще дальше перегнуться, будет видно отражение лодки в воде.

…Но не сейчас. Равна пристегнулась к ремню безопасности и поползла вокруг кормы. Вдоль борта стояли ящики с приборами, в основном плетеные и пропитанные для водостойкости, и задвижки, которые можно было открыть лапами или челюстями. Равна стала открывать ящики один за другим, заглядывая в каждый: гелиограф (раций все же не хватало), карты, две подзорные трубы. Вдруг до нее дошло, что одну вещь надо проверить прежде всего прочего. Положив подзорные трубы, она обернулась к кормовой палубе.

– Ваше высочество! – окликнул ее Тщательник. Она огляделась – шар уже поднялся над стенами каменоломни. – Давайте вы займетесь управлением, а с подзорными трубами я лучше справлюсь. – Тут он заметил, что она пытается стащить кожух кормового балласта. – Ваше высочество, подзор… что вы делаете?

– Мысль пришла в голову – а что, если они сунули плащи в балластные контейнеры?

– А? – Стая на секунду задумалась, несомненно, представляя себе, как эта погоня могла бы разрушить именно то, что они хотели восстановить. Шансов было немного, но…

– Я проверю средние и носовые.

По одной паре за раз элементы Тщательника освобождали рычаги управления, которые держали зубами или лапами, и засовывались в водяные танки, установленные по длине корпуса. Руль загулял свободно, пропеллер замедлил вращение, так что стали видны три лопасти. «Взгляд Сверху» медленно повернулся в почти недвижном воздухе, показывая носом на внешние острова, потом на северный канал, потом на Холм Звездолета. Судно было достаточно высоко, и Равне был виден купол Нового замка.

– В контейнерах только вода, – сообщил Тщательник, возвращаясь к рычагам.

– И здесь тоже.

– И хорошо. Только время уходит. – Он выставил горизонтальный и вертикальный рули на нужный курс и прибавил оборотов винта. Корма «Взгляда Сверху» слегка приподнялась, и шар пошел вниз, поворачиваясь к причалу Северной Стороны острова. – Ты не могла бы провести корабль вокруг Северной Стороны, пока я буду смотреть?

– Вполне.

Летать в такую тихую погоду было просто. Пульт заднего кресла включал в себя два челюстных рычага и еще пару, вынесенную вперед настолько, что их можно было использовать как педали. Все вместе они позволяли управлять рулями и винтом. Не так просто, как интерфейс «показывай и лети», но Равна натренировалась.

Тщательник выставил вперед две подзорные трубы. Выгнутые окуляры можно было поворотом подогнать к любой стороне головы. Посередине каждого тубуса имелась защелка, пристегивающаяся к плечевой лямке обычной куртки элемента. Через несколько секунд трубы были установлены на двух телах Тщательника, и еще два элемента оглядывались, указывая цели для наблюдения.

– Так, хорошо. Подвинься чуть севернее… ага. Если не считать моей строительной баржи, у причала почти никого нет.

Причал Северной Стороны был в основном занят серьезным проектом Тщательника по строительству воздушного судна: созданием жесткого аппарата. Надстройка «Взгляда Сверху – 2» уже виднелась конструкцией шпилей и балок, поднимающейся от строительной баржи. После завершения постройки, где-то через полгода, «ВС-2» будет иметь больше двухсот метров в длину и сможет перевозить дюжину стай через весь континент без посадки.

Больше половины тел Тщательника работали с двумя подзорными трубами как с биноклем, оглядывая пирсы и стоянки лодок. Остальные лежали на дне корзины, будто уснули. Скорее всего они работали вместе с остальными, создавая из виденного единый проанализированный образ.

Тщательник что-то про себя бормотал – для Равны по крайней мере его аккорды смысла не имели.

– Ха! Вот кто-то мокрыми лапами наследил на набережной. Видишь, вон просвет в каменной кладке? Там какая-то стая была недавно, уплыла на каком-то однокорпусном дневном рыбаке. Так что теперь мы знаем, что искать! – Два элемента с подзорными трубами отступили от борта. Остальные растянулись к клапанам балласта. – Теперь быстро вверх, ваше высочество!

Он выпустил часть воды, и лодка поплыла вверх.

Равна свернула к северо-западу, через внешние проливы. Островов в канале было множество, в основном лесистых и необитаемых. Если вор туда успел добраться, то почти наверняка улизнет.

Тщательник посмотрел на пружинные часы на куртке Белоголового.

– Полетели к Гряде – единственное место, куда может успеть вор в этом направлении. – Он снова навел трубы, сканируя открытую воду дотуда, где вокруг далеких островов висел морской туман. – Хм, а вот пара двухкорпусных, на нашего парня никак не похоже.

Несколько секунд они летели выбранным курсом, винт нес их со скоростью примерно пять метров в секунду. В плетеной корзине было холодно и темно, но хотя бы набегающий поток воздуха отклонялся носовым обтекателем.

Равна закрепила рули и стала искать рацию, принесенную Тщательником. Эти рации были одним из довольно странных изобретений «Внеполосного». Конечно, никаких встроенных процессоров, прибор был полностью аналоговый, шумящий на всех частотах радиодиапазона. Это не важно. Звездолет наблюдал за окружающим пространством, вылавливая все сигналы.

– Корабль! Ты видишь, где я? – спросила Равна в микрофон.

– Да, Равна, – отозвался приятный мужской голос, вероятно, похожий на голос Фама. Но даже крупицы какого-либо ума в этом голосе не слышалось. Автоматика «Внеполосного» была всего лишь лучшей вычислительной системой, которая может работать в Медленной Зоне. Сейчас Равна уже почти привыкла к этому интерфейсу, и большего она сделать не могла, когда на ней не было тиары.

Она описала проблемную ситуацию в понятных звездолету терминах.

– И следи за радиопередачами в районе моего местоположения.

– Слежу, – ответил «Внеполосный».

– Какие ты видишь передачи в пределах… четырех тысяч метров?

– Вижу многочисленные…

– Лабораторию Северной Стороны не учитывать.

– Вижу одну, твою текущую передачу.

– Какие-либо радиосигналы с острова Гряды?

– На радиочастотах с острова Гряды слышится только естественный фон.

– Хорошо. В дальнейшем: сообщать о любых искусственных радиосигналах, полученных в пределах… – Гм. И правда нужен интерфейс получше. Она выбрала грубую оценку: – Десяти тысяч метров от северной оконечности Скрытого Острова.

– Веду наблюдение. Отчеты передавать непрерывно?

Равна секунду подумала.

– Нет. Докладывать об аномалиях и транслированных передачах.

На этой окраине Домена вполне законно могло использоваться несколько раций – в рамках неуклюже развивающейся операции, которой управлял «Внеполосный».

– Отлично, – отреагировал «Внеполосный». – Сейчас ничего необычного не вижу.

– Не думаете ли вы, ваше высочество, что могли бы доверить мне работу с радиоинтерфейсом?

Тщательник был с голосовым общением почти так же искусен, как Резчица.

– Нет, ты все свое внимание обрати на землю.

Тщательник вокруг корзины что-то пробурчал. Путь привел их к низким берегам Гряды, и советник по науке навел трубы на подножие высоких вечнозеленых деревьев:

– Ничего нет. Ни следа на песке, а это единственная суша, куда они могли бы сейчас добраться. Вор либо затаился на Скрытом Острове, либо ушел по проливам к материку. И нам его теперь никогда не догнать. Никакого от нас толку.

Тщательник часто бывал таким – впадал в уныние и на время сдавался. Но Равну только начинала интересовать эта проблема. Наличие в распоряжении «Взгляда Сверху» и «Внеполосного» открывало некоторые возможности.

Она поговорила с «Внеполосным». Он сообщил о направляющемся в глубь материка воздушном потоке на высоте пятисот метров и в нескольких сотнях метров к югу. Сбросив еще чуть балласта, Равна переложила рули и пустила винт с максимальной скоростью, которую мог дать его электромоторчик. Лодка пошла вверх, Равна направляла ее согласно указаниям со звездолета. И это было забавно, если забыть, что она превратила себя в сервомеханизм безмозглой автоматики собственного звездолета.

Они поднимались будто по невидимой лестнице, поворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Тщательник смотрел во все стороны, потом сосредоточил внимание на Внутреннем Канале, между материком и Скрытым Островом. Каждые несколько секунд он делал замечания об открывающейся внизу местности.

– Все еще никаких следов… ух ты, какая скорость! Госпожа, ваш маневр сделал бы честь самой Джоанне! – Звездолет доложил, что «Взгляд Сверху» летит со скоростью около двадцати метров в секунду. – И я вижу всю береговую линию материка! Помяните мое слово, мы этого вора поймаем!

Они плыли дальше, скорость относительно воздуха была та же, но они уже летели к югу вдоль Внутреннего Канала. «Внеполосный» новых передач не регистрировал. Конечно, это было смелое предположение, что вор попытается надеть радиоплащи. Для Стальных Когтей эти устройства были почти что религиозной святыней. Надень их – и ты можешь лишиться разума от перегрева, но если этого не случится, ты станешь богоподобной стаей, которая способна оседлать мир, оставив километры между своими элементами! Самому Божидару могло хватить самоуверенности надеть плащи в процессе их кражи, но его миньоны вряд ли бы на такое решились.

Она смотрела на береговые обрывы – плечи, на которых держался Холм Звездолета. Если вор каким-то образом добрался до берега, он спрячется в вечнозеленой растительности круч. «Внеполосный» сообщил, что через несколько часов разразится летний ливень. Под его прикрытием вор может добраться до места планируемой встречи с тропиканцами. Равна посмотрела на пену умирающих весенних листьев среди вечнозеленых крон. Почти всюду земля была скрыта. «Внеполосному» эти обрывы не видны. Но все же…

Она вызвала звездолет еще раз.

Все внимание Тщательника было на подзорных трубах; очевидно, он не заметил, что говорила звездолету Равна. Одной мордой он показал вниз:

– Там войска Резчицы выходят на берег материка! Им надо сказать, что берег к северу мы осмотрели. Вызовите их, ваше высочество.

Тут советник по науке обратил внимание, что она не звонит.

– Ваше высочество!

– Одну секунду, Тщательник. Может, мы обнаружим плащи, хоть они и не включены.

– Но мы должны известить Резчицу! – Даже держащие трубы элементы обернулись к ней. И тут он вздрогнул и стал принюхиваться к собственному меху. – Ух ты! Вы почувствовали, ваше высочество? Как легкий электрический удар, но сразу по всем телам.

Равна ничего не чувствовала – может быть, потому, что у нее не было шести покрытых шерстью тел. Но объяснить она могла.

– «Внеполосный» только что стукнул нас очень ярким импульсом. Даже если плащи отключены и скрыты от прямого импульса препятствием, они могут дать эхо.

– А! – Что у Тщательника хорошо – ему по-настоящему нравятся красивые неожиданные решения. – В таком случае мне только приятно быть вашим личным приемником радиоимпульсов.

Равна улыбнулась в ответ и послала вызов звездолету.

«Внеполосный» ответил:

– Кроме известных раций, не откликнулось ни одно устройство.

Тщательник высунул морды по обе стороны корзины и невооруженным глазом стал рассматривать проплывающую внизу местность.

– Я бы предложил посылать импульсы регулярно. Тропиканцы ни за что не догадаются об этой хитрости, ваше высочество. Рано или поздно мы попадем туда, где «Внеполосный» отыщет краденое.

Равна согласовала с «Внеполосным» план наблюдения, получила еще несколько сообщений о воздушной обстановке и передала Резчице слова Тщательника. Лодка продолжала двигаться на юг, поднимаясь еще на сотню метров, и почти поравнялась с линией телефонных столбов, идущих к югу вдоль Дороги королевы.

«Взгляд Сверху» уже не мчался так быстро, но все равно хорошо опережал поисковые партии Резчицы. Всего в сотнях метров от линии столбов и параллельно ей шла улица особняков, где жили старшие Дети и богатые стаи. Это, быть может, было самое видимое достижение последних десяти лет. Равна не знала, плакать по этому поводу или смеяться. Деревянно-кирпичные дома строились просторными, каждый вполне мог вместить супружескую пару, маленького ребенка – существующего или планируемого – и пару друзей-стай. «Внеполосный» поддерживал в этих домах тепло, направляя низкоэнергетичный луч на башни для нагрева воды, стоящие рядом с каждым домом. Так что эти коттеджи были целый год комфортабельны и уютны, с холодной и горячей водой и удобствами внутри. Приличная часть технической ренты «Внеполосного» уходила на оплату этих коттеджей для Детей. Дети второго поколения думали, что эти дома просто райские. А их родители считали такие дома лишь маленьким шагом прочь от чистилища.

– Ха, еще один импульс пришел, – сказал Тщательник.

Равна вызвала корабль – никаких радостных известий.

– Мы почти у Береговой гавани, Тщательник. Я думаю, что дальше вор не мог уйти.

В любом случае проливы между Скрытым Островом и материком были куда сильнее забиты транспортом, чем грязные воды Северной Стороны. Очень мало было бы надежды высмотреть там подозреваемое судно.

– Да. Я думаю, надо развернуться и… – Тщательник поднял подзорные трубы, показывая вперед на поднимающиеся холмы, – но еще не сейчас! Тропиканцы, похоже, сами себя перехитрили. Там что-то странное творится возле их дурдома. Можешь туда подлететь тихо?

Комплекс посольства находился сразу к югу от коттеджей – огороженное стадо разваливающихся сараев, примостившихся на краю долины Маргрума.

– Посмотрим. – Она послала быстрый вызов на «Внеполосный», потом обернулась к Тщательнику. – В этом направлении бриз понесет нас на юг до самой земли.

Она еще десять секунд дала работать винту, и этого времени хватило, чтобы вывести корабль на курс, ведущий к комплексу. Высота над вереском была не больше двенадцати метров. Равна выключила мотор, бриз подхватил судно, окруженное жуткой тишиной.

– И как?

Ни одной головы не поднял Тщательник от своего интенсивного наблюдения.

– Прекрасно. Эти сволочи что-то задумали. Они столпились к северо-западу от комплекса.

– Что, опять с санями играют?

Прошлой зимой были сильные снегопады, и тропиканцам полюбились большие сани. С присущей толпе недальновидностью они стали собирать деньги – нищенством и работой, чтобы купить саней побольше. И купили как раз к весенней распутице.

– Нет! – ответил Тщательник. – Они собрались у изгороди, возле магистральной телефонной линии. Интересно, насколько мы близко можем подобраться, чтобы они нас не видели?

Равна оглянулась назад. Уходящее к северу солнце заглядывало под закругление баллона.

– Мы подходим к ним против солнца.

Сейчас не видна была тень от «Взгляда Сверху», но на вереске внизу виднелось круглое сияющее пятно, где эта тень могла бы быть – у самого края долины Равна стравила чуть водорода. «Взгляд Сверху» опустился, и яркое пятно оказалось внутри комплекса.

– Блестяще, ваше высочество! Вы можете нас всю дорогу вниз держать в солнце?

– Думаю, что да.

Когда пятно рассеянного света ушло за комплекс, Равна стравила еще чуть водорода. Господи, да это как будто программа наведения работает! Равне понравилось, что такая удобная вещь встроена в самую основу вселенной.

Шар находился в пятистах метрах от комплекса и терял высоту. Равне пришлось встать с сиденья, чтобы заглянуть через нос корзины. Тень «Взгляда Сверху» была сейчас отчетливо видна, окруженная гало отраженного света. Она стравила еще газу, чтобы тень оказалась у тропиканцев за спиной.

Их там была группа, стоящая на краю Дороги королевы, там, где она ближе всего подходила к посольству. Эта толпа, да еще те, кто остался в лаборатории, составляли почти все население посольства, хотя подсчет всегда был приблизительным. Некоторые тропиканцы вернулись на юг, когда обломки их кораблей наконец ушли обратно в море. Остальные, вероятно, многие годы участвовали в прорывах Фрагментария.

Уже видны были их рваные куртки и штаны, краска на обнаженных головах и мембранах. Набралось бы их тут стай на двадцать, перемешанных полностью. Ага, оргия на марше.

До них было всего метров двести, но никто из них не смотрел на «Взгляд Сверху». Равна стравила еще водорода, чтобы тень шара не попалась стаям на глаза.

Тщательнику уже не были нужны подзорные трубы. Он выставил пять голов над перилами корзины, глядя вниз, а Белоголового повернул к Равне.

– Тсс! – прошептал Белоголовый. – Я их слышу!

Еще несколько секунд – и Равна их тоже услышала. Звуки в тишине доносились ясно и становились громче по мере приближения – бульканье и шипение Стальных Когтей. Аккорды были для Равны бессмысленны, но она и местный язык понимала слабо, даже когда стаи очень старались говорить ясно.

А у Тщательника таких ограничений не было. Белоголовый придвинул нос ближе к лицу Равны, чтобы передние мембраны звучали еще тише:

– Слышишь, что они говорят? Эти сучьи отродья уже знают о краже! Вот точное доказательство, что они это и устроили. Никто из их отряда не мог еще успеть вернуться из лаборатории!

«Взгляд Сверху» повис над ними. Тонкое наведение больше не было нужно, и Равна, покинув кресло пилота, наклонилась через край корзины. Шар пролетал вровень с витой башней комплекса. Прямо под ним, не дальше сорока метров в сторону, собралась толпа тропиканцев. Все они были чем-то взволнованы. И тут Равна увидела лежащий на земле телефон. От него к ближайшему столбу тянулся тонкий провод.

– Вот как, – сказал Тщательник.

Да, это объясняло, чем они взволнованы и почему собрались возле дороги. Узелок на память: никогда не давать этим тварям половину решения.

И только теперь кто-то наконец заметил «Взгляд Сверху». Во многих местах виднелись поднятые вверх головы, и Стальные Когти засуетились, подняв невероятно громкий шум для существ размером с собаку.

Тщательник заорал в ответ, и Равна просто присела и заткнула уши пальцами. Битва шумогенераторов продолжалась несколько секунд, становясь с обеих сторон все громче. Ей показалось, что тропиканцы бегут внизу за ними? Поднять голову и получить полную морду крика она опасалась.

«Взгляд Сверху» скользил над долиной Маргрума. Равна видела, как тропиканцы выстроились у края обрыва, подпрыгивая в очевидной ярости. Люди бы грозили кулаками.

– Безмозглые балаболки! – возмущенно пыхнул Тщательник. – Единственная у них тема – как мы оскорбили их посла и как они имеют право втыкаться в наши телефонные линии. Жулики! Жулики! Жулики!

Последние слова вместе с аккордами были направлены противнику.

Равна сбросила немножко балласта и включила винт, пуская «Взгляд Сверху» в длинный поворот с набором высоты, чтобы взять курс на север над Внутренним Каналом. Всем Силам на удивление и на таком огромном расстоянии Тщательник продолжал перекрикиваться с тропиканцами, обмениваясь характеристиками.

Глава 08

Шли дни. Дело с украденными радиоплащами так и не разрешилось. Обыск отряда посла в лабораториях Тщательника ничего не дал. В конце концов обыскали лабораторию на Северной Стороне, все доступные якорные стоянки на ближайших островах и материковом берегу – без результата. Равну восхищало, как элегантно направлял Божидар возмущение тропиканцев. Он не всегда был так умен. За последние восемь лет объект, которого называли послом, подбирал и совершенствовал свой состав. Сейчас у него были почти уважительные оправдания, почему его люди подключились к телефонной линии: они ожидали звонка посла в один из ближайших домов Домена. Когда владелец дома не передал в посольский комплекс ничего, тропиканцы забеспокоились о безопасности своего посла и потому подключились к телефонной сети (очень грамотно, кстати, для первой попытки) и начали поднимать шум по всей линии. Обычно советы «Внеполосного» по маршрутизации делали систему вполне работоспособной, но много зависит от пользователей, прислушивающихся к этим советам.

Жалуясь и оправдываясь, Божидар в то же время отказался разрешить обыски на территории посольства. Резчица ответила осадой. Это длилось примерно декаду – и кончилось тем, что Божидар согласился дать разрешение на обыск здания взамен года бесплатного доступа к телефонной сети.

Естественно, обыск в посольстве результатов не дал.

Вот это сочетание скрытности с клоунадой было и эффективно, и подозрительно. Тщательник и Невил лоббировали высылку тропиканцев из Домена, и черт с ним, со стратегическим сырьем. Джоанна считала, что тропиканцам никогда бы не хватило ума на серьезную кражу. Резчица считала, что ими манипулирует Свежеватель (а то как же!) или, быть может, давно пропавший Хранитель. Свежеватель все отрицал.

Равна тем временем сосредоточилась на своей главной проблеме. Всеми силами она старалась умерить недовольство, из которого росли симпатии к «Группе изучения катастрофы». Приходилось осуществлять перемены и проводить реформы. К несчастью, даже в самых простых проектах попадались скрытые ловушки. Вот, например, идея дать Детям больше доступа к «Внеполосному». В конечном счете это могло замедлить ход исследований, но за все приходится платить. Равна без труда смогла очистить главную грузовую палубу корабля. Она теперь открывалась прямо на уровень земли, и оставшуюся аппаратуру можно было хранить в Новом замке. И еще меньше проблем было – просто попросить автоматику корабля – превратить внутренние стены в дисплеи. Сводчатый грузовой трюм превратился в уютный зал заседаний. Дети с удовольствием украшали помещение.

И вскоре грузовой трюм стал грубой имитацией тех мест, которые Дети помнили с того времени, когда мир еще не рухнул. Появился выборный комитет (демократия поднимает голову), определяющий интерьер на каждую декаду. Дети и их Лучшие Друзья – стаи являлись толпами. Поскольку они находились внутри корабля, «Внеполосный» мог настроить акустику так, чтобы стаи сидели в паре метров друг от друга, не вторгаясь друг другу в мыслезвук. Это для большинства стай было ново и отдавало магией, отчего место становилось еще более популярным.

Таким образом, Новый зал встреч имел ошеломительный успех, с непредусмотренными побочными эффектами, тоже положительными. Так? Не совсем. Серьезная скрытая ловушка. Впервые она проявилась, когда Равна освобождала грузовой трюм. Когда вагонетки с барахлом из трюма (в основном техника из Края и для Края, которая, может, когда-нибудь пригодится) прибыли в Новый замок, стражники Резчицы блокировали груз почти на полдня. Резчица, сообщили Равне, находится на берегу и без радиосвязи, и она не сказала, где следует хранить груз и следует ли его принимать вообще! Административный идиотизм, – подумала тогда Равна. Такие штуки иногда устраивал Тщательник, но служители Резчицы обычно бывали умнее. Кроме того, она осмотрела подземные помещения замка вокруг модуля Детей. Места достаточно!

Резчица по закону распоряжалась в замке, точно так же, как Равна была хозяйкой на «Внеполосном». Это было оговорено их соглашением соправительниц, но Равне никогда прежде не отказывали в доступе в катакомбы. И Резчица знала о планах Равны на грузовой трюм.

В конце концов Равна добилась того, чтобы груз увезли, но в последующие дни – впервые за десять лет совместной работы – она ощутила между собой и Резчицей дистанцию и холодок.

Об этой проблеме Равна спросила у Странника. Он, как консорт королевы и родитель некоторых ее элементов, должен был высказать какую-то догадку!

– Резчица стесняется что-нибудь по этому поводу сказать, Равна.

– А? – изумилась она, вспомнив всегдашнюю прямоту Резчицы. – С чего бы это Резчица стеснялась мне пожаловаться?

– Потому, я думаю, что она знает: зря она на тебя злится.

– Вы… вы это обсуждали?

– Ага. В основном она думает, что этот твой Новый зал нарушает баланс репутаций между вами. – Он постучал друг до друга парой носов, и вид у него был несколько смущенный. – Я понимаю, что это… людское слово «ребячество» хорошо передает смысл. Я бы тебя предупредил, но был уверен, что Резчица признает глупость своего поведения в этом деле. Она не всегда такая, но у нее новый щенок пока еще не совсем согласован с остальными. – Он просиял: – Я с ней поговорю! Втроем соберемся и…

– Нет, я сама с ней поговорю. Надо было мне подробнее объяснить ей эту идею с самого начала. Новый зал заседаний не станет заменой Залу Тронов. Это просто неофициальное место – такое, где каждый может приблизиться к миру, который мы хотим построить.

Так что Равна пришла на прием к своей королеве-соправительнице в Зал Тронов на Холме Звездолета. Даже это уже была перемена – до тех пор она чувствовала себя вправе завалиться почти без предупреждения.

Какое-то время она разговаривала с Резчицей, подчеркивая, каким модным местом стал Новый зал заседаний, как он приводит Детей и их стаи к пониманию и желанию участвовать в том, что стараются сделать Равна и Резчица.

– Получилось лучше, чем я думала, Резчица. Есть стаи, не связанные с Детьми – среди них традиционалисты из города Резчицы, – приходящие в Новый зал. В конечном счете он может стать чем-то вроде дипломатического центра.

Резчица в основном свернулась в клубок возле рации. На энтузиазм Равны она вежливо кивнула:

– То есть чем-то вроде капитолия?

– Да… то есть нет, не центром власти. Резчица, стаи и Дети всегда имели доступ к данным корабля. – Она сумела слегка засмеяться. – Вот почему столько Стальных Когтей стали такими специалистами по людям и Краю! А Новый зал просто облегчает им этот доступ.

Резчица слегка покачала головами:

– Но твой звездолет является центром власти, что бы ни говорили ты или я. Глядя с парапетов Нового замка, я вижу телефонные кабели, и все ведут к твоему звездолету.

– Но мы же используем «Внеполосный» для коммутации и логического обеспечения доступа…

Резчица будто не слышала:

– И твой звездолет скрыто управляет доступом к радиосвязи и трансляцией – без нее наши мелкие рации барахтаются в болоте малого радиуса действия.

– Это только до тех пор, пока не будет приличных торсионных антенн.

На самом деле Равна надеялась, что миру Стальных Когтей не придется продираться через эпоху управления аналоговыми частотами. Центральное управление справится, пока не появится цифровая обработка сигнала.

– И мы, Стальные Когти, почти ничего из тех энергетических схем, что видели в твоих архивах, не создали. Лучевая пушка твоего корабля согревает нам воду и дома.

Равна воздела руки:

– Но если бы не подсказки «Внеполосного», десятки лет ушли бы, пока мы бы создали что-то подобное.

– Я знаю, – ответила Резчица. – Но сегодня, когда я смотрю и вижу «Внеполосный» с его лучевым ружьем, так удачно расположенным над сердцем Домена…

Равна села в ошеломленном молчании. После Битвы на Холме Звездолета Резчица выбрала Старый замок Свежевателя как свою резиденцию, и Равна переставила «Внеполосного» на Скрытый Остров. В первый год королева сообразила, что как бы ни был наспех построен Новый замок на холме, он и есть подходящий центр великой империи. Она переехала сюда и попросила Равну переехать следом, снова вернув корабль на холм, стражем, который всем будет виден. Переместить звездолет было непросто; Равна представить себе не могла, что корабль снова будет летать. И вот теперь?..

Резчица переглянулась сама с собой. Противоречивые мысли?

– Прости. Я знаю, я сама просила помощи «Внеполосного». И я знаю, что ты удалила каскад усиления лучевого ружья. Я никогда бы не сочла твою службу кораблю угрозой. Только последнее время я вижу риски некоторым новым прозрением.

– Наша зависимость от твоего корабля во всем делает его единственной точкой разрушения – таков, кажется, ваш технический термин, который я, естественно, узнала из текстов в архиве «Внеполосного». Разве это не считается непредусмотрительным – ставить работу всей системы в зависимость от одной детали?

Для Равны ответ на этот вопрос всегда был очевиден. У нее есть жесткий срок, и он, быть может, меньше даже ста лет. Она наклонила голову.

– Я понимаю. Но разве мы не говорили об этом прежде? Я думала, мы согласились. «Внеполосный» мы используем для поддержки работы Тщательника и как можно более быстрого прогресса.

Резчица вздохнула:

– Да. И вообще мы слишком далеко ушли по этой дороге, чтобы что-нибудь менять.

Слава Силам!

Равна вдруг поняла, что катастрофы удалось избежать. Дело было куда хуже, чем говорил Странник.

– Резчица, если ты в смысле равновесия считаешь зал встреч на «Внеполосном» отрицательным явлением, скажи мне, и я его уберу.

– Нет, Равна, я согласна с твоими доводами. Меня устраивает твой Новый зал встреч.

– Наш Новый зал встреч, Резчица. Благодарю тебя. – Равна попыталась сменить тему. – Так как там инспекция границ?

После пропажи плащей Резчица попыталась ввести что-то вроде государственной охраны горных перевалов между ледяными вершинами.

Резчица качнула головами в улыбке.

– Все сделано, и куда быстрее, чем я полагала возможным. – Она пожала плечами. – Это не существенно. В данном случае реальная угроза – это не иностранцы. Я уверена, что плащи из Домена не вынесли.

– А, да. Свежеватель.

– Ты имеешь в виду преобразованного Свежевателя, – с хитрецой сказала Резчица. – Как его ни реформируй, но именно он всегда жаждал получить эти плащи. Они питают его мессианские стремления.

– Ты могла бы вышибить его из Совета.

– Я думала что-нибудь против него предпринять. Но вряд ли ты понимаешь, насколько он умен. На самом деле я думаю, он так же умен, как и до того, как убили четыре его составляющие. Тиратект, «скромная училка», была выбрана отлично. И у него по-прежнему полно политических связей на Скрытом Острове и к северу от него. Он слишком тонко работает, чтобы его поймали, и слишком силен, чтобы его отодвинуть.

– Но нет же никаких улик, что он какое-то отношение имеет к краже.

– Есть некоторое количество косвенных улик. Странник их заметил. И Тщательник заметил бы, не сосредоточься он так на тропиканцах. Немногие воры сумели бы уйти от твоего преследования, Равна. Ты снова показала замечательную полезность «Внеполосного».

– Вот как?

– Я узнала детали от Тщательника больше, чем он рассказал Совету. Вы использовали множество приемов, о которых тропиканцы даже не могли подозревать. Никто, не знающий как следует технологию «Внеполосного», не мог бы ускользнуть от твоего поиска. Тщательник мог бы. Может, и я могла бы – проведя кучу предварительных исследований. И есть Свежеватель, который за эти годы мало ли что мог бы вытащить из «Внеполосного» и которого я все равно подозреваю в краже «Олифанта».

Равна хотела было возразить, потом решила, что и так сегодня слишком провоцирует паранойю Резчицы. На самом деле тот, кто украл компьютер «Олифант», получил оракула в некоторых отношениях не менее важного, чем «Внеполосный». Владение им делало осуществимым почти любой коварный план. А Резчица была абсолютно уверена в том, что ее самый умный отпрыск – законченный негодяй.

Я должна сказать спасибо, – подумала Равна. – Пусть лучше у Резчицы будет мания насчет Свежевателя, чем насчет Нового зала встреч.

Когда Равна спустилась из Нового замка, оставалось час или два до полуночи. Вересковая пустошь погрузилась в сумерки. На южном небе показалась звезда – это был кружащий по орбите грузовой корабль, что привез сюда посадочный модуль Детей.

Темнота и ясное небо принесли глубокую прохладу, которой летом почти не бывало. Когда Равна добралась до «Внеполосного», поднялся ветерок, ледяными иголочками пронизывающий свитер местного производства. У Детей такая одежда называлась «несказанно тупая». Эта ткань действительно совершенно не умела усреднять температуру.

Свет из грузового отсека «Внеполосного» – Нового зала – ложился на склон тепло и радостно. Равна стояла на краю светлого пятна и смотрела внутрь. Даже сейчас там были стаи и Дети. Наверное, просто играли, но все равно приятно было смотреть. И Резчице это место тоже в конце концов понравится.

Но разговаривать Равна сейчас не хотела ни с кем. Она миновала освещенное место, огибая корабль. После кражи плащей вопросы охраны очень тщательно обсуждались на заседаниях совета. Невил при активной поддержке Тщательника и мрачном согласии Джоанны считал, что сейчас может случиться вообще что угодно, в том числе налет грабителей и бандитов. Равне это казалось глупостью, но на самом деле неизвестно, кто против них действовал. Может быть, помогли бы дополнительные камеры наблюдения. Может быть, нужно усилить охрану численно.

Пока разработаем всю нужную технику, получим все минусы национального государства.

Как бы там ни было, ничего не могло случиться перед внимательными глазами ее корабля. Равна подошла к корпусу, и «Внеполосный» бесшумно открыл для нее люк. Она вошла, и корабль отнес ее в ее комнаты. Там она сменила тяжелый свитер и штаны на одежду, которую носила на борту. И одно это действие снова ей напомнило о ее особых преимуществах. Очень скоро придется перебираться из этой берлоги. Это стало личным императивом, пусть она даже никому об этом не говорила. Жизнь за бортом «Внеполосного» замедлит ее работу, но сейчас Равна поняла, что оставаться на борту может оказаться еще деструктивнее.

Но пока что сегодня у нее более чем достаточно работы, которая требует всей техники, доступной на мостике звездолета.

Что замышляет Свежеватель-Тиратект? У Резчицы эта стая под очень сильным подозрением. На самом деле Равна знала, что некая малая часть этих подозрений верна. Коварный монстр (пусть и преобразованный) наверняка сообразил, что Резчица прослушивает его помещения. Но причина, по которой Равна это знала, давала ей уверенность, что за теперешними загадками стоит не Свежеватель.

Она присела на кресло любимого фасона и вызвала комплект наблюдения «Внеполосного» – систему Верхнего Края, которую скрывала от всех.

«Внеполосный-II» был рассчитан на работу возле Дна Края и даже в Медленной Зоне (где они сейчас застряли). Но построен он был в Среднем Крае, где технология балансировала на грани разумности. И почти ни одна из высших функций корабля Здесь не осуществлялась. Конечно, Здесь ни один корабль не мог летать быстрее света. И антигравитация тоже медленно умирала. Переводчики естественных языков создавали тексты просто смехотворные. И даже если местная физика разрешала какое-либо явление, программное обеспечение корабля зачастую не умело его использовать. Вот почему в проекте «Внеполосного» так много использовалось Очень Тупых Решений классических проблем.

И тем не менее бывали приятные сюрпризы. После гибели Фама, после Битвы на Холме Звездолета Равна провела инвентаризацию того, что осталось. Среди обломков попадались высокотехнологичные устройства, продолжавшие как-то функционировать. Равна открыла их Джоанне, потом Резчице и потом Исполнительному Совету, когда он был создан, но одну вещь скрыла: комплекс для наблюдения. Она и Дети оказались в ловушке в мире средневековых чужаков. Единственным представителем иных миров была наездница Зеленый Стебель, да и та ушла почти сразу. Как же мне тебя не хватает, Зеленый Стебель.

Эта мысль все еще возникала иногда – Зеленый Стебель была с Равной в самые тяжелые моменты в космосе.

Так что поначалу кое-какие секреты Равна сохранила. Открывать этот секрет сейчас было бы уже поздно. В Крае «камеры» представляли собой больше, чем могли вообразить цивилизации ранней технологии. Камерами могли быть: слой краски, создания, похожие на насекомых, и даже бактериальные инфекции. А доставка информации наблюдателю могла быть еще необычнее, посредством облака возмущений – акустических, визуальных, термальных, которые для восстановления исходной информации требовали колоссальной обработки.

Одна из таких аппаратных систем пережила импульс Контрмеры. Еще поразительнее, что «Внеполосный» был в состоянии восстановить информацию. С самого начала Равна должна была решить, за кем установить особое наблюдение. И выбор не был труден. Прежний Свежеватель создал странную культуру, изобретательно жуткую и жутко изобретательную. И казалось, что он именно так опасен, как утверждает Резчица.

Поэтому в эти ранние годы Равна инфицировала все элементы Свежевателя-Тиратект системой наблюдения. Физически эта система была безвредной, и создавать свои дубликаты устройства не могли, но их было достаточно, чтобы отслеживать его, сколько будет нужно.

Можно было надеяться, что достаточно.

В последующие годы Равна часто жалела – хоть сожаление никогда не переходило в отчаяние осознания роковой ошибки, – что не инфицировала этой системой кого-нибудь другого. Однако «преобразованный» Свежеватель был самым большим неизвестным и потенциально – самой большой угрозой, и камеры Равны открыли ей, что каким бы странным созданием ни был Свежеватель-Тиратект, он не работает против Резчицы, Равны и их планов. Не один раз после этого ей хотелось открыться Резчице. Вот и теперь, после недоразумения с Новым залом, Равна подумала, рискнет ли она когда-нибудь рассказать Резчице правду.

Последние подозрения Резчицы по поводу Свежевателя и радиоплащей были весьма правдоподобны – для тех, кто не знал о системе наблюдения Равны. Корабль постоянно обрабатывал получаемые от Свежевателя данные, записывал реконструированные образы, отслеживал заданные условия опасности. Равна эти записи тщательно просмотрела сразу после кражи радиоплащей, и реформированный Свежеватель показался ей таким же невежественно-невинным, как всегда. Что еще она могла сделать?

Интересно, что эта стая собирается делать прямо сейчас, сегодня?

Не слишком четкая мысль, потому что кадры «реального времени» от этой системы были странными и размытыми. Но все же Равна запрос сделала.

Прошло несколько секунд. У этой системы эффективность катастрофически падала с расстоянием, и за пределами ближайших окрестностей сигнал искажался почти безнадежно. К счастью, Свежеватель уходил из зоны хорошего приема лишь несколько раз в год – Резчица его держала жестко. Доклады инфекции поступали несинхронизированными каплями через ближайшие случайно размещенные устройства, оказывающиеся в пределах прямой видимости. Передача данных для одного изображения могла занимать тысячу секунд – а для следующего менее секунды.

Иногда важные данные проявлялись потом, и тогда «Внеполосный» перестраивал потоки изображений, иногда весьма неожиданно.

Сегодня прием был плохим, но системы обработки сигналов «Внеполосного» подбирали ключи, картинки постепенно становились яснее, приобретали цвета и яркость. Несколько мгновений движения – и снова поток застывал. Равна попыталась подрегулировать параметры.

Свежеватель находился где-то в нижних цокольных этажах Старого замка. Он туда уходил два-три раза в год. Несколько лет назад Равна пришла к выводу, что Свежеватель наверняка знает расположение камер Резчицы. Заключение было тревожное, но потом она поняла, что в основном эти путешествия «вниз» были в рамках хобби Свежевателя – злить родителя своей стаи.

Бывали и исключения: Свежеватель делал некоторые вещи, которые хотел от Резчицы скрыть. Например, Резчица запретила Свежевателю попытки реабилитации его создания, Булата. В этом Резчица отступила от своего мирного договора со Свежевателем – единственный такого рода инцидент, известный Равне. Останкам Булата позволили жить, но лишь в виде дрожащей и жалкой тройки. Умалишенную стаю держали в изоляции, во фрагментарии для ветеранов.

Одно время казалось, будто Свежеватель может возобновить войну из-за нарушенного обещания Резчицы. Но он воспользовался ситуацией, чтобы выиграть множество уступок – в том числе переоборудование Старого замка. Однако Равна знала, что коварный Свежеватель не оставил мысли восстановить Булата. В ранние годы Свежеватель часто спускался под цоколь для встреч с Заботницей, псарем Фрагментария. Эта стая была безусловно лояльной Резчице и, вероятно, возражала против любого жуткого эксперимента прежнего Свежевателя. Они с Заботницей действительно устроили заговор, но лишь с целью уговорить Резчицу восстановить целостность Булата. Может быть, они и преуспели бы, но проблема Булата трагически разрешилась изнутри: бедняга довоевался сам с собой до смерти, обессмыслив планы заговорщиков.

Равна была уверена, что Резчица посмотрела бы не столь снисходительно. Сама по себе встреча в катакомбах Старого замка – уже состав измены. Эти помещения пропитаны ужасом. Когда-то Резчица попыталась сделать переучет всех комнат замка. Ее стаи нашли как минимум пять уровней и много заброшенных туннелей, до сих пор не обследованных.

В прошлые годы катакомбы интриговали Детей невероятно. Когда им исполнялось десять-одиннадцать, они все отчаянно рвались исследовать «Свежевателевы пещеры смерти». Если учесть естественное выветривание и провалы, то входов было полно, и каждые пару лет находили новые. Рано или поздно кто-нибудь из ребят мог свалиться и погибнуть, и это было самой большой ежедневной тревогой Равны – до появления этой секты отрицателей.

В сегодняшней экспедиции почти весь Свежеватель нес лампы на солнечных аккумуляторах. Света они давали едва ли больше смоляных факелов, зато не поглощали кислорода и не дымили. Равна узнала пещеру с низким потолком, которую проходил Свежеватель. Такого грязного места она в жизни не видела и надеялась больше не увидеть. Ей помнилось, как там воняет, хотя столько лет прошло. Темный пол был истыкан каменными заглушками, похожими на небольшие крышки люков. В картинке, которую синтезировал «Внеполосный» из разных голов Свежевателя, можно было разглядеть шестиугольный узор десятков – сотен – таких крышек, уходящих в темноту.

Поток изображений застыл: «Внеполосный» ждал сигнала или – что более вероятно – углубился в его анализ. Равна не торопила. Она хотела получить видео высокого разрешения, а это требовало времени: собрать все кусочки изображения и интерпретировать. Кажется, из этой серии изображений может что-то выйти. Иногда бывает, сколько ни жди, а ясности не будет.

Так что она лениво уставилась на неподвижную картинку. Справа на одном изображении отсутствовала одна «крышка люка». Это очень ее пугало, когда там бродили ребята. В темноте в такую дыру можно упасть и шею сломать.

Равна машинально сопоставила изображения от нескольких элементов Свежевателя, и этот синтез позволил ей заглянуть в дыру. Дно терялось в темноте, но Равна знала, что каждая дыра примерно два метра в глубину и заканчивается болотом сточных вод. И если «Внеполосный» не восстанавливал изображение по опыту, эта дыра была не пуста.

Видны были кости и высохшая плоть. Фу. Не приходится сомневаться, что прежний Свежеватель был чудовищем. Эти дыры были комбинацией подземной тюрьмы и склада. Свежеватель, а после него Булат делили пленника на составляющие элементы и каждый из них заталкивали в отдельную дыру. Им давали пищу и воду, физически мучили или просто оставляли сходить с ума в безмысленном заключении. Этот процесс Свежеватель называл «пересборкой», потому что когда отдельные элементы сходили с ума или впадали в ступор, их можно было собрать в «специально спроектированные» стаи, смешивая и сопоставляя с частями других пленников. Некоторые из этих пересобранных стай все еще бродили по Домену. В основном это были печальные умственно увечные уроды, несколько было припадочных психопатов. Пересборка была самым мерзким, самым идиотским достижением Свежевателя.

Наконец видеопоток двинулся дальше, и несколько точек съемки прошли мимо страшной дыры. В окошке под рукой Равны появилась схема текущего расположения элементов стаи с указаниями, какие поля зрения показаны на главном изображении. Как всегда, увечный элемент Свежевателя двигался впереди. Его уши с белыми кончиками показывались то там, то здесь почти на всех видах от других элементов. Белоухий был тормозом для стаи Свежеватель-Тиратект из-за перелома таза. Возили его другие элементы на тележке в подвеске из одеял.

В последние годы у Белоухого затуманилось зрение. Тело старело, а до лечения катаракты еще десятки лет должны были пройти. Поэтому зрение Белоухого первым показывало, что впереди, но изображение было еще более туманным, чем реконструкция «Внеполосного». И все же что-то было на пути стаи.

Равна переключилась обратно на синтез от всех элементов – впереди оказалась другая стая, на самой границе освещенной зоны. И это был Амди!

А где же Джефри? Равна внимательно всмотрелась во все окна. Ничего не было видно в темноте. Она отмотала несколько секунд обратно, проделала некоторый анализ образов… нет, Джефа и следа нет. Она подавила импульс повторить анализ, повысив распознаваемость человекоподобия.

Свет ламп постепенно выделил из темноты присевшего Амди. Тележка Белоухого подкатилась на удивление близко, и остальные элементы Свежевателя-Тиратект раздвинулись, встав вокруг Амдиранифани полукругом.

Снова застыл видеопоток. Окно диагностики сообщало, что задержка связана со слухом Свежевателя. До сих пор звук анализатор не уделял достаточно внимания звуковому каналу связи. Равна слышала стук когтей Свежевателя по камню, скрип тележки, но мыслезвук Свежевателя – ультразвук в диапазоне 40—250 кГц – в основном игнорировался. Образы, свидетельствующие об удивлении или гневе, были бы опознаны и доложены, но детальный анализ потока мыслей был бы невозможен для «Внеполосного» даже в Крае.

Сейчас «Внеполосный» слышал аккорды и бульканье-шипение межстайной речи.

Еще через секунду пошло видео и синхронизированный звук – а внизу, титрами, давался наиболее вероятный, по мнению «Внеполосного», перевод.

Свежеватель-Тиратект:

Уделяю тебе [время/любопытство],

[малыш/малыши].

Зачем тебе эта встреча?

Амдиранифани:

Я [?] очень грустно. Я [?] [?] боюсь.

Что [?] мной [?]

Равна еще несколько раз прокрутила разговор. Сопоставляя догадки «Внеполосного» с тем, что знала сама, она часто могла понять речь Стальных Когтей. Последние слова Амди были очень ясны: «Что со мной будет?»

Но тут Амди переключился на самнорский:

– Можно мы будем говорить по-человечески, господин Тиратект? Мне этот язык больше нравится, а на межстайном мне трудно правильно сказать, в чем мое дело.

– Конечно, милый мальчик. Вполне можем по-самнорски.

Человеческий голос Свежевателя был, как всегда, сердечен – манера умного садиста.

Наверняка же Амди распознал насмешку в тоне Свежевателя? В конце концов, восьмерка эта знала Свежевателя-Тиратект еще с тех пор, как Свежеватель был в силе. Но сейчас они все восемь сбились в кучу и подвигались вперед по сантиметрам, почти ползя на брюхе.

– Я очень боюсь. Очень много печального. Если бы не так много, я бы справился, а так я просто глупец, предающийся жалости к себе.

Смех Свежевателя-Тиратект прозвучал почти ласково.

– Ах, бедный Амдиранифани! У тебя способности гения. Когда обычные стаи сталкиваются с несколькими бедами сразу, страдания у них не очень умножаются. Они дополнительной тяжести просто не чувствуют. А у тебя способность к страданию больше. Но даже при этом…

Окно диагностики показало серьезные проблемы с трансляцией. Очевидно, некоторые передающие устройства закрепились на вечерних светлячках, а этих насекомых становилось меньше, когда охлаждался вечерний воздух. Шли секунды, гипотезы «Внеполосного» не сходились. Наконец появился красный флажок, извещающий, что при таких принимаемых данных ясной картины сложить не удается.

Равна вздохнула и подняла уровень приемлемой неуверенности, потом махнула программам, чтобы продолжали анализ. Иногда эти наблюдения слишком напоминали волшебные сказки дотехнической эпохи: чародейка Равна склонилась над хрустальным шаром, пытаясь изо всех сил высмотреть истину в туманных пророчествах авгуров.

Через секунду «Внеполосный» показал свои вероятные предположения: картинки отдернулись назад на пару секунд и перезапустились. Свежеватель говорил:

– И все равно, мой мальчик, что за проблемы тебя беспокоят?

Амди придвинулся чуть ближе.

– Вы создали Булата, Булат создал меня.

Тихий смех.

– Конечно. Я создал Булата и в основном – из собственных элементов. А Булат тебя собрал из новорожденных щенков, рожденных от гениев. Он их покупал, крал и добывал разбоем на всем континенте. Ты редчайшая стая среди стай, рожденная вся сразу, вся из щенков. Как двуногие.

– Да, как человек. – Изобразительные средства «Внеполосного» показали слезы на глазах Амди. – И вот я умираю как человек, пусть даже люди не начинают умирать, пока они еще дети.

– Ах это, – сказал Свежеватель. Равна отметила, что Белоухий подал тележку вперед и вытянул шею в сторону Амди. Ух ты. Перекрывающиеся мыслезвуки должны быть достаточно громкими и сбивать с толку эмоции обеих стай. Но голос Свежевателя – представленный программами наблюдения, не забывай ни на секунду – был так же хладнокровен. – Мы же об этом уже говорили раньше? Одновременное старение – это трагедия, но твоим элементам все еще всего лишь четырнадцать лет. Неприятные времена ожидаются для тебя лет через двадцать в будущем, когда мои грандиозные планы наконец-то…

Амди перебил не совсем уместным:

– Я любил господина Булата. Но я не знал, конечно, что он чудовище.

Свежеватель пожал плечами:

– Таким я его сделал. Боюсь, это моя ошибка.

– Я знаю, но вы же ее искупили! – Амди запнулся и заговорил тише. – А тут вот еще и проблема у Джефри. Вы…

Равна подняла голову. Что там такое с Джефри? Но Амди не стал договаривать.

Помолчав минуту, Свежеватель сказал:

– Да. Я что смогу, сделаю по этому поводу. Но какая же тебя подстерегла новая проблема?

Амди издавал звуки человеческого плача, так плачет потерявшийся ребенок.

– Я узнал, что два моих тела – краткоживущие с Великих Равнин.

Равна не сразу смогла вспомнить. Краткоживущие с Великих Равнин? Расовая группа такая, не отличающаяся с виду от прочих Стальных Когтей, хотя имеют склонность к врожденному сердечному заболеванию. Редко живут более двадцати лет.

В других окнах кивали головы Свежевателя:

– Эти два твоих элемента испытывают боли в груди?

– Да, и зрение у них портится.

– Да, краткоживущие, – сказал Свежеватель. – Это и правда проблема. Я посмотрю… – Звуковая дорожка запнулась – очевидно, «Внеполосный» разбирался в вариантах, восстанавливая смысл. – Я посмотрю в записях Булата, но боюсь, что ты можешь оказаться прав. У псарей это известная дилемма: краткоживущие с Великих Равнин часто обладают превосходным геометрическим воображением. Но при всем при том это все же не одновременное старение.

Амдиранифани била дрожь.

– Когда эти два моих элемента умрут – я уже не буду собой.

– С этим каждой стае приходится иметь дело, мальчик мой. Если нас не убивают сразу, то замены – рутина нашей жизни.

– Для вас – может быть! Для обыкновенных стай. Но я появился в мире весь сразу, а раньше меня не было. Господин Булат установил равновесие, когда меня собрал. Если я потеряю двоих, даже одного потеряю, я буду…

– Псари Резчицы смогут подобрать что-нибудь подходящее. А может быть, ты почувствуешь, что шесть – как раз удобный размер для твоего разума.

Тон Свежевателя был открыто сочувственным, но – вполне в соответствии с его обычной манерой – в чем-то пренебрежительным, будто он отмахивался от собеседника.

– Нет, не надо! Стоит мне потерять одного из восьми, я тут же развалюсь, как арка без замкового камня. Умоляю вас, господин Тиратект! Вы создали господина Булата. Вы создали «Группу изучения катастрофы». Вы заставили Джефри всех предать. Среди этих чудовищных злодейств нельзя ли сотворить немного добрых чудес?

Равна смотрела, оцепенев, не пытаясь даже остановить поток или посмотреть на окно журнала. Сейчас, когда сцена перешла все границы правдоподобия, она разыгрывалась без малейшей задержки. Амди уже не говорил, слышался только звук людского плача. Это вроде как укладывалось в картину. Восьмерка распласталась в позе униженного отчаяния, реформированный Свежеватель тоже ничего не говорил, но «Внеполосный» показывал на дисплеях нечто невероятное: все пять тел Свежевателя-Тиратект подползали к Амди. Те двое, что принадлежали исходному Свежевателю, подталкивали вперед тачку Белоухого. Некоторые оказались меньше чем в метре от ближайших элементов Амди. Это было настолько неимоверно, насколько вообще бывает что-то неимоверным. Свежеватель-Тиратект был неприятно известен своим брезгливым, отстраненным поведением. Обычные стаи, дружественные, часто посылают одного-двух своих элементов поближе друг к другу для краткого обмена мыслезвуком. Это как у людей приветствие объятием или легким поцелуем. Свежеватель-Тиратект никогда не опускался до подобной фамильярности. Эта стая всегда держалась на дальнем конце стола или пряталась за самой толстой звукопоглощающей обивкой.

А в этом невероятном, фантастическом видеоролике Белоухий потянулся вперед и прижал два элемента Амди к своей шее. Несколько других были почти так же близко. Наивному человеку могло показаться, что две группы животных ласково утешают друг друга. В стаях Стальных Когтей это была очень глубокая близость.

И любое сходство с тем, что происходит на самом деле, чисто случайно!

Равна сердито выключила все дисплеи, погрузив их в черноту.

Она долго сидела, всматриваясь в уютную теплую темноту собственного кабинета. Слишком она увлеклась этим анализом. Попытка «Внеполосного» извлечь смысл из почти чистого шума была безумием. И все же… вряд ли программы корабля вставили определенные существительные без какой-то причины. Она понимала, что обречена возвращаться к этой сцене снова и снова, пытаясь отделить программные глюки от шума сигнала и от того, что открывается под ним. Может быть, что-то можно получить, начав с внешних неоспоримых фактов: например, что Джефри – не предатель.

Она снова проглядела данные, только сейчас не смотрела лгущий видеоролик. Вместо этого она обратилась к журналу программы наблюдения. Как она и подозревала, условия передачи сегодня менялись от плохих до отвратительных. И все же они уже бывали такими, а ей удавалось получить разумные результаты. Она убрала журналы состояния сети и перешла к анализу, выданному программой, – то есть к деревьям вероятности, показывающим рассматриваемые варианты и их взаимосвязи. Четкое видео, которое смотрела Равна, было лишь наиболее вероятной интерполяцией, вытекающей из джунглей прямых и косвенных предположений. Например, Амди почти определенно заявил, что за «Группой изучения катастрофы» стоит вполне известная личность. Равна нашла этот узел анализа, развернула его – появились доводы и вероятности. Да, а Свежеватель был назван этой личностью просто из-за контекста и чего-то такого в позе Амди. Аналогично Амди, вероятнее всего, сказал, что «кто-то» предал «что-то», – но программа сгенерировала эти конкретные существительные из длинного списка кандидатов.

Забавно, что Джефри даже попал в этот список, не говоря уже о том, что наверх пробился. Так что же за логика его туда затянула? Равна посмотрела рассуждения программы, залезая в такую глубину, где не бывала раньше. Как она и предполагала, вопрос «почему “это” было предпочтено “тому”?» вызвал комбинаторный взрыв. Результаты можно разбирать веками – и ничего не понять.

Равна откинулась на спинку стула, завертела шеей, стараясь снять напряжение. Что же я упускаю из виду? Естественно, программа могла просто сломаться. Аварийная автоматика «Внеполосного» была заточена под работу в Медленной Зоне, но в программе наблюдения содержались фрагменты кода для Края, не входящие в список применимых утилит корабля. Просто так случилось, что она здесь заработала.

Но ведь если бы случилось что-то серьезное, были бы предупреждения? Равна небрежно посмотрела журнал регистрации ошибок. Высокоприоритетные сообщения были именно такие, как она ожидала: «Обработка неадекватных данных» – и дальше всякая ерунда. Она полезла в низкоприоритетные информационные сообщения. Как и ожидалось, в одном только этом вечернем сеансе ее работы их был буквально миллиард. Равна отсортировала их парой различных способов и какое-то время сосредоточилась на просмотре результатов…

И застыла в кресле, вытаращившись на этого притаившегося монстра:

442741542471.74351920 Только для информации:

Число срабатываний датчика Свежевателя: 140269471

442741542481.74351935 Только для информации:

Число срабатываний датчика Свежевателя: 140269369

442741542491.74354327 Только для информации:

Число срабатываний датчика Свежевателя: 140269373

442741542501.75439121 Только для информации:

Число срабатываний датчика Свежевателя: 140269313

442741542511.75439144 Только для информации:

Число срабатываний датчика Свежевателя: 140269265

442741542521.74351947 Только для информации:

Число срабатываний датчика Свежевателя: 140269215

…29980242 строк опущено.

– Объяснение!

Собственный голос показался ей придушенным.

Появилось окно, определяющее соответствующие поля, указывающие на источник этих извещений, на анализ сенсорных устройств на каждом элементе Свежевателя-Тиратект.

Кратко говоря, эти извещения говорили именно то, что она подумала. Во всей стае Свежевателя осталось чуть меньше ста пятидесяти миллионов датчиков. Исходная инфекция измерялась триллионами, и даже этого было едва ли достаточно. Если степень заражения падала до пары сотен миллионов… то ее «наблюдение» превратилось в самообман!

Сколько времени уже это тянется?

Она вызвала интерполяцию и попросила три наилучших модели истории отказа. Их и оказалось три, но первая была почти достоверной: с первого дня ее наблюдения почти десять лет назад маленькие шпионы отказывали все больше и больше – пологий спад с временем полураспада меньше года. В Крае такая инфекция работала бы лет сто. Да и поддерживающие программы обладали бы достаточным интеллектом, чтобы сообщить ей, что она работает с мусором. Неудивительно, что эти устройства не попали в Манифест Утилит. Равна перехитрила сама себя.

Она сгорбилась в полном отчаянии. Сегодняшний день – как моментальный снимок ее жизни за последние декады. Но если пересмотреть прошлые наблюдения, теперь уже зная им цену, понятно будет, насколько можно доверять Свежевателю. Она открыла глаза, смахнула слезы и посмотрела на повисшую в воздухе неумолимую кривую распада. Несколько лет назад система наблюдения содержала ровно триллион датчиков. За эти годы извещения об отказах накапливались, но на невидимых малоприоритетных уровнях. А тем временем более высокие уровни продолжали выдавать Равне – назовем вещи своими именами – фантазии. Она могла бы вообще этого не заметить, если бы реальные угрозы не сделались столь многочисленны, что фантазия стала выдавать дикое вранье.

Если я решу, что прошлые наблюдения тоже фальшивка… об этом придется сказать Резчице. Ага. И уничтожить то доверие, которое еще между нами держится.

На миг она потерялась в этих мрачных раздумьях. Случалось ли ей когда-нибудь так сильно запутаться? Нет. Бывало положение еще хуже?.. Ну, куда страшнее было наблюдать за Битвой на Холме Звездолета. А через несколько часов потерять Фама – это было еще печальнее. Но в смысле отчаяния – ничего не бывало хуже после уничтожения ее родной цивилизации на Сьяндре Кей.

Тогда я выдержала.

Тогда с ней был Фам.

Равна открыла глаза – только что миновала полночь. Внешние окна смотрели на темный ландшафт – давно уже в свои права вступила осень.

Но одну вещь она должна была сделать, как бы та ни была иррациональна. Она этого не делала уже больше года. Ее не поняли бы ни Дети, ни Стальные Когти, и у нее не было никакого желания поощрять суеверия. Но именно сейчас настал момент, когда необходимо было навестить Фама.

Глава 09

Кладбища – места жутковатые. На Сьяндре Кей таких мемориалов было несколько. Люди в Крае тоже в конце концов умирали. Смертность была сравнима с периодом полужизни соответствующих цивилизаций, которые в основном перемещались все выше и выше и в конце концов – если не делали какой-нибудь сверхглупости, как жадные глупцы Страума, – трансформировались в Силы.

Огромные кладбища существовали в малоподвижных цивилизациях, для которых прошлое значило больше любого настоящего. Равна вспоминала нечто подобное на территориях Гармоничного Покоя: кладбище постепенно превращало территорию в мавзолей с кое-где попадающимися живыми обитателями.

Кладбище на Холме Звездолета было идеей Равны – она придумала его, вдруг поняв, почему в историях Века Принцесс кладбища играют столь важную роль. Место она выбрала до того, как вокруг Нового замка вырос город с тем же именем. Участок в два гектара тянулся поперек верескового склона, и от него открывался вид на северо-западные острова до самого «Внеполосного» на юге. Но еще десять лет – и город может окружить кладбище со всех сторон, расширяться будет некуда. А если выйдет по-моему, – подумала Равна, – и нужды не будет расширять эту печальную территорию.

Дети иногда приходили сюда, но днем, когда тепло. А самые младшие вообще не понимали, что такое кладбище. Старшие не хотели понимать, но и друзей своих забывать не хотели.

Равна в основном приходила после наступления темноты и когда у самой на душе бывало всего темнее. Если из этого исходить, сегодня было самое время.

Она шла вдоль главной аллеи, и под ногами поскрипывал окостеневший от мороза мох. Ночь арктической осени даже здесь, где сказывались океанские течения, могла варьироваться от холодной до морозной. Сегодня еще было довольно умеренно. Тучи пришли на закате, наслаиваясь над землей глубже и глубже, удерживая дневное тепло. Бриз с холмов почти стих, ощущаясь лишь как едва заметное холодящее дыхание. «Внеполосный» сказал, что чуть позже начнется дождь, но пока что небо было темным и сухим, и воздух был прозрачен до самых вод внутреннего канала. Светились случайные огни на северной оконечности Скрытого Острова. Где-то совсем рядом иногда вспыхивали голубые огоньки – светлячки. Крошечные насекомые устраивали световые феерии лишь две-три ночи в году и обычно более ранней осенью.

Чем дальше шла Равна, тем чаще становились голубые вспышки. Чтобы осветить ей путь, их было слишком мало… но все равно приятно было смотреть.

По обе стороны главной аллеи кладбища шли ряды могил, и на каждой – надгробный камень с вырезанным именем и звездой. Внешний вид выбрали по картинке, найденной в архиве человеческой классики на «Внеполосном». Четырехконечные звездочки – это был древний религиозный символ, вероятно, наиболее часто встречающийся в историях человечеств, хотя и не очень ясный в подробностях. В этих четырех рядах насчитывалась сто пятьдесят одна могила – почти все население кладбища. Полторы сотни Детей, от неполного года до шестнадцати, убитые в одну летнюю ночь, сожженные прямо в спячке. Пустошь к югу от города называлась Лугами Резни, но на самом деле поле убийства лежало под центром Нового замка, в центральном его зале, где до сих пор стоял над обугленным мхом посадочный модуль.

Равна никого из этих Детей не знала. Когда они погибли, она не знала даже об их существовании.

Она замедлила шаг. Здесь могло бы быть и больше мертвых Детей: многие из уцелевших гибернаторов пострадали от огня. Оживление Тимора позволило узнать, что можно делать без риска. Лишь немногие из прилетевших ребят еще спали под замком в гибернаторах плюс еще четыре выкидыша из нового поколения и две жертвы несчастного случая. Когда-нибудь она их всех пробудит. И Тимора тоже когда-нибудь вылечит.

Как бы это странно ни звучало, на кладбище покоились и несколько Стальных Когтей. Изначально это были всего двенадцать стай, полностью погибших в Битве на Холме Звездолета. В последние годы это стало меняться из-за организованного Джоанной Фрагментария для старых элементов – к большой досаде фракции красных курток.

И еще была тринадцатая стая, похороненная прямо рядом с могилой Фама: шесть небольших знаков, каждый с именем своего элемента, и знак побольше, означающий всю группу – Джа-ке-рам-а-фан, и взятое стаей имя – Описатель. Описателя Равна тоже не знала, но знала его историю от Странника и Джоанны: Описатель, доблестный и глупый изобретатель, убедивший Странника подружиться с Джоанной. Стая, которую Джоанна оскорбляла и поносила, которая была убита за свои усилия. Равна знала, что и Джоанна по ночам иногда сюда приходит.

Всего десять лет – и столько ушедших в память. Сьяна и Арне Олсндот. Наездник Синяя Раковина.

И еще сюда приходят несколько стай, среди них Амди. Естественно, вместе с Джефри.

Равна дошла до огромного ледникового валуна, отмечающего конец тропы. Надгробие Фама образовывало плечо вершины, закрывая могилы детей от северных ветров. Но сегодня воздух был почти недвижен. Светлячкам даже не было нужды прятаться в вереске. На самом деле они гуще всего держались в воздухе возле могилы Фама, и много их пульсировали синхронно. Каждые несколько секунд молча вспыхивало голубое, омывая Равну приветственным приливом. Столько их она видела только однажды – и тоже возле этой могилы. Наверное, дело в цветах, которые она здесь посадила, теперь разросшихся. Дети вместе с Равной посадили цветы и вокруг могил своих товарищей, но те так не принялись, как здесь. И это было странно, учитывая открытость могилы Фама с севера.

Равна свернула у конца тропы, обошла камень вокруг, направляясь к облюбованному месту сбоку от него. Странная штука – религия. В Верхнем Крае религия – вещь опасная и практичная, создание богов и обращение с ними. Здесь, в Медленной Зоне, откуда пошел род человеческий… здесь религия – естественно возникшая смесь, в основном подчиненная местной эволюционной биологии.

Но забавно, как быстро слабость возвращает нас на старые пути.

Между медленными импульсами голубого света было темно как в погребе, но Равна знала, где она. Протянув руку, она тронула знакомую выпуклость гладкого гранита. До чего же он был холодным… пока она не согрела камень теплом ладони. Что-то такое было и в самом Фаме. Вполне возможно, что он вообще никогда не существовал, но примерно год она была с ним знакома. Вполне возможно, что Сила создала Фама в шутку и начинила ложными воспоминаниями о героическом прошлом. Как бы там ни было на самом деле, а в конце Фам повел себя как истинный герой. Иногда она приходила сюда, чтобы молиться за Фама. Но не сегодня – сегодня была одна из ночей отчаяния. Хуже того, сегодня для отчаяния была объективная причина. Но Фаму случалось справляться и с худшим.

Она молча прислонилась к камню и какое-то время стояла так.

А потом услышала хруст шагов на главной аллее. Она отвлеклась от надгробия, посмотрела в ту сторону, вдруг очень обрадовавшись, что не плакала. Вытерла лицо и надвинула чуть глубже капюшон куртки.

Приближающаяся фигура на секунду закрыла какой-то огонек из Нового замка, и Равна подумала на миг, что это Джефри Олсндот. Потом дружно засветились светлячки, голубой туман открыл ей иное. Не Джефри. Невил Сторхерте не совсем того роста, и – со всей откровенностью – совсем не так красив.

– Невил?

– Равна? Я… я не хотел застать тебя врасплох.

– Ничего страшного. – Она не знала, то ли смутиться, то ли радоваться сочувственному лицу, вдруг возникшему из пустоты. – Чего тебя сюда занесло?

Невил тревожно потер руки, посмотрел поверх Равны на массивный валун. Свет потускнел, и остался только его голос:

– Я на Лугах Резни потерял лучших друзей. Леду и Джоси. Мне все мои одноклассники дороги, но эти были особенно. Ну, я иногда прихожу… вроде как к ним.

Иногда Равне приходилось себе напоминать, что Дети – уже не дети. Иногда они сами ей об этом напоминали.

– Понимаю, Невил. Когда дела плохи, я тоже люблю сюда приходить.

– А дела плохи? Я знаю, что есть много о чем беспокоиться, но твоя идея с грузовым трюмом оказалась чудесной.

Естественно, он не мог знать о гневе Резчицы и тем более об ужасном провале особого наблюдения за Свежевателем.

Невил продолжал озадаченным голосом:

– Равна, но если есть проблемы, ты не должна о них молчать. У нас же для того и создан Исполнительный Совет.

– Знаю. Но боюсь, что в этом случае…

Я так напортачила, что меньше всего я могу об этом говорить с некоторыми членами Совета.

Светлячки снова замигали, Равна увидела вопросительное и разумное лицо Невила. С тех пор как Джоанна и Невил вместе – а это как раз с тех пор, как Невил вошел в Совет, – ей редко случалось с ним беседовать, кроме тех случаев, когда он был вдвоем с Джоанной. Где-то в самой глубине души она боялась, как бы Джоанна не истолковала ее интерес превратно. Сегодня она от этой мысли чуть не засмеялась.

Сейчас у меня проблемы куда серьезнее всего, о чем я привыкла волноваться.

– Есть вещи, которые никак нельзя выносить на рассмотрение всего Совета.

Сейчас ей не было видно его лицо. Осудил бы он ее за действия за спиной Совета? Но голос у него был сочувственный:

– Кажется, я понимаю. У тебя очень трудная работа. Я могу подождать, пока ты расскажешь…

– Я не об этом. У тебя минутка найдется, Невил? Я бы рада… мне действительно нужен совет.

– Конечно, найдется. – Он засмеялся застенчиво. – Хотя не знаю, чего может стоить мой совет.

Импульс света. Как будто вдруг они оказались в поле голубых цветов; такого огненного представления светлячков Равна никогда не видела – так ярко горело оно на большом валуне почти до самого верха. Равна забралась на полку, которую нашла много лет назад, и показала Невилу на место, почти столь же удобное. Невил кивнул и полез вверх в гаснущем свете. Мальчик – то есть мужчина – поднимался уверенно. Он залез на камень, на полметра ниже Равны и почти на метр в стороне. Вот и хорошо. Рыдать у него на плече она будет разве что метафорически.

Секунду они помолчали. Потом Невил спросил:

– Дело в «Группе изучения катастрофы»?

– Началось с нее. На этом месте я впервые поняла, как я тотально напортачила.

– Это напортачили мы с Джоанной. Мы должны были держать тебя в курсе, что делают наши…

– Да-да, я знаю. Джоанна уже себя за это ругает. Но ГИК – это было только начало.

И тут Равна неожиданно для себя рассказала обо всем, что ее гнетет. И так это было хорошо, и не только потому, что появилась возможность рассказать то, что она никому не говорила. Дело еще и в том, что Невил задавал разумные вопросы и у него возникали идеи – почти готовые решения. Он тут же понял, почему Резчице так не нравится превращение грузового трюма в место встреч.

– Новый зал встреч – это одно из лучших новшеств за последние годы, Равна. Но я понимаю, о чем ты. У Резчицы впечатление отрицательное, но это только повышает важность задачи: не отменить Новый зал, но превратить его в нечто такое, что Резчице будет приятно.

Именно об этом Равна уже думала, но приятно было услышать такие слова от него. Когда он договаривал, она успела заметить выражение его лица. В Невиле Сторхерте всегда была какая-то дерзкая скромность, и сейчас Равна поняла, откуда это противоречие. У мальчика есть харизма. Даже неотработанная и неосознанная, она просто из него сочилась.

– Твоя мать была главным администратором в Верхней Лаборатории?

– Вообще-то это был папа. Мама была его заместителем – и замещала, когда бывала на него зла.

Равна о страумской Верхней Лаборатории была низкого мнения. В лучшем случае это были добрые намерения, приведшие к космического масштаба катастрофе. Но эта Лаборатория была вершиной цивилизации Страума. Это была умопомрачительная гордыня, но с другой стороны, там собрались самые лучшие и талантливые представители этой цивилизации. Очень может быть, там были и другие герои, кроме родителей Джоанны и Джефри.

– Наверное, твой папа был суперзвездой-управленцем.

Лидер более талантливый, чем все прочие представители этого бедного мира.

Невил смущенно засмеялся.

– Был, конечно… пройдя такой суровый отбор. Помню все обручи, через которые родителям приходилось прыгать все мои школьные годы. Но папа говорил, что это не важно, что в Лаборатории столько гениев, что «администрировать» ее – это как кошек пасти… ты знаешь, что это? На Сьяндре Кей кошки были?

Равна улыбнулась в темноте:

– Конечно. Кошки куда старше, чем Сьяндра Кей.

У Невила Сторхерте остались только школьные воспоминания, но он вырос посреди настоящих лидеров. И очевидно, в нем самом была эта магическая искра. А я дура, предающаяся жалости к себе и не замечающая ресурсов, которые все время со мной. Сделав глубокий вдох, она резко перешла от дружеского доверия к полной откровенности в самом главном:

– Знаешь, Невил, самое важное дело на всей планете – а может быть, даже в этой части Галактики – успеть поднять цивилизацию и встретить флот Погибели.

– Согласен.

– Но появление ГИК заставило меня понять, насколько наша перспективная цель отвлекла меня от повседневной жизни. И я, боюсь, столько наделала ошибок, что мы можем проиграть главную битву еще до ее начала.

Ответом ей было молчание, но в мгновенном бледном свете она увидела, что молчание это задумчивое и внимательное, и продолжала речь:

– Невил, я пытаюсь исправить свои ошибки, но все, что я пока пытаюсь сделать, дает нежелательный побочный эффект.

– Реакция Резчицы на Новый зал встреч?

– В частности.

– Может быть, в этом я могу помочь. У меня нет личного канала связи с Резчицей, но у Джоанны точно есть. И я ручаюсь, что мы с друзьями придумаем такие перемены в Зале, которые убедят Резчицу в нашем уважении ко всему Домену.

– Да! Это будет прекрасно! – Спасибо тебе. – Но есть и другие перемены. Большинство из них пугают меня куда сильнее, чем эта история с Новым залом.

Может быть, ты мне скажешь, что в моих делах никуда не годится, а что можно как-то исправить.

И она изложила одну за другой все свои идеи реформ, и реакция Невила на каждую из них была как теплое солнце: иногда он соглашался, иногда нет, но всегда становилось светлее.

Об учреждении формальной демократии – Невил поддержал.

– Да, это мы должны сделать, и достаточно быстро, потому что среди нас уже много взрослых. Но я думаю, это должно вырасти естественно, а не быть навязано сверху.

– Но единственная традиция, которая есть в опыте Детей – то есть вас всех, – это погружение в полную автоматизацию и большие рынки. Как же такая идея возникнет изнутри?

Невил засмеялся:

– Да, вместе с ней возникнут и горы всякой ерунды. Но… я верю в своих товарищей. Сердца у них добрые. Заведу об этом разговоры. Может быть, Новый зал поможет нам понять, как что делалось в успешных демократиях Медленной Зоны. И сообразим, как это сделать здесь, не вызывая недовольства Резчицы.

Насчет переезда Равны с «Внеполосного»: как ни неожиданно, Невилу это почти так же не понравилось, как и ей самой.

– Ты нам нужна на борту, Равна. Всякий, кто задумается над этим вопросом, понимает: ты единственная, умеющая использовать корабельные средства организации. Если нам нужно создать цивилизацию прежде, чем мы умрем от старости, то ты нам нужна там. – Он на секунду замолчал. – С другой стороны, ты права: это злит тех, кто не продумывает вопросы до конца, и раздражает всех, кто сидит на холоде. Мы, Дети, родились в комфортабельной цивилизации. Сейчас мы утратили ее – она только подмигивает нам зеленым с Холма Звездолета. Так что, может быть, имеет смысл тебе на время оттуда выехать. Но нужно выбрать время, какую-то точку поворота, когда это сильнее всего привлечет к тебе сердца. И если ты оттуда уедешь, нашим высшим приоритетом будет создать тебе достаточную связь с «Внеполосным».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.