Петра ВЕРНЕР
      ИСПЕЧЬ СЕБЕ МУЖА
      Истории, подобные этой, произойти могут, только если очень повезет. Чаще всего они случаются под Рождество, но самое вероятное - пережить их во сне.
      Утром в Сочельник Конни вышла из трамвая и направилась к Старой ратуше. Вернее говоря, она медленно прогуливалась по улице, останавливаясь через каждые два шага перед огромными зеркальными витринами.
      Критически осмотрев в них свое отражение, она слегка сдвинула серую кроличью шапку на затылок и поправила пояс синей куртки. Конни совсем маленького роста, у нее карие глаза, которые она, задумавшись, прищуривает, коротко остриженные волосы и веснушки на носу. Но в витринном отражении их не видно.
      Конни насмотреться не могла на импортные туфли, искусно развешанные на пластиковых рождественских елках, на шелка, яркими легкими облаками реющие в витрине. Конни даже невольно протягивала руку, чтобы коснуться этих прекрасных вещей, но наталкивалась на стекло.
      Торопливо снующие прохожие иногда толкали Конни в спину углами огромных рождественских пакетов, за которыми не различить было их лиц. Конни чувствовала, как тают снежинки на ее губах. Асфальт же был совсем черный, хотя снег так и валил. Лишь кончики травинок на газонах припудрились белым.
      Странно, в городе зима почти совсем незаметна, подумала Конни, и все-таки в городе красивее. Здесь столько магазинов - покупай что захочешь, а к вечеру можно зайти со знакомым в кафе и полакомиться мороженым. А как здорово ехать в трамвае или автобусе по ярко освещенным улицам - красота! Не сравнить с промозглым вечерним туманом на полях орошения и зеленым деревенским автобусом с жесткими сиденьями, вспугивающим сов с километровых столбиков.
      Так думала Конни, потому что жила в деревне и, как большинство людей, хотела обладать именно тем, чего не имела. Она шла по площади перед Старой ратушей, и вдруг здесь, вдали от витрин, ее охватила необъяснимая усталость. Она опустилась на скамью, стоявшую в углублении стены ратуши, между прямоугольными бетонными вазонами, в которые по весне высаживают тюльпаны.
      - Что, детка, устала?
      Конни с испугом подняла голову и увидела старую женщину, наверняка бы оскорбившуюся, если б ее так назвали вслух.
      - Да, - только и произнесла Конни. Она даже обиделась. Что значит "детка"? Ей уже двадцать пять. Вот только ростом не вышла. Она искоса взглянула на женщину и вдруг едва удержалась от смеха. На голове старухи красовалась старомодная лиловая фетровая шляпа с широкой зеленой шелковой лентой. На огромной металлической пряжке, скрепляющей ленту, пестрели красные вишни из папье-маше и желтые матерчатые маки. Наверное, актриса, подумала Конни, откусив от банана, который дала ей с собой бабушка. А может, иностранка? Конни покачала головой. И как это вишни не намокают в таком снегу? Странно.
      Старушка придвинулась поближе и спросила, доверительно понизив голос:
      - Вы, наверное, нездешняя?
      Конни почувствовала на себе взгляд янтарно-желтых глаз и вдохнула необыкновенно приятный аромат сладкого миндаля, изюма и корицы.
      Надо же, подумала Конни, да еще такой смешной жакет с бархатным воротничком. Обалдеть! Может, она сумасшедшая?
      Конни незаметно отодвинулась на другой конец скамейки и уже подумывала, не уйти ли ей. Но потом решила: что уж такого может со мной случиться, здесь так много людей вокруг. А если старуха не такая уж чокнутая? До вечера у меня еще есть время.
      Совсем близко от скамейки прошла молодая парочка. Копни отметила, что оба одеты шикарно. На мужчине было первоклассно сшитое пальто из дорогого коричневого драпа, его лицо обрамляла густая черная борода. Даже лысина не портила впечатления, хотя вообще-то Конни терпеть не могла лысин. У женщины были светлые волосы и длинные, густо накрашенные ресницы. Она семенила рядом с мужчиной, пятнистое манто било ее по икрам.
      В тот же миг старушка вытянула из-под шляпы густую черную вуаль, накинула ее на лицо и, будто кошка перепрыгнув через спинку скамьи, спряталась за спину Конни. Конни почувствовала, как ей в затылок уперлись жесткие поля шляпы, и ее вновь обдало ароматом сладкого миндаля, изюма и корицы. Старушка толкнула Конни в бок и проворчала:
      - Сиди прямо, надо, чтобы она меня не узнала.
      Женщина в пятнистом манто оглянулась, как бы ища кого-то, но потом вновь подхватила своего бородатого спутника под руку и скрылась с ним в направлении сверкающих витрин. В ту же секунду старуха вновь очутилась рядом с Конни на скамейке. Как бы в оправдание она сказала, отчаянно жестикулируя руками в черных перчатках прямо перед носом Конни:
      - Наверняка пошла жаловаться. Я уж знаю. И это перед самым Рождеством! Знаете ли, я держу небольшую мастерскую.
      Старушка стянула перчатку и смущенно потерла ноготь большого пальца на правой руке.
      - Вот как, - заинтересовалась Конни, - и что же вы там чините?
      - Я не чиню. Я изготовляю, - обидчиво ответила старуха. - Я мастерица художественной выпечки. Пекарем был еще мой отец, а я, кроме того, посещала кружок художественного ремесла.
      Вот чушь, подумала Конни, но вслух произнесла:
      - Так у вас сейчас, перед Рождеством, наверняка очень много работы: всякие там медовые пряники, коврижки и пряничные домики...
      - Вы правы, - ответила старуха. - Но основной доход приносит мне не это.
      Она пододвинулась ближе, и ее дыхание обдало Конни запахом корицы. При этом она вновь опустила густую черную вуаль.
      - Большие деньги я получаю от женщин, а их немало, которым одиноко на Рождество. Я выпекаю им мужа.
      - Мужа... Подумать только... - прошептала Конни, но тут же рассмеялась: - А, вы имеете в виду маленького, пряничного, вот такого? Конни показала на свою ладонь.
      - Да нет же, самого настоящего, живого. По правде говоря, - смутилась старуха, - в последнее время они не очень удаются, у меня слишком старые формы, а запасных частей нынче не получишь. Иногда сверху тесто пригорает. Получаются лысины. Бывает, тесто пригорает и на других местах. Например, у того, кого мы только что видели. - Она прыснула со смеху, и ее лиловая шляпа сползла набок. - Счастье еще, что эта фифа в манто меня не увидела. Придется ей провести Рождество с некачественным товаром. Но она даже не поглядела как следует, тут же уволокла его домой.
      Старуха хихикнула.
      - Так вот почему вы пахнете миндалем и корицей, - поняла Конни.
      - Да, да. Угадала. Никак от запаха не избавишься, из вещей ничем не вытравишь. Можешь стирать хоть до посинения. А ты вообще-то замужем? профессионально осведомилась старуха и с интересом взглянула на пальцы Конни.
      - Нет еще, да и где мне с кем-нибудь познакомиться. Мужчины в нашей деревне... Холостяки есть только потому, что их уж совсем никто не берет, а о разведенных каждый в деревне знает совершенно точно, почему они развелись и как все в подробностях происходило.
      - Да уж, - вздохнула старуха; она была по профессии ведьмой и обладала большим житейским опытом. - Тогда дела плохи. - Она печально покачала головой.
      Но вдруг старуха бодро натянула лиловую шляпку поглубже на уши и с размаху так хлопнула Конни по плечу, что под той треснула доска скамейки.
      - Знаешь что, девочка? Я испеку тебе мужа.
      - Но они же больше не удаются такие, как надо, - робко возразила Конни.
      - Подумаешь, чуть-чуть лысоват! А уж насчет других мест я присмотрю. - Она сунула узловатый палец прямо под нос Конни. - Все равно они лучше многих настоящих, - она понизила голос, - знаешь, сколько мужчин среди тех, кто прошли сейчас мимо нас, сделаны в моей мастерской! Каждый третий! Их не отличишь. Можешь выбирать из четырех вариантов: высокий брюнет, маленький брюнет; то же - с каштановыми волосами.
      - А глаза? - спросила Конни.
      - Разумеется, карие. Я же беру изюм.
      - А мне хотелось бы блондина с голубыми глазами.
      - Хм, - задумалась старуха. - Это, конечно, потруднее будет. Откуда мне взять голубые глаза и светлые волосы? У меня только изюм есть да метелка с черной щетиной. Ты хочешь, чтоб он был с бородой?
      - Да, - кивнула Конни, - раз уж у него лысина, ведь форма сверху больше не годится.
      - Дороговато выйдет. Только на бороду понадобится целых две метлы.
      Но Конни будто и не слышала.
      - Я знаю, где взять голубые глаза, - сказала она вдруг в озарении. Я сейчас сбегаю туда, - она показала на витрину ювелирного магазина.
      Вернулась она совсем поникшая.
      - У них в витрине такие чудесные серьги! Наверное, из сапфиров и аквамаринов. - Она в восхищении завела глаза. - Но только из материала заказчика.
      - Вот видишь, - упрекнула ее ведьма, - да еще, - она постучала себя по лбу и ехидно передразнила голос Конни, - "наверное, из сапфиров и аквамаринов". Не слишком ли дорого, детка? Ты же еще совсем молоденькая. Нет ли у тебя двух голубых стекляшек?
      Конни задумалась.
      - А подойдет блестящая брошка, которую я еще ребенком выиграла на ярмарке? Я могла бы выковырять оттуда два камушка.
      Ведьма прищелкнула языком.
      - Отлично, ее и принеси.
      - А не будет заметно, что это всего-навсего стекло?
      - Да что ты! - воскликнула старуха (она любила все блестящее). Знаешь, как здорово блестит стекло! Только поворачивай его все время к солнцу. А что касается волос, - продолжила, поразмыслив, ведьма, - то я добуду немного пакли.
      Конни облегченно вздохнула.
      - Да, и еще. - Ведьма извлекла откуда-то из-под юбок растрепанную записную книжку в коричневом переплете и, лизнув палец, открыла ее. - На чем мне замесить тесто? Если на крови, он будет храбрый. Если взять лаванду, будет красивый. А если белены - умный.
      - А вы возьмите все, - попросила Конни.
      - Так не пойдет, - возразила колдунья. - Либо храбрый, либо красивый, либо умный.
      Она с треском захлопнула книжечку, даже взвилось облачко пыли.
      - Пусть лучше умный, - нерешительно выбрала Конни.
      - Тогда набери летом свежей белены.
      - Лето, так нескоро... - Конни призадумалась. - А может, кровь?
      - Я разрежу твой палец, - холодно ответила ведьма.
      Конни невольно вздрогнула.
      - Я могла бы взять малиновый сироп, - предложила ведьма извиняющимся тоном, - потому что лаванды у меня тоже нет. Но с малиновым сиропом он выйдет глупым.
      Она испытующе взглянула на Конни. Конни сделала вид, будто колеблется, и в конце концов сказала:
      - Ладно, берите малиновый сироп, ничего, если он будет глуповат.
      - Так-так, хорошо, - согласилась ведьма, - тебе виднее.
      Она поднялась и огладила юбки.
      - Пойдем тогда в мою мастерскую.
      Она схватила Конни за руку и потащила за собой. Они долго петляли и кружили по городу, пока не завернули в какой-то темный проход. Они прошли почти вплотную к грязной стене, выложенной кафелем, подлезли под трубами отопления, и наконец старуха толкнула ногой кособокую дубовую дверь. Конни поразилась, увидев перед дверью грядку с цветущими крокусами.
      - Какие красивые!
      - Я иногда делаю такие вещички, упражняю пальцы, чтобы не потерять форму.
      Комната была очень высокой и почти пустой. В правом углу стояла большая печь, рядом несколько ведер с белесым, красным и желтым сиропом. Стены забрызганы разноцветными каплями и коричневыми пятнышками пряничного теста. В левом углу лежали две формы для выпечки: большая и поменьше. Рядом на полу валялись несколько метел с черной щетиной. Ведьма провела Конни за кучу пряничных мужчин разной величины, они были еще голые и без лиц. Ведьма пнула кучу ногой.
      - Им еще нужно подсохнуть. - Она с хрустом вгрызлась в яблоко. Вообще-то я обещала сделать их к Рождеству, но сказала заказчицам: "Радуйтесь, многоуважаемая, что в рождественские праздники вы еще сможете спокойно отдохнуть. Согласны подождать?" И женщины усердно кивали, потому что успевали дослушать только до слова "многоуважаемая".
      Ведьма с презрением махнула рукой.
      - А почему вы живете одна? - спросила вдруг Конни. - Вы ведь и себе могли бы испечь мужа.
      - Так я и делала. Но стоит мне выпечь кого-нибудь, он глядит на меня, смеется и говорит: "Что? Ты моя жена? Такая старая, да еще в эдакой дурацкой лиловой шляпе?" И убегает. Как будто все дело в шляпе. Один даже выпрыгнул из окна. Но далеко они не уходят. Польет дождь, и они размокают. Этот, который из окна выпрыгнул, размок прямо на ярмарочной площади. Ведьма злорадно хихикнула, а потом сказала грустно: - И все же жаль, так много работы впустую.
      - Они размокают? - испуганно переспросила Конни.
      - Естественно, они же пряничные, - старуха казалась удивленной, надо все время приглядывать за ними. - Внезапно у нее покатились слезы. Вот так и получилось, что я живу одна, совсем одна. - Она завернула подол и стала вытирать слезы концом накрахмаленной нижней юбки. - А впрочем, я не совсем одинока.
      Конни вздрогнула, потому что из-за печки выпрыгнул огромный полосатый кот и сел под ноги ведьме. Старуха нагнулась, сдвинула шляпу на затылок и принялась гладить кота, глядя при этом прямо в глаза Конни.
      - Моя первая любовь. Посмотри, какие удивительные зеленые глаза... Я узнала эти глаза даже спустя пятьдесят лет, на улице перед кондитерской. И сразу же превратила его в кота. До сих пор помню, как вопила его жена, эта глупая гусыня. - Ведьма подбоченилась и сплюнула на пол. - С тех пор он живет у меня. Правда, - в ее голосе послышалось раздражение, и она перестала гладить кота, - он начал нести всякую чушь: будто он меня не помнит и хочет домой, что у меня средневековые методы и так далее. Но самое ужасное - он стал мне возражать! Пришлось лишить его речи.
      Ведьма опять стала гладить кота, он вытянул передние лапы, потом принялся кататься по полу.
      - Впрочем, честно говоря, жаль, - посетовала ведьма, а кот мяукнул. А теперь иди домой, деточка, - неожиданно сказала ведьма. - Можешь забрать его завтра рано утром. И не забудь брошь. Немного погодя она крикнула Конни вдогонку: - И захвати для него что-нибудь из одежды.
      Эту ночь Конни спала неспокойно. В полусне она встала еще до рассвета, выдвинула из-под кровати ящик и разыскала брошку. Протерла ее ночной рубашкой, потом достала из ванной лестницу. Осторожно, чтобы не разбудить бабушку с дедушкой, она пробралась на чердак и взяла дедушкин свадебный костюм. Он весь пропах нафталином.
      Потом Конни оделась. На улице было еще совсем темно. Даже трамвай не ходил, ей пришлось идти пешком. Конни плохо ориентировалась в городе и бродила по нему больше трех часов. За это время рассвело. Ее шаги эхом отдавались от стен домов.
      Дойдя до дубовой двери, она сначала робко постучала, потом сильно ударила пару раз ногой.
      Наверху, на втором этаже, распахнулось окно, оттуда выглянул заспанный мужчина со встрепанными волосами, в ночной сорочке.
      - Что вам здесь нужно?
      Мужчина протер глаза и удивленно уставился на узелок у Конни в руках.
      - Ах, да тут всего-навсего парочка старых вещей, - в растерянности ответила Конни. - Я хотела отдать их одной старой женщине.
      - Нет здесь никаких старых женщин. Это склад овощного магазина. Уходите отсюда.
      Конни видела, как он ждет за закрытым окном. Она отпустила дверную ручку и пошла обратно на улицу. Ноги отяжелели, а сверток она с удовольствием выбросила бы в первую попавшуюся урну. Хорошо хоть, начали ходить трамваи. Она сидела в вагоне совсем одна.
      В трамвае она то и дело постукивала себя тыльной стороной руки по лбу. Ну и чушь, ну и чушь. Надо же! Поверить в такое! Пряничный муж. Со смеху умереть.
      Трамвай остановился. Конни пошла по газону к двери бабушкиного дома. И вдруг с изумлением увидела, что сосна справа от входа распушилась нежной майской зеленью. А заснеженный куст шиповника покрылся цветами. Конни застыла на месте, потом повернулась, выбежала на улицу и огляделась кругом. Даже заглянула за афишную тумбу. Но вокруг никого не было.