Все это было сказано молодым человеком так мило, что братья Мельвиль и мисс Кампбель не могли удержаться от улыбки. Что касается картины, то, когда ее подняли, оказалось, что она совершенно никуда не годна и что художнику придется начинать все сначала. Здесь нелишним будет сказать, что Аристобюлюс Урсиклос не присоединился к своим партнерам, когда они пошли к молодому художнику; сильно раздраженный невозможностью приложить свои знания на практике, он по окончании игры, ни с кем не простясь, ушел в гостиницу; его нельзя было рассчитывать увидеть ранее трех или четырех дней, так как молодой ученый решил уехать на остров Линг с намерением серьезно изучить находящиеся там шиферные копи. Все это благоприятствовало тому, что разговор художника с его новыми знакомыми не был стеснен научными пояснениями случившегося маленького эпизода, что произошло бы непременно, если бы при разговоре присутствовал Аристобюлюс Урсиклос.
Из разговора выяснилось, что Оливер Синклер — лицо небезызвестное обитателям гостиницы «Каледония»; художнику рассказали подробно все происшедшее на «Гленгарри» в момент, когда он и его товарищ погибали в водовороте Корриврекан.
— Как, вы все были на том пароходе, который так кстати пришел мне на помощь?
— Были, мистер Синклер, — сказал Сэм.
— И вы очень перепугали нас, — добавил брат Сиб. — Мы совершенно случайно увидели вашу шлюпку, боровшуюся с водоворотом.
— Да, это была счастливая случайность, — сказал брат Сиб, — и вполне возможно, что без вмешательства…
На этом месте речь его была прервана мисс Кампбель, которая знаком дала дяде понять, что она не желает, чтобы о ней говорили как о спасительнице молодого художника.
— Но, мистер Синклер, — начал снова Сэм, — как могло случиться, что старый рыбак, который вас сопровождал, оказался настолько неопытен, что позволил водовороту увлечь лодку? Как местный житель, он должен бы был знать…
— …насколько этот водоворот опасен, — продолжил Сиб Мельвиль.
— Рыбаку нельзя поставить этого в вину, — ответил Оливер Синклер. — Всему случившемуся виной мое легкомыслие; я одно время думал уже, что буду иметь на совести жизнь этого старика. Я, видите ли, увидел на поверхности моря, близ водоворота, такие замечательные оттенки пены, что, не думая об опасности, бросился в лодку с намерением уловить эти оттенки и со временем воспроизвести их на полотне: море в том месте было похоже на синюю шелковую материю, на которую набросили прозрачный тюль; я стремился все вперед и вперед, и хотя старый рыбак и предостерегал меня об опасности попасть в водоворот, я не слушал его, и вот лодку нашу стало уносить течением в водоворот; мы напрягли все силы, чтобы воспротивиться этому, но безуспешно. Налетевший шквал сшиб моего товарища с ног, и я бы погиб непременно, если бы пароход «Гленгарри» с его добрейшим капитаном и человеколюбивыми пассажирами не пришли на помощь.
Мисс Кампбель слушала молодого человека, не проронив ни слова, и лишь по временам поднимала на него свои красивые глаза, но художник не смотрел на нее и, по-видимому, вовсе не старался произвести на своих слушателей выгодного впечатления.
Молодая девушка не могла удержаться от улыбки при словах художника, когда он говорил о своей погоне за световым эффектом. Разве она со своей погоней за «зеленым лучом» не была похожа на этого художника?
Братья Мельвиль не утерпели, чтобы не сообщить молодому человеку о цели своего пребывания в Обане.
— «Зеленый луч»! — воскликнул Оливер Синклер. — Видели вы его когда-нибудь, сэр? — с живостью спросила мисс Кампбель.
— Нет, мисс Кампбель, — ответил Оливер Синклер, — я даже не подозревал его существования. Уверяю вас… Что ж! Теперь и я хочу видеть его. С этого дня солнце ни разу не сойдет с горизонта без того, что бы я не был свидетелем, и клянусь, что на всех картинах, где мне придется писать что-нибудь зеленого цвета, я буду воспроизводить только тот цвет, который увижу в последнем солнечном луче.
Трудно было определить, шутил ли художник или говорил серьезно, увлеченный своей артистической натурой, но тайный голос шептал мисс Кампбель, что молодой человек не шутил.
— Я должна сказать вам, мистер Синклер, — начала она снова, — что каждый может видеть этот «зеленый луч»; мы можем вместе сделать попытку его увидеть.
— С большим удовольствием, мисс Кампбель.
— Только надо вооружиться терпением.
— Что ж! Вооружимся…
— Или не бояться испортить свои глаза, — добавил брат Сэм.
— Ради «зеленого луча» и зрением можно пожертвовать. Я обещаю вам, что не уеду из Обана, пока не увижу этот луч.
— Мы уже ездили на остров Силь наблюдать заход солнца, — сказала мисс Кампбель. — Но маленькое облачко как флером затянуло горизонт и не пропустило сквозь себя «зеленый луч».
— Какое несчастье!
— Да, в этом точно был злой рок, мистер Синклер; с этого дня мы ни разу не имели возможности наблюдать безоблачный заход солнца.
— Но это не может продолжаться долго, мисс Кампбель; лето еще не кончилось, и до наступления осени, поверьте мне, солнце еще покажет нам благосклонно свой «зеленый луч».
— Чтобы быть вполне чистосердечными, мистер Синклер, мы должны сказать, что мы имели возможность увидеть «зеленый луч» второго августа близ водоворота Корриврекан, и если бы внимание наше не было отвлечено погибающей лодкой…
— Как, мисс Кампбель! — воскликнул Оливер Синклер. Я, стало быть, имел несчастье отвлечь ваш взгляд от солнца в такую минуту? Моя неосторожность помешала вам увидеть «зеленый луч»? В таком случае я должен извиниться перед вами: прошу вас принять мое искреннее сожаление обо всем случившемся по моей вине. Этого больше не повторится.
Таким образом разговаривая, все четверо направились к гостинице «Каледония», где, как оказалось, накануне остановился Оливер Синклер, возвратившись с экскурсии в окрестностях Дальмали. Оливер Синклер со своей откровенной речью и заразительной веселостью не мог не понравиться братьям Мельвиль. Кроме того, оказалось, что дядя молодого художника, Патрик Олдимер, был несколько лет тому назад хорошо знаком с Мельвилями; таким образом, вышло совершенно естественно, что братья Мельвиль увидели в молодом человеке как бы старого знакомого, а он со своей стороны ничего не имел против этого. Не видя необходимости покидать Обан, Оливер Синклер решил остаться в нем и терпеливо ждать появления «зеленого луча».
С той поры семейство Мельвилей ежедневно встречалось на берегу моря с молодым художником и проводило с ним вместе весь день. Вместе следили и за переменой погоды и по десять раз на дню подходили к барометру, который 14 августа показывал 30,7. Надо было видеть, с какой радостью Оливер Синклер принес эту добрую весть мисс Кампбель. Небо в этот день было чистое, как взгляд Мадонны, и ярко-синего цвета.
Все обещало, что вечер будет великолепный, а заход солнца — безоблачный.
— Если мы сегодня не увидим наш «зеленый луч», — сказал Синклер, — то это будет значить, что мы ослепли.
— Дядюшки мои, вы слышите, сегодня мы увидим «зеленый луч»!
И тут же было решено отправиться еще до обеда на остров Силь. В пять часов вечера из ворот гостиницы «Каледония» выехала коляска, в которой сидели сияющая мисс Кампбель, веселый Оливер Синклер и не менее его веселые и оживленные братья Сэм и Сиб Мельвили. Глядя на эту группу людей, можно было сказать, что они везли с собой в экипаже солнце, а лошади, запряженные в их экипажи, были гиппогрифами колесницы Аполлона.
По прибытии на остров Силь наше маленькое общество, возбужденное предстоявшей приятной перспективой увидеть «зеленый луч», разместилось на самой выдающейся в море части острова и приготовилось наблюдать закат.
Все предвещало появление желанного луча. Солнце уже приблизилось к горизонту; небо, покрывшись пурпуром, отразилось длинной полосой на почти зеркальной поверхности засыпающего моря.
Молча в ожидании дивного явления стояли наши путники и, не отрываяглаз, смотрели, как солнце, подобно огненному метеору, опускалось в море все ниже и ниже.
Вдруг на горизонте появилась парусная лодка и закрыла парусами солнце как раз в то время, когда появился «зеленый луч». Когда она проехала, солнца уже не было: оно успело закатиться.
Лодка причалила к острову, и из нее вышел Урсиклос, сейчас же направившийся к компании. Его встретили смущенно и неласково, а мисс Кампбель, сверкая глазами, воскликнула:
— Мистер Урсиклос, лучше бы уж вы совсем не показывались, чем делать такую неловкость.
Урсиклос стоял, ничего не понимая. Он просто возвращался из ученой экскурсии — вот и все.
Глава двенадцатая. НОВЫЕ ПЛАНЫ
Возвращение в Обан совершилось при обстоятельствах гораздо менее приятных, чем поездка на остров Силь; ехали с надеждой на успех задуманного предприятия, возвращались с неудачей. Разочарование, которое испытывала мисс Кампбель, увеличивалось еще раздражением против Аристобюлюса Урсиклоса; он был виновником неудачи; она имела право осыпать упреками ученого, так жестоко провинившегося перед ней, и мисс Кампбель делала это, не стесняясь.
На следующий день Оливер Синклер задумчиво прогуливался по взморью в Обапе.
«Кто бы мог быть этот Аристобюлюс Урсиклос? — задал он себе вопрос. Родственник мисс Кампбель или братьев Мельвиль или же просто их знакомый? Во всяком случае, он, вероятно, давно знаком с ними, — это можно судить по тому, как откровенно высказала ему мисс Кампбель свое неудовольствие на сделанную им неловкость».
Какое дело было до этого всего Оливеру Синклеру? Если он хотел все это разузнать, то мог бы обратиться к братьям Мельвиль. Этого-то именно он почему-то и не хотел делать, несмотря на то, что у него было множество случаев удовлетворить свое любопытство.
Каждый день молодой художник встречался на морском берегу с братьями Мельвиль; они гуляли или вдвоем (кто бы мог похвалиться тем, что видел их гуляющими врозь?), или же в обществе мисс Кампбель. Каждый раз во время этих встреч завязывалась оживленная беседа; говорили о многом, но преимущественно о погоде, и в этом случае разговор мог быть по справедливости назван вполне содержательным.
Оливер Синклер и мисс Кампбель понимали друг друга как нельзя лучше и оба жаждали увидеть «зеленый луч».
— Мы увидим его, мисс Кампбель, — повторял каждый день Оливер Синклер, — мы его увидим, хотя бы мне пришлось идти самому зажечь его. Ведь по моей вине вы не видели этот луч в первый раз, — сказал он однажды мисс Кампбель, — я так же виноват, как и мистер Урсиклос… ваш родственник, кажется?
— Нет… мой жених… как кажется… — сказала на это мисс Кампбель и с этими словами поспешила оставить Оливера Синклера, чтобы догнать дядей, которые, идя впереди нее, в эту минуту предлагали один другому понюхать табаку.
Жених! Слова эти, а главное тон, которым они были сказаны, произвели на Оливера Синклера странное впечатление.
«А почему бы этому юному педанту и не быть ее женихом? — подумал он. Теперь присутствие его в Обане объясняется очень просто. Он, правда, помешал наблюдению „зеленого луча“, но из этого не следует…». Не следует чего?.. Оливер Синклер, может быть, пришел бы в большое затруднение, если бы его заставили ответить на этот вопрос.
После двухдневного отсутствия Аристобюлюс Урсиклос показался снова в Обане, и Оливер Синклер видел его несколько раз в обществе братьев Мельвиль, которые не могли сердиться на него слишком долго. По-видимому, между братьями и молодым ученым были самые дружеские отношения. Оливер Синклер и Аристобюлюс Урсиклос встречались часто и на морском берегу, и в гостинице «Каледония», и братья Мельвиль сочли наконец за лучшее представить их друг другу.
Молодые люди церемонно раскланялись при этом представлении, но кланялись только их головы, тогда как туловища оставались неподвижны.
Что касается мисс Кампбель, то она, видимо, сердилась на Аристобюлюса Урсиклоса; когда он приходил, делала вид, что не замечает его присутствия; если же он проходил мимо нее, она отворачивалась. Одним словом, она на каждом шагу старалась выказать ему полное невнимание.
Между тем погода не менялась к лучшему и постоянное колебание стрелки барометра способно было хоть кого вывести из терпения. Две-три экскурсии, совершенные семейством Мельвилей на остров Силь в надежде, что небо очистится от облаков на закате, не имели благоприятных результатов. Но вот пришло и 23 августа, а «зеленый луч» все еще не удостоил показаться. Желание видеть «зеленый луч» обратилось у наших знакомцев в идею фикс и вытеснило в них всякую другую мысль. Об этом луче они думали день и ночь, и можно было опасаться, что идея эта перейдет у них в манию. Под влиянием этой неотступной мысли все цвета приняли в их глазах зеленый оттенок: небо стало зеленым, скалы сделались зелеными, даже вода и вино приняли зеленый цвет и походили на абсент. Братьям Мельвиль начало казаться, что на них надето зеленое платье и что их легко принять за зеленых попугаев, которые нюхают зеленый табак из зеленой же табакерки. Одним словом, все семейство помешалось на зеленом цвете, потеряло способность распознавать цвета, и окулисты могли смело занести этот интересный случай в отдел офтальмологии. Долго так не могло продолжаться. К счастью, Оливеру Синклеру пришла любопытная мысль.
Он сказал, что Обан вообще представляет собой место, неудобное для наблюдения «зеленого луча», а на острове Спль слишком сыро, там нельзя долго жить. Поэтому он предложил временно переехать на остров Айона близ Мулла. Елена сейчас же с этим согласилась, а братья Мельвиль объявили, что они будут на острове завтра же до заката солнца.
— И знайте, дяденьки мои, — воскликнула мисс Кампбель, — что если и на Айоне не окажется достаточно широкого горизонта, то мы будем искать другое место, объедем весь западный берег, с севера Шотландии до южного берега Англии, и если и этого не будет достаточно!..
— …мы сделаем очень просто, — перебил Елену Оливер Синклер, — мы совершим кругосветное путешествие!..
Глава тринадцатая. КРАСОТЫ МОРЯ
Кто был в отчаянии от принятого семейством Мельвилей решения, это хозяин гостиницы «Каледония» мистер Мак-Фин. Он с удовольствием взорвал бы все острова, загораживающие от обитателей Обана вид на открытое морс. Он, впрочем, тотчас же по отъезде Мельвилей утешился тем, что стал всем и каждому выражать сожаление, что позволил остановиться у себя в гостинице такому семейству маньяков.
В восемь часов утра братья Мельвиль, мисс Кампбель, миссис Бесс и Партридж если на быстроходный пароход «Пионер», совершавший рейсы вокруг острова Мулль: он должен был остановиться в бухте Айоны на несколько часов и возвратиться в Обан в тот же вечер. Оливер Синклер выехал из гостиницы раньше своих компаньонов и встретил их на пароходном трапе. Об Аристобюлюсе Урсиклосе не было и речи в проекте этой поездки, хотя братья Мельвиль сочли себя обязанными предупредить его о ней. Аристобюлюс Урсиклос принял довольно равнодушно это сообщение и, поблагодарив братьев Мельвиль за любезность, не счел нужным сообщить им о своих дальнейших планах. Тем не менее братья Мельвиль, уходя от молодого ученого, говорили про себя, что, несмотря на то, что до предполагаемой свадьбы, по-видимому, еще очень далеко и мисс Кампбель не дает себе даже труда скрывать неприязненное чувство, которое она питает к Аристобюлюсу Урсиклосу, можно все же надеяться, что в один ясный вечер на острове Айона все сразу изменится к лучшему. Таково по крайней мере было их мнение.
Все пассажиры парохода «Пионер» оказались наконец налицо; канаты отвязали, и после третьего свистка пароход, выйдя из бухты Обана, пошел на юг к Керрерскому проливу. На палубе можно было видеть довольно большое число туристов из числа тех, которые по несколько раз в неделю совершают эту очаровательную двенадцатичасовую поездку вокруг острова Мулль; они должны были расстаться вскоре с теми пассажирами, которые ехали на остров Айона. Мисс Кампбель и ее спутники с нетерпением ожидали приезда на Айону. Погода была великолепная, на небе ни облачка, и если б даже в этот вечер и не удалось увидеть «зеленый луч», то что же из этого? Можно было, поселившись на Айоне, ждать нового случая. Там по крайней мере все будут иметь перед глазами широкий морской горизонт, и это могло вознаградить их за долготерпение в случае дурной погоды.
Быстроходный «Пионер», пройдя по Керрерскому проливу, пересек широкий Ферзс-оф-Лорн и пошел вдоль южного берега Мулля, очертания которого очень напоминают громадного омара. Вскоре на северо-западе, у южного мыса, стал виден живописный остров Айона, а за ним раскинулся могучий безбрежный Атлантический океан.
— Любите вы океан, мистер Синклер? — спросила мисс Кампбель своего молодого спутника, сидевшего рядом с ней на палубе и любовавшегося чудными берегами, мимо которых пароход проходил.
— Люблю ли я его? Да, мисс Кампбель. Я не принадлежу к тем равнодушным людям, которые находят океан однообразным и монотонным. По правде говоря, море в своих оттенках так бесконечно разнообразно и цвета его сочетаются так гармонично, что художнику воспроизвести море на полотне труднее, чем написать чье-либо очень подвижное лицо.
— Мне приятно слышать, с какой восторженностью вы отзываетесь о море, мистер Синклер, я также безгранично увлекаюсь им.
— Море — это химическое соединение водорода и кислорода, в которых две с половиной части хлористого натрия, произнес вдруг чей-то голос. — В нем решительно ничего нет красивого.
Мисс Кампбель резко обернулась и увидела перед собой Аристобюлюса Урсиклоса.
Ученый не мог противиться искушению покинуть Обап вместе с семейством Мельвилей, зная, что и Оливер Синклер поедет с ними на остров Айона. Приехав на пароход раньше своих знакомых, он все время просидел в каюте и вышел только тогда, когда пароход уже был в виду Айоны.
Море — хлористый натрий! Как безжалостно были разрушены мечтания мисс Кампбель и Оливера Синклера.
Глава четырнадцатая. ПРЕБЫВАНИЕ НА АЙОНЕ
Между тем остров Айона со своим аббатством, стоящим на холме высотой в четыреста футов над уровнем моря, становился все виднее и виднее, и пароход быстро приближался к нему.
К полудню «Пионер» пристал к маленькой насыпи, сделанной из неотесанных осколков скалы. Пассажиры сошли на берег; большинство из них рассчитывали уже через два часа плыть обратно в Обан, тогда как меньшинство — мы знаем, из кого оно состояло, — имели намерение поселиться на Айоне.
Остров Айона не имеет гавани в настоящем значении слова, и крошечную бухту его защищает от морских волн каменная набережная. Здесь ютятся в летнее время несколько яликов и рыбачьих лодок, которыми пользуются приезжие экскурсанты.
Оставив пассажиров парохода в жертву программе, заставляющей их осмотреть остров в течение двух часов, наши знакомые отправились на поиски какого-либо приюта. На Айоне нельзя было рассчитывать найти тех удобств, которыми отличаются большие приморские города. Население небольшого островка, имеющего не более трех миль в длину и одной мили в ширину, состояло всего-навсего из пятисот жителей, и герцог Аргайль — владелец этого острова — получал с него доход крайне незначительный: на нем не только не было города, но даже не было и селения. На островке было всего несколько приличных домиков, остальные же строения могли быть названы просто лачужками, хотя они и были довольно живописны по своей первобытной архитектуре. Домики эти были в виде ящиков, без окон, без печей, с отверстием в крыше.
Все-таки братья Мельвиль разыскали нечто вроде гостиницы, довольно сносной и готовой к услугам приезжих. Они решили поместиться в ней, тогда как Оливер Синклер и Аристобюлюс Урсиклос предпочли, за неимением лучшего, расположиться в рыбачьих хижинах.
Мисс Кампбель была в самом лучшем расположении духа, и даже маленькая комнатка с видом на море, отданная в ее распоряжение, показалась ей не хуже ее башни в Эленбурге. Из окон ее комнатки виден был необъятный горизонт моря, сливающегося с небом; ничто не мешало ей теперь видеть закат солнца во всем его великолепии.
Жизнь нашего маленького общества сложилась на острове Айона удобно, просто и весело; в часы завтрака и обеда все члены его собирались в общем зале гостиницы и, согласно старым шотландским традициям, Партридж и Бесс также сидели за общим столом, что до крайности удивило Аристобюлюса Урсиклоса, по не вызвало ни малейшего протеста со стороны Оливера Синклера.
Затем, в какую бы ни было погоду, мисс Кампбель шла наблюдать заход солнца, в надежде, что солнце в последнюю минуту захода сквозь тучи бросит на небо свой чудный «зеленый луч».
В гостинице «Герб Дункана» стол был неплохой, и свежая провизия доставлялась аккуратно маленькими пароходиками, приходившими из Обана. Один только Аристобюлюс Урсиклос жаловался на отсутствие привычного комфорта, но на него никто не обращал внимания. Хоть Айона и небольшой остров, но любителям прогулок есть где размяться. Оливер Синклер часто брал с собой на прогулку мольберт и делал наброски живописных местечек, причем мисс Кампбель с интересом следила за его работой. Прошло 26, 27, 28 и 29 августа, и никто не соскучился, несмотря на то, что погода все время была пасмурная. Мисс Кампбель была очень счастлива тем, что могла покинуть весь этот суетный и любопытный люд, толпящийся в приморских городах; она могла здесь, как в Эленбурге, гулять в домашнем платье, без шляпы, и этим давать Оливеру Синклеру возможность любоваться своей хорошенькой белокурой головкой, повязанной широкой голубой лентой. И Оливер Синклер действительно любовался ею, вполне отдавая себе отчет в том глубоком впечатлении, которое она производит на него. Художник и мисс Кампбель очень часто просиживали целые часы после захода солнца в обществе братьев Мельвиль на какой-нибудь прибрежной скале, любуясь первыми часами спускавшейся на землю ночи. На небе зажигались звезды, и тишину ночи нарушали голоса братьев Мельвиль; в это время братьям Мельвиль приходили на память поэмы Оссиана и они декламировали строфы из песен несчастного Фингала.
Глава пятнадцатая. РАЗВАЛИНЫ НА АЙОНЕ
В один прекрасный день братья Мельвиль с племянницей и обоими молодыми людьми вышли из дома сразу после завтрака. На дворе была прекрасная погода: солнечные лучи то и дело прорезывали облака и озаряли ярким светом то развалины, разбросанные по острову во всех направлениях, то скалы, громоздящиеся друг на друга в живописном беспорядке, то жалкие хижинки, приютившиеся на берегу моря. Океан был совершенно спокоен, и по поверхности его изредка лишь пробегала легкая рябь от ласкового дуновения ветерка. Накануне пароход высадил на берег Айоны несколько туристов, но в этот день их не было видно нигде, так что Мельвили могли чувствовать себя хозяевами этого живописного уголка и спокойно осматривать его достопримечательности.
Все были очень веселы; братья Сэм и Сиб были в таком радостном расположении духа, что это настроение невольно передалось и другим членам маленького общества. Дорогой все болтали, шутили, смеялись и весело переходили от одной развалины к другой, стараясь представить себе, что именно могло представлять то или другое здание в давно прошедшее время. Таким образом они дошли до холма Мак-Мана, замечательного тем, что на нем возвышается красивый, из красного гранита, крест — единственный из трехсот, который нисколько не повредило всесокрушающее время. Оливеру Синклеру пришла мысль срисовать этот крест; сев на выступ одной стены, шагах в пятидесяти от холма, он принялся за работу; мисс Кампбель и братья Мельвиль встали возле него. Но не прошло и нескольких минут, как они увидели, что какой-то человек, поднявшись на холм, подходит к кресту.
— Что это? — воскликнул Оливер Синклер. Зачем пришел сюда этот незваный гость? Если бы еще он был одет монахом, то он не испортил бы моего эскиза; я бы нарисовал его стоящим у подножия креста.
— Это, вероятно, какой-нибудь турист; он, без сомнения, помешает вам, — заметила Оливеру Синклеру мисс Кампбель.
— Да уж это не Аристобюлюс ли Урсиклос? Он, может быть, опередил нас, — сказал Сэм.
— Он и есть! — добавил Сиб.
Действительно, это был Аристобюлюс Урсиклос. Взобравшись на холм, он стал откалывать молоточком кусочек гранита, из которого был сооружен крест. Возмущенная этой бесцеремонностью, мисс Кампбель тотчас же пошла к нему.
— Что вы делаете здесь, сэр? — спросила она Аристобюлюса Урсиклоса.
— Вы видите, мисс Кампбель, я стараюсь отколоть кусочек гранита, — ответил ученый.
— Зачем это? Я полагаю, что времена иконоборства давно отошли в предание.
— Я не иконоборец, а геолог, — сказал Аристобюлюс Урсиклос, — а потому мне небезынтересно знать породу этого камня.
Ученый изо всех сил ударил молотком по памятнику и отколол от него порядочный кусочек. Подняв осколок с земли, он стал рассматривать его в лупу.
— Я так и думал, — сказал он, — это — красный гранит, очень плотный; его, вероятно, вывезли с острова Монахинь, откуда в двенадцатом веке обыкновенно вывозили камень для построек храмов и соборов.
Тут молодой ученый, воспользовавшись удобным случаем, прочел длиннейшую лекцию по археологии, которую терпеливо выслушали подошедшие братья Мельвиль. Что касается мисс Кампбель, то она возвратилась к Оливеру Синклеру.
Когда рисунок художника был окончен, все общество пошло осматривать собор; величественное здание состояло из двух церквей, от которых остались невредимыми лишь стены и столбы, прочные как скала. Проходя по каменным, местами поросшим мхом плитам пола здания, туристы могли видеть одновременно архитектуры двух эпох. В этих церквях сохранились могильные плиты и памятники в виде гробовых крышек и даже статуи; последние были помещены у входа и точно просили у проходящих милостыни.
От здания монастыря почти ничего не сохранилось, несмотря на то, что оно пережило реформацию. После осмотра развалин наши туристы пошли к часовне, сохранившейся почти в целости, если не считать крыши, разрушенной временем. В западном углу часовни стоял памятник аббатисе, жившей несколько лет в этом монастыре; памятник был из черного мрамора и на нем скульптурное изображение монахини; по бокам два ангела, а над ее головой видно было изображение Божьей Матери, держащей на руках младенца Иисуса Христа.
Отсюда мисс Кампбель и ее спутник прошли на местное кладбище, представляющее небольшую площадку со множеством надгробных плит. На этом кладбище погребены сорок восемь шотландских королей, между которыми находится и король Дункан, всему миру известный благодаря трагедии Шекспира «Макбет»; восемь гебридских вице-королей, четыре вице-короля Ирландии и один король Французский, имя которого затерялось в глубокой древности; площадка эта окружена железной решеткой.
Сколько воспоминаний связано с этим кладбищем! И не к нему ли относятся те вдохновенные строки Оссиана, где говорится о древних исторических памятниках: «Чужестранец! Ты стоишь на земле, в недрах которой покоятся герои. Воспой же славу этим великим мертвецам, и воздушные тени их соберутся вокруг тебя».
Мисс Кампбель и ее спутники молча и задумчиво смотрели на это кладбище, и в их воображении встали как живые эти потомки лорда — владельца островов Ангуса Ога, собрата по оружию Роберта Брюса, героя, сражавшегося за независимость отчизны.
— Я с удовольствием пришла бы сюда еще раз вечером, — сказала мисс Кампбель, — мне кажется, что в это время можно без особого труда вызвать в памяти воспоминания, связанные с кладбищем; я увижу, как понесут тело несчастного Дункана, я услышу речь, которую будут говорить перед тем, как опустить его в землю, освященную его предками. Ночь — самое подходящее время для того, чтобы вызывать привидения или духов, охраняющих это кладбище королей. Не так ли я говорю, мистер Синклер?
— Как, мисс Кампбель, возможно ли?! Вы верите в привидения?! — воскликнул Аристобюлюс Урсиклос.
— Разумеется, я верю в них, как это и подобает истинной шотландке, — ответила мисс Кампбель.
— Но ведь вы же должны знать, что привидения существуют только в воображении, а также и то, что в мире ничего нет сверхъестественного. Ну кто когда видел духов? Да и видеть их нельзя. — Вот в этом-то вы и ошибаетесь, и мне жаль вас, что вы их не видели, — сказала на это мисс Кампбель, не желавшая уступить Аристобюлюсу Урсиклосу. — Горцы видят очень часто духов и привидения; они скользят по неприступным скалам, порхают над поверхностью озер, резвятся в гебридских водах, играют среди снежных бурь нашей зимы; наконец, «зеленый луч», который я желаю видеть, почему бы ему не быть, например, шарфом какой-нибудь валькирии, бахрома которого ниспадает на горизонте до самой воды океана?
— Вот уж в чем вы ошибаетесь так ошибаетесь! — воскликнул Аристобюлюс Урсиклос. — Я сейчас скажу вам, что такое ваш «зеленый луч».
— Не надо, не надо!.. Пожалуйста, не говорите! — воскликнула мисс Кампбель. — Я не желаю этого знать!
— Нет, вы это узнаете, мисс Кампбель! Этот луч, который солнце бросает в последний момент заката, потому только и бывает зеленым, что принимает зеленый цвет, проходя через тонкий слой воды…
— Замолчите, мистер Урсиклос! Я не хочу вас слушать.
— Этот луч потому не кажется красным, как диск только что скрывшегося солнца, несмотря на впечатление, сохранившееся в глазах, что зеленый цвет — дополнительный цвет красного.
— Ах, сэр, ваши объяснения законов физики…
— Мои пояснения, мисс Кампбелъ, совершенно соответствуют законам физики, — возразил Аристобюлюс Урсиклос, — и я даже думаю напечатать статью на эту тему.
— Пойдемте, дяди! — воскликнула мисс Кампбель вне себя. — Мистер Урсиклос своими объяснениями кончит тем, что испортит мне совершенно мой «зеленый луч».
— Мистер Урсиклос, — вмешался в разговор Оливер Синклер, — я не сомневаюсь, что статья о «зеленом луче» будет интересна, но позвольте мне предложить вам еще более интересную тему!..
— Какую же именно? — спросил Аристобюлюс Урсиклос Оливера Синклера.
— Вы, без сомнения, уже знаете, что некоторые ученые долго работали над животрепещущим вопросом: какое имеют влияние рыбьи хвосты на движение моря?
— И что же?
— Есть еще тема неразработанная; ее-то я и хочу рекомендовать вам как ученому: влияние духовых инструментов на образование бурь.