Глава восьмая. ТУЧА НА ГОРИЗОНТЕ

Объяснение сделалось неизбежным, а так как Аристобю-люс Урсиклос не мог принять участия в разговоре дядей с племянницей, то, холодно поклонившись им, он спокойно отправился в свою гостиницу. Однако надо сознаться, что ученому мужу не по вкусу пришелся тот факт, что брак его с мисс Кампбель ставился в зависимость от какого-то «зеленого луча», и он даже до некоторой степени почувствовал себя оскорбленным. По возвращении в гостиницу братья Мельвиль, сознавая себя без вины виноватыми, смиренно ждали, чтобы мисс Кампбель заговорила первой. Речь ее была коротка, но решительна: молодая девушка сказала им, что целью их приезда в Обан было видеть горизонт моря, а его-то именно и не было видно. С этим братья Мельвиль не могли не согласиться, и потому они решились привести в свое оправдание только то, что не знали расположения Обана и поэтому никак не могли предполагать, что моря не было там, где люди собираются для морского купания.

— Это, может быть, единственное место во всем свете, — говорили они. — Эти проклятые острова загораживают горизонт моря от взоров тех, кто находится в Обане.

— Надо было выбрать не Обан, а какое-нибудь другое место, — сказала мисс Кампбель тоном, в который старалась вложить как можно больше строгости. — Да, да, другое место, рискуя даже лишить себя удовольствия встретиться с мистером Аристобюлюсом Урсиклосом.

При этих словах племянницы братья Мельвиль смущенно поникли головами и не знали, что им сказать.

— Мы начнем собираться сейчас же и сегодня же выедем отсюда, — сказала мисс Кампбель повелительно.

— Что же, поедем, — ответили братья Мельвиль. Чтобы загладить свою вину, им оставалось только повиноваться.

И через минуту по гостинице раздались восклицания:

— Бет!

— Бесс!

— Бетси!

— Бетти!

На этот зов тотчас же явилась Бесс в сопровождении Партриджа. Им обоим было приказано начать укладываться, а так как, по мнению этих преданных слуг, господа их всегда поступали разумно, то они даже не спросили о причине такого поспешного отъезда из Обана.

В эту минуту никто и не вспомнил о хозяине гостиницы — мистер Мак-Фаине; те, кто могли бы подумать, что он был способен спокойно дать выехать из своей гостиницы богатому семейству, состоящему из трех господ и двух слуг, доказали бы, что имеют самое превратное понятие о гостеприимстве в Шотландии.

Как только мистеру Мак-Фаину стало известно, какая причина послужила поводом к внезапному намерению семейства Мельвилей выехать из Обана, он тотчас же вызвался устроить все к общему благополучию; в этом случае им, конечно, руководило желание удержать у себя подольше богатое семейство. Чего желала мисс Кампбель? Она желала видеть горизонт моря. Ничего нет легче, если только речь идет о том, чтобы видеть этот горизонт во время захода солнца. Этого горизонта не видно в Обане? Совершенно верно. Будет ли достаточно отправиться для этой цели на остров Керреру? Нет, этого не будет достаточно: большой остров Мулль загораживает горизонт; из-за него на острове Керреру видна только узкая полоса юго-западной части Атлантического океана. Но если спуститься к морю по берегу этого острова, то всякий увидит оттуда остров Силь, северная часть которого соединяется мостом с Шотландией; с этого острова открывается широкий горизонт моря. Остров отстоит от Обана не более чем на четыре или пять верст, и поездка туда в хорошем экипаже может доставить только удовольствие. В подтверждение своих слов хозяин гостиницы указал мисс Кампбель на карту, висевшую в передней гостиницы, и мисс Кампбель должна была убедиться, что господин Мак-Фаин говорит правду.

Таким образом, дело вполне улаживалось к удовольствию господина Мак-Фаина и к еще большему удовольствию и благополучию братьев Мельвиль. Мисс Кампбель великодушно простила их и не высказывала с тех пор ни малейшего неудовольствия по поводу пребывания в Обане Аристобюлюса Урсиклоса.

— А ведь по правде говоря, — заметил Сэм, — действительно странно, что именно в Обане нет открытого моря.

— У природы множество причуд, — сказал на это Сиб, и разговор на эту тему не возобновлялся больше между ними.

Аристобюлюс Урсиклос был, конечно, очень счастлив услышать, что мисс Кампбель остается в городе, но, занятый своими высшими вычислениями, забыл высказать удовольствие по этому поводу.

Своенравная молодая девушка, по-видимому, была довольна такой сдержанностью молодого ученого и стала с этого времени с ним менее невнимательна, чем в первую встречу.

Тем временем погода стала заметно портиться, хотя барометр стоял высоко; по утрам и вечерам на небе ежедневно образовывались облачка, а потому ехать на остров Силь для наблюдений было совершенно бесполезно; оставалось вооружиться терпением.

В течение этих долгих дней мисс Кампбель предоставляла дядям нюхать табак и наслаждаться обществом избранного ими для нее жениха, а сама отправлялась, в большинстве случаев одна, но иногда и с Бесс, на прогулку по берегу бухты.

Так прошло шесть дней. Наконец 6 августа, к великой радости братьев Сэма и Сиба, стрелка барометра поднялась выше «переменно»; можно было надеяться, что вскоре погода будет хорошая. И действительно, солнце сияло с утра следующего дня на совершенно безоблачном небе.

Мисс Калшбсль решила воспользоваться благоприятной погодой, чтобы ехать на остров Силь. К полудню была подана к крыльцу гостиницы коляска, и вскоре семейство Мельвилей в сопровождении своих верных слуг выехало из Обана; Аристобюлюс Урспклос, к великому своему сожалению, не мог принять участие в поездке: он был занят научными исследованиями. Поездка оказалась во всех отношениях прекрасной. Экипаж ехал по берегу пролива, отделяющего шотландский берег от острова Керреру; остров этот вулканического происхождения и замечательно живописен, но имел в глазах мисс Кампбель важный недостаток — он загораживал с западной стороны морской горизонт. Но так как ей приходилось ехать по этому острову всего четыре версты, то молодая девушка охотно стала любоваться его гармоническими очертаниями и его резко выделяющимися на голубом фоне неба развалинами древнего замка, бывшего когда-то резиденцией Мак-Дугласов из Лорна.

— Замок этот представляет большой исторический интерес для нашего семейства, — сказал Сиб. — Он был разрушен Кампбелями, они сожгли его, предварительно безжалостно истребив всех его обитателей.

Когда проехали остров Керреру, экипаж повернул на довольно узкую и неровную дорогу, с которой вскоре свернул на искусственно устроенный перешеек, образующий как бы мост между островами Силь и Айниш. Теперь не могло уже быть не малейшей помехи наблюдению западного горизонта моря, потому что отсюда открылся широкий вид на водную гладь, где через некоторое время должно было отойти на покой дневное светило. Все, казалось, благоприятствовало появлению «зеленого луча»: место выбрано удачно, на небе ни облачка, и на огненный лик солнца, отражавшегося в воде длинной полосой, трудно было смотреть. Мисс Кампбель и ее спутники углубились в созерцание роскошного заката. Но вот солнце нижним краем коснулось горизонта — и из уст мисс Кампбель вырвался крик разочарования. На небе откуда-то появилось облачко, легкое как дым; формой оно было похоже на вымпел военного корабля; перерезав солнце на две неравные части, оно, казалось, было готово спуститься вместе с ним до уровня моря. Самого легкого дуновения ветерка было бы достаточно, чтобы рассеять облачко, но ветерка не было, и когда солнце скрылось за горизонтом, на его месте осталось только облачко — сквозь него не мог пробиться «зеленый луч», который все так жаждали видеть, и потому пришлось отложить наблюдение до другого раза.

Глава девятая. РЕЧИ МИССИС БЕСС

Семейство Мельвилей возвратилось в Обан в глубоком молчании: мисс Кампбель за всю дорогу не произнесла ни слова, а братья Сэм и Сиб не решались даже раскрыть рта. А между тем они вовсе не были виноваты в том, что это проклятое облачко явилось как раз в ту минуту, когда можно было вполне надеяться на появление «зеленого луча». Но, однако же, не следовало предаваться отчаянию; на хорошую погоду можно было рассчитывать еще целых шесть недель, в если бы случилось, что в этот промежуток времени не выдалось бы ни одного ясного дня, то это можно бы было причислить к несчастным совпадениям. А все-таки один великолепный вечер уже был потерян, и, судя по барометру, нельзя было рассчитывать, что такой вечер повторится в скором времени; магнитная стрелка ночью отклонилась в сторону дождя, и хотя погода на следующий день, 8 августа, и была довольно хорошая, она тем не менее не удовлетворила требованиям мисс Кампбель. И так было во все следующие дни. Коляска стояла во дворе гостиницы. Зачем предпринимать поездку, когда состояние неба ясно указывало на то, что на появление «зеленого луча» рассчитывать невозможно? Зачем новое разочарование? Тучи были и над Обаном, и над островом Силь. Мисс Кампбель находилась в очень дурном настроении духа: она не могла простить солнцу такого недостатка любезности по отношениюк пей. Единственным се развлечением были прогулки и мечты. Мечты о чем? О легенде, которая связана с явлением «зеленого луча»? Хотела ли она видеть этот луч, чтобы безошибочнее читать в своем сердце или нее в сердце кого-либо другого? В один из этих тоскливых дней Елена отправилась гулять в сопровождении Боге к развалинам Дунолликэстля. С этого места открывался очаровательный вид на все заливы Обапской бухты, а также на скалистый Керреру и бесчисленное множество мелких островов, среди которых выделялся своими скалистыми берегами остров Мулль; замечательный тем, что принимает на себя первые приступы бурь, налетающих с западной стороны Атлантического океана. Мисс Кампбель неподвижно смотрела на развернутую перед нею прелестную панораму, но видела ли она ее? Не было ли в хорошенькой головке воспоминаний, которые заслонили бы эту дивную панораму?

— Он мне не нравится! — сказала вдруг Бесс, точно отвечая каким-то своим затаенным мыслям. — Нет, он мне не нравится! — повторила она. — Только о себе и думает! Хорош он будет в Эленбурге, нечего сказать! Он принадлежит к клану Мак-Эгоистов, и ни к какому-нибудь иному. И как это у господ Мельвилей могла явиться мысль сделать его своим племянником! Скажите, мисс Кампбель, неужели он вам вправду нравится?

— О ком ты говоришь? — спросила молодая девушка, не слыхавшая ни одного слова из того, что говорила миссис Бесс.

— О том, о ком вы не должны бы думать… хотя бы потому только, чтобы не унизить этим своего рода.

— О ком я думаю, скажи, пожалуйста?

— Да о мистере Аристобюлюсе Урсиклосе, который лучше бы сделал, если б отправился на другую сторону Твида. Существовали ли когда-нибудь Кампбели, которые добивались расположения каких-то Урсиклосов?

Почти всегда сдержанная, Бесс была, как видно, сильно раздражена и не находила нужным взвешивать свои слова. Но ведь речь шла о ее молодой госпоже, а потому это было простительно. Она, впрочем, догадывалась, что ее питомица питает к предполагаемому жениху чувство худшее, чем равнодушие. Кроме того, очень возможно, что в душе миссис Бесс зародилось какое-то смутное подозрение, вызванное тем, что мисс Кампбель за несколько минут перед тем спросила ее, не видала ли она в Обане молодого человека, которому пароход «Гленгарри» так кстати оказал помощь.

— Нет, мисс Кампбель, — ответила Бесс, — я его не видала: он, должно быть, уехал тотчас же, хотя Партридж, кажется, видел его.

— Когда?

— Вчера, на дороге в Дальмали; он шел откуда-то, неся за спиной мешок, точно какой-нибудь путешествующий артист. Ах, этот молодой человек очень неблагоразумен: пуститься в плавание по водовороту Корриврекан! Это плохое предзнаменование для будущего. Не всегда пароходы окажутся в его распоряжении и станут спасать его; он непременно погибнет рано или поздно.

— Ты так думаешь? Но он выказал большое мужество и хладнокровие, несмотря на свое неблагоразумие.

— Очень может быть, что он действительно обладает мужеством, — возразила Бесс, — но молодой человек, без сомнения, не знал, что вам обязан своим спасением; в противном случае он на другой день после своего прибытия в Обан пришел бы поблагодарить вас…

— Благодарить меня! — воскликнула мисс Кампбель. — За что? Я сделала только то, что сделала бы для всякого другого и что каждый сделал бы на моем месте.

— Узнаете вы его при встрече? — спросила Бесс, взглянув на молодую девушку.

— Узнаю, — призналась она чистосердечно.

— На кого он похож, не могу вспомнить, — сказала миссис Бесс, — во всяком случае, не на господина Аристобюлюса Урсиклоса — не так ли?

Вместо ответа мисс Кампбель только улыбнулась и, встав со своего места, бросила последний взгляд вдаль, после чего вместе с миссис Бесс пошла домой, в Обан.

В этот вечер солнце снова село в облако, похожее на столб пыли, подернутый серебристым газом, и последний солнечный луч скрылся за этим облаком.

Возвратившись в гостиницу, мисс Кампбель так мало ела за обедом, что встревожила своих дядей, а после обеда, прогулявшись немножко по берегу моря, ушла к себе в комнату.

Глава десятая. ПАРТИЯ В КРОКЕТ

Мы должны сознаться, что братья Мельвиль стали считать не только дни, но, кажется, даже часы своего пребывания в Обане. Все шло далеко не так, как им хотелось. Скука, которую испытывала Елена, ее постоянное желание найти уединение, недостаток любезности, который она обнаруживала по отношению к Аристобюлюсу Урсиклосу, и малое внимание, которое тот выказывал ей, — все это способствовало тому, чтобы сделать пребывание братьев Мельвиль в Обане очень неприятным. Они положительно не знали, что выдумать для того,чтобы нарушить монотонность этого существования. Они напряженно следили за малейшей переменой погоды, думая про себя, что, как только мисс Кампбель удовлетворит наконец свой каприз, она, без сомнения, станет добрее, хотя бы только к ним одним. Молодая девушка, например, в последнее время забывала поцеловать их утром, хотя, конечно, знала, что ее утренний поцелуй на весь день приводил дядей в хорошее расположение духа.

Между тем барометр упорно оставался нечувствительным к горю братьев Мельвиль и не желал показывать перемены к лучшему, и сколько братья ни стучали по нему пальцами, стрелка оставалась неподвижной. О, эти барометры! Но вот наконец братьям Мельвпль пришла в голову новая мысль, и как-то днем они решились предложить мисс Кампбель сыграть партию в крокет, в надежде, что это развлечет ее хоть сколько-нибудь.

Несмотря на то, что в партии должен был участвовать и Аристобюлюс Урсиклос, Елена ответила согласием на предложение. Надо сказать при этом, что братья Мельвиль считали себя первыми игроками в крокет во всей Великобритании. Игра эта, как известно, очень любима дамами, а потому в Обане было несколько площадок, устроенных для крокета; они были густо усыпаны песком, но выложены дерном, который каждый вечер поливали, а каждое утро утрамбовывали особого рода машиной — площадка делалась гладкой и мягкой, как бархат. Уже много раз братья Сэм и Сиб посматривали с завистью на молодых мужчин и дам, запятых игрой в крокет, а потому легко себе представить, как они были довольны, когда мисс Кампбель благосклонно изъявила согласие сыграть партию: они могли теперь с увлечением отдаться любимой игре, чтобы развлечь племянницу и показать при этом свое искусство перед зрителями, в которых, конечно, не будет недостатка, так же точно, как это всегда бывает в Эленбурге. О, тщеславие! Аристобюлюсу Урсиклосу было предложено сыграть партию в крокет, и он, согласившись взять на себя этот великий труд, в назначенное время явился на поле битвы. Он мнил о себе, что в этой игре одинаково силен как в теории, так и на практике, как это и подобает математику. Что касается до мисс Кампбель, то ей в игре предстояла одна неприятность: иметь партнером Аристобюлюса Урсиклоса. Но могло ли быть иначе? У кого хватило бы духу огорчить братьев Мельвиль, сделав их противниками, — их, которые душой и помыслами составляли как бы одно существо, их, которые всю жизнь играли в крокет так, что были один другому партнерами! Могла ли мисс Кампбель разлучить их? Нет. Она не хотела этого делать.

— Мисс Кампбель, — сказал Аристобюлюс Урсиклос перед началом игры, — я счастлив, что буду вашим партнером, и если вы позволите, я и объясню вам кое-что, что касается причины ударов…

— Мистер Урспклос, — перебила Елена, отводя его в сторону, — надо дать выиграть дядям!

— Выиграть?!..

— Да… Но это надо сделать незаметно для них.

— Но, мисс Кампбель…

— Они будут очень огорчены, если проиграют.

— По позвольте, — пробормотал Аристобюлюс Урсиклос, — я изучил игру в крокет геометрически и могу похвастаться этим! Я сделал вычисление длины линий, величины дуг и имею претензию…

— А я имею только одно желание — сделать удовольствие моим контрпартнерам. Впрочем, они играют превосходно, предупреждаю вас, и я сильно сомневаюсь, что ваше знание победит их ловкость.

— Посмотрим! — пробормотал ученый, решив в глубине души не сдаваться, даже несмотря на просьбу мисс Кампбель.

Между тем все принадлежности крокета — молоточки, колышки, дуги и номера — принесли на площадку.

— Вынимайте жребий, господа! — сказал Сэм, когда все номерки были уложены в шляпу.

Все вынули по номерку, и судьбе было угодно, чтобы Сэм получил молоток и шар синего цвета, Сиб — красного, Урсиклос — желтого, а Елена — зеленого цвета; зеленый цвет, как известно, служит хорошим предзнаменованием.

Начинать игру досталось брату Сэму. Понюхав табаку, он с очень серьезным видом приступил к игре. Достаточно было видеть, как он слегка согнул стан, наклонил голову в сторону, сдвинул ноги, согнув немного колени для лучшего равновесия, чтобы узнать в нем истинного любителя игры в крокет.

Описав молотком полукрут, Сэм ударил по шару, и шар прошел сразу двое ворот; затем, пройдя третьи ворота, остановился у четвертых; для начала это было великолепно, и в толпе, собравшейся посмотреть игру, раздались возгласы одобрения. Настала очередь Аристобюлюса Урсиклоса. Он оказался менее счастливым: из-за неловкости или неудачи три раза начинал, прежде чем шар его мог пройти первые ворота, но остановился у вторых.

— Должно быть, — заметил он мисс Кампбель, — центр тяжести этого шара не на месте; шар, вероятно, плохо сделан, а потому и катится неверно.

— Дядя Сиб, вам играть! — сказала мисс Кампбель, не слушая ученых объяснений своего партнера.

Сиб оказался достойным братом своего брата; его шар, пройдя двое ворот, остановился возле шара Аристобюлюса Урсиклоса. Сиб скрокировал его, провел свой шар в следующие ворота, снова скрокировал шар молодого ученого и сильным ударом выбил его с площадки. Аристобюлюс Урсиклос оставался все время невозмутим, и лицо его как бы говорило: «Что ж, и мы сделаем не хуже»; он преспокойно отправился за своим шаром. Мисс Кампбель взяла зеленый шар и ловко провела его через двое ворот.

Партия продолжалась, и перевес был все время на стороне братьев Мельвиль: они то и дело крокировали шары своих противников. Во время игры они делали друг другу различные знаки, с одного взгляда понимали друг друга и, по-видимому, должны были непременно выиграть партию, к большому удовольствию племянницы и неудовольствию господина Аристобюлюса Урсиклоса.

Когда мисс Кампбель убедилась, что партия будет проиграна, она стала играть серьезно и выказала при этом гораздо больше ловкости, чем ее партнер,который тем не менее не переставал давать ученые наставления.

— Угол отражения всегда равен углу падения, — говорил он ей, указывая при этом, какое направление шар должен был принять от удара. Надо пользоваться…

— Ну и пользуйтесь сами! — ответила мисс Кампбель. — Я опередила вас на трое ворот.

Аристобюлюс Урсиклос действительно остался позади всех. Молодой ученый раз десять пытался пройти через средние ворота — и все неудачно. По правде говоря, мисс Кампбель имела полное основание быть недовольной своим партнером: она играла хорошо, и дяди не переставали говорить ей комплименты по этому поводу.

Кроме того, она играла так грациозно, что каждый с удовольствием смотрел на нее, но Аристобюлюс Урсиклос не думал любоваться ею и сгорал от злости. Братья Мельвиль настолько опередили его, что было почти невозможно догнать их. А между тем окончательная победа в игре в крокет зависит иногда от простой случайности, и потому Аристобюлюс Урспклос не отчаивался. Партия продолжалась при тех же условиях, как вдруг случилось неожиданное обстоятельство: Урсиклосу удалось наконец скрокировать шар брата Сэма и он решил выгнать его с площадки как можно дальше. Поставив свой шар рядом с шаром брата Сэма, утоптал тщательно траву вокруг этих шаров, поставил левую ногу на свой шар и, размахнувшись изо всей силы, ударил молотком по шару. Вдруг страшный крик огласил площадку, то был крик жестокого страдания: молодой ученый неловко направил молоток и изо всех сил ударил самого себя по ноге. Бедняга начал стонать и жаловаться на свою судьбу, что было, конечно, очень естественно, но в то же время и очень смешно. Братья Мельвиль тотчас же подбежали к нему и стали участливо расспрашивать его, как он себя чувствует. К счастью, на ученом муже были сапоги из толстой кожи, что и смягчило силу удара. Но, к удивлению всех, Арпстобюлюс Урсиклос даже при этих грустных обстоятельствах нашел нужным дать научное объяснение постигшему его несчастью.

— Радиус, — начал он, морщась от боли, — которым бил мой молоток, описал круг концентрический с кругом, который должен быть касательным земле, так как я держал палку слишком коротко, и потому удар…

— Давайте кончим партию, мы все равно не выиграем ее, — предложила мисс Кампбель.

— Кончить партию! — воскликнул Аристобюлюс Урсиклос в негодовании. — Сдаться? Никогда! Взяв основанием форму вычислений, очень вероятно, что…

— Хорошо. Будем продолжать, — сказала мисс Кампбель.

Но все формулы и вычисления нисколько не помогли молодому ученому выиграть партию. Шар брата Сэма, пройдя все ворота, стал у колышка; с этой минуты Сэм должен был помогать своему партнеру. Еще несколько ударов — и братья Мельвпль выиграли партию, тогда как Аристобюлюс Урсиклос не прошел еще и передних ворот. Должно быть, чтобы доказать своим дядям, как ей неприятно проиграть, мисс Кампбель ударила своим молотком по шару, и он, быстро прокатившись через площадку, перепрыгнул через канавку, которой площадка была окопана. Попав на камень, шар подпрыгнул и вследствие инерции, как сказал бы Аристобюлюс Урсиклос, покатился с горки вниз, к берегу моря. Несчастная случайность! На берегу моря, как раз в том месте, сидел молодой художник перед мольбертом. Шар, прокатившись через палитру с красками, лежавшими на земле, и выпачкавшись, ударился в мольберт, опрокинув его. Художник спокойно обернулся.

— Обыкновенно предупреждают, прежде чем начать бомбардировку. Мы здесь не в безопасности, — сказал он.

Словно предчувствуя, что случится что-то недоброе, мисс Кампбель побежала вслед за шаром.

— Ах, сэр, — сказала она в смущении, обращаясь к художнику, — простите мою неловкость!

Методой человек встал и с улыбкой поклонился стоявшей перед ним сконфуженной хорошенькой девушке, видимо любуясь ее смущением; перед мисс Кампбель стоял тот самый незнакомец, который погибал в Корривреканском водовороте.

Глава одиннадцатая. ОЛИВЕР СИНКЛЕР

Оливер Синклер мог в полном смысле слова считаться «молодцом мужчиной», употребляя выражение, которым шотландцы характеризуют людей, отличающихсяэнергичным и веселым характером. Мы должны прибавить к этому, что это был очень красивый молодой человек. Последний отпрыск эдинбургской дворянской фамилии, он был сыном бывшего муниципального советника мидлозсианской столицы. Оставшись рано круглым сиротой, был воспитан дядей — одним из четырех членов городской управы. Сделавшись в двадцать лет обладателем небольшого состояния, давшего ему, однако же, независимость, отправился путешествовать по свету и посещал все главные города Европы, Индии и Америки, и знаменитое «Эдинбургское обозрение» не отказывалось печатать время до времени его путевые заметки. Кроме того, молодой человек был выдающимся художником-живописцем и мог, если б этого захотел, продавать свои картины очень дорого; он был также немного поэт. Кто не бывает поэтом в его годы, когда будущее улыбается, когда у человека горячее сердце и артистическая натура? Оливер Синклер был точно создан для того, чтобы нравиться женщинам; он и в действительности нравился им, но нисколько этим не тщеславился. В бывшей столице Каледонии жениться очень нетрудно: женский пол там значительно преобладает над мужским; и образованный, любезный и красивый молодой человек мог бы сделать блестящую партию, а потому было удивительно, что Оливеру Синклеру минуло уже двадцать шесть лет, а он еще не был женат. Вероятно, жизненный путь он находил слишком узким, чтобы идти по нему вдвоем, и предпочитал идти один.

А между тем Олпвер Синклер был способен внушить глубокое, страстное чувство какой-нибудь златокудрой девушке-шотландке; все в молодом человеке было привлекательно: высокая изящная фигура, открытое лицо с энергичными чертами, смягченное добрым выражением великолепных глаз, непринужденная грация манер, все это могло пленить какую угодно красавицу. Он не был фатом и мало ценил свои достоинства, не имея в виду связывать себя узами супружества. Он был также очень любим товарищами, так как принадлежал к числу людей, которые умеют поставить себя как относительно друзей, так и относительно врагов.

Мисс Кампбель с первого взгляда узнала героя Корривреканского водоворота, но тот не узнал ее: он видел ее среди пассажиров мельком во время переезда с острова Скарба в Обан. Если бы молодой человек знал, какое огромное участие Елена приняла в деле его спасения, он, конечно, уже из одной вежливости высказал бы ей свою признательность; но он этого не знал, и, по всей вероятности, это должно было остаться для него скрытым навсегда.

И действительно, в тот же день мисс Кампбель запретила, буквально запретила своим дядям, мисссис Бесс и Партриджу говорить молодому человеку о том, что произошло на пароходе «Гленгарри» до момента спасения погибавшей шлюпки.

Между тем после злополучного приключения с шаром братья Мельвиль поспешили подойти к молодому художнику и, не менее смущенные, чем их племянница, всем происшедшим, принялись горячо извиняться перед молодым человеком.

— Мисс!.. Джентльмены! — произнес он. — Уверяю вас, что и говорить об этом не стоит.

— Ах нет, помилуйте, мы просто в отчаянии, — возразил брат Сиб.

— И если несчастье непоправимо… чего можно опасаться, — добавил брат Сэм.

— Это простая случайность, это нельзя назвать несчастьем! — ответил художник, смеясь. — Этот рисунок был просто маранье, которому шар отдал должную справедливость.

Оливер Синклер говорил все это с таким добродушием, что братья Мельвиль были тронуты и, оставив в стороне все церемонии, охотно бы протянули молодому человеку руки, но сочли своим долгом сначала представиться ему.

— Сэмьюэль Мельвиль, — сказал один.

— Себастьян Мельвиль, — объявил другой.

— И их племянница — мисс Кампбель, — добавила Елена, даже не подумав о том, что неприлично представляться самой.

Теперь настала очередь молодому человеку назвать себя.

— Мисс Кампбель, господа Мельвили, — проговорил он, сделав серьезное лицо, — я мог бы сказать вам, что меня зовут «фок», то есть колышек крокета, потому что шар ваш ударился об меня, но меня зовут просто Оливер Синклер.

— Мистер Синклер, — сказала мисс Кампбель, не зная, как понять слова художника, — примите еще раз мои искренние извинения.

— И наши также, — добавили братья Мельвиль.

— Мисс Кампбель, — ответил на это Оливер Синклер, — я повторяю вам, что и говорить об этом не стоит. Я трудился над изображением вздымающихся волн, а ваш шар помог мне в этом, совсем как та губка — забыл какого средневекового художника, — которая была кем-то брошена на его картину, и в результате получилось то, что на полотне появился тот именно рисунок, который художник долго и напрасно старался воспроизвести.