Глава XIV. ОКСВУДССКИЙ КОЛОКОЛ

Удар грома, настолько сильный, что был бы слышен во всех частях земного шара, не произвел бы большего впечатления, чем удар игральных костей, выброшенных нотариусом Торнброком 24 июня ровно в восемь часов утра в зале Аудиториума. Тысячи граждан, присутствовавших на этом тираже с мыслью, что он, может быть, последний в матче Гиппербона, оповестили о нем по всем кварталам города Чикаго, и тысячи телеграмм разнесли эту весть по четырем концам Старого и Нового Света.

Так это «Человек в маске», партнер последнего часа, словом, это X. К. Z. выиграл партию и вместе с партией шестьдесят миллионов долларов!

Невольно хотелось припомнить, как совершалось победное шествие этого любимца фортуны. В то время, когда столько несчастий обрушилось на его шестерых конкурентов: один был заключен в «гостиницу», другой был вынужден заплатить большой штраф на Ниагарском мосту, третий блуждал в «лабиринте», четвертый задыхался в «колодце», трое были приговорены к «тюрьме», а все шестеро к штрафам, — в это самое время X. К. Z. двигался вперед уверенными шагами, переходя из штата Иллинойс в штат Висконсин, оттуда — в округ Колумбия, оттуда — в штат Миннесота, а из штата Миннесота — к цели всего путешествия, не заплатив нигде ни единого штрафа, не отсылаемый в далекие районы, и за время этих легких переездов у него получилась большая экономия сил и средств.

Не свидетельствовало ли все это о том, что этот человек пользовался исключительным счастьем редких избранников судьбы, которым всегда везет в жизни?

Оставалось только узнать, кто же был этот X. К. Z. Без сомнения, он должен будет скоро назвать себя, хотя бы только для того, чтобы получить колоссальное наследство.

Несомненно, что во все указанные дни тиражей, всякий раз, когда он появлялся в почтовых бюро: в Милуоки, штат Висконсин, в Вашингтоне и в Миннеаполисе, штат Миннесота, туда толпой сбегались любопытные, и глазам их представлялся то человек среднего возраста, то лет шестидесяти. Он недолго оставался в почтовом бюро и бесследно затем исчезал.

Вот в каком положении находились остальные шесть партнеров 3 июля, через девять дней после заключительного тиража.

Прежде всего надо сказать, что все они вернулись в Чикаго. Да, все. Одни — в полном отчаянии, другие — в неистовом гневе, кто именно, читатели, конечно, догадываются; двое же были совершенно равнодушны к такому результату матча, но называть этих последних также излишне.

Прошла неделя с того дня, когда, почти окончательно выздоровев от полученной раны, Макс Реаль вернулся в свой родной город в обществе Лисси Вэг и Джовиты Фолей. Он приехал к себе, на улицу Саут-Холстед-стрит, а обе подруги — в свою квартиру на Шеридан-стрит.

И только тогда миссис Реаль, знавшая о покушении на Лисси Вэг, узнала имя человека, которому молодая девушка была обязана своим спасением.

— О, дитя мое… дитя мое! .. — вскричала она, сжимая Макса в объятиях. — Так это был ты! .. Ты!

— Но раз я совсем уже поправился, мамочка, не плачь, пожалуйста! То, что я сделал, я сделал для нее, понимаешь, для нее, которую ты скоро узнаешь и полюбишь так же, как она тебя уже любит и как я ее люблю!

В этот самый день Лисси Вэг вместе с Джовитой Фолей пришли к миссис Реаль. Молодая девушка чрезвычайно понравилась милейшей особе, так же как и та понравилась ей. Миссис Реаль осыпала ее ласками, не забывая и Джовиту Фолей, так не похожую на свою подругу и в то же время такую очаровательную в своем роде.

Так совершилось знакомство трех женщин, а чтобы узнать о результате этого знакомства, необходимо подождать несколько дней.

После отъезда Макса Реаля из Сент-Луиса туда явился Том Крабб. Говорить о том, в каком состоянии стыда и гнева находился Джон Мильнер, излишне. Столько зря потраченных денег, не считая стоимости путешествия, тройной штраф, который он должен был уплатить в «тюрьме», в штате Миссури… А потом эта скомпрометированная репутация чемпиона Нового Света при встрече с не менее его известным Кавэнэфом, встреча, в которой настоящим победителем оказался досточтимый Гуго Хюнтер из города Эрондала! Что же касается Тома Крабба, то он, как и раньше, ничего не понимал в той роли, которую исполнял, послушный воле своего тренера. Разве это животное не чувствовало себя вполне удовлетворенным, когда ему были гарантированы шесть кормежек в день? И сколько еще недель Джону Мильнеру предстояло бы оставаться запертым в «тюрьме» Сент-Луиса! Но на следующий же день выяснилось, что партия окончена, и ему оставалось только вернуться в свой дом на Калюмет-стрит, в Чикаго.

То же самое сделал и Герман Титбюри. Вот уже пятнадцать дней, как чета занимала комнаты, оставленные для партнера матча в Эксельсиор-Отеле, в Новом Орлеане, две недели, во время которых супруги Титбюри хорошо ели, хорошо пили, имели в своем распоряжении экипаж и яхту, ложу в театре, одним словом, вели образ жизни богатых людей, умеющих тратить свое богатство.

Правда, эта жизнь обходилась им в двести долларов ежедневно, и когда им подали отдельный счет, они почувствовали точно удар дубинкой по голове. Этот счет вырос за две недели в колоссальную сумму, в две тысячи восемьсот долларов, а если прибавить к нему штрафы в штате Луизиана, денежное взыскание в штате Мэн, воровство в штате Юта и все необходимые расходы, связанные с долгими и дорогими переездами, то в итоге получалась сумма около восьми тысяч долларов!

Раненные в самое сердце, другими словами, в свой кошелек, мистер и миссис Титбюри сразу отрезвились, и по возвращении домой, на Робей-стрит, между ними происходили бурные сцены, во время которых жена укоряла мужа в том, что он пустился в такую разорительную авантюру, якобы не послушавшись ее предостережений, и доказывала ему, что во всем виноват он. Мистер Титбюри кончил тем, что, по обыкновению, скоро и сам в этом убедился, тем более что их ужасная служанка взяла, как всегда, сторону своей госпожи. Было решено, что с этого дня расходы по хозяйству будут еще сокращены. Но супругов долго еще преследовали воспоминания о восхитительной жизни в Эксельсиор-Отеле, и какое разочарование испытали они, когда попали из заоблачной сферы этиx воспоминаний в мрачную пропасть окружавшей их действительности!

— Чудовище этот Гиппербон, отвратительное чудовище! .. — восклицала по временам миссис Титбюри.

— Нужно было или выиграть его миллионы, или уж в это дело не вмешиваться, — прибавляла служанка.

— Да, в это не вмешиваться! — кричала матрона. — Это-именно то самое, что я постоянно повторяла мистеру Титбюри! Но попробуйте убедить в чем-нибудь такого…

Никто никогда не узнает, какими эпитетами был награжден в этот день супруг миссис Титбюри.

А Гарри Кембэл? Что ж, Гарри Кембэл благополучно выкарабкался из этого преднамеренного столкновения поездов в честь открытия железнодорожного сообщения между Медари и Сиу-Фолс-Сити. Он успел выпрыгнуть на дорогу и так сильно ударился о насыпь, что отскочил, точно был сделан из каучука, и, потеряв сознание, оставался лежать под одним из кустов, что спасло его при взрыве двух паровозов. Разумеется, даже и в Америке происходят столкновения поездов, разрушая целые составы, но очень редко случается, чтобы об этом предупреждали заранее. На этот раз зрители, помещавшиеся на очень большом расстоянии от железнодорожного пути, могли доставить себе это ни с чем не сравнимое удовольствие.

К несчастью, Гарри Кембэл в том состоянии, в каком он в это время находился, насладиться этим зрелищем не мог.

Только через три часа, когда железнодорожные рабочие пришли очистить путь, они нашли у одного из кустов человека, лежавшего на земле без сознания. Его подняли, перенесли в ближайший дом и послали за врачом, который констатировал, что этот неизвестный ранен не смертельно. Когда его привели в чувство и стали расспрашивать, то узнали, что это был четвертый партнер матча Гиппербона, узнали, как он проник в этот поезд, заранее обреченный на верную гибель, сделали ему вполне заслуженный выговор и заставили уплатить стоимость проездного билета (на американских железных дорогах можно оплачивать билеты во время пути или по прибытии в тот или другой пункт). Потом телеграфировали об этом случае директору газеты Трибуна и отправили неосторожного репортера с первым прямым поездом в Чикаго, куда он прибыл 25-го числа в дом на Милуоки-авеню и по приезде тотчас объявил,

— это вполне соответствовало его бесстрашному характеру, — что готов снова отправиться путешествовать и даже по воле игральных костей перенестись с одной окраины Соединенных штатов на другую. Когда же он узнал, что партия накануне закончилась в пользу X. К. Z., то ему не оставалось ничего другого, как успокоиться и писать интересные заметки о последних приключениях, в которых он сам принимал участие. Во всяком случае, он не потерял зря ни времени, ни сил, а какие неизгладимые впечатления сохранил он о своих переездах через Нью-Мексико, Южную Каролину, штаты Небраска, Вашингтон, Южную Дакоту и о том оригинальном способе, которым он отпразновал открытие железнодорожной ветки между Медари и Сиу-Фолс-Сити!

С самолюбием хорошо осведомленного репортера он почувствовал себя, однако, уязвленным, когда обнаружилось (и это дало пищу насмешкам мелкой прессы), что черный гризли, осенивший себя крестом, «Урсус Кристианус», которому он придумал такое подходящее название, был просто-напросто одним из местных жителей, который нес от меховщика шкуру великолепного зверя, и так как в это время полил сильнейший дождь, то он этой шкурой укрылся. Испугавшись же страшной грозы, он в качестве доброго христианина при каждом блеске молнии осенял себя крестом.

В общем, Гарри Кембэл кончил тем, что сам стал смеяться над этим приключением, но смех его скорее соответствовал ощущениям Джовиты Фолей, которой так и не удалось победно водрузить желтый флаг на шестьдесят третьей клетке.

Что касается пятой партнерши, то известно, при каких обстоятельствах она вернулась вместе со своей подругой, Максом Реалем и Томми, не менее удрученным неудачей, постигшей его хозяина, чем Джовита Фолей огорчалась неудачей Лисси Вэг.

— Но примирись же с этим наконец, бедная моя Джовита! — повторяла Лисси Вэг. — Ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда не рассчитывала…

— Но я рассчитывала!

— И совершенно напрасно.

— В конце концов, тебя жалеть нечего.

— Да я себя и не жалею… — ответила, улыбаясь, Лисси Вэг.

— Если наследство Гиппербона тебе не досталось, то, во всяком случае, ты теперь уже не бедная бесприданница.

— Но почему?

— Ну, конечно же, Лисси! Ведь после X. К. Z., который первым прибыл к цели, ты была к ней ближе всех других, и потому вся сумма, составленная из штрафов, принадлежит всецело тебе.

— Даю тебе слово, Джовита, что я об этом совсем не подумала.

— Зато я думала за тебя, моя беззаботная Лисси, и знаю, что из этих штрафов составилась порядочная сумма и ты являешься ее законной владелицей.

Действительно, тысяча долларов — уплата за Ниагару, две тысячи — за пребывание в «гостинице» Нового Орлеана, две тысячи — в «лабиринте» Небраски, три тысячи — в Долине Смерти в Калифорнии и девять тысяч, последовательно внесенные в «тюрьму» Миссури, — все это составило семнадцать тысяч долларов, принадлежавших по закону второму прибывшему, то есть пятой партнерше.

Существовал, однако, один человек, к которому Макс Реаль ревновать не мог, но о котором часто думала его невеста (излишне говорить, что свадьба молодого художника и молодой девушки была решена), и этот человек, как вы, вероятно, догадываетесь, был не кто иной, как почтенный Гемфри Уэлдон, который навестил больную Лисси Вэг в ее квартире на Шеридан-стрит, а потом послал ей три тысячи долларов в уплату тройного штрафа в «тюрьме» Миссури. Если это и было поступком держателя пари, который заботился о своем собственном кармане, как это говорили, все равно, он оказал ценную услугу заключенной, которая, со своей стороны, надеялась когда-нибудь с ним расплатиться.

Вот почему она сохранила к нему чувство искренней благодарности и была бы счастлива с ним встретиться. Но, к сожалению, его нигде еще не встречали.

Чтобы покончить с обзором создавшегося положения вещей, надо будет сказать еще о Годже Уррикане.

22 июня имел место тираж в его пользу, и это было в тот день, когда он сам находился в Висконсине. Читатель, может быть, помнит, что пять очков, из одного и четырех, отослали его в тридцать первую клетку, штат Невада. Таким образом, ему предстояло новое путешествие в тысячу двести миль, но туда его должен был доставить поезд Центральной Тихоокеанской железной дороги, так как штат Невада, один из наименее населенных во всей Конфедерации, занимает, однако, по размерам своей площади шестое место в Союзе, находясь между штатами Орегон, Айдахо, ^ Юта, Аризона и Калифорния. Но, к довершению преследовавших его несчастий, как раз в этот штат Вильям Гиппербон поместил клетку с «колодцем», в глубину которого злополучному игроку приходилось ринуться вниз головой.

Негодование командора не знало предела. Он решил, что за это должен будет ответить нотариус Торнброк, — по окончании партии он воздаст ему должное. А Тюрк, в свою очередь, заявил, что он схватит нотариуса за горло, задушит его, разрежет ему живот и съест его печонку!

Со свойственной ему поспешностью во всех делах Годж Уррикан 22-го числа покинул Милуоки, вскочил в поезд вместе со своим неразлучным компаньоном, послав нотариусу три тысячи долларов, сумму, в которую ему обошелся этот последний удар игральных костей, и на всех парах помчался в штат Невада.

В Карсон-Сити, столицу этого штата, оранжевый флаг должен был прибыть к 6 июля.

Нужно заметить, что если покойный избрал именно этот штат, чтобы поместить в нем «колодец», то это потому, что штат Невада вообще изобилует колодцами — шахтными колодцами, конечно. С точки зрения добычи серебра и золота он занимает четвертое место в Союзе. Не правильно названный по имени горной цепи Невада, так как эта последняя находится вне его территории, он насчитывает среди своих городов три главных: Виргиния-Сити, Голд-Хилл (Золотой холм) и Сильвер-Сити (Серебряный город), названия которых легко объяснимы. Эти города построены над сереброносными жилами, и в них есть шахты, углубленные более чем на две тысячи семьсот футов. Колодцы серебра, если хотите, но, во всяком случае, это были колодцы, которые оправдывают выбор завещателя, а также справедливое негодование того, кто был направлен туда судьбой.

Но он туда не доехал!

В Гэйт-Солт-Лейк-Сити утром 24 июня до него дошла потрясающая новость: партия закончена в пользу X. К. Z., победителя матча Гиппербона!

И командор Уррикан вернулся в Чикаго, — в каком состоянии, это легче себе представить, чем описать!

Не будет преувеличением сказать, что как по эту, так и по ту сторону Атлантики все вздохнули наконец свободно. В агентствах наступило спокойствие. Биржевые маклеры могли перевести дух. Что касается пари, точность урегулирования их делала честь всем участникам спекулятивной игры.

Но для всех, кто интересовался этой национальной партией хотя бы только платонически, известная доля любопытства оставалась все еще неудовлетворенной.

Кто же, наконец, был этот X. К. Z. и откроет ли он свое инкогнито?

Никаких сомнений по этому поводу быть не могло. Когда дело идет о том, чтобы положить в свой портфель шестьдесят миллионов долларов, сохранять свое инкогнито нельзя. Нельзя прятать свое имя под инициалами! .. Тот, кому посчастливилось выиграть, должен будет себя назвать, и он это сделает.

Но когда и при каких условиях? Никакого срока в завещании не было указано. Во всяком случае, долго это тянуться не могло, несколько дней самое большее. Неизвестный X. К. Z. находился в штате Миннесота, в городе Миннеаполисе, когда он получил телеграмму, извещавшую о результате последнего тиража, и одного дня было достаточно, чтобы приехать оттуда в Чикаго.

А между тем прошла неделя, потом другая, и никаких вестей об этом неизвестном!

Одной из самых нетерпеливых в этом случае была, разумеется, Джовита Фолей. Это нервная особа хотела, чтобы Макс Реаль по десять раз в день отправлялся за сведениями и чтобы он не выходил из зала Аудиториума, куда самый счастливый из «семи» должен был, без сомнения, явиться прежде всего. Но ум Макса Реаля был занят вопросами совершенно другого рода.

— О, если бы только он мне попался, этот победитель! — восклицала Джовита Фолей.

— Успокойся же, моя дорогая! — говорила Лисси Вэг.

— Нет, я и не подумаю успокоиться, Лисси, и если бы он мне попался, я спросила бы его, по какому праву он позволил себе выиграть партию! Субъект, которого не знают даже по имени…

— Но, милая Джовита, — ответил Макс Реаль, — если бы вы это у него спросили, это означало бы, что он сюда явился. И емууже не надо было бы объявлять, кто он.

Никого не должно удивлять, что обе подруги еще не вернулись в магазин Маршалла Фильда. Лисси Вэг должна была найти себе заместительницу, а что касается Джовиты Фолей, то она ждала, чтобы вся эта история была окончательно ликвидирована, прежде чем возвратиться к своим обязанностям главной продавщицы; голова ее была занята теперь совсем другим.

В общем, нетерпение, которое она испытывала, вполне точно выражало общественное настроение как в Соединенных штатах, так и в других странах. По мере того как время шло, воображение разыгрывалось, и пресса, в особенности спортивная пресса, обезумела. Масса народу являлась в контору нотариуса Торнброка, и все получали один и тот же ответ. Нотариус утверждал, что он ничего не знает о владельце красного флага. Он его никогда не видел… Он не мог сказать, куда он уехал из Миннеаполиса, где телеграмма была доставлена ему в собственные руки… И когда к нему приставали, когда настаивали:

— Он приедет, когда ему этого захочется, — кратко отвечал нотариус Торнброк.

Тогда все партнеры, за исключением Лисси Вэг и Макса Реаля, нашли нужным вмешаться в эту историю, и не без некоторого основания. Действительно, если победитель не желал появляться, разве им не могло прийти в голову, что партия не должна считаться выигранной, что ее нужно начать сызнова и продолжать?

Командор Уррикан, Герман Титбюри и Джон Мильнер, доверенный Тома Крабба, объявили, что они подают в суд на исполнителя завещания покойного Вильяма Гиппербона. Газеты, которые поддерживали их во время матча, держали их сторону и теперь. В Трибуне Гарри Кембэл поместил резкую статью против X. К. Z., в самом существовании которого начинали уже сомневаться. Чикаго Геральд, Чикаго Интер-Ошен,