Наконец, в трехстах милях от моря, Блэк-Уорриор миновал устье реки Ривьер-Руж в том пункте, где соприкасаются оба штата, около форта Адама, и проник на территорию штата Луизиана. Там бурно и стремительно клокотали водопады. Но благодаря тому, что уровень воды достигал в это время своей средней высоты, Блэк-Уорриор мог продолжать путь, не рискуя сесть на мель.

После Нэчез до самого Нового Орлеана значительных городов не встречается, если не считать Батон-Руж, который, в сущности, представляет собой большое местечко с населением в десять с половиной тысяч. Но в нем сосредоточены законодательные учреждения штата Луизиана, в котором, как и во многих других штатах Союза, столица штата не является его главным городом. Город Батон-Руж находится к тому же в очень здоровой и приятной местности, чего нельзя не учитывать в тех районах, которые страдают от эпидемии желтой лихорадки, и, наконец, после города Дональдсонвилла не ветречается уже ничего, кроме ряда вилл и коттеджей, раскинутых по обоим берегам великой американской реки, вплоть до Нового Орлеана.

Штат Луизиана, проданный Первой империей американцам за двадцать миллионов франков, занимает только тридцатое место среди штатов федеральной республики. Но население его, черное в большинстве, превышает миллион человек. Пришлось защищаться от разливов Миссисипи солиднейшими насыпями в нижнем ее течении, где производство сахара так значительно, что считается первым по выпуску. На северо-западе, где местность орошается рекой Ривьер-Руж и ее притоками, более высокие места не страдают от наводнения и поддаются всем начинаниям агрикультуры. Штат Луизиана производит также железо, уголь, охру, гипс; в нем встречаются и поля сахарного тростника и многочисленные плантации апельсиновых деревьев, а в его не тронутых еще обширных дремучих лесах живут медведи, пантеры, дикие кошки, а многочисленные речки служат обиталищем аллигаторов.

Наконец 9 июня вечером Новый Орлеан принял в свои стены чету Титбюри, совершившую путешествие, продолжавшееся пять дней начиная с их отъезда из Грэт-Солт-Лейк-Сити. За это время, 4, 6 и 8 июня, производились тиражи, в которых были заинтересованы Гарри Кембэл, Лисси Вэг и Годж Уррикан, но все они были бессильны улучшить положение Германа Титбюри, так как ни один из партнеров не был прислан занять его место в «гостинице» девятнадцатой клетки.

О, если бы он не был вынужден явиться в этот разорительный город и провести в нем целых шесть недель, то игральные кости, может быть, обрадовали бы его более благоприятным числом очков и он мог бы оказаться в одном ряду с кем-нибудь из его более преуспевающих партнеров!

Выйдя из вокзала, мистер и миссис Титбюри увидели великолепный экипаж, ожидавший, по-видимому, кого-то из пассажиров Блэк-Уорриора. Что касается их самих, то им предстояло пешком отправиться в Эксельсиор-Отель, вручив свой багаж одному из носилыциков. Каково же было их изумление, изумление, смешанное с беспокойством, когда к ним подошел черный лакей и спросил:

— Мистер и миссис Титбюри, если не ошибаюсь?

— Они самые, — ответил мистер Титбюри.

Итак, газеты, очевидно, уже объявили об их отъезде из штата Юта, об их приезде в Омаху, об их речном путешествии на пароходе Блэк-Уорриор и об их неизбежном приезде в Новый Орлеан. А они между тем совсем не рассчитывали, что их будут здесь ждать. Неужели же так и нельзя избежать всех неприятностей и расходов, связанных с известностью?

— А что вам от нас нужно? — спросил мистер Титбюри недовольным тоном.

— Этот экипаж к вашим услугам.

— Мы не заказывали никакого экипажа…

— В Эксельсиор-Отель иначе не приезжают, — ответил с поклоном черный лакей.

— Хорошее начало! — прошептал мистер Титбюри и тяжело вздохнул.

Ну что же, раз более простым способом являться в этот отель не полагалось, то ничего не оставалось, как сесть в это великолепное ландо. Чета в него уселась, в то время как омнибус «нагружался» их чемоданом и саквояжем. Приехав на Каналь-стрит, экипаж остановился перед великолепным зданием, дворцом в полном смысле этого слова, со сверкающей надписью над подъездом: «Эксельсиор-Отель», вестибюль которого был залит яркими огнями.

Выездной лакей соскочил с козел и поспешно открыл дверцы ландо.

Супруги Титбюри, еще очень усталые и ошеломленные, не отдали себе сразу полного отчета в том приеме, который им был оказан персоналом отеля. Величественный мажордом во фраке повел их в отведенное им помещение. Ослепленные, растерянные, они не Заметили никаких подробностей окружавшего их великолепия и решили отложить до следующего дня размышления, на которые их наводила эта необыкновенная обстановка.

Утром, после ночи, проведенной в тишине комфортабельной комнаты, защищенной двойными рамами от уличного шума, они проснулись при мягком свете электрического ночника. Светящийся циферблат дорогих стенных часов показывал восемь.

У изголовья кровати, в которой оба так хорошо отдохнули, они увидели ряд электрических кнопок, которые ждали, чтобы их коснулись пальцы: тогда в комнату явится горничная или лакей. Другие кнопки заказывали ванну, утренний завтрак, газету — в чем всегда нуждались путешественники, спешившие встать, — дневной свет.

Эту именно кнопку и нажал искривленный палец миссис Титбюри.

В ту же минуту плотные шторы окон механически поднялись, наружные ставни опустились, и снопы солнечных лучей ворвались в комнату.

Мистер и миссис Титбюри молча взглянули друг на друга. Они не осмелились произнести ни единого слова, боясь, как бы оно не обошлось им в несколько пиастров.

Роскошь обстановки этой комнаты была исключительная, безумная; все здесь было самое дорогое — мебель, ковры, шелковые, штофные очень дорогие обои.

Встав с постели, чета прошла в соседний будуар, где царил необыкновенный комфорт: умывальники с кранами холодной, горячей и теплой воды, пульверизаторы, готовые наполнить воздух своими нежно пахнущими брызгами, мыла всех цветов и запахов, губки исключительной мягкости, белоснежные полотенца.

Одевшись, супруги Титбюри направились в смежные комнаты. Им была предоставлена целая квартира: столовая, в которой стол сверкал серебром; гостиная, обставленная с неслыханной роскошью: драгоценная люстра, картины больших мастеров, художественная бронза, портьеры, тисненные золотом; дальше кабинет хозяйки, в котором стояло пианино с лежавшими на нем нотами, стол с новыми романами и альбомами фотографий штата Луизиана, а рядом — кабинет хозяина, где красовались целые груды новейших журналов, газет, наиболее распространенных в Союзе, самый разнообразный выбор почтовой бумаги и конвертов и даже маленькая пишущая машинка, готовая прийти в движение под пальцами путешественников.

— Но ведь это точно пещера Али-Бабы! — вскричала миссис Титбюри, совершенно потрясенная тем, что видела.

— И нужно полагать, что сорок разбойников здесь тоже где-нибудь поблизости, — прибавил мистер Титбюри, — а вернее, даже целая сотня!

В эту минуту взгляд его упал на висевшую на стене карточку в золоченой рамке с расписанием часов завтраков, обедов и ужинов для тех, кто предпочел бы требовать еду в свои комнаты.

Комнаты, предназначенные для третьего партнера, были помечены номером первым, и под этим номером стояло: «… предоставляемые партнерам матча Гиппербона управлением Эксельсиор-Отеля».

— Позвони, Герман, — могла только произнести миссис Титбюри.

Кнопка была нажата, и джентльмен во фраке и белом галстуке появился в дверях гостиной.

В изысканных выражениях он передал супругам приветствие от управления Эксельсиор-Отеля и его директора, польщенных тем, что их гостем являлся один из симпатичных участников великой национальной игры. Так как мистер располагал свободным временем и решил провести «го в штате Луизиана, в Новом Орлеане, в обществе своей почтенной супруги, то будут приняты все меры, чтобы окружить их всевозможным комфортом и разнообразить их развлечения. Что касается режима отеля, то, если они ничего не имеют против того, чтобы следовать ему, утренний чай — в восемь часов, первый завтрак — в одиннадцать, ленч — в четыре, обед — в семь, вечерний чай — в десять часов. Кухня английская, американская или французская — по желанию; вина лучших погребов. Ежедневно в распоряжение известного чикагского богача предоставлялся экипаж; элегантная яхта была всегда под парами, готовая для всяких экскурсий по реке Миссисипи вплоть до ее устьев или для прогулок по озерам Барнье и Пон-Шартрен. Им ежедневно предоставлялась ложа в опере, где в это время гастролировала французская труппа, пользовавшаяся громкой известностью.

— Сколько? — резко спросила миссис Титбюри.

— Сто долларов.

— В месяц?

— В день.

— И с каждого человека, не правда ли? — прибавила миссис Титбюри голосом, в котором звучали ирония и злоба.

— Да, сударыня. Эти цены, исключительно приемлемые, были установлены, как только мы узнали, что третий партнер и миссис Титбюри собираются провести некоторое время в Эксельсиор-Отеле.

Вот куда привела эту чету их несчастливая звезда! И ни в какое другое место они отправиться не могли. Миссис Титбюри не имела даже возможности перебраться в более скромную гостиницу… Это был отель, назначенный волей Вильяма Дж. Гиппербона, причем особенно этому удивляться нечего: ведь покойный был одним из главных его акционеров. Да, двести долларов в день, шесть тысяч долларов за тридцать дней, если бы супруги пробыли месяц в этой пещере Али-Бабы!

Волной-неволей приходилось подчиниться. Покинуть Эксельсиор-Отель значило бы быть исключенным из партий, правила которой не допускали никаких возражений. Это значило отказаться от всякой надежды получить в наследство миллионы покойного.

И тем не менее, едва только мажордом вышел из комнаты:

— Едем! — вскричал мистер Титбюри. — Берем наш чемодан и возвращаемся в Чикаго! .. Я не останусь здесь ни одной минуты, зная, что каждый час стоит восемь долларов!

— Останешься — сказала властная матрона.

Город Круассан (Полумесяц, форму которого город имел при основании), как называют еще Новый Орлеан, был основан в 1717 году на самом изгибе великой реки, которая служит его южной границей. Остальные города, Батон-Руж, Дональд-сонвилл и Шривпорт, насчитывают не более одиннадцати-двенадцати тысяч жителей. Находясь на расстоянии пятисот семидесяти четырех лье от Нью-Йорка и в сорока пяти от устья Миссисипи, этот город обслуживается девятью железнодорожными путями, и тысяча пятьсот пароходов делают рейсы по его водной территории. Перейдя 18 апреля 1862 года на сторону южан, он вынес шестидневную осаду войск армии генерала Фаррагута и был взят генералом Батлером.

В этом громадном городе с населением в двести сорок две тысячи душ, населением различного рассового происхождения, в котором черные пользуются всеми политическими правами, но все же неравноправны в социальном отношении; в этой среде, где смешаны французы, испанцы, англичане и анг-ло-американцы; в городе, в котором тридцать два сенатора и девяносто семь депутатов, представленном в Конгрессе четырьмя членами; в городе, служащем местопребыванием католического епископа, и это среди баптистов, методистов и представителей епископальной церкви, — в самом, так сказать, сердце штата Луизиана намеревались провести целый месяц супруги Титбюри, таким невероятным способом вырванные из своего чикагского дома. Но так как преследовавшая их неудача требовала этого, то лучше уж было все повидать и попользоваться всем, что только можно было получить за такую дорогую цену. Так, по крайней мере, рассуждала госпожа Титбюри.

Вот почему за ними ежедневно приезжал великолепный экипаж и повсюду их катал. Часто их сопровождали насмешливые «ура» уличной толпы, так как все знали их как отвратительных скряг, не пользовавшихся ничьими симпатиями ни в Грэйт-Солт-Лейк-Сити, ни в Кале, ни в Чикаго. Но что из того? Они этого не замечали. Ничто не могло их заставить, несмотря на столько разочарований, перестать смотреть на себя как на главных любимцев матча Гиппербона.

Так они катались из одного предместья в другое, по всем самым элегантным кварталам города, где красовались восхитительные виллы и коттеджи, окруженные густой зеленью апельсинных деревьев и магнолий, находившихся в это время в полном цвету.

Так они прогуливались по насыпям шириной в пятьдесят туазов, которые защищают город от наводнений, по набережным, вдоль которых расположены были в четыре ряда пароходы, буксирные, парусные и каботажные суда, откуда ежегодно отправляется до миллиона семисот тысяч кип хлопка. Это никого не должно удивлять, так как торговый оборот Нового Орлеана выражается в цифре двести миллионов долларов в год.

Они побывали также и в окрестностях Нового Орлеана: Эльджирер, Гретна и Мак-Даругвилл, переехав предварительно на левый берег реки, где находятся все главные мастерские, фабрики и склады.

В своем роскошном экипаже они катались по всем наиболее элегантным улицам города, застроенным каменными домами, заменившими деревянные, уничтоженные многочисленными пожарами. Чаще же всего чета Титбюри появлялась на улицах Ройяль и Сан-Луи, крестообразно перерезающих французский квартал. И какие там очаровательные дома с зелеными ставнями и просторными двориками, с журчащими водами бассейнов и какое множество редких цветов!

Они посетили также и Капитолий, находящийся на углу улиц Ройяль и Сан-Луи, древнее здание, превращенное во время войны Северных штатов с Южными в законодательное учреждение, с палатами сенаторов и депутатов. Но к отелю Сан-Шарль, одному из самых важных в городе, они отнеслись с презрением, вполне объяснимым у тех, кто проживает в несравненном Эксельсиор-Отеле. Они посетили также красивые здания — университет, собор в готическом стиле, здание таможни, Ротонду с ее громадным залом. Там читатель находит лучшее собрание книг, праздный путешественник — целый ряд художественных крытых галлерей, а биржевик

— очень оживленную биржу, на которой маклеры различных агентств с азартом выкрикивают изменчивый курс ставок матча Гип-пербона.

На своей элегантной паровой яхте они совершали прогулки по тихим водам озера Пон-Шартрен и по реке Миссисипи.

Любители лирических оперных произведений видали их в опере, в предоставленной им ложе, где они тщетно старались уловить своими ушами, неспособными воспринимать никаких музыкальных звуков, гармонию оркестровой партии.

Так они проводили дни, точно в каком-то сне, но какое пробуждение ожидало их при возвращении к действительности!

Между прочим, с ними произошло странное явление. Да, эти скряги вошли во вкус своего нового существования: их ошеломили все эти ненормальные условия жизни, они опьянели в физическом смысле этого слова, сидя за роскошно сервированном столом, на котором они не хотели оставлять ни единой крошки от подаваемых им блюд, с риском нажить себе болезни и расширение желудка в приближавшиеся годы старости. Они считали необходимым использовать полностью те двести долларов, которые тратили каждый день в Эксельсиор-Отеле.

А между тем время шло, хотя супруги Титбюри отдавали себе в этом только очень неясный отчет. Их пребывание в отеле не грозило быть прерванным, а в Чикаго должно было произойти четырнадцать метаний костей, прежде чем они могли получить право пуститься в дорогу. Каждые сорок восемь часов результаты этих тиражей громогласно сообщались в Ротонде, подобно тому как это происходило в Аудиториуме.

Как известно, тираж 8 июня отослал командора Годжа Уррикана в штат Висконсин, а тиражом 10 июня таинственный X. К. Z. был послан в штат Миннесота.

Ни один не был отправлен в штат Луизиана ни тиражом 12 июня, который производился для Макса Реаля, ни тиражом 14 июня, для Тома Крабба, так что 16-го числа, в день, назначенный для Германа Титбюри до того, как неудача отправила его в девятнадцатую клетку, никакого тиража не состоялось, а 18 июня нотариус Торнброк выбросил игральные кости на стол в зале Аудиториума для четвертого партнера, Гарри Кембэла.

Так неужели же супруги Титбюри были обречены вести этот новый образ жизни, настолько же приятный, насколько разрушительный для здоровья и разорительный для карманa в течение всех шести недель, которые они обязались провести в штате Луизиана?

И разве не могла закончиться партия еще до того, как они снова приняли бы в ней участие? Разве один из партнеров не успел бы добраться за это время до шестьдесят третьей клетки?

Будущее держало это в секрете. А тем временем дни шли за днями, и в случае окончания матча мистеру и миссис Титбюри ничего другого не оставалось бы, как возвратиться в Иллинойс, оплатив предварительно колоссальный счет Эксельсиор-Отеля. Во что же в общем обошлось им это безумное желание фигурировать среди «семерки» матча Гиппербона?