ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ОСТРОВ ДОМИНИКА

Выйдя из бухты Пуэпт-а-Питр, «Резвый» под попутным восточным ветром направился к острову Доминика, лежащему миль около ста на юг.

Тони Рено и Магпус Андерс лучше всех товарищей научились управлять кораблем. Они, как настоящие матросы, стояли на вахте, даже ночью, хотя наставник и уговаривал этих неосторожных и смелых мальчиков.

– Доверяю их вам, капитан Пакстон, – повторял он Гарри Маркелу. – Подумайте, ну что если случится несчастье. Смотрю, как они взбираются на мачты, и думаю, что вот-вот… их снесет ветром… Ну да, снесет во время боковой или килевой качки и что они упадут в море. Ведь я должен отвечать за них, капитан!

Гарри Маркел сказал, что он не допустит никакой неосторожности, так как и его ответственность не меньше. Мистер Паттерсон, растрогавшись, благодарил его, но эти излияния не могли растопить ледяной холодности лже-Пакстона.

Почтенный воспитатель мог быть спокоен: Тони Рено и Магнус Андерс были не только отважны, но и ловки. Кроме того, их ревниво оберегал Джон Карпентер, который ни за что не хотел потерять их деньги. Была еще другая причина оберегать мальчиков: сломай один из них себе руку или ногу, пришлось бы отложить отъезд, а «Резвому» опасно было заходить в гавани и подолгу стоять на якоре у Антильских островов.

Матросы не имели почти никаких сношений с пассажирами. Последние могли даже заметить, что матросы избегают встреч с ними, не фамильярничают, как обыкновенно водится на кораблях. Только Вага да Корти заговаривают с ними, а все остальные, послушные приказу Гарри Маркела, держатся в стороне. Роджера Гинсдала и Луи Клодиона удивляла такая сдержанность, они замечали иногда, что разговаривавшие между собой матросы умолкали при их приближении; но все-таки это не пробуждало в них никаких подозрений.

Что касается мистера Паттерсона, то он ровно ничего не замечал. Он находил, что путешествие протекает при самых благоприятных условиях, – это было вполне справедливо, и радовался, что может прогуливаться по палубе pede maritimo, не спотыкаясь на каждом шагу.

Довольно продолжительный штиль задержал корабль, и он прибыл под легким норд-вестом на остров Доминика только около пяти часов дня двадцать четвертого августа.

В столице острова, Розо около пяти тысяч жителей. Она лежит на восточном берегу острова, и горы защищают ее от частых в этой местности пассатных ветров. Но гавань недостаточно защищена от зыби открытого моря, особенно во время сильных приливов, и стоять на якоре здесь не особенно спокойно. Поэтому при малейшем намеке на бурю корабли спешат выбраться из гавани Розо и идут в другую.

Так как «Резвый» должен был остановиться у острова Доминика на несколько дней, Гарри Маркел благоразумно предпочел бросить якорь не в Розо, тем более что в северной части острова есть прекрасный рейд Портсмут, где корабли находят верный приют от ураганов и циклонов, которые часто бушуют в этой местности.

В этом городе родился восемнадцать лет тому назад Джон Говард, четвертый лауреат конкурса. Город разрастался и обещал сделаться в ближайшем будущем важным торговым центром.

Пассажиры высадились на остров Доминика в воскресенье; если бы они прибыли сюда пятого ноября, они отпраздновали бы годовщину открытия острова Христофором Колумбом в 1493 году.

Знаменитый мореплаватель назвал остров в честь Воскресения, которое праздновалось в этот день на каравеллах.

Доминика – значительная английская колония. Остров занимает площадь в семьсот пятьдесят четыре километра и насчитывает в настоящее время тридцать тысяч жителей, которые населили остров после изгнания его первобытных жителей – карибов. Хотя на острове есть плодородные долины, прекрасная питьевая вода, богатые строительным деревом леса, испанцы не сразу поселились на нем.

Как и другие острова Вест-Индии, Доминика переходил несколько раз от одной европейской державы к другой.

Родители Джона Говарда уехали из Портсмута шесть лет тому назад и проживали в Манчестере, в Ланкастерском графстве.

Мальчик сохранил кое-какие воспоминания об острове, так как ему было уже двенадцать лет, когда родители Говарда уехали из колонии. Других родственников у него на острове не было. Не было у него ни брата, как у Нильса Арбо на острове Святого Фомы, ни дяди, как у Луи Клодиона на Гваделупе. Может быть, найдутся какие-нибудь друзья его родителей, которые встретят антильских школьников.

Но если не найдется ни друзей, ни знакомых семейства Говардов, молодой Говард решил тотчас по приезде в Портсмут навестить двух добрых стариков. Товарищи не должны рассчитывать на такой сердечный прием, как у мистера Христиана Арбо на острове Святого Фомы, на широкое гостеприимство Анри Баррана в Гваделупе, но все-таки Джон Говард и его друзья встретят и здесь дружеский привет.

В Портсмуте жила со своим мужем старая негритянка, бывшая служанка семьи Говардов. Говарды обеспечили ее, и она скромно доживала свой век.

То-то обрадуется Кэт Гринда, когда увидит Джона, которого когда-то носила на руках! Ни она, ни муж ее не ожидают его. Они не знают, что «Резвый» остановился у острова Доминика и что «маленький» Джон приедет на корабле и поспешит навестить их.

«Резвый» стал на якорь, и пассажиры вышли на берег. Корабль должен пробыть у острова Доминика двое суток. Мальчики днем будут осматривать город, а вечером возвращаться на корабль.

Так распорядился Гарри Маркел, не желавший иметь никаких сношений с Портсмутом, исключая неизбежных морских формальностей. В английском порте легче, чем где бы то ни было, встретить людей, которые могли знать капитана Пакстона или кого-нибудь из его матросов.

Гарри Маркел запретил матросам сходить на берег. Припасов на «Резвом» было еще довольно, надо было купить только муки и мяса, и капитан решил сделать это с соблюдением всяческих предосторожностей.

Джон Говард довольно хорошо помнил план Портсмута и мог служить проводником своим товарищам. Прежде всего, Джон намеревался пойти в домик старых Гринда обнять свою няню. Поэтому прямо с корабля он отправился через город в предместье, за последними домами которого начинались уже поля.

Мальчики шли недолго. Через четверть часа ходьбы они стояли уже перед скромной, чистенькой хижиной, окруженной фруктовым садом. На дворе хижины клевали корм куры и другая домашняя птица.

Старик хозяин работал в саду; старуха хлопотала в кухне; она вышла на порог в момент, когда Джон открыл калитку палисадника.

Крик радости вырывался у Кэт, когда она узнала мальчика, которого не видела уже шесть лет. Но она узнала бы его и через двадцать лет! Узнала бы сердцем, не глазами!..

Кэт не могла наглядеться на «свое дитятко». Как Джон вырос! Как переменился! Какой стал! Но она его все-таки узнала! А старик еще не верит! И она заключила юношу в свои объятия и плакала от радости.

Он рассказал ей обо всем семействе Говардов, об отце, матери, братьях, сестрах! Все здоровы и часто вспоминают Кэт с мужем. Их не забыли. И в доказательство Джон передал обоим привезенные для них подарки. Джон обещал заходить к старикам каждый день утром и вечером, пока «Резвый» стоит на якоре. Затем, выпив по стаканчику сахарной водки, то есть ямайки, мальчики простились со стариками.

Во время своих экскурсий в окрестности Портсмута Джон Говард и его товарищи пришли к подошве холма Дьяволенок. Они поднялись и полюбовались открывающимся с вершины видом. Мистер Паттерсон порядком утомился, поднимаясь на холм.

С вершины Дьяволенка виднелись хороню возделанные сады. Торговля фруктами и серой, которой очень много на острове, составляет главное богатство его жителей. Кофейные плантации тоже обещают со временем сделаться выгодным делом.

На следующий день путешественники осмотрели Розо, хорошенький, но не торговый городок с пятитысячным населением. Английское правительство лишило его всякого значения. «Резвый», как известно, должен был сняться с якоря двадцать шестого августа. В пять часов вечера мальчики прогуливались по городской набережной, а Джон Говард пошел в последний раз навестить старую Кэт.

Когда он шел одной из выходивших на набережную улиц, к нему подошел человек лет пятидесяти, отставной моряк, и сказал ему, указывая на стоявший в гавани «Резвый»:

– Красивый корабль, мистер, моряку есть чем полюбоваться!

– Правда ваша, – ответил Джон Говард, – не только красивый, но и прекрасный корабль. Он только что прибыл из Европы на Антильские острова!

– Знаю, знаю, – отвечал моряк, – знаю и то, что вы мистер Говард и идете к старой Кэт и ее мужу!

– Вы с ними знакомы?

– Мы соседи!

– Ну вот, я иду проститься с ними. Завтра мы идем дальше!

– Как, уже завтра?

– Да, нам еще предстоит побывать на Мартинике. Сент-Люсии, Барбадосе…

– Все это мне известно. Скажите-ка, кто командует «Резвым»?

– Капитан Пакстон!

– Капитан Пакстон? – повторил матрос. – Да я его знаю!

– Знаете?

– Еще бы мне, Нэду Бутлеру, не знать его! Мы вместе плавали на «Нортумберлэнде» в южных морях. Тому будет лет пятнадцать. Тогда он был еще только подшкипером. Теперь ему, должно быть, под сорок?

– Пожалуй что так! – сказал Джон Говард.

– Маленький, толстый?

– Нет, скорее, высокого роста!

– Рыжеволосый?

– Нет, брюнет!

– Странно, – сказал матрос, – а ведь я как сейчас вижу его!

– Если вы знакомы с капитаном, – продолжал Джон Говард, – пойдите навестите его. Он будет рад повидать старого товарища!

– В самом деле!

– Но тогда сегодня же, и поскорее. «Резвый» снимается с якоря завтра чуть свет!

– Спасибо за добрый совет. Конечно, я постараюсь повидать капитана до отхода корабля!

Они расстались, и Джон Говард пошел в верхнюю часть города.

А моряк тем временем сел в лодку и велел плыть к кораблю.

Гарри Маркелу и его товарищам на этот раз грозила серьезная беда. Нэд Бутлер плавал вместе с капитаном Пакстоном два года и хорошо знал его. Что скажет и подумает он при виде Гарри Маркела, не имевшего ни малейшего сходства с бывшим подшкипером «Нортум-берлэнда».

Когда матрос остановился у трапа, прогуливавшийся по палубе Корти крикнул ему:

– Эй! Друг, что тебе надо?

– Поговорить с капитаном Пакстоном!

– Ты его знаешь? – насторожился Корти.

– Еще бы не знать! Мы с ним вместе плавали по южным морям!

– Вот как! А что тебе от него надо?

– Да просто повидаться с ним хочу. Ведь повидаться со старыми сослуживцами всегда приятно!

– Еще бы!

– Ну так я войду на корабль!

– Да вот капитана-то Пакстона сейчас нет!

– Я подожду!

– Он возвратится поздно вечером!

– Вот так незадача! – сказал матрос.

– Что и говорить, незадача!

– Ну а завтра, раньше, чем «Резвый» снимется с якоря?

– Завтра, если хочешь, можно!

– Еще бы не хотеть повидать капитана Пакстона, да и он, еcли бы знал, что я здесь, был бы рад мне!

– Верю! – насмешливо сказал Корти.

– Передай ему, пожалуйста, что приезжал Нэд Бутлер с «Нортумберлэнда!»

– Ладно!

– Ну, до завтра!

– До завтра!

Нэд Бутлер отплыл к берегу.

Корти пошел в каюту к Гарри Маркелу и рассказал ему все.

– Этот матрос знает в лицо капитана Пакстона! – сказал Гарри Маркел.

– И приедет опять завтра утром! – прибавил Корти.

– Пусть приезжает, нас он здесь больше не застанет!

– »Резвый» должен отплыть в девять часов, Гарри!

– »Резвый» отплывет, когда будет нужно. Но ни слова об этом матросе пассажирам!

– Понятно, Гарри! Ах, я охотно пожертвовал бы своей долей барыша, лишь бы нам поскорее убраться из этих мест. Неладно здесь…

– Осталось потерпеть еще всего две недели, Корти! Гораций Паттерсон и его товарищи вернулись на корабль в десять часов вечера. Джон Говард простился со старой Кэт и ее мужем. Как целовала она его на прощание! Сколько поклонов посылала всем членам семьи!

Пассажиры собирались уже расходиться по каютам, чтобы лечь отдохнуть, как вдруг Джон Говард спросил, не был ли на корабле матрос по имени Нэд Бутлер, который желал повидать своего старого товарища, капитана Пакстона.

– Был, – отвечал Корти, – да не застал капитана, который в это время был в морском бюро!

– Ну, значит, Бутлер приедет завтра раньше, чем корабль снимется с якоря!

– Да, так и решено! – отвечал Корти.

Через четверть часа отовсюду слышались похрапывания пассажиров, и громче всех раздавался храп мистера Паттерсона.

Пассажиры не услышали поднявшейся на корабле около трех часов утра возни: это «Резвый» снимался с якоря.

Когда в девять часов утра пассажиры вышли на палубу, они были уже в пяти-шести милях от острова Доминика.

– Уже отплыли! – воскликнули в один голос Тони Рено и Магнус Андерс.

– Снялись с якоря, пока мы спали! – сказал Тони.

– Я боялся, что погода переменится, и воспользовался береговым ветром!

– Ах! – сказал Джон Говард. – А бедняге Бутлеру так хотелось видеть вас, капитан!

– Бутлер… да, да припоминаю… мы действительно с ним плавали, – отвечал Гарри Маркел. – Но ждать было нельзя!

– Бедный! – продолжал Джон Говард. – Он будет очень жалеть! Впрочем, не знаю, узнал ли бы он вас. Он считает вас человеком толстым, маленького роста, рыжеволосым…

– У старика память отшибло! – коротко заметил Гарри Маркел.

– Ну и хорошо же мы сделали, что удрали! – прошептал Корти на ухо боцману.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ОСТРОВ МАРТИНИКА

Еще раз Гарри Маркел избежал опасности. Но не исключена опасность на островах Мартиника, Сент-Люсия и Барбадос. Удастся ли избежать ее так же легко? Ему всегда во всем была удача в течение первой части его разбойничьих похождений на море до момента, когда его с товарищами арестовали на «Галифаксе». Счастье снова улыбнулось ему и позже – удалось бежать из Кингстонской тюрьмы и завладеть «Резвым». С тех пор оно не покидало его. Так, ему удалось избежать встречи с Нэдом Бутлером. Что же касается описания капитана Пакстона, сделанного матросом одному из пассажиров, не имеющего ничего общего с внешностью Гарри, то этому он не придавал никакого значения. Пассажиры уже забыли об этом и думать. Он верил в свою счастливую звезду, верил, что доведет до конца свой преступный план.

Вершины гор острова Доминика едва виднелись в пяти-шести милях на юг. Ветер свежел.

Расстояние между островами Доминика и Мартиника почти то же, как между Гваделупой и Доминикой. Но на острове Мартиника – высокие горы, и в ясную погоду их видно за шестьдесят миль. Вероятно, пассажиры увидят их еще до заката солнца. А наутро «Резвый» прибудет в столицу острова – Фор-де-Франс.

Остров делится на два округа, Сен-Пьер и Фор-де-Франс, девять кантонов и двадцать девять общин.

Небо было чисто, море блестело, все пронизанное солнечными лучами. Чуть заметная зыбь доходила с открытого моря. Стрелка барометра стояла на «ясно».

Дул, хотя и слабый, северо-восточный попутный «Резвому» ветер. Обыкновенно между закатом и восходом солнца спускают верхние паруса; на этот раз этого не сделали.

Напрасно старались пассажиры разглядеть, не виднеется ли вдали вершина Монтань-Пеле, возвышающаяся на тысячу триста пятьдесят шесть метров над уровнем моря. Уже темнело и ничего не было видно. К девяти часам вечера пассажиры разошлись по каютам, двери которых, по случаю сильной жары, не закрывались всю ночь.

Ночь была очень тихая. В пять часов утра мальчики уже все высыпали на палубу.

– Вот Монтань-Пеле[17]. Я сейчас же узнал его! – вскричал Тони Рено, указывая на юг.

– Будто бы узнал? – усомнился Роджер Гинсдал.

– Конечно же! Ведь не изменился же он за эти пять лет. А вот и три остроконечные верхушки Карбета!

– Ну и глаза у тебя, Тони!

– Хорошие. Уверяю вас, что это Монтань-Пеле, только гора эта вовсе не «лысая», а поросшая лесом, как и все другие горы моего родного острова. А вы их увидите много, если мы только поднимемся на Воклен. Вы залюбуетесь моим островом, самым прекрасным из всех Антильских островов!

Никто не противоречил восторженному мальчику, это было опасно – он мог ответить дерзостью.

Впрочем, Тони Рено не преувеличивал, восхваляя Мартинику. Это второй по величине из островов Антильской цепи, он имеет девятьсот восемьдесят семь квадратных километров и сто семьдесят семь тысяч жителей: десять тысяч белых, пятнадцать тысяч азиатов, сто пятьдесят тысяч черных и людей цветной расы, по большей части туземного происхождения. Этот гористый остров весь порос великолепным лесом вплоть до вершины гор. Воды на острове достаточно, так что в ней не ощущается недостатка даже во время тропической жары. Реки его большей частью судоходные, а в гавань могут входить даже большие корабли.

Ветер по-прежнему дул слабый, только после полудня стало свежеть, и матросы, наблюдавшие с мачт, наконец увидели мыс Макуба, с северной стороны Мартиники.

Около часу ночи ветер усилился, и «Резвый» обогнул восточную часть острова.

На заре показалась вдали гора Хакоб, лежащая к берегу ближе, чем Монтань-Пеле, вершина которой тоже выплывала из утреннего тумана.

В семь часов утра на северо-западном берегу острова показался город.

– Сен-Пьер! – закричал Тони Рено, потом громко запел припев старинной французской песни:

«C'est le pays, qui m'a donne le jour!»

Тони Рено действительно родился в Сен-Пьере. Но семейство его переехало с Мартиники во Францию, и у него не было на острове ни одного родственника.

Столицей Мартиники считается Фор-де-Франс, лежащий на том же берегу при входе в гавань, носившей прежде название Фор-Рок, которая теперь носит то же название, что и город. Однако в торговом отношении Фор-де-Франс имеет меньше значения, чем Сен-Пьер.

В Сен-Пьере двадцать шесть тысяч жителей, в Фор-де-Франс – пятнадцать. Кроме того, на западном берегу Мартиники есть посады Лорентен, южнее Сент-Эспри, Диаман, Мевю и Трините.

Сен-Пьер – главная резиденция администрации колонии, и торговля здесь не так стеснена, как в Фор-де-Франс, где в силе военные законы и правила. Город со своими сильно вооруженными крепостями Трибю и Мульяж призван служить как бы оплотом острова.[18]

В девять часов «Резвый» вошел в круглый залив, в глубине которого находится гавань. Дальше, у подножия горы, приютился город. Мелководная речка разделяет его на две части.

Эл зе Реклю охотно повторяет слова, сказанные о Сен-Пьере историком Дютертром: «Это один из тех городов, которые не забывает иностранец. Нравы здесь так приятны, климат так хорош, жизнь так проста и легка, что я не знаю ни одного человека, который, побывав там раз, не стремился бы туда возвратиться».

Вероятно, именно такое желание овладело и Тони Рено: он волновался и горячился более чем когда бы то ни было. Товарищи могли быть уверены, что он покажет им решительно все на родном острове. «Резвый» будет стоять на якоре всего четыре дня, но они успеют все осмотреть. При горячем желании все видеть с таким проводником, как Тони Рено, поездки будут сменять одна другую, и они осмотрят все, вплоть до столицы острова. Не видеть столицы – все равно что быть во Франции и не видеть Парижа или, как говорил Тони Рено, «поехать в Дьепп и не видеть моря».

Но при таких условиях надо пользоваться полной свободой. Нечего и думать возвращаться каждый вечер на корабль. Где их застигнет ночь, там и будут ночевать. Конечно, это связано с некоторыми расходами, но эконом Антильской школы умело ведет счеты, да к тому же на Барбадосе все путешественники получат награду. Чего же тут рассчитывать?

В первый день осматривали Сен-Пьер. Город живописным амфитеатром раскинулся по склону горы и утопает в зелени роскошных пальм и других тропических деревьев. Внутри город так же интересен, как и снаружи. Его низкие, выкрашенные в желтый цвет дома не отличаются красотой, но они выстроены прочно ввиду частых на Антильских островах землетрясений и страшных ураганов вроде опустошившего в тысяча семьсот семьдесят шестом году всю поверхность острова.

Тони Рено показал товарищам дом, в котором он родился и в котором теперь помещается склад колониальных товаров.

На следующий день путешественники поднялись по поросшим лесом склонам на вершину Монтань-Пеле. Подниматься было трудно, но зато Тони Рено и его товарищи были вознаграждены прекрасным видом, открывавшимся оттуда. Остров, как разрезной древесный листок, расстилался на голубой лазури Антильского моря. На юго-востоке обе части Мартиники соединяются узким перешейком всего в два километра ширины. Первая часть – полуостров Каравелл, между гаванью Трините и бухтой Габион. Вторая часть острова вся покрыта холмами и горами, достигающими пятисот метров вышины, в числе их находится и Воклен. Остальные возвышенности, де-Констан, де-Робер, де-Франсуа, де-ла-Плэн, живописно возвышаются на поверхности острова. Наконец, на берегу, к юго-западу, закругляется бухта дю-Диаман, а на юго-востоке обрисовывается вершина Солончака, образуя как бы черенок этого плавучего листка.

Восхищение мальчиков было так велико, что они не находили слов его выразить, и молчали. Даже сам мистер Гораций Паттерсон не нашел ни одного приличного случаю латинского стиха.

– Что я вам говорил, а? – спрашивал Тони Рено.

Обозревая остров с вершины Монтань-Пеле, можно было судить о его богатстве и плодородии. Остров этот – одна из наиболее густонаселенных стран мира – на каждый квадратный километр площади приходится сто семьдесят восемь жителей.

По мере того как жители стали заниматься культурой кокосового дерева, индиго и орлеана, кофейные плантации почти совсем были заброшены. Плантации сахарного тростника занимают не менее сорока тысяч гектаров, и из них добывают на восемнадцать-двадцать миллионов сахару, рому и сахарной водки.

На остров ежегодно ввозится товаров на двадцать два миллиона, а вывозится на двадцать один миллион франков. Тысяча восемьсот кораблей приходят и уходят из портов Мартиники, оживляя местную торговлю.