Но, еще раз скажем, все это ни в малейшей степени не интересовало дядюшку Антифера. В то время как оба его спутника бродили по городу, он почти не покидал великолепного пляжа, превращенного в место для прогулок. Правда, дядюшка Антифер чувствовал, как за ним неотступно следят то Назим, то Бен-Омар. Хотя они не приближались к нему, но не спускали с него глаз. Впрочем, он делал вид, будто ничего не замечает. Погруженный в свои неотвязные думы, малуинец сидел на скамье, буравя взглядом горизонт Красного моря и как бы стараясь увидеть то, что недоступно взору. Иногда его воображение настолько подчинялось навязчивой идее, что ему начинало казаться: он видит остров… его остров… возникающий в туманной дали… там, на юге… Это был своего рода мираж, так часто появляющийся у этих песчаных берегов, — чудесный феномен, обманывающий зрение.

Утром 11 марта пакетбот «Оксус» закончил наконец приготовления к отплытию и погрузил уголь, необходимый для перехода через Индийский океан, включая обычные стоянки в промежуточных портах.

Не следует удивляться, что дядюшка Антифер, Жильдас Трегомен и Жюэль уже на рассвете прибыли на пакетбот, опередив Бен-Омара и Саука.

Этот большой пакетбот, в основном предназначенный для коммерческих грузов, был приспособлен и для перевозки пассажиров, большей частью следовавших в Бомбей; лишь немногие должны были высадиться в Адене и Маскате.

К одиннадцати часам утра «Оксус» снялся с якоря и вышел на длинный фарватер Суэца. Поднялся довольно свежий северо-западный ветер, имевший тенденцию перейти в западный. Так как из-за частых остановок путешествие должно было продлиться не меньше двух недель, Жюэль заказал каюту с тремя выдвижными койками, предназначенными для послеобеденного или ночного сна.

Само собой разумеется, что Саук и Бен-Омар заняли другую каюту, из которой нотариус выходил весьма редко и очень ненадолго. Дядюшка Антифер, твердо решив свести до минимума общение между обеими сторонами, объявил об этом злополучному нотариусу со свойственной ему деликатностью белого медведя:

— Господин Бен-Омар, мы путешествуем вместе, это решено, но каждый идет своей дорогой. Я пойду по моей, вы — по вашей… Достаточно того, что вы засвидетельствуете мое вступление во владение наследством, и баста! А затем, я надеюсь, мы будем иметь удовольствие никогда больше не встречаться ни на этом, ни на том свете!..

Пока «Оксус» спускался вдоль залива, защищенного возвышенностями перешейка, плавание было так же спокойно, как по озеру. Но, когда он вышел в Красное море, ветры, налетающие из аравийских пустынь, встретили его довольно сурово. Началась такая сильная бортовая качка, что заболело большинство пассажиров. Назима, по-видимому, качка беспокоила не больше, чем дядюшку Антифера и Жюэля, и не больше, чем Жильдаса Трегомена, реабилитировавшего в своем лице корпорацию моряков пресных вод. Что же касается нотариуса, то никаким пером не описать то жалкое состояние, до которого он дошел. Он ни разу не показался ни на палубе, ни в салоне, ни в столовой. Вообще его никто не видел за все время плавания, и только из-за двери каюты доносились его жалобные стоны. Действительно, для него было бы гораздо лучше превратиться на время путешествия в настоящую мумию… Славный Трегомен, чувствовавший сострадание к несчастному, навещал его несколько раз, что никого не удивляло, так как все знали доброту и отзывчивость этого человека. А дядюшка Антифер, не простивший Бен-Омару попытки похитить его широту, только пожимал плечами, когда Жильдас Трегомен пробовал разжалобить его и вызвать сочувствие к несчастному больному.

— Ну что, лодочник, — говорил он Трегомену, грызя свой чубук и перекатывая его из стороны в сторону, — вывернуло твоего Омара наизнанку?..

— Почти.

— С чем тебя и поздравляю!

— Старина, неужели ты не навестишь его… хоть один разок?..

— Конечно, лодочник, конечно!.. Я непременно навещу его… когда от Омара останется одна скорлупа!

Ну как можно говорить серьезно с человеком, который так отвечает и при этом заливается смехом!

Но если нотариус во время плавания никому не докучал своим присутствием, то его клерк Назим часто вызывал в дядюшке Антифере вполне законное раздражение. Нельзя сказать, что Назим навязывал ему свое присутствие… Нет! Да и зачем ему было это делать, раз они не могли беседовать: ведь считалось, что Назим не знает французского языка… Но мнимый клерк всегда оказывался рядом; он подглядывал исподтишка за малуинцем, словно выполняя поручение своего патрона. С каким бы наслаждением дядюшка Антифер вышвырнул его за борт!.. Конечно, если допустить, что египтянин был таким человеком, который потерпел бы подобное обращение с собой.

Переход по Красному морю был труден, хотя еще и не наступила невыносимая жара. В это время, как известно, работу у паровых котлов могут выдержать одни арабы — только они обладают способностью переносить такую жару, при которой в несколько минут сваривается яйцо.

15 марта «Оксус» достиг наиболее узкого места Баб-эль-Мандебского пролива. Оставив по бакборту английский остров Перим, три француза приветствовали флаг своей родины, развевающийся над крепостью Обок на африканском берегу note 102. Затем пароход вышел на морской простор Аденского залива и направился к порту, носящему то же название. Здесь должны были высадиться несколько пассажиров.

Аден — еще один ключ в связке ключей Красного моря, висящей на поясе Великобритании, этой хлопотливой, вечно озабоченной хозяйки! Благодаря острову Перим, превращенному ею во второй Гибралтар, она держит в своих руках вход в этот коридор длиною в шестьсот лье, ведущий в Индийский океан. Хотя гавань Адена понемногу заносит песком, она располагает, однако, обширной и удобной якорной стоянкой на восточной стороне, а на западной — таким хорошим доком, что в нем может укрыться целый флот. Англичане обосновались в Адене с 1823 года. Этот город, процветавший еще в XI и XII веках, как бы самой судьбой был предназначен для того, чтобы стать огромным складом, куда стекались товары из далеких восточных стран.

К тридцати тысячам жителей Адена в тот вечер прибавилось еще три человека — три француза. В течение двадцати четырех часов Франция была представлена здесь тремя отважными малуинцами.

Дядюшке Антиферу и в голову не приходило сойти с пакетбота. Он проводил время, бранясь из-за этой случайной стоянки, которая, к его величайшему негодованию, сделала возможным появление на палубе «Оксуса» нотариуса Бен-Омара. Но в каком виде! О боже! У него едва хватило сил дотащиться до юта.

— А! Это вы, господин Бен-Омар? — произнес Пьер-Серван-Мало с напускной серьезностью. — Ба! А ведь я вас не узнал!.. Вряд ли вы дотянете до конца путешествия!.. На вашем месте… я бы остался в Адене…

— Я бы и сам этого хотел! — пролепетал несчастный, и голос его был тих, как легкое дуновение ветерка. — Несколько дней отдыха могли бы меня поставить на ноги… и если бы вы согласились подождать следующего пакетбота…

— Очень жаль, господин Бен-Омар, но я тороплюсь вручить вам кругленькую сумму, которая вам причитается, и, к величайшему моему огорчению, не могу задерживаться в пути!

— А еще далеко?

— Больше чем далеко! — ответил дядюшка Антифер, описав рукой дугу совершенно немыслимого диаметра.

Вслед за тем Бен-Омар, тащась, как лангуста note 103, добрался до своей каюты, надо полагать, не очень ободренный этим коротким разговором.

Жюэль и Трегомен вернулись к обеду на пакетбот и, конечно, не стали делиться с Антифером своими впечатлениями от посещения Адена — он все равно не стал бы их слушать.

На следующий день, после полудня, «Оксус» вышел в море и никак не мог похвастать приемом индийской Амфитриты note 104 — Жильдас Трегомен произносил: «Амфит-рюиты». Богиня была своенравна, капризна, раздражительна, и это дало себя знать на борту парохода. Лучше и не думать о том, что происходило в каюте Бен-Омара! Если бы его вынесли на палубу завернутым в одеяло и захотели бросить с ядром на ногах в объятия упомянутой богини, вряд ли у него хватило бы сил воспротивиться преждевременной погребальной церемонии.

Погода улучшилась только на третий день, когда потянул северо-восточный ветер, что дало возможность пакетботу укрыться у Хадрамаутского берега note 105.

Нетрудно догадаться, что если Саук безболезненно переносил все превратности плавания и не чувствовал физических страданий, то совсем иным было его моральное состояние. Зависеть от какого-то проклятого француза, не иметь возможности вырвать у него тайну острова, быть вынужденным следовать за ним до… до тех пор, пока он не остановится!.. Будет ли это в одном из портов, лежащих на пути «Оксуса» — в Маскате, Сурате или Бомбее?.. Не поплывет ли малуинец дальше, через Ормузский пролив, если он намерен высадиться в Маскате?.. А вдруг целью путешествия окажется один из бесчисленных островков Персидского залива, где Камильк-паша мог зарыть свои сокровища?..

Из-за этого неведения, из-за этой неопределенности Саук все время находился в состоянии крайнего раздражения. Он с радостью вырвал бы эту тайну из самого нутра Антифера! Сколько раз он старался уловить хотя бы несколько слов из разговоров, которые вели между собой французы! Они-то ведь считали, что он не понимает их языка, и могли бы не остерегаться в его присутствии!.. Но все его ухищрения оказывались тщетными… Как раз этот мнимый клерк и вызывал у малуинцев особое недоверие. В его внешности было что-то отталкивающее, внушавшее отвращение. Это бессознательное, инстинктивное чувство испытывали в равной мере и дядюшка Антифер и его спутники. При виде Саука они тотчас же удалялись, и это его еще больше злило.

Утром 19 марта «Оксус» остановился на двенадцать часов у арабского берега в Марбате. Затем он направился своим курсом вдоль берегов Омана, поднимаясь к Маскату. Через два дня он обогнет мыс Рас-эль-Хад. Пройдет еще двадцать четыре часа — «Оксус» бросит якорь в порту столицы имамата, и дядюшка Антифер достигнет цели своего путешествия.

Да и пора бы ему уже прибыть к месту назначения! По мере приближения Маската малуинец становился все более замкнутым и угрюмым. Всем своим существом он стремился к своему желанному острову, к этому источнику золота и алмазов, который перешел в его безраздельную собственность. Мысленным взорам Антифера открывалась пещера Али-Бабы, переданная ему во владение завещанием Камильк-паши, вздумавшего повторить феерию из «Тысячи и одной ночи».

— Знаете, — сказал он в тот день своим спутникам, — если богатство этого доброго малого, этого египтянина, — он говорил о нем с такой фамильярностью, как племянник о своем американском дядюшке, оставившем ему наследство, — …если это богатство состоит из золотых слитков, я могу попасть в затруднительное положение, когда придется увозить его в Сен-Мало.

— Я вам сочувствую, дядя, — ответил Жюэль.

— Мне думается, мы найдем выход, — осмелился вставить свое замечание Жильдас Трегомен, — если наполним золотом наши чемоданы, карманы и даже шляпы.

— Ты рассуждаешь, как лодочник! — воскликнул дядюшка Антифер. — Он воображает, что миллион золотом можно захватить под мышку!

Я думал, старина, что…

Разве тебе приходилось когда-нибудь видеть целый миллион, да еще золотом?

— Никогда… даже во сне!

— И ты не знаешь, сколько он весит?..

— Понятия не имею.

— Ну, а я знаю, лодочник, потому что я не поленился подсчитать.

— Так скажи.

— Слиток золота стоимостью в миллион весит приблизительно триста двадцать два килограмма…

— Не больше? — наивно спросил Жильдас Трегомен.

Дядюшка Антифер искоса взглянул на него. Удостоверившись, что это замечание было сделано без всякой тени иронии, он почувствовал себя обезоруженным.

— Но, — продолжал он, — если один миллион весит триста двадцать два килограмма, то сто миллионов весят тридцать две тысячи двести…

— Э-э!.. — произнес Трегомен. — Уж ты скажешь!

— А знаешь ли ты, сколько понадобится людей, чтобы перенести эти сто миллионов, если каждый человек возьмет по сто килограммов?

— Ну, говори же, старина…

— Триста двадцать два человека! А так как нас только трое, можешь себе вообразить, какие затруднения возникнут на моем острове! К счастью, мои сокровища состоят главным образом из алмазов и драгоценных камней.

— А ведь дядя и в самом деле прав, — подтвердил Жюэль.

— И я скажу, — добавил Трегомен, — что этот милейший Камильк-паша неплохо все устроил.

— О да! — воскликнул дядюшка Антифер. — Алмазы легко будет сбыть с рук ювелирам Парижа или Лондона… Какая продажа, друзья мои, какая продажа!.. Но, разумеется, я продам не все… нет, не все!

— Ты продашь только часть?

— Да, лодочник, да! — ответил дядюшка Антифер, причем лицо его судорожно подергивалось, а глаза метали молнии. — Да!.. Прежде всего, один я оставлю себе… один алмаз в миллион франков… буду носить его на рубашке.

— На рубашке! — повторил Жильдас Трегомен. — Ты будешь просто ослепителен! На тебя невозможно будет глядеть…

— Второй — для Эногат, — продолжал дядюшка Антифер. — От такого камешка она еще больше похорошеет…

— Вряд ли, дядя. Разве можно быть красивее, чем она сейчас? — поспешил прервать его Жюэль.

— Ладно, племянничек, ладно… Ну, а третий алмаз будет для моей сестры!

— Для нашей славной Нанон! — воскликнул Жильдас Трегомен. — Она будет разукрашена, как пречистая дева, что на улице Поркон де ла Барбине!.. Послушай, ты, наверное, хочешь, чтобы кто-нибудь к ней снова посватался?

Пожав плечами, дядюшка Антифер продолжал:

— Четвертый алмаз предназначен для тебя, Жюэль. Хороший камень. Ты будешь носить его на груди в виде булавки…

— Спасибо, дядя.

— И пятый тебе, лодочник!

— Мне?.. Разве что посадить его на форштевне note 106 «Прекрасной Амелии»…

— Нет, лодочник… ты его наденешь на палец… Он будет в кольце… в широком перстне…

— Алмаз на моей толстой красной лапе!.. Это мне подойдет, как носки францисканцу note 107, — возразил Трегомен, показывая огромную руку, пригодную скорее смолить перлинь note 108, чем выставлять напоказ кольца.

— Ничего не значит, лодочник! Не исключена возможность, что ты еще встретишь женщину, которая захочет…

— Кого ты имеешь в виду, старина?.. Есть, правда, одна красивая вдова, бакалейщица из Сен-Сервана…

— Бакалейщица!.. Бакалейщица!.. — закричал на него дядюшка Антифер. — Представляешь ли ты себе, с каким видом она войдет, твоя бакалейщица, в наш семейный круг, после того как Эногат выйдет замуж за принца, а Жюэль женится на принцессе!..

На этом разговор оборвался, и молодой капитан только вздохнул при мысли, что его дядя все еще носится со своими вздорными мечтами… Как внушить ему здравые мысли, если, к несчастью — да, именно к несчастью, — он станет обладателем миллионов!

— Положительно он сойдет с ума, и очень скоро, если так будет продолжаться, — сказал Жильдас Трегомен Жюэлю, когда они остались вдвоем.

— И я этого опасаюсь! — ответил Жюэль, глядя на своего дядю, который бормотал что-то себе под нос.

Двумя днями позднее, 22 марта, «Оксус» прибыл в порт Маскат, и трое матросов вынесли Бен-Омара из каюты. На кого он был похож!.. Это был скелет… или, вернее, мумия, потому что кожа еще держалась на костях злополучного нотариуса!