Жюэль, по настоянию дядюшки, попытался выведать у капитана «Цинтры», что он думает по этому поводу. Португалец знал по-английски несколько слов, а какому моряку не доступен хоть немножко английский морской жаргон? Ну, а Жюэль, как известно, довольно бегло говорил на этом языке и широко пользовался им в переговорах с мнимым переводчиком из Маската и в других случаях. Он передал капитану предложение остановиться в Маюмбе. Этот небольшой крюк удлинит переход на каких-нибудь сорок восемь часов… Конечно, за непредвиденную задержку, за лишним расход угля и продуктов для экипажа будет щедро заплачено, не говоря уж о возмещении убытков судовладельцам.
Понял ли капитан предложение Жюэля? Да, в этом можно не сомневаться, тем более что оно было подкреплено демонстрацией географической карты. Моряки понимают друг друга с полуслова. И в самом деле, что могло быть проще — отклониться немного к востоку, чтобы высадить в Маюмбе полдюжины пассажиров, которые к тому же предлагали приличное вознаграждение? Капитан отказал. Раб корабельного устава! Раз пароход был зафрахтован в Лоанго — он пойдет в Лоанго. Из Лоанго он должен идти в Сен-Поль-де-Луандо — он пойдет в Сен-Поль-де-Луандо. Никуда, ни в какое другое место, даже если захотят купить его корабль на вес золота! Таковы были его выражения, Жюэль их точно понял и перевел дяде.
Антифер пришел в ярость и пустил в адрес капитана целый залп отборнейшей ругани. Но ничто на него не действовало, и, если б не вмешательство Жюэля и Трегомена, дядюшку в его буйном состоянии, возможно, даже заперли бы в трюм на остаток пути.
Двумя днями позже, вечером 21 мая, «Цинтра» остановилась перед длинной песчаной косой, ограждающей берег Лоанго, высадила нетерпеливых пассажиров, а затем через несколько часов отправилась дальше, в столицу португальской колонии Сен-Поль-де-Луандо.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
из которой видно, что иных пассажиров не следовало бы брать на борт африканского судна
На следующий день два человека, стоя в тени баобаба, охранявшей их от жгучих солнечных лучей, вели оживленную беседу. Они встретились совершенно случайно, поднимаясь по главной улице Лоанго, и, увидев друг друга, страшно удивились.
— Ты? Здесь? — воскликнул один.
— Да… я! — ответил другой.
Первый был не кто иной, как Саук; он сделал знак второму, португальцу, по имени Баррозо, и оба вышли за пределы города.
Если Саук не говорил на языке Баррозо, то Баррозо, прожив долгое время в Египте, говорил на языке его светлости. Сразу можно было заметить, что они старые знакомые. Баррозо принадлежал к шайке авантюристов, существовавшей на средства Саука в те времена, когда он занимался всякого рода вымогательствами и грабежами. Полиция вице-короля была хорошо осведомлена о сыне влиятельного Мурада, поэтому она не беспокоила Саука своим вниманием. Но после нескольких громких дел, которые не могли пройти безнаказанно, шайка разбежалась. Баррозо исчез. Он вернулся в Португалию, но там его природные дарования не могли найти применения. Поэтому он покинул Лиссабон и решил уехать на работу в одну из факторий Лоанго. В то время торговля колонии была почти сведена на нет вследствие запрещения вывоза ряда товаров; она ограничивалась экспортом слоновой кости, пальмового масла, земляного ореха и красного дерева.
Сейчас этот португалец, моряк лет пятидесяти, командовал судном довольно большого тоннажа, по названию «Порталегри» note 175. Оно несло береговую службу и отчитывалось перед местными негоциантами.
Баррозо с его прошлым, Баррозо, абсолютно лишенный укоров совести и в то же время смелый благодаря своей прежней профессии бандита, был именно тем человеком, в котором нуждался Саук, чтобы удачно завершить свои преступные замыслы.
Остановившись у подножия баобаба, ствол которого не охватили бы, взявшись за руки, даже двадцать человек — какое может быть сравнение со знаменитым баньяном в Маскате! — они, не боясь быть услышанными, могли говорить о делах, угрожавших жизни дядюшки Антифера и его спутников.
Они рассказали друг другу о своей жизни с той поры, как португалец покинул Египет, и его светлость без обиняков приступил к делу. Из предосторожности Саук скрыл «от собеседника настоящую ценность сокровищ, которые он собирался присвоить, но постарался соблазнить корыстолюбивого Баррозо возможностью заработать значительную сумму.
— Итак, — сказал он, — мне нужна помощь человека решительного, храброго…
— Вы меня знаете, ваша светлость, — ответил португалец, — вам известно, что я не отступаю ни перед каким делом…
— Если ты не изменился, Баррозо!
— Я остался таким же.
— Знай: четыре человека должны исчезнуть… может быть, и пять, если я найду нужным освободиться от некоего Бен-Омара. Под именем Назима я считаюсь его клерком.
— Одним больше, одним меньше — это безразлично, — ответил Баррозо.
— Тем более, что на этого достаточно дунуть, и о нем больше не будет разговора.
— И вы решили…
— Мой план таков, — сказал Саук, проверив, что никто их не может услышать. — Люди, о которых я говорил, — три француза: малуинец Антифер, его друг, его племянник, затем тунисский банкир, по имени Замбуко, — приехали в Лоанго, отсюда они отправятся дальше с целью завладеть сокровищами, зарытыми на одном из островков Гвинейского залива…
— В каких водах? — живо спросил Баррозо.
— В водах бухты Маюмба, — ответил египтянин. — Они хотят добраться сушей до этого маленького селения, и я подумал, что было бы хорошо напасть на них, когда они будут возвращаться со своими сокровищами в Лоанго. Они намерены ждать в Лоанго пакетбот из Сен-Поль-де-Луандо, который должен их увезти в Дакар.
— Нет ничего легче, ваша светлость! — подтвердил Баррозо. — Я ручаюсь, что найду вам дюжину честных авантюристов, всегда готовых на хорошее дело. Они с удовольствием окажут вам помощь, конечно, за соответствующую плату…
— Я никогда в этом не сомневался, Баррозо, и я верю в удачу: в этих пустынных местах нападение пройдет незамеченным.
— Несомненно, ваша светлость. Но я могу вам предложить более выгодную комбинацию.
— Ну, говори же!
— Я командую каботажным судном «Порталегри» в сто пятьдесят тонн. Оно перевозит товары по этому побережью из одного порта в другой. Так вот, это судно должно отправиться через два дня в Барака дю Габон, немного севернее Маюмбы.
— А-а! — закричал Саук. — Этим случаем надо воспользоваться! Антифер несомненно согласится сесть на борт твоего судна, чтобы избежать тягот и опасностей путешествия пешком. Ты высадишь нас в Маюмбе, доставишь свои товары в Габон и вернешься за нами. А на обратном пути в Лоанго…
— Понял, ваша светлость.
— Сколько у тебя людей на борту?
— Двенадцать.
— Ты в них уверен?
— Как в себе самом.
— А что ты перевозишь в Габон?
— Груз земляного ореха и, кроме того, шесть слонов; их купил торговый дом в Барака и должен переправить в Голландию, в цирк.
— Ты не говоришь по-французски, Баррозо?
— Нет, ваша светлость.
— Не забывай, что для других я тоже не говорю и не понимаю по-французски… Я поручу Бен-Омару поговорить с тобой, и малуинец, конечно, пойдет на это предложение.
Да, теперь уж нельзя было сомневаться, что оба сонаследника, обобранные и разоренные, погибнут со своими спутниками на обратном пути из Гвинейского залива.
И кто бы мог помешать преступлению? Кто бы мог отыскать преступников?
Лоанго, в отличие от Анголы и Бенгелы note 176, находится под португальским владычеством. Это одно из независимых королевств Конго, расположенное между рекой Габон на севере и рекой Заиром на юге, которое вскоре должно было отойти к Франции. Но в те годы туземные царьки от мыса Лопес до Заира еще признавали владычество Лоанго и платили ему дань, главным образом рабами: таковы Кассанж, Томба-Либоло и некоторые другие вассалы, царившие на маленьких, очень разрозненных территориях. Общественный строй у негров таков: выше всех — царек и его семья, затем «принцы крови», то есть отпрыски «принцессы», — она одна может передавать высокое происхождение; затем мужья принцессы, далее жрецы, идолы, или янга; их предводитель Шитома — священная особа; и, наконец, комиссионеры, купцы, клиенты, иными словами — народ.
Что касается рабов, то их много, их слишком много. Правда, негров больше не продают за границу, и запрещение работорговли является следствием европейского вмешательства. Что вызвало эту отмену — может быть, забота о достоинстве, о свободе человека? Нет! Жильдас Трегомен не считал этого и безусловно показал себя отличным знатоком и людей и жизни, когда сказал Жюэлю:
— Если бы не изобрели свекольного сахара, а продолжали класть в кофе тростниковой, торговля неграми продолжалась бы до сих пор и, возможно, продолжалась бы вечно!
Но, хотя король Лоанго является королем страны, пользующейся полной независимостью, из этого еще не следует, что дороги в этом государстве охраняются достаточно бдительно, а путешественники защищены от любой опасности. Поэтому на суше или на море трудно было бы найти место, более пригодное для совершения преступления.
Именно эта мысль и волновала Жюэля, по крайней мере в отношении суши. Если его дядя, потеряв всякое душевное равновесие, мало об этом беспокоился, то молодой капитан не мог без чувства страха думать о переходе в двести километров по побережью до бухты Маюмбы. Он счел своим долгом поговорить об этом с Жильдасом Трегоменом.
— Чего ж ты хочешь, мой мальчик? — ответил ему тот. — Вино налито, нужно его выпить!
— Подумать только, — продолжал Жюэль, — ведь путь, проделанный от Маската до Сохора, по сравнению с этим был просто приятной прогулкой, и, кроме того, мы были в хорошей компании!
— Послушай, Жюэль, нельзя ли нанять в Лоанго караван из туземцев?..
— Я доверяю здешним неграм не больше, чем их гиенам, пантерам, леопардам и львам!
— А-а! Эти животные здесь водятся?
— В изобилии, не считая пресмыкающихся — ядовитых гадюк, кобр, которые плюют свою пену прямо в лицо, и десятиметровых удавов-боа.
— Прелестное местечко, мой мальчик! Право, его светлость паша мог бы выбрать что-нибудь более приличное! И ты говоришь, что эти туземцы…
— …очень мало развиты, как и вообще все жители Конго, но достаточно сообразительны для того, чтобы убивать и грабить безумцев, рискнувших забраться в эту ужасную страну…
Конец диалога дает точное понятие о тревоге, которую испытывал Жюэль и вполне разделял Жильдас Трегомен. Поэтому оба они почувствовали большое облегчение, когда Саук с помощью Бен-Омара, взявшего на себя роль переводчика, представил дядюшке Антиферу и тунисскому банкиру португальца Баррозо. Значит, не будет длинных переходов через эти опасные местности, не будет безумной усталости после длительного пути, да еще в таком невыносимом климате! Так как Саук ничего не сказал о своем прежнем знакомстве с Баррозо и так как Жюэль не мог подозревать, что эти два негодяя встречались раньше, он не испытывал никакого недоверия. Самое важное, что переход до бухты Маюмба они проделают морем. Погода прекрасная… Они доедут туда за сорок восемь часов. Судно высадит их в порту, потом оно пойдет в Барака, на обратном пути погрузит их вместе с их сокровищами… Они доберутся до Лоанго, а оттуда ближайший пакетбот доставит их в Марсель… Нет! Никогда еще фортуна не улыбалась так благосклонно Пьеру-Сервану-Мало! Конечно, за переезд на судне придется заплатить, и заплатить хорошо! Но какое это имеет значение!..
В Лоанго note 177 нужно было остановиться на два дня, пока вывезенные из глубины страны шесть слонов не будут помещены на борт «Порталегри». Поэтому Жильдас Трегомен, как всегда жадный до новых впечатлений, и молодой капитан с интересом осматривали этот маленький городок — «банза», как говорят на своем языке жители Конго.
Лоанго, или Буала, старый город в четыре тысячи пятьсот метров окружностью, выстроен среди пальмового леса. Он состоит из множества факторий, окруженных ширюбеками — род хижин, сооруженных из стеблей рафии note 178 и покрытых листьями папируса. Здесь находятся торговые конторы португальцев, испанцев, французов, англичан, голландцев, немцев. Как видите, смесь порядочная. Но как все это ново для Трегомена! Бретонцы с берегов Ранса нимало не похожи на этих туземцев, наполовину голых, вооруженных луками, деревянными саблями и закругленными топорами. Короля Лоанго, наряженного в смешной поношенный мундир, только издали можно принять за префекта note 179 Иль и Вилен. В портовых городках между Сен-Мало и Динаном нет таких затененных гигантскими кокосовыми пальмами хижин. Наконец, малуинцы не многоженцы, как эти лентяи из Конго, которые перекладывают всю трудную работу на своих жен и преспокойно спят, когда те больны. Вот только земля Бретани не стоит земли Лоанго! Здесь достаточно пошевелить немного почву, чтобы получить превосходный урожай. Это такие растения, как manfrigo, или просо, чей колос иногда весит целый килограмм; holcus, злак, не требующий никакого ухода; luco, из которого пекут хлеб; маис, приносящий по три урожая в год; рис, картофель, маниок note 180; tamba, род пастернака; insanguis, или чечевица; табак, сахарный тростник в болотистых местах; виноград, привезенный с Канарских островов и Мадейры и созревающий вблизи Заира; фиги, бананы, апельсины, называемые «mambrochas», лимоны, гранаты, cudes, плоды в виде еловой шишки, содержащие питательное вещество, мучнистое и сочное; neubanzams, сорт орехов, которые очень нравятся неграм; ананасы, растущие сами по себе на пустынных землях.
А какие огромные деревья — мангровые note 181, сандаловые note 182, кедры, тамаринды note 183, пальмы и большое количество баобабов, из которых извлекают растительное мыло и выжимки плодов, очень ценимые неграми!
И какое множество разнообразнейших животных, птиц и насекомых: свиньи, кабаны, зебры, буйволы, дикие козы, газели, стада антилоп, слоны, куницы, соболя, шакалы, ягуары, дикобразы, летающие белки, дикие кошки, не говоря уж о бесчисленном разнообразии обезьян, шимпанзе и мартышек с длинным хвостом и голубоватой мордочкой, страусов, павлинов, дроздов, красных и серых куропаток, съедобной саранчи, пчел, москитов и неистребимых полчищ комаров — всего этого более чем достаточно!
Поразительная страна! Из какого неиссякаемого источника мог бы черпать Жильдас Трегомен, если бы у него было время для изучения естественной истории!
Можно быть уверенным, что ни дядюшка Антифер, ни банкир Замбуко не могли бы сказать, состоит ли население Лоанго из белых или из черных. Нет! Их глаза были устремлены в другое место — они искали вдали, ближе к северу, одну почти незаметную, единственную в мире точку, род огромного ослепительного алмаза, который весит множество каратов и стоит миллионы франков! Ах, как им не терпелось вступить на остров номер два, составляющий конечную цель этого необычайного путешествия!
22 мая с восходом солнца судно было готово к отплытию. Доставленных накануне слонов погрузили на борт со всеми необходимыми в отношении таких громадных животных предосторожностями. Эти великолепные представители африканской фауны не испортили бы любой программы в цирке Сэм-Локарта!
По-видимому, поступили опрометчиво, взяв на корабль водоизмещением всего лишь в сто пятьдесят тонн таких колоссов. Ведь это могло привести к нарушению равновесия! Жюэль тут же поделился этим соображением с Трегоменом. Правда, бимсы note 184 у судна были достаточно широкими, и оно вытесняло немного воды, что облегчало ход на малой глубине. Обе его мачты с четырехугольными парусами были расставлены далеко одна от другой, потому что судно этого рода ходит хорошо только при кормовом ветре; если оно и не отличается быстрым ходом, то, по крайней мере, построено таким образом, чтобы держаться в безопасности под защитой берегов.
К тому же и погода была благоприятная. В Лоанго, как и на всей территории, прилегающей к Гвинейскому заливу, сезон дождей начинается в сентябре и заканчивается в мае под влиянием ветров, дующих с северо-запада. Зато, когда от мая до сентября прекращаются дожди, какая настает невыносимая жара, едва умеряемая обильной ночной росой! Со дня высадки наши путешественники худели на глазах, буквально расплавлялись. Больше тридцати четырех градусов в тени! В этих странах, как сообщают некоторые исследователи, не внушающие большого доверия (надо полагать, они уроженцы Буш-дю-Рон или Гаскони note 185), собаки не могут стоять на месте, а должны все время прыгать, чтобы не сжечь своих лап на раскаленной почве, а кабанов находят сваренными в их логовищах!.. Жильдас Трегомен был недалек от того, чтобы поверить всем этим россказням.
«Порталегри» поднял паруса около восьми часов утра. Все пассажиры были в сборе — люди и слоны. И опять путешественники разбились на прежние группы: дядюшка Антифер и Замбуко, более чем когда-либо загипнотизированные мыслью о втором острове (какая тяжесть спадет у них с сердца, когда марсовой note 186 увидит его на горизонте!); Жильдас Трегомен и Жюэль, первый, поглощенный одной заботой — хоть сколько-нибудь освежиться, — жадно вдыхал свежий морской ветерок, второй, забыв обо всех африканских морях, погрузился в воспоминания о бретонском Ла-Манше note 187 и порте Сен-Мало; Саук и Баррозо, не отходившие друг от друга, что, впрочем, никого не удивляло, так как они говорили на одном языке, да и, кроме того, ведь только благодаря их встрече судно было предоставлено в распоряжение дядюшки Антифера.
Экипаж «Порталегри» состоял из двенадцати молодчиков довольно отталкивающего вида, в большинстве португальцев. Если дядя, погруженный в свои мысли, ничего не замечал, то племянник, пристально наблюдавший за ними, сообщил о своем впечатлении Трегомену. Последний ответил, что при такой температуре трудно судить о людях по их внешнему виду. И, в конце концов, нельзя предъявлять особых требований к экипажу африканского судна.
При господствующих попутных ветрах переход вдоль побережья обещал быть восхитительным. «Portentosa Africa!» note 188 — воскликнул бы Жильдас Трегомен, будь ему известен пышный эпитет, которым римляне наградили этот континент. И в самом деле, если бы дядюшка Антифер и его спутники не были так поглощены своими мыслями, они пришли бы в восторг, проходя мимо фактории Шиллю, ибо нельзя не восхищаться красотой этого берега. Один только Жильдас Трегомен не пропускал ничего, стараясь вынести побольше воспоминаний о своем путешествии. И можно ли представить себе зрелище более великолепное, чем эти вечнозеленые леса, нескончаемой чередой вздымающиеся уступами по первобытным изгибам почвы и громоздящиеся по склонам прекрасных гор, окутанных горячим туманом! Песчаный берег в разных местах размывается горными потоками, бегущими из густых лесов и не просыхающими даже от тропической жары. Правда, не все эти воды уходят в море; кое-что перепадает и бесчисленным пернатым.
Павлины, страусы, пеликаны, нырки оживляют эти чудесные пейзажи. Здесь мелькают стада грациозных антилоп. Там купаются огромные млекопитающие, которым так же легко проглотить бочку этой прозрачной воды, как Трегомену выпить стакан. Это — гиппопотамы, похожие издали на розовых свиней; туземцы, кажется, не пренебрегают их мясом.
Но, когда Жильдас Трегомен сказал дядюшке Антиферу, стоявшему на носу судна: «Скажи, старина, а не съел ли бы ты копченую ножку гиппопотама?», Пьер Серван-Мало только пожал плечами, устремив на своего друга тупой, отсутствующий взгляд.
— Он ничего не понимает! — пробормотал Трегомен, обмахиваясь, как веером, платком.
На опушке леса резвилась стая обезьян, с криками и кривляниями прыгавших с дерева на дерево, в то время как «Порталегри» приближался к песчаному берегу.
Заметим, что ни пернатые, ни гиппопотамы, ни обезьяны не испугали бы наших путешественников, если бы они и в самом деле вздумали идти пешком из Лоанго в Маюмбу. Но что представляло бы действительную опасность — это пантеры и львы, ловкие и быстрые хищники, встреча с которыми была бы не особенно приятна. С наступлением темноты хриплый рев и заунывный лай нарушили торжественную тишину. Этот концерт доносился до судна, словно завывание бури. Встревоженные и возбужденные слоны фыркали, храпели в глубине трюма и так сильно топали, что трещал весь корпус «Порталегри». По правде говоря, этот живой груз вызывал некоторое беспокойство у пассажиров.
Прошло четыре дня. Ничто не нарушало однообразного течения жизни на судне. Все время держалась превосходная погода. Море было таким спокойным, что даже Бен-Омар не чувствовал никаких симптомов морской болезни. Не ощущалось ни килевой, ни боковой качки, и «Порталегри» с тяжело нагруженным трюмом оставался совершенно нечувствительным к волнам, тихо замиравшим на песчаном побережье.
Жильдас Трегомен никогда не думал, что плавание по морю может проходить так спокойно.
— Можно подумать, что находишься на борту «Прекрасной Амелии», у берегов Ранса, — сказал он своему молодому другу.
— Да, — согласился Жюэль, — но с той лишь разницей, что на «Прекрасной Амелии» не было такого капитана, как Баррозо, и такого пассажира, как Назим! Их тесная дружба мне кажется все более и более подозрительной.
— Ну что они могут сейчас замышлять против нас, мой мальчик, когда мы уже близки к цели?
Действительно, 27 мая, обогнув с восходом солнца мыс Банда, судно очутилось в двадцати милях от Маюмбы. Жюэль узнал об этом от Бен-Омара, тот, в свою очередь, — от Саука, а Саук — от Баррозо.
Значит, вечером они уже будут в этом маленьком порту области Лоанго.
Вскоре показалась широкая бухта позади мыса Матути, в глубине которой прятался городок. Если второй остров действительно существовал, если он находился именно в том месте, какое было указано в последнем документе, то искать его следовало только в этой бухте.
Поэтому дядюшка Антифер и Замбуко не отрываясь смотрели в подзорную трубу, то и дело протирая стекла.
К несчастью, ветер утих, почти замер. Судно шло медленно, делая в среднем два узла.
Около часу дня обогнули мыс Матути. Вдруг раздался радостный крик. Будущие шурины одновременно заметили в глубине бухты группу островков. Безусловно, среди этих островков находился и тот, который они искали! Но который из них? Это можно будет определить только на следующий день по солнцу.
В пяти или шести милях к востоку, между морем и заболоченной речкой, виднелась лежащая как бы на песчаной стреле Маюмба с ее факториями и сверкающими среди деревьев белыми домиками. У самого берега сновали взад и вперед рыбачьи лодки, похожие на больших белых птиц.
Какое спокойствие царило на поверхности этой бухты! Шлюпка не держалась бы спокойнее на поверхности озера… даже не озера, а пруда и даже не пруда, а огромной чаши с маслом! Снопы солнечных лучей, падавших отвесно на эти воды, раскалили воздух. Жильдас Трегомен истекал потом, он был похож на каскад в королевском парке в день, когда открываются все фонтаны.
И все же благодаря небольшому ветерку, порывами налетавшему с запада, «Порталегри» подвигался вперед. Вот уже отчетливо обозначились островки в бухте. Можно было насчитать островков шесть-семь, похожих на корзины с зеленью.
В шесть часов вечера судно поравнялось с этим архипелагом. Дядюшка Антифер и Замбуко стояли впереди всех на носу. Саук, забывшись немного, не мог сдержать свое нетерпение, и это только усилило подозрения Жюэля. Оба сонаследника и Саук буквально пожирали глазами первый из островков. Не надеялись ли они, что из склонов, как из золотого кратера, брызнет сноп миллионов?
А ведь если бы они узнали, что островок, в недрах которого Камильк-паша зарыл свои сокровища, состоит только из бесплодных скал, голых камней, что на нем нет ни единого деревца, ни одного кустика, они закричали бы в отчаянии:
«Нет, это не тот! Все еще не тот!»
Правда, с 1831 года, то есть за тридцать один год, природа могла покрыть островок густой зеленью.
Между тем «Порталегри» тихо подходил к острову, чтобы обогнуть его с северной стороны; последний вечерний ветерок слабо надувал паруса. Если бы ветер упал совсем, пришлось бы бросить якорь и ждать рассвета.
Но вдруг возле Трегомена, облокотившегося на правый борт, раздался жалобный стон.
Жильдас Трегомен обернулся.
Рядом с ним стоял Бен-Омар.
Нотариус бледен, он свинцового цвета… у него морская болезнь…
Как! В такую тихую погоду, в этой заснувшей бухте, без единой бороздки на зеркале вод?
Да! И не приходится удивляться, что бедняга почувствовал себя так скверно!
На судне в самом деле началась необъяснимая, нелепая, недопустимая боковая качка. Оно последовательно дает крен то с бакборта на штирборт, то со штирборта на бакборт.
Экипаж бросается вперед, потом назад. Прибегает капитан Баррозо.
— Что же это такое? — спрашивает Жюэль.
— Что случилось? — спрашивает Трегомен.
Может быть, извержение подводного вулкана грозит гибелью «Порталегри»?
Впрочем, ни дядюшка Антифер, ни Замбуко, ни Саук ничего не замечают.
— А-а! Слоны! — закричал Жюэль.
Да! Это слоны устроили качку. По какому-то необъяснимому капризу им вздумалось опускаться всем вместе то на задние, то на передние ноги. На судне увеличивается страшная качка, которая слонам очень нравится, как нравится белке вертеться в своем колесе. Хороши белки — эти огромные толстокожие животные!
Качка становится все сильнее, абордажные сетки уже касаются воды, судно рискует наполниться водой с бак-борта или со штирборта…
Баррозо и несколько матросов бегут в трюм. Они пробуют успокоить чудовищных животных. Ничто на них не действует: ни крики, ни удары. Слоны потрясают хоботами, выпрямляют уши, размахивают хвостами, возбуждаются все больше и больше. «Порталегри» вращается, вращается, вращается… и вода хлещет через борт.
Это продолжается недолго. В десять секунд море наводняет трюм. Судно идет ко дну, и из бездны доносится рев неосторожных животных.