Ураган 1865 года. — Крики в воздухе. — Воздушный шар. — Порванная оболочка. — Кругом вода. — Пять пассажиров. — Что происходило в гондоле. — Земля на горизонте. — Развязка.

      — Мы поднимаемся?
      — Нет, напротив, опускаемся!
      — Хуже того, мистер Смит, мы падаем!
      — Бросайте балласт!
      — Последний мешок выбросили!
      — Поднялся ли шар?
      — Нет!
      — Мне кажется, я слышу плеск волн.
      — До моря не больше пятисот футов .
      Властный голос скомандовал:
      — Всё тяжёлое — за борт!
      Эти слова раздались над безбрежной пустыней Тихого океана около четырёх часов пополудни 23 марта 1865 года.
      Вероятно, все ещё помнят страшный норд-ост , внезапно поднявшийся в этом году во время весеннего равноденствия. Барометр тогда упал до семисот десяти миллиметров. Ураган, не утихая, свирепствовал с 18 по 26 марта. В Америке, в Европе, в Азии, между тридцать пятым градусом северной широты и сороковым южной, он причинил неисчислимые беды. Вырванные с корнем леса, разрушенные города, вышедшие из берегов реки, сотни выброшенных на берег судов, опустошённые поля, тысячи человеческих жертв — вот следствия этого урагана.
      Но бедствия обрушились не только на землю и море: в воздухе происходили не менее трагические события. Подхваченный бурей, воздушный шар нёсся в облаках со скоростью девяноста миль в час. В его гондоле находилось пять пассажиров.
      Откуда прилетел этот аэростат, ставший беспомощной игрушкой разъярённой стихии?
      Очевидно, он вылетел до начала урагана, но первые предвестники его появились ещё 18 марта; следовательно, шар, мчавшийся со скоростью не менее двух тысяч миль в сутки, должен был прилететь из очень далёких краёв.
      Воздухоплаватели не имели представления о том, какое расстояние пролетел шар с момента подъёма.
      Увлекаемый бурей, шар нёсся над землёю, вращаясь вокруг своей оси, но воздухоплаватели не ощущали ни этого вращения, ни быстроты полёта. Их взоры не могли пронизать завесу тумана, расстилавшегося под гондолой аэростата.
      Облака были настолько густы, что трудно было отличить день от ночи.
      Ни луч света, ни шум населённой земли, ни рокот бурных валов океана не могли прорваться к людям, пока они находились в верхних слоях атмосферы. Лишь при спуске рёв океана предупредил их об угрожающей опасности.
      Освобождённый по команде «Всё за борт!» от тяжести снаряжения, провизии, оружия, аэростат снова взлетел вверх, на высоту четырёх с половиной тысяч футов. Узнав, что под ними расстилается море, аэронавты, не колеблясь, выбросили из гондолы даже самые необходимые предметы, чтобы облегчить шар.
      Ночь прошла в волнении, которое было бы смертельным для менее стойких людей. Но вот снова настал день. Ураган как будто начал стихать. Облака поднялись в верхние слои атмосферы. Ветер из ураганного стал, как говорят моряки, «очень свежим», то есть скорость перемещения воздушных потоков уменьшилась вдвое. К одиннадцати часам нижние слои воздуха заметно очистились от облаков.
      Ураган, по-видимому, исчерпал себя электрическими разрядами, как это иногда бывает с тайфунами в Индийском океане.
      Шар снова начал спускаться, медленно, но непрерывно. От утечки газа он сжимался, и оболочка его из круглой становилась овальной.
      К полудню аэростат находился уже всего лишь в двух тысячах футов над уровнем моря. Пассажиры выбросили за борт всё, что ещё уцелело в гондоле, вплоть до остатков провизии и мелких вещей, находившихся в их карманах. Один из них, взобравшись на кольцо, к которому была прикреплена верёвочная сетка оболочки, пытался покрепче перевязать выпускной клапан шара, чтобы уменьшить утечку газа.
      Но было очевидно, что удержать шар в воздухе не удастся, что газа не хватает.
      Пассажиры были обречены на гибель…
      Действительно, под их ногами была только вода. Безбрежное море, катившее огромные валы, — вот всё, что видно было из гондолы воздушного шара, откуда взор охватывал пространство в сорок миль по радиусу. Ни земли, ни корабля в виду!
      Необходимо было во что бы то ни стало приостановить спуск. Но, несмотря на все усилия пассажиров, шар продолжал опускаться, несясь в то же время с огромной скоростью с северо-востока на юго-запад.
      Какое ужасное положение! Пассажиры уже не управляли полётом аэростата. Все их усилия были тщетными. Оболочка теряла всё больше и больше газа, и остановить падение шара не было возможности.
      В час пополудни шар летел лишь в шестистах футах над океаном.
      Выбросив из гондолы все находившиеся в ней предметы, воздухоплаватели на несколько часов отсрочили падение. Но теперь катастрофа была неотвратимой, и если до темноты не появится в виду земля, люди и сам шар бесследно исчезнут в волнах…
      Путешественники были, очевидно, людьми сильными, не боявшимися смотреть смерти в лицо. Ни одно слово жалобы или страха не сорвалось с их уст. Они готовы были бороться до последней секунды и делали всё зависящее от них, чтобы отсрочить падение.
      Гондола представляла собой обыкновенную ивовую плетёную корзину; опустившись на воду, она и минуты не могла бы продержаться на поверхности.
      В два часа пополудни аэростат плыл на высоте лишь четырёхсот футов над океаном.
      В этот момент в гондоле раздался мужественный голос, голос человека, не знающего, что такое страх. Ему ответили не менее твёрдые голоса.
      — Всё ли выброшено?
      — Нет! Остались ещё деньги: десять тысяч франков золотом.
      Тяжёлый мешок полетел в воду.
      — Поднялся ли шар?
      — Немного. Но он не замедлит снова опуститься.
      — Что ещё можно выбросить?
      — Ничего!
      — А гондола? Гондолу в море! Всем уцепиться за сетку!
      И действительно, это было единственное и последнее средство облегчить аэростат. Канаты, поддерживавшие гондолу, были перерублены, и шар прыгнул на две тысячи футов вверх.
      Пять пассажиров взобрались на кольцо и уцепились за петли сетки.
      Аэростат, плавающий в атмосфере, подобен точным весам: освобождённый от сколько-нибудь значительной тяжести, он делает скачок вверх.
      Это и произошло в данном случае.
      Но, продержавшись несколько минут в верхних слоях атмосферы, шар слова стал опускаться. Газ уходил сквозь дыру в оболочке, и не было возможности остановить его утечку.
      Воздухоплаватели сделали всё, что было в человеческих силах. Теперь их мог спасти только случай.
      В четыре часа шар находился на расстоянии пятисот футов от воды.
      Раздался громкий лай — это лаяла собака инженера Смита, повисшая рядом со своим хозяином в петлях сетки.
      — Топ увидел что-то! — воскликнул Смит.
      Почти вслед за этим раздался возглас:
      — Земля! Земля!
      Увлекаемый сильным ветром на юго-запад, шар с рассвета пролетел значительное расстояние, измеряемое сотнями миль. На горизонте действительно показался контур гористой земли. Но до неё оставалось ещё около тридцати миль, то есть не меньше часа полёта, если не переменятся скорость и направление ветра.
      Целый час!.. Продержится ли столько времени шар?
      Это был страшный вопрос. Воздухоплаватели уже отчётливо видели на горизонте сушу. Они не знали, материк это или остров, обитаема эта земля или нет, гостеприимна или враждебна. Но это и не занимало их — только бы добраться до неё!
      Однако скоро стало очевидным, что шар не может больше держаться в воздухе. Он летел над самой поверхностью океана. Гребни волн уже несколько раз лизнули свисающие верёвки сетки, которые, намокнув, увеличили тяжесть аэростата. Шар летел теперь, склонившись набок, как птица с перебитым крылом.
      Через полчаса суша была на расстоянии всего одной мили, но и шар, уменьшившийся в объёме, сморщившийся, сохранил жалкие остатки газа только в верхней своей части. Люди, висевшие на его сетке, стали непосильной тяжестью для аэростата; вскоре, полупогрузившись в воду, они попали под удары свирепых валов. Оболочка изогнулась парусом, и попутный ветер, наполнив её, помчал шар вперёд, как корабль.
      Может быть, хоть так он приблизится к земле?
      Но в двух кабельтовых от берега крик ужаса вырвался из нескольких грудей одновременно. Шар, казалось, уже окончательно потерявший подъёмную силу, подстёгнутый ударом волны, вдруг сделал неожиданный скачок. Как будто сразу облегчённый от части своего груза, он рывком поднялся на высоту тысячи пятисот футов и там попал в воздушный поток, который понёс его почти параллельно берегу. Через две минуты он опустился на землю.
      Путешественники помогли друг другу высвободиться из петель сетки. Освобождённый от их тяжести, шар был подхвачен ветром и, как раненая птица, собрав последние силы, рванулся вверх и скрылся в облаках.
      В гондоле было пять пассажиров и собака, шар же выкинул на берег только четырёх людей.
      Исчезнувший пассажир был, очевидно, унесён волной, и именно это позволило шару ещё раз взвиться в воздух.
      Не успели четверо потерпевших крушение стать на твёрдую землю, как все они в один голос воскликнули, думая об отсутствующем:
      — Быть может, он доберётся до земли вплавь?! Спасём его! Спасём его!

Эпизод из войны за освобождение негров. — Инженер Сайрус Смит. — Гедеон Спилет. — Негр Наб. — Моряк Пенкроф. — Юный Герберт. — Неожиданное предложение. — Свидание в 10 часов вечера. — Бегство в бурю.

      Люди, выброшенные на эту землю ураганом, не были ни профессиональными воздухоплавателями, ни спортсменами. Это были военнопленные, дерзнувшие бежать из плена при совершенно исключительных обстоятельствах. Сто раз они рисковали жизнью, сто раз повреждённый воздушный шар грозил сбросить их в бездну! Но судьба берегла их для другой участи.
      Покинув 20 марта Ричмонд, осаждённый войсками генерала Улисса Гранта, они через пять дней очутились в семи тысячах миль от столицы штата Виргиния — главного оплота сепаратистов во время кровопролитной войны за освобождение негров.
      Вот, вкратце, при каких любопытных обстоятельствах эти пленники предприняли свой побег, кончившийся только что описанной катастрофой.
      В феврале 1865 года, во время одной из неудачных попыток генерала Гранта овладеть Ричмондом, несколько офицеров его армии попало в плен к сепаратистам. В числе их оказался и инженер Сайрус Смит.
      Уроженец Массачусетса, Сайрус Смит был не только инженером, но и известным учёным. Когда началась война, правительство Соединённых Штатов доверило ему управление железными дорогами, получившими огромное стратегическое значение.
      Типичный уроженец североамериканских штатов, сухой, костлявый, с лёгкой сединой в волосах и коротко подстриженных усах, лет сорока пяти на вид, Сайрус Смит был одним из тех инженеров, которые начали свою карьеру с работы молотом и киркой, подобно некоторым генералам, начавшим службу простыми солдатами. В такой же степени человек действия, как и человек мысли, он работал без усилий, с настойчивостью и упорством, которых не могли сломить никакие неудачи. Отлично образованный, практичный, изобретательный, он обладал тремя качествами, сумма которых определяет выдающегося человека: подвижностью ума и тела, настойчивостью в желаниях и сильной волей.
      Одновременно с Сайрусом Смитом попал в плен к южанам и другой замечательный человек. Это был Гедеон Спилет, известный корреспондент «Нью-Йорк геральд», прикомандированный к Северной армии, чтобы осведомлять газету о всех событиях на театре военных действий.
      Гедеон Спилет принадлежал к той удивительной породе английских и американских журналистов, которые не отступают ни перед какими трудностями, чтобы первыми получить интересное известие и передать его своей газете в кратчайший срок.
      Человек энергичный, деятельный, всегда и ко всему готовый, повидавший весь свет, солдат и художник, незаменимый в совете, решительный в действии, не боящийся ни труда, ни усталости, ни опасности, когда можно было узнать что-нибудь важное для него самого, во-первых, и для газеты, во-вторых, настоящий герой всего нового, неизвестного, неизведанного, невозможного, — это был один из тех бесстрашных наблюдателей, которые пишут очерки под пулями, составляют хронику под ядрами, для которых опасность — только развлечение.
      Он не был лишён юмора. Это он однажды, в ожидании исхода битвы, желая во что бы то ни стало сохранить за собой очередь у окошка телеграфиста, в течение двух часов передавал своей редакции по телеграфу текст первых глав библии. Это стоило «Нью-Йорк геральд» две тысячи долларов, но зато газета первой получила важное известие.
      Гедеону Спилету было не больше сорока лет. Это был человек высокого роста. Рыжеватые бакенбарды обрамляли его лицо. У него были спокойные зоркие глаза человека, привыкшего быстро схватывать всё, что творится вокруг него. От природы обладая крепким сложением, он был к тому же закалён всеми климатами мира, как стальной прут холодной водой.
      Вот уже десять лет, как Гедеон Спилет работал в качестве корреспондента «Нью-Йорк геральд», украшая его столбцы своими статьями и рисунками, — он владел карандашом так же хорошо, как и пером. Он был взят в плен в то время, когда делал зарисовки к отчёту о сражении. Последними словами в его записной книжке были: «Какой-то южанин целится в меня…» Но южанин не попал в него, ибо у Гедеона Спилета вошло в привычку выходить из всяких передряг без единой царапины.
      Сайрус Смит и Гедеон Спилет, знавшие друг друга только понаслышке, оба были доставлены в Ричмонд. Познакомившись случайно, они понравились друг другу. Оба они были поглощены одной мыслью, оба стремились к одной цели: бежать во что бы то ни стало, присоединиться к армии генерала Гранта и снова биться в её рядах за единство штатов!
      Смит и Спилет были готовы использовать всякий случай для побега, но несмотря на то, что им было разрешено свободно ходить по всему городу, Ричмонд так хорошо охранялся, что бегство из него представлялось совершенно невозможным.
      В это время к Сайрусу Смиту пробрался его слуга, преданный ему на жизнь и на смерть. Этот храбрец был негром, родившимся в поместье инженера от отца и матери — невольников. Сайрус, сторонник освобождения негров не на словах, а на деле, давно освободил его. Но и свободный, негр не захотел покинуть своего хозяина.
      Это был человек лет тридцати, сильный, ловкий, смышлёный, кроткий и спокойный, иногда немного наивный, всегда улыбающийся, услужливый и добрый. Его звали Навуходоносором, но он предпочитал этому библейскому имени сокращённое — Наб.
      Узнав, что Сайрус Смит попал в плен, Наб, не раздумывая, покинул Массачусетс, пробрался к Ричмонду и, двадцать раз рискуя жизнью, умудрился проникнуть в осаждённый город.
      Но если Набу удалось пробраться в Ричмонд, это не значило, что оттуда легко было и выбраться. Пленные федералисты находились под непрерывным надзором, и нужен был какой-нибудь из ряда выходящий случай, чтобы предпринять попытку к побегу хоть с маленькой надеждой на успех. Но этот случай не представлялся, и, казалось, не было надежды, что он когда-нибудь представится.
      В то время, как военнопленные мечтали о бегстве из Ричмонда, чтобы снова вернуться в ряды осаждающих, некоторые осаждённые не менее нетерпеливо стремились покинуть город, чтобы присоединиться к войскам сепаратистов. В числе этих последних был некто Джонатан Форстер, ярый южанин.
      Армия северян, кольцом обложившая Ричмонд, давно прервала связь между городом и главными силами южан. Губернатору Ричмонда необходимо было уведомить командующего армиями южан, генерала Ли, о положении дел в городе, чтобы тот ускорил присылку подкреплений. Джонатану Форстеру пришла в голову мысль подняться на воздушном шаре и по воздуху достигнуть лагеря сепаратистов. Губернатор одобрил эту мысль.
      Для Джонатана Форстера и пяти товарищей, которые должны были сопровождать его в полёте, был построен аэростат. Гондола шара была снабжена оружием и продовольствием на случай, если воздушное путешествие затянется.
      Отлёт шара был назначен на 18 марта, ночью. При умеренном северо-западном ветре аэронавты должны были через несколько часов добраться до лагеря генерала Ли.
      Но северо-западный ветер с утра 18 марта засвежел и стал больше походить на ураган, чем на бриз. Вскоре разыгралась такая буря, что отъезд пришлось отложить: нечего было и думать рисковать аэростатом и жизнью людей при такой ярости стихии.
      Наполненный газом шар, пришвартованный на главной площади Ричмонда, готов был взвиться в воздух, как только хоть немного спадёт ветер. Но 18 и 19 марта прошли без какой бы то ни было перемены. Напротив, пришлось укрепить шар на привязи, так как порывы бури почти валили его на землю.
      В ночь с 19 на 20 марта ураганный ветер стал ещё свирепее. Отлёт опять пришлось отложить.
      В этот день инженера Сайруса Смита остановил на улице совершенно незнакомый ему человек. Это был моряк по имени Пенкроф, загорелый, коренастый, лет тридцати пяти — сорока на вид, с живыми глазами и хитроватым, но добродушным выражением лица. Пенкроф также был североамериканцем. Он объездил все моря и океаны обоих полушарий, прошёл сквозь огонь и воду, и не было, кажется, на свете приключения, которое могло бы удивить или испугать его.
      В начале этого года Пенкроф приехал по делам в Ричмонд вместе с пятнадцатилетним юношей, Гербертом Брауном, сыном его покойного капитана; Пенкроф любил Герберта как родного.
      Не успев выехать из города до начала осады, Пенкроф, к великому своему огорчению, сам очутился на положении осаждённого. Всё это время его преследовала одна мысль: бежать!
      Он знал понаслышке инженера Смита и не сомневался, что этому деятельному человеку также был тягостен плен в Ричмонде. Поэтому-то, не колеблясь, он остановил его на улице следующим вопросом:
      — Мистер Смит, не надоел ли вам Ричмонд?
      Инженер пристально посмотрел на незнакомца. Тот добавил более тихим голосом:
      — Мистер Смит, хотите бежать отсюда?
      — Когда? — живо спросил инженер.
      Этот вопрос сорвался с его уст невольно — он не успел даже рассмотреть незнакомца. Но, вглядевшись в открытое и честное лицо моряка, он уверился, что перед ним вполне порядочный человек.
      — Кто вы? — отрывисто спросил он.
      Пенкроф представился.
      — Каким же способом вы предлагаете мне бежать? — продолжал допрос инженер.
      — К чему тут этот бездельник — воздушный шар?! Он без толку болтается, точно поджидает нас.
      Моряку не пришлось дальше развивать свою мысль. Инженер всё понял. Он схватил Пенкрофа за руку и потащил к себе домой. Там моряк изложил свой план, в сущности говоря, очень простой: рисковать приходилось только жизнью. Ураган, правда, свирепствовал вовсю, но такой искусный инженер, как Сайрус Смит, уж, конечно, справится с аэростатом. Если бы он, Пенкроф, умел управлять шаром, он, не задумываясь, бежал бы — с Гербертом, конечно! Не видал он бурь, что ли!
      Сайрус Смит, не прерывая, слушал моряка. Глаза его блестели. Долгожданный случай наконец представился! Проект был опасным, но осуществимым. Ночью, обманув бдительность стражи, можно было пробраться к шару, залезть в гондолу и быстро обрубить тросы, привязывавшие его к земле. Понятно, риск был немалый, но, с другой стороны, и выигрыш был велик! Не будь урагана… Впрочем, если б не было урагана, шар давно бы уже улетел, а с ним и единственная возможность бежать из Ричмонда.
      — Я не один, — сказал в конце речи Сайрус Смит.
      — Сколько человек вы хотите взять с собой? — спросил моряк.
      — Двух: моего друга Спилета и моего слугу Наба.
      — Итого — трое, — сказал моряк, — а вместе со мной и Гербертом — пятеро. Но ведь шар рассчитан на шестерых…
      — Отлично. Мы летим! — закончил Смит.
      Это «мы» относилось и к журналисту. Но тот не принадлежал к числу боязливых людей, и когда ему сообщили о проекте Пенкрофа, он без оговорок одобрил его. Гедеон Спилет только удивился, что такая простая мысль не пришла в голову ему самому. Что касается Наба, то верный слуга всегда готов был следовать за своим хозяином.
      — До вечера! — сказал Пенкроф.
      — До вечера! Мы встретимся на площади в десять часов, — решил инженер. — И будем надеяться, что буря не стихнет до нашего вылета!
      Пенкроф вернулся к себе домой, где его ожидал Герберт Браун. Юноша знал о замысле моряка и с нетерпением ожидал результата переговоров с инженером.
      Итак, оказалось, что все пять человек, готовившихся ринуться в бой с ураганом, были одинаково смелыми и решительными людьми.
      Между тем ураган не утихал. Джонатан Форстер и его спутники и не помышляли о том, чтобы пуститься в путь в хрупкой гондоле. Инженер боялся только, как бы ветер не прибил воздушный шар к земле и не изорвал его в клочки. В течение долгих часов он бродил по площади, наблюдая за аэростатом. Пенкроф делал то же самое, зевая во весь рот, как человек, не знающий, на что убить время. Он также боялся, что буря повредит шар при ударах о землю или, сорвав с привязи, умчит его в небеса.
      Настал вечер. Тьма была кромешная. Густой туман окутал землю. Шёл дождь, смешанный со снегом. Буря как будто дала сигнал к перемирию между осаждёнными и осаждающими: гром пушек уступил место громам урагана. Улицы Ричмонда опустели. Ввиду ужасной погоды власти сочли: даже возможным снять караул, охранявший воздушный шар.
      Всё как будто благоприятствовало побегу.
      В девять с половиной часов Сайрус Смит и его спутники с разных сторон пробрались на площадь, погружённую во тьму, так как порывы ветра загасили газовые фонари. Трудно было рассмотреть даже огромный шар, прижатый к земле порывами ветра. Шар был прикреплён толстым тросом к кольцу, вделанному в мостовую.
      Пятеро пленников встретились у гондолы.
      Не промолвив ни слова, Сайрус Смит, Гедеон Спилет, Наб и Герберт заняли места в гондоле. Пенкроф в это время, по приказанию инженера, отвязывал мешки с балластом. Через несколько минут, кончив дело, моряк присоединился к товарищам. Теперь только трос удерживал шар на земле. Сайрусу Смиту оставалось дать сигнал к отправлению…
      В это время в гондолу впрыгнула собака. Это был Топ, собака инженера, последовавшая за своим хозяином. Сайрус Смит, боясь, что Топ перетяжелит шар, хотел было прогнать собаку.
      — Ба! Пусть остаётся! — вступился Пенкроф. — Выбросим лучше из гондолы ещё два мешка с песком!
      Ударом ножа он перерубил трос, и шар взвился по кривой в воздух.
      Ураган бушевал с неслыханной яростью. В течение этой ночи нечего было и думать о спуске. Когда настал день, земля была покрыта густым покровом облаков. Только спустя пять дней аэронавты увидели под собой море.
      Читатели знают, что из пяти человек, покинувших Ричмонд 20 марта , четверо были сброшены 24 марта на пустынный берег, в семи тысячах миль от своей родины.
      Пятый, отсутствующий пассажир, на помощь к которому устремились все остальные, был не кто иной, как инженер Сайрус Смит.

Пять часов пополудни. — Отсутствующий пассажир. — Отчаяние Наба. — Поиски на севере. — Островок. — Томительная ночь. — Туман. — Наб бросается в поток. — Вид с земли. — Переход пролива вброд.

      Инженера смыла волна. Верный пёс добровольно бросился в воду, чтобы помочь своему хозяину.
      — Вперёд! — крикнул журналист.
      И все четверо потерпевших крушение, забыв об усталости и голоде, бросились на поиски товарища.
      Бедный Наб рыдал при мысли, что погиб тот, кого он любил больше всего на свете.
      Прошло не больше двух минут с тех пор, как Сайрус Смит исчез. Спутники его могли, следовательно, надеяться вовремя поспеть к нему на помощь.
      — Вперёд, вперёд! — кричал Наб.
      — Да, Наб, вперёд! — подхватил Гедеон Спилет. — Мы разыщем его.
      — Живым?
      — Живым!
      — Умеет ли он плавать? — спросил Пенкроф.
      — Да, — сказал Наб. — Кроме того, Топ с ним…
      Моряк, вслушавшись в рёв океана, покачал головой. Инженер упал в воду на расстоянии не более полумили от того места, где шар опустился на песок. Если ему удалось добраться до земли, он должен был выйти на берег где-нибудь поблизости.
      Было около шести часов вечера. Туман, упавший на землю, ещё более сгущал тьму. Потерпевшие крушение отправились к северной оконечности этой неизвестной земли, на которую их забросил случай. Они шагали по песчаной изрытой почве, вспугивая на ходу каких-то неведомых птиц, резкий крик которых напоминал моряку чаек.
      Время от времени они останавливались и кричали. Потом умолкали, ожидая, не послышится ли ответный крик со стороны океана. Даже в том случае, если сам инженер не в состоянии ответить на оклики, рассуждали они, Топ должен залаять, услышав голоса.
      Ночь отвечала им только завыванием ветра и шумом прибоя. Тогда маленький отряд снова трогался в путь, тщательно исследуя каждую извилину побережья.
      После двадцати минут поисков четверо потерпевших крушение внезапно вышли к океану. Они находились на острие вдававшегося в море мыса.
      — Надо возвращаться, — сказал моряк.
      — Но ведь он там, — возразил Наб, указывая рукой на океан, кативший огромные валы.
      — Давайте окликнем его!
      И все хором закричали. Ответа не было. Они опять закричали. Никакого отзвука.
      Путники пошли обратно вдоль противоположного берега мыса. Почва тут была такой же песчаной и скалистой, но Пенкроф обратил внимание на то, что берег поднимается. Он высказал предположение, что подъём ведёт к возвышенности, очертания которой темнели впереди. В этой части побережья море казалось более спокойным. Шум прибоя был здесь еле слышен. Очевидно, это был залив, и острый мыс, выступающий в океан, защищал его берег от волн, бушующих на просторе.
      Пройдя две мили, путники снова вышли на то место, где они высадились.
      — Мы попали на остров, — воскликнул Пенкроф, — и обошли его из конца в конец!
      Моряк был прав: воздухоплаватели были выброшены даже не на остров, а на островок, длина береговой полосы которого не превышала двух миль при соответствующей ничтожной ширине.
      Был ли этот скалистый, бесплодный островок, унылый приют морских птиц, связан с каким-нибудь более значительным архипелагом? Сейчас нельзя было ответить на этот вопрос. Тем не менее острое зрение моряка, привыкшего вглядываться в ночную тьму, обнаружило на западе неясные очертания какой-то гористой земли. Проверить, не ошибся ли Пенкроф, было невозможно. Приходилось до следующего дня отложить поиски инженера.
      — Молчание Сайруса ничего не доказывает, — сказал журналист. — Он, может быть, ранен, оглушён… потерял сознание… Отчаиваться нечего!
      Моряк предложил зажечь где-нибудь на островке костёр, который послужит сигналом для инженера. Но ни деревьев, ни сухих веток найти не удалось. Камни и песок — вот всё, что было на островке.
      Вполне понятна скорбь Наба и его товарищей, успевших привязаться к Сайрусу Смиту.
      Они не могли ничем помочь ему. Нужно было дожидаться утра.
      Инженер либо выбрался из воды сам и нашёл себе пристанище где-нибудь на побережье, либо безвозвратно погиб.
      Настали томительные часы. Холод был нестерпимый. Несчастные жестоко страдали от него, но не думали об этом. Забывая об усталости, они бродили по бесплодному островку, беспрерывно возвращаясь к его северной оконечности, наиболее близкой к месту катастрофы. Они то кричали, то, затаив дыхание, прислушивались, не раздастся ли ответный крик. Шум моря постепенно утихал, и на зов Наба как будто ответило эхо. Герберт обратил на это внимание Пенкрофа.
      — Это доказывает, что где-то поблизости есть ещё земля, — сказал он.
      Моряк утвердительно кивнул головой. Он не сомневался в этом.
      Тем временем небо постепенно прояснялось: около полуночи заблестели первые звёзды. Если бы инженер был вместе со своими спутниками, он заметил бы, вероятно, что созвездия были уже не те, что в небе Северного полушария, и что вместо Большой Медведицы на небе горел Южный Крест.
      Около пяти часов утра верхушки облаков порозовели. Но вместе с первыми лучами солнца на землю упал туман: уже в двадцати шагах ничего не было видно. Густые клубы тумана медленно ползли по острову.
      Около половины седьмого утра туман стал, рассеиваться. Он сгущался вверху, но редел внизу, и вскоре островок стал виден весь, точно он спускался с облаков. Затем показалось и море, безбрежное на востоке и ограниченное скалистым берегом на западе.
      Этот берег отделялся от островка узким, не больше полумили, проливом с очень быстрым течением.
      Один из потерпевших крушение, не считаясь с опасностью, не сказав ни одного слова, ринулся в поток. Это был Наб, спешивший обследовать берег обнаруженной земли.
      Журналист готовился последовать за Набом.
      — Подождите! — сказал Пенкроф, подходя к нему. — Вы хотите переплыть пролив?
      — Да, — ответил Гедеон Спилет.
      — Послушайте меня, не спешите! Наб и один сумеет оказать помощь своему хозяину. Течение отнесёт нас в океан, если мы попробуем переплыть через пролив. Оно чрезвычайно сильное. Но я не сомневаюсь, что сила его уменьшится при отливе. Может быть, тогда нам удастся даже перейти вброд на противоположный берег.
      — Вы правы, — ответил журналист, — мы не должны разлучаться.
      Наб в это время боролся со стремительным течением. Он пересекал пролив наискосок. Его чёрные плечи поднимались из воды при каждом взмахе рук. Его относило в открытый океан, но всё же он приближался к берегу. Наб потратил больше получаса, чтобы проплыть полмили, отделявшие островок от земли, и за это время течение отнесло его на несколько миль в сторону от отправной точки.
      Наб вылез на берег у подножия высокой гранитной стены и с силой отряхнулся. Затем он побежал к выступающим в море скалам и скрылся за ними.
      Спутники Наба с замиранием сердца следили за его отважной попыткой, и только когда он скрылся из виду, стали осматривать клочок земли, приютивший их.
      Они позавтракали ракушками, которые нашли в песке. Это был скудный завтрак, но лучшего у них не было…
      Гедеон Спилет, Пенкроф и Герберт не отрывали глаз от земли, на которой, быть может, им предстояло прожить долгие годы.