Глава десятая. ГРУСТНЫЕ КАРТИНЫ

Королевство Ауд было некогда одним из значительнейших государств полуострова, и до сих пор оно одно из богатейших в Индии. В числе его государей были сильные и слабые правители. Слабость одного из них, Ваяд-Али-Шаха, привела к присоединению королевства Ауд к владениям Индийской компании 6 февраля 1857 года. Случилось это, как видно, за несколько месяцев до начала восстания, и здесь-то произошли самые жестокие избиения и не менее жестокие репрессии.

Имена двух городов — Лакнау и Канпура — в особенности сохранили печальную известность. Лакнау — столица, а Канпур — один из главных городов бывшего королевства.

Полковник Мунро желал побывать в Канпуре, и мы приехали туда утром 29 мая, следуя правым берегом Ганга, пересекающим плоскую равнину, покрытую обширными полями индиго. В продолжение двух дней «Железный великан» наш шел со скоростью трех лье в час на пространстве двухсот километров от Аллахабада до Канпура.

Мы находились приблизительно на расстоянии тысячи километров от Калькутты, исходной точки нашего путешествия.

Город Канпур занимает на правом берегу реки полосу земли в пять миль длиной и имеет до шестидесяти тысяч жителей. В нем стоит гарнизон в семь тысяч человек, расположенных в военных поселениях.

Несмотря на древность Канпура, построенного, как говорят, до начала христианства, турист напрасно стал бы искать в нем памятников, достойных внимания. Поэтому нас влекло туда не любопытство, а исключительно желание полковника Мунро.

Утром 30 мая мы вышли из нашего дома. Банкс, капитан Год и я, следуя за полковником и сержантом Мак-Нейлем по пути к местам, полным тяжелых воспоминаний, которые еще раз захотел увидеть сэр Эдвард Мунро.

Нужно запомнить следующие факты, рассказанные мне Банксом, и передаваемые мной здесь в нескольких словах: Канпур в момент присоединения королевства Ауд и начала мятежа насчитывал не свыше двухсот пятидесяти солдат королевской армии при трех полках туземной пехоты: 1-м, 53-м, 56-м, двух полках кавалерии и одной артиллерийской батареи бенгальской армии. Кроме этого в городе находилось значительное количество европейцев: служащих, купцов и проч. и до восьмисот пятидесяти человек женщин и детей солдатских и офицерских семейств 32-го королевского полка, занимавшего гарнизоном Лакнау.

Полковник Мунро жил несколько лет в Канпуре, где и познакомился с девушкой, сделавшейся его женой.

Мисс Ганлей была прелестная молодая англичанка, умная, с благородным характером и возвышенным сердцем, словом, девушка с героической натурой, достойная любви такого человека, как полковник, и он чтил и любил ее до обожания. Она жила с матерью на окраине города в бенгало, в котором и совершилась свадьба полковника в 1855 году.

Два года после свадьбы, в 1857 году, когда обнаружились первые признаки мятежа в Мируте, полковник Мунро был принужден отправиться в полк, не теряя ни минуты. Жену и тещу ему пришлось оставить в Канпуре, советуя им немедленно начать сборы к отъезду в Калькутту. Полковник не считал Канпур безопасным, и — увы! — события слишком скоро оправдали его мнение.

Отъезд миссис Ганлей и леди Мунро был замедлен, а между тем несчастные были застигнуты событиями и не могли выехать из Канпура.

Дивизией командовал генерал сэр Гуго Уллер, честный и прямой солдат, которому суждено было сделаться в скором времени игрушкой коварных замыслов Нана Сахиба. Набоб находился в то время в своем замке Бильгур, в десяти милях от Канпура, и притворно поддерживал дружеские отношения с европейцами.

— Вам известно, милый Моклер, — говорил мне Банкс, — что первые попытки к восстанию произошли в Мируте и Дели. Известие о том дошло до Канпура пятнадцатого мая. И в тот же день первый полк сипаев обнаружил мятежное настроение. Тогда Нана Сахиб предложил свои услуги правительству. Генерал Уллер был достаточно простодушен, поверив искренности злодея, и солдаты последнего тотчас заняли здание казначейства. В тот же день полк сипаев, проходивший через Канпур, вырезал своих офицеров у самых городских ворот. Тогда разом обрисовалась вся глубина опасности. Генерал Уллер приказал всем европейцам переселиться в казармы, где жили жены и дети солдат 32-го полка, стоявшего в Лакнау. Казармы эти находились вблизи Аллахабадской дороги, единственной, откуда могла прийти помощь. Леди Мунро и ее матери пришлось запереться с остальными. Во время заключения молодая женщина самоотверженно помогала товарищам по несчастью. Она ходила за больными, помогала им деньгами, ободряла примером и словами и доказала, как я вам уже говорил раньше, что у нее сердце героя.

Между тем и охранение арсенала было поручено войску Нана Сахиба. Изменник развернул знамя восстания, и по собственному его приказанию сипаи атаковали 7 июня казарму, в которой не было и трехсот здоровых солдат для защиты. Эти храбрецы защищали ее под огнем осаждающих, под градом картечи, среди разрушительных болезней, умирая от голода и жажды, так как запасы были недостаточны, а вода в колодцах иссякла скоро. Сопротивление продолжалось до 27 июня. Нана Сахиб предложил капитуляцию, на которую генерал Уллер, совершив непростительную ошибку, согласился, несмотря на увещевания леди Мунро, умолявшей его продолжать борьбу. На основании этой капитуляции человек пятьсот мужчин, женщин и детей — в том числе и леди Мунро с матерью — были посажены на лодки, которые должны были доставить их вниз по Гангу в Аллахабад. Но едва лодки отчалили от берега, как сипаи открыли по ним огонь. Посыпался дождь пуль и картечи.

Одни лодки пошли ко дну, другие загорелись. Одной из них удалось, однако, уплыть на несколько миль вниз по реке. Это была лодка, где находилась леди Мунро и ее мать. Они могли считать себя некоторое время спасенными. Но солдаты Нана Сахиба гнались за ними, овладели лодкой и, захватив пассажиров, возвратили их в казарму. Там сортировали пленных. Мужчины были немедленно расстреляны, женщин же и детей поместили с остальными женщинами и детьми, уцелевшими во время резни 27 июня. В сложности это составило двести жертв, на долю которых выпала медленная агония в бенгало, носившем имя Виби-Гар.

— Но откуда вы знаете все эти ужасные подробности? — спросил я Банкса.

— От одного старого сержанта тридцать второго королевского полка, — ответил инженер. Человек этот, спасшийся каким-то чудом, был укрыт раджой Раишвараха (одной из провинций королевства Ауд), который обошелся с ним и с несколькими другими беглецами с величайшим человеколюбием.

— А что сталось с леди Мунро и ее матерью?

— Милый мой друг, — продолжал Банкс, — с этой минуты прекращаются показания очевидцев, но легко представить себе ход событий со времени роковой минуты. Сипаи стали хозяевами города. Канпур был в их власти до пятнадцатого июня, и в течение этих девятнадцати дней — девятнадцати веков — злополучные жертвы ждали помощи, явившейся слишком поздно. Генерал Гавлок выступил из Калькутты на помощь Канпуру и, разбив несколько раз по пути мятежников, прибыл семнадцатого июля в город. За два дня до его прихода Нана Сахиб, узнав, что королевские войска переправились через реку Панду-Надди, решился ознаменовать последние часы своего владычества страшной расправой. Он считал все дозволенным относительно завоевателей Индии! Несколько пленников, разделявших узничество затворниц Биби-Гара, были приведены к нему и убиты на его глазах. В живых оставалась толпа женщин и детей, и в числе их леди Мунро с матерью. Взвод шестого полка сипаев получил приказание расстрелять их в Биби-Гара. Началась экзекуция, но так как она продвигалась недостаточно быстро, по мнению Нана Сахиба, опешившего отступить, то этот кровожадный принц прикомандировал к офицерам своей гвардии мусульманских мясников… началась бойня!.. На следующий день живых и мертвых женщин и детей бросили без разбору в колодец, и когда солдаты Гавлока подоспели, от колодца, переполненного до краев телами, еще валил пар!

Наступило возмездие. Несколько человек мятежников, единомышленников Нана Сахиба, попалось в руки генерала Гавлока. Последний издал приказ, текст которого я никогда не забуду. Он гласил следующее: «Колодец, содержащий останки бедных женщин, детей, убитых по распоряжению злодея Нана Сахиба, заровнять до краев в форме могилы. Отряду европейских солдат исполнить сего дня вечером этот благочестивый долг. Дом и комнаты, в которых совершалось избиение, не очищать единоплеменникам жертв. Генерал требует, чтобы каждая капля невинно пролитой крови была вычищена и вылизана языком преступников до их казни, соразмерно с кастовым рангом и доли участия каждого в резне.

Каждый из осужденных после вынесения смертного приговора будет отводим в дом, где совершено избиение, и принуждаем к чистке известной части пола. Принять меры к тому, чтобы исполнение этой задачи было как можно возмутительнее для религиозных убеждений подсудимого, и в случае необходимости не щадить ударов плетьми для принуждения к работе преступника. По окончании работы исполнить приговор на виселице, воздвигнутой подле дома».

— Таково было содержание приказа, — говорил сильно взволнованный Банкс. — И он был исполнен в точности. Но это не спасло несчастных жертв. Они были убиты, изувечены, разорваны на части! Когда несколько дней спустя прибыл полковник Мунро и захотел отыскать какие-нибудь останки леди Мунро и ее матери, он не мог найти ничего!

Это все было рассказано Банксом до приезда в Канпур, и теперь полковник направился к месту действия всех этих безобразных преступлений.

Прежде всего он хотел посетить бенгало, где жила леди Мунро, где провела свою молодость, где он увидал ее впервые и на пороге которого он простился с ней в последний раз.

Бенгало этот находился недалеко от города и близко от военных поселений. Развалины, почерневшие остатки стен, несколько высохших деревьев, валявшихся на земле, — вот все, что сохранилось от прежнего жилья. Полковник не допустил никакого ремонта. Бенгало остался в течение шести лет в том же виде, в какой его привела рука поджигателей.

Мы пробыли час в этом печальном месте. Сэр Эдвард молча бродил между развалинами, которые будили в нем столько воспоминаний! Он мысленно воскрешал картины счастья, утраченного им навсегда. Он снова видел перед собой молодую девушку, счастливую в доме, где она родилась и где познакомилась с ним, и иногда зажмуривал глаза, словно стараясь яснее припоминать ее черты!

Наконец, как бы делая над собой усилие, он обернулся к нам и предложил идти дальше.

Банкс вадеялся, что полковник ограничится посещением бенгало. Но нет! Сэр Эдвард Мунро решил испить до дна горькую чашу своих воспоминаний. После жилища леди Мунро он хотел увидеть казарму, где столько жертв, помогая которым самоотверженно трудилась энергичная женщина, испытали все ужасы осады. Казарма стояла в равнине, вне города, и во время нашего посещения на месте, служившем убежищем европейскому населению Канпура, строили церковь. Мы шли туда по вымощенной дороге, окаймленной красивыми деревьями. Тут произошло тогда первое действие ужасной трагедии. Тут жили, страдали, томились леди Мунро и ее мать до капитуляции, предавшей в руки Нана Сахиба толпу несчастных.

Вокруг неоконченной постройки видны были остатки кирпичных стен казармы и укреплений, устроенных генералом Уллером с целью обороны note 2.

Полковник Мунро долго стоял молча перед развалинами. В его памяти живо рисовались ужасные сцены, происходившие в этих стенах. Вслед за бенгало, где леди Мунро жила счастливой, вот и казарма, где она испытала страдания, не поддающиеся никаким описаниям.

Оставалось еще посетить Биби-Гар, дом, превращенный Сахибом в тюрьму, и находящийся рядом с ним колодец, на дне которого покоились жертвы.

Когда Банкс увидел, что полковник намерен идти туда, он схватил его за руку, желая остановить.

Сэр Эдвард посмотрел ему прямо в глаза и с устрашающим спокойствием в голосе сказал:

— Пойдемте.

— Мунро, умоляю тебя…

— Я один пойду.

Противиться было бы бесполезно.

Мы направились к Биби-Гару по красиво распланированному саду с великолепными деревьями.

Впереди возвышается готическая колоннада в форме откаэдра. Колоннада окружает место, где находился колодец, отверстие которого заложено каменными плитами, служащими основанием для статуи из белого мрамора, изображающей ангела милосердия, работы скульптора Марочетти.

Этот памятник воздвигнут на собственные средства лордом Коннигом, бывшим генерал-губернатором Индии, во время восстания 1857 года по рисункам инженера-полковника Юля. Перед этим колодцем, куда мать и дочь, сраженные обухом магометанских мясников, были брошены, быть может, еще живыми, полковник Мунро не мог удержать слез. Он упал на колени у подножия статуи. Мак-Нейль стоял подле него и тихо плакал.

Сердце наше надрывалось, но мы не находили слов для утешения этого горя, надеясь, что сэр Эдвард выплакивает последние свои слезы.

Ах! Если бы ему пришлось войти с первым отрядом королевской армии, проникшим в Биби-Гар после ужасной катастрофы, он не вынес бы этого зрелища.

Вот рассказ об этом одного из английских офицеров, записанный Русселе.

«Войдя в Канпур, мы кинулись отыскивать несчастных женщин, находившихся, как было нам известно, в руках жестокого Нана Сахиба, но скоро мы узнали о страшной экзекуции. Терзаемые ужасной жаждой мести и проникнутые сознанием невообразимых страданий, доставшихся на долю несчастных жертв, мы чувствовали пробуждение странных и диких инстинктов. Ожесточенные, полубезумные, мы побежали к месту их казни. Запекшаяся кровь, смешанная с бесформенными остатками, покрывала пол слоем. Длинные пряди шелковистых волос, обрывки платьев, детские башмачки, игрушки валялись в этой луже крови. Забрызганные стены носили следы мучительной агонии. Я поднял небольшой молитвенник, на первой странице которого нашел следующую трогательную запись: „27 июня покинули лодки… 7 июля взяты в плен Нана Сахибом… Роковой день…“ Но этим не ограничивались все ужасы, какие нам предстояло увидеть; ужаснее всего был вид узкого глубокого колодца, куда были навалены обезображенные останки несчастных!»

Сэра Эдварда Мунро не было тут в первые часы занятия города солдатами Гавлока. Он приехал только через два дня после отвратительного избиения! А теперь перед его глазами было лишь место над отверстием рокового колодца, служившего могилой двумстам жертв Нана Сахиба!

Банкс и сержант Мак-Нейль увели его оттуда насильно. Полковнику Мунро не суждено было забыть никогда слов, начертанных штыком одного из солдат Гавлока на окраине колодца: «Remember Counpore»! «Помни Канпур»!

Глава одиннадцатая. ПЕРЕМЕНА МУССОНА

К одиннадцати часам мы вернулись на нашу стоянку с понятным желанием удалиться поскорее от Канпура. Но сделать этого раньше следующего утра оказалось невозможным вследствие некоторых понадобившихся в машине починок.

В моем распоряжении оставалось полдня. Я счел за лучшее употребить его на осмотр Лакнау. Банкс намеревался проехать мимо, не заезжая в город, где полковника Мунро снова могли посетить воспоминания о главных событиях ужасной войны. И он был прав: для нашего спутника это были слишком тяжелые впечатления.

Покинув паровой дом в полдень, я сел на железную дорогу, соединяющую Канпур с Лакнау, и через два часа прибыл в столицу королевства Ауд, о которой мне хотелось составить общее впечатление.

Я немедленно убедился в справедливости слышанного уже мной раньше по поводу зданий Лакнау, выстроенных в XVIII веке во время владычества мусульманских императоров.

Строителем мнимых чудес столицы Ауда был простой солдат армии Лалли Талендаля, француз из Лиона Мартен, сделавшийся любимцем короля в 1730 году. Действительно, только капральское воображение могло изобрести эту пеструю смесь стилей, отличающую Кайзербаг, официальную резиденцию государей.

Основное внимание уделено там внешнему виду без малейшей заботы о внутренней планировке. Внешность эта одновременно индусская, китайская, мавританская и европейская. То же самое мы наблюдаем в Фарид-Бакхе, в другом дворце, поменьше, построенном тем же Мартеном. Что же касается Имамбры, крепости, выстроенной лучшим индусским архитектором XXII века Конфиатуллой, то это действительно великолепное здание, производящее величественное впечатление своими куполами и шпилями.

Я не хотел покидать Лакнау, не посетив Константинова дворца работы того же французского капрала, в честь его называющегося также дворцом Мартеньера, и желал осмотреть близлежащий сад Секундр Баг, где были убиты сотни сипаев за поругание праха незлобивого солдата.

Имя Мартена — не единственное французское имя, пользующееся славой в Лакнау. Бывший унтер-офицер из африканских стрелков по имени Дюпра отличился такой храбростью во время боев, что восставшие предлагали ему принять командование над ними. Дюпра благородно отказался, несмотря на предложенные ему богатства и последовавшие затем угрозы. Он остался верен англичанам. После тщетных усилий склонить его к измене сипаи получили приказ направить на него свои удары, и он был убит в схватке с восставшими.

— Собака, — кричали мятежники, — мы тебя приобретем насильно!

И они приобрели его мертвым.

Имена этих двух французов были соединены в одном возмездии. Сипаи, осквернившие могилу одного и ввергшие в могилу другого, были избиты беспощадно.

Полюбовавшись парками, огибающими поясом зелени и цветов обширный город с полумиллионом жителей, прокатившись на слоне по главным улицам и красивому бульвару Газре-Ходж, я вернулся в тот же вечер по железной дороге в Канпур.

На следующий день, 31 мая, с рассветом мы пустились в путь.

— Наконец-то! — воскликнул капитан Год. — Мы отделались от Аллахабада, Канпура, Лакнау и прочих городов, которые все, по-моему, стоят не больше чем разбитый пистон.

— Да, Год, мы покончили с ними, — ответил Банкс, — а теперь отправимся прямо на север, к подножию Гималаев.

— Браво! — подхватил капитан. — Я называю настоящей Индией не провинции, усеянные городами, населенные индусами, а страну, где живут на свободе мои приятели — слоны, львы, тигры, пантеры, барсы, медведи, буйволы и змеи! Только там и раздолье! Вы убедитесь в этом, Моклер, и не будете жалеть о чудесах долины Ганга!

— В вашем обществе, капитан, — возразил я, — я ни о чем жалеть не стану.

— Однако, — сказал Банкс, — и на северо-западе есть интересные города: Дели, Агра, Лахор…

— Ах, мой друг Банкс, кто же заботится об этих жалких трущобах!

— Жалкие трущобы! Что с вами, Год? Да это великолепные города! Будьте покойны, мой друг, — прибавил инженер, — обращаясь ко мне, мы постараемся показать вам все это, не нарушая охотничьих планов капитана.

— Прекрасно, Банкс! — отозвался Год, но я считаю, что только с нынешнего дня мы действительно начинаем путешествовать.

Затем, повысив голос, он крикнул: «Фокс!»

— Здесь, — отвечал, вбегая, денщик.

— Фокс, чтобы ружья, карабины и револьверы были у тебя в порядке.

— Все в порядке.

— Осмотри курки и приготовь патроны.

— Все уже сделано.

— Все ли готово?

— Все.

— Тридцать восьмой не замедлит занять место в списке твоих подвигов, Фокс.

— Тридцать восьмой! — воскликнул денщик, глаза которого сверкнули. — Я приготовлю ему хорошенькую разрывную пулю, которой он останется доволен.

— Слушай же, Фокс, к делу, ступай!

Фокс приложился по-военному и, повернувшись направо кругом, отправился в свой арсенал.

Маршрут второй половины нашего путешествия был следующий. Около семидесяти километров мы должны были подниматься вверх по течению Ганга, направляясь к северо-западу; затем ехать прямо на север между одним из притоков Ганга и крупной рекой, впадающей в Гушни.

Таким образом, мы миновали значительную сеть рек, извивающихся направо и налево, и через Бисвах прямо достигли первой линии холмов Непальских гор, следуя через западную часть королевства Ауд и Рохилькенд.

Этот путь был тщательно продуман инженером, чтобы избежать все затруднения. Может быть, нам трудно будет встретить жилье в северном Индостане, но зато не будет недостатка в дровах. Что же касается железного слона, ему станет легко идти каким бы то ни было аллюром по прекрасным дорогам, пролегающим по великолепнейшим лесам Индийского полуострова.

От Бисваха нас отделяло расстояние приблизительно в девяносто километров. Мы условились совершить этот переезд с умеренной скоростью, полагая на него шесть дней. Это дозволяло остановки в местах, которые понравятся, и охотникам давало простор для их подвигов. Кроме того, капитан Год, денщик Фокс, к которым охотно присоединился Гуми, могли охотиться вдоль опушки леса, пока железный слон двигался размеренным шагом по дороге. Мне также не запрещалось участвовать в этих экскурсиях, хотя я был плохим охотником; время от времени я отправлялся побродить с ружьем в их обществе.

Должен сказать, что со времени вступления нашего путешествия в новую фазу полковник Мунро менее чуждался нас. Он сделался более общителен, как только мы удалились от черты городов Гангской долины и перенеслись в полосу лесов и равнин. Повидимому, при этих условиях к нему возвращалось спокойное настроение его прежней жизни в Калькутте. А между тем мог ли он забыть, что подвижной дом приближался к северу Индии, куда его влекла роковая сила. Как бы ни было, но разговор его оживился во время обедов, и он часто продолжал беседу допоздна в чудные теплые ночи, которые держались в последние дни ясной погоды.

Что же касается Мак-Нейля, он казался мрачнее обыкновенного. Посещение Биби-Гара словно пробудило в нем еще сильнее старую месть, которую он все еще мечтал насытить.

— Невозможно, — сказал он однажды, — чтобы они убили Нана Сахиба! Я этому не верю!

Первый день путешествия прошел без особенных приключений. Капитану Году и Фоксу не удалось сделать ни одного выстрела по хищникам.

Было от чего прийти в отчаяние, этот факт наводил даже на предположение, не спугивает ли зверей наш «Железный великан». Действительно, мы проезжали подле джунглей, служащих обыкновенно жилищем тиграм и другим видам этого семейства, но не видали ни одного из его представителей. Охотники уходили на расстояние мили или двух от поезда, не встречая никого. Им пришлось покориться обстоятельствам и взять с собой Блана и Фана и настрелять по крайней мере мелкой дичи, которой ежедневно требовал Паразар. Наш чернокожий повар и слушать не хотел рассуждения о тиграх, барсах и других несъедобных животных. Он презрительно пожимал плечами на речи Фокса и говорил:

— Все это негодно для стола!

В этот вечер мы остановились под группой гигантских бананов. Ночь, так же как день, прошла безмятежно. Тишина не нарушалась даже ревом аверей. Огни были погашены, и, в угоду капитану Году, Банкс не включил электрического тока, превращавшего глаза слона в яркие фонари. Но и это не помогло.

То же повторилось 1 и 2 июня.

— Мне подменили королевство Ауд! — повторял Год. — Перетащили его в Европу. Здесь столько же тигров, сколько в шотландских низменностях!

— Очень может быть, милый Год, что в этой местности были охотники и звери убежали дальше.

Не отчаивайтесь, подождите, мы приедем к горам Непала, и там вам удастся применить к делу ваши охотничьи таланты.

— Будем надеяться, полковник, — ответил Год, качая головой, — иначе пришлось бы переливать наши пули в мелкую дробь.