1. ГУАНАКО

Это грациозное животное с длинной шеей и изящным туловищем, с высоким крупом, подтянутым животом и тонкими нервными ногами, с золотистой, в белых пятнах, шерстью и коротким, пышным, как султан, хвостом называется в Америке «гуанако». Издали стадо мчащихся гуанако похоже на кавалькаду, и путешественники часто ошибаются, принимая их за отряд скачущих всадников.

Однажды, на одном из островов Магеллановой Земли, в пустынной местности, на пригорке, возвышавшемся среди необозримой равнины, появился одинокий гуанако. Кругом шелестели травы, протягивавшие свои острые стрелы между пучками колючих растений. Гуанако, повернув мордочку, принюхивался к запахам, доносимым легким восточным ветерком. Пугливо озираясь, насторожившись, он напряженно прислушивался к голосам прерии, готовый умчаться при малейшем подозрительном шорохе.

Кое-где на равнине высились небольшие холмики — результат страшных грозовых ливней, размывавших почву. Скрываясь за одним из таких бугорков, полз по земле индеец. Почти обнаженный, прикрытый лишь куском звериной шкуры, он, бесшумно скользя в траве и боясь спугнуть желанную добычу, медленно приближался к животному. Но все же гуанако почуял опасность и забеспокоился.

И тогда внезапно в воздухе просвистело гибкое лассо, но, не достигнув цели, лишь задело круп гуанако и упало на землю.

Удобный момент был упущен. Когда индеец поднялся на холм, гуанако уже скрылся за деревьями.

Животному удалось спастись, но зато теперь угроза нависла над человеком.

Подтянув лассо, привязанное к поясу, охотник стал спускаться с холма, как вдруг поблизости раздался дикий рев, и почти тотчас же на индейца кинулся огромный зверь.

Это был ягуар. Его сероватая шерсть пестрела белыми пятнами с черным ободком, похожими на глазки.

Зная свирепость и силу этого зверя, способного в мгновение ока расправиться с человеком, туземец молниеносно отскочил назад, но споткнулся о камень и, потеряв равновесие, упал. Выхватив из-за пояса нож из острой тюленьей кости, он попытался защищаться и даже на какую-то секунду решил, что ему удастся встать на ноги, однако ягуар, задетый ножом, бросился на индейца, повалил навзничь и вонзил ему в грудь когти. Казалось, смерть неминуема.

И вдруг раздался выстрел из карабина. Ягуар, пораженный пулей в самое сердце, упал.

В сотне шагов от места схватки медленно таял легкий белый дымок. Там, на каменистом уступе прибрежной скалы, стоял человек, все еще державший карабин у плеча.

Он был, бесспорно, характерным представителем белой расы. В коротко остриженных волосах и густой бороде незнакомца пробивалась седина. Возраст его трудно было определить — по всей вероятности, между сорока и пятьюдесятью годами. Высокий, крепкий, покрытый густым загаром, он казался наделенным недюжинной силой и несокрушимым здоровьем. Мужественные и благородные черты одухотворенного лица, высокий, изборожденный морщинками лоб мыслителя, осанка и движения этого человека выражали чувство собственного достоинства.

Убедившись, что второго выстрела не потребуется, незнакомец разрядил карабин и повесил его через плечо. Затем крикнул: «Кароли!» — и прибавил несколько слов на резком гортанном наречии.

Минуту спустя в расщелине скалы появился юноша лет семнадцати, за которым следовал мужчина. Судя по внешности, оба принадлежали к индейскому племени. Мужчине, видимо, уже перевалило за сорок. Он был пяти футов роста, широкоплечий, мускулистый, с мощным торсом и большой квадратной головой на массивной шее. У него была очень темная кожа, иссиня-черные волосы и глубоко сидящие под едва намеченными бровями глаза. На подбородке росло лишь несколько волосков.

Юноша — его сын — с гибким, как у змеи, и совершенно обнаженным телом, видимо, намного превосходил отца по умственному развитию. Более высокий лоб и живой взгляд свидетельствовали об уме, душевной прямоте и искренности.

Обменявшись несколькими словами на туземном наречии, мужчины направились к индейцу, распростертому на земле подле убитого ягуара.

Несчастный уже лишился сознания. Из груди, разорванной когтями свирепого зверя, ручьем лилась кровь. Однако, почувствовав, что кто-то осторожно приподымает его одежду, раненый открыл глаза.

Когда же он узнал своего спасителя, в его глазах затеплился радостный огонек, и, с трудом шевеля побелевшими губами, он прошептал:

— Кау-джер!

«Кау-джер» на местном наречии означает «друг», «покровитель», «спаситель». Очевидно, это прекрасное имя принадлежало белому человеку, потому что тот утвердительно кивнул головой.

Пока Кау-джер осматривал раненого, Кароли снова исчез в расщелине скалы и вскоре вернулся с охотничьей сумкой, где находился перевязочный материал и несколько склянок с соком местных лекарственных растений.

Кау-джер, промыв следы когтей хищника и остановив кровотечение, сблизил края раны и покрыл их марлевыми повязками, пропитанными целебным снадобьем. Затем, сняв с себя шерстяной пояс, он забинтовал грудь туземца.

Выживет ли бедняга? Кау-джер сомневался в этом. Ни одно лекарство не могло помочь заживлению страшных ран.

Кароли, улучив момент, когда охотник снова открыл глаза, спросил:

— Где твое племя?

— Там… там… — прошептал индеец, указывая рукой на запад.

— Сейчас только четыре часа. Скоро начнется прилив, — сказал Кау-джер. — Мы сможем отплыть лишь на рассвете.

— Да, не раньше, — согласился Кароли.

Кау-джер приказал:

— Перенесите этого человека в лодку. Больше мы ничем не можем ему помочь.

Подняв индейца на руки, Кароли с сыном начали осторожно спускаться к песчаному берегу. Потом один из них вернулся за ягуаром, шкуру которого можно было продать заезжим купцам за большие деньги.

Тем временем Кау-джер поднялся на один из утесов, окаймлявших обрывистый берег. Отсюда он мог окинуть взглядом весь горизонт.

Внизу причудливой линией извивалось северное побережье пролива шириной в несколько лье. Противоположный берег, изрезанный на всем видимом протяжении заливами и бухтами, притаился за неясными очертаниями островов и островков, казавшимися издали легкими облачками. Ни на западе, ни на востоке не видно было начала или конца пролива, вдоль которого громоздилась высокая каменная гряда.

На севере тянулись бесконечные прерии и равнины, испещренные множеством рек, бурными потоками или шумными водопадами изливавшимися прямо в море. Кое-где на этих необъятных просторах четко выделялись зеленые пятна густых лесов. Лучи заходящего солнца обагряли верхушки деревьев. А дальше, замыкая горизонт, вырисовывалась массивная цепь гор, увенчанных ослепительно белыми коронами ледников. Нигде не было никаких следов человеческого жилья.

На востоке пейзаж был еще суровее. Скалистая гряда, нависая над морским берегом, поднималась почти отвесными уступами, а затем внезапно переходила в острые каменные пики, вонзающиеся высоко в небо. И здесь тоже — ни на суше, ни на воде — ни малейшего признака жизни. Ни единой лодки — будь то пирога под парусом, будь то каноэ из древесной коры. Всюду, куда только хватал глаз — на южных островах, на побережье, среди каменной гряды, — нигде не было видно даже дымка, напоминающего о присутствии человека.

Близились те часы, предшествующие сумеркам, которые всегда вызывают ощущение легкой грусти. Стаи больших, пронзительно кричавших птиц, заполонив все небо, парили в воздухе в поисках ночного пристанища.

Скрестив руки на груди, застыв как статуя, стоял Кау-джер на вершине скалы. При виде этого благодатного земного и морского пространства, этого затерянного, забытого клочка земли, никому не подвластной, никем не порабощенной, лицо его озарилось восторгом, ресницы дрогнули, во взгляде зажглось какое-то священное вдохновение.

Долго стоял он так, освещенный лучами солнца, овеваемый морским ветром; потом, глубоко вздохнув, простер руки, будто хотел объять и вдохнуть в себя весь бесконечный простор, расстилавшийся перед ним. И когда Кау-джер с вызовом взглянул на небеса, а затем обвел гордым взором лежавшую под его ногами землю, из груди у него вырвался ликующий крик, в котором звучало безудержное стремление к неограниченной, абсолютной свободе.

Это был призыв анархистов всего мира, знаменитая формула, содержащая в четырех словах сущность этого учения.

— Ни бога, ни властелина! — с торжеством крикнул Кау-джер, наклонившись над бушующими волнами, у самого края утеса. И порывистым взмахом руки как бы смел все стоящие на его пути преграды.

2. ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ

Географы называют Магеллановой Землей или Магальянес группу крупных и мелких островов, расположенных между Атлантическим и Тихим океанами, у южной оконечности Американского континента. Самая южная часть материка, Патагония (продолжением которой являются два больших полуострова — Короля Вильгельма и Брансвик), переходит в мыс Фроуард. Все земли, не примыкающие к полуостровам непосредственно, а лежащие по ту сторону Магелланова пролива, входят в состав архипелага, справедливо названного в честь знаменитого португальского мореплавателя XVI века Магеллановой Землей.

До 1881 года эта территория Нового Света не была связана ни с одним цивилизованным государством, даже с самыми ближайшими соседями — Чили и Аргентиной, которые в то время оспаривали друг у друга пампасы Патагонии. Поскольку Магелланова Земля не принадлежала никому, то, если бы там возникли какие-нибудь поселения, они могли бы сохранить полную независимость.

Эта громадная страна занимает площадь пятьдесят тысяч квадратных километров. Помимо множества небольших островков, к ней относится Огненная Земля, острова Десоласьон, Кларенс, Осте и Наварино, а также архипелаг мыса Горн, состоящий из островов Греви, Уоллестон, Фрейсинэ, Эрмите и Хершел, и, кроме того, крошечные островки и рифы, которыми завершается огромный массив Американского материка.

Огненная Земля — самый крупный из островов архипелага Магальянес — на севере и на западе ограничен извилистым побережьем, идущим от скалистого мыса Эспириту Санто до пролива Магдалена. Образуя на западе причудливой формы полуостров, над которым возвышается гора Сармьенто, Огненная Земля заканчивается на юго-востоке мысом Сан-Диего, по очертаниям напоминающего сидящего на задних лапах сфинкса, хвост которого опущен в воды пролива Ле-Мер.

На этом большом острове и происходили в апреле 1880 года события, описанные в первой главе. Пролив, простиравшийся перед глазами Кау-джера, назывался проливом Бигл. Он омывал южное побережье Огненной Земли, а его противоположный берег составляли острова Гордон, Осте, Наварино и Пиктон. Еще южнее были разбросаны причудливой формы мелкие островки архипелага мыса Горн.

За десять лет до начала нашего повествования тот, кого индейцы позднее назвали Кау-джером, впервые появился на Огненной Земле. Как он туда попал? Вероятно, на одном из парусных или паровых судов, плававших по лабиринту проливов Магеллановой Земли, мимо рассеянных в Тихом океане ее многочисленных островов, где моряки скупали у индейцев шкуры гуанако и тюленей, шерсть американской ламы-викуньи и страусовые перья.

Таким образом, присутствие чужеземца на этом острове объяснить было не трудно. Значительно труднее было бы ответить на вопрос о его имени, национальности и о том, кто он: уроженец Старого или Нового Света?

О нем ничего не знали. Впрочем, нужно отметить, что он никого и не интересовал. Да и кто бы стал задавать подобные вопросы в стране, где не существовало никакой власти? Ведь Кау-джер находился не в одном из тех организованных государств, где полиция интересуется прошлым человека и где невозможно прожить долгое время незамеченным. Здесь же не существовало людей, облеченных какой-либо властью, и можно было пользоваться полнейшей свободой, не считаясь ни с законами, ни с обычаями той или иной страны.

Первые два года после прибытия на Огненную Землю Кау-джер не хотел обосновываться в каком-нибудь определенном месте. Во время непрерывных скитаний он часто заводил знакомства с индейцами, но никогда не приближался к факториям, созданным здесь белыми колонистами. Если же ему и приходилось для пополнения запасов пороха и медикаментов вступать в сношения с моряками, приплывавших на один из островов архипелага, то он делал это всегда через кого-нибудь из огнеземельцев. Подобные сделки Кау-джер совершал либо путем обмена, либо расплачивался за покупки испанскими или английскими деньгами, в которых, видимо, не испытывал недостатка.

В остальное время он странствовал по острову, посещая различные племена, переходя из одного поселения в другое. Он находился то среди жителей побережья, то среди индейцев, кочевавших по центральной части острова; спал вместе с ними в хижинах или палатках, занимался, как и они, охотой и рыбной ловлей. Кау-джер лечил больных, помогал вдовам и сиротам. Бедные люди полюбили его всем сердцем и дали почетное имя «Кау-джер», ставшее известным на всех островах архипелага.

Несомненно, Кау-джер был образованным человеком. Особенно хорошо он знал медицину. Кроме того, он так свободно владел многими языками, что французы, англичане, немцы, испанцы и норвежцы с одинаковой легкостью могли принять его за соотечественника. Вскоре к своему багажу полиглота таинственный незнакомец присоединил и язык индейского племени яганов. Он бегло изъяснялся на этом самом распространенном на Магеллановой Земле наречии.

Огненная Земля, где поселился Кау-джер, отнюдь не является необитаемым островом, как обычно полагают ученые. В действительности страна эта гораздо интереснее и богаче, чем ее описывали первые исследователи. Конечно, было бы преувеличением считать ее земным раем или утверждать, что ее крайняя оконечность, мыс Горн, не подвержена частым и сильным бурям. Однако существуют же и в Европе плотно населенные страны, где климатические условия еще суровее, нежели в этих краях. Если климат Магеллановой Земли характеризуется крайне высокой влажностью, то зато благодаря морю тут всегда держится довольно ровная температура и не бывает таких жгучих морозов, как в северной России, Швеции и Норвегии. Средняя годовая температура здесь не опускается зимой ниже 5o , а летом не поднимается выше 15o по Цельсию.

Но даже при отсутствии метеорологических данных один вид этих островов мог бы удержать исследователей от излишнего пессимизма хотя бы в оценке климатических особенностей Магеллановой Земли. Такая пышная растительность не могла бы развиться в условиях полярной зоны. На архипелаге Магальянес немало густых лесов и обширнейших пастбищ, способных прокормить бесчисленные стада.

И все-таки страна эта почти безлюдна. Население ее состоит лишь из небольшого числа индейцев, называемых «огнеземельцами», — настоящих дикарей, которые почти не знают одежды и влачат нищенское существование, кочуя по необозримым и пустынным прериям.

Задолго до начала описываемых событий правительство Чили как будто заинтересовалось неизведанными территориями и основало у Магелланова пролива колонию Пунта-Аренас. Но последующих шагов в этом направлении не делалось, и, хотя молодая колония развивалась и процветала, Чилийская республика не предпринимала дальнейших попыток укрепиться на Магеллановой Земле в собственном смысле этого слова.

Что же привело Кау-джера сюда, в почти никому неведомый край? Это оставалось загадкой, которую, впрочем, можно было частично разгадать, услышав страстный возглас, брошенный им с вершины скалы, — своеобразный вызов небу и восторженную хвалу природе.

«Ни бога, ни властелина!» — классическая формула анархистов. Судя по ней, можно было предположить, что и Кау-джер принадлежал к этой секте, вернее — к разношерстной толпе, в которой встречается немало уголовных преступников и одержимых фанатиков. Первые, обуреваемые завистью и злобой, всегда готовы пойти на любое насилие и даже на убийство. Вторые же мечтают об утопическом обществе, где навсегда будет уничтожено зло потому лишь, что отменят законы, созданные якобы для искоренения того же зла.

Кем же был Кау-джер? Неужели одним из сторонников крайних мер и решительных действий, человеком, изгнанным изо всех стран и нашедшим пристанище только здесь, у последней границы цивилизованного мира?

Подобное предположение никак не вязалось с его добрым и заботливым отношением к туземцам. Тот, кто так настойчиво стремится к спасению людей, не может желать их уничтожения. Да, он был анархистом (ибо сам подтверждал это), но примыкал к группе мечтателей, а не к приверженцам кинжала и бомбы. И, в таком случае, изгнание Кау-джера могло быть только добровольным — своеобразной логической развязкой внутреннего конфликта, а не наказанием, обусловленным чужой волей. Опьяненный своей мечтой, он, видимо, не смог примириться с железными законами цивилизованного общества, помыкающими человеком на всем его жизненном пути, от колыбели до могилы. Кау-джер чувствовал, что задыхается в дремучих дебрях бесчисленных законов, взамен которых граждане любого государства, принося в жертву свою независимость, получают минимум жизненных благ и относительную безопасность существования. А поскольку Кау-джер вовсе не собирался насильно навязывать людям свои принципы и вкусы, ему осталось только одно: отправиться на поиски страны, в которой не знают рабства. Может быть, поэтому-то он и обосновался в конце концов на Магеллановой Земле — единственном месте на земном шаре, где еще сохранилась полная свобода.

Кау-джер пользовался у индейцев большим доверием, и влияние его непрерывно росло. К нему стали приезжать за советом туземцы с других островов, так называемые «индейцы на каноэ» или «индейцы на пирогах» — племена, несколько отличающиеся от яганов, населяющих Огненную Землю.

Кау-джер никому не отказывал ни в советах, ни в помощи. В тяжелые времена, когда вспыхивала какая-нибудь эпидемия, он нередко рисковал жизнью в борьбе со страшным бедствием. Вскоре слава о нем распространилась повсюду и даже вышла за пределы Магелланова пролива. Там стало известно, что некий чужеземец, поселившийся на Огненной Земле, снискал у благодарных туземцев почетное имя «Кау-джер», и его не раз приглашали в Пунта-Аренас. Но на все настойчивые просьбы приехать он неизменно отвечал отказом.

К концу второго года пребывания Кау-джера на Огненной Земле произошел случай, повлиявший на всю его дальнейшую жизнь.

Нужно сказать, что патагонцы нередко совершали набеги на территорию Магеллановой Земли.

За несколько часов они могли переправиться вместе с лошадьми на южный берег Магелланова пролива. Отсюда они начинали долгие походы или, как их называют в Америке, рейды по всей Огненной Земле. Патагонцы безжалостно грабили местных жителей и похищали их детей, которых превращали в рабов.

Между патагонцами и огнеземельцами существует значительное этнологическое различие. Первые неизмеримо более воинственны и опасны. Они промышляют охотой и живут отдельными племенами, управляемыми старейшинами. Вторые — мирные существа; они селятся семьями и занимаются рыбной ловлей. Внешне огнеземельцы также резко отличаются от соседей — жителей континента. Они меньше ростом, и их легко можно узнать по большой квадратной голове, выступающим скулам, придавленному черепу и почти полному отсутствию бровей. В общем, они считаются существами довольно примитивными, но, как бы то ни было, племя это отнюдь не вырождается, ибо детей у них не меньше, чем собак, которыми кишат все их поселения.

Патагонцы же отличаются высоким ростом и крепким, пропорциональным сложением. Они выщипывают бороду, а волосы перехватывают повязкой. Их смуглые лица в скулах шире, чем у висков, носы приплюснуты, узкие раскосые глаза сверкают в глубоких глазницах. Этим бесстрашным и неутомимым наездникам необходимы пастбища для скота и бескрайние просторы, чтобы охотиться там, мчась на своих выносливых конях.

Кау-джеру пока еще никогда не доводилось по-настоящему встречаться с этими жестокими грабителями, которых не могли обуздать ни аргентинцы, ни чилийцы.

Только в ноябре 1872 года Кау-джеру, находившемуся в то время в западной части Огненной Земли, близ Магелланова пролива, пришлось столкнуться с патагонцами и стать на защиту огнеземельцев из бухты Инутиль.

Эта бухта, граничащая на севере с болотами, образует глубокую выемку почти напротив того места, где когда-то Сармьенто note 1 основал печальной памяти колонию Пуэрто-Хамбре.

Итак, отряд патагонцев, высадившийся на южном берегу бухты Инутиль, напал на поселение яганов, насчитывавшее не более двух десятков семейств. Численное превосходство было на стороне нападавших, к тому же более сильных физически и лучше вооруженных.

И все же огнеземельцы пытались обороняться под командованием одного индейца из племени каноэ, только что прибывшего в их селение на своей лодке.

Звали его Кароли. Он работал лоцманом и водил каботажные суда по проливу Бигл и между островами архипелага мыса Горн. Закончив в этот день проводку очередного корабля в Пунта-Аренас, он на обратном пути остановился в бухте Инутиль.

С помощью яганов Кароли попытался оттеснить захватчиков. Однако силы оказались слишком неравными. Огнеземельцы не смогли противостоять врагу. Поселение было взято приступом, палатки разорены, семьи разлучены. Кровь лилась потоками.

Во время сражения сын Кароли, девятилетний Хальг, терпеливо поджидал отца, не выходя из лодки. Мальчик не отплывал от берега. Правда, в открытом море ему бы ничего не грозило, но зато отец не смог бы добраться до каноэ. Вдруг к ребенку кинулись два патагонца. Один из них вскочил в лодку и схватил Хальга.

Как раз в этот момент Кароли удалось вырваться из лап нежданных пришельцев и бежать из поселка. Он бросился на помощь к сыну, которого уже уносили враги. Стрела, пущенная одним из патагонцев, просвистела возле самого уха Кароли, не задев его. Не успела пролететь другая, как раздался ружейный выстрел. Смертельно раненный патагонец упал на землю, а его товарищ обратился в бегство. Стрелял белый человек, случайно попавший на поле битвы. Это был Кау-джер.

Теперь следовало дорожить каждым мгновением. Быстро подтянув лодку к берегу, Кау-джер, Кароли и Хальг прыгнули в нее и, не мешкая, вышли на морской простор. Они уже находились на расстоянии доброго кабельтова от берега, когда остальные патагонцы заметили их и послали вдогонку тучу стрел. Одна из них угодила Хальгу в плечо.

Рана была довольно опасна, поэтому Кау-джер не захотел покинуть спутников, которым могла понадобиться помощь. Лодка, обогнув Огненную Землю, прошла по проливу Бигл и наконец достигла маленькой, хорошо защищенной от ветра бухты на острове Исла-Нуэва, где жил Кароли.

Мальчику уже не угрожала опасность, ибо рана больше не кровоточила. Кароли не находил слов, чтобы выразить свою благодарность чужеземцу.

Когда они подошли к берегу, индеец выскочил на берег и пригласил Кау-джера следовать за ним.

— Вот мой дом, — сказал он. — Здесь я живу с сыном. Если захочешь провести у нас несколько дней, будешь желанным гостем. Потом в моем каноэ переправишься на другой берег. Если же ты пожелаешь остаться здесь навсегда, мой дом станет твоим домом, а я — твоим верным другом.

С этого дня Кау-джер не покидал острова Исла-Нуэва. Он остался с Кароли и Хальгом, помог индейцу благоустроить жилище и даже облегчил его работу лоцмана: ветхое каноэ заменила прочная шлюпка «Уэл-Киедж», купленная после крушения одного норвежского судна. В нее-то и перенесли теперь раненого охотника.

Так прошло несколько лет, и казалось, что Кау-джер навсегда останется свободным на свободной земле, как вдруг одно непредвиденное событие резко изменило всю его жизнь.

3. КОНЕЦ СВОБОДНОЙ СТРАНЫ

Остров Исла-Нуэва, расположенный у восточного входа в пролив Бигл, имеет форму неправильного пятиугольника площадью восемь на четыре километра. Обширные луга и множество деревьев самых разнообразных пород оживляют пейзаж острова. В некоторых, защищенных от ветра участках можно найти великолепную землю, вполне пригодную для выращивания овощей.

На этом острове, на склоне прибрежной скалы, обращенном к морю, и поселился около десяти лет назад индеец Кароли. Трудно было найти более удобное место для жилья. Отсюда он мог видеть все суда, выходившие из пролива Ле-Мер. Капитаны, державшие курс на Тихий океан мимо мыса Горн, не нуждались в посторонней помощи, но те, кто хотел пройти через многочисленные проливы архипелага Магальянес, не могли обойтись без лоцмана.

Однако в Магелланов пролив корабли заходят относительно редко, так что ремесло лоцмана не могло прокормить Кароли и его сына. Приходилось промышлять охотой и рыбной ловлей, а потом выменивать добычу на предметы первой необходимости.

Долгое время Кароли жил в естественном гроте, выдолбленном природой в гранитной скале, который был во всех отношениях удобнее, чем хижины яганов. Но после приезда Кау-джера индеец обзавелся настоящим домом. На его постройку пошли деревья из соседнего леса, камни, добытые около ближайших скал, и известь, полученная из размельченных раковин, усеивавших берег.

Дом состоял из трех комнат. В центре — общее помещение с большой печью, справа — комната Кароли и Хальга, слева — Кау-джера. Там, на полках, лежали его бумаги и книги — большей частью труды по медицине, политической экономии и социологии. В шкафу стояли склянки с лекарствами и хирургические инструменты.

Сюда-то и вернулся Кау-джер со своими спутниками после посещения Огненной Земли, с которого началось наше повествование. Но еще до возвращения домой они на «Уэл-Киедж» доставили раненого туземца в его селение, расположенное у восточного входа в пролив Бигл.

Едва завидев шлюпку, несколько десятков мужчин и женщин выбежали на берег. Вслед за ними увязалась целая орава голых ребятишек. Как только Кау-джер вышел из лодки, индейцы окружили его. Все хотели пожать ему руку, высказать искреннюю благодарность за помощь, которую получали от него; он терпеливо выслушал все новости. Потом матери повели Кау-джера к больным детям и с волнением внимали его советам. Казалось, одно присутствие этого человека уже утешало их.

Тем временем индейца, растерзанного ягуаром и умершего по дороге, несмотря на полученную помощь, положили на берегу, и все жители поселка столпились вокруг него. Кау-джер подробно рассказал об обстоятельствах гибели охотника, а затем отправился в обратный путь, великодушно подарив вдове погибшего шкуру ягуара, представлявшую целое состояние для бедных туземцев.

Приближалась зима. Жизнь в домике на Исла-Нуэва шла своим чередом. Несколько раз приходили каботажные суда, спешившие закупить пушнину до наступления зимних бурь, когда навигация в этих районах прекращалась. Охотники выгодно продавали или обменивали меха на предметы, необходимые на время холодов, которые продолжаются здесь с июня по октябрь.

В конце мая один из капитанов обратился за помощью к Кароли. Кау-джер и Хальг остались на острове одни.

Юноше исполнилось уже семнадцать лет. Он по-сыновнему привязался к Кау-джеру. И тот отвечал ему отцовской нежностью и всячески заботился о его умственном развитии. Кау-джеру удалось вывести мальчика из первобытного состояния, и теперь он резко отличался от соплеменников.

Нужно ли говорить о том, что Кау-джер постоянно внушал юному Хальгу идеи независимости, в которые свято верил сам? Кау-джер никогда не выказывал своего превосходства и вел себя с Кароли и его сыном как с равными. Недаром он всегда говорил, что человек, в полном смысле этого слова, никому не подчиняется. Все люди свободны и равны.

Эти семена падали на благодатную почву. Ведь огнеземельцы — страстные приверженцы свободы. Ради нее они жертвуют всем, отказываясь от жизненных благ. Как правило, большинство из них кочуют с места на место, хотя оседлая жизнь обеспечивала бы им относительно большее благополучие и безопасность. Они всегда спешат снова двинуться в путь — пусть голодные, пусть нищие, но зато свободные.

В начале июня на Магеллановой Земле наступила зима. Правда, больших морозов не было, но дули ураганные ветры, бушевали свирепые метели, и Исла-Нуэва совершенно потонул под снегом.

Так прошли июнь, июль и август. К середине сентября температура значительно повысилась, и каботажные суда с Фолклендских островов снова появились на фарватере.

19 сентября Кароли, оставив Хальга и Кау-джера на острове, повел по проливу Бигл американский пароход с лоцманским флагом на фок-мачте. Индеец отсутствовал почти неделю.

Когда он вернулся домой, Кау-джер, по обыкновению, стал его расспрашивать, как прошло путешествие.

— Все в порядке, — ответил Кароли, — море было спокойно, а ветер попутный.

— Где ты сошел с корабля?

— В проливе Дарвин, у косы острова Стюарт. Там мы встретились с рассыльным судном.

— Куда оно направлялось?

— К Огненной Земле. На обратном пути я видел его уже в бухте. С него высадился целый отряд солдат.

— Солдат?! — воскликнул Кау-джер. — Какой страны?

— Чилийцы и аргентинцы.

— Зачем они пожаловали?

— Сказали, будто сопровождают двух чиновников, которые ведут разведку на Огненной Земле и соседних островах.

— А откуда прибыли чиновники?

— Из Пунта-Аренаса. Губернатор дал в их распоряжение рассыльное судно.

Поток вопросов иссяк. Кау-джер задумался. Зачем приехали сюда чиновники? Что им понадобилось в этой части Магеллановой Земли? Может быть, дело касалось какого-нибудь географического или гидрографического исследования и они должны были лишь уточнить глубины морского дна в интересах навигации?

Кау-джер никак не мог избавиться от какого-то смутного беспокойства. Неужели разведка будет производиться на всем архипелаге Магеллановой Земли и рассыльное судно появится даже в водах Исла-Нуэва?

Особое значение этой новости заключалось в том, что экспедиция была послана правительствами Чили и Аргентины. Возможно ли, что обе республики, до сих пор не установившие между собой нормальных отношений, наконец договорились по поводу территории, на которую, кстати сказать, ни та, ни другая не имели законных прав?

После разговора с Кароли Кау-джер поднялся на холм, возвышавшийся над их домом. Отсюда открывалась бесконечная морская гладь. Взгляд Кау-джера невольно устремился на юг, к последним рубежам американского континента, составляющим архипелаг мыса Горн. Неужто придется перебираться туда, чтобы найти свободную землю? А может, еще дальше? Мысли Кау-джера уже бродили где-то у Полярного круга, он вступал в необъятные просторы Антарктики, окутанной непостижимой тайной и недоступной даже самым бесстрашным исследователям…