В пути беседу поддерживали — да и то лишь временами — только банкир и майор.

Франк Иохаузен не скрывал глубокого сожаления по поводу смерти бедняги Поха. Он чрезвычайно ценил своего артельщика — человека исключительной честности и беззаветной преданности, служившего в банке уже многие годы.

— Бедняжка Зинаида! — вздохнул он. — Как велико будет ее горе, когда она узнает об убийстве жениха!..

Да, на днях должна была состояться в Риге их свадьба, но банковского артельщика вместо церкви отвезут на кладбище!

Что касается майора, то, хотя участь несчастной жертвы и не оставляла его равнодушным, все же мысль о поимке убийцы заботила его гораздо больше. До расследования на месте преступления, до ознакомления с обстоятельствами, при которых произошло убийство, ничего нельзя еще сказать. Возможно, найдутся какие-нибудь улики, какой-нибудь след, по которому можно будет направить поиски. В сущности майор Вердер склонен был приписывать убийство одному из разбойников, которыми кишела в то время часть Лифляндии. Поэтому он надеялся, что отряды полиции, ведущие розыск в окрестностях, изловят убийцу.

Задача доктора Гамина ограничивалась освидетельствованием трупа Поха, установлением причин его смерти. Только после этого он выскажет свое мнение. Сейчас он был озабочен, вернее обеспокоен, совсем другим. В самом деле, накануне вечером, как обычно зайдя к учителю, он не застал его дома. От Ильки он узнал, что отец ее уехал. В этот день Николев, даже не повидавшись с дочерью перед отъездом, сообщил ей в записке, что на два-три дня уезжает из Риги. Куда он едет?.. Никаких объяснений на этот счет он не дал. Была ли эта поездка задумана им уже с вечера?.. Наверное, так как никаких писем после вчерашнего возвращения домой он не получал. А между тем накануне он ничего не сообщил о своем замысле ни дочери, ни доктору, ни консулу. Не показался ли он им особенно озабоченным в тот вечер? Пожалуй. Но разве спросишь у столь замкнутого человека, чем он встревожен? Верно лишь то, что ранним утром следующего дня, уведомив Ильку запиской, он безо всяких объяснений пустился в путь. Илька была сильно встревожена, да и доктор, покидая ее, разделял ее тревогу.

Экипаж быстро мчался по дороге. Верховой, высланный вперед, отдавал распоряжения, чтобы свежие лошади ждали на каждой следующей станции. Таким образом путешественники не теряли времени, и если бы они выехали из Риги на три часа раньше, расследование могло бы начаться в тот же день.

Воздух был сухой и слегка морозный. Буря, свирепствовавшая накануне, утихла, дул легкий северо-восточный ветер. Но на большой дороге все же гуляла вьюга, и лошадям приходилось трудно.

На полпути путешественники сделали получасовой привал. Пообедав в скромной корчме, они тотчас же снова пустились в путь.

Погруженные в свои мысли, они теперь ехали молча. Если не считать нескольких слов, которыми изредка перебрасывались Франк Иохаузен и майор, в экипаже царила полная тишина. Как ни быстро мчалась карета, пассажирам все казалось, что ямщик недостаточно гонит лошадей. Самый нетерпеливый из всех, майор, то и дело понукал ямщиков, ругал их, даже грозил им, когда лошади в гору замедляли шаг.

Одним словом, когда экипаж въехал на последнюю станцию перед Перновым, пробило пять, Низко стоящее над горизонтом солнце должно было скоро скрыться, а до трактира «Сломанный крест» оставалось еще около десяти верст.

— Господа, — сказал следователь Керсдорф, — наступит уже темнота, когда мы прибудем на место. Начинать в таких условиях расследование не очень-то удобно… Предлагаю отложить до завтрашнего утра… Да и не найдем мы приличных комнат в трактире «Сломанный крест». Переночуем лучше около станции в корчме…

— Весьма разумное предложение, — отвечал доктор Гамин. — Если вдобавок выехать на заре…

— Остановимся здесь, если только майор Вердер не имеет ничего против, — сказал тогда Франк Иохаузен.

— Я не возражаю, но это задержит следствие, — ответил майор, которому не терпелось поскорей прибыть на место преступления.

— Наверное к трактиру с утра приставлена стража? — спросил следователь.

— Конечно, — ответил майор. — В депеше из Пернова сказано, что туда немедленно отправлен отряд полицейских с приказом не пускать никого и воспретить Крофу общаться с кем бы то ни было…

— В таком случае, — заметил г-н Керсдорф, — задержка на одну ночь не повредит ведению следствия…

— Так-то оно так, — возразил майор, — но за это время убийца успеет далеко уйти от трактира «Сломанный крест».

Майор рассуждал как весьма опытный полицейский. Однако надвигалась ночь, и тени сумерек сгущались. Разумнее было подождать до утра.

Итак, банкир и его спутники остановились в пристанционной корчме. Они здесь поужинали и кое-как устроились на ночь в отведенных им комнатах.

На следующий день, 15 апреля, как только рассвело, экипаж выехал со станции и к семи часам подкатил к трактиру.

Охранявшие его перновские полицейские встретили прибывших на крыльце. Кроф расхаживал по большой комнате корчмы. Прибегать к силе, чтобы удержать его в корчме, не пришлось. Зачем ему покидать свой дом?.. Наоборот. Разве не должен он обслуживать полицейских, подавать им все, в чем они будут нуждаться? Разве не обязан находиться в распоряжении следователя, который будет производить допрос?.. Чьи показания, как не его, могут быть так ценны при начале следствия?

Полицейские строго наблюдали за тем, чтобы все внутри и вне дома, в комнатах и на большой дороге около трактира, оставалось в неприкосновенности. Крестьянам окрестных деревень было запрещено приближаться к дому, и даже сейчас с полсотни любопытных держались на почтительном расстоянии.

Согласно данному обещанию, накануне в семь часов утра Брокс с каретником и ямщиком верхами вернулись в трактир. Кондуктор рассчитывал застать там Поха и незнакомца и, починив карету, повезти их дальше.

Легко представить себе ужас, который обуял Брокса, когда он и трактирщик очутились перед трупом Поха, бедняги Поха, с таким нетерпением стремившегося обратно в Ригу, чтобы сыграть свадьбу! Оставив ямщика и каретника в корчме, кондуктор тотчас же вскочил на лошадь и поскакал в Перлов заявить в полицию. На место происшествия немедленно выехали полицейские, а майору Вердеру в Ригу отправили депешу.

Что касается Брокса, то он решил вернуться в трактир, чтобы предоставить себя в распоряжение следователя, которому, вероятно, понадобятся его показания.

Прибыв в корчму, следователь Керсдорф и майор Вердер сразу же приступили к делу. Они расставили снаружи полицейских — на дороге перед домом, позади дома, вдоль огорода и, немного правее, на опушке елового леса, — приказав не подпускать близко зевак.

При входе в дом майора, доктора и г-на Иохаузена встретил трактирщик Кроф; он провел их в комнату, где лежал убитый банковский артельщик.

При виде несчастного Поха г-н Иохаузен не мог совладать с волнением. Труп его старого служителя лежал здесь, перед ним, на кровати в том самом положении, в каком смерть застигла беднягу во время сна. В лице банковского артельщика не было ни кровинки, за сутки, прошедшие с момента убийства, тело его окоченело. Накануне в семь часов утра, заметив, что из комнаты Поха не доносится ни звука, Кроф, помня просьбу артельщика, не стал его будить; но когда через час приехал кондуктор, оба начали стучаться в дверь, запертую изнутри. Им никто не ответил. Тогда, весьма встревоженные, они взломали дверь и нашли еще теплый труп артельщика.

На столике возле кровати лежала сумка с вензелем братьев Иохаузенов. Цепочка валялась на полу, и сумка была пуста. Пятнадцать тысяч рублей кредитными билетами, которые Пох вез в Ревель, исчезли.

Первым делом доктор Гамин исследовал труп. Убитый потерял много крови. Красная лужа тянулась от кровати до двери. Рубашка Поха покоробилась от запекшейся крови. Примерно на уровне пятого ребра на ней виднелось отверстие, а на груди в этом месте довольно странной формы рана. Не могло быть сомнения, что она была нанесена шведским ножом. Эти ножи имеют пяти-шестидюймовое лезвие на деревянной ручке, стянутой на конце металлическим кольцом с защелкой. Это кольцо оставило по краям раны заметный след. Удар был нанесен с большой силой. Нож проткнул сердце и вызвал моментальную смерть.

Причина убийства была ясна — ограбление: деньги, находившиеся в сумке Поха, исчезли.

Но каким образом преступник проник в комнату?.. Видимо, через окно, выходившее на большую дорогу, раз дверь была заперта изнутри. Ведь трактирщику с помощью Брокса пришлось ее взломать. Можно будет убедиться в этом, осмотрев окно снаружи. Ясно только одно: Пох, как это показывают кровавые следы на подушке, положил под нее сумку, убийца пошарил там, вытащил ее окровавленной рукой и, вынув содержимое, бросил сумку на стол.

Все это было установлено в присутствии трактирщика, который весьма толково отвечал на вопросы следователя.

Прежде чем приступить к допросу, г-н Керсдорф и майор решили осмотреть дом с внешней стороны. Нужно было обойти корчму кругом и выяснить, не оставил ли там убийца каких-нибудь следов.

В сопровождении доктора Гамина и г-на Иохаузена они вышли из дому.

Кроф и прибывшие из Риги полицейские последовали за ними. Крестьян продолжали удерживать поодаль, на расстоянии тридцати шагов.

В первую очередь подвергли тщательному осмотру окно комнаты, в которой произошло убийство. С первого взгляда заметили, что правый, и так уже ветхий, ставень был сорван при помощи какого-то рычага и державший его железный крючок вырван из подоконника. Земля была усеяна битым стеклом. Через разбитое окно убийца, вероятно, просунул руку и отодвинул шпингалет, который достаточно было повернуть для этого вокруг оси. Итак, не оставалось сомнения: убийца проник в комнату через это окно и, совершив преступление, бежал тем же способом.

Что касается следов ног вокруг трактира, то их оказалось множество. Земля, размокшая от дождя, лившего в ночь с 13-го на 14-е, сохранила их отпечатки. Но следы эти скрещивались, находили один на другой и были столь различной формы, что не могли служить уликой. Это объяснялось тем, что накануне, еще до прибытия на место перновских полицейских, толпа любопытных кружила вокруг дома, и Кроф не сумел им помешать.

Следователь Керсдорф и майор приступили тогда к осмотру окна комнаты, где ночевал незнакомец. На первый взгляд на нем не замечалось ничего подозрительного. Наглухо запертые ставни не открывались с ночи, то есть с тех пор, как незнакомец поспешно покинул трактир. Между тем на подоконнике, а также и на стене, виднелись царапины как будто от сапог человека, лезшего через окно.

Установив это, следователь, майор, доктор и банкир вернулись в дом. Оставалось осмотреть комнату незнакомца, примыкавшую, как известно, к общей комнате трактира. У двери со вчерашнего дня поочередно дежурили полицейские.

Комнату открыли, в ней стояла кромешная тьма. Майор Вердер сам подошел к окну, повернул деревянную задвижку, отворил окно и, отцепив укрепленный на подоконнике крючок, распахнул ставни.

В комнате стало светло. Она была в том самом состоянии, в котором ее оставил незнакомец. Постель была не убрана, сальная свеча, собственноручно погашенная Крофом после ухода путешественника, почти выгорела, два деревянных стула стояли на своих обычных местах; все свидетельствовало о том, что порядок не был ничем нарушен; в печке, находившейся в глубине комнаты у продольной стены дома, оставалось немного золы и две давно потухшие головешки. Обыскали старый шкаф, но в нем ничего не нашли. Таким образом осмотр комнаты не дал никаких улик, если не считать царапин, замеченных снаружи на стене и на подоконнике. Это открытие могло иметь важное значение.

Обыск закончили осмотром комнаты Крофа в пристройке со стороны огорода. Полицейские добросовестно обшарили задний двор, сарай и курятник, обследовали и огород до самой живой изгороди, убедившись, что в ней нет никакого пролома. Не оставалось сомнений, что убийца проник снаружи и влез в комнату своей жертвы через выходившее на большую дорогу окно, ставень которого был сорван.

Покончив с обыском, следователь Керсдорф приступил к допросу трактирщика. Он устроился за столом в большой комнате; рядом с ним уселся судебный писарь. Майор Вердер, доктор Гамин и г-н Иохаузен, пожелавшие выслушать показания Крофа, разместились вокруг стола. Корчмарю предложили рассказать все, что он знает.

— Господин следователь, — ясным, отчетливым голосом начал он, — позавчера вечером часов около восьми в трактир вошли два путника и попросили комнаты для ночлега. Один из них слегка хромал из-за несчастного случая с почтовой каретой, которая опрокинулась в двухстах шагах отсюда на большой дороге в Пернов.

— Это был Пох, артельщик банка Иохаузенов?..

— Да… я узнал об этом от него самого… Он рассказал мне, как порывом ветра сбило с ног лошадь и как карета опрокинулась… Не будь у него повреждена нога, он отправился бы с кондуктором в Пернов… И дал бы бог, чтобы он это сделал!.. Кондуктора я в тот вечер не видел, он должен был вернуться на следующее утро, чтобы, починив карету, забрать Поха и его спутника. Так оно и случилось.

— Пох не говорил вам, для чего он едет в Ревель?.. — спросил следователь.

— Нет… Он просил подать ему ужин и поел с большим аппетитом… Было около девяти часов, когда он ушел в свою комнату и заперся изнутри на ключ и задвижку.

— А другой путешественник?

— Другой, — отвечал Кроф, — просил только дать ему комнату. Он не захотел поужинать с Похом и, уходя к себе, предупредил, что не будет дожидаться возвращения кондуктора, а в четыре часа утра уйдет пешком…

— Вы не знали, кто он был?

— Нет, господин следователь, и бедняга Пох тоже его не знал… За ужином он рассказал мне, что его спутник не произнес и двух слов за всю дорогу, отмалчивался, упрятав голову в капюшон, как будто боялся, что его узнают… Да я и сам не видел его лица и совершенно не мог бы описать его.

— Были ли еще другие посетители в «Сломанном кресте», когда вошли эти два путешественника?..

— Да, человек шесть крестьян и дровосеков из окрестных деревень, а также полицейский унтер-офицер Эк со своим подчиненным…

— Вот как! — заметил г-н Иохаузен. — Унтер-офицер Эк?.. Да ведь он, кажется, знал Поха?..

— Так и есть, они даже разговаривали во время ужина…

— И все посетители потом ушли?.. — спросил следователь.

— Да, так около половины девятого, — ответил Кроф. — Я запер за ними дверь на засовы и повернул ключ в замке.

— Значит, снаружи никак нельзя было ее отпереть?..

— Никак, господин следователь.

— Ни изнутри, без ключа?..

— Ни изнутри.

— А утром дверь была по-прежнему заперта?..

— Да, по-прежнему. В четыре часа утра незнакомец вышел из своей комнаты… Я посветил ему фонарем… Он заплатил мне, сколько полагалось, один рубль… Как и накануне, он закутал голову капюшоном, и я не мог разглядеть его лица… Я отворил ему дверь и тотчас же запер за ним…

— И он не сказал, куда идет?..

— Нет, не сказал.

— А ночью вы не слышали никакого подозрительного шума?..

— Никакого.

— По-вашему, Кроф, — спросил следователь, — убийство было уже совершено, когда этот путешественник уходил из трактира?

— Думаю, что так.

— А что вы делали после его ухода?

— Я вернулся к себе и улегся на кровать, чтобы вздремнуть до утра, но так и не заснул…

— Значит, если бы между четырьмя и шестью в комнате Поха раздался шум, вы бы, вероятно, услышали?..

— Безусловно, ведь наши комнаты смежные, хотя моя выходит на огород, и если бы между Похом и убийцей произошла борьба…

— Да, это так, — сказал майор Вердер, — но борьбы не произошло, несчастный был сражен насмерть в своей постели ударом в самое сердце!

Все было ясно. Несомненно, убийство совершено еще до ухода незнакомца. И все же полной уверенности быть не могло, так как между четырьмя и пятью утра еще темным-темно; в ту ночь ветер яростно бушевал, дорога была безлюдна, и какой-нибудь злоумышленник мог, никем не замеченный, вломиться в корчму.

Кроф весьма уверенно продолжал отвечать на вопросы следователя. Очевидно, ему и в голову не приходило, что подозрения могут пасть на него. Впрочем, являлось вполне доказанным, что убийца забрался снаружи, выломал ставень и, разбив окно, открыл его; не менее очевидно и то, что, совершив убийство, он бежал с украденными им пятнадцатью тысячами рублей через то же окно.

Затем Кроф рассказал, как он обнаружил убийство. Он встал в семь часов и расхаживал по большой комнате, когда кондуктор Брокс, оставив каретника и ямщика чинить карету, явился в корчму. Оба они вместе попытались разбудить Поха… Но на их зов он не откликнулся… Они постучались в дверь, — тоже никакого ответа… Тогда они выломали дверь и увидели перед собой труп.

— Вы уверены, — спросил следователь Керсдорф, — что в этот час в нем не было уже и признака жизни?..

— Уверен, господин следователь, — ответил Кроф, явно взволнованный, несмотря на врожденную грубость. — Нет! Он был мертв. Брокс и я сам, мы все сделали, что только возможно, но безуспешно!.. Подумайте, такой удар ножом прямо в сердце!..

— А вы не нашли оружие, которым пользовался убийца?..

— Нет, господин следователь, он догадался захватить его с собой!

— Вы утверждаете, — настойчиво повторил следователь, — что комната Поха была заперта изнутри?

— Да, на ключ и на задвижку… — ответил Кроф. — Не только я, но и кондуктор Брокс сможет засвидетельствовать это… Потому-то нам и пришлось выломать дверь…

— А Брокс после этого уехал?..

— Да, господин следователь, поспешно уехал. Он торопился в Пернов, чтобы заявить в полицию, откуда тотчас же прислали сюда двух полицейских.

— Брокс не возвращался?..

— Нет, но должен вернуться нынче утром, так как думает, что следователю могут понадобиться его показания.

— Хорошо, — сказал г-н Керсдорф, — вы свободны, но не покидайте корчмы и оставайтесь в нашем распоряжении…

— К вашим услугам.

В начале допроса Кроф назвал имя, фамилию, звание и возраст, и секретарь записал все это. Надо полагать, трактирщика еще вызовут на следствие.

Между тем следователю сообщили, что Брокс прибыл в «Сломанный крест». Это был второй свидетель. Его показания имели такое же значение, как и показания Крофа, и, вероятно, не разойдутся с ними.

Брокса попросили войти в большую комнату. По приглашению следователя он назвал фамилию, имя, отчество, возраст и род занятий. В ответ на требование следователя сообщить все, что ему известно о пассажире, которого он вез из Риги, о несчастном случае с каретой, о решении Поха и его спутника провести ночь в трактире «Сломанный крест», он подробно рассказал обо всем. Он подтвердил показания корчмаря о том, как было обнаружено убийство, и о том, что им пришлось выломать дверь, так как Пох не откликался на их зов. Причем он особенно подчеркивал одну достойную внимания подробность, — что в дороге банковский артельщик, может быть немного неосторожно, болтал о цели своей поездки в Ревель, то есть о поручении внести крупную сумму за счет банка Иохаузенов.

— Нет сомнения, — добавил кондуктор, — что второй путешественник, а также ямщики, сменявшиеся на каждой станции, могли видеть сумку, и я даже предупреждал об этом Поха.

На вопрос о втором пассажире, выехавшем с ним из Риги, Брокс ответил:

— Не знаю, кто он такой, я не мог разглядеть его лица.

— Он явился перед самым отправлением почтовой кареты?..

— Всего за несколько минут.

— А заранее билета он не брал?..

— Нет, господин следователь.

— Он ехал в Ревель?..

— Билет он купил до Ревеля, вот все, что я могу сказать.

— Вы ведь условились, что утром вернетесь и почините карету?..

— Да, господин следователь, было решено, что Пох и его спутник выедут с нами.

— А между тем на следующий день в четыре часа утра незнакомец ушел из «Сломанного креста».

— Ну да, я был удивлен, когда Кроф объявил, что пассажира этого нет больше в корчме…

— Что же вы подумали?.. — спросил г-н Керсдорф.

— Я подумал, что он хотел остановиться в Пернове, а так как до города оставалось всего лишь двенадцать верст, то он решил отправиться пешком.

— Если таково было его намерение, — заметил следователь, — странно, что он не отправился в Пернов еще накануне вечером, после поломки кареты…

— Вот именно, господин следователь, — ответил Брокс, — это и мне пришло в голову.

С допросом кондуктора было скоро покончено, и Броксу разрешили удалиться.

Когда он вышел, майор Вердер сказал, обращаясь к доктору Гамину:

— Вы закончили обследование тела убитого?..

— Да, майор, — ответил доктор. — Я совершенно точно установил место, форму и направление раны…

— Вы уверены, что удар бил нанесен ножом?

— Да, ножом, и защелка кольца оставила отпечаток на теле убитого, — убежденно ответил доктор Гамин.

Возможно, в дальнейшем это послужит указанием для следствия.

— Могу я, — спросил тогда Иохаузен, — отдать распоряжение о перевозке тела несчастного Поха в Ригу, где его будут хоронить?..

— Пожалуйста! — ответил следователь.

— Значит, мы можем ехать?.. — спросил доктор.

— Конечно, — ответил майор, — ведь здесь некого больше допрашивать.

— Прежде чем уехать из корчмы, — сказал следователь Керсдорф, — я хотел бы вторично осмотреть комнату незнакомца… Возможно, мы что-нибудь упустили…

В сопровождении трактирщика, готового отвечать на все их вопросы, следователь, майор, доктор и г-н Иохаузен вошли в комнату. Следователь хотел раскопать золу в печке, чтобы убедиться, не содержит ли она чего-нибудь подозрительного. Когда его взгляд упал на железную кочергу, стоявшую в углу возле очага, он взял ее в руки, осмотрел и обнаружил, что она сильно погнута. Не воспользовались ли ею как рычагом, чтобы выломать ставень комнаты Поха?.. Это казалось более чем вероятным. При сопоставлении этого факта с царапинами на подоконнике само собой напрашивалось заключение, которым следователь и поделился со своими спутниками по выходе из трактира, когда Кроф уже не мог их слышать:

— Убийство могли совершить трое: либо злоумышленник, проникший с улицы, либо трактирщик, либо неизвестный постоялец, который провел ночь в этой комнате. Однако обнаруженная нами кочерга, которая послужит вещественным доказательством, и следы на подоконнике устраняют всякие сомнения. В самом деле, постоялец знал, что в сумке Поха находится значительная сумма. Открыв ночью окно своей комнаты, он вылез из него и, пользуясь кочергой как рычагом, выломал ставень второй комнаты, убил спящего банковского артельщика и, совершив ограбление, вернулся к себе. Оттуда он вышел в четыре часа утра, по-прежнему опустив на лицо капюшон… Вероятно, этот путешественник и есть убийца…

На это нечего было возразить. Но кто был незнакомец и удастся ли установить его личность?..

— Господа, — сказал тогда майор Вердер, — очевидно, все произошло именно так, как нам только что объяснил господин следователь Керсдорф… Но при расследовании бывают всякие неожиданности, и лишние предосторожности не помешают… Я запру комнату путешественника, унесу с собой ключ, оставлю здесь двух полицейских и прикажу им не покидать корчму и следить за трактирщиком.

Эти меры были одобрены, и майор отдал соответствующие распоряжения.

Перед тем как сесть в карету, господин Иохаузен отвел в сторону следователя и сказал ему:

— Есть кое-что, о чем я никому еще не говорил, господин Керсдорф, и о чем вам следует знать…

— Что именно?

— Дело в том, что у Поха было сто пятьдесят сторублевых кредитных билетов, связанных в пачку… note 8

— И вы переписали их номера?.. — спросил следователь, продолжая о чем-то думать.

— Да, как обычно. Эти номера я сообщу различным банкам в России и в провинциях…

— Полагаю, что этого делать не следует, — ответил Керсдорф. — Ведь если вы поступите таким образом, это может дойти до грабителя. Он примет свои меры предосторожности, выедет за границу. Там он всегда сумеет найти банк, которому номера кредитных билетов будут неизвестны. Давайте предоставим ему свободу действий, и возможно, что он сам себя выдаст.

Несколько минут спустя карета увозила следователя, писаря, банкира, майора Вердера и доктора Гамина.

Два полицейских остались на страже в трактире «Сломанный крест». Им не ведено было отлучаться ни днем, ни ночью.