— Нет, не знаю.
— Мой совет тебе: уважай их так, как уважаю их я. Это хорошо, что ты хочешь уйти из той среды, куда тебя бросили обстоятельства, но как знать, что ожидает тебя в будущем? Не теряй мужества и рассчитывай на меня. Я никогда не забуду того, что сделала для меня твоя семья, никогда! Возможно, что придет время, когда я буду иметь возможность сделать что-нибудь для вас.
Пока Сергей Васильевич говорил так, Жан наблюдал за ним и заметил, как затуманился взор его и как сразу голос его дрогнул. Казалось, он вспомнил о чем-то, что его опечалило…
Наступила минута молчания.
Жан обождал немного, думая, что Сергей Васильевич будет продолжать говорить, затем обратился к нему со следующими словами:
— Отчего бы вам не поехать с нами и дальше, из порта Кларенс, месье Серж? Ведь все равно вы хотите вернуться в Россию к вашему отцу?..
— Это невозможно, Жан. Я не окончил своих исследований в Западной Америке.
— А Кайета будет с вами? — спросил юноша нерешительно.
Это было сказано таким печальным тоном, что Сергей Васильевич был глубоко растроган.
— Конечно, раз я решил заботиться о ней.
— Пока я не пришел еще ни к какому решению. Когда я буду уже в порте Кларенс, тогда посмотрю… Возможно, что мне придется поговорить с твоим отцом… От его ответа будет многое зависеть…
Снова Жан заметил нерешительность в словах русского, но врожденный такт подсказал ему, что не следует настаивать на более определенном ответе.
С момента этого разговора они еще больше сблизились. Видя хорошие задатки в молодом человеке, Сергей Васильевич с радостью начал заниматься с ним, развивая его способности и передавая ему свои знания. Родители Жана были бесконечно благодарны своему гостю и радовались, что сын их становится «ученым».
Вместе с тем Жан не забывал и об охоте. Сергей Васильевич обыкновенно сопровождал его. Местность изобиловала дичью. Зайцев было столько, что ими можно было накормить хоть целый караван.
— Не забудь, дружок, — говорил иногда Каскабель, — что зайцы годны не на одно жаркое или рагу. Из их шкурок выйдут и теплые одеяла, и шубы, и муфты.
— Совершенно верно, — сказал Сергей Васильевич, — и все эти теплые вещи очень пригодятся во время суровой сибирской зимы.
Поэтому начали собирать и прятать заячьи шкурки. Питались по возможности дичью, сохраняя консервы на то время, когда зима обратит в бегство дичь, и она уйдет к югу.
Но если почему-нибудь охота не удавалась, то Корнелия не брезговала положить в суп, по индейскому обычаю, ворону или галку; и все находили, что это вовсе не так плохо.
Когда же в ягдташе у Жана или Сергея Васильевича оказывался великолепный тетерев, можно представить себе, какую честь отдавали ему за обедом.
Нечего было бояться умереть с голоду, но зато мириады комаров отравляли жизнь путешественников. Правда, ласточки истребляли их в невероятном количестве, но скоро можно было ожидать, что эти маленькие птички покинут полярные страны и улетят на юг.
9 июня «Красотка» прибыла к тому месту, где Льюис впадает в Юкон. Отсюда Юкон идет на северо-запад, потом круто поворачивает на запад и катит свои волны к Берингову проливу.
При впадении Льюиса в Юкон стоит небольшой форт Селькирк, менее значительный, чем форт Юкон, расположенный на правом берегу реки, на четыреста километров ниже.
С самого отъезда из Ситки молодая индеанка взяла на себя роль проводника. Зная превосходно страну, она давала ценные указания. Здесь провела она свое детство. По просьбе Сергея Васильевича, она рассказала печальную историю своей жизни. Племя инджелетов кочевало с места на место по долине реки Юкон, не находя нигде себе прочного пристанища. Племя это быстро вымирало и наконец совсем распалось. Умерли и ее родители, и она осталась совершенно одинокой. Тогда она решила идти в Ситку и искать там место служанки у кого-нибудь из русских чиновников.
Жан неоднократно заставлял ее повторять этот печальный рассказ и каждый раз выслушивал его с глубокой грустью.
В окрестностях форта Селькирк встретилось несколько индейцев из племени бирчей, что означает «березовые люди». Их зовут так потому, что они живут в березовых лесах, которых очень много в этих широтах.
Форт Селькирк представлял собой, в сущности, небольшой посад, в котором жили агенты российско-американской компании и в котором находились нужные склады, куда в известные сроки являлись купцы, чтобы закупать меха.
Обитатели Селькирка очень обрадовались приезду труппы: это было развлечением среди нестерпимой скуки, парившей в глуши заброшенного местечка. Каскабель решил остановиться здесь на сутки, чтобы отдохнуть.
Все-таки было решено, что повозка переправится через Юкон именно тут, потому что в низовьях он шире, и течение его быстрее.
С помощью жителей форта, а также индейцев, ютившихся возле посада и поставлявших туда рыбу, «Красотка» благополучно переправилась на пароме на правый берег.
За услугу, оказанную индейцами, путешественникам, со своей стороны, удалось отплатить им более ценной услугой.
Вождь племени был очень болен, и никакие туземные средства и заклинания колдуна не помогали.
Вождя положили на площади деревушки, развели возле него костер и, обступив его, заунывно пели молитву Великому Духу. Колдун, кривляясь и приплясывая, старался изгнать злого духа, поселившегося в теле вождя.
Завывая диким голосом, он заклинал злого духа переселиться в него самого, но злой дух упрямился и ни за что не хотел менять место обитания.
К счастью, Сергей Васильевич, имевший кое-какие сведения по медицине, смог применить к больному свои познания.
Осмотрев больного, он дал ему изрядную дозу рвотного из походной аптечки. Лекарство оказалось действеннее чар колдуна.
К большой радости своих приближенных, вождь не умер, и семья Каскабель была лишена возможности увидать его пышные похороны. Впрочем, такую церемонию у этого племени нельзя назвать похоронами. Тело покойника кладут в гроб; туда же кладут и его трубку, лук, стрелы, меха, которые он носил, затем подвешивают его между деревьями, на полтора-два метра от земли. Там он тихо спит вечным сном, укачиваемый ветром.
В Селькирке отдохнули лишь сутки и, довольные радушным приемом, отправились к форту Юкон, куда и прибыли через семнадцать дней, то есть 27 июля.
Во все время пути по правому берегу Юкона «Красотка» держалась на известном расстоянии от реки. Берега Юкона очень извилисты, и пришлось бы огибать массу затонов, так как переезд через них немыслим. Но все-таки иногда приходилось за неимением парома переходить вброд маленькие речонки, впадающие в Юкон. В такую жару это было даже приятно.
Благодаря Кайете легко находили брод и удобные места для ночлегов. Молодая индеанка прилагала все старания, чтобы отплатить, чем только возможно, за ласку и радушие, которые она нашла в своей новой семье.
Хотя кое-где и встречались небольшие возвышенности, но все-таки это уже не были гористые окрестности Ситки. Кроме того, суровый климат и восьмимесячная зима не дают растительности пышно развернуться. Леса состоят из сосен и берез. Лишь кое-где встречаются группы дрожащих осин, бледные листья которых быстро осыпаются под порывами холодного ветра с Ледовитого океана.
От Ситки до Юкона не пришлось пользоваться припасенным провиантом, так как охота была очень удачной. По правде сказать, зайцы уже надоели всем, а здесь можно было разнообразить стол благодаря диким гусям и уткам, а также их яйцам.
Сандр и Наполеона живо научились отыскивать гнезда в укромных уголках у реки. Корнелия старалась возможно искуснее приготовить все, что ей доставляли охотники, и гордилась своим уменьем вкусно готовить.
— Однако здесь можно очень недурно жить, — заявил раз Жирофль, обгладывая кости громадного гуся. — Очень жаль, что эта Аляска не в Европе или не в центре Америки.
— Ну, если бы она была в центре обитаемых стран, вряд ли в ней было бы столько дичи, — заметил Сергей Васильевич.
Речки и ручьи, притоки Юкона, изобиловали рыбой, и Сандр с Гвоздиком ловили ее на удочку, в особенности щук.
Вообще тратиться не приходилось, да расходы и не тревожили юного Сандра. Разве у него не было драгоценного самородка? Мальчуган запрятал его в глубине повозки и имел силу воли промолчать о нем, в ожидании дня, когда самородок можно будет превратить в золотые луидоры,
чтобы вознаградить родителей за украденную в Сьерра-Неваде шкатулку.
В форт Юкон путники прибыли настолько измученные жарой, что решили остановиться здесь на неделю.
— Это вполне возможно, так как порт Кларенс находится всего в восьмистах километрах отсюда, — сказал Сергей Васильевич. — Сегодня у нас двадцать седьмое июля, и вряд ли будет возможность ехать по льду через пролив раньше, чем через два-три месяца.
— Совершенно верно, — отвечал Каскабель, — а потому — стоп!
Решение это было принято с удовольствием как двуногими, так и четвероногими членами труппы.
Форт Юкон основан в 1847 году. Это — самый западный пост Компании Гудзонова залива. Он расположен почти на границе полярного круга. Но так как он находится на Аляске, во владениях Российско-Американской компании, то Компании Гудзонова залива приходится платить ей ежегодно известное вознаграждение.
Только в 1864 году форт начал застраиваться и был обнесен крепким палисадом, который был закончен лишь незадолго до описываемого нами времени.
Когда труппа приехала в форт Юкон, то агенты Компании встретили ее очень радушно и предложили поместить ее в самом форте. Можно было остановиться и на площади или во дворах под навесами. Но Каскабель поблагодарил агентов в самых напыщенных выражениях и заявил, что не расстанется с «Красоткой» ни на один день.
Служащих в форте было немного — человек двадцать американцев и при них несколько слуг-индейцев. Но зато вокруг форта было много индейцев.
Здесь был центр Аляски, и сюда стекались разные индейские племена с мехами и шкурами, главным образом племя коюкон, жившее по берегам Юкона.
Положение форта было очень благоприятно для обмена товарами, так как он лежал в углу, образуемом рекою Юкон и ее притоком Поркьюпайн. В этом месте русло реки разделяется на пять каналов, через которые торговцам удобно проникать вглубь страны и производить товарообмен даже с эскимосами по течению реки Маккензи.
Вследствие этого водная сеть постоянно покрыта лодками, которые то спускаются вниз по течению, то поднимаются вверх. Здесь больше употребляются «байдары», то есть небольшие лодки из тюленьей кожи. Поверхность их густо смазана жиром, что делает их непроницаемыми для воды.
На этих байдарах туземцы отваживались делать длинные путешествия, без труда перенося их на плечах через пороги или затоны.
Но больше трех месяцев в году этими байдарами пользоваться нельзя. Остальное время года вода скована ледяным покровом. Тогда байдара меняет свое название и назначение и превращается в сани. Ее ставят на полозья, прикрепляют ремни из лосиной кожи и впрягают в импровизированный экипаж собак.
Что касается пешеходов, то они привязывают к ногам лыжи и делают на них очень большие переходы.
Каскабелю опять повезло: он прибыл в форт Юкон в самый разгар пушной ярмарки. Вокруг форта расположилось лагерем несколько сотен индейцев.
— Черт возьми! — вскричал он. — Да тут целая ярмарка. Этим надо воспользоваться. Не надо забывать, что мы ярмарочные артисты. Скажите, месье Серж, вы не видите в этом ничего неудобного?
— Конечно, нет, мой друг, но не думаю, чтобы вам удалось сделать здесь хороший сбор.
— Сбор, во всяком случае, покроет издержки, которых совсем не будет, — засмеялся Каскабель.
— Это верно, — согласился Сергей Васильевич. — Но чем же заплатят индейцы за свои места? Ведь у них нет денег!
— Ну что же, они могут заплатить хоть бобровыми шкурками. Во всяком случае, это представление поможет нам размять наши мускулы. Нам необходимо практиковаться, чтобы не ударить лицом в грязь на ярмарках в Перми и в Нижнем Новгороде. Если моя труппа потерпит фиаско в вашей стране, месье Серж, то я не смогу пережить подобный срам… уверяю вас…
Форт Юкон занимает довольно большое пространство на правом берегу реки. Он представляет собой продолговатый четырехугольник с квадратными башнями по углам, напоминающими ветряные мельницы. Внутри ограды расположены постройки, в которых помещаются агенты и их семьи, а также обширные крытые амбары, где хранятся меха чернобурых и серебристых лисиц, соболей, бобров и другие, менее ценные.
Жизнь агентов здесь монотонна и очень тяжела.
Питаться приходится оленьим или лосиным мясом. За припасами надо посылать в Йоркскую факторию, находящуюся за две — две с половиной тысячи километров отсюда.
Устроив свой лагерь, Каскабель и его семейство пошли к индейцам, расположившимся между берегами Юкона и Поркьюпайн.
Какое разнообразие в устройстве временных жилищ, смотря по тому, какому племени они принадлежали! У иных шалаши были из древесной коры и листьев, у других — из растянутых на кольях звериных шкур, у третьих — палатки из бумажной материи, выделываемой индейцами, у четвертых — разборные дощатые бараки.
Такое же разнообразие было и в костюмах: одни были в платьях из бумажной материи, другие в звериных шкурах; почти у всех на головах имелось нечто вроде венков из листьев: это предохраняло от укусов москитов. Женщины были в коротких юбках и украшали свое лицо раковинами. На женщинах и на мужчинах можно было видеть массу украшений из поддельного жемчуга, который они очень ценят. Среди них выделялось племя тананов, с лицами, разрисованными яркими красками, с перьями в волосах, в которые, кроме того, для красоты воткнуты были палочки из красной глины. Мужчины все были в кожаных куртках, с длинными кремневыми ружьями и причудливо изукрашенными резьбой пороховницами.
Ходячей монетой у них служат особые раковины, которые встречаются на Ванкуверском архипелаге. Индейцы нанизывают эти раковины на шнур, который продевают себе в нос, и снимают их оттуда при расплате.
— Очень экономное портмоне, — засмеялась Корнелия, — главное — нечего бояться, что его потеряешь…
— Если только не отвалится нос, — вставил по обыкновению Гвоздик.
— Что легко может случиться зимою, — прибавил Каскабель.
В общем лагерь индейцев представлял собой интересное зрелище.
Само собой разумеется, Каскабель заговорил с индейцами на наречии шинук, а Сергей Васильевич обратился к ним по-русски, и все отлично понимали друг друга.
В продолжение нескольких дней шла оживленная торговля между продавцами и агентами Компании, но семейству Каскабель пока еще не пришлось показать перед этой публикой свои таланты.
Тем не менее индейцы не замедлили узнать, что приезжие — французы и что все члены семьи славятся своим акробатическим искусством.
Каждый вечер индейцы приходили большой толпой полюбоваться на «Красотку». До сих пор им еще не приходилось видеть такого диковинного экипажа, да еще расписанного яркими красками.
Особенно их поразило то, что «Красотка», несмотря на свою величину, передвигается очень легко. Это обстоятельство, естественно, должно было заинтересовать кочевников. Хорошо было бы завести и себе такие же передвижные жилища!
Разумеется, труппе необходимо было явиться перед этой публикой во всем блеске. И вот было объявлено экстраординарное представление «по требованию публики».
Более близкое знакомство Каскабель завел с «тиги», то есть вождем племени. Это был высокий и довольно красивый мужчина лет пятидесяти, с умным лицом и хитрыми глазами. Он побывал несколько раз в «Красотке» и неоднократно выражал желание его племени посмотреть на искусство семейства Каскабель.
Приходил он не один, а каждый раз приводил с собою индейца лет тридцати, по имени Фир-Фу, который считался колдуном и был самым искусным жонглером и фокусником во всем округе.
— Так это наш собрат! — сказал Каскабель, когда тиги представил ему в первый раз молодого индейца.
Все трое выпили по стаканчику местной настойки и выкурили трубку дружбы.
Представление было назначено на 3 августа. Было решено, что индейцы примут в нем участие. Им хотелось показать, что они не уступят европейцам в силе и ловкости.
Удивляться этому нечего, так как действительно индейцы Дальнего Запада большие любители акробатического искусства, и некоторые из них поражают своей ловкостью.
В назначенный срок, когда возле «Красотки» собралось много зрителей, появилось человек шесть индейцев. На каждом из них была надета отвратительная деревянная маска, представляющая собой какое-нибудь страшилище, причем для довершения эффекта нос, уши, рот, глаза приводились в движение веревочками. Легко можно себе представить, сколько гримас можно было проделать в таких масках!
Вся семья и Гвоздик нарядились в свои трико и костюмы.
Арена была выбрана на широкой лужайке, окруженной деревьями. В глубине находилась «Красотка», игравшая роль театральной декорации.
В первых рядах поместились агенты форта Юкон с женами и детьми, а по бокам, полукругом, несколько сотен индейцев и индеанок. В ожидании представления зрители курили и разговаривали.
Замаскированные индейцы, которые должны были принять участие в представлении, стояли поодаль.
В надлежащий момент на площадке фургона появился Жирофль и обратился к публике с речью:
— Милостивые государи индейцы и милостивые государыни индеанки! Сейчас вы увидите то, что вы увидите… и прочее, и прочее, и прочее…
Но милостивые государи и милостивые государыни по-французски не понимали, а потому вся красота и образность его цветистой речи пропали даром.
Зато были прекрасно всеми поняты несколько традиционных пощечин, а также здоровенный пинок ногою в определенное для этого место, которые Гвоздику достались от Каскабеля и от которых Гвоздик перевернулся несколько раз в воздухе.
Когда этот пролог закончился, началось представление.
— Сначала животные! — объявил Каскабель, грациозно кланяясь почтенной публике.
Появились Ваграм и Маренго и проделали все свои штуки, чем привели в восторг индейцев. Когда же Джон Булль принялся кувыркаться на спине пуделя и ищейки, приправляя все невероятными гримасами, то даже самые серьезные лица разгладились и осветились улыбкой.
В это время Сандр играл на корнет-а-пистоне, Корнелия — на маленьком барабане, а Гвоздик колотил изо всех сил по турецкому барабану. Если этот дивный оркестр не произвел на туземцев должного впечатления, то виноваты они сами, — значит, у них не было ни малейшего художественного вкуса.
До сих пор замаскированные индейцы все еще держались в стороне.
— Мадемуазель Наполеона, танцовщица на проволоке! — провозгласил через рупор Гвоздик.
Девочка появилась перед публикой в сопровождении отца.
Сначала она протанцевала грациозный танец на арене, потом поднялась на проволоку, натянутую между двумя козлами, и начала порхать по ней, как птичка.
Индейцы одобрительно кивали ей, а индеанки пришли в полный восторг.
— А вот и я! — крикнул Сандр, появляясь на сцене и принимаясь проделывать все свои штуки. Он ходил на голове, кувыркался, изображал собой то гуттаперчевого мальчика, то ящерицу, то лягушку и наконец закончил все блестящим двойным сальто-мортале.
Сандр тоже имел успех. Но едва он успел отвесить поклон, как молодой индеец его лет отделился от замаскированной группы и, сняв маску, представился публике.
Он принялся проделывать все, что только что проделывал Сандр. Если молодой индеец и был менее грациозен, чем юный представитель семьи Каскабель, то все-таки он был удивительно гибок и ловок. Индейцы остались им очень довольны.
Семья Каскабель любезно аплодировала артисту.
Наконец Каскабель сделал знак Жану, в несравненном искусстве которого он был убежден.
Жан чувствовал, что он должен поддержать честь семьи.
Ободренный жестом Сергея Васильевича и улыбкой Кайеты, Жан принялся жонглировать бутылками, тарелками, шарами, ножами, досками, палками и т. п. Можно сказать, что он превзошел самого себя.
Каскабель не мог удержаться и бросил на индейцев взгляд, полный торжества. Казалось, этот взгляд говорил замаскированным туземцам:
— Ну, разве можете вы проделать что-либо подобное?
Очевидно, вызов был принят: от группы замаскированных отделился еще один индеец и, сбросив с себя маску, вышел на середину круга.
Это был клоун Фир-Фу; ему тоже надо было поддержать честь своего племени.
Фир-Фу тоже надо было поддержать честь своего племени.
Взяв в руки один за другим все предметы, которыми пользовался Жан, индеец проделал с ними все фокусы, которые показал первенец семьи Каскабель. В воздух полетели, скрещиваясь, ножи, бутылки, доски, кольца, шары. Надо признаться, что ловкость и уверенность рук здесь были ничуть не меньше, чем у Жана.
Гвоздик, привыкший удивляться искусству своих хозяев и думавший, что выше их никого на свете нет, вытаращил глаза и стоял, разинув рот.
На этот раз Каскабель аплодировал только из вежливости — слегка, кончиками пальцев.
— Черт возьми! — бормотал он. — Ай да индейцы! Кто мог бы подумать?.. Люди без всякого воспитания…
В глубине души он был очень смущен, что встретил конкурентов там, где думал найти лишь восхищенных зрителей.
Его артистическое самолюбие было сильно задето.
— Ну, дети! — крикнул он. — Живее, пирамиду!..
Все бросились на него, точно хотели взять штурмом.
Широко расставив ноги и крепко упершись в землю, Каскабель стал в красивую позу. Жан легко вскочил на правое плечо и, подав руку Гвоздику, помог ему встать на левое. Сандр, как кошка, взобрался на голову, а на верхушку, на плечи Сандру, птичкой вспорхнула Наполеона и посылала оттуда воздушные поцелуи зрителям.
Но не успела построиться французская пирамида, как против нее появилась индейская, и не в пять этажей, а в семь: пирамида против пирамиды!
На этот раз индейцы не выдержали, и громкие крики раздались в честь победителей. Молодая Америка победила Европу, и какая Америка?.. Ко-юконы, тананы!
Взбешенный и сконфуженный Каскабель пошатнулся и едва не уронил всю семью.
— А, так вы вот как! — задыхаясь от гнева, бормотал он.
— Успокойтесь, друг мой, — обратился к нему Сергей Васильевич, — ну, стоит ли…
— Как стоит ли?.. Сейчас видно, что вы не артист, месье Серж… — И он повернулся к жене: — Корнелия, покажи им борьбу, предложи им померяться силою с «Победительницей в Чикаго»!
Г-жа Каскабель не тронулась с места.
— Что же ты, Корнелия?
— Нет, Цезарь!
— Ты не хочешь бороться с ними? Не хочешь поддержать честь семьи?
— Я поддержу ее, — отвечала Корнелия, — предоставь мне самой… У меня явилась одна идея.
Если у этой удивительной женщины являлась какая-нибудь идея, то противоречить ей не следовало. Успех индейцев задел ее за живое, и, очевидно, она придумала какую-нибудь штуку.
Корнелия пошла в «Красотку», оставив мужа в тревоге, хотя доверие его к ней было безгранично.
Минуты две спустя она появилась вновь и подошла к индейцам, которые ее тотчас же обступили.
Потом, обратившись к главному агенту форта, она попросила его перевести индейцам то, что она будет говорить.
Она начала говорить, и слова ее точно переводились на местное наречие.
— Индейцы и индеанки! Вы показали столько ловкости и таланта, что вполне заслужили награду. И эту награду я с готовностью предлагаю вам.
Кругом все молчали, внимательно слушая.
— Видите ли вы мои руки? — продолжала Корнелия. — Их пожимали царственные особы Старого Света! Видите ли мои щеки? Их целовали самые могущественные государи Европы. Как награду, я позволяю вам пожать мои руки, я позволяю вам поцеловать меня!
Индейцы не заставили себя просить. Ведь не каждый день встречается случай поцеловать руку такой великолепной женщины!
Один из них, молодой, красивый танан, подошел и взял руку, которую ему протягивала Корнелия.
Какой крик вырвался из его груди! Весь корчась, он отпрыгнул в сторону.
— О, Корнелия, Корнелия! — воскликнул Каскабель. — Я понял, я преклоняюсь пред тобою!
Сергей Васильевич, Жан, Сандр, Наполеона и Гвоздик хохотали, схватившись за бока!
— Ну что же, — повторяла Корнелия, протягивая руки, — разве никто не хочет?
Индейцы не решались подходить. Им почудилось тут что-то сверхъестественное.
Наконец сам вождь решился. Он медленно подошел к Корнелии и остановился перед ней в двух шагах, причем вид у него был далеко не самоуверенный.
— Ну что же, старина! — крикнул ему Каскабель. — Не робей!.. Поцелуй скорее!.. Это совсем не так трудно, но очень приятно, уверяю тебя.
Вождь протянул руку и робко дотронулся до пальцев прекрасной европеянки.
Раздался дикий вой, и от сильного толчка вождь едва удержался на ногах, к глубокому изумлению публики. Если так трудно дотронуться до руки Корнелии Каскабель, то что же станется со смельчаком, который решится поцеловать эту удивительную женщину, «на щеках которой самые могущественные государи запечатлели свои поцелуи»?
Нашелся, однако, смельчак, решившийся на этот подвиг. Это был колдун Фир-Фу. Этому-то уж нечего было бояться. Он подошел к Корнелии, подбадриваемый туземцами, заключил ее в свои объятия и влепил ей крепкий поцелуй.
О, боже! Что только случилось! Несчастного колдуна так подбрасывало, что он перевернулся в воздухе, точно хороший акробат, и изо всех сил шлепнулся уземь.
Весь этот эффект объяснялся очень просто. Корнелии надо было лишь нажать кнопку небольшой электрической батареи, которую она положила себе в карман.
Эта батарея служила ей во время представлений, когда она изображала собой электрическую женщину.
— Ну и жена у меня! — воскликнул Каскабель, безнаказанно обнимая свою супругу на глазах оторопевших индейцев.
Что только могли бедные индейцы думать об этой необыкновенной женщине, которая может располагать по желанию громом и молнией! Стоит лишь коснуться ее, и удар поражает смельчака. По всей вероятности, это — супруга Великого Духа, которая соблаговолила спуститься на землю для того, чтобы сочетаться вторым браком с Цезарем Каскабелем.
Вечером после этого памятного представления на семейном совете было решено, что отъезд состоится завтра.
В глубине души Каскабель сознавал, что если бы ему понадобилось пополнить труппу, то он свободно мог сделать это здесь, на Аляске. Самолюбие его страдало оттого, что местные индейцы оказались поразительно способными к акробатическому искусству. Они могли бы иметь всюду блестящий успех как гимнасты, акробаты, клоуны, эквилибристы и жонглеры. Конечно, им надо было еще поучиться, но сама природа наделила их силою, ловкостью и гибкостью. Было бы несправедливо утверждать, что индейцы оказались менее искусными, чем французская труппа, которая взяла верх лишь благодаря остроумной выдумке «королевы электрических женщин».
Правду сказать, даже агенты форта, в сущности необразованные и малоразвитые люди, были поражены не меньше индейцев. Было решено не открывать им секрета, чтобы не уронить престижа Корнелии. На другой день, когда все пришли прощаться с отъезжающими, надо было видеть, как и агенты, и вождь, и колдун старались избежать пожатия руки любезно встретившей их Корнелии. И вождю и его колдуну очень хотелось узнать тайну этой необыкновенной женщины, что поставило бы их неизмеримо высоко среди их племени. Но этой тайны им не открыли.
6 августа утром приготовления к отъезду были закончены, и отдохнувшие лошади вновь запряжены в «Красотку», которая направилась затем вниз, по правому берегу реки.
Сергей Васильевич и Жан тщательно изучили карту. По словам Кайеты, на пути им должно было встретиться несколько деревень, а главное — им не надо было переправляться через реки, что всегда замедляло путь «Красотки».
Впрочем, пока путь шел все время долиной Юкона до поста Нелу; потом — через селение Нуклакайету до форта Нулато, что составляет около трехсот километров. А там сразу — поворот на запад.
Погода стояла все время хорошая, днем было жарко, к ночи становилось холоднее.
Во всяком случае, Каскабель рассчитывал, что если не будет какой-нибудь непредвиденной задержки, то они достигнут порта Кларенс задолго до морозов.
Быть может, покажется удивительным, что подобное путешествие проходило без особых приключений и сравнительно легко. Но надо принять во внимание, что до сих пор приходилось ехать почти все время долинами и в лучшую пору года. Не то будет по ту сторону Берингова пролива, в безграничных снежных степях Сибири, особенно когда разыграется буран.
Раз как-то вечером зашла речь о предстоящих опасностях. Доверчивый Каскабель воскликнул:
— Ничего! Как-нибудь все устроится!
— Я надеюсь, — отвечал Сергей Васильевич, — но я даю вам совет: как только вы ступите на сибирский берег, держитесь направления на юго-запад, чтобы ехать не в такой суровой полосе.
— Мы так и думали сделать, — отозвался Жан.
— Тем более, друзья мои, что сибиряки — люди хорошие. Они встретят нас радушно, если только вы не заберетесь к самым северным племенам. Но главным врагом вашим будет мороз.
— Постараемся принять меры для борьбы с ним, месье Серж. Единственное, о чем мы будем жалеть, это — что вас не будет с нами, — сказал Каскабель.
— Да, очень будем жалеть, — прибавил Жан.
Сергей Васильевич чувствовал, насколько эта семья привязалась к нему, и чем дальше, тем теснее становилась возникшая между ними дружба. Расставаться — он чувствовал — будет тяжело. Кто знает, придется ли когда-нибудь увидеться вновь. К тому же придется взять с собою Кайету. Бедный Жан! В его сердце начинало возникать теплое чувство к этой девушке. Но как отнесутся к этому Каскабель и его жена? Да и к чему объясняться? Его приемную дочь ждала более блестящая будущность. А бедный Жан, кажется, на что-то надеется…