Глава 1

Прекрасный весенний денек в Париже, где-то пополудни. Мощный спортивный «ягуар» мышиного цвета с поднятым верхом катил по набережной Конферанс по направлению к площади Согласия. Определить с ходу рост сидевшего за рулем водителя было невозможно, но не вызывало сомнений, что то был высокий, стройный мужчина. На его энергичном и бронзовом от загара лице, увенчанном ежиком темных волос, лежала печать той железной воли и решительности, поколебать которые могли лишь далеко не ординарные события. Поскольку дело было в воскресенье, когда во французской столице заметно спадает интенсивность транспортного потока, человек за рулем выжимал из своей первоклассной машины все, что позволяли правила дорожного движения.

Тем не менее, немного не доезжая до моста Инвалидов, он слегка притормозил. Его внимание привлекла группа зевак — как детей так и взрослых, — столпившихся вокруг нищего. На плече последнего примостилась удерживаемая стальной цепочкой обезьянка, выделывавшая презабавные трюки. Получалось это у неё настолько ловко, что мужчина с волосами щеточкой выключил зажигание и, с удовольствивем стал наблюдать за ужимками и кульбитами четверорукого создания, хотя давно уже вышел из того возраста, когда с легкой беззаботностью следят за проделками дрессированных животных. Одновременно он рассеянно, как бы боковым зрением, оглядел бродячего фокусника. Худой, отметил он машинально, ссутулившийся человек, хотя в бытность, должно быть, пока его не скрутил ревматизм отличался незаурядным ростом. Одет незнакомец был в длинный кафтан, разорванный и перепачканный чем-то зеленым. Его помятая с опущенными полями шляпа скрывала всю верхнюю часть лица. Выглядывала лишь густая и всклокоченная борода. Бросались в глаза его тщательно забранные перчатками кисти рук.

Спектакль закончился, и обезьянка мигом очутилась на конце вытянутой руки хозяина, поводя пустой кружкой в сторону зрителей. Зазвенела, стукаясь о её дно, мелочь. В этот момент фокусник вскинул голову, и владелец «ягуара» смог рассмотреть его лицо — широкое, монголоидного типа, смуглое и с приплюснутым носом. Но самыми впечатляющими были глаза: раскосые, с золотистыми зрачками, они, похоже, совсем не двигались и ничего не видели вокруг, словно выточенные из стекла. В них не было ничего не только от человека, но и вообще от живого существа — и тем не менее, они явно все зорко подмечали.

Всего на какой-то неуловимый миг приоткрылось это лицо. Но этого оказалось достаточным, чтобы подстриженный бобриком человек резко вздрогнул и судорожно вцепился в баранку.

— Он! Неужели? — выдохнул водитель, встряхивая головой, словно отгоняя наваждение. — Нет, это же невозможно… я точно знаю, что он погиб… Немыслимо…

Он жадно потянулся, пытаясь ещё раз поймать лицо нищего. Но тот, собрав пожертвования, уже отвернулся и вместе со вскочившей ему обратно на плечо обезьянкой отошел к парапету набережной Сены и, облокотившись, уставился в её мутные воды.

Хозяина «ягуара» внезапно охватила настоящая паника, его губы непроизвольно прошептали:

— Если это ОН, следует немедленно смываться отсюда. Пока не заметил! И как можно скорее!

Он включил передачу и помчался вдоль реки. Но через сотню метров, успокоившись так же внезапно, как и разволновался, водитель приткнул «ягуар» к тротуару рядом со слонявшимся по набережной полицейским.

— Простите, не могли ли бы вы мне помочь?

Блюститель порядка лихо откозырял:

— К вашим услугам…

Человек с прической бобриком, кивком головы показал на нищего, застывшего в позе любителя поглазеть на струистый бег реки.

— Знаком ли вам этот весьма необычный персонаж? — спросил он.

Ажан посмотрел в указанном ему направлении.

— Вы хотите сказать, этот субъект с обезьянкой?

— Да, да, именно его я и имел в виду.

Служивый человек утвердительно тряхнул подбородком.

— Он мне известен… Примерно с месяц каждый божий день появляется тут после обеда, развлекая прохожих выкрутасами своей обезьянки и собирая подаяния. Вреда от него никакого, так что мы не придираемся…

Но с какой стати вы расспрашиваете о нем? Вы что, заинтересовались его особой?

— Не я… Но у меня есть друг — директор цирка, и мне известно, что как раз сейчас он нуждается в пополнении дрессированных животных. А эта обезьянка ловкая бестия, неплохо прирученная… В конечном счете, как я понял, если мой приятель проявит интерес , то он всегда сможет отыскать этого попрошайку здесь, раз тот околачивается в этом месте каждый день…

Объяснив таким образом причину своего любопытсва, человек с волосами ежиком вежливо поблагодарил представителя службы порядка и рванул с места в сторону Лувра. Вскоре он уже форсировал мотор своего «ягуара» свверх всякой меры. Плотно сжав челюсти водитель непрерывно повторял, будто заклинание:

— Уверен, что это Он!.. Конечно, Он!.. Эти неповторимые глаза… К тому же, монгол…

Но спустя несколько секунд, словно очнувшись, он мотнул головой.

— Нет, никак невозможно!.. Просто немыслимо… Я ведь абсолютно уверен, что он погиб…

Однако почти тут же забормотал снова:

— Но в то же время, кто же это, как не Он? А эти ручищи в перчатках… И одна из них, возможно, искусственная… Разве не похвалялся он, что смерть его не берет? Чушь какая-то, бессмертных людей не бывает… Но ведь он — воплощение самого Сатаны!

Водитель настолько погрузился в свои головоломные выкладки, что проскочил на красный, и его едва не протаранили справа. Спасли лишь мгновенная реакция и жесткий, со всей силой, удар по педали газа.

Продолжая свой путь вдоль Сены, человек в «ягуаре» добрался до моста Руайяль и, переехав через него, очутился на набережной Вольтера. Машина остановилась перед внушительным, с солидными воротами, зданием. Незнакомец легко спрыгнул на тротуар и столь решительно устремился в крытый вход, что едва не опрокинул шедшую ему навстречу пожилую женщину.

— Что стряслось, командан Моран? — изумилась та. — Похоже, вы сильно взволнованы…

И только тогда он, казалось, сообразил, что столкнулся нос к носу с этой почтенной дамой, которая оказалась ни кем иным, как консьержкой этого дома. Даже загар не смог скрыть его смущения. Командан рассыпался в извинениях.

— О, извините меня, мадам Дюран, но я, действительно, так занят, так занят… и не говоря больше ни слова, он бросился в коридор и взлетел, шагая через ступеньку, по лестнице к себе в квартиру. Быстро заперев дверь, он проскочил в салон-кабинет, пошарил в ящике, вытащил оттуда какой-то предмет и, положив его перед собой, уселся за рабочий стол.

И так он просидел неподвижно с полчаса, а может быть, и больше, вперив сумрачный взгляд в лежавшую на столе весьма необычную вещицу — крупную человеческую руку.

По правде говоря, речь шла не о подлинной человеческой руке, а её подобии из стали, причем, плоть и кожу заменял пластик, а ногти — тончайшие костяные пластинки. Но в целом она была сотворена настолько искусно, что, натянутая на культю, превосходно реагировала на все команды, поступавшие непосредственно от нервной системы.

У того протеза была своя особая история. Принадлежал он человеку крайне опасному, некоему монголу по имени Минг, он же — Желтая Тень, объявившему всему человечеству беспощадную войну, но успешно нейтрализованному Мораном, действовавшим, вместе со своим другом Биллом Баллантайном.

Последний подстрелил Минга, но прежде чем тело его врага оказалось погребенным под многотонной массой обрушившихся горных пород, сумел изъять у него эту накладную руку в качестве трофея. Впоследствии он преподнес её в качестве подарка Морану.

Указанные события имели место более года тому назад, Боб вспоминал о них крайне редко, не чаще, чем люди обычно думают о каком-то исключительно гадком кошмаре, случившемся в их жизни. Но нечаянная встреча на набережной оживила образы прошлого, которые Моран хотел бы вообще перечеркнуть раз и навсегда. Вместо этого он оказался сейчас вынужденным переживать их вновь с почти болезненной остротой.

Командан с трудом стряхнул с себя своеобразные мрачные чары, которые навеяло на него созерцание стальной руки.

— А ну хватит! — громко прикрикнул он на самого себя. — Опять разыгралось воображение. Стоило заметить желтые глаза — и уже скован ужасом перед Желтой Опасностью! Но он же погиб, там , в подземных карьерах на севере Шотландии, и ничто не в силах вернуть его к жизни…

Схватив стальную руку, он решительно сунул её обратно в ящик, затолкав в самый дальний угол. Моран твердо настроился напрочь выбросить эту историю, так и самого покойного мосье Минга.

— Воспользуюсь-ка лучше этими прекрасными послеполуденными часами, — подбодрил он самого себя, — вместо того, чтобы предаваться пустым и необоснованным страхам.

А посему он покинул квартиру, тщательно заперев за собой дверь, и отправился прогуляться по набережным Сены. Закатное, почти у горизонта, солнце особо нежно оттеняло в тот час нежную зелень листвы на деревьях и золотистыми полосками отсвечивало от обитых цинком крышках закрепленных на парапетах ящиков букинистов. Перед ними неспешно фланировала разношерстная публика, как местная, так и туристы, обвешанные фото и кинокамерами.

Боб, поддавшись этому расслабленному ритму, побрел по набережной Вольтера, затем Малакэ. По пути он останавливался, чтобы порыться в развалах в поисках какого-нибудь редкого или старинного издания, не торопясь перелистывал выставленные книги, и рассматривал почтенного возраста карты и гравюры.

Так, и не найдя для себя ничего интересного, он старательно прошагал до Архиепископского моста. К этому моменту уже почти стемнело. Боб развернулся и снова, но в обратном направлении, продефилировал по набережным Монтебелло и Сен-Мишель, а затем втянулся в одноименный бульвар. Он пристроился на террасе какого-то бойкого кафе и мирно пропустил апперитив. А через три четверти часа, уже сидел за столиком в крупной пивной вблизи Сен-Жермен де Пре перед плато с дюжиной отличных португальских устриц. За ними последовало блюдо из почек по-провансальски. Он уже переходил к десерту, и думать забыв о неожиданной встрече, что приключилась вскоре после полудня, как в заведение появилась, судя по внешности и повадкам, цыганка. Тряся не первой свежести широкими юбками, она сразу же устремилась к Морану, сидевшему ближе всех к двери, и с ходу выпалила:

— Давайте погадаю, дорогой мой, раскрою все будущее!

Боб собрался было отказаться, так как ни в грош не ставил предсказания такого рода, но цыганка уже ухватила его за левую руку и впилась взглядом в ладонь. Почти тотчас же на её смуглом лице отразились ужас и смятение.

— Что такое? — насмешливо улыбнулся Моран. — Неужто какой-то зловещий знак?

Предсказательница судьбы утвердительно кивнула головой и прошелестела:

— Да… Ждите большой беды, дорогой… Об этом говорят линии руки.

Она, казалось, заколебалась, продолжать ли, Боб стал настаивать:

— Что ещё за напасти?

Женщина никак не решалась закончить фразу, но затем все же глухо промолвила:

— Смерть…

— Так значит, я помру, — все ещё улыбаясь, протянул Моран. — Ну, в этом ничего необычайного не вижу. Все помрем, один — раньше, другие — позже.

Но цыганка мотнула головой.

— Нет, дорогой, не раньше и не позже. А скоро. И даже очень… Через несколько дней, завтра, а может, и сегодня…

Она замолчала, но не надолго, затем спросила:

— Водите ли вы машину?

— Разумеется, — ответил Боб. — Как и все.

— Так вот, остерегайтесь! Курносая поджидает вас где-то на дороге. И ей очень не терпится. Берегитесь… БУДЬТЕ КРАЙНЕ ОСТОРОЖНЫ…

Последние слова женщина произнесла с надрывом, с пафосом вошедшей в тран пифии.

— И сколько же я вам должен за столь радостное прорицание? — поинтересовался Боб довольно кислым тоном.

— Пятьсот франков!

Боб беззвучно рассмеялся.

— Надо же: 500 франков за то, чтобы предсказать скорую погибель? Это же дорого… Знаете, как вознаграждали в старину гонцов, приносивших плохие вести?.. Снимали голову. Так что, вот сотня и благодарите свою счастливую звузду, что вам выпало родиться в двадцатом веке…

С этими словами он небрежно отмахнулся от цыганки и принялся смаковать уже несколько подтаившее фруктово-ягодное мороженое. Гадалка прошла в глубину зала, где ей удалось подцепить ещё одного клиента. Покончив с ним и получив вознаграждение, она выскочила из ресторана и мгновенно исчезла. Посетитель, которому она только что возвестила судьбу, коренастый и толстенький человечек с усиками, подстриженными словно зубная щетка, незамедлительно подошел к Морану.

— Разрешите у вас кое-что спросить? — тихо обратился он к нему.

Боб, подняв глаза, увидел выражение глубокой печали, омрачившее склоненное к нему лицо.

— Спросить? Да ради Бога… Чем могу быть полезен?

Человечек двинул подбородком в сторону ускользнувшей цыганки.

— Не посчитайте за нескромность, но не могли ли бы вы сказать, что она вам предсказала?

— Нескромность? — повторил Боб. — Да причем тут она, если в любом случае это не более чем дурная шутка. Она накаркала, что в скором времени я погибну в автокатастрофе…

— Она и меня оповестила о неминуемой смерти, с той лишь разницей, что мне якобы суждено утонуть, а не разбиться на машине…

Он внезапно замолчал, стоя с перекошенным от страха лицом, а затем еле слышно пробормотал:

— Возвращаясь вечером домой, я вынужден обязательно проходить вдоль канала Урк… а плавать не умею…

Было очевидно, что этот субъект относился к числу тех, кто искренне верят пророчествам. Любая умелая гадалка, говори она проникновенно и убежденно, может довести таких людей до катастрофы. И тут совершенно неожиданно, по ассоциации идей, в памяти Боба всплыло, что всего пару недель тому назад он читал в какой-то газете о серии трагических происшествий, вызванных внушением. По спине пробежал холодок.

— Послушайте, дружище, — обратился он к продолжавшему стоять перед ним незнакомцу властным и требовательным тоном, — мне множество раз нашептывали о скорой и неминуемой насильственной смерти, а я, словно назло, всегда поступал так, чтобы эти слова сбылись. Но, как видите, я цел и невредим, здоров и, как никогда, полон сил и энергии. Поэтому мой вам совет: будете возвращаться к себе — не думайте ни о каком канале. И еще: прямо с завтрашнего дня начинайте учиться плавать…

Убежденность и твердость Морана, похоже, рассеяли обеспокоенность человечка; он рассыпался в благодарностях и, вернувшись за свой стол, заказал второй кувшин вина, что свидетельствовало о явной беззаботности с его стороны.

Но у Морана оснований чувствовать себя расслабленным не было. Наоборот, этот случай плюс нежданная встреча сегодня после обеда, оживили все его опасения. Получалось нечто забавное: с интервалом в несколько минут в одном и том же месте двум разным людям гадалка наворожила гибель в самое ближайшее время. Что за цель скрывалась за этой двойной ложью? Очевидно, стремление навязать им идею фикс о неминуемой кончине, превратить её в самовнушение и подтолкнуть к ней, как к чему-то фатальному и неизбежному. Все это весьма смахивало на преступное деяние.

«А почему бы и нет? — подумал Моран. — Это вполне в духе месье Минга. В прошлом он уже прибегал к услугам предсказательниц для распространения Священных Тибетских масок, которые являлись носителями смерти…»

Он на мгновение задумался.

— Пожалуй, стоит в этом разобраться поосновательней, — прошептал он. — Но сначала отыскать ту статью, где сообщалось о случаях роковых внушений. Сдается, что я положил её в досье «оккультные науки»…

Позвав гарсона, он расплатился и, покинув пивную, вскоре добрался по улице Бонапарта до своего дома на набережной Вольтера.

Глава 2

На поиски злополучной заметки ушло добрых полчаса. Оказалось, что об этом писала «Фигаро».

«А не существует ли преступной организации, объяединяющей предсказателей судьбы?

Париж, 5 апреля. — Менее чем за три недели только в Центральную больницу поступило двенадцать человек, оказавшихся жертвами хиромантов, гадалок на картах, астрологов и прочих толкователей будущего. Девять из них скончались, трое находятся в тяжелом положении.

По приведенным фактам немедленно проведено расследование. Убедительно доказано, что каждому из потерпевших за несколько дней до драматических происшествий псевдопрорицатели предсказывали насильственную смерть при обстоятельствах, совпавших с реально имевшими место.

Выяснилось также, что все они были людьми впечатлительными и легковерными, на которых эти зловещие пророчества, видимо, подействовали как своего рода самовнушение.

Впрочем, это далеко не единичные случаи. Довольно много аналогичных сигналов поступило и из других больниц Парижа и провинции. Подобный размах невольно наводит на мысль, а не являются ли эти предсказания о трагической гибели — в сущности это были смерти путем внушения — частью какого-то единого плана? Не столкнулись ли мы с преступной организацией среди предсказателей судеб? Конечно, подобное предположение может показаться весьма необычным и даже нелепым, поскольку слабо просматриваются причины, которые могли бы вызвать к жизни такого рода шайку. Ну а если речь идет о попытке посеять панику и породить комплекс отчаяния у ряда лиц, чья доверчивость в отношении глашатаев будущего мало в чем изменилась по сравнению со Средневековьем.

Поскольку в этом случае над жизнью многих сограждан нависла бы очевидная опасность, то не следовало ли бы провести более тщательное расследование, чтобы раскрыть всю подноготную этой темной истории?»

Заметка не удостоилась чести быть вынесенной на первую полосу и выглядела весьма буднично. Но для Морана она была более чем многозначительна, поскольку отвечала его собственным подозрениям. Он не без резона полагал, что подобную банду мог организовать только Желтая Тень. Уж слишком хорошо были известны преступные намерения последнего. Грозный монгол, располагавший неисчерпаемыми финансовыми возможностями, путем террора стремился сокрушить западную цивилизацию. По его глубокому убеждению, она вела человечество к самоуничтожению и её следовало заменить на менее претенциозный образ жизни, ближе к природе. Поскольку в добрую волю людей он не верил, то был готов навязать свой новый порядок силой, а для достижения этой цели его демонический ум не видел иного способа, кроме террора. Внутренне Боб был абсолютно убежден в неискренности провозглашенных месье Мингом целей. Человеколюбие и желание осчастливить людей слишком уж не соответствовали образу мышления этого персонажа, в сущности, настоящего монстра в силу присущей ему жестокости и безжалостности, двоедушии и свирепости. Удивительно, но эти качества уживались в нем с на редкость развитым умом и обширными знаниями, что делало его ещё более грозным противником. Около года тому назад Боб Моран и его друг Билл Баллантайн вступили в жесткую схватку с Мингом, украсившим себя псевдонимом Желтая Тень. В результате сложного стечения обстоятельств они сумели одержать над ним верх. В итоге Баллантайн прикончил его, а тело изверга было засыпано обвалившимися скальными породами.

«Давай-ка поразмышляем над всем этим делом на холодную голову, — решил про себя Боб, засовывая вырезку обратно в досье. — Итак, я собственными глазами видел, как Минг преставился, но в то же время склоняюсь к тому, что сегодня после обеда нечаянно встретил его. Кроме того, создается впечатление, что вся эта цепь драматических смертей через убежденность в их неотвратимости — дело его рук…»

Он задумался, подперев ладонью подбородок. Где-то в глубине души, вынужден был признать Моран, он вопреки очевидным доказательствам по сути никогда не верил в то, что Желтая Тень сгинул. Так значит?..

— В этом вопросе должна быть полная ясность, — громко возвестил он, как бы убеждая самого себя. — И установить истину должен я сам!

С этими словами он схватил трубку стоявшего на письменном столе телефона и быстро набрал номер.

— Алло?.. Говорит Боб… Могу ли я переговорить с профессором Клэрамбаром?..

— Сию минуту, месье Боб. Я соединю вас с его кабинетом…

Раздался щелчок. Прошло несколько секунд. Еще щелчок и радостный, какой-то ребячий возглас:

— Алло? Это вы, Боб? Чем обязан удовольствию слышать вас почти в разгар ночи?

— Надеюсь не побеспокоил вас, профессор?

— Не волнуйтесь, Боб. Я все ещё работал… К тому же, вы никогда и ни при каких обстоятельствах мне не мешаете. Всегда рад поговорить с вами. Но, полагаю, вы не звоните мне в столь поздний час с единственной целью обменяться банальностями.

— Ну, конечно же, нет… Я просто хотел выяснить жива ли ещё ваша старушка. Та, что с передним приводом?

— Разумеется. Жером пользуется ею при крупных закупках.

— Не могу ли я одолжить её у вас на несколько дней, профессор?

— Что за вопрос, Боб. Только предупреждаю, что она неважнецки выглядит. По сравнению с вашим «ягуаром» — просто курам на смех…

— Мне, как раз, это и нужно. Видите ли, «ягуар» уж очень бросается в глаза и поэтому не годится в том деле, что я задумал. Кстати, хотел спросить и насчет «Поляроида», которым вы пользуетесь для работы…

— Так вам нужно сделать несколько моментальных снимков?

— Именно так, профессор. Могу ли я на него рассчитывать?

— Ясное дело, Боб. Колымага и фотоаппарат вам понадобятся сию же минуту?

— Нет… Но завтра меня бы устроило…

— Тогда Жером все доставвит вам утречком вместе с пленками для «Поляроида». Но, Боб, будьте осторожны и не попадитесь опять в какую-нибудь передрягу…

— Будьте спокойны на этот счет, профессор, — расхохотался Боб. — До скорого и спасибо вам огромное…

— Пока, Боб…

Оба одновременно положили трубки. Боб откинулся в кресле. На его лице застыло озабоченно-решительное выражение, которое, наверное, бывает у матодора, который позабыл шпагу и посему готовится схватить разгневанного быка прямо за рога.

— Чтобы прояснить загадку, — тихо произнес он, — остается лишь одно: сделать фотографию этого обезьяньего вожака.

На следующий день в середине пополудни довольно неказистая развалюха неопределенного серого цвета, протянувшись вдоль набережных Анатоля Франса и Орсэ, прошмыгнула по мосту Альма и, повернув вправо, выехала на набережную Конферанс. Ни одна душа не узнала бы Боба Морана в сомнительного вида водителе этого ветхого драндулета. Растрепанная борода, сооруженная из приклеенных прямо на кожу волосинок, скрывала всю нижнюю часть лица, а потертая и измятая шляпа была нахлобучена прямо на глаза. Одежда висела на нем мешком, была основательно заношена, поскольку когда-то принадлежала покойному супругу консьержки мадам Дюран. Более того, он нарочно перепачкал себе лицо и руки так, чтобы в таком виде походить на одного их этих скользких и сомнительных полукорабейников-полукоммивояжеров, всюду суетящихся по своим бог весть каким темным делишкам. А уж кряхтевший от старости «ситроен» профессора Клэрамбара достойно завершал это полнейшее перевоплощение Боба. Единственной вещью, никак не вязавшейся с общим замызганным обликом, был превосходный фотоаппарат «поляроид». Это чудо современной техники, вдвое дороже самой колымаги было небрежно брошено на переднее сиденье рядом с Мораном.

Уличный фокусник находился на том же месте, что и накануне, заставляя обезьянку выделывать все положенные ей трюки. Боб остановил машину неподалеку от него и, взяв в руки «поляроид», выдвинул гармошку меха. Он тщательно приладил телеобъектив, поставил диафрагму и с помощью дальномера навел на резкость. Затем терпеливо дождался момента, пока интересующий его человек не поднял голову, и тут же незаметно сфотографировал его. В любом случае, даже если бы этот любитель обезьян и обратил, не подав однако виду, внимание на его действия, вполне мог бы посчитать его за любителя живописных снимков. Открыв соответствующую створку, Боб дернул за бумажный язычок, протягивая пленку на кадр вперед, и включил механизм проявления отснятой сцены. Выждав с часами в руке ровно минуту, Моран открыл тыльную крышку аппарата и оторвал по срезу готовое фото. Промокнув его войлочным тампоном, смазанным в спецрастворе, он зафиксировал изображение. В итоге получилось великолепное клише размером 9х12 см. Положив снимок плашмя на сиденье, Боб извлек из кармана лупу с сильным увеличением и принялся старательно изучать черты лица нищего. Это занятие отняло у него довольно много времени, но, когда Моран выпрямился, никаких сомнений у него не оставалось.

— Да, это, несомненно, месье Минг! — пробормотал он. — Если у кого-то ещё и могли в силу невероятной случайности оказаться точно такие же глаза, то одновременное полное совпадение ещё и черт лица — выше всех допустимых норм вероятности. Утверждают, что у любого из нас где-то в мире бродит двойник, но только не у Минга. Два подобных существа существовать параллельно не могут — такого Земля просто не выдержала бы…

У Морана появилось ощущение, что на него внезапно навалилось что-то сверхтяжелое и настолько очевидное, что выходило за рамки его понимания, грозя раздавить его.

«Но как Минг мог очутиться здесь, — вопрошал он себя, — если я самолично видел, как он погиб? Если бы я был человеком суеверным, не преминул бы поверить в какое-то колдовство.. Но, пожалуй, ничто со стороны Минга не в состоянии удивить меня…»

Воистину так, и едва лишь Боб принял как данность сначала возможность, а затем и очевидность воскрешения из мертвых своего заклятого врага, как он с присущим ему хладнокровием тут же принялся всесторонне оценивать возникшую ситуацию.

«Если Минг жив, это значит, что он намерен продолжать творить зло и множить новые преступления. И если кто-то и маячит за ширмой криминальной организации профессиональных предсказателей судеб, о чем говорилось в статье „Фигаро“, то этим человеком может быть только он. Следовательно, мой долг — вновь включиться в борьбу с ним и попытаться на сей раз окончательно обезвредить его.»

Придя к этому выводу, Моран даже вздрогнул. Его страшила сама мысль о том, что в силу долга придется опять помериться силами с чудовищным монголом. Было время, когда Бобу удалось выйти из противостояния Желтой Тени, но лишь по той простой причине, что у Минга тогда по отношению к нему был старый долг признательности — единственно доступное ему доброе чувство. Но спрашивается, до каких пор Желтая Тень будет щадить человека, который ставил под угрозу само его существование и, естественно, все задуманные им демонические деяния?

На какое-то мгновение Моран чуть не поддался искушению уступить охватившему его чувству страха, броситься прочь, куда глаза глядят, и понадежнее укрыться в каком-нибудь забытом Богом и людьми дальнем уголке. Но он не был из числа тех людей, которые руководствуются только эгоистическими мотивами. Даже в том случае, когда, как это стало теперь очевидным, над его жизнью нависла смертельная опасность. Раз Желтая Тень вернулся, чтобы снова угрожать судьбам человечества, то его прямой долг, считал он, — не колеблясь, выступить против этого монстра, даже если единственным вознаграждением за этот благородный жест будет собственная гибель.

Глава 3

Моран припарковал свой «ситроен» чуть подальше и стал ждать. Прошло почти два часа, прежде чем таинственный уличный фокусник, которого он отныне и до получения стопроцентно убедительных доказательств «против» рассматривал как лицо, полностью идентичное Мингу, соблаговолил проявить свои дальнейшие намерения.

Боб наблюдал за малейшими жестами побирушки через ветровое стекло. План его был чрезвычайно прост: по окончании кувырканий обезьянки перед толпой зевак, её хозяин должен будет куда-то направиться. Он, Моран, незаметно последует за ним и выяснит, где тот укрывается. Затем он слегка подсуетится, чтобы установить по адресу проживающее там лицо, и тем самым достаточно определенно выяснит, столкнулся ли он действительно с Желтой Опасностью или же с кем-то другим.

Бдению Морана, наконец-то, судя по всему, стал подходить конец. Последний раз прошлась по кругу зрителей кружка для сбора пожертвований, и, как и вчера, балаганщик со своей неизменной обезьянкой на плече, облокотился на парапет набережной, задумчиво вглядываясь в неспешное течение Сены. Боб обратил внимание, что принимая эту позу, тот заметно распрямился, как если бы его прежняя сутуловатость была нарочитой.

Простояв так минут десять, незнакомец медленно побрел в направлении площади Согласия. Боб вылез из машины, тщательно запер дверцу «ситроена» и начал слежку, естественно, стараясь не показаться на глаза объекту своего внимания.

«Если это и в самом деле Минг, — думал он при этом, — то вполне вероятно, что он меня уже взял на заметку, поскольку он не тот человек, которого так легко можно было бы застать врасплох».

Учитывая, однако, что предпринимая этот шаг, он заведомо шел и на весь связанный с ним риск, Морану и в голову не пришло отказываться от своих планов.

Фокусник пересек прощадь Согласия, ровным счетом не обращая никакого внимания на снующие автомобили, как будто его оберегал какой-то защитный электромагнитный экран, а сам он пользовался радаром, и направился к улице Руайяль. Боб тотчас же сообразил, что тот намерен воспользоваться метро, и посему ускорил шаг, чтобы не отстать и не потерять из виду преследуемого.

Моран вдруг забеспокоился. Ведь у него не было билетов на подземный транспорт, а у человека с обезьянкой скорее всего все обстояло наоборот. В этом случае, если у касс столпился народ, тот от него легко избавится. К счастью, одно из окошечек оказалось свободным, и Боб задержался всего на несколько секунд, успев вслед за предполагаемым месье Мингом прошмыгнуть через начавшую уже закрываться при подходе поезда стальную дверцу на перрон линии, ведущей к Пор де ля Шапель. Понятно, что Боб предпочел сесть в соседний вагон, чтобы не подвергаться бессмысленному риску привлечь к себе внимание своего подопечного. Но он осторожно держался у самого выхода, чтобы иметь возможность наблюдать за перроном при каждой остановке.

На станции Маркаде нищий сделал пересадку и вышел на поверхность на конечной остановке — Порт де Клиньянкур. Ни разу даже не обернувшись, он миновал запутанный лабиринт Блошиного рынка и вывел Морана в один из унылых кварталов.