Ax, это ничего не значит. Я выйду наружу, и все равно это будет чудесно.
      Я буду совершенно счастлива, даже если не увижу ничего особенного... Теперь я тоже понимаю, почему другая хотела, чтобы я взяла ее малыша. Я должна была сделать это, потому что вчера слышала, что сказал Фрэнк Эрику, а сегодня утром сама видела это по телевизору.
      Я вчера на несколько мгновений оказалась одна, потому что хотела привести себя в порядок, а также потому, что решила надеть мамино платье. Они сидели в библиотеке, и мать-слуга подала им напиток, который иногда давала папе, а мне никак не хотела дать.
      Я вернулась тихо, чтобы послушать, и я услышала.
      Фрэнк сказал:
      - Мы ничего не должны делать. Это бесчеловечно! Несмотря ни на что, у нее такие же права на жизнь, как и у нас, это в конце концов не ее вина. Мне кажется, тут надо действовать иначе, может быть, отправлять в резервацию.
      А Эрик ответил:
      - Нельзя никакого "иначе", ты же сам великолепно это знаешь. Не существует средства, чтобы помочь ей, и она, может быть, заразна. Нет никакого другого выхода. Это нужно сделать.
      Фрэнк гневно ответил:
      - Тебе, может быть, это нравится, мне - нет, я не могу ее просто застрелить! Я просто не могу этого сделать! Это чудовищно, поступать так! Мне стыдно за это.
      Эрик коротко ответил. Было странно видеть, как он защищается. Совсем как я, когда мать-слуга дает мне советы и я знаю, что она права, но не хочу с ней соглашаться.
      Он сказал:
      - Это закон; Мы ничего не можем поделать. Она не должна иметь потомства.
      Фрэнк прервал его.
      - Никто же не знает, действительно ли они опасны! И эти дети, все эти дети!..
      - Мы не можем пойти на риск. Хотя дети других не деформированы, откуда ты можешь знать, нормальны ли они? Произвести отбор невозможно.
      - Но, может быть, они невосприимчивы! Вы же их вообще не исследовали! А здесь во всяком случае нет никакого сомнения.
      - Боже мой, но ведь СОВЕТ решил! Пузырьки в первый раз появились шестнадцать лет и два месяца назад. Посчитай же, посчитай!
      Где-то в доме что-то звякнуло, и они оба вскочили.
      - Тихо, - сказал Фрэнк. - Если она внезапно вернется...
      Потом я вошла и сразу же увидела, что я очаровала их, но мне это не доставило никакого удовольствия. Мне показалось, что я все поняла. Сегодня утром я буду совершенно уверена.
      Я подбежала к телевизору, но там все еще показывали людей, очищающих город. Потом внезапно появилась другая сценка.
      Другой убегал прочь. У него было много ног, и он не мог бежать очень быстро, он все время спотыкался. Но я видела, что он прилагает отчаянные усилия, чтобы спастись. Один из мужчин направил на него излучатель. Другой съежился на земле, превратившись в маленькую кучку пепла.
      Они тотчас же сменили эту сцену и заговорили о чем-то другом.
      Конечно, они не хотели нам этого показывать. Но я все великолепно поняла. Кроме того, я слышала, как об этом говорили Фрэнк и Эрик.
      Они убивали всех других. Да, это так.
      О боже мой! Фрэнк прав. Мне кажется, что что-то не в порядке.
      Другие пугались, но, несмотря на это...
      Поэтому богиня Кали и хотела отдать мне своего малыша. Вероятно, она знала об этом. Я спрашиваю себя, не расстреляли ли они и ее? Я, конечно, не хотела смерти Кали, нет. А ее малыша? Он же выглядел таким нормальным!
      Мне кажется, что они делают что-то не то. Папа этого не одобрил бы.
      Однако я не должна думать об этом. Я не должна грустить. Это великолепный день. Я жду Фрэнка и я выйду наружу. Я жду у окна...
      Ну наконец-то! Он идет... Нет, это Эрик. Вероятно, Фрэнк не пошел и попросил Эрика заменить его. Ну да, я немного ошиблась.
      Эрик же так мил, но Фрэнк милее.
      Я сойду с ума, как медленно он идет. И голова его опущена. Странно, он же глядит в окно, но не реагирует на мои знаки.
      У него в руке излучатель. Зачем он ему? Боже мой, почему он так крадется?
      Вот он уже здесь. Я открою ему дверь.
      Наконец-то я увижу мир, каким он был раньше...