Генка зашел по пояс в воду, протер маску, как советовал Витька, обернулся и посмотрел на берег, а затем осторожно нырнул. Плыть под водой оказалось гораздо легче, чем Генке представлялось. Не надо было прилагать никаких усилий — просто потихоньку двигай ластами. Ворочаешь ногами, а под тобой проплывает мутное дно. Дышать было тоже легко, иногда только в трубку и в самом деле попадала вода, но Генка легко ее выплевывал. Ощущения были весьма необычные, Генка никогда таких не испытывал. Наверное, больше всего это было похоже на невесомость. Полуполет-полускольжение.
      Генка так увлекся этим полетом, что не заметил, как дно постепенно ушло вниз и теперь вместо лунного ландшафта под ним была сплошная синева, пронизанная расходящимися книзу солнечными лучами. Синева и пустота со всех сторон. Он забыл, что надо держаться берега, и выплыл на самую середину озера.
      Генка вдруг понял, что чувствует космонавт, вышедший в пространство. Он висел над бездной, в которой терялся даже свет. Где пряталась огромная щука, для которой слопать утку — раз плюнуть. Генке вспомнились собственные страшные рассказы про это озеро, и он немножечко испугался. Решив повернуть к берегу, он сделал разворот на месте и поплыл назад.
      Он плыл и плыл, а берега все не было и не было. Генка испугался еще сильнее и прибавил скорости. Вода журчала у него за ухом, ноги начинали уставать, а берега так и не было. Тогда Генка испугался уже по-настоящему. Он поднял голову из воды и обнаружил, что болтается прямо в центре озера, а до пляжа все так же далеко, как и раньше. Казалось, что-то удерживает его на середине. Генка стал объяснять себе, что ничего необычного здесь нет, что это просто подводные течения, какие есть в любом уважающем себя водоеме. Что это глубинные ключи. Что это перераспределение теплой и холодной воды, образующее тягу…
      Но паника уже проклевывалась, уже била в мозг, уже мешала размышлять логически. Это не течения, это щука! Да-да, это щука, очень непростая щука, заманивает его в глубину! Мешает выбраться. Ждет, когда он ослабеет, чтобы схватить своими челюстями. Это проклятие озера! Оно топит всех, кто покушается на скрытую в его глубине тайну…
      В голову лезли бесчисленные истории о затянутых в омут мастерах спорта по плаванию, о сведенных конечностях, о пловцах, запутавшихся в водорослях и не найденных никогда.
      Генка опустил голову в воду и осмотрелся. Щуки не было. Никто не приближался к нему с разинутой пастью, ощеренной сотней крючковатых острых зубов.
      Он снова поднял голову над водой, выплюнул загубник трубки и отдышался. Решил было покричать и позвать на помощь, но стало стыдно. Затем заставил себя думать, а не бояться.
      Страх — в голове, говорил себе Генка. Страх это просто скачок давления и выделение в кровь определенных веществ. Физиология. Химия. А значит, бояться не стоит. Стоит спокойно подумать.
      Все в порядке. Я не тону. Лежу на воде, дышу воздухом. По небу плывут облака. Почему я не могу добраться до берега? Должно быть, происходит что-то такое, что имеет вполне реальное, совсем не сказочное объяснение.
      И тут Генка вспомнил. Если идти по лесу просто так, без всяких ориентиров, то рано или поздно сделаешь круг и вернешься на то самое место, с которого вышел. Потому что правая нога делает шаг чуть больше, чем левая. А если правая нога делает шаг больше, то, значит, вполне может быть, что и ластом она гребет сильнее. И если плыть вот так, без четко проложенного маршрута, то запросто можно рисовать круги и по воде.
      Тогда Генка придумал следующее. Он перевернулся на спину, отыскал глазами на противоположном берегу высокую красноватую сосну и поплыл, ориентируясь на ее верхушку. Через некоторое время перевернулся на живот и увидел водоросли. Дно. Тогда Генка развернулся и двинулся по направлению к пляжу, к месту, куда обычно выходили плавать утки.
      Очень скоро он увидел плывущие по поверхности воды перья и мелкий пух. Генка обогнул отмель и пристроился в небольшой промоине. Надо было ждать.
      Отмель уходила в озеро пологим склоном. Видимость была отличная, метров двадцать, не меньше. Генка крепко сжимал в руке свой импровизированный гарпун и ждал появления щуки.
      Дышалось через трубку легко. Солнышко прогревало воду на небольшой глубине, и Генке было тепло и уютно. Какие-то мелкие рыбешки щекотали его ноги и пытались забраться под ворот гидрокостюма. Выходить на поверхность Генке не хотелось совершенно.
      Щука не появлялась. И в какой-то момент Генка вдруг забыл, зачем он залез в воду, что он здесь делает и зачем у него в руке вилы. Генка расслабился и выпустил гарпун, разминая пальцы. И сразу же почувствовал перемещение воды за спиной.
      Генка лениво обернулся.
      Перед ним, нос к носу, стояла щука. Длинная хищная морда почти упиралась ему в маску. Щука была огромная, похожая на толстое бревно, оранжевые плавники гнали воду, маленькие глаза смотрели на него, на Генку.
      Щука стала медленно раскрывать пасть.
      — А-а-а! — заорал Генка и захлебнулся.
      Вода залила дыхание, Генка закашлялся и попытался выскочить на поверхность. Он забыл про гарпун, забыл про все, потерял трубку. Ему хотелось одного — побыстрее оказаться на берегу подальше от этого зубастого кошмара.
      — А-а-а! — пытался Генка выплюнуть набравшуюся в рот воду. Но сделать это под водой не получилось.
      Щука продвинулась вперед еще. Тогда запаниковавший Генка, пытаясь отбиться от жуткой рыбины, стукнул ее кулаком по самому кончику верхней челюсти. По носу.
      И щука стала медленно отступать в глубину. Генка отыскал загубник трубки, выплюнул, наконец, воду и стал кричать, развивая победу:
      — Пошла! Вали отсюда! Вали!
      Он огляделся в поисках гарпуна. Гарпун плавал метрах в трех справа.
      — Я тебя сейчас!
      Когда Генка смог дотянуться до гарпуна, щука уже растаяла в глубине.
      Генка отдышался. Руки его дрожали. Ноги тоже.
      Выбираться сразу на пляж нельзя. Нельзя же обнаружить свой страх и нерешительность перед друзьями. Поэтому Генка решил немного поплавать туда-сюда для вида. Так он и сделал. Сплавал вдоль берега к сежню, достал из сети очередную запутавшуюся щучку, быстро переплыл протоку, повертелся еще немного на отмели и лишь потом двинулся к пляжу.
      Из озера Генка выбрался поздно, когда солнце уже собиралось коснуться земли своим нижним краем.
      — Ты чего там круги нарезал? — сразу же спросил его Витька.
      — Какие круги? — не понял Генка.
      — Какие-какие!.. Плавал по кругу, как заводной! Мы уж думали, с тобой случилось что. Кричали, кричали — бесполезно, ты ничего не слышал.
      — И в самом деле не слышал. Там время по-другому как-то идет…
      — Это Старый Ник? — Жмуркин презрительно ткнул пальцем в добытую Генкой рыбину.
      — Нет, просто… — ответил Генка. — А Ник… Ника я не видел.
      Из камышей на болотистом западном берегу поднялась пара больших серых птиц и потянулась в сторону Волги.
      — И что теперь делать будем? — спросил Витька.
      — Не знаю, — развел руками Генка. — Надо его на крюк ловить. Или на что-то другое. Он сейчас и вправду голодный — утят-то тетка не выпускает. Брать самую толстую леску — и ловить. Или на спиннинг.
      — А если он в реку уйдет? — спросил Витька.
      — Не уйдет, — покачал головой Генка. — Там сеть. Она белугу выдержит.
      Они сидели возле костра, грели руки. Генка стягивал гидрокостюм.
      — Так что же все-таки делать? — в очередной раз спросил Витька.
      — Вечер уже, — Генка свернул костюм. — Ночь теплая будет. Предлагаю тут посидеть. Комаров нет. Пожарим на веточках щуку, потом в стог заберемся.
      — Стог — это по-нашему, — улыбнулся Жмуркин. — Только, чур, я с рыбой возиться не буду.
      — Я сам, — сказал Генка. — А вы дров пока соберите.
      Витька и Жмуркин отправились собирать дрова, а Генка стал чистить щуку.
      Через двадцать минут Витька и Жмуркин притащили к костру сухую иву. Генка доскребал щуку.
      — Бедная рыба, — сказал Жмуркин. — Как в застенках гестапо побывала.
      — Чистил бы сам, — огрызнулся Генка. — Командовать у нас каждый горазд.
      Генка взял топор, порубил иву и закинул дрова в костер. Ива прогорела быстро и оставила после себя ровные круглые угли, пригодные для жарения. Генка насадил на прутики куски рыбы и повтыкал их над жаром.
      — Будет как шашлык, — сказал он. — Главное, чтобы открытого огня не получилось, а то все сгорит на фиг.
      Скоро над берегом поплыл запах жареной рыбы. Генка нюхал дым, носом определяя готовность, потом ткнул в один из кусков ножиком и сказал, что готово. Ребята взяли палочки и принялись есть. Рыба получилась вкусная, прожарилась хорошо, только соли не хватало.
      — Интересно, а Старый Ник вкусный? — спросил вдруг Жмуркин.
      Генка и Витька посмотрели на Жмуркина с испугом.
      — Что это вы на меня так посмотрели? — спросил он. — Старый Ник все-таки рыба, а значит, его тоже можно пожарить. Если он такой огромный, то мяса в нем, наверное, немерено. Можно год питаться.
      Витька приложил палец к губам и кивнул в сторону озера.
      — Да вы тут совсем с ума посходили! — захихикал Жмуркин. — Вы что, боитесь его, что ли?
      Витька и Генка не ответили.
      — Во закидоны-то! — Жмуркин взял себе еще кусок рыбы. — Вам обоим лечиться надо. Серьезно лечиться. Некоторые рекомендуют в кокосовую стружку закапываться…
      Друзья снова промолчали.
      — Что-то мне есть расхотелось, — сказал Генка. — Пойду лучше спать.
      Генка встал и направился к стогу.
      — И я тоже, — Витька двинулся за ним.
      — Ну и валите! — крикнул им вслед Жмуркин. — Мне больше достанется. Психопатосы чертовы!
      Жмуркин остался у костра один. Он съел всю рыбу, выпил чай из смородины, посидел просто так. Понаблюдал, как медленно гаснут угли и улетают в чернеющее небо последние искры. Потом Жмуркину стало скучно, он залил костер водой и тоже направился к стогу.
      Генка и Витька уже вырыли к этому времени две норы и забрались внутрь, одни пятки торчали. Жмуркин раскопал сено с противоположной стороны и тоже устроился на ночлег.
      В стогу было хорошо. Сквозь сено просвечивали звезды, внизу, у земли, шуршали медленные стоговые мыши, а само сено пахло прошлогодним летом. Любая романтическая натура могла лишь мечтать о ночевке в стогу. Но Жмуркин не был романтической натурой, он сразу же принялся пыхтеть, ворочаться и возмущаться.
      — За шиворот разной фигни уже насыпалось, — ругался он. — И ведь колючая такая, как треугольная будто… А эти мыши! Может, они на людей нападают? Может, они бруцеллез какой-нибудь переносят?
      — Помолчи, Жмуркин, — сказал Генка.
      — А чего помолчи! — обиделся тот. — Разве нельзя было домой пойти? Нельзя было как людям поужинать, а потом спать лечь в нормальных постелях?
      — Я говорю, Жмуркин, помолчи!
      — Вот когда тебе мышь за пазуху залезет…
      — Жмуркин, заткнись! — приказал Генка. — Ты что, ничего не слышишь?
      Жмуркин замолчал. Витька насторожился. Со стороны озера раздавалось беспорядочное жестяное бряканье.
      — Банки, — сказал Жмуркин. — Вы их ведь к сети привязали?
      — К сети, — подтвердил Генка.
      — Это значит…
      — Это значит, что Старый Ник попался, — Генка принялся выбираться из стога. — Вот сейчас и проверишь, вкусный он или как…
      Витька стал выбираться следом.
      — Может, до утра подождем? — предложил из сена Жмуркин.
      — К утру он превратит сеть в лохмотья, надо сейчас вынимать.
      Генка уже бежал к пляжу.
      — Действуем так, — говорил он. — Я на плоту плыву к тому берегу протоки, а вы хватаете сеть на этом. Я перерубаю шнур, а вы сразу начинаете сеть вытаскивать. Вытащили на метр — закрепили за иву, вытащили — закрепили, вытащили — закрепили. Ясно?
      — Яснее не бывает, — отвечал Витька. — Попался, голубчик…
      — Фотик забыл, — жаловался Жмуркин. — А вдруг это самая крупная щука в мире? Мы можем прославиться: попасть в Книгу рекордов Гиннесса, денег заработать…
      Они быстро шагали по пляжу. Генка впереди, Витька и Жмуркин за ним. Бряканье не прекращалось.
      Генка схватил топор, сбежал к воде, запрыгнул на плот и оттолкнулся. Он погнал плот вдоль пляжа, чтобы не уходить на глубину, где шест не достал бы дна.
      Витька и Жмуркин добежали до сети раньше. Шнур, крепивший сеть к липе, был натянут до звона, сама липа дрожала от рывков, а самодельный Генкин колокольчик бился на леске, как припадочный. Все поплавки погрузились в воду.
      — Хватайся! — Витька взялся за шнур первым.
      — Хватаюсь уж, — Жмуркин пристроился с другой стороны.
      — Как Генка рубанет по тросику, так мы тянем! — напомнил Витька.
      Генка доплыл до протоки, добрался до сежня, наклонился к сети. Размахнулся, рубанул по шнуру топором. Шнур дзинькнул и хлестко ушел в воду.
      — Тянем! — крикнул Витька.
      Сеть пошла неожиданно легко. Она выбиралась метр за метром, никакого сопротивления не чувствовалось.
      — Черт! — неожиданно ругнулся Витька. — Закрепить забыли!
      И Витька стал привязывать вытянутый кусок сети к липе. Он подтянул шнур к толстому кривому суку и уже собирался набросить на него петлю, как вдруг мощный рывок вырвал шнур из его рук. Витька зашипел от боли и почти сразу же услышал крик Жмуркина.
      Жмуркин вопил от ужаса. Витька повернулся на этот вопль.
      Сеть медленно уходила обратно в воду. И так же медленно сползал к воде по песку Жмуркин — левая нога его запуталась в шнуре. Жмуркин не мог ничего сказать, только орал.
      Все произошло настолько быстро, что когда Витька прыгнул, пытаясь поймать Жмуркина за руку, тот оказался в воде уже по пояс.
      Витька не достал. До руки Жмуркина осталось сантиметров двадцать.
      — Мама, — сказал Жмуркин и скрылся в озере.
      — Генка! — заорал Витька. — Генка, сюда!
      Витька умел плавать, причем плавать неплохо. Но ситуация была слишком необычная, и Витька растерялся. Генка наоборот — сохранил трезвость рассудка и хладнокровие. Он мгновенно оценил обстановку, подогнал плот к месту, где ушел под воду Жмуркин, и нырнул.
      Его не было секунд тридцать, и Витька начал уже бояться, что оба они не вынырнут совершенно. Но тут вода заволновалась и на поверхности появились голова Генки, а затем и голова Жмуркина. Жмуркин застонал, Генка треснул его по затылку, и Жмуркин выпустил изо рта струю воды.
      — Витька, помоги! — Генка стал толкать Жмуркина к берегу.
      Жмуркин вяло барахтался и кашлял. Витька зашел в воду, и вдвоем они выволокли Жмуркина на берег.
      — Ногой в сети запутался, — сказал Генка. — Пришлось резать.
      — Ногу? — спросил Витька.
      — Сеть!
      И Генка показал свой знаменитый швейцарский нож. Друзья рассмеялись. Только Жмуркин не смеялся. Он сидел на песке, икал и не мог сказать ни слова.
      — Пилю шнур, а она как вниз рванет! — рассказывал Генка. — А я не отпускаю, рука как вывернется, кажется, вывихнул… В плече…
      Генка показал плечо. Рука торчала неестественно вбок, плечевой сустав покраснел и распух.
      — Больно? — спросил Витька.
      — Терпимо. Неудобно как-то…
      — Надо дернуть, — подал голос всезнающий Жмуркин. — Я видел, я могу, если что…
      — Тетка дернет, — отклонил его предложение Генка. — Она раньше фельдшером работала. Тетке ничего не говорите. Если узнает, что мы тут все чуть не перетонули — больше на озеро не отпустит. И вообще в город отправит.
      Витька и Жмуркин согласно кивнули.
      — Все, займитесь костром, — Генка гладил свою вывихнутую руку и прикусывал от боли губу.
      Витька пошел раздувать угли. Жмуркин за ним. Он все время оглядывался на озеро и старался держаться подальше от берега. Скоро костер разгорелся, и ребята собрались вокруг огня.
      — Чтобы я… — сказал Жмуркин выразительно, — еще… хоть раз… подошел к воде…
      — Ты же любишь водные процедуры, — усмехнулся Генка.
      Жмуркин не ответил. Он только протягивал к костру руки и продолжал икать.
      — Останешься здесь еще? — спросил его Генка.
      — Не могу, — помотал головой Жмуркин. — Я ж на два дня только отпросился…
      — Страшно?
      — Страшно, — признался Жмуркин. — Думал, все… Надо ее, эту щуку, динамитом…
      — Нельзя динамитом. Курицы перепугаются — нестись не будут. И в доме окна повышибает.
      — Тогда не знаю…
      Они замолчали.
      С озера послышался мощный всплеск. Ребята вздрогнули. Ночь началась.

      На следующее утро они провожали приятеля в город. Жмуркин был необычно, не по-жмуркински серьезен. Он задумчиво грыз спичку за спичкой и опасливо оглядывался по сторонам.
      — Не бойся, Жмуркин, — успокоил его Генка. — Сюда Ник не доберется.
      — Ага, — Жмуркин постучал Генку по плечу. — Не доберется…
      Генка поморщился.
      Увидев вывихнутое плечо, тетка, как и предсказывал сам Генка, испугалась и побежала во двор запрягать Березку, собираясь немедленно везти больного на центральную усадьбу. Чтобы ему там вкатили уколы от столбняка, сделали рентгеновский снимок, вправили вывих, наложили шину и даже, если нужно, гипс. Генка куда-либо ехать категорически отказался и напомнил тетке о ее славном медицинском прошлом. Тетка ответила, что все уже забыла. Генка сказал, что тут и помнить нечего, — дергай и все. Тетка ответила, что дергать надо правильно…
      Они бы препирались еще долго, но разумный Жмуркин заметил, что в медпункте на центральной усадьбе в такое время скорее всего никого нет и что ехать бесполезно. Тогда тетка собралась с духом и дернула Генку за руку. Генка ойкнул. Плечо встало на место. Тетка тут же наложила спиртовой компресс и велела племяннику рукой особо не работать.
      — Хорошо, что еще так отделались, — Жмуркин снова кивнул на Генкину руку.
      — Бывает, — сказал Генка. — Сколько угодно бывает. Теперь…
      — Теперь ты выбыл из строя, — Жмуркин раскусил очередную спичку. — Теперь щуку будет ловить один Витька.
      — Под моим чутким руководством, — Генка положил здоровую руку Витьке на плечо.
      К остановке подрулил древний желтенький „Пазик“.
      — Я вам позвоню, — сказал он, перед тем как сесть в автобус. — Как только прояснится ситуация с занятиями, я сразу позвоню. Спиннинг пусть у вас остается…
      — У нас телефона нет, — сказал Генка.
      Жмуркин со своим рюкзаком еле втиснулся в салон.
      — Передайте поклон тетушке. И скажите, что мне здесь очень…
      Двери автобуса захлопнулись. Жмуркин уехал.
      — Когда тетка придет? — спросил Витька.
      — В три. До трех надо что-то делать.
      — Можем в кино сходить, — предложил Витька. — У них тут что-то новое идет, кажется.
      — Да ну, — возразил Генка. — В кино мы можем и в городе сходить.
      — Куда тогда?
      Генка пожал плечами.
      — Может, просто по главной улице прогуляемся? — предложил Витька.
      Генка согласился, и они пошли вниз по улице Коммунистической, от удивительного фонтана до двухэтажного Дома быта. Ничего особо примечательного на улице Коммунистической не было — обычный набор: клуб, кафе, продуктовый магазин и магазин запчастей, еще один дом, в котором ночевал драматург Островский, краеведческий музей…
      — Стоп! — Генка резко остановился.
      — Чего еще? — спросил Витька. — Опять гениальная идея? Новое озарение?
      — А давай зайдем в музей, а?
      — Ты что, в музеях никогда не был?
      — Честно говоря, давно уже не был. К тому же все равно делать нечего.
      — Давай лучше в дом, где Островский ночевал.
      Витька согласился. Но дом Островского оказался закрыт. Оставался краеведческий музей.
      Входной билет туда стоил три рубля, но хранитель сказал, что музей все равно скоро закроется, и пропустил бесплатно.
      Музей не очень удивил Генку и Витьку. Он был похож на все краеведческие музеи, которые посещали ребята по внешкольной программе. В музее имелись: старая ржавая сабля, коллекции мятых тульских самоваров, древних русских монет, кортик одного морского адмирала — выходца из здешних мест, изобилие лаптей и старых прялок, целая куча фотографий с какими-то местными знаменитостями… Одним словом, музей ребят не вдохновил. Они уж было собрались уходить, но тут Витька замер и повернулся к стенду, рассказывающему об успехах животноводства в районе.
      Генка тоже остановился перед стендом и стал рассматривать диаграммы, показывающие рост надоев.
      — И чего? — спросил Генка. — Надои растут?
      — Не туда смотришь!
      — А куда надо?
      Витька поднял глаза к потолку.
      — Блин! — восхитился Генка. — Вот это да!
      Над кисломолочным стендом, между старым позеленевшим барометром и рогами лося-великана была помещена голова огромной щуки.
      — Вот это да! — Генка зашел с другой стороны. — Я и не знал, что такие бывают…
      — Наша, я думаю, не меньше, — сказал Витька. — Надо у хранителя расспросить…
      И Витька побежал за хранителем. Хранитель нашелся быстро.
      — Дедушка, — спросил Генка, — а что это у вас тут за рыбка такая? Ну, вот эта, с зубиками…
      — Это? — улыбнулся дед. — Это щука.
      — Да мы видим, что не килька, — сказал Генка. — Вы нам конкретно расскажите, что к чему. Что за щука, кто поймал…
      — Хорошо, молодые люди, — согласился хранитель, — я вам расскажу. Только пусть кто-нибудь из вас принесет мне мое кресло…
      Витька вздохнул и отправился за креслом.
      — Щука эта непростая, — рассказывал дед, устроившись поудобнее. — Ее поймал после войны один здешний рыбак. Этот человек был очень страстным рыболовом. И очень удачливым. Говорили, что он может рыбу наловить даже в колодце. А если уж он шел на реку, то без рыбы никогда не возвращался. И вот однажды он отправился на рыбалку, поставил крюки и пошел спать, а когда с утра решил эти крюки проверить, то обнаружил, что ни одного крюка нет. Все сорваны! Поставил снова, к вечеру отправился проверять — и опять все крюки оборваны. Тогда он решил понаблюдать, что происходит. Кто это, значит, его крюки обрывает. И вместо десяти крюков поставил один. Насадил на крючок огромную плотву, вырубил березку потолще, привязал к ней шнур и закинул в реку. Сел на берег и стал ждать. Ждет-ждет — ничего. Час сидит, два сидит, три — никакой поклевки. Ну, мужику надоело все это дело, он взял да и прилег на бережке, вздремнуть немного. А как проснулся, глядит — удилище его в воде плавает. Он его, значит, как-то там подцепил, вытащил — потянул на себя… И тут из воды показалась рыбина! Это была щука. Но не простая щука, которых в любой речке полным-полно, а огромная, каких рыбак даже никогда и не видел! Он потом всем рассказывал, что щука была размерами чуть ли не с лодку. Мужик остолбенел. А щука посмотрела на него, посмотрела, а потом как рванет в глубину! Да так резко дернула, что он не успел даже рук разжать — всю кожу ему с ладоней удилищем и сорвало.