— Все будут смотреть на девочку в «Фольксвагене» и думать про тебя всякие вещи. А ты будешь оттуда смотреть и поплевывать. Пусть себе думают. Зато потрогать тебя никому нельзя, потому что ты теперь не в набитом вагоне метро. Вот так!
      Аня посмеялась от души. Но права захотела получить как можно скорее. Не потому что про нее тогда будут думать. Это ее не волновало. Просто ей вдруг передалась провинциальная жажда формальных показателей успеха. Она подумала, что ее желания в последнее время какие-то вялые. А как когда-то мечталось о всяких пустяках! Вот так примерно, как великовозрастная дурочка Ритка мечтает сейчас о своем авто.
      С Корниловым она договорилась быстро. Внутрисемейный экзамен назначили на десять вечера в среду. Михаил считал, что вечером, когда машин уже меньше, Аня будет чувствовать себя смелее. Условие было одно — ехать Аня должна была в очках.
      — Трусить в этом деле совсем нельзя, — накачивал он ее. — Почти во всех ситуациях на дороге лучше быть решительной и жесткой. Решила ехать — поезжай. А то, знаешь, дамы на дороге склонны проявлять нерешительность. Выехала на левый поворот — поезжай. А то встанет какая-нибудь, так стоит полдня. Боится. Ты ведь у меня так не будешь?
      — Ну… — неуверенно начинала Аня. — Не уверена. Я тоже побаиваюсь.
      Выехали они вечером. Корнилов ей все-таки безбожно подсказывал. Она даже разозлилась.
      — Корнилов, а если я без тебя поеду? Кто мне тогда будет говорить три раза — снимись с ручника? Кто обещал мне, что будет строг, но справедлив? Мне в поддавки неинтересно. Ну что, куда ехать? К Марсову полю давай. Всегда мечтала через мост переехать.
      На некоторое время Корнилов замолчал. Аня справлялась. Но когда впереди замаячил отсвечивающий в свете фонарей, как призрак, гаишник, Аня растерялась.
      — Чего он хочет от меня? Миша! Останавливаться или нет? — в панике обернулась она к Корнилову.
      — Останавливайся… Приехали, кажись, — обреченно вздохнул Михаил.
      — Ну что ты сидишь? Скажи ему что-нибудь! — взмолилась Аня.
      Полосатый дядька вразвалочку подошел к их машине, ткнул рукавицей себе в висок и скороговоркой выпалил свой пароль. Отзыв Анна не знала, а потому, продолжая глядеть на Корнилова, выжидающе молчала.
      — Ваши документики! — неприязненно сказал блюститель порядка.
      — А у меня, — начала было Аня, но Корнилов перебил и сунул ей в руки какие-то бумаги. Аня не поняла. — Это что такое?..
      — Твои права, — ответил муж невозмутимо.
      Аня сунула права в окошко и через пять минут, счастливая и довольная, уже ехала дальше.
      — Поехали, Аня, домой. Экзамен потерял всякий смысл, — сказал ей Корнилов. — Дай я сяду за руль. Отдохни. Я уже вижу — ездить ты будешь, так что все в порядке. — Они вышли из машины, чтобы поменяться местами. Корнилов порылся у себя в кармане и вынул блестящую шоколадную медаль. — Вот тебе медалька за экзамен. Помнишь, Зощенко? «И каждый раз, дети, когда вы будете есть сладкое, я хочу чтобы вы спрашивали себя, заслужили ли вы его?»
      С этого вечера Аня понемногу начала передвигаться на машине сама. Правда, сначала только до магазина дворами и задами. Потом научилась добираться до «Пионерской» карманами. Задача была непростой, как у шахматиста, в распоряжении которого осталась только пара коней. Там, на стоянке, она машину оставляла и садилась в метро, как примерная студентка. Но понемногу практика брала свое, и Аня неумолимо становилась нормальным «чайником».
      В пятницу с утра Аня была в приподнятом настроении. Корнилов сказал, что в гости к ним сегодня заедет Коля Санчук, бесславно закончивший свою политическую карьеру.
      — А давай их всех вместе позовем? — загорелась Аня. — Я ужин приготовлю. У нас так редко бывают гости…
      — Вместе? Я не думаю, что Санчо обрадуется, — Корнилов поморщился. — Для него это — возможность куда-то из дому слинять. Там ему, как я знаю, несладко живется. Может, пусть лучше один приходит. Валя такая шумная. Да еще и Аня… Сколько ей сейчас, кстати?
      — Не знаю, — задумалась Аня. — Чужие дети быстро растут. Давай я ему позвоню и спрошу. Ты ведь не совсем против? Это ты за него вступаешься?
      — Ну, считай, что я не против. Хотя… — Корнилов нерешительно почесал затылок.
      — Ладно, Медвежонок. Если я тебя буду слушать, то у нас гостей никогда не будет, кроме тех, которых ты в дом не пускаешь.
      — Ну, они ж не гости, как ты не понимаешь, — запротестовал он.
      — Ты тоже многого не понимаешь. Например, того, что я хочу видеть в своем доме людей. Зачем он мне вообще тогда такой огромный?
      — В своем доме?
      — В нашем, конечно, в нашем.
      Коле Аня позвонила сразу же, как только уехал муж.
      — Спасибо, Анечка. Постараюсь. Анька будет счастлива.
      — Ну… Жду.
      Отложив до понедельника тяжелую умственную работу по разработке рекламы теплых полов, Аня принялась готовиться к приезду гостей. С теплыми полами никак не ладилось. На этих полах Анин творческий потенциал с визгом тормозил. Мысли вертелись в одной плоскости: «Теплый пол — неслабый пол». «Половая теплота» и тому подобное, что сразу можно было списать со счетов. Кое-какие перспективы давало слово «бесполый». Но какие именно, Аня еще не поняла. Просто чувствовала. Например, «Без теплого пола дом бесполый». Можно было пойти и по пути отрицания: «Отморозь свой пол». Но двусмысленности избежать было просто невозможно. Здесь уже рукой подать до «полового бессилия» и прочих неприятностей холодного пола. Хотя, если задуматься над словом пол, как имеющим значение «половина», это открывало необозримые просторы рекламных возможностей. Правда, какие именно, Аня тоже пока не поняла.
      Обо всем этом думала Аня, перемешивая в миске будущее мексиканское блюдо, название которого она давно забыла. Все-таки приготовление еды — это глубокая медитативная практика. Голова начинает вырабатывать неожиданные идеи. И один творческий процесс подстегивается другим.
      Для дочки Санчуков, Анечки, было куплено мороженое. Взрослым — испанское белое вино. А в кипящем масле обжаривались креветки по-мексикански.
      Времени хватило даже на Сажика. Аня вывела его во двор и полчаса расчесывала большой щеткой. Сажик сходил от этого с ума. Он просто валился на Аню всей своей тяжестью, потому что ноги подгибались от удовольствия. Облик пса поменялся кардинально. Лохматая шерсть превратилась в ухоженный пух.
      — Ну, смотри! Если не изваляешься в грязи до прихода гостей — будешь молодец!
      Сажику всего надо было потерпеть полчасика.
      — Ты представляешь, Коленька, вожу. Понемногу привыкаю, — возбужденно говорила Аня, когда все они уже немного расслабились и выпили вина. Не пила только Аня. Но ее это совсем не тяготило. Потому что ей предстояло вечером отвезти Санчуков домой. Такого ответственного поручения автомобилиста у нее еще никогда не было.
      — Ну, ты Ань, молодчина! Вот это я понимаю! Кто смел, тот и за руль сел! — и, оглянувшись на жену Валю, по глазам понял, что градус его восхищения ей не очень нравится.
      — А меня, тетя Аня, покатаешь? — спросила подросшая Анечка-первоклассница.
      — Ну конечно! И Сажика с собой возьмем. Хочешь? И маму! — добавила Аня, заметив, что в Валиных глазах промелькнул вопрос.
      В этот вечер все у них было хорошо. Аня зажгла в гостиной свечи. Накрыла стол. Все получилось просто здорово. Да и сама Аня постаралась: надела недавно купленное ей Корниловым платье. Прямое, синее, без рукавов. Оно прекрасно подчеркивало фигуру и при свечах эффектно поблескивало отделкой из синего же атласа. На вешалке его можно было не заметить, настолько оно было выдержанным, но на Ане это было Вещью. Она надела его впервые. И честно говоря, даже не надеялась на то, что сможет надеть его в ближайшее время. Поводов в ее жизни для этого платья почти что не было. Но теперь Аня была уверена, что будет сама их искать. Главное-то у нее есть — платье. Иногда такая ерунда, как одежда, может изменить в жизни очень многое.
      — Ну расскажи нам, Коля, — попросила Аня. — Как оно там?
      — Где, Аннушка? — недоуменно моргнул Коля.
      — В большой политике! — рассмеялась Аня. — А как тебе, Валечка, все это время жилось? Не страшно было?
      — Да не страшнее, чем в ментах, — ответила грубоватая Валя. — А по мне так, Ань, лучше бы он в мясники на рынок шел. Отработал свои часы и домой. Руки от крови умыл — и чист. А тут, с политикой этой, век не отмоешься.
      — С тобой, Санчо, все понятно, — улыбнулся Корнилов. — У всех маленьких мужчин комплекс Наполеона. И желание обладать властью. Гитлер, Ленин, знаменитый гунн Атилла были просто крошками.
      — Ну да… Властью… Я ему покажу, кто у нас властью обладает, — беззлобно проворчала Валя.
      — Да, и у кого из нас двоих комплекс маленького мужчины? — засмеялся Санчук. — К тому же в ширину я побольше некоторых семейных пар вместе взятых…
      — А пойдемте чай пить в сад! — предложила Аня в лучших театральных тардициях.
      Ее поддержали. Мужчины вынесли журнальный столик на лужок. Расставили стулья. Валя накинула на себя плащик. А Ане почему-то холодно совсем не было. Или просто ей не хотелось прятать свое новое платье от восхищенных взглядов Корнилова и, что уж скрывать, Санчука.
      Маленькая Анечка стала играть с Сажиком. Они бегали друг за другом по траве. Аня радостно визжала, а Сажик задиристо лаял. Но заметно было, что морда его улыбается, и лай этот выражает полный собачий восторг. Валя подошла к Ане и они, прислонившись к дубу, завороженно смотрели на Сажика с Анечкой.
      — Ты ребенка заводить не собираешься? — вдруг спросила Валя.
      — Да нет пока, — ответила Аня, которая не очень любила разговоры на личные темы.
      — А чего так? — не унималась Валя. — И Корнилову пора. И дом заселять нужно. Вон сколько окон — в каждом чтоб по ребеночку!
      — Ну, а ты сама ведь остановилась на достигнутом? — вопросом ответила ей Аня.
      — Так мне от Санчука рожать. А тебе-то от Корнилова, — глубокомысленно заметила Валя.
      — Логично, — рассмеялась Аня. — Надо будет подумать.
      — Подумай, подумай. А то вдруг потом поздно будет.
      — Ну, я так долго, наверное, думать все-таки не буду, — успокоила ее Аня.
      — Жизнь такая штука. Неизвестно, что с нами будет завтра, — на Валю явно напало философское настроение.
      — Да ладно, Валюш! Пойдем, я тебя тортом угощу лучше. Подсластишь себе жизнь, — и они подошли к мужчинам, которые беседовали о своем.
      — Как ты был прав, Михась, ведь вся эта история с выборами оказалась полным фуфлом. И все дорожки в тот «желтый домик» тоже желтые, да и то их две-три только. Остальные просто черные. Одна радость — жизни поучился, посмотрел, как эти технологии работают нынче. Вот еще много слов иностранных выучил. Любил дед чужой обед…
      — А говоришь все одно по-старому, — Корнилов подлил себе и Коле вина. — Ну, давай, рассказывай, чему ты там научился.
      — Ну, во-первых, от тебя отдохнул. От, понимаешь, даже запахов наших управских. Другие вот только поднадоесть успели. Ну, конечно, на митингах слегка отъелся. Посмотри, даже мешки под глазами рассосались.
      — Ну да, синие рассосались, зато красные наполнились! — засмеялся Корнилов. — От этого белая горячка бывает, знаешь?
      — Сэкономил на транспорте и на жратве. Ну, то есть удалось подкопить немного.
      — А что, тебя все время возили, Санчо? А на чем? Уж не на коленках ли, и как за малую дитятю не платили? — Санчо зыркнул на него и незаметно показал на стоящую неподалеку Валю, которая как раз в этот момент кричала что-то дочке. — Ты вообще чем там занимался?
      — Контролировал сектор электората! — важно ответил Санчук.
      — Да, Коля, что б ты не говорил такого умного и складного, а все у тебя получается «Служу Советскому Союзу»!
      — Я-то, Миша, послужил. Мы ж с тобой люди государевы, ну вот и отстоял я вахту, как положено. За что давай и выпьем.
      — Ну, а серьезно? У твоего полковника Карповой ведь не получилось, насколько нам всем известно. Теперь вот даже футбольные команды закрывают, которые ей свои победы посвящали. А ты ей что посвятил?
      — Миш, ну чего ты меня достаешь с этой дамой, да еще так громко! — возмутился Коля уже по-настоящему. — Хотя мне ведь скрывать нечего, так что хоть криком кричи, хоть воем вой, только не про это все. Мне оно уже так обрыдло, ты себе не представляешь.
      — Чем же «все это» так тебе надоело?
      — Знаешь ведь, что рыба в мутной воде не живет. Она в ней только ловится хорошо. Так что в этой борьбе за власть победили рыбаки.
      — Что ты имеешь в виду, Коля?
      — Сразу же после публикации результатов, а ты знаешь, они были отрицательные, весь штаб чуть не арестовали, да. Хотя в том последнем адовом круге участвовали всего два кандидата. А это значит, что народ все-таки думал и нам, то есть милиции, доверял. Ну, народ ведь он на то народ и есть, чтоб не знать многого. Ты представляешь, эти, что к власти пришли, прежде всего о нашем штабе озаботились. Вся команда вдруг попала в черный список. На тех ребят, что денег на кампанию дали, наслали налоговиков. Несчастных журналюг, мало того, что поувольняли, просто «раскатали под асфальт». Ни одному будет не подняться. А самое смешное, что и на меня наехали. Конкретно на меня. Они, понимаешь, думали, что я к кассе доступ имею. Ну я, конечно, имел некоторое отношение к кассе, даже по два раза в месяц в ведомости автограф оставлял. Но и все. А эти два мента, представляешь, те самые оборотни в погонах, про которых сейчас пишут, меня на «счетчик». И послезавтра у нас, я ж в управе сразу доложился, «стрелка» будет. Ну, конечно, только для того, чтобы арестовать этих волчар с поличным.
      — А кто такие? Ты их раньше видел? — насторожился Корнилов. Аня даже прислушалась к тому, что говорил Санчук, настолько серьезным голосом спрашивал Михаил.
      — Не, раньше не видал. Да вот два чудика: Митрофанов и Ропшин. Один из оперов районных, другой омоновец. Я-то поначалу прикинулся куском сала да ветчинкой на косточке, они и заглотили. Ты что, я там так лоха отыграл, заслуженный артист позавидовал бы. Зашугался до появления реального пота, приступов сердечных… Во как! Так что завтра закроем этих двоих надолго. Возьмем с поличным. Не операция, а мечта. Возвращаюсь в родное ведомство не с пустыми руками. Мне бы резидентом работать! Очень результативная работа!
      — А что ж ты к ребятам, а не ко мне, своему боевому товарищу, другу, можно сказать, побежал? Обижаешь, — Аня оглянулась на Корнилова, глаза которого блестели каким-то странным блеском. Неужели действительно обиделся?
      — Михась, та оно тебе надо? У тебя ведь и так дел столько висит, что и на «КАМазе» не увезешь. Подозреваемая у тебя, говорят, сбежала из-под подписки о невыезде. Глухарей сколько. Ну, я и решил, что тебе, наверное, не до этого, то есть не до меня, и что уголовка сама справится.
      — Эх, Санчо, Санчо…. Ну когда мне было не до тебя? — сокрушенно покачал головой Корнилов и похлопал Колю по плечу.
      Когда Аня вернулась домой, совершив первый в своей жизни развоз населения, позвонил Брежнев. Два дня назад Аня все-таки съездила к нему в институт и сдала кровь из вены. Здесь сразу было понятно, что люди занимаются серьезной наукой. Никаких симпатичных медсестер. Брежнев закрылся с ней в кабинете и сделал все сам. Быстро и не больно. Кровь у себя он тоже брал сам. Видно, опыта в этом деле у него было много. После того, как он приводил Аню к себе на работу и представил всем, как дочь, он не хотел, чтобы кто-то узнал, что именно они затеяли. А потому постарался сделать все анонимно. И вот теперь он звонил ей, чтобы сказать, что результат получен. Аня испугалась, что он ей его сейчас же и сообщит. Но он напомнил ей, что сам читать эту бумагу не будет. Просто он звонит сказать, что Аня может за ней приехать, вскрыть конверт и прочитать интересующую ее информацию.
      — Сергей Владиславович! Может, это плохо с моей стороны, вы тратили свое время… Но я бы хотела, чтобы вы выбросили этот конверт. Я поняла. То, что там — для меня не важно!
      — Я рад, — коротко ответил он.
      — Выбросьте его или сожгите.
      — Я положу его к себе в сейф. Мне кажется, однажды наступит день, когда правду узнать тебе будет необходимо.
      — Мне никогда это не понадобится! Я точно знаю, — воскликнула Аня.
      — Никогда не говори «никогда», — произнес он, как говорят маленькому ребенку.

Глава 20