Предмет! С такой пираньей в два счета вообще без предмета останешься!
      Выдержав хорошую паузу, Татьяна сочла нужным разрядить ситуацию.
      - Да, господа, мы будем участвовать в этих финансовых операциях. Я просто хотела поставить акценты: кто есть кто в этом бизнесе... Вы меня понимаете?
      Гейл Блитс облегченно вздохнул.
      Барковскому тоже стало гораздо легче дышать.
      - Выпьем за наш бизнес, господа, чтобы эти Гэ-Ке-О принесли нам всем ощутимое удовлетворение, - сказала Таня, поднимая стаканы...
      Когда ее гости были уже почти в дверях, Татьяна окликнула Барковского:
      - Один момент, господин первый помощник вице-премьера правительства, я хочу вам кое-что прочитать из моего русского урока... Чтобы вы оценили мое произношение...
      Татьяна взяла наобум первую попавшуюся книжку из тех, что лежали у Морвена на столе, открыла ее и, сделав вид, что по складам читает по-русски, сказала:
      - Хоть зцы в класа, фсо пожья роса...
      Таня улыбнулась невинно-детской улыбкой и уже по-английски спросила:
      - Ну как, господин Барковский, как мой русский язык?
      Павел Розен
      Ред-Рок, Аризона
      Март 1996
      Как там было у поэта Маяковского? Поехал на десять тысяч верст вперед, а приехал на десять лет назад?.. А вот у Павла получилось даже не на десять, на все тридцать, а то и пятьдесят. То ли послевоенная бериевская шарашка, то ли закрытый военно-промышленный городок конца шестидесятых. Плюс комфорт, конечно, но, не в обиду гостеприимным хозяевам будь сказано, комфорт - дело относительное. Разве в "Круге первом" у Солженицына не радовались зэки хлебушку с маслом, белым простыням, книгам? Разве сам Павел, еще школьником увязавшись в геофизическую экспедицию, после двухмесячной вахты в дикой, непролазной тайге не радовался горячему душу и пирогам с палтусом в рабочей столовке такого вот секретного городка с номером вместо названия?
      А вспомнить, как он сам кайфовал здесь первые два дня, после тюремных-то порядков и харчей?
      Пирогов с палтусом здесь, правда, не подавали. Зато было многое другое. Блиставший, несмотря на компактность, широким ассортиментом качественных товаров, магазинчик, где не брали денег, а только делали какие-то пометки в компьютере. Ресторанчик со шведским столом на завтрак и ланч и с многонациональным меню на обед. Спутниковое телевидение с каналами на любой вкус - от "Ти-Эн-Ти" с голливудской классикой до "Блумбергс" с новейшими биржевыми сводками. Даже "НТВ-Плюс" с российскими предвыборными страстями.
      Но судьбы родины и перспективы коммунистического реванша Павла не особенно волновали, не тосковал он и по пирогам с палтусом. Даже по свободе, понимаемой в смысле свободы перемещений и выбора занятий, не тосковал.
      Но мальчишки, Нютка, Таня... Таня, Таня! Как же ему было тяжело врать ей там, на свидании в тюрьме. Как же тяжело было глядеть в ее полные горя и отчаяния глаза!
      И Павел весь, с головой, уходил в работу...
      * * *
      Глядя на то, как Эдди Бронштейн картинно вертит перед своим носом сжимаемый двумя холеными, с наманикюренными ноготками, пальцами шарик импактита, Павел вспомнил старинный научный анекдот, бытовавший на ленинградском геофаке в конце шестидесятых. Даже и не анекдот, а самую настоящую быль, потому как в "Известиях" случаю тому был посвящен целый подвал фельетона, который горячо обсуждался потом и дома, и в институте.
      В фельетоне талантливый автор живописал, как некий ученый картинно, как теперь Эдди Бронштейн, вертел перед носами изумленной научной публики неким металлическим предметом. Суть фельетона состояла в том, что один проходимец, проживавший в Харькове, приехал в гости к своему родному брату в Киев погостить. А был киевский брат ни больше - ни меньше, как доктором физико-математических наук. Харьковский же родственничек по профессии был сварщиком. Но случилось так, что брату-сварщику в доме брата-доктора наук попались на глаза небрежно оставленные на столе дипломы и удостоверения. Братец-сварщик, не долго думая, взял да и слямзил у ученого братца корочки доктора наук, мол, вряд ли братец сразу хватится... А в Харькове родном братец-сварщик наткнулся в вечерней газете на объявление: дескать, харьковский физический НИИ объявляет конкурс на замещение вакантной должности заведующего лабораторией экспериментальной физики, где как раз и требуется ученая степень доктора наук. Не долго думая - подал сварщик документы на конкурс. И что же? Приняли его на работу заведующим лабораторией! И более того, через год назначили заместителем директора НИИ по науке...
      А дальше в фельетоне образно описывалось, как неким сомневающимся особам, которые пытались выведать у братца-сварщика, в чем же суть его научных заслуг и достижений, он показывал сваренную им железную коробочку с дырочкой и назидательно говорил, вертя ею перед изумленными учеными носами: это, дорогие коллеги, ни что иное, как память... Я, мол, занимаюсь секретными исследованиями в области памяти... А был тогда на Украине шестьдесят второй год. И не было тогда американских персональных компьютеров не только на Украине, но и в самой Америке. Поэтому глядели украинские ученые на коробочку с дырочкой, вздыхали и разбредались по лабораториям. А научный их руководитель, по утрам обходя экспериментальные стенды с приборами, заботливо спрашивал подчиненных: работаете? И когда коллеги отвечали, работаем, мол, он им по-отечески давал совет работайте-работайте, ученье и труд все перетрут...
      И так руководил сварщик учеными в своем НИИ целых шесть лет, покуда не попался из-за жадности своей. Решил по совместительству еще и в Харьковский университет устроиться - физику преподавать... Там в отделе кадров его и разоблачили...
      И вот, глядя на Эдди Бронштейна, как тот вертит перед носом железоникелевым шариком, повторяя в задумчивости, что это идеальный природный гироскоп, Павел и припомнил фельетон в "Известиях", что мама с папой так горячо обсуждали в те времена, когда они с Елкой еще были совсем маленькими.
      Павел даже удивился, с чего это вдруг вспомнился ему старинный фельетон. Исследовательский Центр Ред-Рок имел мало сходства с советским провинциальным НИИ, да и Эдди Бронштейн, обладатель высшей и редкой для Америки ученой степени "ди-эс-си", не очень смахивал на сварщика...
      Эдди Бронштейн был здесь главным по науке и непосредственным руководителем Павла. Именно он поставил перед Павлом научную задачу.
      Задача формулировалась кратко: вот есть природный феномен идеального гироскопа, и мы теперь желаем получить технологию промышленного их производства. Иными словами - вот в руках у Эдди Бронштейна шарик, полученный в результате падения на землю железного метеорита. Таков исходный посыл. В результате же мы желаем наладить промышленное производство этих чрезвычайно редких звездных брызг. На вопрос: как это сделать? - должен ответить доктор Павел Розен. И ему для этого откроют щедрое финансирование, предоставят самых квалифицированных помощников, дадут дорогие и новейшие приборы и оборудование.
      Павел Розен, единственный в мире специалист, который ближе всех подобрался к разгадке феномена астроблем или "звездных ран" - новых геологических образований, возникших на месте падения метеоритов. Все ясно и понятно: есть задача, есть средства, есть человек. Непонятно только - как они выловили в человеческом океане именно его? Когда? На каком этапе его жизни? И как подвели к тому, что он оказался здесь в Ред-Рок?
      Как им удалось узнать, что именно он, Павел Розен, не имеющий, согласно документам, специального образования и лишь стараниями профессора Вилаи получивший в университете Колорадо степень доктора honoris causa, является пионером в разработках и изучении импактитов? Такой термин для обозначения по род, образовавшихся в результате метеоритного удара, он придумал двадцать лет назад, после памирской экспедиции, едва не стоившей ему жизни. Именно таковыми младший научный сотрудник Павел Дмитриевич Чернов посчитал открытые им тогда чудо-алмазы, связывая их уникальные свойства с особенностями генезиса. За что и подвергся критике академика Изергина. "Не увлекайтесь, юноша, - сказал Андрей Викторович. - Это всего лишь гипотеза на грани научной фантастики. А вот лабораторно подтвержденная сверхпроводимость - уже не гипотеза, а факт. На нем и сосредоточьтесь"...
      По совету академика Павел исключил тогда из диссертации не очень доказательную главу об импактитах, решив отложить эту проблему на потом. А потом оказалось не до того... И лишь совсем недавно Павел вновь вернулся к заброшенной теме. Анализировал литературу, делал выписки, просчитывал, прикидывал, кое-какие выводы и гипотезы вносил в компьютер. Обсуждал тему только со стариком Джорджем Вилаи и один раз - с четой ученых Кайфов Аланной и Шуркой...
      А потом... Потом внезапно разорился "Информед". Кому это было надо? И разве не вытекало из тех документов, которые он подсмотрел в ноутбуке Изи Гольдмана, что хищная щука "Блю Спирит", за спиной которой маячила еще более хищная акула "Свитчкрафт", намеренно проглотила маленького карасика "Информед"?
      А для чего? А не для того ли, чтобы, в конце концов, Паша Розен попал именно сюда в Ред-Рок заниматься именно тем, чем теперь занимается?
      В том, что его жизнь в последние месяцы представляет собой цепь чьих то манипуляций, Павел не сомневался. Ему еще при аресте через адвокатов Саймонов дали однозначно понять, что уголовное дело против него специально сфабриковано, но ради сохранения жизней Тани и детей от него требуется подчиниться воле судьбы и принять условия игры, которые диктовал закулисный режиссер.
      И он принял эти условия, признавшись в несовершенных преступлениях не только в суде, но и жене... Татьяне...
      Тогда, лежа на жесткой койке в камере предварительного следственного изолятора, Павел думал, что его злоключения - результат того, что он стал свидетелем тайны фирмы "Блю Спирит", заглянув в ноутбук Изи Гольдмана... Его, Павла, упрятали в тюрьму как опасного свидетеля... И припугнули здоровьем жены и детей, чтобы не рыпался и не болтал... Как того парня, про которого в дешевых шпионских детективах говорилось: он слишком много знал....
      Но теперь, когда ни с того ни с сего он угодил в Центр Ред-Рок и занимается исследованиями, о которых так давно мечтал?..
      "Стоп-стоп, - думал Павел, - а не паранойя ли это? Не приступ ли больного эгоцентризма? "
      Нет - не паранойя!
      Таких совпадений в жизни не бывает.
      Тогда возникает другой вопрос - зачем и кому это надо? И почему избран путь провокаций, подставок? Кто на сей раз взял на себя право ломать жизнь ему и его близким? На кого он, в конечном счете, теперь работает?..
      Работать, между прочим, можно по-всякому. И не случайно, ох, не случайно, вспомнился ему фельетон в "Известиях". Хороший специалист, пускай и сварщик, удачно сварив однажды коробочку с дырочкой, сможет обвести потом вокруг пальца не только харьковский НИИ, но и кое-кого покруче. Хоть бы даже и ребят из Ред-Рок...
      Интересно - администрация не стала возражать против того, чтобы Павел общался с семьей. И стоило Павлу обронить в разговоре с Эдди, что помимо новых барокамер и электронной пушки надо бы было создать и моральные предпосылки успеха, то бишь простимулировать его, Павла, послаблением режима, как его вызвали к главному шефу в знаменитый кабинет с океанским аквариумом.
      - Вам разрешают общение с близкими по Интернет-связи, - сказал босс, вы сможете раз в неделю по полчаса говорить в режиме реального времени со своей семьей, видеть свою семью на экране монитора, и они будут видеть вас. За собой мы оставляем только право кнопочной цензуры, если вы нарушите правила, и станете говорить о недозволенных вещах, о том, чем занимаетесь по работе, где географически находитесь, - тогда мы прервем ваш разговор...
      Павел был почти счастлив. Он увидит Таню и детей!
      Таня...Танечка...
      Первый сеанс связи оказался, однако, совсем не таким, как он ожидал. Вместо Тани и мальчишек на экране монитора он увидел Лизавету. Она сидела в незнакомом интерьере какой-то гостиной, на ней была черная шелковая блузка... Но это несомненно была Лизавета, Танечкина сестра.
      - Привет, Павел, как ты живешь?
      - Привет, живу хорошо, а где Таня, где мальчики?
      Лизавета ответила, что Таня в курсе, что из Министерства юстиции звонили еще позавчера и сказали, что теперь с Павлом можно будет общаться по видео раз в неделю, но Таня как бы не совсем готова к этому, по известным Павлу причинам... И после этих слов Лизавета взяла долгую паузу. Потом она скороговоркой рассказала, что Таня теперь, как и раньше, много времени уделяет детям, и что в настоящий момент они все вместе поехали в аквапарк и дельфинарий. Лизавета пообещала рассказывать Павлу обо всем, что его интересует, и, кроме того, она будет уговаривать Татьяну, чтобы та сменила гнев на милость.
      Они немного поболтали о разных пустяках, вроде еды, здоровья и спортивного образа жизни, и потом попрощались друг с дружкой до следующей связи.
      Павел был слегка расстроен. Но Лизавета вселила в него надежду. Она как старшая сестра вразумит Таню. Она ее уговорит.
      Таня обязательно оттает. Он же знает ее сердце!
      Хэмфри Ли Берч
      Штаб-квартира ФБР, Вашингтон, округ Колумбия
      Март 1996
      Хэмфри Ли Берч был не из числа тех рефлексирующих интеллектуалов, что всегда находятся в плену созданной ими самими сложной системы ограничивающих движение фишек и флажков. Он не любил формальностей, и поэтому, едва получив назначение, буквально на следующий день занял кабинет директора ФБР, не по трудившись выждать паузу приличия, покуда его предшественник совершит формальности прощания с кабинетом и заберет все свои silly little things - портреты внуков с рабочего стола и старые любовные письма из личного сейфа...
      Впрочем, Хэмфри Ли Берч знал, что в кабинете у его предшественника никогда и не было ничего из личной жизни... Такова их работа, она по сути своей не подпускает к себе людей сентиментальных, справедливо полагая такое качество характера признаком слабости.
      Правда, сам Хэмфри Ли, едва въехав в новые рабочие апартаменты, перетащил-таки из дома увеличенную фотографию, на которой ему, юному выпускнику Гарварда Хэмфри Ли Берчу, пожимает руку сам старина Гувер. Берч не однажды удостаивался чести стоять рядом с великими людьми Америки, но в кабинет он велел повесить именно это фото. Хэмфри Берч и Эдгар Гувер. Пусть пораскинут мозгами, пусть поразмышляют его недоброжелатели и те замшелые ленивцы, что окопались в отделах, какую политику он будет проводить, получив под свое начало самую сильную изо всех силовых структур мира...
      Демонстрируя полное небрежение антуражем, Берч не давал распоряжения менять мебель и сидел в привычных для Гребински и Макгвайера декорациях.
      - Мебель в кабинете прежняя, новые только шеф и его фотка с Гувером, шепнул Гребински на ухо своему коллеге, когда выйдя из лифта на двенадцатом этаже, они шли по бесконечно длинному коридору.
      В кабинете же ни Гребински, ни Макгвайер таких вольностей позволить себе уже не могли.
      - Я хочу дать вам послушать две магнитных записи, господа, - начал Берч, подчеркнуто избегая формальных рукопожатий...
      Гребински и Макгвайер изобразили на лицах готовность обратиться в слух.
      - Первая сделана несколько дней назад, мужской голос принадлежит известному вам лицу, владельцу корпорации "Свитчкрафт", мистеру Гейлу Блитсу, а женский - Дарлин Морвен, вдове также известного вам англичанина, лорда Эндрю Морвена...
      Берч нажал кнопку магнитофона.
      - Вы помните роман Марио Пьюзо "Крестный отец"? - спросил мужской голос.
      - Конечно, и роман, и превосходный фильм с Марлоном Брандо, - ответил голос женский.
      - Так вот, там в самом начале романа в семейном бизнесе клана Корлеоне означился конфликт, старые члены семьи, включая самого дона, считали целесообразным продолжать строить бизнес на трех прежних китах - на крышевании профсоюзов, азартных игр и проституции. Но молодые силы в семье видели будущее за быстрыми деньгами наркотиков. И эти разные видения будущего породили кровавую интригу...
      - И вы полагаете, что у нас в Ордене нынче складывается похожая ситуация?
      - У вас превосходные чутье и интуиция.
      - Это одно и то же.
      - Тем не менее, надеюсь, у нас здесь никто не хочет такого же развития событий, как в романе?
      - Вы угрожаете или констатируете?
      - Из двух названных мотивов - безусловно второй... Мне по сути моей профессии полагается функционировать по цепочке: анализ - детерминация констатация...
      - Разве ваши миллиарды и первая позиция в списке Форбса - это деньги за работу врача-диагноста?
      - Разумеется, не только! Я не закончил цепочку. Как и в любой науке а я все же полагаю себя прежде всего именно ученым, а потом бизнесменом, полная цепочка, выражающая задачи моей деятельности выглядит таким образом: анализ - детерминация - и... и постановка, обращение явления или ситуации себе в утилитарную пользу.
      - Да, эта достаточно циничная парадигма современной науки в обществе мне знакома, но вернемся к вашим баранам, вы говорили о ситуации в Ордене и аналогиях с Марио Пьюзо.
      - Да, в Ордене тоже есть два явных течения, это представители традиционного воззрения на мировые процессы и проблемы, где деньги олицетворяются исключительно нефтью...
      - Петти, Хаммонд и Макмиллан?
      - Да, Петти, Хаммонд и Макмиллан...По их мнению, весь механизм управления миром сводится к вульгарной схеме: ОПЕК - лондонская нефтяная биржа - наши авианосцы в Персидском заливе... Они привыкли так управлять все пятьдесят последних лет и хотят рулить миром еще лет сто...
      - Но схема продолжает исправно работать!
      - Да, но прогресс подсказывает возможности более быстрых денег и, что немаловажно, при наименьших накладных расходах, включающих содержание армады авианосцев и братание со средневековыми персидскими феодалами...
      - И носитель этого прогресса вы?!
      - И я...
      - Расскажите подробнее, тут ведь и ваш этот русский Барковский?
      - Он только малая часть... Весь фокус в том, что мировая экономика настолько сложная и нестабильная математическая конструкция, что ее гораздо легче выводить из состояния равновесия, чем уравновешивать. И что самое главное, явления дестабилизации могут даваться меньшей затратой средств, чем усилия по приведению в равновесный порядок той же схемы с ОПЕК и ценами на нефть на лондонской бирже...
      - То есть можно делать быстрые деньги на неких искусственно создаваемых потрясениях экономики? Это и есть ваш "бизнес со скоростью мысли"?
      - Именно! И мы готовы вести его в рамках деятельности Ордена с вашей, разумеется, поддержкой...
      - Барковский? Но мы уже договорились.
      - Не только Барковский. Занимаясь математикой применительно к экономическим моделям, мы разработали эффективную систему провоцирования, создания нестабильных состояний систем с видимым устойчивым равновесием. У нас даже объявился юный гений, которого мы успели перехватить, пока он не заявился на Нобелевскую премию. Мы буквально его за фалду стокгольмского фрака изловили и тут же засекретили его работы под семь печатей синей бороды, дав ему в пять раз больше денег, нежели бы он получил в Нобелевском комитете...
      - И этот парень работает на вас?
      - На нас, если лично вы этого захотите.
      - А почему вы решили поделиться таким сокровищем и не снять сливки в одиночку?
      - Да если бы снимать сливки пришлось с какой-нибудь Венесуэлы или Гондураса, тогда - признаюсь, дабы не показаться неискренним - делиться бы не стал...
      - Что? Неужто будем разорять весь мир?
      - Пока не весь.
      - Одну шестую часть суши? Россию с Барковским?
      - Да нет же, Россия большая, но не столь денежная, ее мы тоже почешем... Но у нас есть реально готовые модели тряхнуть юго-восток: Малайзия, Сингапур, Южная Корея. Плюс Латинскую Америку - Аргентину, Венесуэлу... Пока...
      - Что вам нужно от меня?
      - Формально утвердить наш план на заседании Капитула...
      - И тем вы застрахуетесь на случай разоблачений в искусственном разорении экономик целых регионов?
      - Да, мне нужно прикрытие Ордена, и за это я готов делиться...
      - С Орденом?
      - И лично с вами... Отдельной строкой.
      - А вы даете себе отчет в том, какому риску я подвергнусь, лоббируя в Капитуле ваш проект?
      - Да, и более того...
      - Что?
      - Я связываю гибель вашего супруга...
      - С...
      - Да...
      Здесь запись оборвалась... Берч поглядел на подчиненных.
      - Что скажете, господа?
      И господа ответили долгим молчанием.
      Берч понимал, что глупо ожидать от Гребински и Макгвайера каких-либо смелых высказываний по поводу услышанного. Особо важными расследованиями занимался Девятый отдел, и вся информация, которая крутилась в нем, имела статус не только особой государственной значимости, но и строжайшей секретности. Отделы не могли обмениваться подобной информацией без разрешения директора ФБР. И теперь, если директор знакомил их, начальников других отделов, с информацией из чрева Девятого отдела, и при том сам начальник Девятого отдела в беседе участия не принимал - такие обстоятельства наводили на мысли, что либо будут сливать начальника отдела, либо будут сливать сам отдел. А если так? То кого назначат? Или с каким отделом сольют "девятку"?
      Приглашенные были в явном замешательстве.
      Но Берч и не ждал от Гребински и Макгвайера, что они тут же примутся делиться с ним ассоциативным рядом своих соображений... И покуда невидимые бури проносились по нейронным цепочкам надкорковых областей их мозгов, Берч поставил новую кассету...
      - Первый голос принадлежит известному вам политику, а второй покойному лорду Морвену. Запись архивная, старенькая, но небезынтересная...
      Берч нажал на кнопку.
      - Ваши гребаные доктора в своих лабораториях полностью провалились с программой СПИДа... - сказал первый голос.
      - Мы признаем неудачу, - отвечал второй.
      - Вы обещали, что передохнут все цветные, что вирус будет работать строго избирательно, а где же его гребаная избирательность? Мрут вполне белые люди...
      - Да, наших ученых постигла неудача, но мы работаем над совершенно новым вирусом, поражающим иммунную систему и дыхательные пути, и на этот раз яйцеголовые обещают полный успех, болезнь будет поражать исключительно желтых и узкоглазых.
      - А сами-то не боитесь? Ведь внешне вы тоже ох как похожи на япошку!
      - Нет, сэр, я не японец, с моими генами все чисто... На этот раз мы запустим вирус в самый густонаселенный регион.
      - И как скоро будут результаты?
      - Нашим лабораториям потребуется минимум пять лет.
      - Пять лет! Я не доживу!
      Берн остановил запись и не без лукавинки, что было нарушением неписаной этики в ФБР, где любая эмоциональность, мягко говоря, не поощрялась, поглядел сперва на Гребински, а потом на Макгвайера...
      - Ну? Что скажете?
      Первым нарушил молчание степенный Макгвайер:
      - А в подлинности записей...
      - Можно не сомневаться, - отрезал Берч.
      - Я скажу вам, босс, если это не школьное испытание на сообразительность, которому новый начальник подвергает своих подчиненных, я вам скажу, - как бы нехотя начал Макгвайер, - если это не подделка, не фэйк, как вы нам ручаетесь, тогда мне понятна причина, почему и, главное, кто - угрохал лорда Морвена...
      Берч, заворожено сунув палец в открытый рот, что говорило о крайней степени внимания, поочередно поглядел на Гребински и на Макгвайера - ну, ну!
      - С лордом пытались договариваться так же, как после его убийства пытаются договориться с его вдовушкой... О чем? О том, чтобы пресловутый Орден одобрил новые технологические идеи управления, так живо представленные в первом из прослушанных нами разговоров, и я уверен, что намек на несговорчивость дона Корлеоне - прямой намек на схожесть ситуации с покойным ныне лордом Морвеном...
      - Вы считаете, что его убили за несговорчивость, в надежде, что сговорятся с его наследницей? - переспросил Берч.
      - Именно, - кивнул Макгвайер.
      - А вы, Гребински, как думаете? - Берч поглядел на главного аналитика ФБР.
      - Я должен согласиться с коллегой Макгвайером, - ответил Гребински.
      - Возможно, возможно... - Берч задумчиво постучал пальцами по крышке магнитофона. - Надеюсь, джентльмены, теперь у вас не осталось никаких сомнений, что трагическая гибель лорда Эндрю Морвена наступила исключительно вследствие несчастного случая, вызванного техническими неполадками. Уголовное расследование прекращено за отсутствием состава преступления... До лучших времен.
      Берч многозначительно посмотрел на подчиненных. Те, не сговариваясь, грустно кивнули.
      - Вы свободны, джентльмены...
      Леонид Рафалович - Колин Фитцсиммонс
      Сет-Иль, Канада - Лос-Анджелес, Калифорния
      Март 1996
      От Монреаля до Сет-Иль они летели самым экзотическим способом летающей лодкой "Каталина", какие стояли на вооружении Канадской береговой охраны еще в годы Второй мировой. Пилоты держали курс над долиной реки Святого Лаврентия, но когда, спрямляя путь, перелетали через подступившие к долине заснеженные вершины, старушку "Каталину" начинало сильно трясти. Самолет словно проваливался вниз, и оба мо тора, взревев в отчаянном порыве, старались вернуть "Каталине" потерянную высоту, а Боб Диверс, агент Колина Фитцсиммонса по связям с ВМФ, искоса и с усмешкой поглядывал на Леню Рафаловича. Не тошнит ли того. Не страшно ли ему - этому русскому... Но Леня переносил полет превосходно.
      - Когда я служил на Северном флоте, мы в шторм высаживались с вертолета на раскачивающуюся палубу аварийной лодки, - кричал Леня в ухо Бобу Диверсу, стараясь перекричать натужный рев моторов, - такая болтанка для меня не впервой...
      - Да, я понимаю, - кивал в ответ Диверс, тут же сменив насмешливое выражение миной уважения к былым заслугам своего визави, - а что за случай был?
      - На аварийной подлодке был пожар, и все электромеханики - кто погиб, кто сильные ожоги получил, а лодку надо было довести до базы своим ходом. Вот меня как командира боевой части электромехаников из сменного экипажа с двумя мичманами и отправили на лодку вертолетом, и этот же борт обратным рейсом раненых с лодки забрал...
      - Понимаю, - кивнул Боб Диверс, - понимаю, серьезное дело высадиться с вертолета на узкую палубу.
      - Да еще при хорошенькой качке и сильнейшем ветре, - добавил Леонид...
      Бывшие военные моряки - канадец Боб Диверс и россиянин Леня Рафалович - погрузились в многозначительное молчание, полное солидарной памяти о трудном моряцком долге.
      Наконец, преодолев еще один заснеженный хребет, по склонам покрытый щетиной островерхих елей канадской тайги, "Каталина" вырвалась на простор Залива Святого Лаврентия.
      - Ну, теперь сорок минут полета, и мы в Сет-Иль, - сказал Диверс, предлагая Леониду глотнуть из своей карманной фляжечки.
      Леонида не покоробила простота, с какой Боб сразу переходил на столь короткие отношения - глотать виски из одного горлышка у моряков всего мира в порядке вещей.
      - Чирс!
      - Чирз, камрад!
      Сет-Иль открылся внезапно.
      Они вынырнули из низкой облачности и, накренившись на крыло, затяжным виражом прошлись над огороженной искусственным волноломом бухтой...
      Десятки маленьких судов - скорее всего - рыболовецких шхун, ютились в одном углу бухты, в то время как в другой, северной оконечности акватории, цепкий глаз бывшего военного моряка сразу отметил несколько боевых кораблей Канадской береговой охраны... Эсминец, тральщик и четыре больших катера...
      "Каталина" спрямила свой полет и, присев на хвост, зацепила реданом верхушку волны... Два-три легких подпрыгивания, и вот они уже подруливают к пирсу, возле которого притулились две таких же "Каталины".
      - Добро пожаловать в Сет-Иль, бьянвеню, ну сомм ариве! - крикнул пилот, высунувшись из кабины.
      - Вот и наша съемочная площадка, - сказал Диверс, когда бортмеханик открыл бортовой люк, и сырой свежестью океана пахнуло в тесноватом салоне Каталины.
      * * *
      Первыми вопросами Диверса были: насколько городок Сет-Иль похож на военные городки вроде Североморска, Видяево или Северодвинска? И какие места в Сет-Иль можно при минимуме декораций превратить в матросские казармы и офицерские городки советского военно-морского образца?
      - Ну как. похоже? - все спрашивал и спрашивал Боб Диверс, заглядывая в лицо Лени, покуда их джип объезжал окрестности базы Береговой охраны...
      - Придется вам повозиться, - отвечал Леня в раздумье, - пейзаж-то вроде похож, даже очень похож, такие же, как на Кольском, сопки. Такое же море, скалы... А вот с бытом, с городскими застройками - тут беда. Тут просто засада, брат!
      - А что такое? - озабоченно спрашивал Диверс
      - А то что у вас все благоустроено и чисто, а там, ты бы видал - все как на помойке. У вас даже на самой последней мусорной свалке чище и благоустроеннее, чем там в офицерских городках...
      Однако гораздо более, чем превращение Сет-Иль в Видяево, Диверса волновала главная проблема, ради которой Колин Фитцсиммонс и платил ему, Бобу Диверсу, деньги, как агенту по связям с ВМФ. У Колина с Бобом не было настоящего русского ракетного крейсера. Лепить же компьютеризированный макет корабля, как сделал Камерон в своем "Титанике", Колин не хотел. Колин хотел именно корабль в металле, корабль на ходу, на котором можно бы было снимать и в открытом море...
      На следующий день после прибытия в Сет-Иль Диверс повез Леонида в Пети-Рошель, где у канадцев была база утилизации старых кораблей. Ехать было недалеко, около семидесяти миль по отличной дороге. Боб тихонько подсвистывал и подмурлыкивал кантри-музыке, на которую был настроен его приемник, а Леня спал на заднем сиденье, еще не адаптировавшись к разнице во времени, переживая так называемый джет-лэг.
      В Пети-Рошели смотреть было нечего. Вполне сносные эсминцы "Фэймос" и "Смарт", стоявшие на бочках и ожидавшие, покуда их порежут на переплавку, были эсминцами, но никак не ракетными крейсерами, и даже если составить их в подобие некого катамарана, или, отрезав у одного нос, а у другого корму, соединить их по длине... Ничего путного и годного для съемок фильма про советский крейсер из этого все равно бы не вышло. Что же касалось древнего, как кощеева смерть, артиллерийского крейсера Ее Величества "Дублин", то он был в таком состоянии, что Фитцсиммонсу было бы дешевле заложить на вервях новый крейсер...