Леди Морвен — Гейл Блитс

Морвен-хаус, Лондон, Великобритания

Март, 1996 год

Интересным образом на смерть лорда Морвена отреагировал журнал «Форбс». Американец Дэвид Лоусон, экстравагантный секретарь короля Иллюминатов, который достался Тане в наследство вместе со всем движимым и недвижимым, во время утреннего доклада сообщил, что «Форбс» включил ее, леди Морвен, в десятку самых богатых женщин Англии. Сразу на почетное шестое место, между госпожой Аль-Файед и принцессой Анной.

— Боюсь, это нескромно, — сказала Татьяна Лоусону.

— Увы, мадам, но это теперь неотъемлемая компонента вашего имиджа, — ответил Лоусон с легким поклоном головы, — таковы неизбежные издержки гласности в демократическом обществе, мадам…

Татьяна фыркнула и укорила Лоусона в том, что он говорит банальности… Но журнал взяла, и несколько раз внимательно просмотрела форбсовские чарты вдоль и поперек.

Отметила в списке мировых лидеров знакомые фамилии людей из Ордена… Петти, Макмиллан, Хаммонд, Джейкоб Цорес…

Обратила внимание на впервые появившиеся в списках русские имена… Тополинский, Черновыдрин…

Но каков Гейл Блитс!

Он обогнал их всех и стоит на первой позиции.

«Наверное, это нехорошо», — подумала Татьяна и, резким, почти каратистским движением хлопнув ладошкой по рычажку сигарных ножниц, закурила длинную ароматную «Ромео и Джульетту»…

Разбирая почту, Лоусон напомнил ей, что целесообразно было бы откликнуться на приглашение и посетить благотворительную выставку Королевского общества садоводов, потому что там обязательно будут и Королева-мать, и сама Председательница общества — королева Елизавета. У леди Морвен появится прекрасный повод напомнить Ее Величеству о намерении покойного тринадцатого лорда и Кавалера орденов Подвязки и МБИ участвовать во вновь создаваемых благотворительных фондах Ее Величества…

— Увы, Лоусон, боюсь, это выглядело бы некорректно, ведь мы все еще в трауре.

Ох уж этот траур…

Хотя черные шляпки с вуальками от Нина Риччи ей были очень к лицу.

Таня не без удовольствия целых три дня потом разглядывала фотографии похорон, опубликованные и в «Ньюсуик», и в «Сан» и в «Пари-Матч», где крупным планом из-под черной вуали видны только бледная щека и подбородок… Белая-белая кожа… И красные-красные губы самой ярко-красной помады! Черное, белое и красное!..

И желтые розы, которые так изысканно смотрятся на черном…

На выставке будет море желтых роз…

Ах, и все-таки она женщина! Ей оч-чень хотелось поехать на выставку. Как маленькой девочке хотелось когда-то поехать в парк и покататься на карусели…

— А что, Лоусон, — спросила Татьяна, — ко дню Дерби мы еще будем в трауре?

Лоусон поглядел в календарь, беззвучно пошевелил губами и утвердительно кивнул:

— Да, мадам, все еще будем…

— Ах! — тягостно вздохнула леди Морвен, — и на скачки в Эскоте мы тоже не поедем!

И не то чтобы ей нужны были скачки, просто хотелось на люди, в суету, хоть на несколько часов избавиться от гнетущего одиночества.

Ах, как она теперь была одинока!

Родители?

Мамочка Адочка, насколько известно, все еще хороша, несмотря на свои шестьдесят пять, по-прежнему беззаботна и убеждена, что ежемесячные две тысячи долларов ей выплачивает ваучерный фонд «Августина».

Тот, кто по документам числился ее отцом, академик Захаржевский Всеволод Иванович, семь лет назад скончался в глубокой старости и глубочайшем маразме. Про истинного отца Таня в свое время не спросила, а теперь поздно — мать, как и все, кроме немногих посвященных, убеждена, что ее самой давно нет в живых.

Брат Никита? Одно название, что брат, а так… Да и брат-то наполовину условный.

Павел, когда-то любимый муж? Твердый, цельный, прозрачный, как его любимые алмазы, — и вчистую проигранный ею судьбе-злодейке. А был ли шанс сохранить его? Не было… Наверное, так оно и лучше, какая у них могла бы быть общая жизнь, с их-то несовместимыми векторами? Зато теперь он определенно счастлив, достаточно вспомнить, каким взглядом он смотрел на ту, другую Татьяну, тогда, в аэропорту, после…

А вот этого лучше не вспоминать. Но и забывать нельзя.

Нюта? Нюточка-разлучница? Девочка не может не знать, что Татьяна Ларина — не родная мать ей, с Павлом бывшая Ванькина жена сошлась всяко позже того, как нынешняя леди Морвен стала на время миссис Дарлинг, Нютка тогда была уже в сознательном возрасте. Но что знает она про свою родную мать? Скорее всего, ничего… Взрослая, двадцатый пошел… «Нюточка, где ты, доченька моя, кровиночка? Где ты теперь? Хоть и не умею молиться, а за тебя помолилась бы, да только вряд ли молитвы мои будут услышаны…»

Нил-Ро?

Как же он мал!

Как же он недосягаем!

И наконец…

Это имя она не произнесла даже про себя.

Единственный, желанный… Отвергший ее любовь и отобравший самое дорогое…

И вот теперь одна…

Неожиданно для себя леди Морвен почувствовала тупую, саднящую боль необъяснимой словами тоски по покойному супругу.

Любовь — не любовь, но, как ни крути, два сапога пара. Когда-то он взял ее, как берут крепость: осадой, измором, хитроумным обходным маневром. Странно, но она так и не успела спросить его светлость, знал ли он, что ее первый муж жив, когда через Фахри подписал ее на убийство Шерова. И чем только старый упырь так досадил… другому старому упырю? Правда, в отличие от Вадима Ахметовича, его светлость до последних своих денечков был, что называется, мужчина в соку… До семидесяти одного не дотянул всего-то двух месяцев. Ах, какие у них были ночи! А блеск его лысины в лучах полной луны!

«Да, Эндрю, я полюбила другого, я хотела расстаться с тобой, и мне казалось, что за свободу я готова была заплатить любую цену. Оказалось — не любую. Такого я не хотела и не могла предвидеть… Надеюсь, боль не была долгой…»

Она прошла по просторному, гулкому в своей пустоте Морвен-хаусу, непроизвольно притрагиваясь к вещам, хранившим прикосновение его рук, теребила на пальце ничего уже не означающее обручальное кольцо, вышла на навесную террасу, подолгу глядя вниз, на освещенные аллеи Риджент-парка. Под косым мартовским дождем статуи казались бесприютными сиротами…

Прерывая меланхолические раздумья, за спиной леди Морвен вежливо кашлянул Лоусон.

— Мадам, на проводе мистер Гейл Блитс. Возьмете трубочку?

— Скажите, что меня нет, и узнайте, что ему надо.

Самый богатый человек планеты просил выделить ему полчаса на следующей неделе.

Через день после звонка Блитса последовал звонок от Уильяма Петти.

Тот просил об аудиенции для себя и Макмиллана в любое удобное для ее светлости время.

Пауки в банке зашевелились…

По установленным в Ордене специальным правилам все переговоры, касающиеся Ордена, могли вестись только в специально проверенных местах. Именно поэтому за двести лет своего существования иллюминаты не допустили ни одной существенной утечки информации. Кабинет лорда в его лондонском Морвен-хаусе входил в список тех мест, где переговоры могли вестись открытым текстом без каких-либо опасений быть подслушанными.

Татьяна решила принимать Петти и Макмиллана по орденскому протоколу.

Так было политически правильнее.

Им надо сразу дать почувствовать, что она, леди Морвен, не просто наследница и правопреемница… Что она — Королева иллюминатов, чей брак с почившим в бозе Королем пять лет назад освящен таинством обряда Великого Ордена… Что она теперь Бетрибс-Тиранозавр, она теперь самка, кладущая яйца, она матка улья… Неужели они, зная все тонкости Орденского Устава, не предполагали тогда, пять лет назад, что лорд не вечен, и что у них рано или поздно могут возникнуть проблемы с формальностями управления Капитулом?

Или, можно предположить, что это кого-то устраивало?

Как некогда на российский трон была посажена заведомо недалекая и ожидаемо-управляемая племянница Петра — Елизавета? Но ведь Елизавета и задала им потом жару!

Тем, кто ожидал, что будут дергать ее за ниточки…

Татьяна думала, что давить на нее начнут сразу после похорон.

Но не начали.

Выжидали.

Вернее, договаривались между собой, кто именно будет регентствовать…

И в предстоящей борьбе опереться ей не на кого. Правда, интуиция подсказала, что прежде Петти и Макмиллана следует принять Гейла Блитса. И Петти с Макмилланом будут обязательно информированы о том…

— Леди Морвен, позвольте мне представить вам моего русского друга Вадима Барковского, — сказал Гей л Блитс, жестом руки указывая на высокого блондина в превосходном темно-сером костюме, едва Лоусон пропустил их в кабинет.

Поднявшись из-за стола, Таня вышла им навстречу…

Барковский учтиво принял протянутую ею руку, но не склонился, как принято, для поцелуя, а резко поднял к своим губам… «Все-таки русские еще остаются увальнями и медведями», — подумала Татьяна и тут же поймала себя на том, что русские — это, в некотором роде, ее соотечественники.

— Мы в трауре, господа, поэтому я не приглашаю вас к обеду и принимаю здесь в кабинете, а не в гостиной, извините…

Гейл Блитс и его русский друг понимающе кивнули.

— Виски? Шерри? — спросила Татьяна, показывая гостям на диван и два кресла, разделенные журнальным столиком…

Здесь в огромном, отделанном дубовыми панелями кабинете, лорд устроил как бы две зоны, одна из которых была официально-деловой, другая же носила оттенок некой интимной доверительности.

Прошли в зону «дружеского взаимопонимания».

Присели — она на диван, а они в кресла напротив.

Таня взяла паузу, понимая, что без ее сигнала, что она готова слушать, гости не начнут.

— Как погода в Москве? — спросила Татьяна. Ее так и подмывало задать этот вопрос по-русски, но она сдержалась.

— В Москве отличная погода, спасибо, — ответил Барковский со сносным среднеатлантическим произношением.

— Ну и замечательно, тогда я попрошу вас, дорогой мистер Блитс, изложить суть…

Гейл Блитс начал с того, что Барковский совсем не из тех замшелых русских динозавров, с которыми невозможно договариваться, а представляет новую плеяду русских, с которыми очень приятно вести дела, он хорошо понимает, какую именно выгоду можно извлечь обеим сторонам в союзе Восток Запад — Запад Восток, когда в сырьевой России начались столь качественные изменения…

Пропуская мимо ушей переливы Гейловских интродукций, Татьяна тут же сообразила, что в лице Вадима Барковского она видит перед собой тот тип новых русских, что за три доллара мать родную продаст. И тем опаснее этот тип, чем выше он в общественно-политической иерархии России. Мэр уездного городка — будучи таким же негодяем, как и этот Вадим, — что он украдет? Ну, половину достояния уезда или района. Не больше! А этот… а этот… У него в глазах ясно читалось: вы только цену назначьте, а я вам всю страну вагонами и пароходами вывезу!.. Интересно, за каким лешим Гейл притащил с собой этого красавчика?

И снова, отбрасывая пустословия, ей через три минуты все было ясно…

— Итак, вашим главным ресурсом, господин Барковский, является то, что в данный момент вы занимаете пост первого помощника вице-премьера правительства России по вопросам финансовой политики, так? — Таня взяла властный, не позволяющий возражения тон. — Отбросив эвфемизмы и называя вещи своими именами, вы просто используете свое положение с целью получения комиссионных и в этом ваш бизнес, так? То есть, вы предлагаете прокрутить спекулятивную операцию, где вы напрямую окажете нам, вкладчикам проекта, преференции, заведомо невыгодные вашей стране, так?

Барковский покраснел и что-то запыхтел в ответ, но, по-видимому, не ожидая от Татьяны такого оборота, напрочь позабыл английские слова…

— Но, леди Морвен, господин Барковский представляет определенную группу людей, и наши интересы в сделке тоже весьма интригующие, — вступился Гейл Блитс, — ведь таких быстрых денег, какие предлагает делать господин Барковский на Государственных облигациях Центрального банка России, мы нигде не сделаем! Три доллара за один вложенный доллар в течение года в объемах, соизмеримых с бюджетом такой страны как Россия. И если вы, леди Морвен, сомневаетесь в… — Гейл запнулся, подыскивая необходимое ело во, — сомневаетесь в…

— Искренности господина Барковского? — с озорным огоньком в глазах переспросила Таня.

— Да, именно, — кивнул Гейл Блитс, — в искренности господина Барковского, то тогда, если мы откажемся, то на этих ГКО заработаем не мы, а заработают японцы или арабские шейхи, то есть, мы упустим наш шанс…

— А господин Барковский своего шанса не упустит, так? — спросила Таня.

— Я вас что-то не понимаю, — сказал Барковский, совладав с собой, — вы, по-моему, тестируете ситуацию на индекс морали, мне так показалось, но мне непонятно, зачем вам это? Я предлагаю верный бизнес, а что касается моего участия в этом бизнесе ресурсом моей компетенции, то…

— То это называется коррупцией, — отрезала леди Морвен.

За столом повисла напряженная пауза.

Гейл Блитс был явно не готов к такому повороту разговора. Его план не срабатывал, что для богатейшего человека планеты было полной неожиданностью. В задачи сегодняшнего визита входило увлечь леди Морвен не только самой беспроигрышной спекуляцией, но и ее инициатором. Отчего бы, в самом деле, эксцентричной тоскующей вдовушке не заинтересоваться славянским красавцем — и не подать свой веский голос в пользу его кандидатуры на вакантное, после лорда Морвена, место в числе двенадцати Магов. Иметь верного сторонника в Капитуле — уже немало, а учитывая, что Вадим мальчик перспективный и правильно мыслящий, со временем вполне возможно заполучить ручного премьер-министра, а то и — чем черт не шутит! — президента России… Похоже, лично господин Барковский нашу леди-королеву не сильно вдохновил. А деньги? Какая позиция скрывается за декларированным ею безжалостным определением преступной сути сделки?

Но еще больше испугался Барковский.

Эта Морвен ничем не рискует.

И если назавтра в газетах появятся материалы о переговорах чиновника Барковского с финансовыми кругами в Лондоне… То ему впору просить политического убежища.

Ах, как подставил его Гей л Блитс, а ведь говорил, что леди Морвен исключительно деловой человек и очаровательная женщина, советовал присмотреться и на сей предмет…

Предмет! С такой пираньей в два счета вообще без предмета останешься!

Выдержав хорошую паузу, Татьяна сочла нужным разрядить ситуацию.

— Да, господа, мы будем участвовать в этих финансовых операциях. Я просто хотела поставить акценты: кто есть кто в этом бизнесе… Вы меня понимаете?

Гейл Блитс облегченно вздохнул.

Барковскому тоже стало гораздо легче дышать.

— Выпьем за наш бизнес, господа, чтобы эти Гэ-Ке-О принесли нам всем ощутимое удовлетворение, — сказала Таня, поднимая стаканы…

Когда ее гости были уже почти в дверях, Татьяна окликнула Барковского:

— Один момент, господин первый помощник вице-премьера правительства, я хочу вам кое-что прочитать из моего русского урока… Чтобы вы оценили мое произношение…

Татьяна взяла наобум первую попавшуюся книжку из тех, что лежали у Морвена на столе, открыла ее и, сделав вид, что по складам читает по-русски, сказала:

— Хоть зцы в класа, фсо пожья роса…

Таня улыбнулась невинно-детской улыбкой и уже по-английски спросила:

— Ну как, господин Барковский, как мой русский язык?

Павел Розен

Ред-Рок, Аризона