– Кое-какое оружие привез Саша, – продолжал Йерикка. – У меня просьба будет… Этот парень, который тебя привел, – кстати, а что ты в лесу ночевал?
      – Ждал Сновида, – признался Чужой. – Все думал – может, догонит… Так что парень? Вольг его зовут?
      – Вообще он Олег Марычев, – сообщил Йерикка – Внук Олега Семеновича. Погоди, – Он предупредил изумленный вопрос Чужого. – Я потом расскажу. А сейчас – не заберешь его с собой? Зачем ему погибать с нами? Для него вся наша жизнь – как фантастическая книжка, пусть такой и останется…
      – Рад бы – не могу, – покачал головой Чужой. – Правда – не могу. Я же не на юг отсюда… Да вы, как заварится каша, пошлите его туда с каким-нибудь поручением. Зимой хотели отправить? – Йерикка кивнул. – Ну вот… Дождется срока у верных людей в городе каком-нибудь. Нет, Йерикка, я бы его взял, но я правда не могу!
      – Ничего, – согласился рыжий горец, – сделаем, как ты сказал. Тем более Саша уже предупрежден… А чем Сновид занимается? Я надеялся, он придет.
      – Дела, – туманно ответил Чужой. – Ты слышал о «душевном слиянии»? Новая данванская выдумка.
      – Что еще? – криво усмехнулся Йерикка.
      – Хангарам из гарнизонов вменяется в обязанность брать в жены славянских девушек – даже списки предоставляются, начиная со старших школьниц. Детей называть только крещеными или хангарскими именами, воспитывать в закрытых школах… Те же хобайны, только при живых матерях и еще хуже – полукровки. В школах открыты пункты контрацепции… Да, еще – детей из семей, признанных специальным советом неблагополучными, забирают у родителей и вывозят куда-то. Мы пока не знаем – куда. И про сто шестьдесят миллионов ты зря сказал – это прошлогодние данные. На этот год – сто пятьдесят шесть.
      – На четыре миллиона меньше за год, – процедил Йерикка. – Дальше будет расти еще быстрее…
      – Быстрее, – подтвердил Чужой. – И еще, кстати. Появились заразные болезни.
      – Как?! – изумился Йерикка. – Но их уже лет сто пятьдесят как нет!
      – Теперь есть, – покачал головой Чужой. – В школах от них делают прививки – массово. Мы добыли образцы вакцин.
      – Отрава? – быстро спросил Йерикка.
      Чужой странно улыбнулся:
      – Нет, почему… Действительно лекарство, только… с небольшими побочными эффектами. Конкретную болезнь лечит, а человека в целом – ослабляет.
      – Та же история, что десять лет назад с пищевыми добавками?
      – Та же, – согласился Чужой. – Только тогда фабрику добавок взорвали. А сейчас все умнее – вакцину привозят с Невзгляда. Мы вымираем, Йерикка. Через век весь материк будет заселен хангарами и полукровками.
      – Сновид занят этим? – догадался Йерикка.
      – Да. Ликвидирует наиболее активных проводников новой задумки.
      Они довольно долго шли молча. Потом Йерикка тоскливо сказал:
      – Ярослав, я бы все отдал за то, чтобы отец был жив… Так тяжело тащить на себе этот груз…
      – Расскажи все Гоймиру и бойрам, – напомнил Чужой.
      – Бойрам… – устало повторил Йерикка. – Они давно уже не живут, а доживают… С зимы, когда погибло ополчение пяти племен… А Гоймиру расскажу обязательно.
      – У вас есть одна небольшая надежда, – неожиданно вскинулся Чужой. – Если вы сумеете задержать их до зимы и нанести большие потери – они отступят. Почти наверняка! Данваны не любят больших потерь, ты же знаешь.
      – Они могут стереть нас с лица земли фрегатами, – возразил Йерикка.
      Но Чужой поспешно замотал головой:
      – Нет, нет! Это слишком дорого. Они все меряют с этих позиций! Если вы продержитесь до снега на перевалах – они оставят вас в покое. Может быть – еще на годы.
      – Я иногда думаю – зачем? – зло спросил Йерикка. – Год, два, десять… Дожить до старости, до дня, когда не сможешь поднять меч, беспомощно смотреть, как погань будет жечь и рушить твой дом?! Может, лучше СЕЙЧАС, СЕГОДНЯ – меч и камас в руки и на врага! Быстро, без тоски и сожалений…
      – Это отчаянье, – тихо сказал Чужой, останавливаясь и опуская ладонь на плечо Йерикки. – Это отчаянье, друг. Боги завещали нам надеяться до последнего мига жизни. И это ведь твой отец сказал когда-то: «Все кончено. Идем дальше».
      – Откуда знаешь? – невольно улыбнулся Йерикка.
      – Сновид рассказывал… Еще, друг. Прежде, чем мы пойдем к вам… – Чужой помедлил, посмотрел вокруг рассеянно и сообщил негромко: – На ярмарке человек данванов. Работает под прикрытием – прикрытие наглое, чтобы вас отвлечь.
      – Знаешь его? – напружинился Йерикка.
      – Знаю обоих, – кивнул Чужой. – Они от нас не уйдут… но пока мне надо хоть немного поспать. Я ждал Сновида всю ночь.
 

* * *

 
      Олега не будили, и он заспался – без снов, глубоко и устало, зато хорошо выспался. Может быть, поэтому проснулся в относительно спокойном настроении и мог посмотреть на проблему философски.
      «Поссорились – и хорошо, – уговаривал он себя, сидя на одном из возов и держа на колене миску каши с мясом – остывшей, но вкусной – которую щедро навалила ему повариха – Неизвестно, что могло случиться!»
      Но он как раз хорошо понимал, ЧТО могло случиться (и почти случилось!), помимо воли представил это – все внутри свело от было отхлынувшего, а сейчас вернувшегося неудовлетворенного желания. Олег зажмурился, пытаясь заставить себя переключиться, но память подло подсовывала ему темные губы Бранки, запах волос, запах кожи, глаза…
      – Ч-черт, – помимо воли вырвалось у Олега – просто так, в пространство. – Что ж ты такой деревянный ниже пояса?!.
      Есть расхотелось совсем. Он заставил себя прожевать всю кашу и выскреб миску, преодолевая желание запустить ею вместе с ложкой – не в кого-нибудь конкретно, просто запустить подальше и посильнее. Потом так же через силу умылся и, забросив за плечо автомат, подпоясавшись, отправился бродить по ярмарке в поганейшем настроении.
      Повозок и балаганов стало еще больше, чем вчера или позавчера. Между ними легко было запутаться, но это не беспокоило Олега. Ко всему прочему добавилась еще и глупая обида на Йерикку: мог бы и разбудить, а то ушел шататься где-то в одиночестве – друг называется!
      Пробираясь через толпу и не особо обращая внимания на происходящее вокруг, Олег почти натолкнулся на солнечно-рыжий конский бок. Удивленно посмотрел – и сообразил, что перед ним стоит, потряхивая узкой сухой головой, не славянская лошадка. Рыжий был огромен и могуч, но в то же время непередаваемо красив – широкогрудый, мощный, на высоких крепких ногах, с длинной, расчесанной на две волны гривой и ровным лбом. Красивее даже чистокровных коней, на которых Олег ездил на Земле.
      Хозяин этого чуда возился у заднего правого копыта – стоял на колене, что-то гортанно приговаривал и выскребал из копыта камешки коротким изогнутым ножом. И хозяин тоже не был славянином. С ног до головы этот человек одевался в скрипучую коричневую кожу: кожаная безрукавка со шнуровкой на груди, кожаные штаны, высокие, подбитые металлом настоящие сапоги с затяжкой на верхнем крае… Широкий пояс оттягивали длинный меч – совсем не такой, как у горцев, – и прямой длинный нож в мохнатых ножнах из шкуры мехом наружу. Длинные рыжие волосы отводила на виски со лба узкая повязка – просто полоска кожи, сильную шею охватывал золотой пластинчатый обруч. Мускулистую правую руку от запястья до локтя обвивала, словно странный браслет, сплошная цветная татуировка – бык топтал змея.
      Олег понял, что видит вблизи анласа.
      Конь слегка дернулся, подался вперед. Хозяин, продолжая удерживать копыто, ласково проворчал:
      – На-на, арбас, топере, стата ана метти, майс брад… – и поднял голову.
      Олег увидел уже немолодое загорелое и обветренное лицо, на котором синие глаза казались необычайно яркими; узкое лицо с орлиным носом и плотно сжатыми губами; суровое лицо с тяжелым, выдвинутым вперед четырехугольным подбородком. Правильное, даже, пожалуй, красивое, если бы не уродливый, похожий на белую кляксу шрам над левым глазом, искалечивший бровь. Без какой-либо неприязни взглянув на мальчика, анлас спросил:
      – Аас, гирис, пурвас видре прэстоти фари?
      – Не понимаю, – улыбнулся в ответ Олег.
      Анлас кивнул и спросил снова – уже на славянском (Олега так и подмывало сказать «русском»), без акцента, только растягивая слова – немного похоже на то, как это делают прибалты:
      – Первый раз увидел настоящего коня, горец? – в его голосе прозвучало некоторое превосходство. Олег, продолжая улыбаться, простодушно спросил:
      – А что вы делаете?
      – Подрезаю копыта, – с честными глазами ответил анлас, – а то неровно сточились. От этого конь может захромать.
      – Да? – Олег бесстрашно присел на корточки, наклонился к передним копытам: – Кованый… Камешки вычищаете каждый день, даже если никуда не ездили?
      Анлас отрывисто засмеялся – словно залаял. Пружинистым движением поднялся на ноги – плечистый, рослый. Протянул руку тоже вставшему с корточек Олегу:
      – Ратэст Ардаар хун Таркас, пати й уд анлас сам зинд анла-коом, – и пожал не ладонь, а запястье мальчишки.
      Олег неловко ответил тем же жестом.
      – Просто Ардаар, – представился уже понятно анлас. – Впервые я вижу славянина, который хоть чуть знает коней… Если не побрезгуешь – идем со мной, к нашему огню. Не самый он яркий, а я – не первый человек среди своих, но для хорошего гостя найдется и место, и пища, и слова для достойной беседы.
      Олег уже успел понять, что тут не бывает приглашений из вежливости. Да и потом – просто интересно было посмотреть, как живут анласы. Поэтому он согласился и спросил неуверенно:
      – Можно повести в поводу коня?
      – Ты гость. – Анлас широким жестом протянул Олегу длинные потертые поводья и вежливо зашагал рядом.
      – Как его зовут? – поинтересовался Олег, с удовольствием ощущая за спиной мощное живое движение.
      – Тигри, – ответил Ардаар и перевел: – Стрела.
      Часть ярмарочной долины, где расположились анласы, Олег видел только издалека. А сейчас они все ближе подходили к этому месту, и Олег мог подробно рассматривать новые для него вещи.
      Ему вспомнились слова Бранки о том, что анласы-де «не строят домов, как положено». В самом деле, славянину дикими могли показаться жилища анласов, живо напомнившие Олегу фургоны переселенцев из фильмов об американском Западе – длинные, высоченные четырехколесные фуры, запрягавшиеся, должно быть, двумя парами лошадей и укрытые полукруглыми тентами из кожи, натянутыми на месяцевидные распорки. Эти фургоны были составлены в круг и сцеплены длинными дышлами попарно. В центре круга поднимался прозрачной струйкой дымок, борта фургонов покрывала резьба – чаще всего повторялись бык, бесконечно сплетающиеся стебли трав и свастика – но не с загнутыми наружу под тупым углом концами, как славянская, а словно бы две перекрещенные буквы S, наложенные на меньший по диаметру круг.
      Вход – шириной в одну повозку – с обеих сторон охраняли деревянные изваяния. Молодой однорукий всадник на спокойно стоящей лошади держал в единственной руке большой топор с хищно оттянутым книзу полотном. «Дьяус, – вспомнил Олег рассказ Йерикки, – победитель Астовидату». Другой – воин в полном доспехе, непохожем на славянский, – мчался на крылатом коне, до отказа растянув огромный лук.
      – Хайлс, – поприветствовал Ардаар изваяния взмахом руки – тоже почти славянским.
      Очевидно, и анласы к богам относились, как к ближней родне, а не как к грозным повелителям.
      Народу в лагере почти не было, и Олег увидел, что дым – от огня, горящего в ограде из длинных пик, направивших свои узкие граненые острия в небо. Похоже, наконечники пик были сделаны из серебра. Тут же несколько мальчишек играли с собаками – поджарыми, более высокими, но не такими массивными и длинношерстными, как горские.
      Ардаар режуще, пронзительно свистнул и крикнул:
      – Белгат!
      Один из мальчишек, собиравшийся бросить палку прыгавшей вокруг собаке, оглянулся, сорвался с места и опрометью бросился к… кто ему Ардаар? Но анлас тут же негромко сказал:
      – Белгат, мой младший.
      Мальчишка подбежал, звонко выкрикнул: «Хайлс!» – и замер перед отцом. Босиком, одетый в перепоясанную простым ремешком тунику (или как тут у них это называется?) из зеленой ткани, не кожаную; на поясе – нож и пучок маленьких фигурок. Такие же яркие, как у отца, глаза с любопытством рассматривали Олега.
      – Барати Тигри, арбас, – строго сказал Ардар и кивнул на Олега. – Анна славас хост, мес ети ин дама… – а потом, неожиданно ткнув сына в плечо, добродушно добавил: – Стоти Тигри – васу такти на тиргас.
      Мальчишка заморгал, потом вдруг подпрыгнул с очень знакомым Олегу выкриком:
      – Е! Е, атта! Балам!
      Он подхватил повод и важно, высоко подняв голову, повел коня куда-то мимо фургонов. Ардаар же, повернувшись к Олегу, указал на тот, возле которого они стояли:
      – Прошу, входи.
      Он не просил Олега назваться, и мальчик, ступив на нижнюю планку откидной лестницы, уводившей внутрь фургона, повернулся к гостеприимному хозяину со словами:
      – Зови меня Олег, Ардаар.
      – Эльха, – переиначил на свой лад имя мальчика анлас и благодарно наклонил голову: – Благодарю за то, что назвал мне свое имя… – и крикнул внутрь фургона повелительно: – Встречай гостей, Ринта!
      Олег вовсе не ожидал, что внутри окажется еще кто-то. Немолодая, но очень красивая женщина, сложив руки на животе, поклонилась мальчишке, едва его нога ступила на плотно подогнанные доски пола фургона, и что-то негромко сказала по-своему. В отличие от горянок, анласка держала волосы распущенными, их схватывал тонкий серебряный обруч… поверх длинного платья малинового цвета с расшитым квадратным воротом было надето еще одно: коричневое, свободное, от колен под грудь. На поясе висели гребенка, большой нож и вновь фигурки оберегов. Йерикка, помнится, говорил, что и у горцев раньше часто носили обереги на поясах…
      – Очень приятно, – склонил голову Олег, снимая с плеча автомат. Фургон изнутри был обставлен довольно бедно. Пахло кожей, нагретой тканью и дымом от небольшой печки, оборудованной на глиняном пятачке. Примерно треть длины отгораживала расшитая занавеска – по тяжелому голубому полю летели, сражаясь с многоглавыми и многорукими чудовищами, всадники в броне, на бронированных конях. Над сражающимися горела в небе все та же свастика.
      Среди всей обстановки внимание Олега привлекли две веши, совершенно к ней не подходившие. Над занавесью висело у одной из распорок охотничье ружье. А прямо напротив входа на такой же распорке была укреплена большая цветная фотография молодого парня в городской одежде: он стоял на фоне сверкающего стеклом и металлом здания и улыбался широко и открыто.
      – Таркас, мой старший, – сказал анлас, входя следом за Олегом, в фургоне можно было стоять, не сгибаясь. – Он сейчас ходит тропой Дьяуса на далеком юге – пусть подольше не вспоминают про него Старухи, – непонятно добавил он и указал на постеленные около занавеси шкуры. – Садись, Ринта подаст еду и пиво.
      Олег подождал, пока сядет хозяин – не только из вежливости, но и чтобы понять, как это делается. Ардаар опустился просто, вытянув перед собой длинные сильные ноги: как отметил Олег – вовсе не кривые, хоть и провел их хозяин полжизни – если не больше – в седле. Молчаливая Ринта подала большое глиняное блюдо и тихо что-то сказала. Ардаар перевел:
      – Она извиняется, что еда холодная. Она не знала о госте.
      – Ничего, ничего, – поспешно сказал Олег. Он вдруг почувствовал, что на самом деле голоден, а ломти копченого окорока на блюде выглядели и пахли очень здорово. А это что рядом? Это… – Картошка?! – вырвалось у него. Все еще не веря своим глазам, Олег взял с блюда коричневый, пахнущий дымом клубень печеного картофеля и, улыбнувшись Ардаару, стал чистить его.
      Анлас добродушно засмеялся, разливая в деревянные цилиндрические кубки светлое пиво из круглой кожаной фляги с тиснением на боках:
      – Ты странный славянин, сказать по чести! Они не так чтобы много понимают в лошадях. А земляное яблоко им покажи – скажут тебе, что яд. А тебе, как я погляжу, нравится?
      – Я из города, – пояснил Олег, принимая – не без опаски – кубок. – А земляное яблоко вы привезли с вашей старой родины?
      – Да, – медленно ответил анлас. Глаза его затуманились, он вздохнул и прочел:
 
Анас Вайу
Ку гири, ку марьяс.
Анас Вайу
Ку рувати асман.
Аби Анлас
Сеэс спэта дамас,
Свапнас такти —
Е тамас крурас
Ор срва
Стирас стата,
Равати сам равас…
Равати сам равас…
Ана талам
Равати сам равас…
 
      Он покачал головой и признался:
      – Я не помню нашей родины… Мы ушли оттуда, когда я был еще ребенком – случилось так, что на одних полянах и тропах нам стало тесно с соседями, и Дьяус принял в том споре их сторону. Тогда те, кто выжил, забрали табуны и пришли сюда. Но мне все равно не слишком хорошо, когда я думаю, что настало время всему нашему народу потерять ту землю. И что с теми лесами, где я родился?.. Говорят, от колдовства данванов умирают деревья, что старше всего человеческого рода, а это страшнее, чем смерть человека… Может, настанет темный день, когда среди мертвых лесов в Анласе лишь могилы, где спят наши предки, будут напоминать о том, что мы – БЫЛИ. И найдет ли счастье на новой земле народ, что покинул свою родину? – Он покачал головой. – Но те, кто приходят, говорят, что не покинуть – значит умереть… И все-таки во сне ко мне приходит мой отец, что похоронен на берегах Даверинга, где дали мы последний бой нашим соперникам. Приходит и смотрит молча. Нехорошо, когда умерший предок молчит – это значит лишь, что нечего ему сказать доброго. Мудрые люди говорят, что совесть – это голоса мертвых. Поэтому, – неожиданно закончил Ардаар и отхлебнул пива, – да, поэтому я и не сказал «нет», когда Таркас пришел ко мне просить отпустить его. Хотя сердце чует… – Ардаар угрюмо замолчал, не договорив.
      Завороженный его речью, Олег молчал, почти не слыша слов. Но что-то заставило его встрепенуться.
      – Как ты сказал? – переспросил он. – Как ты сказал, что такое совесть?!
      – Это не мои слова, – покачал головой Ардаар. – Наш народ говорит, что совесть – это голоса мертвых.
      – Да, – кивнул Олег. – Да, спасибо…
      Он машинально отпил пива, не ощутив вкуса, – просто во рту пересохло. Совесть – голоса мертвых.
      «Не уходи от меня, дед, – попросил Олег и не удивился этой мысли, не смутился ее кажущейся наивности. – Не бросай меня…»
 

* * *

 
      Пива он выпил слишком много. За разговором, за компанию, просто потому, что хотелось пить. Теперь Олег об этом жалел – пиво ударило в ноги, выходило потом, во рту стоял его вкус. Оружие казалось тяжелее обычного. Очевидно, он и выглядел странно, потому что на него несколько раз косились.
      «Да ты набрался, придурок, – пришла необычайно ясная мысль. – Ты просто пьяный, вот и все! Ну и ну…»
      Он присел на траву возле чьих-то телег. Почему-то пришла обида – жгучая и болезненная – на Бранку, на Йерикку… Бросили. Его все бросили. Или нет. Бранку-то он сам оттолкнул, а зачем? Она же выбрала его, его, не Гоймира, а он повел себя, как последний сопливый пацан! Или… или как настоящий мужчина? Снова вернулись болезненные и приятные мысли о том, ЧТО и КАК могло быть у них с Бранкой. А теперь она на него и смотреть не хочет. Вот странно – сделал хорошо одному человеку и обидел второго…
      Шевельнулся – в кармане ощутил серебро. Почти все было цело – вчера только на чай потратился… А вот интересно – есть ли у них проститутки? Олег серьезно задумался. Что если найти – и… Такая мысль ни разу не приходила ему в голову на Земле, где он не раз видел этих женщин, а то и девчонок младше себя. Да нет, наверное, нету тут проституток. Дикая земля…
      «Как домой хочется, – трезво подумал Олег. Он ничего не ощущал – ни тоски, ни желания заплакать, ни желания вернуться. Просто, словно написанные на плакате, всплыли перед его мысленным взором эти слова. – Как домой хочется».
      Напротив балагана сидел на скамеечке сухощавый старик, одетый в белое, – немного похожий на волхва с иллюстрации к «Песни о вещем Олеге». Косматые брови до такой степени нависали над глазами, что невозможно было понять, открыты они или нет. Но Олегу почему-то казалось – старик смотрит на него. Пристально и непонятно. Хмель быстро откатывался прочь, и Олег с неожиданным суеверным ужасом понял, что это – из-за взгляда.
      Мальчик решительно поднялся и в несколько широких шагов оказался рядом со стариком. Тот остался неподвижен – даже головы не поднял на замершего рядом рослого вооруженного парня – и Олег грубовато спросил:
      – Почему ты смотрел на меня, старик?
      Седая длинноволосая голова поднялась, из-под густых бровей, из глубины темных впадин, загадочно и жутковато посмотрели в лицо Олегу блеклые, не имеющие выражения глаза.
      – Ты был пьян, – сказал старик на городском диалекте, как две капли воды схожем с земным русским. – Я не люблю пьяных. Тем более – тех, кто начинает пить в твоем возрасте.
      – Я вообще не пью, – возразил Олег сердито. – Просто… настроение поганое. Мысли всякие…
      – Это не причина, – непреклонно ответил старик. – Никому и никогда не может быть настолько плохо, чтоб заливать горе хмелем. Да и не удалось это никому, как ни старались. А твое горе и горем не назовешь.
      – Откуда ты знаешь, что со мной случилось? – подобрался Олег.
      – Да то же, что и с сотнями до тебя, – безразлично отозвался старик. – Все молодые одинаково слепы, они думают, что до них не было на земле ни счастья, ни горя, что их беда и радость – первые в Мире. А это не так. Я знаю, что говорю. Когда пришла Беда, я уже был немолод. А в твои годы сидел князем в городе, данванское имя которого не хочу произносить, а нашего сейчас никто не помнит. И мне тоже казалось, что до меня ничего не было. Даже солнце засветили для меня… А если приходила беда – я удивлялся, почему весь свет не плачет со мной.
      – Сколько же тебе лет? – спросил Олег. Старик поднял и опустил широкие костлявые плечи. – Ты вправду был князем? – седая голова склонилась. – А сейчас, если не секрет, ты чем зарабатываешь себе на жизнь? Или ты живешь у родни?
      – Я не дряхлая развалина, чтобы меня кормила родня, – Олегу показалось, что старик усмехнулся. – Я рисую.
      – Ты художник? – удивился Олег. – Разве тут это может прокормить?
      – Знаешь слово «художник»? – в свою очередь удивился старик. – Ты с юга?
      – Я горожанин, – уклончиво ответил Олег. И ему показалось, что старик не поверил. – Так ты живешь продажей рисунков?
      – Ты не понял, – покачал головой старик. – Мои рисунки не повесишь на стену. Ты видел, конечно, наколки на коже воинов? Многие из них сделал я – к какому бы племени воин ни принадлежал.
      – Татуировки? – Олег поморщился, вспомнив, в каких условиях впервые увидел татуированного человека. – Ясно.
      Он было собрался отойти и поискать своих. Но задержался. Татуировки славян были искусными и красивыми, но особого восторга не вызывали. Еще на Земле Олег с пренебрежением относился к пирсингам и «тату», которыми увлекались многие одноклассники и одноклассницы, открыто посмеивался над ними: мол, недалеко ушли от дикарей, еще консервные банки к ушам подвесьте! Или кость в нос… Здесь, в Мире, татуировки казались вполне уместными, но Олега не привлекали.
      А сейчас вдруг он подумал о них совсем по-другому.
      – Ты можешь сделать любую наколку? – спросил он старика.
      Князь-мастер ответил, не поворачиваясь:
      – Любую, которую знаю. А если у тебя есть рисунок – сделаю по нему и незнакомую.
      Олег помолчал, помялся. Собственная затея казалась ему с одной стороны нелепой – это же на всю жизнь! Да и больно, наверное… Но именно эта мысль – о боли – заставила принять решение. Что он, боли испугался, что ли?!
      – Дорого берешь? – задал он еще один вопрос.
      – Рубль, – ответил старик.
      Это было дорого: рубль – пятая часть здешней гривны, это Олег уже знал. Часть его все еще сопротивлялась, но мальчишка уже знал, что не откажется от затеи, хотя и не понимал, на кой черт ему это нужно.
      – Сделай мне, – почти приказным тоном сказал он.
      Старик вновь поднял голову. Смерил мальчишку с ног до головы непонятным взглядом. И спросил без интереса:
      – Зачем?
      – Мне так хочется, – не нашел лучшего объяснения Олег.
      – Не стоит, – безразлично, без выражения, сказал старик.
      – Я плачу, – настаивал Олег. – Это твоя работа, так ведь? Ты делаешь – я плачу.
      – Подумай. – Тон старика стал предостерегающим. – А лучше не думай – просто уйди и купи на этот рубль сластей той, с которой поссорился. Это будет умнее.
      – Тебе нет дела до моих ссор! – негромко, но резко бросил Олег. – Я ХОЧУ, чтобы ты это сделал.
      Он приготовился продолжать спор, но старик внезапно спросил:
      – Какой рисунок и куда?
      – Сюда. – Олег коснулся груди слева под ключицей, почувствовав, как засосало под ложечкой от предчувствия неприятных ощущений. Это даже на Земле, говорят, больно – специальной машинкой, под обезболиваньем. А тут? Но он решительно продолжал: – Знаешь Рысь? – Старик кивнул. – Я хочу коловрат, – Олег употребил местное название свастики, – а в центре его – Рысь.
      – Хорошо. – Старик легко поднялся, и Олег невольно шагнул назад: в нем было за два метра росту, широченные ладони походили на лопаты, плечи у стоящего казались еще шире, чем когда он сидел. Олег понял, что в зрелом возрасте это был богатырь. – Подожди здесь.
      С этими словами он скрылся в балагане. Олег нервно огляделся, снова подумав, что делает глупость. Вот про такие случаи говорили на Земле: «Бес под руку толкает». И знаешь, что не стоит, и…
      А может, именно стоит?
      Он не успел закончить спор с самим собой – старик появился так же бесшумно, как и исчез. В руке он нес ковшик с водой, который протянул Олегу, повелительно сказав:
      – Выпей.
      – Обезболивающее? – Олег замотал головой. – Зачем, не надо, я не боюсь…
      – ПЕЙ.
      Прозрачные глаза заглянули в самую глубину… чего? Души? Внезапно совершенно успокоившись, Олег взял ковшик и выпил одним длинным глотком – там и было-то с полстакана. Вода как вода – холодная и безвкусная.
      – Куда идти? – спросил Олег и шагнул следом за стариком в темноту…
      …– Очнись, Вольг. Очнись.
      Подскочив на скамейке, Олег широко открыл глаза. Сердце бешено застучало, мальчик, разинув рот, жадно схватил воздух.
      Старик наклонялся над ним. Шумела ярмарка. Судя по всему, прошло не так уж много времени. Если вообще прошло… «Я что, сознание потерял?» – хотел спросить Олег и подняться, но увидел над собой глаза старика – ноги подломились, мальчишка неловко шлепнулся на скамейку.
      – Что ты видел? – повелительно спросил князь – иначе сейчас его и назвать было нельзя. – Что видел?!
      – Я? – Голос Олега сорвался. – Я… ничего… – Но внезапно дыхание перехватило: он ВСПОМНИЛ, что видел в той темноте, куда шагнул, выпив поданный ковш! ВСПОМНИЛ! – Меч… – сказал он с трудом, словно язык сделался чужим и неповоротливым, а словам приходилось протискиваться через узенькую щель – тяжелым, выкованным из металла, шипастым. – Да… меч, длинный меч… Его держал… держал в руке человек… г-ги-гигант с огненной бородой. Нет, не человек! – Глаза Олега широко распахнулись, он облизнул губы. – Не человек… бог. Бог с огненной бородой и серебряными волосами… Перун. Он протянул меч мне и сказал… сказал: «Возьми!» – Олег стиснул голову ладонями, потер виски, брови, кривясь от усилий. – И я взял… или нет? Я не помню… я шагнул и взял… не помню! – обиженно и удивленно выкрикнул он, поднимая глаза на старика. – Я взял этот меч?!
      – Это ты узнаешь потом. – Старик ссутулился и стал дряхлым и усталым.
      Олег вскочил – он тяжело опустился на скамейку.
      – Но одно могу сказать тебе точно: если ты взял его – то будешь сожалеть об этом всю свою ОЧЕНЬ КОРОТКУЮ жизнь.
      – А если нет? – Олег сглотнул.
      – Если нет… то жизнь твоя будет очень долгой. И всю свою долгую жизнь ты будешь сожалеть, что НЕ ВЗЯЛ его, – старик вздохнул и сказал прежним своим голосом – равнодушным и бесцветным: – К вечеру наколка опухнет. И еще пару дней будет болеть и чесаться. Не чеши. Серебро я у тебя уже взял. Иди, Вольг. Иди. И помни, что у Силы только одно право – защищать слабых.
 

* * *

 
      Место под ключицей оказалось закрыто тканевой подушкой, прилепленной к телу обычными полосками лейкопластыря. Отодрать подушку Олег не решился – и, прежде чем вновь навалились рефлексии, увидел около большого стального фургона, явно городского, Йерикку, Чужого – они разговаривали с невысоким человеком, одетым тоже по-городскому. Человек походил на славянина… и не походил. В лице, в движениях, во всем было что-то хангарское. Но беседовали все трое вполне дружелюбно – хотя, подходя, Олег услышал реплику, с ласковой укоризной обращенную торговцем к Чужому:
      – Не любишь ты меня, Ярослав.
      – Не люблю?! – возмутился Чужой (Ярославом его, оказывается, на самом деле зовут). И, улыбаясь, поправил: – Что ты. Терпеть тебя не могу.
      Все трое весело засмеялись.
      – Привет, – вклинился Олег, подходя вплотную. – Вы чего без меня убежали, я вас все утро ищу.
      – А, поединщик! – Чужой первым протянул руку. Йерикка кивнул. – Мы вот тут товары смотрим. Видел такие? Это Исаак Сергеевич нас совращает…
      – Исаак Сергеевич – это я, – представился торговец.
      Но Олег его уже не слышал. На металлическом лотке перед ним лежали… сидюшники. Стопки дисков в ярких упаковках с надписями глаголицей, но очень знакомыми картинками. Батарейки – Олег узнал «Энерджайзер» и «Дэву»! Ширпотреб, как на лотке у вьетнамца – бейсболки, майки с аляповатыми цветными рисунками… Несколько ноутбуков с логотипами известных фирм, надписанными по-данвански… но Олег мог поклясться, что это копии «Атари» – видно по дизайну корпуса, расположению кнопок на клавиатуре, компоновке…
      Что за ересь?
      – Ваши меня поедом едят за то, что разлагаю общество, – шутливо пожаловался Олегу торговец. – А я, между прочим, торгую только тем, что покупают, ничего сам не навязываю. Полчаса назад один ваш вот плеер купил. Хорошая вещь. И батарейки к нему.