На откидной лесенке сидел молодой мужчина в серой рубашке, накинутой на плечи плотной куртке, мешковатых брюках и хороших сапогах на толстой подошве. При виде Йерикки он молча кивнул, поднялся и жестом пригласил мальчишек внутрь.
      Направо, похоже, была спальня. За левой дверью горел электрический свет – большая комната без окон выглядела, как склад, да и была складом. К некоторому удивлению Олега, здесь мужчина и Йерикка обнялись.
      – Вытянулся, – сказал хозяин, отшагнув и рассматривая рыжего славянина. – И возмужал. Вот отец посмотрел бы…
      – Рад, что ты живой, Саша, – по-взрослому ответил Йерикка. – Слышал, что в Трех Дубах?..
      – Все газеты выли, – кивнул горожанин. – Накрыто еще одно логово бандитов… Значит, вы без связи теперь?
      – Все, накрылась наша ближняя… И Олег Семенович умер.
      Олег вздрогнул, услышав имя деда. Саша остолбенел, потом тихо спросил:
      – Неужели?..
      – Нет, сам. От старости, – пояснил Йерикка. – Да вот внук его, – он кивнул на Олега, – тоже Олег.
      – Погоди! – Саша уставился на мальчишку, который начал переминаться с ноги на ногу. – Погоди, погоди… Вот он на кого похож! Не лицом, а… – Саша покрутил ладонью в воздухе, но тут же нахмурился: – Стой, а как ты здесь?
      – Несчастный случай, – объяснил Йерикка. – И кроме прочего – вот что. Не поможете парню домой вернуться? У вас же ЭфТэ рабочий.
      – Да, но он настроен на… – Саша потер переносицу, хмыкнул. – Короче, далеко от твоего дома, парень.
      – Мне лишь бы домой, – искренне ответил Олег, – а там я хоть с Южного Полюса доберусь.
      – Ладно, проблем тут нет, – решительно отрубил Саша. – Зимой подъедешь с обозом, перебросим. Если живы будем… Не в первый раз. А теперь о деле давай. Что у тебя?
      – Золото. – Йерикка отстегнул и бросил на стол кошель. – Еще – тюлений жир. Потом заберете.
      – Много? – деловито поинтересовался Саша.
      – Десять берковцев. Бальзам из желчи снежищ есть. Камешки, но немного – нам еще зерно менять. В этом году урожай ничего, да вот только придется ли нам тот урожай собрать…
      – Ждете? – понимающе спросил Саша.
      Йерикка наклонил голову:
      – Ждем. Похоже, что дождемся… Так что – давай, что там у тебя есть.
      – Есть кое-что, – охотно откликнулся Саша и двинулся вдоль ящиков, сложенных во все помещение на колесах. – От Сновида-то не было никого?
      – Тоже ждем. – коротко ответил Йерикка и – Олег готов был поклясться! – показал на него, Олега, глазами: мол, не при нем! – Давай, давай, показывай, хватит разговаривать…
      – Вот. – Саша достал из одного ящика хорошо знакомый всему свету автомат. – «Калашников», новяк, еще в смазке. Пять штук.
      – Посмотри, Вольг, – кивнул Йерикка. Олег, рисуясь, взял оружие в руки, повертел, сообщил:
      – АК-103, семь-шестьдесят-два. Подствольники есть?
      – Есть три «костра», – подтвердил Саша, – в комплекте. Еще есть пять М16 с подствольниками, но вы же их брать не будете?
      – Дерьмо, – все больше входя в роль эксперта, определил Олег. – Без отвертки не разберешь. И гильзу разрывает часто.
      Он сам М16 в руках не держал, но так отзывался о ней Игорь Степанович. Саша понимающе пожал плечами:
      – Ну вот… Еще есть три СКС, охотничья модификация…
      – «Архар»? – уточнил Олег.
      – «Архар»… Пять «судаевых» тоже есть.
      – Все берем, – решил Йерикка. – Пулеметы?
      – Только один «дегтярь», – развел руками Саша, – зато есть гранатомет-станкач. Вы такого чуда еще не видели. Лента на девяносто гранат, такие же, как в АГС-17, а сам вместе с лентой весит всего два пуда. «Тридцатка» называется. Еще – «гром», тоже новяк, к нему гранаты осколочные. И двадцать «мух», плюс шесть «шмелей».
      – Ручные гранаты? – поинтересовался Йерикка.
      – Сорок английских L2L2. И десяток РКГ, противотанковых. Пистолеты, револьверы нужны? Могу дать восемь ПММ.
      – Героически застрелиться? – ехидно поинтересовался Олег.
      Саша засмеялся:
      – Не обкатишь! Лады. Пять «вальтеров» Р88, не машинка – жена, спать можно, чуть подучить – готовить начнет и постель стелить. И десять револьверов Нагана.
      – Тоже берем… Как с боеприпасами? – уточнил Йерикка.
      Саша начал перечислять:
      – 7,62x39 – залейтесь, двадцать тыщ штук… 7,62 ТТ – пять тыщ, 7,62 к «наганам» – двести всего, больше нет… 9 «парабеллум» – восемь тыщ, 12-й калибр охотничий – тыща, картечь, пули-экспансивки… 12,7x107 – полторы тысячи… 7,62x54 – шесть тысяч… Да, есть противотанковое ружье, ПТРД, к нему – сто патрон, возьмете?
      – Возьмем, – согласился Йерикка.
      – Лады… Что еще?.. А, к тому, что уже есть: 5,45x39 – четыре тысячи, 5,56x45 – десять тыщ…
      – Минометов бы пару, – попросил Йерикка.
      – Нету, – развел руками Саша. – И ракет нету – ни зенитных, ни противотанковых… Так, что еще? ВОГ-25 к «кострам» – сто штук, ВОГ-17 к «тридцатке» – триста шестьдесят, к «грому» выстрелы – двадцать, сколько осколочных – не помню… К вашим РПГ-7 – шестьдесят штук, ПГ-7В. Еще – мины. «Клэймор», противопехотные, сорок две штуки. L9A1, противогусеничные – десяток. Пластит – два пуда в брикетах. Вот и все вроде.
      – Неплохой урожай, – одобрил Йерикка, поднимая со стеллажа затянутые в пластиковую упаковку гранаты без запалов. – Может, еще что есть?
      – Бронежилеты, – предложил Саша. – Но я знаю, вы их не уважаете. Или как?
      – Не надо, – отмахнулся Йерикка. – Лекарства какие есть?
      – Хирургические наборы полевые есть, – ткнул в ящики Саша. – Шелк. Шприцы одноразовые. Нембутал, тоже в шприцах. Больше ничего из того, что вам нужно. Еще, правда, антидоты есть. Будете брать?
      – Возьмем, – решил Йерикка, – это все возьмем. Ну, договорились насчет зимы.
      – Конечно. – Саша протянул Олегу руку. – Для внука Олега Семеновича пополам треснем, но сделаем, честное слово.
      – Не надо пополам, – смутился Олег. – Спасибо, я приеду… А вам не удобней будет послать человека к ЭфТэ, который я в лесах нашел?
      – А ты его сейчас отыщешь? – спросил Саша. Олег подумал, уверенно ответил:
      – Отыщу, точно.
      Саша помедлил, что-то оценивая, потом решительно ответил:
      – Нет, лучше не надо. Данваны про нее не знают, ну и пусть не знают. Будет на крайний случай… Ты потом своим расскажи, как туда добраться.
      – Он уже рассказал, – сообщил Йерикка, – даже план нарисовал… Ну, к вечеру наши подъедут, все заберут, – деловито продолжил он, по-хозяйски окидывая взглядом внутренность склада на колесах. И вдруг обратился к Олегу: – Вольг, хочешь свою сморкалку на «калаш» с подствольником поменять?
      Предложение было неожиданным и лестным. Олег представил себе автомат, чуть было не кивнул головой, не раздумывая, но вздохнул и ответил:
      – Нечестно… Только появился – мне пистолет-пулемет. Потом – автомат, да еще и с подствольником. А многие все еще ар… самострелы носят. Обидятся.
      – Никто не обидится, – спокойно возразил Йерикка. – И не надо думать, что с тобой так потому, что ты особенный или гость. Я же видел, как ты стрелял. Будь у тебя автомат – получилось бы еще лучше. Как ни крути, а ты с этими вещами обращаться умеешь лучше, чем большинство наших, так что это не знак внимания, а военная необходимость.
      С такой точки зрения Олег этот вопрос еще не рассматривал, поэтому без особого сопротивления сдался. ЭмПи и подсумки к нему он с легким сожалением положил на ящики, подумав, что машинка служила ему недолго, но верой и правдой. А Саша уже копался в ящиках, доставая новое оружие.
      «Калашников» сотой серии с установленным «костром» лег в руки приятной боевой тяжестью. Олег перебросил его поперек груди – стволом к левому бедру, прикладом к правому плечу – и, сняв ремень, начал цеплять на него подсумки: один на четыре тридцатизарядных «рожка», другой – на семидесятизарядный «барабан» от пулемета. Саша, наблюдавший за его манипуляциями, протянул десятизарядную кассету для подствольника и предложил:
      – Наганчик не хочешь поменять? Коль тебя уж так ценят – бери «вальтер». Я тебе говорю – не машина, а золото. Берешь?
      Олег открыл кобуру «нагана», коснулся пальцами плавного изгиба рифленой рукояти. И вдруг подумал, что легко расстался с ЭмПи, потому что ничего не знал о его прежнем хозяине. Да и едва ли тот был хорошим человеком… А вот наган – наган ему словно бы передал совсем другой человек. Как бы…ну, как бы в знак того, что и он, Олег, тоже… типа того…
      Олег запутался в мыслях, засопел сердито и, закрыв кобуру, коротко ответил:
      – Я с ним.
      Когда вышли от Саши, ярмарка была уже в разгаре. Йерикка выглядел довольным, даже мурлыкал что-то под нос, как кот, потом предложил весело:
      – Прогуляемся?
      – Ага, давай. – Олег украдкой посматривал по сторонам, выглядывая Бранку. Несколько ребят из Рысей были в поле зрения, но ее не наблюдалось, и Олег пошел следом за Йериккой со смесью облегчения и досады.
      В толпе легко было потеряться. Люди гомонили, скрипели подводы, лаяли собаки, ржали лошади, визжала, мычала, кудахтала и блеяла разная другая живность, все что-то куда-то тащили, волокли, грузили, сгружали. Олег растерялся, что было странно для парня, выросшего в шумном городе – похоже, отвык как раз от шума. Вокруг него били по рукам, смеялись, ругались, перебирали ткани, плетеные короба, связки лука, украшенья…
      Олег ощутил себя чужим. Это чувство оказалось таким острым, что он хотел уже было окликнуть Йерикку и попросить его пойти в другое место, где не так шумно. Но как раз в этот момент взгляд Олега упал на балаган, мимо которого они проходили – и наткнулся на привычные ряды книжных корешков.
      – Я посмотрю, – уже меняя направление, бросил Олег и подошел к этому неожиданному товару.
      Книг было много – несколько сотен. Они плотно стояли на чем-то вроде топчана, застланного тканью, за которым сидел совсем не похожий на книготорговца лесовик – пожилой, но плечистый, не в лаптях, как большинство из них, а в хороших сапогах, в накинутом на плечи черном плаще. Что-то странное было в фигуре торговца, но Олег не мог определить, что. А сам торговец скользнул по Олегу равнодушным взглядом и продолжал читать лежащую на коленях пухлую книжку того формата, который на Земле называют «покетбук».
      – Я посмотрю? – нерешительно обратился к его склоненной шевелюре Олег.
      – Смотри, – голос торговца был глубоким, гулким, как из бочки ухал. И снова он ничем не подал виду, что ему интересен покупатель.
      Олег провел пальцем по корешкам, оплетенным то в кожу, то в ткань, то в пластмассу. Наугад вытащил две книги. Одна оказалась на данванском – судя по всему, какой-то справочник. Название второй Олег разобрал и привычно удивился: это была напечатанная глаголицей «Молодая гвардия» полузабытого писателя Фадеева. А рядом оказался Джек Лондон, «Рассказы Южных морей». И «Справочник офицера запаса» – все той же глаголицей.
      – Вольг, – окликнул его хозяин балагана.
      Мальчик удивленно вскинул голову и понял, что ошибся. Лесовик звал не его. Из-за косо свисавшей занавеси бесшумно вывернулся худенький мальчишка лет десяти, босой, в одной рубашке. Любопытно посмотрел на Олега, перевернул страницу лежащей на коленях торговца книги и исчез обратно.
      Проследив взгляд Олега, лесовик хмыкнул и повел плечами. Плащ тяжело соскользнул за спину – и Олег закусил губу. Вот почему фигура показалась ему странной! Плащ не скрывал рук, его складки висели пустыми. Правой руки у хозяина балагана не было по плечо, левой – выше локтя.
      – Это о Крентане память, – теперь уже не сводя глаз с лица Олега, прогудел лесовик. – Взрывом оторвало. Что лапки букашке… Отлежался – думал умереть, к чему я такой. Да вот живу. Чужими жизнями, правда, да уж лучше так… А ты никак с Земли? – Олег неловко кивнул. – Землянин меня спас. Хороший врач был, Ганс Дидрихс. Пропал потом – может, погиб, может, обратно вернулся, когда они уходить начали… Книгу выбрать хотел? – Он указал подбородком на корешки.
      – Это наши все, – вздохнул Олег, – и вашим… вашей азбукой я плохо владею.
      – Тебя тоже Вольгом зовут? – спросил лесовик и, не дожидаясь ответа, снова указал подбородком на левый край топчана: – Гляди здесь. Может, что и найдешь.
      Олег снова наугад вытащил книжку в переплете из серой ткани – и улыбнулся. Буквы, от которых он уже отвык, гласили: «Статьи фронтовых газет. 1966–1970 гг. (64–68 гг. Беды)». Он отложил эту переплетом вверх, потянул другую.
      О.С.Марычев. Нас не нужно жалеть. (Стихи разных лет.)
      Вспотевшими руками Олег открыл форзац. «Военно-полевое издательство. 1970 г. (68 г. Беды)». И фотография.
      Это были стихи его деда.
      – Я возьму эти, – сипло сказал Олег.
      Лесовик предложил:
      – Еще посмотри.
      – Я эти возьму, – упрямо повторил Олег. – Сколько?
      Безрукий ветеран внимательно изучал стоявшего перед ним мальчишку с автоматом поперек груди. Потом позвал – буркнул:
      – Вольг.
      Выскочивший мальчик набросил ему на плечи плащ. Лесовик уткнулся в книгу и проворчал:
      – Ничего.
      …Йерикка успел куда-то пропасть, и Олег побрел наугад. Ему очень хотелось перелистать книги прямо сейчас, но в толпе это сделать не представлялось возможным. Вместо этого он высматривал Йерикку.
      Надо сказать, это оказалось совсем нетрудно. Рыжая голова друга маячила в азартно гомонящей толпе не так уж далеко от места, где Олег обзавелся книгами. Человек пятьдесят, образовав круг, внимательно и напряженно, но при этом не переставая вопить, следили за происходящим внутри.
      Не без труда, прижимая книги локтем, Олег протолкался в круг, к Йерикке. Тот едва оглянулся со словами:
      – А, погоди, погоди… – и тут же завопил: – Куси, эй, куси!!!
      Олег только теперь увидел, что так привлекло общее внимание.
      В кругу, на небольшой утоптанной площадке, предназначенной очевидно специально для этих случаев, совершенно молча и ужасающе остервенело дрались два горских пса. Вставали на дыбы, вцеплялись зубами так, что кровь брызгала на землю, повисали на враге, стараясь завалить под себя и всадить клычищи в горло. Мотали друг друга, вскакивали, отлетали, набрасывались, били грудью. И все это – молча, только с каким-то утробным, жутким хрипом.
      Смотреть на это было неприятно. Не страшно, а именно неприятно. Олег отвернулся и начал проталкиваться наружу. За его спиной толпа еще раз взревела – и слитный гомон распался на отдельные голоса: то радостные, довольные, то досадливые, сердитые.
      – Скрючился Урван, – весело сказал Йерикка, догоняя Олега. – О, книжки купил?.. Зря Ладен его расхваливал. Пияк у Властислава в сто раз лучше. Поздравь, Вольг, я тут подзаработал немного. Главное – знать, на кого ставить!.. – и уже тоном ниже: – Ты чего такой?
      – Ничего. – Олег посмотрел за его спину. Кто-то обтирал бока замершего на широко расставленных ногах пса-победителя. Молодой парень, стоя на колене, растерянно ворочал запрокинутую голову второго бойца, неподвижно лежавшего в пыли. Шерсть на обоих слиплась сосульками. – Неужели тебе нравится на это смотреть?! – вырвалось у Олега.
      Глаза Йерикки вдруг стали жесткими, как камешки-гальки в холодном ручье.
      – Нравится, – отрезал он. Но потом заговорил иначе, мягче: – Я знаю, Вольг, что ты сейчас подумал. О дикарях и дикарских забавах. Вот данваны, например, собачьи бои запретили. Как, кстати, и охоту, и многое другое. Именно как дикарские забавы. Больше того – даже на содержание домашних животных масса ограничений. Таких, чтобы не причинять им при содержании страданий. Я вот очень хорошо помню, как мне было девять лет, и я видел сходку активистов организации «Защита творений Господа». Много народу, с плакатами, организованные – пикетировали городской совет, требовали запретить продажу мяса в торговой сети, потому что убивать животных негуманно. – Йерикка вдруг задрожал и, отведя глаза в сторону, продолжил: – А на соседней улице… за углом… мои ровесницы торговали собой… продавали себя хангарским наемникам из гарнизона и нашим извращенцам, которых вырастили данваны… И никому, ни одному гаду с плакатом, не было до этого дела. Коровки на бойнях для них были важнее, чем детские трупы, которые каждое утро вылавливали в реке – кто потребовал за ночь слишком много, или нарвался не только на насильника, но и на убийцу. А женщины с окраин продавали старших детей в больницы – на кровь, на органы, для опытов – чтобы кормить младших. Или вообще не могли иметь детей из-за того, что их стерилизовали во время облав – «в целях борьбы с перенаселением», тоже из гуманизма… Я был маленький и из обеспеченной семьи, Вольг. Но я все это знал. Я играл с мальчишками, чьих старших братьев украли прямо со двора и замучили… или тоже стерилизовали – прямо в школе, у школьного врача, под местным наркозом, в приказном порядке. И с девчонками, которые днем играли в самодельные куклы, а вечером шли продавать себя, чтобы на следующее утро хоть что-то поесть – с ними я играл тоже. И знал, чем они живут и что это за жизнь. А потом шел домой и смотрел передачи, где рекой лилась ненастоящая человеческая кровь. И передачи эти перемежались спорами, как сделать наше общество еще гуманней, чем оно есть. Что для этого еще нужно запретить и разрешить славянам…
      Йерикка снова посмотрел в глаза Олегу.
      – Все, чем жили наши предки, было неправильно и не так, – продолжал он. – А все, что осуждал закон Рода, становилось нормой, «естественным проявлением раскованных чувств»… Как ты думаешь, где совершается больше убийств на душу населения – в наших горах, где нет ни общей власти, ни общего правительства – или в городах на юге?
      – В городах, – без промедления сказал Олег.
      – Верно, – удовлетворенно кивнул Йерикка. Лицо у него вдруг стало таким, словно Олег подарил ему торт. – Верно. Потому что наши жизнь и смерть весомы, реальны и ощутимы! Они не подделка под жизнь и смерть. Помнишь, как ты зарубил человека мечом?
      – Да, – Олег вздрогнул.
      Йерикка поднял палец:
      – Вот! Ты убил его, потому что так было НУЖНО. И тебе никогда не придет в голову убить, чтобы попробовать, как это – убивать. Я смотрел на собачьи бои. Но мне ни за что, никогда не захочется сжечь на костре живого щенка. А те, кто живет на юге, под данванской властью, уже утратили любые ориентиры в жизни. Они путают реальность с тем, что читают и видят на экранах. Они много спорят о добре и зле, об их видах, но давно разучились различать их инстинктивно, навскидку, как и положено человеку… Чем больше жестокости в обществе между людьми – тем добрее оно старается быть ВООБЩЕ. И наоборот, потому что охота, вот такие бои, поединки, даже кровная месть – это клапан, через который выпускается пар агрессии. И школа, которая учит людей НАСТОЯЩЕЙ жизни и смерти и их цене. Никто из людей, которые вызвали у тебя такое отвращение своей кровожадностью, не обманет тебя, не ударит в спину и не надругается над женщиной, потому что над ними – и в них! – Закон Рода Порог, через который не переступишь. А те, на юге… – Йерикка скривился. – Они придумали сотни красивых, правильных слов и законов. И думают, что данваны дали им мудрость. А данваны их погубили, потому что ЕДИНСТВЕННЫЙ НАСТОЯЩИЙ ЗАКОН может существовать только в душе человека. Вот так, Вольг. Недаром они там даже язык свой заменили на полуданванский, на четверть хангарский – в славянском даже слов нет для обозначения тех цветистых вещей и тех мерзостей, которыми насытили их мозги наши «спасители от дикости»! А то, что мы – другие, данванов бесит и пугает больше, чем наше вооруженное сопротивление, Вольг.
      – У нас тоже есть такие, – вдруг вспомнил Олег. – Ходят по улицам и краской обливают тех, кто одежду из натурального меха носит. А до тех, кто мальчишек по телефону в постель заказывает, им дела нет… Маму однажды окатили краской, она пришла вся в слезах – шуба такая красивая была Так отец их через два дня нашел.
      – Ну и что? – заинтересовался Йерикка.
      – А ничего. Заставил друг друга этой краской изрисовать и отпустил. – Олег невольно улыбнулся, вспомнив эту виденную им картину. И вздохнул.
      – Они у тебя хорошие, наверное, родители, – понимающе произнес Йерикка. – Ты не грусти, Вольг. Ты их скоро увидишь. А вот я своих – уже никогда, – он посмотрел куда-то на горные вершины. – Даже если мы вернемся обратно, как положено по закону Рода, – мы друг друга уже не узнаем. А может – и не вернется никто. Некуда будет.
      – Почему? – спросил Олег.
      – Да потому, что, когда погибает все племя, становится некуда возвращаться, – печально ответил Йерикка. И тряхнул головой. – Ладно. Ты книжки купил?
      – Не совсем купил, – замялся Олег. – Подарили. На, посмотри, если хочешь.
      Йерикка перелистнул книги. Понимающе сказал:
      – Стихи твоего деда… Ты их, наверное, очень любишь?
      – Я их почти не знаю, – не стал притворяться Олег.
      – Такие хорошие?! – искренне удивился Йерикка. Перевернул еще несколько листов и, не обращая внимания на толпу вокруг, прочел:
 
Не умалю заслуг бородача,
сыскавшего бесценный первый
камень.
Но Женщина – начало всех
начал,
но женскими невидными трудами
был обжит край,
был вздут огонь в печах,
хлеб испечен и выношены дети.
Поистине все лучшее на свете,
все в Женщине —
начале всех начал…
 
      Наверное, он посвятил их своей жене.
      – Вряд ли, – покачал головой Олег. – Он писал, что мало уделял ей внимания. И даже прощенья просил… только вот поздно – уже после смерти.
      – Вот как? – кажется, Йерикка удивился. А Олег попросил:
      – Пошли, покажешь мне, чем тут торгуют.
 

* * *

 
      К тому времени, когда деловой шум ярмарки затих и сменился шумом веселья, Олег «уходился». Они раз двадцать прошли ярмарку насквозь, и Йерикка показывал все новые и новые товары. Олег купил пачку чая в серебристой фольге, совсем земной. Несколько раз они перекусывали пирогами с лотков разносчиков – горячими, мягкими и умопомрачительно вкусными. И разговаривали, сами не заметив, как остановились, присев на край чьего-то воза, около большой утоптанной площадки, на которой и вокруг которой уже начал бурлить народ. Только сейчас Олег обратил внимание, что уже поздний вечер.
      – День напролет вас ищем! – послышался знакомый голос, и мальчишки, обернувшись, увидели Бранку, Гостимира и еще с полдюжины парней и девчонок из Рысей. Шумной компанией они подошли к друзьям и расселись на возах. Посыпались вопросы:
      – Купил?
      – Забрать-то когда?
      – А кроме огненного боя ничего?
      Йерикка отмахивался. Бранка, ловко усевшись рядом с Олегом, обиженно сказала:
      – За-про-сон усвистал, не побудил одно. Вместе б ходили.
      – Йерикка не велел, – поспешно перевел стрелки Олег, хоть это и было не очень красиво. От Бранки пахло нагретой тканью, ромашкой от волос и холодной водой. Поспешно порывшись в кармане джинсов, Олег достал орешки, которыми так и не попользовался. – Угощайся, вот.
      – Угощай, – лукаво сказала Бранка. Олег, поднатужившись, раздавил орех об орех, протянул девчонке очищенные ядрышки:
      – Держи, я сейчас еще расколю.
      Здесь, как успел заметить Олег, эти орехи лопали, как в его мире – семечки. Где бы ни собирались славяне на короткое время – обязательно оставляли после себя шелуху скорлупок.
      Два рожка визгливо задудели какую-то странную ломаную мелодию, и на мгновенно расчистившуюся середину утоптанного круга вышел совершенно седой гигант с гладко выскобленным подбородком и могучими усами, которые, будучи заложенными за уши, спускались до плеч. На головной повязке у него были знаки Орлов. Расшитую кожаную безрукавку в юношески стройной талии стягивал широкий кожаный пояс с серебряной пряжкой, украшенной красными камнями, а ремни, стягивающие «сапоги», были сделаны из узорчатой, переливающейся всеми цветами радуги, кожи. Старик начал пританцовывать-приплясывать, то нагибаясь к земле, то выпрямляясь, то раскидывая руки, то идя вприсядку, то почти падая, то подскакивая… В наступившей почти полной тишине Олег услышал его сильный, но дурашливый голос, выкрикивавший:
 
Ой, давайте, парни, драться,
Чем задумавшись ходить!
Я один сюда пришедши,
Вам слабо меня побить!
 
      Почти тут же в круг вышли трое молодых мужиков – в разных повязках, но с одинаковыми длинными палками. Переглянулись – и напали. Одновременно и всерьез.
      Потом начался какой-то идиотизм… Один из нападавших грохнулся наземь; у второго из рук вылетела палка; третий сам ее выпустил и зарылся носом… Старик, продолжая свой танец, завопил:
 
Мой кистень – моя игрушка,
В чистом поле – за дружка!
Разлетайся, черепушка,
Эх, хангарская башка!
 
      Теперь Олег различил у него в руке выскользнувшую из рукава тусклую гирьку на тоненьком ремешке. Действовал ею старик обалденно, заставляя всех троих кувыркаться снова и снова. Из толпы выскочили еще трое, бросились с такими же палками на помощь… Олег заметил, как из другого рукава старика серой тенью выскочил второй кистень – и к старому бойцу просто стало не подойти: его окружало сплошное серое сияние, издававшее низкий посвист:
 
Хорошо тому живется,
У кого стеклянный глаз!
Он не колется, не бьется,
И сверкает, как алмаз!
 
      – Это Яр Туроверыч, – с уважением и неприязнью, прозвучавшими в голосе одинаково отчетливо, сказал Йерикка. – Когда-то он убил одного из моих прадедов, тогдашнего князя племени… Яру было шестнадцать; он вызвал прадеда на поединок в полном вооружении, а сам вышел с одним кистенем. И убил одним ударом – перехлестнул ремень через щит, пробил шлем и голову… Такого бойца поискать, хоть и лет ему много.
      Старый Яр подобрал оба кистеня и положил руку на плечо рослого парня – выскочив из толпы, тот с готовностью подставился и гордо посмотрел кругом. Вот тогда Олег и узнал в парне своего вчерашнего обидчика.
      Юный Орел тоже задержал взгляд на землянине. Скривив губы, что-то сказал старику, кивая на Олега.
      – Так этот дуб его внук? – спокойно спросил Олег, уже зная, что сейчас будет, и веселея от азарта. Йерикка, ничего не заподозрив, кивнул, но Бранка, обостренным женским чутьем что-то ощутив, взяла Олега за рукав:
      – Не след…
      – Погоди, – улыбнулся Олег и рассчитанно-негромко (но так, чтобы все слышали) сказал: – А я-то думал – кто он? А он подпоркой работает!
      Шутка была так себе. Но Рыси готовно заржали. Мальчишка-Орел вывернулся из-под руки старика:
      – Мне?!
      – Тебе, – кивнул Олег. – А перед тобой, Яр Туроверыч, извинюсь – не понял я. Тебе подпорка ни к чему – это ты сам его придерживаешь, чтоб ветром не повалило.
      Мальчишка зарычал. Но старик, посмотрев на Олега с иронией и – нет, правда! – симпатией, сказал:
      – Драться с моим внуком подбиваешься, чужой?
      – Не чужой он! – крикнул кто-то из Рысей. – Местьник за нашего!
      – Родич он, – поддержали другие, – по закону!
      – То добро, – кивнул Яр. – Так что – драться похотел?
      – А хоть бы и так – Олег соскочил с телеги. – Посмотрим, так ли он ловок в лицо бить, как по уху исподтишка!
      – Лжа это, дед! – возмущенно выкрикнул мальчишка. – Сам он за девчачью спину прыгнул! Сам так!
      – Теперь не прыгну, – пообещал Олег. – Выходи… баклан.
      Мальчишка сверкнул глазищами – синими, пронзительными, как самоцветы, – и Олег понял, что бой будет не спортивным, нет… Но это только добавило азарта.
      – На кулачках, одно еще что? – Старик отступил в сторону.
      – На кулачках! – Орел сбрасывал рубаху. Еще раз зло посмотрел на Олега и подытожил: – До лежака!
      – До лежака, – подтвердил Олег, расстегивая ковбойку. Бросил ее Гостимиру, но рубашку перехватила Бранка, и Олег улыбнулся ей, несколько раз ударил кулаками воздух, поменял стойку, провел серию нырков и уклонов, разогревая мышцы…
      Его противник стоял неподвижно, и Олег мысленно присвистнул. Тело горца-Орла было телом греческой статуи. Не культуристская гора мышц, не тяжелый амбал-селянин стоял перед Олегом. Пятнадцатилетний мальчишка легко посрамил бы многих взрослых спортсменов Земли тем, как были развиты его мускулы – словно хорошо прочеканенная кираса из золотистой чистой бронзы. Олег много занимался боксом, ходил к Вадиму на самбо, спарринговался ради интереса с каратистами и кикбоксерами – но ни разу не видел у своего ровесника такого совершенного тела – инструмента для боя.
      – До лежака, – повторил Орел, вытягивая в сторону Олега руку. И пошел вперед, держа кулаки почти в боксерской стойке, разве что шире и ниже.
      Никакого преимущества бокс тут дать не мог. За противником Олега стояли забытые на Земле, но развивавшиеся и крепнувшие здесь традиции школы славянского кулачного боя – не клубно-надуманного, а настоящего и смертельно опасного.
      Ну ничего. Бокс тоже не с дуба рухнул и не на разных изолированных островах изобретен. Любой «восточник» проиграл бы этот спарринг после первого же удара Олега – у тех, кто занимается восточными единоборствами, всегда проблемы с силой удара и стойкостью на удар партнера. Разница весовых категорий, параметров тела и культурных традиций превращает европейца, занимающегося каратэ или кунг-фу, в забавное недоразумение, совершенно непригодное для настоящей схватки – это Олег понял давно.
      Но бокс – это другое дело.
      Потому что настоящие мужчины дерутся кулаками.
      Ну, папа, спасибо тебе.
      Противник – Олег с острым интересом думал о том, как его зовут – приближался осторожным, раскачивающимся шагом, словно вместо ног у него была пружинная подвеска. Потом вдруг оказался рядом одним длинным, скользящим движением – и Олег, привычно подставив блок предплечьем под размашистый удар, нырнул вниз-вперед, в клинч, выбросил руку в молниеносном броске. Пальцы резануло болью – вот оно как, без бинтов и перчаток! – но горец попятился: не отскочил, а именно попятился, поматывая головой. Удар пришелся точно в подбородок – жаль, слабоват оказался! Олег быстро перебрал пальцами – целы – и сам пошел в атаку, демонстрируя свинг левой в ухо, а в последний момент всей тяжестью тела, скоростью броска и силой удара повел панч в корпус.
      И получил сразу два ответных! Горец каким-то звериным чутьем угадал удар, скользнул в сторону… Олегу показалось, что он услышал треск сухожилий правого локтя, по которому удар пришелся снаружи. А второй – «под ложечку» – лишил его возможности дышать.