Насчет «черной метки» первый лейтенант погорячился, но в остальном был прав. Капитана Никсона практически не волновали деньги, сексом в силу ряда причин он мог интересоваться только теоретически, и риск поставить под срыв заурядную полицейскую операцию сейчас волновал его куда больше, нежели приоритет открытия новой гуманоидной цивилизации.

Малый ноль-переход в пределах планетарной системы с одной непульсирующей звездой в рабочей практике навигаторов — вещь самая обыкновенная и простая. Но в этот миг Старжеффский озадаченно смотрел на экран, где только что высветилась надпись: «Неисполнимая команда. Ноль-система отключена». Выйдя из секундного ступора, он сразу же соединился с инженером в режиме аварийной связи.

— Селленджер, что происходит? — вопросил он.

— А что происходит? — переспросил тот, явно чем-то занятый.

— Почему отключена ноль-система?

Задав вопрос, Старжеффский почти физически ощутил на своем затылке два взгляда. Один напоминал удар теннисного мячика, другой — ласковое прикосновение электрического ската.

— Идет предварительная подготовка к стабилизации бугеля, — ответил старший инженер. — А что?

Гейзер подавил приступ раздражения.

— Мы не можем садиться на эту планету! — объяснил он. — Нам надо переместиться к следующей.

— Почему? — переспросил Селленджер.

— Потому что на этой мы нашли цивилизацию! Около трех секунд инженер переваривал сообщение.

— Правда? — наивно спросил он.

— Да! — жестко ответил Гейзер. — И мы не имеем права садиться.

— Почему?

— По инструкции!

Селленджеру показалось, что эту фразу произнес капитан Никсон. Ему стало не по себе.

— Мы не можем активировать систему, — почти с отчаянием объяснил он. — Я… мы уже сняли напряжение. И разблокировали поля.

— Без моей санкции? — уточнил капитан Никсон. Бортинженер явно почувствовал себя нехорошо.

— Она была в критическом состоянии еще во время предыдущего перехода, — объяснил он.

Гейзер посмотрел на Никсона. Пальцы капитана принялись отстукивать на подлокотнике зловещую мелодию, которая родилась в те времена, когда гуманная наука еще не додумалась до гильотины, а одним из самых выразительных музыкальных инструментов считался барабан.

— Джерри, — мягко спросил капитан Никсон, — мы точно не можем активировать систему?

— Сэр, я ведь докладывал, что…— начал старший инженер.

— Я прошу только сказать «да» или…

— Нет, сэр! — отчеканил Селленджер, вложив в эту фразу весь запас решительности. Ее бы следовало написать, прибавив сверх положенных букв еще пару сверхштатных твердых знаков.

— Все понятно, — резюмировал командир крейсера. И вызвал меню связи. — Сбор командного состава! — объявил он. — Немедленно! В отсеке управления.

Гейзер снова посмотрел на экран. Трехмачтовый корабль исчез. Его закрывало большое облако. Первый лейтенант так и не узнал, что происходило на его палубе: общая молитва, бунт или празднование именин старшего боцмана. Или, может быть, почему-то подумал он, на самом деле корабль угодил в полосу затяжного штиля, за время которого были съеденьг последние куски солонины, сыра и сухарей, переловлены все крысы из трюма, тихо пойман и зарезан командой любимый капитанский барбос. Так что единственными съедобными существами на корабле остались только штатные члены экипажа. И теперь команда собралась на квартердеке, дабы путем честной, тайной и равной подачи голосов определить кандидатуру, по своими вкусовым и моральным качествам достойную первой занять место в большом камбузном котле и…

На самом же деле…

На самом же деле, хотя это и не имеет для нашей истории никакого значения, команда скрывшегося в облаке галеона действительно подняла бунт. На то у нее имелись причины. Во-первых, ее капитан оказался сумасшедшим. Во-вторых… Впрочем, достаточно и «во-первых».

Сошел ли капитан с ума во время плавания, или его болезнь имела долгую предысторию, команда не знала. Но половина хранившейся в трюмах галеона провизии была съедена, вторая сгнила, протухла и заплесневела. Уксус был израсходован полностью, треть винных бочек потекла, содержимое четверти израсходовано в обычном порядке, а оставшаяся часть почему-то оказалась наполненной не вином, а морской водой. Капитан Магруз пообещал после возвращения по-свойски поговорить с поставщиками, но на самом деле те были ни при чем, а вино выпила команда. Экипаж проделал незапланированное строителем судна отверстие из каюты помощника корабельного плотника в грузовой трюм, наполняя опустевшие бочонки водой.

Несмотря на все эти неприятности, капитан Магруз с достойным лучшего применения упрямством продолжал вести галеон на юго-восток, и каждое утро дозорные на фок-мачте до боли в глазах всматривались в океанский горизонт, не видя ничего, кроме воды и неба.

Другого они и не могли увидеть. Маскируя пробелы в своих знаниях и заполняя белые пятна, картографы этой планеты по традиции рисовали в нижних углах географических карт китов и морских змеев. А знай они больше, им бы все равно пришлось рисовать примерно те же самые сюжеты. Ну, может быть, нижнее поле они бы расписали изображениями айсбергов и пингвинов.

Сначала матросы галеона пытались уладить дело миром. Они послали к капитану делегацию, но тот велел ей вернуться к исполнению своих прямых обязанностей. Когда же главный зачинщик протеста слегка разволновался, он велел вывесить смутьяна на рее, чтобы тот немного успокоился и остыл. Тогда команда взломала ящики с абордажным оружием и решила силой заставить капитана повернуть корабль на обратный курс.

Но Магруз не желал сдаваться. Во-первых, он был крепким парнем, во-вторых, в руках команды оказались только мечи и пики. Пистолеты, мушкеты и аркебузы по традиции хранились в кормовой части, рядом с ящиком для карт и запасным компасом. В-третьих, на стороне капитана имелось не только огневое превосходство, но и вера в науку и могущество человеческого разума. А его матросы оставались безграмотным тупым быдлом, умеющим только вязать морские узлы, исполнять команды боцмана, лапать шлюх и надираться в портовых кабаках. Им не дано было понять, что вел он корабль на юго-восток, подчиняясь вовсе не какой-то извращенной прихоти. Капитан шел навстречу великим открытиям, руководствуясь передовой научной теорией великого равновесия. Эту теорию создал знаменитый ученый, уроженец города Кукуана, Тюлени Ламартини. Ей суждено было стать отправной точкой для научных открытий, которые бы впоследствии… Впрочем, это неважно. Более важно то, что теория исходила из предпосылки, будто существование мира — не только планеты, но и всей Вселенной — основано на гармоническом равновесии всех ее составных частей.

Именно это равновесие, полагал великий кукуаниец, не дает планетам падать на Солнце или уноситься в холодные глубины космоса, именно оно удерживает звезды на своих местах в отведенных им созвездиях. Убедившись в действенности астрономического раздела теории, ее творец обратился к географии. Он изучил глобусы и карты, а также вел долгие ученые беседы со знакомыми географами. Если честно, эти беседы обычно проходили в пивной на улице Пьяного Медника, в комнате для «чистых» посетителей. В итоге своих исследований и бесед Ламартини убедился, что все континенты и большие острова, каким бы хаотичным ни казалось их расположение, на самом деле уравновешивают друг друга. Не соответствовало этой теории только огромное белое пятно в южной части восточного полушария, что наводило на несомненную мысль, что на месте пятна должен находиться огромный континент.

Несмотря на громкую и широкую научную славу Ламартини, долгое время его теория не получала экспериментальной проверки. Дело в том, что научная слава кукуапийца оказывалась широкой только в узких кругах, за пределами которых о ней никто не слышал. Но однажды, зайдя в «Пьяный медник» выпить перед сном кружку пива, великий ученый случайно оказался за одним столом с капитаном Магрузом. Две одинокие одержимости встретились, и их восторженные души развели на дороге костер. Будучи человеком не только упрямым, но и имеющим связи при дворе короля Ленгвирии, в течение какого-нибудь года капитан Магруз сумел убедить королевский совет финансировать экспедицию к новому континенту. Полгода ушло на получение наличных денег и оснащение галеона, еще столько же заняло само плавание. И теперь великому открытию грозил крах из-за невежества и непроходимой тупости матросов, ни черта не понимающих в науке и не желающих поверить, что совсем скоро, через день-два, ну, может быть, дня через четыре, ну в крайнем случае через неделю, на горизонте покажутся берега новой земли. Богатой золотом и пряностями и населенной туземцами, которые еще не знакомы ни с огнестрельным оружием, ни со светом истинной веры…

Вместе с двумя верными ему офицерами, такими же энтузиастами науки и человеческого разума, капитан Магруз забаррикадировался в кормовой надстройке. Пока матросы взламывали замки на оружейных ящиках, офицеры вместе с капитаном заряжали аркебузы, вбивая в каждый ствол по три тяжелые свинцовые пули, перезаряжали пистолеты и, вообще, всячески готовились к продолжению диалога об оптимальном курсе корабля. В то время как…

Ах да! В это самое время в командную рубку как раз вошел…

В командной рубке «Эскалибура» как раз появился командир десантной группы, майор Моргенштерн, рослый человек с уверенным взглядом, широкими плечами и напористо выступающими волевыми скулами.

— Что случилось, джентльмены? — спросил он.

— Мы нашли цивилизацию, — сообщил навигатор.

— Правда? — переспросил Моргенштерн, переводя взгляд на капитана Никсона. — Примите мои поздравления, сэр.

Тот не пошевелил и бровью. Впрочем, у него и не было бровей.

— Правда, — подтвердил Гейзер. — В связи с этим у нас возникли неожиданные проблемы.

Моргенштерн снова посмотрел на командира. Тот разглядывал какую-то невидимую другим точку на экране и вообще казался подходящей моделью для аллегорической статуи Равнодушия.

— Какого рода проблемы? — поинтересовался Моргенштерн.

Ему предстояло удивиться, когда он узнал, что проблемы возникли из-за цивилизации, которая не только не имеет боевых звездолетов, но даже не получила представления, что такое паровоз. Следующим в командный отсек вошел… Впрочем, какая разница? В течение двух минут в отсеке один за другим появились все офицеры корабля. Узнав, в чем дело, они подсаживались к обзорным экранам. За следующие пять минут был сделан ряд географических открытий, для совершения которых аборигенам потребовалось несколько тысячелетий.

Они были слишком заняты, чтобы справиться быстрее. На этой планете все время шла война, вернее, целая серия одновременно ведущихся локальных войн. Уровень технологий, вершиной которых пока что оставались заряжаемые с дула мушкеты, бронзовые гладкоствольные пушки и парусники с двумя батарейными палубами, не позволял подняться до уровня глобальных конфликтов. Офицеры «Эскалибура» успели заметить большое сражение, пару марширующих армий, несколько военных лагерей, стоящую на якоре эскадру и один пылающий город, вспыхнувший от каких-то более веских причин, чем неосторожные игры со спичками.

Последним в отсек вошел Селленджер. Капитан Никсон повернулся, чтобы видеть остальных участников совещания. Пилотское кресло под ним даже разворачивалось иначе, чем под Гейзером, не с легкостью флюгера, а с солидной грацией броневой башни.

— О'кей, джентльмены! — объявил он. — Совещание открыто. Оторвитесь от экранов и соберитесь с мыслями. Обрисую ситуацию. Как утверждают наши инженеры, посадка на планету со стабильной гравитацией совершенно необходима для централизации бугелей. Нам остается верить, потому что мы только приблизительно знаем, что это вообще такое. Планета оказалась обитаемой. Суть проблемы в том, что у нас мало времени, боевая операция находится под провалом, ноль-система выведена из строя, а сесть на открытую планету, как это ни глупо звучит, категорически запрещено первым параграфом инструкции группы «Экстра». Предлагаю высказывать мнения.

Как оказалось, таковых ни у кого пока не имелось. Зато хватало вопросов.

— Что за инструкция? — поинтересовался младший инженер, срок действительной службы которого не равнялся и году.

В это самое время команда галеона ринулась на штурм кормовой надстройки. Капитан и его верные офицеры встретили ее пальбой. Офицеры стреляли, а бравый капитан, потерявший свой правый глаз в великой битве у Эспиранто, подавал им заряженные аркебузы. Атака окончательно захлебнулась, когда у двери в надстройку упал пронзенный тремя пулями зачинщик злополучной делегации. Его повесили, но он не успел задохнуться, потому что…

Командир «Эскалибура» как раз посмотрел на своего первого лейтенанта.

— «Специальная инструкция о контактах», — пояснил младшему инженеру Гейзер. — Обнаруживший обитаемую планету корабль должен уведомить об открытии федеральное правительство и любой ценой избежать собственного обнаружения. Особая статья вторично оговаривает запрет на посадку, вне зависимости от степени технологического развития аборигенов.

— А-а… — начал младший инженер.

— Исключения предусмотрены, — уточнил Гейзер. — Но ни одно из них для нашего случая не подходит.

— То есть как? — спросил корабельный врач. — Не предусмотрена возможность аварийной посадки?

— Аварийная посадка — это вынужденная посадка, — объяснил Гейзер, испытывавший какое-то патологическое удовольствие от ситуаций, уличавших собеседников в тупости. — Так сказать, альтернатива неуправляемому падению, — продолжил он. — Но мы с вами никуда не падаем. Мы же не в самолете.

— Да, но нам необходим ремонт!

Для ремонта корабля силами экипажа посадка не предусматривается. Она для этого обычно не нужна. Такой уникальный случай, как дестабилизация бугеля, вообще не предусмотрен в инструкциях о самостоятельном ремонте. Не говоря уже про инструкции о контактах.

— То есть мы стали жертвой редкостного стечения обстоятельств?

Капитан Никсон предпочел вмешаться.

— Приблизительно так, — сказал он. — Но, обсуждая уникальность создавшейся ситуации, мы рискуем далеко уклониться от сути дела.

Капитан Магруз и его офицеры в этот самый миг вдруг осознали, что поторопились торжествовать победу. Рокот перекатываемых по палубе бочек сначала не был правильно понят, но минуту спустя стало ясно, что команда не собирается преждевременно напиваться. Потекшие бочки из-под вина оказались достаточно прочными, чтобы набить их дровами, подвесными койками и прочей попавшейся под руки дрянью. В таком виде они оказались не-пробиваемы даже для заряженных полуторными зарядами мушкетов. Пригнувшись и перекатывая бочки впереди себя, матросы начали приближаться к кормовой надстройке. Но и это еще не все, потому что…

— У вас есть предложения, док? — спросил тем временем капитан Никсон.

— Боюсь, что пока нет, сэр, — ответил судовой врач. — А подать сигнал на базу мы не имеем возможности?

— Для создания направленного сигнала нужна на несколько порядков большая мощность, чем та, которой мы располагаем. А обычный сигнал…

— Я понял вас, сэр.

— А спутник этой планеты? — вдруг спросил Моргенштерн. — Он не подходит?

Капитан Никсон посмотрел на своего первого лейтенанта.

— Не подходит, — ответил Гейзер. — Слишком сильные гравитационные возмущения при недостаточной собственной гравитации. Не так ли? — спросил он, повернувшись к старшему инженеру.

— Именно так, — подтвердил Селленджер. Иначе говоря, — сказал второй лейтенант, — мы не можем ни улететь отсюда, ни подать сигнал, ни, следуя инструкции, даже отладить бугели. А добираясь к другой планете без ноль-перехода, мы потратим слишком много времени, провалим операцию, и та мерзость, которую мы должны уничтожить, опять ускользнет.

Участники совещания переглядывались. Решение казалось слишком очевидным. Именно поэтому они догадывались, что не все так просто.

Офицеры галеона тоже поняли, что не все так просто. Когда затих рокот бочек, послышался звук, который издает поставленная на колесный лафет бронзовая каронада, когда ее разворачивают при помощи умело загоняемых под колеса гандшпугов.

— Иначе говоря, — подытожил тем временем капитан Никсон, — вопрос стоит так. Или мы проваливаем порученную нам часть операции, или мы нарушаем инструкцию.

— Тогда какие могут быть сомнения? — сказал третий лейтенант, тоже очень молодой офицер. — Пункт о запрещении посадки написан в расчете на встречу с высокоразвитой цивилизацией, а не той, где все еще размахивают каменными топорами. Мы сядем в какой-нибудь пустыне, отладим бугели, стартуем и отправимся выполнять задание. А если мы проделаем это быстро, коммодор посмотрит на небольшое нарушение сквозь пальцы. Разве нет?

— В том-то и дело, что нет, — сказал Никсон. — Он не сможет этого сделать. Поскольку — не забывайте! — мы открыли цивилизацию, все документы об открытии, включая копию бортжурнала и записи черного ящика, будут переданы специальной комиссии федерального конгресса. — Командир «Эскалибура» сделал паузу. — Кажется, вам что-то неясно, лейтенант? — спросил он.

— Да, сэр, — признался тот.

Капитан Никсон изобразил безгубым ртом подобие улыбки.

— Я вас понимаю, — сказал он. — Наверное, раньше я думал бы точно так же. Полагаю, вам известно: когда мы открыли популяцию собакоголовых, она находилась на таком низком уровне технического развития, что никому просто не приходило в голову, к каким результатам приведут крупицы случайной информации, полученной от людей. Теперь мы уже пятьдесят лет ведем с ними войну, и все знают, чего она стоила. Надеюсь, вы что-нибудь о ней слышали?

— Да, сэр, — с ноткой обиды в голосе подтвердил третий лейтенант. — Об этом пишут в учебниках первого курса.

— И теперь понимаете, почему этой инструкции присвоена группа «Экстра»?

— Я понял вас, сэр.

— Мы с вами понимаем, что тридцатичасовая посадка в какой-нибудь необитаемой пустыне не представляет никакой угрозы для человеческой цивилизации, — продолжил Никсон. — К сожалению, конгрессмены могут нас не понять. Поэтому если мы хотим выполнить задание, то должны быть готовы к тому, что нам придется нести ответственность за нарушение инструкции, которая создана, чтобы предотвратить случаи вроде тех, о которых я напомнил. Дело даже не в том, джентльмены, что я боюсь взять на себя ответственность. Дело в том, что я просто не имею права принимать такое решение в одиночку.

Теперь ситуация стала действительно ясной.

— Думаю, что нам остается только подать голоса и зафиксировать общее решение в бортжурнале, — заявил Моргенштерн, в списке недостатков которого не числилась нерешительность.

У младшего инженера возникла еще одна мысль.

— Сэр! — сказал он. — А если изменить запись в бортжурнале? Что если, согласно записи, мы вообще не садились на эту планету? Мы выполним задание и одновременно избавимся от целой кучи неприятностей.

На лице лейтенанта Гейзера обозначилось выражение, которое можно было бы интерпретировать как «хм, какая святая наивность!».

В это самое время один из торопливо перезаряжавших мушкет офицеров галеона… Ну если это имеет хоть какое-то значение, его звали дон Англадеицио Гегоронциаллес. Он числился законным сыном однодворца-дворянина Биланденио Гегоронциаллеса, но на самом деле был незаконнорожденным сыном дона де Суаро де Бризанете де Тротлео, сира Но-Упасьона, в силу протекции которого незнатный бастард по достижении совершеннолетия получил назначение сержантом роты телохранителей короля. Он был на пороге завидной карьеры, когда его застали в покоях некоей дамы, муж которой… Впрочем, а очень ли это важно? Я только хотел сказать, что в то самое время, когда младший офицер «Эскалибура» предложил подделать запись в бортжурнале, перезаряжавший мушкет дон Англаденцио Гегоронциаллес второпях промахнулся шомполом мимо ствола и ударил себя по указательному пальцу левой руки, и хотя шомпол был деревянным… Но и это ведь неважно, правда? Важнее то, что, когда он ушиб себе палец, с палубы корабля из-за сдвинутых бочек послышался низкий испитой голос.

— Сеньор, — возвестил он, — команда предлагает вступить в переговоры!

— К сожалению, это неудачная идея, — сказал тем временем капитан Никсон. — Если бы об этом варианте знали только мы, здесь собравшиеся, о нем еще стоило поразмышлять. Но о том, что мы сядем на планету, будет знать вся команда. Что факт посадки можно сохранить в секрете, бессмысленно и думать.

Он был совершенно прав. Как говорится в одном древнем афоризме, три человека еще могут сохранить секрет, но двум из них для этого надо немедленно умереть. Или лечь в анабиоз. Или хотя бы попасть в Матрицу. Что такое Матрица? Э-э… К сожалению, в этом месте поврежден файл, так что можно только предполагать… Что именно? Судя по уцелевшим отрывкам, Матрица упоминается в контексте истории о каких-то опасных для человеческого здоровья грохочущих и страшных механических приспособлениях. Достоверно известно только то, что Матрица является полной противоположностью пуансона.

Давайте голосовать! — с натиском заявил майор Моргенштерн. — Я за посадку.

— Я тоже! — сказал третий лейтенант.

— За! — сказал Гейзер.

— Присоединяюсь! — сказал второй лейтенант.

— Согласен! — сказал навигатор.

— Да! — произнес младший инженер.

После чего взгляды переместились на замешкавшихся.

— Другого выхода нет, — с неохотой подтвердил корабельный врач.

Что несколько странно, потому что он оказался бы последним, к кому применили бы санкции за нарушение инструкции группы «Экстра». Из того же, что пробормотал первый инженер, можно было понять, что он тоже присоединяется к общему мнению. Его запас решительности выплеснулся в двух избыточных твердых знаках и едва начинал восстанавливаться.

— Ну что же, — сказал командир крейсера, — мое мнение вы уже поняли. Я считаю, что в данной ситуации это единственный достойный выход. Лейтенант Гейзер!

— Есть, сэр! — отозвался тот, подавив желание крутануться в кресле.

— Быстро найдите подходящее место что-то вроде пустыни или безжизненного острова — и начинайте посадку! Не возбраняется посадка на полярном континенте.

— Есть, сэр! — отчеканил Гейзер.

Что же касается остальных, почувствовав облегчение — решение было принято, а последствий оставалось еще ждать и ждать, — почти все повернулись к экранам. Такое же чувство испытывает специалист по компьютерным играм, который перепробовал, кажется, их все, считает себя докой в любых тонкостях, успел основательно ими пресытиться, но вот именно сейчас, в данный момент, ему в руки попала чудесная игрушка, которой хочется с душой… Ну если не наиграться досыта, то хотя бы как следует повертеть и всесторонне ознакомиться. Прокручивая созданную компьютером карту полушарий, Гейзер выбирал место для посадки. Звездолет еще плыл в пустоте, подвешенный на воображаемой, но крепкой проволоке, носящей условное название «орбита», голубая планета вращалась на абстрактной, но очень надежной оси, которую ее географы еще не придумали, но обязательно придумают, и никто из ее обитателей даже не представлял, что…

Единственным, кто не интересовался планетой, оставался капитан Никсон. Вместо того чтобы пялиться в экран, он подозвал к себе младшего инженера.

— Ник, — начал он, обозначив тем самым степень неофициальности разговора, — а ты действительно смог бы подделать запись в бортжурнале?

Младший инженер явно почувствовал себя не в своей тарелке.

— Да, сэр, — ответил он.

— А почему ты так думаешь?

— Ну… — начал младший инженер. — Я вообще мог бы стать неплохим хакером.

— В самом деле? — переспросил капитан. — Мог бы быть или был?

Младший инженер колебался.

— В юности я неплохо ломал компьютерные программы, сэр, — признался он. — И даже как-то запустил вирус на специальный сайт нашей мэрии.

— Понятно, — сказал капитан Никсон, — Это хорошо, что ты мне признался. Только у меня к тебе просьба. А также добрый совет. Никому больше об этом не говори. Обещаешь мне это, сынок?

Гейзер тем временем определился с местом посадки. Оставив без внимания пустыни и отказавшись от покрытого ледниками полярного континента, он остановил свой выбор на затерянном в просторах океана острове, лишенном каких-либо признаков разумной жизни.